Текст книги "«Номер один»"

Автор книги: Бен Элтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 29 страниц)

– Да?

– Не бери в шоу ЕКВ.

– Не брать его в шоу?

– Да, не приглашай его на следующее прослушивание. Отсей его, откажи. Ты избавился от множества других во время последнего отбора. Выкинь и его тоже. Сделай доброе дело. Ты знаешь, что он совершенно ничего не понимает. Не дай ему выставить себя дураком.

– Но… но его уже известили, – пробормотал Кельвин. – Его пригласили на прослушивание.

– Отмени приглашение. Ты читал правила, ты писал их, и главное из них гласит, что они могут измениться в любое время. Скажи ему, что ты передумал.

– Но с ним получится отличный сюжет.

– Вот именно. В этом все и дело. Покажи мне, что можешь отказаться от чего-то. Покажи мне, что ты можешь сделать что-то не только ради наживы, а просто потому, что так делать правильно, например не дать пожилому человеку превратить дело своей жизни в посмешище, подорвать свой авторитет и все принципы, на которых он стоял и которые, возможно, даже вдохновляли других людей. Если ты так поступишь, может быть, я стану твоей девушкой… и… ну, посмотрим, к чему это приведет.

Кельвин ответил не сразу. Вместо этого он налил себе еще одну чашку кофе. Было очевидно, что в нем происходит внутренняя борьба. Его привычная легкая улыбка исчезла, и носик кофейника стучал о край чашки, пока он наливал кофе.

Эмма увидела, что он сомневается, и ей стало грустно.

– Вот видишь, – сказала она, – ты не можешь сделать этого, верно? Ты не можешь отказаться даже от одной марионетки в своем шоу. Ни ради меня, ни, я думаю, ради любой девушки. Кельвин, ты помнишь, что я сказала тебе во время нашего последнего разговора? Когда-нибудь ты станешь очень одиноким стариком. Прощай.

– Только не ЕКВ! – взмолился Кельвин. – Попроси убрать любого другого…

– Зачем, какая разница?

– У меня есть причины… Не связанные с шоу. Пожалуйста.

– Нет, Кельвин. Ты сказал, что любишь меня, и я попросила сделать ради меня одну вещь, а ты не захотел. Тебе не нужен принц. Да, заполучить его – это потрясающе, но он тебе не нужен. Ты не можешь стать более успешным, чем ты есть, и к тому же люди настолько обалдели от королевских и политических компромиссов, что их уже ничто не удивляет. Разве могут акции этого бедолаги упасть еще ниже? Ты выжмешь из него несколько отличных заголовков, а потом отсеешь. Но ты ни за что не откажешься от этого, верно? Даже ради женщины, о которой, по твоим словам, ты не можешь перестать думать. Вот теперь точно прощай, Кельвин. Пожалуйста, не звони мне больше.

– Подожди! Нет! Постой, ты не права, – сказал Кельвин. – Конечно, я откажусь от него, если ты хочешь, я откажусь от любого, но я могу сделать кое-что получше. Я могу сделать ради тебя нечто большее.

Эмма уже приподнялась со стула. На секунду она зависла, а затем в третий раз села на место. Она подняла брови, как бы говоря: продолжай.

– Ты говоришь, что я использую его. Прожую и выплюну.

– Ну а ты разве не собирался?

– Да, конечно, собирался. Потому что мы не занимаемся идеями или содержанием. Мы имеем дело с личностями и одноразовыми эмоциями. И в процессе Нашей работы мы сделали сами идеи и содержание скучными и глупыми. Отсеять наследника престола будет высшим тому доказательством.

– Вот именно, и поэтому я не хочу, чтобы ты его вообще брал в шоу. Должно же остаться что-то, достойное уважения? Если не человек, то хотя бы его положение.

– А как тебе такая мысль? Мы не станем его использовать. Мы позволим ему использовать нас.

– Что ты имеешь в виду?

– Я объясню тебе, что я имею в виду, – сказал Кельвин, вдруг воодушевившись. Казалось, его посетила новая идея. – Я не только позволю ему участвовать в шоу, но и… сделаю его победителем?

