Текст книги "Медноголовый"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)

– Говорят, будто пули именно свистят. Это так? – Делани снял очки и тщательно протирал линзы носовым платком.

– Да.

– В какой тональности?

– Никогда не обращал внимания.

– Интересно, а, может, по-разному летящие пули и звучат, как разные ноты? Умелые стрелок мог бы пулями высвистеть целую мелодию. – пофантазировал вслух адвокат и пропел начальную строчку популярной в Ричмонде минувшей зимой песенки, – «Чего же медлишь ты, Рохля-Джордж?» Хотя он больше не медлит, да? Как считаешь, всё решится на полуострове?

– Если решится, – сказал Старбак, – то я хочу быть там.

– Ты неумно кровожаден, Нат. – Делани выудил из тарелки кусок хряща и показал Старбаку, – Вот что приходится есть. Слава Богу, у меня хотя бы дома есть, чем порадовать желудок.

Он отодвинул тарелку. Они обедали в ресторане отеля «Спотсвуд-Хаус». Натаниэль покончил со своей порцией, достал пачку чистых паспортных бланков и толкнул к адвокату.

– Отлично. – Делани прибрал бланки, – Так, должен я тебе четыре сотни долларов.

– Сколько? – изумился Старбак.

– А что ты хотел, мой милый Старбак? Паспорта нынче в цене. – довольно промурлыкал законник, – Северные шпионы отваливают за каждую такую бумаженцию целое состояние!

Он засмеялся, показывая, что просто дразнит приятеля.

– В любом случае, я продаю паспорта за приличные деньги, и ты в доле. Всё справедливо. Полагаю, ты предпочтёшь получить долю в деньгах северян?

– Какая разница?

– Большая, поверь мне. Северные доллары идут к нашим один к трём.

Делани, ничуть не стесняясь других посетителей ресторана, достал толстую пачку новых ассигнаций Союза. Южане тоже уже напечатали собственные банкноты, но их ценность падала с первого же дня из-за обрушения всей ценовой системы. Масло стоило пятьдесят центов за полкилограмма, растопка – восемь долларов за связку, кофе нельзя было достать ни за какие деньги, даже хлопок, основа южного процветания, удвоился в цене. Комната, ещё год назад сдававшаяся за пятьдесят центов в неделю, теперь обходилась в десять долларов.

Впрочем, Старбака цены на съёмное жильё не беспокоили. Он имел свой закут в хозяйственной части огромной усадьбы на Франклин-стрит, где жила с недавних пор Салли Труслоу и её товарки с прислугой, кухарками и портнихой. Особняк был истинной жемчужиной города и принадлежал табачному фабриканту, разорённому блокадой. Бельведер Делани купил у него усадьбу и превратил в самый дорогой ричмондский дом свиданий. Мебель, картины, отделка если и не были изысканнейшими в городе, то, по крайней мере, казались таковыми при свете свечей, а вино, еда и развлечения были настолько роскошны, насколько позволяла война. Дивы полусвета принимали клиентов по вечерам, а по предварительной записи и днём, но только по предварительной записи, без которой никто не мог миновать фигурные столбы у подножия широкой лестницы. Деньги меняли хозяев, но так неявно, что пастор церкви святого Иакова трижды побывал в особняке, пока догадался, какого рода торговля здесь процветает. Больше священника в усадьбе не видели, в отличие от трёх других духовных пастырей. Согласно установленным Делани правилам, в посещении заведения отказывалось офицерам в ранге ниже майора и одетым с вульгарным шиком штатским. Таким образом, клиентура состояла из людей богатых и благовоспитанных, хотя несколько портила всё необходимость принимать членов конгресса Конфедерации.

Комнатка Старбаку досталась крохотная и сырая в строении, стоящем в глубине запущенного сада. Платил Натаниэль за неё Делани бланками паспортов, а обитательниц заведения наличие под боком обстрелянного ветерана только радовало, потому что преступники в Ричмонде совсем распоясались. Кражи со взломом стали обычным делом, а уличные грабежи больше не возбуждали ничьего любопытства. И Старбак девушкам не отказывал, охотно сопровождая их к Дюкену, парижскому парикмахеру, или в один из магазинов модного платья, неведомо как ещё умудряющихся доставать товар.

