Текст книги "Медноголовый"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)

Часть третья

9

Армия южан заняла позиции по дуге северо-восточнее Ричмонда. Генерал Джонстон оттянул войска так далеко назад, что северяне слышали перезвон церквей вражеской столицы, а западный ветер доносил до их ноздрей амбре табачных фабрик и дым.

Газеты наперебой стенали, что янки подпущены слишком близко к Ричмонду, а врачи обеих армий били тревогу из-за того, что личный состав вынужден дышать гнилыми испарениями болот у реки Чикахомини, из-за чего лазареты переполнялись умирающими от лихорадки военнослужащими. Доктора умоляли передислоцировать войска в местность суше и здоровее, но генерал Джонстон отвечал, что судьба Ричмонда может решиться только здесь, поэтому придётся потерпеть. Такова стратегия, говорил Джонстон, и этот военный термин заставлял медиков замкнуть уста и беспомощно смотреть, как угасают их пациенты.

В конце мая, душным пятничным вечером Джонстон собрал своих адъютантов растолковать им свой план. Пришпилив в гостиной занятого под штаб дома к стене карту, генерал заговорил, пользуясь вилкой на длинной ручке, как указкой:

– Полагаю, джентльмены, вы теперь видите, с какой целью я волок за собой генерала МакКлеллана к Чикахомини? Он вынужден был разделить свою армию. – Джонстон постучал по карте сначала севернее, затем южнее синей змеи Чикахомини, – Как вам известно, главное правило войны состоит в том, что полководец перед лицом врага не должен разделять своё войско, но МакКлеллан об этом правиле забыл.

Иногда на Джонстона находило, как сегодня, настроение читать лекции, и тогда он вёл себя так, будто стоял на кафедре в Вест-Пойнте, а перед ним были не офицеры, а зелёные курсанты.

– Так почему же нельзя разделять свою армию, джентльмены? – осведомился генерал, выжидательно глядя на своих адъютантов.

– Потому что в этом случае она может быть разгромлена по частям, сэр. – ответил кто-то.

– Точно так. И завтра на рассвете нам предстоит разгромить вот эту часть войска северян. – Джонстон постучал вилкой по карте, – Разгромить в пух и прах, джентльмены.

Он обвёл зубцами вилки часть карты восточнее Ричмонда к северо-западу от Чикахомини. Верховья реки лежали к северо-западу от города, оттуда её русло, расширяясь, уходило вкось к северным предместьям Ричмонда и вниз через болота восточнее, чтобы влиться в полноводную Джеймс-ривер. Водительствуемая Джонстоном армия Конфедерации находилась к югу от Чикахомини; силы же МакКлеллана были рассечены рекой на северную и южную группировки. Джонстон намеревался воспользоваться густыми туманами, затягивавшими болота по утрам, и разбить южную половину армии янки до того, как ей на помощь успеет придти поспешно наведённым переправам половина северная.

– …И сделаем мы это, джентльмены, утром. Завтра утром. – объявил генерал и не сдержал довольной усмешки, видя крайнее изумление на лицах подчинённых.

Он радовался, потому что ошарашённые физиономии адъютантов свидетельствовали: он добился своего. О плане Джонстона не знал никто, даже его заместитель, генерал Смит. Даже президент Дэвис. Слишком много шпионов было в Ричмонде, да и в армии мог найтись мерзавец, готовый перебежать к врагу с предупреждением, а успех плана зависел от внезапности, и Джонстон молчал, как рыба, вплоть до сегодняшнего вечера, вечера накануне удара, когда адъютантам предстояло развезти приказы дивизионным командирам.

Честь возглавить наступление выпала дивизии Дэниела Хилла. Она должна была атаковать центр боевых порядков янки.

– Задача Хилла – связать северян боем, – просвещал Джонстон адъютантов, – связать, дав нам время подобраться и опрокинуть их фланги. Здесь и здесь.

Генерал ткнул вилкой в карту, показывая, в каких местах два крыла трезубца вспорют оборону янки, наколотых на центральный зубец дивизии Хилла.

– Лонгстрит ударит по северному краю, а генерал Хьюджер – по южному, и к полудню, джентльмены, если Бог даст, на болотах Уайт-Оук-Суомп не останется ни одного янки, который бы не был или мёртвым или пленным.

