Текст книги "«Номер один»"

Автор книги: Бен Элтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 29 страниц)

Мимолетное увлечение

На следующее утро Кельвин, Родни и Берилл сидели плечом к плечу в заднем отсеке частного самолета, кружащего высоко над Бриз-Нортоном. Они сидели так близко друг к другу, потому что передний отсек самолета занимала съемочная группа, состоявшая из оператора, звукооператора, девушки-монтажера, костюмерши, гримерши и режиссера. Трент и Эмма, главные отборщики, тоже были здесь, ведь именно их работа заключалась в том, чтобы собрать воедино отснятый за день материал. Они выкрикивали последовательность «перелетов», честные, драматичные кадры которых показывали трех судей, усердно рыскающих по стране день за днем, неделю за неделей, в поисках потенциальных победителей шоу «Номер один», несформировавшихся молодых талантов, которых они станут наставлять и превратят в суперзвезд.

Они находились в воздухе уже около девяноста минут, и, хотя их самолет ни разу не удалился больше чем на двадцать миль от Бриз-Нортона, они уже посетили Глазго и Ньюкасл и сейчас как раз вылетали из Манчестера.

– Отлично, – крикнул Трент из окружавших его кабелей, планшетов, ноутбуков и костюмов. – Мы вылетаем из Манчестера и направляемся в Бирмингем. Вы можете пересесть? Берилл и Родни меняются местами.

– Зачем нужно пересаживаться? – пожаловалась Берилл, потому что самолет был маленький, двигаться в нем было неудобно, и трем судьям приходилось слишком сильно прижиматься друг к другу, пересаживаясь то туда, то сюда.

– Потому что это другой день, Берилл.

– Это мне известно, Трент. Представь себе, я знакома с телевизионными трюками.

– Да, конечно, Берилл, я…

– У тебя есть «Эмми»? Не думаю, угадала? А у меня есть «Эмми», даже две чертовы «Эмми», дорогуша, поэтому не нужно говорить со мной о том, как снимать сюжеты.

Эмма грустно улыбнулась звукооператору, с которым делила крошечный туалет самолета. Он улыбнулся в ответ. Вся бригада ненавидела Берилл. Они ненавидели ее не за то, что она была высокомерной, властной сукой, хотя и это было правдой. К этому они привыкли и мирились с тем, за что им платили деньги. Они ненавидели ее за то, что она притворялась, что она такая ненастоящая. Когда ей было нужно, она со всеми дружила, была обыкновенной девчонкой, никаких ужимок, никакой снисходительности, просто старая добрая душевная Берилл. Но упаси Господь перейти ей дорогу, или просто попасть под горячую руку, или на секунду забыть, что она – императрица популярной, мать ее, культуры и любимица зрителей. А больше всего работающих с ней людей бесило то, что она искренне верила в широко распространенную концепцию, будто она – плод собственных незаурядных талантов и звездная личность. Она думала, что публика верит в то, что она сексуальная женщина, отличная мамочка, заботливая, игривая, эмоциональная, честная, чувствительная, строгая, но справедливая и совершенно приземленная, потому что у нее есть все эти качества, в то время как Эмма, которая провела много, очень много изматывающих дней в монтажной, выбирая по секундам кадры, в которых Берилл выглядела просто изумительно, знала, что «старая добрая Берилл» – это результат работы бригады монтажеров и режиссеров. Будь они в Америке на съемках шоу «Бленхеймы» или в крошечном туалете на частном самолете над Бриз-Нортоном, именно съемочная группа создавала Берилл Бленхейм. Возможно, именно поэтому она относилась к ним с таким презрением.

– Я просто понять не могу, почему из-за того, что сейчас другой день, мы должны сидеть на других местах, – канючила Берилл, пока гримерша и парикмахер вносили тщательно продуманные легкие изменения, призванные создать эффект хода времени. – Я постоянно летаю на этих чертовых самолетах, и не думаю, ой, наверное, мне нужно сейчас сесть не там, где вчера.

– Да, – добавил Родни. – Мне кажется, мы уже нашли подходящие места. Знаете, вроде как застолбили свое небольшое личное пространство.

– Да, но нам нужно показать зрителям, что сейчас другой день, – спорил Трент, напряженно глядя на часы.

– Именно для этого и меняют костюмы, дорогуша, – ответила Берилл. – Я поменяла пиджак, это другой день. Мне не нужно пересаживаться. Никуда я, мать вашу, не пойду.