Ясным утром Натаниэль дожидался Салли у входа в заведение Дюкена, читая в «Экзаминере» очередную статейку, требующую от руководства Конфедерации сбросить, наконец, трусливое оцепенение, владеющее ими, и вторгнуться в пределы северных штатов. Солнце, впервые за три недели, пригревало не по-весеннему жарко, и столица постепенно оживала, выходя из зимней спячки. Двое инвалидов Булл-Рана, с дробовиками охраняющее салон Дюкена, беззлобно подшучивали над Старбаком из-за состояния его мундира.

– С такой девушкой, капитан, нельзя одеваться в тряпьё. – нравоучительно заметил один из них.

– С такой девушкой дай Бог вообще не одеваться, хватило бы сил. – парировал Старбак, и охранники захохотали.

Один из них потерял под Булл-Раном ногу, второй руку.

– О «юном Наполеоне» в газете что-нибудь пишут? – спросил однорукий.

– Ни слова, Джимми.

– Так он в форте Монро или нет?

– Если он и в форте Монро, «Экзаминеру» об этом ничего не известно.

Джимми пустил длинную струйку табачной слюны в канаву:

– Как бы не вышло, что «его там нет, они в Ричмонд не придут», а потом – бац! – он уже в Ричмонде со всей своей чёртовой армией!

Виргинские газеты изощрялись в насмешках над МакКлелланом, но сквозь строки читалось загнанная вглубь опаска: неужели Север нашёл таки военного гения, и кого гению может противопоставить Юг? Первоначальное всеобщее восхищение Робертом Ли после его неудачи в западной Виргинии и бесконечного траншеекопательства, затеянного им вокруг Ричмонда, сменилось пренебрежением, выразившимся в прозвище «Король лопат». Тем не менее, у него всё ещё хватало сторонников. Горячей поклонницей Ли была и Салли Труслоу. Впрочем, стоит отметить, что девушка полагала генерала новым Александром Великим исключительно потому что, однажды повстречав её на улицах столицы, он благовоспитанно обнажил голову.

Старбак отдал газету Джимми и, бросив взгляд на выставленные в витрине часы, прикинул, что Салли выйдет не раньше, чем через четверть часа. Закурив сигару, он прислонился спиной к золочёной колонне у входа в салон. И в этот момент его окликнули:

– Нат!

Окрик донёсся с противоположной стороны улицы, и увидеть того, кто его звал, Старбаку мешали проезжающие друг за другом воз с пиленым лесом и изящная двуколка с расписными колёсами и мягкими подушками. Когда же они прогрохотали по брусчатке, Старбак узрел Адама, бегущего через улицу с протянутой для рукопожатия рукой:

– Нат! Прости, пожалуйста, я должен был ответить на твои письма! Как твои дела?

Натаниэль мог сколько угодно злиться на Адама, твёрдить себе, что их дружбе конец, но при виде искренней радости от встречи и раскаяния, написанных на лице друга, обида растаяла, как дым.

– Нормально. – ответил он неловко, – Ты-то как?

– Зашиваюсь, жутко зашиваюсь. Половину времени провожу здесь, половину – в штабе армии. Держу связь между командованием и правительством, да получаю все шишки. Джонстон с Дэвисом грызутся, а крайний для них обоих я.

– Ну, меня крайним выставил твой отец. Причем, в буквальном смысле выставил. Из Легиона. – с болью сказал Старбак.

Адам нахмурился:

– Мне жаль, Нат. Правда, жаль. – он виновато покачал головой, – Извини, я помочь не в силах. Хотел бы, но отец настроен против тебя и меня не послушает.

– А ты не пытался его переубедить?

Адам замялся, но природная честность взяла верх:

– Нет, не пытался, но только потому, что это бесполезно, Нат. Я не видел его больше месяца, а от писем проку не будет. Может, мне и удастся смягчить его, но для этого мне надо поговорить с ним, понимаешь? Лично говорить. Что, потерпишь до той поры?

– Куда ж я денусь, потерплю. – криво улыбнулся Натаниэль.

Если Адам не сможет переупрямить Фальконера-старшего, то никто не сможет.

– Выглядишь цветуще. – сменил тему Натаниэль.