Джонстон предвкушал победу. В его ушах уже звучал восторженный рёв толпы; мысленно он выезжал на Капитолийскую площадь Ричмонда, отмечая с удовлетворением зависть на лицах соперников-генералов Борегара и Ли. План, он был в этом уверен, не имел ни единого изъяна. И от славы генерала отделяла только сама битва, что начнётся на рассвете, когда солдаты в сером под покровом белёсого тумана двинутся на врага. И если они застанут противника врасплох, верил Джонстон, победа им обеспечена.

Трём адъютантам были выданы три пакета приказов для доставки командирам трёх дивизий. Адаму Фальконеру выпало ехать в штаб генерала Хьюджера, находящийся почти в черте Ричмонда.

– Ваш пакет приказов, – протянул Адаму толстый запечатанный конверт Мортон, всегда обходительный и вежливый начальник штаба Джонстона, – Вот здесь распишитесь, Адам.

Поданный вместе с приказами Адаму листок представлял собой расписку в получении конверта.

– И, уж будьте так добры, проследите, чтобы Хьюджер, взяв приказы, тоже расписался. Старик, наверняка, залучит вас на ужин, но, умоляю, не засиживайтесь. К полуночи мы ждём вас обратно. Предстоит трудный день, нам всем надо выспаться. Да, ещё, Адам, очень вас прошу: удостоверьтесь в том, что Хьюджер понимает свою завтрашнюю задачу.

Для этого-то Джонстон и тратил время, разъясняя план адъютантам. В случае, если у дивизионных командиров возникнут вопросы, на них будет кому ответить. К себе вызывать генералов Джонстон не решился, потому что сбор высших офицеров насторожил бы солдат, и кто-нибудь обязательно рванул к северянам сообщить о том, что запахло жареным.

Адам поставил в документе подпись, удостоверяя, что взял конверт, и положил бумагу в кожаный планшет на поясе.

– Я бы на вашем месте поспешил. – дружески сказал полковник Мортон, – А то дождь вот-вот польёт. Пусть Хьюджер непременно распишется в получении. В крайнем случае, его начальник штаба и никто другой.

Стоя на веранде, Адам дожидался, пока оседлают его лошадь. Густой воздух был тяжёл, под стать настроению. Адам повертел в руках конверт, в котором, возможно, лежало крушение всех его надежд. Завтра, может быть, из-за этого конверта северная армия побежит так же безоглядно, как бежала у Булл-Рана. Ему представились несчастные, избиваемые южной солдатнёй на болотах Уайт-Оук-Суомп с тем же остервенением, с каким избивались северяне у Боллз-Блеф. Адам так живо вообразил красную от крови Чикахомини, несущую в Джеймс трупы, что, будь готова лошадь, он вскочил бы в седло и, не помня себя, поскакал бы мимо дозоров южан прямиком к северянам. Лишь подумав об отце, чьё сердце будет разбито, и о Джулии, Адам образумился. Да, война была неправильной, но он оставался Фальконером, наследником славы предков, воевавших плечом к плечу с Джорджем Вашингтоном. Никогда Фальконеры не пятнали своей чести дезертирством к врагу.

Но может ли быть врагом Фальконера страна, основанная Джорджем Вашингтоном?

Адам опять взглянул на конверт и в тысячный раз спросил себя: почему «юный Наполеон» не проявил свойственной Наполеону решительности? Адам подробно и ясно расписал ему слабость обороны южан на полуострове и ждал, что армия МакКлеллана обрушится на врага, подобно сонму ангелов мщения, а вместо этого северяне ползли вперёд со скоростью улитки, дав конфедератам достаточно времени, чтобы укрепиться под Ричмондом. И теперь, когда войско федералов находилось на расстоянии неспешной вечерней прогулки от мятежной столицы, южане намеревались нанести противнику неожиданный удар в самое сердце, и Адам, глядя с веранды на тёмные грозовые облака над лесом, с горечью понимал, что не в силах ничего изменить. Дезертировать у него духу не хватало.

– Адам! Юноша! Вы ещё не уехали? Слава Богу! – полковник Мортон высунулся сквозь муслиновые занавески окна на дальнем конце веранды, – Ещё один пакет для вас!