Кельвин помолчал, чтобы высказывание произвело необходимый эффект, и затем продолжил:

– Как тебе такая идея: я не стану жевать и выплевывать его. Что, если вместо этого мы будем выбирать его неделю за неделей? Дадим ему время высказаться. Будем монтировать его в щадящем режиме; склоним зрителя на его сторону. Покажем, что он был прав, поставив себя, свои идеи и принципы на новую и демократическую основу, обратившись к людям по-современному. И потом я найду способ сделать так, чтобы он победил.

– Принц Уэльский? Охотник на лис, пожирающий налоги, говорящий с растениями, жующий семена, «не знающий, когда нужно заткнуться» принц Уэльский победит в шоу «Номер один»?

– Да. Разве это не будет доказательством того, что я использую свои навыки для чего-то важного? Сохраняю что-то, а не разрушаю? Ты ведь аристократка, ты ходила в частную школу, ты уважаешь монархию. Тебе ведь придется согласиться с тем, что это хорошо?

Эмма вдруг тоже очень разволновалась.

– Думаю, это было бы поразительно. Культурный водораздел… Ты правда думаешь, что сможешь это сделать? В смысле, если его королевское высочество дойдет до финала популярного конкурса, это уже едва ли будет убедительно, ну а когда зрители начнут голосовать? Как ты сможешь управлять ими?

Кельвин смотрел прямо в ее большие голубые глаза. Он заговорил спокойно, искренне. Как отец.

– Не знаю. Для меня это совершенно новая идея. Я действую импульсивно, но какого черта, именно так мне и нравится действовать… я ищу, импровизирую, танцую на вулкане. Когда мне бросает вызов кто-то, кем я восхищаюсь, я люблю играть по-крупному, и тогда кто знает… Конечно, это будет невероятно трудно, я даже не знаю, с какой стороны к этому подойти, и, разумеется, я буду рисковать репутацией своего шоу… рисковать всей своей карьерой. Но я сделаю это ради…

– Ради меня? – прошептала Эмма.

– Да, Эмма. Ради тебя. Если я докажу тебе, что я делаю это не только для себя, если я покажу миру, что наша программа важна, что она не просто тупая машина шоу-бизнеса для зарабатывания денег от телефонных звонков, если я превращу принца Уэльского в победителя шоу «Номер один»…

– Да?

– Если я сделаю это, ты переспишь со мной?

– Да.

«Шетландский туман» готовится зажечь в Данди

В пабе на целых двести пятьдесят мест и с лицензией на проведение шоу-программ следовало бы все же сделать гримерные.

– Туалеты! – с отвращением воскликнула Иона, глядя на огромного рыжеволосого мужчину, который встретил их на парковке. – Вы хотите, чтобы мы переодевались в туалетах?

– Детка, мне плевать, где вы будете переодеваться, варианта два: или туалет, или сцена. Последнее, я уверен, осчастливит множество парней, но у нас нет лицензии на стриптиз-шоу.

– Но это общественные туалеты, – запротестовала бас-гитаристка Мэри. – Мы не можем переодеваться перед фанатами!

Здоровяк только улыбнулся в ответ. Разумеется, девушкам множество раз за свою карьеру приходилось надевать сценические костюмы в туалетах, но обычно это были хотя бы туалеты для персонала. А в том, чтобы надевать короткие блестящие шортики и топики на глазах у толпы, перед которой им вскоре предстоит появиться на сцене, было что-то гораздо более унизительное.

– Так ведь никакой загадки не останется, – пожаловалась Мэри.

– Ладно, – сказала Иона. – Давай переоденемся сейчас, пока паб не набит битком. И мы не будем переодеваться перед второй частью выступления, так что оставь остальные костюмы в фургоне, Билли.

Билли, технический сотрудник и звукорежиссер группы «Шетландский туман», уже вытаскивал чемодан с остальными костюмами из фургона. Услышав слова Ионы, он кивнул и поставил его обратно.

– Но если здесь нет комнаты за сценой, где же нам ждать своего выхода после того, как переоденемся? – спросила Флер, игравшая на клавишных. – Я не могу сидеть в баре с голым животом, мне даже на сцене так появляться не нравится.