Последний раз он видел друга под Боллз-Блеф, где Адам из-за ужасов сражения, казалось, был готов лишиться рассудка, но теперь он вновь лучился уверенностью в себе и энтузиазмом. Его мундир был наглажен, сапоги со шпорами – начищены, металлические части снаряжения сияли, как само солнце.

– Ну… да. – смутился Адам, – Я с Джулией.

– С Джулией? Невестой, да? – живо заинтересовался Натаниэль.

– Официально – нет. – чуть скис Адам, – Мы не помолвлены из-за войны. Решили, что лучше отпраздновать помолвку, когда всё это безобразие закончится. Пойдём, я тебя с ней познакомлю? Она с её матушкой в лавке Сьювеллов.

– Сьювеллы, Сьювеллы… – пробормотал Старбак.

Среди владельцев магазинов модного платья или галантерей он Сьювеллов не припоминал. Адам, очевидно, понявший причину, заставившую задуматься его друга, с лёгкой укоризной объяснил:

– Это магазин духовной литературы, Нат.

Со слов Фальконера-младшего, мать его наречённой Джулии, миссис Гордон, открыла класс по изучению Библии для свободных чернокожих, пришедших в Ричмонд искать работу.

– Миссис Гордон и Джулия хотят начать с чего-нибудь попроще. Евангелие от Луки для детей, например. Кстати, Нат, а ведь у меня есть для тебя Библия.

– Библия?

– Твой брат передал для тебя. Я всё собирался послать тебе почтой, да так и не собрался. Пойдём же знакомиться с Джулией и её матушкой!

Старбак попятился:

– Я… не один.

Он кивнул на витрину салона, где были выставлены шиньоны, черепаховые гребни и всевозможные средства для ухода за волосами. В миг, когда голова Натаниэля качнулась, указывая на всё это великолепие, дверь парикмахерской распахнулась и из неё выпорхнула Салли. Предложив руку Старбаку, она обворожительно улыбнулась Адаму. Салли его узнала, а вот Адам её – нет. Немудрено, последний раз он видел её оборванной соплюшкой, которая таскала воду и ухаживала за скотиной на хуторке её отца. Теперь же перед ним стояла светская дама в платье с кринолином и тщательно завитыми локонами, выбивающимися из-под капора, украшенного лентами.

– Мэм. – поклонился Адам.

– Адам, ты… – начал Натаниэль, но Салли его перебила:

– Моё имя – Виктория Ройал, сэр.

Под этим псевдонимом Салли принимала клиентов ещё на Маршалл-стрит.

– Мисс Ройал. – склонил голову Адам.

– Майор Адам Фальконер. – подыграл Салли Натаниэль, заметивший, какое удовольствие ей доставило то, что Адам её не узнал, – майор – мой старый друг.

– Мистер Старбак упоминал при мне ваше имя, майор Фальконер. – сдержанно сказала Салли.

Облик её тоже нёс отпечаток скромности: тёмно-серое платье, капор с белыми, красными и синими лентами, которые были данью скорее патриотизму, нежели нарядности. Драгоценностей в Ричмонде нынче открыто не носили, – разгул преступности давал о себе знать.

– А вы, мисс Ройал, из Ричмонда? – полюбопытствовал Адам, но тут же забыл о вопросе, заметив свою драгоценную Джулию и её мать выходящими из лавки Сьювеллов на другой стороне улицы, и, не слушая никаких возражений, поволок знакомиться с ними Натаниэля с Салли.

Девушка, держа Старбака под руку, хихикнула и едва слышно прошептала:

– А он меня не узнал!

– Ещё бы! Но ради Бога, будь осторожна, они очень набожные. – на всякий случай предупредил Старбак, придавая лицу чинное выражение.

Он помог Салли подняться на тротуар, выбросил то, что осталось от сигары, и любезно улыбнулся миссис Гордон и её дочери.

Адам представил присутствующих друг другу. Миссис Гордон оказалась сухопарой матроной с тонким носом и хищным взглядом голодного ястреба, а вот её дочь… Старбак ожидал встретить серую церковную мышку, робкую и богомольную, но Джулию Гордон нельзя было упрекнуть ни в робости, ни в невзрачности. Наоборот, от неё исходило почти осязаемое ощущение вызывающей силы. Черноволосая, кареглазая, она, на взгляд Старбака, не была писаной красавицей, но в ней чувствовался стержень, характер, незаурядный ум, и Натаниэль, встретившись с Джулией глазами, испытал лёгкий укол зависти к Адаму.