– Минутку, сэр.

Адам приказал приведшему лошадь ординарцу привязать её к перилам. Конь опустил голову к узкому островку жухлой поросли у крыльца. Раб владельца снятого под штаб дома вяло копался на стоптанных лошадями грядках. Заморившись, негр опёрся на заступ передохнуть, но вспомнил о маячащем на веранде Адаме, смахнул со лба пот и вновь принялся за работу. Адам, глядя на него, вдруг испытал острый прилив иррациональной ненависти ко всей чёрной расе. Господи, зачем в Америку принесло этих убогих созданий, без которых страна была бы счастливейшей землёй на свете? Злость мгновенно сменилась стыдом. Рабы не по своей воле прибыли сюда, их привезли насильно. Белые привезли, и белые же развязали эту войну.

– Жарко сегодня, не правда ли? – окликнул Адам раба приветливо, словно в искупление предыдущих размышлений.

– Даже слишком, масса.

– В такую жару надо чаще отдыхать.

– На небесах отдохнём, благодарение Господу Иисусу, масса. – сказал негр, вонзая лопату в красную вязкую землю.

На веранду, звеня шпорами, выбежал полковник Мортон:

– Мы решили передать часть бойцов Хьюджера Питу Лонгстриту. Хьюджеру это не понравится, но Лонгстрит ближе к янки, и раньше ввяжется в бой, так что дополнительные стрелки лишними ему не будут. И очень вас прошу, будьте с Хьюджером повежливее.

– Как скажете, сэр. – Адам принял второй конверт, – А мне…

Он хотел спросить, надо ли ему расписываться за второй конверт, но Мортон нетерпеливо махнул рукой:

– Поспешите, юноша, пока хляби небесные не разверзлись. И умоляю, помягче с Хьюджером. Он обидчив и мнителен, как старая дева!

Адам скакал на запад. Там, где дорога проходила по лесу, дышать было, вообще, нечем. Листья деревьев не колыхало ни единое дуновение ветерка, и это было неестественно и жутковато, но последние дни всё казалось Адаму дурным сном, даже Джулия. Она написала ему, прося приехать для разговора. Из её письма следовало, что разговор предстоит не личного свойства, но Адам всё же подозревал, что Джулия собирается положить конец их отношениям. Последнее время Адам начал думать, что никогда по-настоящему не понимал Джулию, и страшился того, что она гораздо глубже, чем казалось ему. На первый взгляд, она была простой, набожной, благовоспитанной юной леди, однако Адам чувствовал: под этой оболочкой дремлет вулкан страстей, который его, Адама, пугал до дрожи в коленках. В Джулии он узнавал свою мать и, хорошо изучив нрав своего отца, подозревал, что брак его родителей умер из-за подобной же несхожести характеров.

Натянув поводья, он остановил коня в роще вдали от полковых бивуаков. Путь его пролегал мимо доброго десятка таких лагерей, но сейчас Адам был один в вымершем тихом лесу, и у него появилась смутная, не оформившаяся до конца идея. Он достал оба конверта, внимательно осмотрел их, взвесил в руках. Пакеты были одинакового светло-коричневого цвета, одинаково запечатаны одинаково красным сургучом, подписаны одинаковым почерком. Единственное, что их отличало друг от друга, – конверт с приказами был чуть толще и тяжелее.

Адам достал расписку. В ней упоминался лишь один пакет. Как заворожённый, Фальконер уставился на оба конверта. А могло статься, что он забыл бы отдать пакет с приказами? Могло. Всякое случается. И Хьюджер поутру не пошёл бы в наступление. И тогда северяне завтра бы победили, взяли Ричмонд. Кто бы вспомнил в этом случае о потерянном пакете приказов? Никто. Но даже если допустить, что Юг победит без дивизии Хьюджера, хватятся ли, начнут доискиваться, почему Хьюджер не участвовал в битве? Начнут, обязательно начнут, в этом Адам не сомневался. Но кто квалифицирует его поступок, как измену? Никто. Как рассеянность, головотяпство, в худшем случае – халатность. А последствия? Ну, из штаба Джонстона его, конечно, попросят, но Адама с распростёртыми объятиями примет отец начальником штаба бригады. И кто знает, может, всем будет от этого лучше?