– У тебя ведь есть пальто, – ответил Дуглас, скрипач.

– Нет. Я думала, у нас будут гримерные. Вам с Джеми хорошо. Вам, мальчишкам, не нужно заботиться о костюмах.

Девушки зашли в паб и направились к женскому туалету, оставив Билли и мальчишек устанавливать оборудование на выстроенной площадке, заменявшей сцену.

В туалете, по крайней мере, висело зеркало и пол был умеренно чистый, но все равно это было жалкое начало трудового вечера.

– Давай позвоним нашему менеджеру, – сказала Мэри. Это замечание было встречено глухим смехом, потому что их менеджером был не кто иной, как неуловимый Родни Рут.

– Он мне даже больше не перезванивает, ублюдок, – с горечью заметила Иона. – Я пошла за стулом, сниму на нем джинсы, не хочу, чтобы они касались пола.

Иона вернулась в зал, где ее позвал со сцены Билли.

– Девчонки, оставайтесь в кроссовках! – сказал он. – Сцена сделана из коробок, гул как от барабанов. На каблуках вы будете топать, будто стадо слонов.

Иона кивнула. К этому они привыкли. Нормальные сцены были роскошью, и зачастую девушкам приходилось выступать в кроссовках, которые смотрелись довольно хорошо с шортиками, но просто ужасно с платьями. Иона была рада, что в этот вечер они решили не утруждать себя переменой костюмов.

Она забрала деревянный табурет от одного из столиков и вернулась в туалет. Флер заняла зеркало. Она всегда в первую очередь требовала зеркало, потому что ей шло к сорока и, по ее словам, ей было необходимо наносить больше косметики.

– Знаешь, Иона, – сказала Флер, подышав на тушь для ресниц и покатав ее в ладонях, чтобы согреть. – Я начинаю думать, что тебе пора заявить об этом ублюдке на «News of the World». Как только шоу снова запустят, спорю, ты хорошо заработаешь на истории о том, как он тебя окрутил, чуть не окольцевал, а потом отправил на фиг.

– Флер, я последний раз говорю: одно дело – выставить себя дурой, а другое – рассказать об этом всем вокруг.

Флер только вздохнула. Девушки много раз обсуждали план мести Родни Руту за то, что он пообещал так много и сделал так мало. Но Иона отказывалась участвовать в этом.

– Я не собираюсь строить из себя жертву трагедии. Я была взрослой девушкой и думала, что люблю его, ну и что он меня любит. Вот и все. Во что меня превратит газетное интервью? Все фанаты шоу «Номер один» и так ненавидят нас после последнего сезона, когда нас все освистали. Я буду выглядеть обыкновенной неудачницей и шлюхой.

– Ну и ладно. Не о чем тут плакать, верно? – сказала Флер, сумев наконец растопить застывшую тушь. – Сегодня заработаем триста фунтов, в выходные у нас два концерта, все могло бы быть и хуже.

Конечно, три сотни, поделенные между пятью музыкантами и одним техническим работником, особенно после вычета затрат на дорогу, химчистку и другие расходы, были не бог весть что. Им было еще далеко до богатства и звездной жизни, о которых они мечтали в прошлом году, начав путешествие в шоу «Номер один». У всех в группе теперь была настоящая работа, но музыку они любили по-прежнему.

– Дела ведь не так уж и плохи, правда, девчонки? – радостно сказала Мэри. – И в пабе дадут поужинать, поэтому надевай шортики, Иона, и сходи за меню. Не забудь состроить глазки бармену и наклониться пониже к стойке. Если вернешься без бесплатного рома с колой для всех нас, опозоришь всех шотландских рок-девчонок!

В эту самую минуту у Ионы зазвонил телефон. Как раз когда она стояла на барном стуле, натягивая на ногу штанину джинсов.

– Черт. Кто это? – сказала она, согнувшись и пытаясь вытащить телефон из кармана.

К тому времени, как она достала телефон, он перестал звонить. Номер был незнакомый.

Через несколько секунд раздался сигнал сообщения.