Походя кивнув Салли, миссис Гордон обратился к Натаниэлю, желая немедленно знать, не состоит ли он в родстве с преподобным Элиалем Старбаком из Бостона. Капитан подтвердил: да, состоит, и уточнил, что знаменитый аболиционист приходится ему отцом.

– Мы знаем его. – поджав губы, сообщила миссис Гордон.

– Знаете, мэм? – переспросил Старбак, комкая в руках шляпу.

– Мой Гордон, – очевидно, она имела в виду мужа, – миссионер АОЕПБ.

– Ясно, мэм. – сказал Натаниэль уважительно.

Его отец являлся членом правления АОЕПБ, Американского Общества Евангельского Просвещения Бедных, несшего свет христианского спасения в самые тёмные уголки Америки.

Миссис Гордон оглядела потрёпанный мундир капитана:

– Ваш батюшка, вероятно, не очень-то гордится тем, что вы надели мундир Конфедерации, а, мистер Старбак?

– Уверен, что нет, мэм.

– Матушка, как всегда, вынесла приговор ещё до того, как выслушала свидетелей, поддела мать Джулия, вызвав невольную улыбку у Натаниэля, – Но у вас, мистер Старбак, ещё есть шанс подать аппеляцию, прежде чем приговор вступит в силу.

– Да подавать, в общем, нечего, мэм. Долгая история… – промямлил Старбак, сознавая, что никогда не решился бы рассказать Гордонам, как он, ведомый безответной любовью к дешёвой актрисульке, бросил Север, семью, учёбу и надежду на добропорядочное будущее.

– Слишком долгая, чтобы рассказывать сейчас, если я правильно вас поняла? – уточнила миссис Гордон голосом резким и пронзительным, посредством которого годами загоняла на проповеди закоренелых грешников из числа голоштанной паствы её преподобного супруга, – Тем не менее, я искренне тронута вашей готовностью грудью встать на защиту прав штатов, мистер Старбак. Наше дело благородное и правое. А вы, мисс Ройал, родом из Ричмонда?

– Нет, мэм, из округа Гринбрайер. – солгала Салли, назвав округ далеко на западе штата.

Как она ни работала над правильностью речи, но полностью избавиться от провинциального говора ей пока не удалось.

– Мой отец не хотел, чтобы я оставалась там (война, как-никак), и поэтому настоял, чтобы я погостила у родственницы, тётушки. Она живёт на Франклин-стрит.

– Возможно, мы с ней знакомы? – миссис Гордон окинула оценивающим взором наряд Салли, не упустив ни дорогого зонтика, ни изящной отделки лифа.

Мать и дочь, напротив, были одеты в простые, заштопанные кое-где платья, а Салли, что тоже не укрылось от зорких глаз миссис Гордон, пользовалась пудрой и косметикой, сатанинскими соблазнами, которым навсегда был заказан путь в дом Гордонов. Впрочем, юность и красота Салли заставили миссис Гордон смягчиться и не судить девушку излишне строго.

– Она болеет. – попыталась Салли увильнуть от дальнейших расспросов о мифической тётушке.

– Тогда она будет рада, если мы её проведаем. – встрепенулась миссис Гордон, как боевая лошадь при звуке трубы, – А где приход вашей тётушки, мисс Ройал?

Старбак пришёл на помощь Салли:

– Мисс Ройал приглашала меня на собрание в баптистский молитвенный дом на Грейс-стрит.

Он назвал самую малочисленную и малоизвестную из городских религиозных групп. Старбак чувствовал на себе серьёзный взгляд Джулии Гордон, и ему очень хотелось произвести на неё благоприятное впечатление.

– Тогда мы, наверняка, знакомы с вашей тётушкой. – не отставала от Салли миссис Гордон, – В Ричмонде мы с мужем знаем все крепкие в вере семейства. Правда ведь, Джулия?

– Правда, мама.

– Как фамилия вашей тётушки, мисс Ройал?