– О, Господи Боже… – прошептал Адам, но его слова были данью привычке, а не мольбой о помощи, потому что решение он уже принял.

Медленно и обстоятельно Адам разорвал конверт с приказами о наступлении пополам, затем ещё раз пополам, и ещё, и ещё… Он рвал конверт с документами торжественно, словно рвал саму ткань истории. Когда от пакета осталась груда клочков, Адам брезгливо стряхнул их в заполненную водой придорожную канаву. И почувствовал умиротворение. Он лишил победы целую армию. И от этой мысли тяжкий груз сомнений и тоски, тяготивший последние дни, исчез с его плеч долой. Адам выпрямился в седле и погнал коня на запад.

Спустя полчаса майор Фальконер подъехал к домику, в котором расположился генерал Хьюджер со штабом. Для начала он с настойчивостью на грани грубости добился того, что Хьюджер поставил закорючку в расписке, и лишь после этого выдал генералу конверт с приказом о передаче Лонгстриту части солдат. Хьюджер распечатал пакет и вчитался в предписание. Генерал Хьюджер был человеком тщеславным, гордящимся своими французскими корнями. В армии развалившихся США он сделал головокружительную карьеру и находил удовольствие в том, чтобы сравнивать бывших работодателей с нынешними не в пользу последних.

Генерал-майор Бенджамин Хьюджер (1805–1877). Чарльстонец, внук героя войны за независимость США Бенджамина Хьюджера. Вест-Пойнт окончил в 1825 году, участвовал в американо-мексиканской войне, возглавлял много лет арсеналы в форте Монро, затем в Харперс-Ферри, побывал в качестве военного наблюдателя в Крыму.

– Я не понимаю… – сварливо сказал генерал Адаму.

– Простите, сэр?

Фальконер стоял с адъютантами Хьюджера на веранде, выходящей к ручью Гиллис-крик. Дом был расположен так близко к Ричмонду, что Адам видел крыши и трубы города за пристанями Рокетт-лэндинг, у которых торчали мачты и реи дюжины судёнышек, запертых здесь запрудой у Друри-Блеф. В конце луга, уставленного фургонами и пушками дивизионной артиллерии протянулось вдоль ручья полотно Ричмонд-Йоркской железнодорожной ветки. В меркнущем свете уходящего дня по дороге с пыхтеньем двигался локомотив, волокущий в сторону города состав платформ, на которых разместились воздухоплаватели Конфедерации. Для того, чтобы сшить им воздушный шар, модницы Ричмонда пожертвовали своими шёлковыми платьями. На одной из платформ была установлена лебёдка с шаром, на других – химическая аппаратура, вырабатывающая водород. Воздухоплаватели катались по участку дороги до станции Фэйр-Оук-стейшн (за которой дороги были разобраны), оглядывая вражеские позиции, и сейчас возвращались назад.

– Насколько я понял, – седовласый Хьюджер вперил в Адама недоброжелательный взгляд поверх очков для чтения, – моих людей отдают под начало генерала Лонгстрита?

– Да, сэр. – кивнул Адам.

Хьюджер издал серию коротких сопений, очевидно, изображающих иронический смешок:

– А генералу Джонстону известно, что я старше генерала Лонгстрита по званию?

– Уверен, известно, сэр.

Хьюджер не отказал себе в невинном удовольствии присыпать рану, нанесённую его самолюбию, солью:

– Генерал Лонгстрит, помнится мне, в старой армии заведовал казной? И был простым майором. Едва ли в обычных условиях он поднялся хотя бы до полковника, да и доверили бы ему что-либо более ответственное, чем выдавать войскам жалование, вот в чём вопрос? А теперь, извольте полюбоваться, он будет отдавать приказы моим подчинённым!

– Только некоторым, сэр. – вежливо уточнил Адам.

– И с какой стати? Джонстон дал какое-нибудь разумное объяснение этому нелепому приказу?

Джонстон-то дал, но пересказывать это объяснение Хьюджеру не входило в планы Адама, и он промямлил, что генерал Лонгстрит ближе к вражеским позициям, а потому нуждается в усилении.

– Это временная мера, сэр. – закончил Адам, глядя мимо генерала на поезд.