– Привет, Иона. Ты меня не знаешь, меня зовут Челси. Я работаю в шоу «Номер один». Кельвин попросил меня позвонить…

Встреча не начинается

До начала полномасштабной записи нового сезона шоу «Номер один» оставался один день. Перед тем, как трое знаменитых судей «начнут» длительный процесс прочесывания страны, не жалея сил в попытке найти новые таланты. Дни предстояли долгие и изматывающие, а потому необходимо было заранее все тщательно спланировать. Поэтому вся команда собралась в просторной комнате для завтраков летнего дома в «Коптон Троф Мэнор», загородном отеле, уютно разместившемся в длинной петле магистрали М4 в нескольких милях от Ньюбери. Кельвин собирался изложить команде во всех подробностях свое видение развития различных историй на ранних стадиях процесса «прослушивания». Нужно было решить огромное количество вопросов, и всем не терпелось начать. К сожалению, совещание затормозилось, не успев начаться, из-за отсутствия одного из знаменитых судей.

И больше всего раздражало то, что это был не кто-то из важных судей. Это был тот, на кого всем было насрать.

– Блядь, ну где этот Родни? – сердито пропыхтела Берилл из угла комнаты. Она по-прежнему страдала от очередной процедуры липосакции, которую перенесла в ходе последней подготовки к предстоящему появлению на телевидении, и поэтому, несмотря на мягкость старомодных диванов, которыми так гордился «Коптон Троф Мэнор», присесть отказалась.

– Я спросила, БЛЯДЬ, где этот Родни? – повторила она, серьезно подрывая свой авторитет звезды тем, что громко ругалась в таком благопристойном окружении. Строгая управляющая и ее нарядный персонал покраснели бы и поджали губы, стань они свидетелями такой грубости, но Берилл оказалась там, где она была сегодня, не благодаря тому, что играла по чужим правилам. Наоборот, как она часто повторяла людям, она сильная женщина (которая раньше была мужчиной) и она создает свои херовы правила, и, если кому-то это не нравится, тот может идти на хер.

– Я недавно с ним говорил, – примирительно ответил Кельвин. – Он сказал, что вот-вот будет. – Он повернулся к хорошенькой ассистентке видеорежиссера. – Ты ведь сказала ему, что мы в комнате для завтраков, верно, детка?

Девушку звали Гретель, но для Кельвина она была «деткой». Для него все были «детками», «приятелями» и «милочками». У него в подчинении было столько людей в стольких странах мира, что он просто не мог запомнить, как их всех зовут, и уже давно отказался от подобных попыток. На самом деле он сначала по уши влюбился в Эмму, а только потом узнал, как ее зовут.

– Я отправила сообщение, электронное письмо и просунула конверт ему под дверь, – отрапортовала Гретель, разве только не отдав честь и не щелкнув каблуками. Она знала, что Кельвин ничего не ценит так высоко, как продуктивность. Он любил, чтобы его девушки выглядели и говорили как стильные, напористые, независимые молодые специалисты по улаживанию неприятностей, но чтобы они при этом делали то, что им велят.

– Да и вообще, что это за хрень такая, комната для завтраков? – спросила Берилл, массируя свой зад. – Что с ней происходит после обеда? Она переносится в другое гребаное измерение?

– Дорогая, эта комната построена особым образом и в ней много окон, чтобы было много утреннего солнца, – сообщил ей Кельвин.

– Ага! Теперь понимаете, почему я ненавижу Англию! – зашипела Берилл. – Им приходится строить специальные комнаты, чтобы использовать целиком пять минут едва заметного солнечного света, который попадает в эту крысиную нору. В Лос-Анджелесе мы не знаем, куда от него деваться. Мы строим комнаты, чтобы укрыться от блядского солнца.

Поскольку ответить на это было нечего, никто даже и не попытался, и в комнате повисла тишина. Неуютная тишина, если учесть, что там было полно народа.

– Ну и где, блядь, этот Родни? – снова спросила Берилл. – Кельвин, мы прилетели из Лос-Анджелеса. А ему нужно просто доехать из Лондона. Вот баран.