– Мисс Джинни Ричардсон, мэм. – в мнимые тётушки Салли произвела мадам публичного дома на Маршалл-стрит.

– Не уверена, что знаю каких-нибудь виргинских Ричардсонов. – нахмурилась миссис Гордон, – Молитвенный дом на Грейс-стрит, говорите? Нет, вы не подумайте, мисс Ройал, мы не баптисты…

Таким тоном она могла бы заверять Салли в том, что они – не проклятые паписты или каннибалы.

– … Но молитвенный дом этот я знаю. Возможно, вы как-нибудь выбрали бы время послушать проповедь моего мужа?

Приглашение касалось в равной степени и Салли, и Старбака.

– С удовольствием. – воодушевлённо отозвалась Салли, довольная тем, что миссис Гордон, наконец, оставила в покое выдуманную тётушку.

– Чаю попьём. – развила идею миссис Гордон, – Как насчёт пятницы? В пятницу мы проводим богослужение для раненых в госпитале Чимборазо.

Госпиталь Чимборазо был крупнейшей из армейских лечебниц Ричмонда.

– Я только за! – выпалила Салли неожиданно пылко.

– А вы, мистер Старбак? – осведомилась миссис Гордон у капитана, – Здоровые руки нам нужны. Некоторым из этих несчастных просто нечем держать Библию.

– Конечно, мэм. Почту за честь.

– Вот и прекрасно. Адам всё устроит. Только учтите, мисс Ройал, никаких кринолинов. Там не так много пространства между коек для подобных излишеств. Нам пора, Джулия.

Подпустив Салли шпильку напоследок, она, тем не менее, одарила её вполне благожелательной улыбкой, кивнула Старбаку и вместе с дочерью направилась вниз по улице. Адам торопливо пообещал Натаниэлю забросить ему в паспортное бюро записку, тронув шляпу, попрощался с Салли и побежал догонять своих дам.

Салли рассмеялась:

– Я наблюдала за тобой, Нат Старбак. Ты запал на эту библейскую девушку, а?

– Чепуха, – заявил Старбак.

На самом деле, его действительно тянуло к одетой в штопанное платье без кринолина Джулии Гордон, а почему тянуло он бы ответить затруднился. Может, потому что дочь миссионера олицетворяла собою мир благочестия, книг и безгреховности, от которого он отпал навсегда.

– Похожа на школьную учительшу. – сказала Салли, просовывая руку под локоть Натаниэлю.

– Значит, Адаму в самый раз. – рассудил Старбак.

– Чёрта с два. Она слишком сильная для него. Адам – тряпка. Там, где надо твёрдо выбрать одно или другое, будет долго жевать сопли, дёргаться, но так ничего и не надумает. А ведь он меня не узнал!

Удовольствие в её голосе позабавило Старбака:

– Не узнал.

– Поглядывал на меня, как будто вспоминал, а не вспомнил! Они, правда, пригласили нас на чай?

– Похоже на то. А мы, что же, пойдём?

– Почему нет? – Салли свернула в направлении Франклин-стрит.

– Да я всю проклятую жизнь провёл в таких добропорядочных богобоязненных домах и надеялся, что никогда больше туда не вернусь.

Салли засмеялась:

– Что, даже ради библейской девушки? – поддразнила она его, – А я бы пошла.

– О, нет.

– Пошла бы. Я хочу посмотреть, как живут добропорядочные семейства. Меня ещё никогда не приглашали в добропорядочный дом. Или ты меня стыдишься?

– Нет, конечно!

Салли резко остановилась, развернула к себе Натаниэля. Глаза её блестели от слёз:

– Нат Старбак! Ты стыдишься показаться со мной в приличном доме?

– Нет!

– Из-за того, что я зарабатываю на жизнь, лёжа на спине? Да?

Он взял её ладонь и поцеловал:

– Я не стыжусь тебя, Салли Труслоу. Я просто боюсь, что ты заскучаешь. Это очень нудный мирок. Мирок без кринолинов.

– А я хочу посмотреть. Я хочу знать, что такое эта самая добропорядочность. – сказала Салли упрямо и трогательно.

Старбак секунду поразмыслил и, утешившись мыслью, что, во-первых, официально их ещё никто не приглашал, во-вторых, Салли может сто раз передумать, решил в бутылку лезть.