Состав медленно тормозил. Барабан лебёдки вращался, наматывая последние метры привязи шара. Клубы дыма из паровозной трубы выглядели неожиданно бело и ярко на фоне грозовых туч.

– Нет, я не жалуюсь. – продолжил генерал со скандальными интонациями в голосе, – Я выше жалоб, потому что чего ещё ожидать от этой армии? Тем не менее, со стороны Джонстона было бы просто вежливо разъяснить причины, по которым он отбирает у меня солдат ради того, чтобы передать их бывшему счетоводу. Вежливо, всего-навсего. Разве нет?

Он вопрошающе воззрился на двух своих адъютантов. Те согласно закивали.

– Уверен, что генерал Джонстон и в мыслях не держал вас обидеть, сэр. – сказал Адам.

– Не сомневаюсь, молодой человек в том, что вы искренне верите в свои слова. Только я прожил на свете дольше вашего и лучше разбираюсь в подобных тонкостях. Может, генералу Джонстону понадобились мои бойцы охранять армейское жалование, а?

Полагавший себя аристократом Хьюджер покосился на адъютантов, и те отозвались смешками.

– Были времена, – жёлчно произнёс генерал, складывая приказ, – когда всё в армии Северной Америки шло должным порядком, как и во всякой правильно организованной армии.

Он брезгливо положил приказ на скамью, на цепях подвешенную к потолочным балкам веранды и холодно бросил Адаму:

– Что ж, молодой человек, приказ Джонстона вы мне передали, хотя смысл его от меня ускользнул. Вы, вероятно, торопитесь вернуться до того, как начнётся дождь, так что не смею вас задерживать.

Намёк был оскорбительно прозрачен, но Адам и не думал обижаться. Наоборот, было бы хуже, если бы Хьюджер забыл о самолюбии и попытался расспросить Адама. Пришлось бы хитрить, Хьюджер что-нибудь заподозрил, и всё пошло бы прахом… Сердце Адама сжалось, когда он представил ад, который устроил бы ему Джонстон за головотяпское обращение с пакетом, вскройся оно. Но не вскроется, успокоил он себя. Да и не головотяпство, а гораздо хуже.

Адам бережно спрятал расписку с закорючкой Хьюджера в планшет и взобрался в седло. Сегодня была пятница, значит, семейство Джулии, как обычно, проводит богослужение в госпитале Чимборазо. Фальконер чувствовал себя виноватым из-за того, что так и не выбрался к невесте, но сегодня до полуночи его у Джонстона не ждали, и Адам решил навестить Джулию. Он проехал мимо одного из звездообразных фортов, которыми Роберт Ли окружил Ричмонд. Укрепление было поверху выложено мешками с землёй. Кружки кройки и шитья сотнями мастерили мешки из лоскутов, поэтому оборонительные сооружения в мутном недобром свете подступающей ночи выглядели пёстро и диковато. Поднялся ветер. Он расправил на флагштоке над разноцветными бастионами стяг Конфедерации и разогнал липкий предгрозовой зной. Местность за рекой озарили лучи прорвавшегося сквозь тучи на западе солнца, и земля стала ярче неба. Адам предпочёл увидеть в этом знак Божьего одобрения совершённому им акту измены.

На заставе у въезда в город Фальконер предъявил часовому штабной пропуск. Издалека донёсся рокот грома, похожий на канонаду. Часовой скривился:

– Буря грядёт, майор. Сильная буря.

– Да уж.

– Не припомню такой поганой весны… – реплику солдата прервал новый громовой раскат, – Может, ливень нынче утопит пару-тройку янки. Всё меньше нам убивать.

Адам молча забрал у него пропуск и пришпорил коня. Молнии рассекли небо на севере. Адам пустил лошадь рысью. У самого госпиталя его настиг дождь. Уточнив у санитара, в каком бараке проводится служба, майор направил коня туда. Ливень барабанил по жестяным крышам бараков и полотняным – палаток, поставленных в дополнение к баракам. Отыскав нужное здание, Адам привязал коня к крыльцу и пошёл внутрь. За спиной майора небо расколола молния, и ливень хлынул, как из ведра, заглушая голос вещающего раненым преподобного Джона Гордона. Джулия радостно улыбнулась из-за фисгармонии. Фальконер притворил за собой дверь и осмотрелся. Миссис Гордон видно не было, но она иногда позволяла себе пропустить службу. Зато присутствовал неизменный мистер Сэмуорт, нервно втягивающий голову в плечи при очередном громовом ударе.