Трент послал призывный взгляд Кельвину, но тот смотрел в окно и не заметил его.

– Кельвин, – сказал Трент. – Берилл не хочет пересаживаться для полета в Бирмингем.

Кельвин неохотно повернулся к нему.

– Берилл, дорогая, в чем дело? – спросил он.

– Каждый раз, когда мы снимаем другой день, этот придурок заставляет нас меняться местами. Зачем нам всегда садиться на другое место?

– Не всегда на другое место, Берилл, – заспорил Трент. – У нас всего шесть мест, а вы «посещаете» пять городов, поэтому комбинации получаются..

– Я разговариваю с Кельвином.

– Знаешь, дорогая, – улыбнулся Кельвин, – дело вот в чем. Сегодняшние съемки включают довольно много тщательно спланированных деталей, и мы пытаемся воссоздать не просто впечатление, что мы втроем целыми месяцами ездим по стране в поисках талантов. Например, во время прослушиваний в Манчестере вы с Родни поругались, потому что Родни ужасно обошелся с бездарной малышкой…

– Я буду ужасно с кем-то обходиться? – спросил Родни, тут же обрадовавшись.

– Да, Родни, будешь. Можешь использовать эту свою критику «острый, как журнальный столик», если хочешь.

– Дубовый.

– Не важно.

– Да, конечно. Это превосходно.

– Так что ты хочешь сказать, Кельвин? – резко бросила Берилл.

– Ну, дорогая, когда мы покидаем Манчестер, ты по-прежнему злая и грустная. Твои материнские инстинкты страдают оттого, как эту молоденькую разочаровавшуюся милашку оскорбил старый самодовольный дурак Родни.

– Самодовольный? – спросил Родни.

– Остроумный, – поправился Кельвин. – И ты, Берилл, сидишь отдельно в последнем ряду самолета в глубокой задумчивости. Тебе больше не нравится эта работа, и ты даже подумываешь об увольнении. Поэтому Трент хочет, чтобы ты сидела там, где Родни сидел по пути в Манчестер.

– А почему я сижу один по пути в Манчестер? – спросил Родни, преисполнившись подозрений.

– Потому что Берилл плеснула в тебя водой в Ньюкасле.

– О нет, Кельвин! Мы же говорили… – запротестовал Родни.

– Это ты говорил, Родни.

– Да! Я сказал, что не хочу, чтобы в этом году Берилл плескала в меня водой.

– Это тема, Родни, зрители ее ждут.

– Ненавижу ее, – простонала Берилл. – В «Х-факторе» это делала та баба из семейства Осборн.

– А если трюк срабатывает, дорогая, – нежно сказал Кельвин, – то его стоит перенять. Старое правило шоу-бизнеса.

– Думаю, лучше дать ему в челюсть. Знаешь, вроде из меня проглядывает немного старый Бластер.

– Может быть, в следующем сезоне, дорогая. Я не хочу дразнить зрителей твоей мужской стороной, пока у тебя на лице окончательно не перестанет лезть щетина.

– Да пошел ты. Спорю, Мадонна бреет усы чаще, чем я.

После того как ей объяснили график работ, Берилл согласилась поменяться местами с Родни, и бригада сняла то, как она со свежей прической и макияжем угрюмо смотрит в окно.

– Попытайся выглядеть так, как будто подумываешь об увольнении, – велел Кельвин.

– Это нетрудно, приятель, – сказала Берилл, думая, что прозвучало это резко и остроумно, и не подозревая, что все присутствующие на борту уже давно усвоили, что она скорее умрет, чем уйдет с этой превосходной работы, которая столько ей дала.

Как только сюжет был отснят, парикмахер и гримерша снова подправили внешний вид Берилл, а камера переключилась на Кельвина и Родни, которые сидели рядом за двойным столиком.

– Эй, какой следующий сюжет? – крикнул Кельвин.

– Вы с Родни глядите друг на друга, как драчливые мальчишки, потому что ты обидел Берилл, – крикнула в ответ Эмма, потеснив специалиста по звукозаписи и высунув голову из-за дверки туалета.

– Спасибо, милая, – ответил Кельвин и улыбнулся, глядя прямо на нее.

Эмма покраснела. Отвернулась в смущении и уронила ручку. Нагнулась, чтобы ее поднять, в этот момент с ее носа упали очки, а зад уперся в стоящего в туалете звукорежиссера.

– Осторожно, Эмма, – недовольно сказал он. – Ты своей задницей чуть последний сюжет не стерла.

Эмма быстро выпрямилась, ударилась головой о дверной проем туалетной кабинки, вскрикнула и уронила планшет.

– Осторожно, милая, – улыбнулся Кельвин. – Сосредоточься.

Эмма покраснела еще сильнее.

– Все в порядке. Нормально. Извини, Кельвин, – сказала она и тут же вскрикнула: «ЧЕРТ!» Она наступила на свои очки.

– Что?

– Ничего.

– Пожалуйста, мать вашу, давайте уже двигаться дальше, – сварливо сказала Берилл.

– Да, конечно, Берилл, – ответила Эмма, очевидно пытаясь вспомнить, что у них дальше по плану.

– Мы с Родни выглядим как драчливые мальчишки, – сказал Кельвин, снова улыбнувшись Эмме.

– Да, спасибо, я помню, – с благодарностью ответила Эмма, улыбнувшись в ответ.

– И после этого с вылетом из Манчестера у нас все? – спросил Трент.

Эмма собралась и взглянула на свои записи.

– Нет, Трент, – ответила она. – Нам нужен сюжет, где Родни говорит по телефону.

– Родни говорит по телефону? – спросил Родни.

– Да, Родни, – объяснил Кельвин. – Отличный прикол, старая идея из шоу «Х-фактор», ее с тех пор никто не использовал, да и получится у нас намного лучше. Очень много эфирного времени для тебя.

– Отлично, и в чем прикол?

– Ну, в Бирмингеме к нам приходит безнадежная старая «выскочка», которая ужасно поет, и лицо у нее как аппендикс, но бездна самомнения… Ну, просто прикол, в стиле «Мои друзья думают, что я прямо как Тина Тернер» и все такое.

– Ну-у, – сказал Родни, снова став подозрительным. – И кто эта женщина?

– Мы пока не знаем, но кого-нибудь подберем.

– Да, Кельвин, мы в конвертах человек двадцать нашли, – уверил его Трент. – Выбирай – не хочу. Эмма найдет то, что нужно для предварительного отбора, не так ли, дорогая?

– Конечно, – сказала Эмма, снова высунув голову из туалетного пространства, очевидно не слишком довольная покровительственным тоном Трента.

– Молодчина, – сказал Кельвин, подмигнув ей.

Возможно, Эмме покровительственный тон Кельвина тоже не понравился, но по какой-то причине она покраснела.

– Ну и что же это за прикол с телефонным звонком? – снова спросил Родни.

– Ну, мы с Берилл взглянули на эту старую повариху-неудачницу и сказали «нет», а ты решил, что у нее есть потенциал. Я, конечно, поражен и говорю: «Родни, ты ведь не можешь говорить серьезно!», а Берилл смеется над собой.

– Потому что эта женщина безнадежная старая «выскочка», которая ужасно поет и у которой лицо как аппендикс и раздражающий смех?

– Именно.

– И почему я решил, что у нее есть потенциал?

– Чтобы получился прикол.

– Какой прикол?

– Вот об этом я и говорю. Мы не можем поверить, что ты считаешь, будто она подойдет нам, но чем больше мы смеемся, тем сильнее ты настаиваешь на том, что она – ураган, и в конце концов я поворачиваюсь к «выскочке» и даю ей твой номер телефона.

– Мой номер телефона?

– Да, я говорю, что, поскольку ты так в нее веришь, она должна позвонить тебе и попытаться стать поп-певицей.

– Мой номер телефона?

– Ну, Родни, конечно, не твой настоящий номер. Мы дадим тебе телефон, и в течение недели он будет время от времени звонить, и она будет спрашивать тебя, когда ты сделаешь из нее звезду.

– Значит, это прикол нацелен на меня?

– Ну да, думаю, в какой-то степени ты прав, но ты только подумай, полно эфирного времени, и вообще, давай не будем занудствовать. Это же прикол.