Родни недоволен

Родни в этот момент находился возле стойки администратора в гостинице и был недоволен.

– Значит, вы говорите, у вас двое апартаментов?

– Да, сэр. «Брунел» и «Гленфиддич».

– Двое апартаментов?

– Да, сэр.

– И я в них не живу?

– Нет, сэр. У вас администраторский номер.

– Администраторский номер?

– Да, сэр, с видом на искусственное озеро.

– А, ну да, тогда все в порядке, – зашипел Родни, растеряв свое ледяное спокойствие перед лицом такого вопиющего унижения. – Раз у меня есть вид на искусственное озеро.

Родни не нужно было спрашивать, кто остановился в «Брунеле» и «Гленфиддиче», он знал ответ так же точно, как если бы сам их бронировал. Берилл Бленхейм и Кельвин Симмс. Разумеется, они будут проживать в двух имеющихся здесь апартаментах, а он – в администраторском номере с видом на озеро.

Вдруг ему в голову пришла мысль.

– А из «Брунела» и «Гленфиддича» видно искусственное озеро? – спросил он, прекрасно осознавая, что хватается за эту тончайшую из самых тонких соломок.

– Да, сэр, разумеется.

– В таком случае мой вид едва ли можно воспринимать как бонус, так?

– Я вас не понимаю, сэр.

– Конечно, я на это и не рассчитывал. Ладно, это не важно, – сказал он с той же усталой грустью, с какой Гамлет, вероятно, думал о том, что его дядя убил его отца и трахает его мать. – Где находится комната для завтраков?

Девушка объяснила, что комната находится в летнем доме, расположенном в центре поля для игры в гольф.

– Туда ездят машинки, – продолжила она. – Можете поехать сами, это ужасно забавно, но некоторые наши гости предпочитают ездить с обученным членом нашего персонала.

– Машинки?

– Да, машинки для игроков в гольф. Очень забавно. Хотя нужно надеть шлем.

– Вы знаете, кто я такой?

– Да, сэр. Вы Родни Рут.

– Вы считаете, что Родни Рут приезжает на встречи в машинках для игроков в гольф?

– Ну, хм… можете пойти пешком, сэр. На это уйдет минут пятнадцать. Некоторые наши гости предпочитают этот…

– Вы думаете, что я прихожу пешком на встречи, так, что ли?

– Ну, я…

Родни стукнул рукой по стойке, как ему показалось, с решительным и властным видом. Здесь определенно произошло ужасное недоразумение, и настало время разобраться.

– Туда можно добраться по дороге?

– По дороге, сэр?

– Да, мисс, по дороге. Мы оба говорим по-английски, верно? Полагаю, в этот летний дом регулярно приходит персонал и приносит все необходимое. Не представляю, как все это можно сделать при помощи машинок для игроков в гольф.

– Конечно, сэр. Туда можно добраться по дороге, но для этого нужно выехать на магистраль А34 в северном направлении, потом съехать с нее на первом повороте и вернуться назад. Это займет намного больше времени, чем…

Но Родни уже шел к парадной двери, за которой его ждал комфорт кожаных сидений соответствующего его статусу «мерседеса» с шофером.

Приступаем к работе

В комнате для завтраков Кельвин решил, что пора начинать.

От Берилл его уже тошнило, а ведь был всего лишь первый день. Эта женщина и в лучшие времена была поразительным тираном, а ее невероятный успех в прошлом сезоне (который Кельвин сам так тщательно спланировал) ужасно сказался на ее мозгах. Он создал монстра, чудовищное эго, а измученная задница и недоделанный клитор не способствовали улучшению ее человеческих качеств.

К тому же атмосфера стала угнетающей. Производственная команда, которую доставили сюда на автобусе из гостиницы «Ньюбери Рамада», уже три четверти часа сидела без работы. Кофе был выпит, булочки съедены, и радостные приветствия, от которых недавно гудела вся комната, уже давно стихли. Кельвин был капитаном судна, попавшего в штиль, и, хотя команда у него была очень послушная, каждая упущенная минута пробивала очередную крошечную брешь в его авторитете. Если Кельвин что и любил, так это выглядеть решительным, а как можно выглядеть решительным, болтаясь без дела. Все ждали его, а он ждал Родни. Это было просто возмутительно.