Преподобный перекрикивал стихию, а Фальконер встал у окна. В опустившейся на Ричмонд мгле сверкали молнии, заливая город ярким неживым светом, и Адаму показалось на миг, что в небесах тоже бушует война. Преподобный Гордон тем временем, сдавшись, махнул Джулии. Девушка нажала на клавиши, запела «Хвали Господа, благодать источающего», на последних тактах преподобный едва слышно за шумом грозы благословил присутствующих, и на том служба закончилась.

– Скоро прекратится! – крикнул преподобный Гордон Адаму скорее для себя, чем для него.

Гроза, вопреки его прогнозу, разыгрывалась всё сильнее. Крыша барака текла в дюжине мест, и Адам принялся помогать отодвигать койки от холодных струй. Джулия, желая видеть буйство природы собственными глазами, накинула пальто и вышла на заднюю веранду. Спустя минуту к невесте присоединился Адам. Некоторое время оба молча наблюдали, как под громовые удары землю терзают молнии. Где-то рядом выла собака. Целые реки мутной воды стекали с пригорка, на котором стоял госпиталь, вниз, к ручью Блади-Ран.

– У мамы мигрень. У неё всегда мигрень перед грозой. – сказала Джулия весело, даже чересчур весело, на взгляд Адама, но она всегда любила бури, видя в них отголоски хаоса, царившего в природе до того, как Господь создал землю.

Девушка плотнее запахнулась в пальто, и при очередной вспышке молнии Адам заметил, как блестят от возбуждения глаза Джулии.

– Ты хотела меня видеть? – спросил Адам.

– А ты меня нет? – поддразнила его Джулия¸ надеясь в глубине души на пылкий ответ в духе того, что он бы промчал сквозь тысячу гроз ради встречи с ней.

– Конечно, хотел. – обманул её ожидания Адам.

На веранде, кроме них двоих, никого не было. Тем не менее, Адам, следуя правилам приличия, стоял особняком от Джулии, хотя, как и она, прижался спиной к стенке барака, куда долетало меньше брызг.

– Ты написала, что у тебя разговор ко мне. – произнёс Адам.

Джулия, успевшая почти забыть о том давнем письме, столь давнем, что девушка сомневалась, актуальны ли до сих пор таинственные слова Натаниэля Старбака.

– Есть. – подтвердила Джулия, – Насчёт твоего друга Ната Старбака.

– Ната? – удивился Адам, внутренне приготовившийся услышать предложение расстаться.

– Он после тюрьмы искал тебя. Я перебирала книги в усадьбе твоего отца, когда Нат пришёл. Я помню, что ты не велел его пускать, но дождь был почти такой же сильный, как сегодня, а он выглядел таким потерянным, и я его пожалела. Ты не против?

Порыв, заставивший Адама запретить слугам пускать Натаниэля в дом из-за того, что он посмел притащить к Гордонам падшую женщину, давно остыл, и Адам просто осведомился:

– Чего он хотел?

Ответить Джулии помешал раскат грома. Чёрное небо растрескалось молниями. От одной из них за Джеймс-ривер в окрестностях городка Манчестер вспыхнул пожар, за несколько секунд погашенный дождём.

– Он просил тебе кое-что передать на словах. Я его послание не очень-то поняла, но он сказал, что ты поймёшь. В общем, он просил передать, чтобы ты перестал переписываться с его семьёй.

Адам окаменел, невидяще глядя перед собой.

– Адам? – окликнула его Джулия.

Он, не в силах отделаться от представившейся вдруг петли, свисающей с деревянной балки, хрипло переспросил:

– Что я должен перестать?

– Переписываться с кем-либо из его семьи. Тебе не кажется это странным? А мне кажется. Ведь семья Старбаков живёт в Бостоне, как бы ты мог с ними переписываться? Я, правда, перемолвилась с парой людей, получающих письма с Севера. Все твердят, что переписка связана с уймой сложностей, и с чего бы тебе идти на такие хлопоты ради возможности написать преподобному Элиалю Старбаку? Нат, правда, сказал, что объяснит всё так скоро, как сможет, но когда и где – тоже покрыто мраком тайны.