Родни хотел отказаться. Он так хотел послать Кельвина куда подальше. Но он знал, что сделает Кельвин. Кельвин сделает то, что он всегда делал, когда люди, с которыми он работал, пытались сказать «нет» или просили слишком много денег. Он их увольнял. Где были судьи, которые работали с Кельвином на других проектах, предшествующих шоу «Номер один», «Поп и мелкие знаменитости» и «Рок-н-ролл зажигает»? Они исчезли, вернулись на радио или в печать. Что случилось с ведущей, которая была в шоу до Кили? Он уволил ее, не больше и не меньше, и теперь она вела реалити-шоу на цифровых каналах.

– Ладно, – сказал Родни, пытаясь притвориться, что прикол ему понравился. – Давайте.

– Молодчина! – ответил Кельвин. – Трент, что у нас там дальше? Нет, Эмма, ты читаешь «выскочек», ты скажи.

И снова, выглянув из-за двери туалета, Эмма натолкнулась на взгляд Кельвина. Он улыбнулся особенной мимолетной улыбкой и кивнул, чтобы она продолжала.

– Дальше запись третьего эпизода, – сказала Эмма. – Вы улетели из Манчестера, и Берилл злится, потому что считает, что вы грубо обошлись с шестнадцатилетней девочкой.

– Да, да, Эмма, это мы уже проходили, – довольно сварливо сказал Трент, немного расстроенный тем, что Кельвин проявлял благосклонность к его подчиненной. – Авиатопливо стоит недешево.

– Да, – торопливо ответила Эмма, взглянув на записи. – После этого Родни и Кельвин обмениваются веселыми, но виноватыми взглядами…

– Это тоже отсняли. Эмма, пожалуйста, давай уже дальше, – резко бросил Трент.

Эмма снова смутилась и рискнула взглянуть на Кельвина, словно обращаясь к нему за помощью. Затем ее лицо стало строгим, словно она рассердилась на себя за проявление слабости. Но если она рассчитывала на сочувствие, то была разочарована, потому что Кельвин просто вопросительно приподнял брови.

– Да, потом у Родни звонит телефон, – поспешно сказала она. – Он берет трубку, и, когда Кельвин и Берилл слышат, как он приветствует «выскочку», они начинают хохотать…

– А-а! – энергично вклинился Родни. – Как мы это сделаем? Мы ведь еще не знаем, как ее зовут.

Эмма снова сверилась с записями.

– На прослушивании Кельвин назовет ее Тиной Лайт, и именно так она и представится.

– Мы будем ее готовить?

– Ну да… разумеется, – ответила Эмма, занервничав оттого, что ей приходилось все разжевывать одному из знаменитых судей. – Как обычно.

– Пожалуйста, можем мы двигаться дальше? – крикнула Берилл. – Мне вечером нужно лететь в Лос-Анджелес. Моя падчерица сейчас в реабилитационном центре и пытается привыкнуть к новым огромным грудям, если это кому-нибудь интересно.

Таким образом, хронология была выстроена. Эмма дала Родни сотовый телефон, такой же, как и его собственный, и набрала номер. Он зазвонил, Родни как раз собирался взять трубку, но в последний момент засомневался.

– Подождите. Телефон ведь должен быть выключен, верно? В смысле, мы в самолете, это безответственно… Если подумать, и у тебя телефон должен быть выключен. Мы можем разбиться.

– Пожалуйста, Родни, – сказал Кельвин. – Я думал, ты хотел быть более крутым в этом сезоне? Разве не выключать телефон во время полета – это не круто? Вроде как играть по собственным правилам?

– Ты думаешь, я от этого буду выглядеть круто?

– Конечно, как гадкий мальчишка, нарушитель правил.

– Ну, тогда ладно… Но я не хочу этого делать на самом деле… В смысле, я не возражаю против того, чтобы притвориться, будто мой телефон звонит, но я не хочу, чтобы он действительно звонил. Это опасно.

– Ты хочешь, чтобы Эмма выключила свой телефон и изобразила звонок?

– Да, конечно. Эти правила не просто так придуманы. Разве ты не слушаешь объявления о безопасности? Сотовые телефоны могут помешать работе навигационной системы самолета.

– Да, да, да. Ты абсолютно прав, – ответил Кельвин. – Эмма, пожалуйста, изобрази звонок.

В этот момент у Берилл зазвонил сотовый телефон.

– Придется ответить, это мой американский агент.

– Берилл, это опасно.

– Отвали, Родни.

Следующие несколько минут всем пришлось сидеть и слушать, как Берилл говорит со своим агентом насчет нового сезона «Бленхеймов», начало которого Берилл стремилась отложить, потому что планировала очередную операцию на клиторе, который ей делали из остатков пениса.

– И скажи им, чтобы ботокс делали пожиже, – приказала она. – У меня после последних уколов лицо не двигалось.

Когда разговор наконец закончился, бригада снова вернулась к работе.

– Дзинь-дзинь. Дзинь-дзинь, – сказала Эмма.

Родни изобразил удивление.

– Кажется, его следовало бы выключить, – сказал он, играя свою роль. – Но какого черта, я живу по своим правилам. Живи быстро и оставь после себя прекрасное тело, да?

– Дзинь-дзинь. Дзинь-дзинь, – настойчиво повторила Эмма, прекрасно зная, что в финальном монтаже на реплику Родни по поводу его крутости не останется времени.

Родни сделал вид, что ответил на звонок.

– Да?

– Привет, это Родни Рут? – спросила Эмма из туалетной кабинки совершенно деревянным и невыразительным голосом, желая дать понять окружающим, что не намерена даже пытаться вживаться в роль персонажа.

– Да, это Родни.

– Это Тина Лайт, дорогой. Ха-ха. Ха-ха. Кельвин сказал, что я должна тебе позвонить. Ха-ха.

– А, здравствуй, Тина Лайт, – ответил Родни, а Кельвин и Берилл сделали вид, будто давятся от смеха. Трент хотел, чтобы они оба подавились напитками, но Берилл побоялась за свой блеск для губ, поэтому водой прыснул только Кельвин.

– Что я могу для тебя сделать? – спросил Родни, храбро импровизируя.

– Ну, дорогой, ха-ха. Ха-ха, – деревянным голосом ответила Эмма. – Может, тебе стоит подумать, что я могу сделать для тебя, ха-ха. Ха-ха. Потому что, если ты сделаешь меня звездой, как и обещал, ты это узнаешь! Это точно! Ха-ха. Ха-ха!

– Да, слушай, Тина, я был ужасно рад поговорить с тобой. А теперь мне нужно спешить, спасибо за звонок. Пока. – Родни сделал вид, что сбросил вызов.

– Ну вот, – сказал Кельвин, оставаясь по-прежнему в кадре. – Ты ведь говорил, что не выключать телефон во время полета опасно!

– Отличная концовка, Кельвин, – ахнул Трент. – Все довольны?

Убедившись, что сюжет отснят, они двинулись дальше. Берилл исчезла за пальто, чтобы снова переодеться, мужчины надели другие рубашки. Поменявшись местами, они угрюмо глядели друг на друга, угрюмо глядели из окон и сидели все вместе, показывая, какие они на самом деле отличные товарищи.

Наконец у Трента и Эммы не осталось больше ни одной строчки в сценарии.

– Мы закончили, босс, – объявил Трент.

– Наконец-то, – сказала Берилл. – Эта штука может доставить нас прямо в Хитроу?

– Еще один сюжет, – потребовал Кельвин. – Новый.

– Какой, шеф? – спросил Трент.

– Отлет из Глазго. Родни сидит один.

– Отлично, шеф, – ответил Трент. – Какая история? Какие комментарии?

– Не важно. Начинаем снимать.

Родни послушно сел туда, где, по сведениям Эммы, он сидел при вылете из Глазго, и на него нацелилась камера.

– Отлично, – сказал Кельвин. – Итак, Родни, мы хотим, чтобы ты выглядел немного напряженным, немного шокированным, ладно?

Родни точно знал, чем он должен быть шокирован.

– Кельвин, – сказал он, пытаясь говорить спокойно, – знаешь что, друг? Я думал об этом, и я не уверен, что это хорошая мысль.

– Слушай, возможно, мы даже не станем это использовать, приятель. Я просто хочу, чтобы сюжет отсняли.

– Да в чем дело? – грубо спросила Берилл. – Мне показалось, что мы закончили?

– Очередная маленькая коварная мысль Кельвина, – сказал Родни, по-прежнему пытаясь говорить легкомысленным тоном, но явно слегка расстроенный. – Он хочет вернуть Иону.

– Нет! – ахнула Берилл. – Только не Иону из кошмарной группы «Шетландский туман», которую ты трахал?

– Да, хотя мне казалось, что она…

– А когда натрахался, послал ее на хер!

– Знаешь, наши отношения закончились по взаимному…

– Те ребята, которым ты при всех зрителях обещал звездное будущее и что ты им его лично устроишь?

– Ну да, я…

Берилл расхохоталась.

– Кельвин, это гениально. Одна из твоих лучших идей.

– Ну да, мне тоже показалось, что у сюжета есть потенциал, – согласился Кельвин с улыбкой.

– Потенциал! Не то слово. Послушай, Родни, ты сам вырыл себе яму. Не говоря уже о том, что ты трахал этого бедненького шотландского «сморчка», а потом бросил ее, ты сказал, что сделаешь ее паршивую группу звездной, – и не сделал. Ты всегда говоришь какому-нибудь ничтожеству, что оно может стать звездой, и оно никогда ею не становится. Пора уже тебе объясниться.

Родни сидел закусив губу, его взгляд был одновременно бешеным и растерянным.

Кельвин подмигнул оператору, который точно понял, что от него ожидается, и настроил камеру, чтобы снять Родни крупным планом.

– Есть? – спросил Кельвин вполголоса.

– Есть, – ответил оператор.

– Ладно, Трент, – сказал Кельвин. – Мы закончили, давайте отвезем Берилл в Хитроу.

Родни удивился.

– А сюжет мы что, снимать не будем? – спросил он с облегчением.

– Нет, не волнуйся об этом.

Кто эта девушка?

Трент возвращался в Лондон в огромном «роллс-ройсе» Кельвина. Выезжая с парковки, они миновали автобус, в который готовилась сесть Эмма со своей бригадой. Девушка стояла у передней двери, пытаясь справиться с огромной сумкой, набитой различными рабочими папками, и на носу у нее были разбитые очки. Порывы ветра очень симпатично развевали ее волосы.

– Эта девушка, – сказал Кельвин, глядя на нее через тонированное стекло. – Блондинка, которая сидела в туалете. Я помню ее с прошлого сезона. Она хорошо работала, верно?

– Точно, босс, – ответил Трент. – Отличная малышка. Угадала нескольких финалистов. Мы сделали ее старшей в группе.

Машина проехала мимо, Кельвин молча осмотрел девушку. Он не знал, зачем он спросил об Эмме; на него работало огромное количество симпатичных девушек, и он никогда ни об одной из них не спрашивал. Эмма была даже не в его вкусе. Слишком маленькая. Его уже почти бывшая жена была шесть футов четыре дюйма ростом.

– Ее зовут Эмма, – продолжил Трент после паузы. – Эмма Ли-Муррей. Вы ею довольны? Может, она сегодня напортачила? Вы хотите, чтобы я что-то ей передал?

– Нет. Ничего. Проехали.

Теперь он все вспомнил. Она привлекла его внимание ближе к концу прошлого сезона, когда работала над финалом в студии. Они виделись всего несколько раз, но он вспомнил, что заметил ее. Она была очень… очень…

Откинувшись на сиденье, Кельвин задумался над тем, какой именно она была. Почему он тогда заметил ее? Почему он думает о ней сейчас? Какой она была…

Может быть, «милой»?

Кельвин подумал, что угадал. Девушка была милой.

Он заметил, что она была мила с группой. Он заметил, что она была мила с конкурсантами. Не профессионально мила. Не мила в смысле «мне нужно, чтобы вы сделали то, что я вам скажу, поэтому я буду с вами мила», а по-настоящему мила. Видит бог, он даже заметил, что она была мила со зрителями в студии, а это трудно сделать в полной неразберихе финала, когда тебя окружают пятьсот ненормальных болельщиков, доведенных до состояния зрителей, наблюдающих за гладиаторскими боями.

Она даже с ним была странно мила.

Не то чтобы у самого занятого и самого успешного мужчины шоу-бизнеса и одной из его армии подчиненных было много возможностей для обмена любезностями, но все же он вспомнил, что чувствовал ее тепло. Она была честной, что он ценил, и улыбка у нее была настоящая.

Да, он определенно заметил ее тогда. И сейчас – снова.

Странно все это. Он ни разу не думал о ней за последние девять месяцев. Да и когда ему было о ней думать? Он сделал целый сезон шоу «Номер один в США», одновременно разрабатывая огромное количество новых элементов своей всемирной индустрии развлечений. И даже женился. И все же теперь он снова заметил ее.

Конечно, она была симпатичной, даже скорее симпатичненькой. Но определенно не в его вкусе.

Совсем не в его вкусе. Она была слишком… милой.