– Хорошо. Если нас пригласят, мы пойдём. Обещаю.

– Меня ведь никогда никуда не приглашали. – быстро Салли, всё ещё готовая расплакаться, – А я хочу, чтобы приглашали. Я могу даже одну ночь не работать.

– Пойдём, пойдём. – успокаивающе повторял Старбак.

Ему вдруг подумалось: а что сказал бы миссионер, узнав, что его благоверная залучила на чаёк шлюху? Мысль позабавила его, и он твёрдо пообещал:

– Обязательно пойдём. Обязательно.

Джулия тем временем дразнила Адама Фальконера:

– Разве она не расфуфырена?

– Очень. Бесспорно.

– Но тебе же она понравилась?

Адам, слишком прямой, чтобы понять, что Джулия говорит не всерьёз, побагровел:

– Я…

– Адам. – перебила его невеста, бросив дурачиться, – Я полагаю, что мисс Ройал – редкой красоты девушка. Надо быть скалой, чтобы не обратить на неё внимания.

– Не во внимании дело. – честно сказал Адам, – У меня такое чувство, что мы с ней уже встречались где-то.

Беседовали они в гостиной крохотного домишка Гордонов на Бейкер-стрит. Комната была тёмной, густо пропахшей мебельным воском. За стеклянными дверцами полок рядами стояли тома комментариев к Библии и историй миссионеров, проповедовавших слово Божье язычникам. Единственное окно выходило на каменные надгробия кладбища Шоко-семетери. Здание находилось в самой бедной части Ричмонда, рядом с богадельней, благотворительной больницей, работным домом и кладбищем. Такая скромность в выборе жилья объяснялась, во-первых, политикой Американского Общества Евангельского Просвещения Бедных, требовавшего, чтобы его миссионеры жили среди пасомых, а, во-вторых, скаредностью правления, платившего служащим возмутительно низкое жалование. Правление состояло из северян, и жадность их во многом обусловила святую веру миссис Гордон в правоту южного дела.

– Я ведь точно откуда-то её знаю, – с досадой сказал Адам, – А вспомнить не могу!

– Только бесчувственный чурбан мог бы позабыть такую девушку, как мисс Ройал. – убеждённо произнесла Джулия и, видя, как сконфузился Адам, поспешила успокоить, – Ты не бесчувственный болван, Адам. Ты бы не забыл. Расскажи лучше о своём друге Старбаке. Он интересный.

– Достаточно интересный, чтобы мы за него молились. – хмыкнул Адам и рассказал, что Старбак готовился к рукоположению, но поддался соблазну. Адам не уточнял, какого рода соблазну, а Джулия была достаточно умна, чтобы не допытываться.

– Он сбежал на Юг, и, как ни жаль мне это говорить, но его выбор стороны в войне диктовался отнюдь не его политическими взглядами.

– Ты хочешь сказать, что он отпал от церкви?

– Боюсь, что да.

Джулия задумалась:

– А как, по-твоему, он отпал достаточно бесповоротно, чтобы нам было зазорно приглашать его на чай?

– Надеюсь, нет.

– Так что, будем приглашать?

Адам заколебался, затем в памяти всплыли слова Труслоу о том, что в Лисбурге Старбак до утра засиживался на молитвенных собраниях. Значит, вера ещё была жива в его сердце.

– Думаю, будем. – уверенно кивнул Адам.

– Тогда ты должен написать и пригласить их обоих. Мне показалось, что мисс Ройал не хватает дружеского участия. На завтрак останешься? Кроме жидкого супа нам, правда, нечего предложить, но ты всегда у нас желанный гость. Отец будет рад.

– Увы, дела. Но всё равно спасибо.

Адам шагал обратно в город. Мысли его были заняты таинственной мисс Ройал, но, как ни пытался припомнить, где мог её встречать, припомнить не удавалось. В конце концов, он сдался и, поднимаясь по ступенькам военного министерства, постарался выбросить её из головы.

По долгу службы он проводил каждую неделю день или два в Ричмонде, благодаря чему генерал Джонстон всегда знал, откуда и какой политический ветер дует и был в курсе последних сплетен. Кроме того, Адам осуществлял связь между штаб-квартирой Джонстона и интендантским ведомством Конфедерации. Он давал заявки на припасы и указывал, сколько и кому чего доставить.

Взаимодействие с интендантством позволяло Адаму совершенно точно знать, где, какие и какого состава части расположены, и сведения эти майор с соблюдением всех мер предосторожности передал Тимоти Вебстеру. Адам считал, что оба его донесения давным-давно отправлены в штаб МакКлеллана, а потому недоумевал, с какой стати северяне, будучи осведомлены о чудовищном численном преимуществе над силами южан на полуострове, тянут с наступлением. То, что янки продолжают увеличивать группировку в форте Монро, не было тайной, тайной было другое: почему эта группировка никак не разродится решительным ударом? Временами Адам начинал сомневаться, что МакКлеллан получил его донесения, и тогда сердце молодого человека сжималось от ужаса: а вдруг Вебстер схвачен? Успокаивало одно: Вебстеру не было ничего известно ни о личности агента, ни о том, как его отыскать.

Адам сидел в своём кабинете и составлял очередной рапорт Джонстону, – длинную бумагу, в которой указывал кучу всякой нужной и ненужной информации от числа возвращающихся в строй раненых до сведений о том, запасы каких видов военной амуниции были обновлены на складах Ричмонда. Закончил Адам разведсводкой, сообщавшей, что генерал-майор МакКлеллан до сих пор в Александрии, а янки не кажут носа из форта Монро. Добавив к своему докладу последние номера столичных газет, он отослал образовавшийся пакет вниз для отправки с нарочным в Калпепер-Куртхаус и распечатал письмо от отца. Как Адам и ожидал, оно содержало очередной призыв Фальконера-старшего к сыну оставить штабную работу и переводиться в бригаду его родителя. «Примешь Легион вместо Птички-Дятла, – писал Вашингтон Фальконер, – или, если захочешь, станешь у меня начальником штаба. Свинъярд очень уж своеобразен. Вне сомнения, в бою он проявит себя наилучшим образом, но пока слишком налегает на спиртное. Мне нужна твоя помощь.» Адам смял письмо, встал и подошёл к окну. Изящные белые колонны Капитолия позолотило садящееся солнце. Дверь кабинета скрипнула, и Адам обернулся.

– Принёс тебе в клювике горячую весточку, Фальконер. Добавишь в свой отчёт для Джонстона. – ухмыльнулся Адаму приоткрывший дверь офицер в рубашке без мундира.

Адаму едва удалось скрыть возбуждение:

– Они вышли из форта Монро?

– О, Боже, нет. Чёртовы янки, должно быть, пустили корни в форте. Кофе хочешь? Настоящий, из Ливерпуля привезли на судне – «прорывателе блокады».

– Буду благодарен.

Офицер, капитан из службы связи по фамилии Меридит, крикнул вестовому нести кофе и вошёл в кабинет:

– Янки – идиоты, Фальконер. Полоумные! Остолопы!

– Что же они такого натворили?

– А что могут натворить недоумки? Пустоголовые недоумки? – Меридит плюхнулся во вращающееся кресло Адама, водрузил грязные сапоги на обтянутую кожей столешницу и раскурил сигару, выбросив горелую спичку мимо плевательницы, – Придурки, болваны, ослы. Одним словом, янки. Ты знаешь, кто такой Аллен Пинкертон?

– Как не знать.

– Тогда слушай, тебя повеселит. Сюда!

Последнее слово было обращено к ординарцу, который внёс две дымящиеся кружки с кофе. Меридит дождался, пока солдат уйдёт и, похрюкивая от удовольствия, продолжил рассказ:

– Этот твой Пинкертон спит и видит, как бы выведать наши самые секретные секреты и самые тайные тайны. И кого же он для этого засылает? Хитроумных ребят, которых в лицо знает только он сам? Дудки! Он присылает двух лопухов, ещё полгода назад выявлявших в Вашингтоне наших сторонников и вышвыривавших их к нам! И вот один из этих вышвырнутых прогуливается себе по Брод-стрит и, – о, сюрприз! Приветик, говорит он, а я вас, милашки, знаю! Прайс и Льюис, собственной персоной; парочка, которая меня допрашивала и выкинула из Вашингтона! Ну, не идиоты ли? И теперь оба этих суперагента кукуют в кандалах в тюрьме Генрико-джейл! Как, весело?

– По-дурацки, это уж точно. – покачал головой Адам.

Душа у него ухнула в пятки. Скалли и Льюис. Мог ли Вебстер работать под одной из этих фамилий? Может, и мог. Может, из него сейчас пытками выуживают крупицы сведений об Адаме? О застенках Конфедерации ходили жуткие слухи, и Адам покрылся холодным потом. Принуждая себя сохранять внешнее спокойствие, невозмутимо отхлёбывая кофе, он мысленно твердил себе, что ни одно из двух донесений, которые он отдал Вебстеру, не подписано его именем, да и времени Адам потратил немало, выводя каждый рапорт печатными буквами, чтобы не узнать было по почерку. И всё равно страх не отпускал.

– Их, полагаю, повесят? – прочистив горло, спросил Адам, стараясь говорить как можно беззаботнее.

– Виселицу подонки точно заслужили, но Льюис – англичанин, а Скалли – убогий ирландец, то есть, счастье лицезреть эту парочку подданных Её величества на концах двух верёвок должно быть одобрено длинноносыми лордами. – Меридит фыркнул, явно не одобряя подобного чистоплюйства правительства, – Их ведь и пальцем тронуть нельзя. Как же, британские подданные! Так что я даже сомневаюсь, что из них удастся вытрясти хоть что-нибудь об их грязных шпионских делишках.

– Может, вытрясать нечего?

– Наверняка, есть. Уж я бы нашёл.

– Пожалуй, я не буду пока беспокоить Джонстона этой новостью. Во всяком случае, пока шпионы не заговорят. – сказал Адам.

– Смотри сам. – пожал плечами Меридит, – Я просто подумал, что тебя новость развлечёт.

Реакция Адама удивила капитана, но не слишком: майор Фальконер давно заслужил в министерстве репутацию чудака.

– Вечерком не поддашься соблазнами Скримсвиля? – осведомился Меридит.

Скримсвиль был районом с дурной славой, где находились самые гадкие в Ричмонде притоны, игорные дома и подпольные питейные дома (продажу спиртного в Ричмонде запретили, надеясь обуздать разгул преступности). В Скримсвиль после наступления темноты опасались соваться патрули военной полиции, лишь время от времени отваживавшиеся на короткие набеги ради того, чтобы конфисковать партию шампанского в одном из элитных «мэзон д’ассиньясьон» (бардаков, по-простому).

– У меня на вечер другие планы. – сухо ответил Адам.

– Молитвенное собрание? – ухмыльнулся капитан.

– Да.

– Тогда вознеси и за меня молитву, Фальконер. А лучше парочку, потому как я сегодня в Скримсвиле хочу гульнуть на всю катушку. – Меридит убрал со стола ноги и встал, – Наслаждайся кофе, не торопись. Допьёшь, занесёшь кружку.

– Обязательно. Спасибо.

Адам пил ароматный кофе, глядя в окно на площадь перед Капитолием. Спешили по своим делам правительственные чиновники с папками; патруль профосов – военных полицейских, вооружённых винтовками с примкнутыми штыками, мерил шагами Девятую улицу под каланчой Белл-Тауэр, звон с которой возвещал горожанам о пожаре или ином бедствии. Двух белых карапузов невольница-негритянка вела за руки наверх холма, к статуе Джорджа Вашингтона. Всего два года назад, печально думал Адам, в этом городе он был, как дома. Как в родном поместье «Семь вёсен». Теперь же от Ричмонда веяло опасностью и интригами. Адам вздрогнул, почти физически ощутив распахивающийся под ногами люк и колючую верёвку, захлёстывающую петлёй шею. Чушь, сказал себе он. Джеймс Старбак дал слово не раскрывать никому имени Адама, а Джеймс Старбак – христианин и джентльмен, так что Адаму ничего не угрожает. Арест Скалли и Льюиса, кем бы они ни были, Адама заботить не должен. Несколько успокоившись, он сел за стол, достал лист бумаги и написал адресованное капитану Натаниэлю Старбаку и мисс Виктории Ройал приглашение на чаепитие к преподобному мистеру Гордону, которое имеет место состояться у него дома в пятницу.