– О, Господи… – только и вымолвил Адам, объятый страхом и стыдом.

Как будет убит горем отец, когда выяснится, что его гордость – его сын, предал Виргинию. От кого Нат узнал? Может, от Джеймса? Другого объяснения не могло быть, от кого же ещё? И кто знает, кроме Ната?

– Где он? – напряжённо осведомился у Джулии Адам.

– Не знаю. Откуда мне знать?

На самом деле некоторое представление о возможном местопребывании Старбака у Джулии имелось, но в силу того, что сведениями поделилась с ней Салли Труслоу, мисс Гордон считала разумнее промолчать. Джулия всё же собралась с духом и явилась в усадьбу к Салли, вооружённая Библией и сумкой, полной брошюр, описывающих муки грешников в преисподней. Но крестовый поход вышел не таким, каким она себе его воображала. Вместо того, чтобы наставлять грешницу на путь истинный, Джулия с неожиданным для себя удовольствием пересмотрела внушительный гардероб Салли. Потом они много смеялись, и болтали, болтали, болтали: можно ли для вуалей использовать не тюль, а прокрахмаленную кисею; о батисте и атласе, о рюшиках и тесёмках, обо всех женских радостях, беседа о которых позволила забыть о нависшей над городом опасности. Джулию несколько покоробило, когда Салли поделилась с ней планами создания во флигеле усадьбы спиритического салона, но Салли так честно и восторженно рассказывала обо всех уловках, с помощью которых намерена дурачить клиентов, и Джулия про себя решила, что цинизм Салли искупается простодушием. Забота «мисс Ройал» о Старбаке тронула Джулию, а когда Салли по секрету поведала ей, что Нат к невесте друга неровно дышит, почувствовала себя почему-то польщённой. Нет, положительно Адаму о том визите говорить не стоило. Ничего, кроме праведного гнева, у него известие о посещении его невестой дома греха не вызвало бы, хотя «гнездо разврата» выглядело не менее респектабельно, чем приличные дома Ричмонда и было гораздо чище многих из них. Но Адаму знать о визите всё же не стоило, как и матушке Джулии.

– А зачем тебе знать, где Нат? – поинтересовалась мисс Гордон.

– Наверно, незачем.

Адам беспокойно переступил с ноги на ногу. Звякнули шпоры, тихо, едва различимо на фоне гула дождя и воя ветра.

– Так что же его послание означает? – прямо спросила Джулия.

От неё не укрылось то, что Адам после загадочного сообщения Старбака стал сам не свой, и её разбирало любопытство.

– Тут дело вот в чём… – начал Адам, лихорадочно подыскивая правдоподобное объяснение. Врать он не умел. Чтобы скрыть смущение, он отлепился от стены и, шагнув вперёд, положил руки на мокрые перила веранды.

– Вот в чём… – повторил он, – Это когда Нат у нас впервые появился. Я пытался, отец тоже. Ну, помирить Ната с его родными. Это казалось важным. Наверно, Нат имел в виду наши попытки.

– Зачем же тогда ему было столько тумана напускать? – осведомилась Джулия, не поверившая ни одному слову.

– Не знаю.

Они замолчали. Заходился в вое несчастный пёс, ржали кони, хлопали на ветру тканевые стенки палаток.

– Что он натворил? – прервала затянувшуюся паузу Джулия.

– То есть?

– Из-за чего рассорился с семьёй?

Адам помедлил, затем пожал плечами:

– Сбежал.

– И всё?

Адаму не хотелось посвящать Джулию в то, как Старбака окрутила, впутала в кражу и бросила актрисулька.

– Вёл он себя плохо. – понимая, насколько глупо фраза прозвучала, Адам поправился, впрочем, тоже не очень удачно, – Он сам-то не плохой человек, просто…

Адам замялся, подыскивая подходящее слово, и Джулия пришла жениху на помощь:

– Увлекающийся?

– Да. – благодарно подтвердил Адам, – Увлекающийся.

От продолжительного громового раската, казалось, содрогнулась земля, освещённая вспышкой очередной молнии.

– Когда придут янки, – сменил тему Адам, – тебе лучше побыть дома.