А ведь за завтраком он находился в таком радужном расположении духа. Он почти двадцать минут проговорил по телефону с Эммой и наслаждался каждой минутой общения.

Не было ни малейших сомнений в том, что Эмма стала его девушкой.

Разумеется, она продолжала отклонять его приглашения вернуться на работу, но они виделись или, по крайней мере, говорили по телефону каждый день, начиная с той самой утренней встречи за чашечкой кофе. Кельвину все еще предстояло завоевать ее доверие, чтобы она с ним переспала, но если раньше она затуманивала его зрение, то теперь ее воздействие производило противоположный эффект. Он был сосредоточен на своей цели. Кельвин переживал почти совершенно новый для него опыт «ранней стадии отношений». Ни разу со времен своей далекой и сумбурной юности он не участвовал в процессе узнавания и ожидания награды. Ему всегда нравились как секс, так и общество женщин, но за всю свою взрослую жизнь он имел с ними дело только на своих условиях. Он общался с женщинами, которые были сильно заинтересованы в том, что он может им предложить, и которые были счастливы играть исключительно по его правилам. Отказ Эммы подчиниться ему стал для него новым и восхитительным ощущением, которое напомнило ему дни невинной юности.

Он даже почувствовал себя моложе.

Пока что он только поцеловал ее. Как странно! Обычно он не целовал их до того, как они ложились в постель, а ее он только целовал. Он еще даже не облапал ее, он почти не видел ее тела. Кельвин планировал поездку к морю только для того, чтобы увидеть ее в купальнике. Невероятно. Особенно для самого могущественного человека на телевидении, который привык получать все, что угодно и когда угодно. Совершенно невероятно. Но одновременно так забавно, странно, восхитительно, ужасно по-новому.

Оглядывая битком набитую комнату, он хотел еще поговорить с ней. Ему хотелось позвонить ей сию же минуту. Но он знал, что она занята работой над статьей о едва оперившемся клубном обществе в Ист-Финчли. И у него впереди был невероятно трудный день, который он не мог даже начать, потому что он ждал Родни.

– Ладно, давайте начинать, – решительно сказал он. – Родни потом врубится.

– Сомневаюсь, что он врубился даже в прошлый сезон, – сказала Берилл.

Кельвин повернулся к Тренту:

– Приступаем к работе.

Трент снова занял свое любимое место перед аудиовизуальными дисплеями.

– Отлично. Итак, ребята, как вам всем известно, завтра мы начинаем съемки в Бирмингеме. Мы увидим шестерых предложенных финалистов, хотя двое из них, Латиффа, наша заносчивая негритянка, и группа «Парень», скучная старая группа, играющая на вечеринках, будут врезаны в шоу в Манчестере, поэтому обращаюсь к монтажникам: ради бога, пожалуйста, будьте аккуратны с пиджаками Берилл.

– В Манчестере в первый день на Берилл будет бежевый пиджак от Версаче, – сказала главная костюмерша, заглядывая в одну из лежащих перед ней огромных папок. – И серебристый блестящий от Лакруа в Бирмингеме. Все верно, Пенни?

Рядом с ней сидела Пенни, монтажер и второй самый занятой человек в группе после Кельвина. Она тоже была обложена огромными папками.

– Да, Версаче в Манчестере и Лакруа и Бирмингеме, – подтвердила Пенни.

– Надеюсь, в этот раз вы обо всем договорились, и наряды я оставлю себе, – проворчала Берилл от двери, потянувшись за сигаретами и телефоном. – Хрена с два я буду рекламировать их тряпки задаром.

– Итак, – сказал Трент с наигранной бодростью, – едем дальше. Завтра мы также записываем тридцать семь комических эпизодов.

– Тридцать семь!! В одном городе? – простонала Берилл. – Мы ни за что не используем тридцать семь!

– Ты права, дорогая, – вмешался Кельвин, едва скрывая нетерпение. – Но как я часто объяснял тебе раньше, нельзя накопить, не потратившись. Для того чтобы получилась дюжина приличных комических сюжетов, нужно наснимать кучу материала и посмотреть, что сработает. Люди молчат, они не принимают подачу и зачастую оказываются совершенно скучными, несмешными и несюжетными. Именно поэтому нам нужно раскинуть сети пошире, или останемся после монтажа с голой жопой. При желании мы могли бы потратить на это два дня, но тогда, дорогая, ты была бы вынуждена провести здесь лишних двадцать четыре часа, а я знаю, что тебе бы очень этого не хотелось.

– Да уж, это мне на хер не надо.

– В таком случае, думаю, можно продолжить. Трент?

– Да. Мы начинаем с Хуаниты. Она испанка, и у нее очень смешной акцент.

– Срань господня! – рявкнула Берилл. – Смешной акцент, вот до чего мы докатились!

– Сюжет отлично сработал в прошлом году с забавной шведкой, – примирительно сказал Трент. – И я думаю, что эта будет еще лучше. Она довольно симпатичная, с милым невинным личиком и пустым взглядом. Поэтому план такой: заставить ее спеть что-нибудь очень милое и простенькое вроде «Feelings» или «Yesterday», а вы двое будете хихикать, потому что на фоне глубоких, эмоциональных слов ее акцент кажется исключительно забавным, но бедная Хуанита смотрит на вас бессмысленным взглядом, потому что понятия не имеет, над чем вы смеетесь.

– О боже, – сказала Берилл.

– С каждой секундой ситуация становится все глупее и глупее, потому что, когда одному из вас удается перестать смеяться, другой снова закатывается, и первый тоже присоединяется, и в конце концов вы решаете очень, очень, очень постараться и дать бедняжке возможность спеть, но она успевает пропеть одно слово – и нате вам! Вы снова держитесь за бока. Это будет очень, очень смешно. Вы, ребята, просто отлично делаете такие вещи.

– Кажется, я только что потеряла желание жить, – сказала Берилл.

– Отлично. Хуанита – просто класс, – сказал Кельвин, игнорируя негативную реакцию Берилл. – Следующий.

– Катарина, – ответил Трент. – Милая, симпатичная. С очень смешным украинским акцентом.

– Да вы что! – крикнула Берилл. – Еще одна девушка со смешным акцентом!

Кельвин начал терять терпение.

– Да. У нас их три, и мы делаем их одну за другой.

– Три девушки со смешным акцентом!

– Берилл! Сколько ты работаешь на этом шоу? Мы не будем использовать всех трех, твою мать.

– Если только это не коллаж со смешными акцентами, – вставил Трент.

– Да, – согласился Кельвин. – Если только это не коллаж со смешными акцентами. Но мы, возможно, используем только самый смешной…

– Это будет Хуанита, – сказал Трент. – Кажется, она вообще не в состоянии произносить согласные звуки.

– Не важно. Берилл, дело в том, что, работая с тремя девушками, мы имеем три возможности снять ваш с Родни фальшивый, неубедительный истерический смех, и, даже если мы используем всего одну девушку, мы сможем задействовать материал из всех трех сюжетов и смонтировать лучшие моменты.

– Извини, Кельвин, – сказала Пенни, монтажер. – По-моему, мы точно решили, что делаем коллаж со смешными акцентами. Я попросила приготовить для Берилл три разных пиджака, по одному на каждую из трех девушек со смешным голосом.

– Да, все правильно, – подтвердила костюмерша, снова открывая огромные папки, в которых содержались заметки, рисунки, каталоги и образцы материи. – По одному костюму для Берилл на каждую из девушек со смешным акцентом, чтобы можно было их разместить в разных городах. А для тебя и Родни зеленые футболки ирландской команды регби, потому что у нас запланирован «виртуальный» визит в Дублин в День святого Патрика.

– Черт, вы правы, – согласился Кельвин. – Молодцы, девушки.

Ирландский день прослушивания был назван «виртуальным», потому что из-за жесткого расписания трое судей не могли на самом деле посетить Дублин. Поэтому их «прослушивания» в Дублине придется подделать при помощи монтажа кадров, отснятых, когда Трент, Эмма и команда проводили предварительный отбор в городе, а также кадров из Бирмингема, на которых судьи будут одеты в ирландские наряды. Конечно, это был настоящий монтажный кошмар для костюмеров, парикмахеров и гримеров, а в этом случае также для службы реквизита, потому что осложнение в виде Дня святого Патрика означало, что реквизиторам придется поставить на стол игрушечного лепрекона. [5]5
  Лепрекон – персонаж ирландского фольклора.


[Закрыть]

– Так или иначе, Берилл, тебе необходимо участвовать, – сказал Кельвин. – А теперь, может быть, продолжим? Трент. Пропускаем третью девушку со смешным акцентом, думаю, процесс всем ясен.

– Понял, шеф. Так, потом прогоняем максимум массовки перед перерывом, а затем…

– Фу, – сказала Берилл. – Кельвин, ты точно платишь мне слишком мало.

Берилл ненавидела массовку. Она представляла собой около сотни людей, приглашаемых на каждый день прослушивания перед знаменитыми судьями, которые довольно неплохо пели, но были или недостаточно плохи, или недостаточно хороши, чтобы получить собственный сюжет. Их задачей было заполнить холл (чтобы там были не только «сморчки» и финалисты), чтобы получались коллажи участников, которые орут «да!», когда их пропускают во второй и третий туры, после чего становится возможным сосредоточиться исключительно на выбранных персонажах и сюжетах.

– Я тебе действительно нужна для массовки? – умоляюще спросила Берилл.

– Конечно, нужна, ради всего святого! – рявкнул Кельвин. – Мы не можем оставить тебя только защищать «сморчков» и флиртовать с финалистами, верно? Я хочу заметить, что наши зрители и без того поразительно долго готовы пребывать в неведении, но, Берилл, всему есть предел! Мы не можем халтурить. Разумеется, нам нужно видеть, как все трое судей общаются со всеми кандидатами, а не с одними только избранными персонажами.

Берилл угрюмо пожала плечами. В мире было не много людей, которым она могла позволить наорать на себя, но Кельвин был одним из них. На самом деле их было всего двое: Кельвин и врач, который отсасывал ей жир из зада.

– С этим все, – сказал Кельвин. – Продолжай, Трент.

– Ну, сразу после перерыва мы снимаем сюжет с Берилл и Родни.

– Которого здесь нет, и поэтому ему придется объяснять это еще раз.

– Ему все равно приходится объяснять все по три раза, независимо от того, присутствует он или нет, – сказала Берилл.

– Трент. Дальше.

Трент коснулся клавиатуры, и на экране появилась девушка-подросток с выступающими вперед зубами и женщина за тридцать с выступающими вперед зубами, которая очевидно была ее матерью.

– Вики Картер и ее мама, – сказал Трент. – Давайте сначала послушаем маму, ладно?

Трент нажал на кнопку, и мама Вики заговорила с экрана:

– Она просто с ума сходит. Правда, я не могу удержать ее. Всегда поет, знает все песни из шоу. Мы всегда знали, что нужно отдать ее в театральную школу. Юная леди пойдет в театральную школу, и все тут. «Мама, – сказала она, – я собираюсь в театральную школу», и все тут! Ее кумиры – Джуди Гарленд и Селин Дион.

Трент нажал на «паузу».

– А теперь дочь.

– Мама никогда не заставляла меня, – сказала ожившая на экране Вики. – Она просто сказала мне идти за мечтой и верить в мечту и что каждый может достичь своей мечты, если у него хватает храбрости мечтать мечту.

Собравшиеся в комнате с благоговением смотрели, как бледная, бесформенная Вики Картер с выступающими вперед зубами начала убивать песню «Over The Rainbow», каким-то образом умудряясь уводить в бемоль каждую ноту, кроме последней ноты в строке, которую она по непонятной причине уводила в мажор.

– Ух ты! – сказала Берилл. – Действительно потрясающе жалкое зрелище.

– А я что говорю! – гордо сказал Трент. – И при этом искренне убеждена в том, что хорошо поет.

– Как им это удается? Такое ощущение, что у них уши на одной планете, а голоса на другой!