– А ты полагал, что я намерена встречать их хлебом-солью? – съязвила Джулия.

– Флаг у тебя есть? Я имею в виду, флаг Соединённых Штатов?

– Нет.

– На Клей-стрит у меня в комнате должен быть один. Скажи Полли дать его тебе. Вывесишь дома в окно.

Джулия внимательно посмотрела на жениха и настороженно произнесла:

– Ты, кажется, не сомневаешься в том, что они возьмут Ричмонд?

– Возьмут. – выдохнул Адам пылко, – Этого хочет Бог.

– Да? Тогда почему же Бог, вообще, довёл до войны?

– Мы объявили войну, а не Бог, – упрямо сказал Адам, – И довели страну до войны люди, а не Бог. Юг довёл.

Он помолчал, собираясь с мыслями:

– Когда отец твердил мне, что Америка нуждается в кровопускании, чтобы сбить владеющий ею жар, я поверил. Одна битва, уговаривал меня отец, и мы все опомнимся. Но мы не опомнились! Мы вязнем всё глубже и глубже!

Последнюю фразу он почти выкрикнул, затем помолчал и добавил угрюмо:

– Мы заслужили быть наказанными.

Джулия слушала Адама, не веря своим ушам. Невольно вспомнилась бравада Старбака, и процитированные им задиристые слова Джона Пола Джонса[12]12
  Джон Пол Джонс, 1747–1792 – шотландский моряк, герой войны за независимость США. Успел послужить в конце жизни в российском флоте, где подписывался как «Павел Джонес». Прим. пер.


[Закрыть].

– Мы же ещё и не начинали драться по-настоящему. – вслед за Старбаком повторила она и подивилась собственной воинственности.

Джулия никогда не относила себя к поборникам войны, но вопросы войны и мира сейчас слишком тесно переплелись с зашедшими в тупик отношениями между ней и Адамом.

– Что же, Адам, предлагаешь нам сдаться без боя?

– Мы заслужили, чтобы быть наказанными. – сказал Адам, – Мы спустили с привязи зло, и оно осквернило нас. Я сам тому был сегодня свидетелем.

Он замолчал. Джулия, предположившая, что Адам видел в течение дня какое-то особенно ужасное ранение или страшную смерть, из деликатности тоже хранила молчание. Наконец, Адам заговорил. Он рассказал о том, как увидел раба, как мысленно завиноватил в этой войне всех чернокожих, и о том, какой стыд испытал, одумавшись.

– Война будит в нас всё самое худшее. Лопаются нити, связывающие нас с Господом, и мы дрейфуем без руля и ветрил, влекомые рекой зла в ад.

Джулия подняла бровь:

– То есть, ты считаешь, что Юг заслужил проигрыша в войне только потому, что ты плохо подумал о каком-то рабе?

– Америка – единая страна, вот как я считаю.

– Звучит, на мой взгляд, так, – произнесла Джулия, пытаясь справиться с поднимающейся в её душе волной гнева, – будто ты сражаешься не на той стороне.

– Может быть. – пробормотал Адам, но не настолько тихо, чтобы его слова скрыл от Джулии шум дождя.

– Тогда ты должен ехать на Север. – холодно рассудила Джулия.

– Должен ли? – слабо вопросил Адам, словно и вправду просил у Джулии совета.

– Надо сражаться за то, во что веришь. – убеждённо сказала она.

Адам кивнул и, помявшись, спросил:

– А ты?

Джулия посмотрела на него, словно видела в первый раз. Салли Труслоу в разговоре с ней обмолвилась, что мужчины, как бы ни пыжились, на деле беспомощны, словно слепые котята. Тогда высказывание показалось Джулии нелепым, но сейчас…

– А что я?

– Ты готова оставить Юг?

– Ты зовёшь меня с собой, Адам?

Джулия затаила дыхание. По сути, она подсказывала Адаму ответ. Предложи он ей в эту минуту руку и сердце, она, не задумываясь¸ пошла бы за ним на край света, ибо великие чувства надо доказывать великими жертвами. Джулия подсознательно жаждала любви, сокровенной и непостижимой, как церковные таинства, но при этом яростной и неистовой, как беснующаяся над столицей Виргинии буря. Адам её ожиданий не оправдал, на диво твёрдо сказав: