Текст книги "Вик (ЛП)"
Автор книги: Белль Аврора
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)
Удивительно, но ночь не закончилась, когда Вик и мои братья добрались до «Белого Кролика». Я ожидала сцены. И не получила ни одной. Я предсказывала холодную ярость моих братьев. Этого не произошло. И когда ребята просто нас поприветствовали, а потом сели за барную стойку, это вызывало больше дурных предчувствий, чем, если бы они просто подошли к нам и велели идти домой.
Мои братья – оба безукоризненно выглядящие в костюмах – сидели, а Вик —одетый в черные облегающие джинсы и темно-синюю рубашку, расстегнувший слишком много пуговиц, обнаживших чернильного голубя, взлетающего на его широкой груди, – просто стоял спиной к стойке, его вечно прищуренный взгляд пристально наблюдал за нами.
Мой желудок сжался. Мне хотелось залезть на Вика, как на дерево, и откусить от его банана.
Фу. Несправедливо.
Девочки хорошо проводили время, а я не была готова к тому, что ночь закончится. Конечно, они могут быть разумными. У меня были сомнения, но я была готова попробовать ради нашего девичника.
На взводе и в предвкушении драки я потопала к ним, оставив девушек на танцполе. Три пары бесстрастных глаз остановились на мне, и я раздраженно бросила.
– Это не имело большого значения. Я позаботилась об этом.
Саша, которого не смутил мой гнев, поднял бровь и спокойно сказал:
– Я знаю. Мы слышали.
Все, что я собиралась сказать дальше, ушло из моего словарного запаса.
Тогда ладно.
В моем голосе звучало замешательство.
– Тогда почему ты здесь?
Перед ними поставили напитки. Лев ответил:
– Мы подумали, что вам может понравиться сопровождение домой.
Ах-ха! Я знала это.
Вскочив, я поспешно воскликнула:
– Мы еще не готовы уходить!
Лев моргнул и ответил:
– Хорошо. Мы подождем, – мой переполненный воздушный шар отпустили, воздух вырвался наружу, когда мое раздражение поутихло.
Отлично. Замечательно.
Я выигрывала. Почему это казалось таким неправильным?
Вся эта ситуация вселяла неуверенность, мои плечи опустились, и я произнесла тихо и нерешительно:
– Тебе не нужно было приходить. Я не пью. У меня все под контролем.
Вик не разделял моего отношения.
– Нам не нужно было приезжать. Но мы этого хотели. – Когда мое неуверенное выражение лица встретилось с его холодным, я замолчала, и он продолжил: – Я знаю, что ты более чем способна позаботиться о своей заднице. – Заявление успокаивало, как прохладная струя воды легкий ожог. Он оглядел меня с ног до головы, в его взгляде был благодарный намек. – И я также с удовольствием наблюдаю, киска.
Киска.
Котенок.
Ухмылка, которой он закончил, заставила все мое тело превратиться в желе.
О, нет. Он делал то, что мне нравилось. Вещь, из-за которой мне захотелось броситься на пол в позе коровы и призывно оглянуться на него.
Говорящий.
Своим ртом.
Господи, помоги мне, он не побрился. И это мне тоже понравилось.
Внутренне я сломалась, притворилась, что плачу, и топнула ногой, как ребенок, закативший истерику из-за мягкой игрушки, которую не могла получить.
Мой взгляд скользнул к его губам, и на секунду я перестала дышать. Я почти чувствовала его щетину на нежной коже шеи.
Он был похож на закуску, а я была чертовски близка к голоду – в некоторых местах больше, чем в других.
Ты просто хочешь пить. Возьми себя в руки.
Уверенно откинувшись назад, он дернул подбородком в сторону танцпола, и мне захотелось сделать шаг вперед и провести языком по острой линии его подбородка.
– Напивайся. Танцуй. Мы будем здесь, когда вы будете готовы отправиться домой.
Я колебалась.
Вик закатил глаза и раздраженно выдохнул, прежде чем потянуться к стойке и вручить мне ярко-голубую стопку.
– Все в порядке. Я понял тебя.
Я понял тебя.
Он понимал. Он всегда понимал. И в этом была проблема. Я не знала жизни без него.
Я рассмотрела стопку, и мое сердце расстаяло.
Это был «Голубой камикадзе».
Он помнил.
Лицо Льва смягчилось, и когда Мина с легким визгом счастья пронеслась мимо меня, бросившись в ожидающие объятия моего брата, я увидела, как их губы соединились, а мои собственные скривились.
И вот один отделился от нашей компании.
Чем дольше они целовались, тем сильнее я хмурились. Отбросив стопку, я шлепнула стаканом по стойке, скользнула по твердому телу Вика, прежде чем вырвать Мину из рук Льва. Взгляд моего брата был смертельным, но мне было наплевать на это дерьмо.
Все, что я сказала, было:
– Нет! Это наша ночь. Ты не будешь соблазнять и не заберешь от нас свою жену. Ты слышишь меня, Лев?
Увидев несчастное лицо Льва, Мина потянулась к нему. Я оттащила ее за пределы досягаемости.
Но когда Кара врезалась мне в спину с криком «упс», я бросила Мину обратно в руки ее мужа. Мина посмотрела на моего брата с сердечками в глазах и нежно пробормотала:
– Привет, детка.
Саша зыркнул в нашу сторону.
Лев сразу смягчился, прижав к себе подвыпившую жену.
– Привет, мышка, – был его приторно-сладкий ответ, и Мина потерялась в нем.
Я щелкнула языком.
Мое сердце.
Также… бл*дь.
Кара скользнула в маленькое пространство рядом со Львом, затем перегнулась через стойку и крикнула.
– Мне хочется пить. Чью сосиску я должна пососать, чтобы получить еще один шот здесь?
Аника споткнулась, и Вик шагнул вперед, чтобы предложить сестре руку. Я не должна была замечать, как согнулась его сильная рука, но действительно, как я могла это не заметить? Она крепко сжала его, ласково улыбнулась ему и произнесла громким шепотом: «Я пьяна», закончив звенящим смехом.
Вик усадил ее на табурет, и его губы растянулись в улыбке, предназначенной только для его сестры.
– Я это вижу.
Когда Аника была надежно зажата между Виком и Сашей, Кара вложила мне в руку стопку, и, поскольку я была слишком занята размышлениями о том, какого цвета боксеры на Вике, я почти выпила ее, не глядя. Так что, когда Вик оглянулся и, нахмурившись, взял стакан у меня из рук, можно сказать, что я была немного возмущена.
– Эй, – начала я, но как только открыла рот, чтобы сообщить ему, что думаю о его дикарском воспитании, он вернул стопку Каре, и когда я услышала, что он сказал, я была близка к тому, чтобы наброситься на него.
– Что угодно, только не текила. Ее тошнит. Фруктовые напитки или смеси.
Мое замерзшее сердце немного растаяло.
Простите, сэр.
Прекратить и воздержаться.
Мгновение спустя мне вручили еще одного «Голубого камикадзе», и когда я моргнула, у меня возникло безумное желание заплакать, потому что именно мелочи делали Вика особенным, незаменимым. Он заботился обо мне так, что я поверила, что он любит меня. Но лишь принимала желаемое за действительное.
Аника повернулась к Саше, схватила его за рубашку и рывком дернула вниз, чтобы сказать ему что-то прямо в ухо. Я не знала, что она сказала, но мужественное лицо Саши смягчилось, и улыбка грозила показать себя. Но так же быстро, как пришла, она и ушла, и его бесстрастное выражение вернулось с удвоенной силой.
Мина была счастлива оставаться в объятиях мужа. Кара пересказала историю о том, как я чуть не кастрировала мужчину посреди танцпола, и сделала это с большим энтузиазмом, заработав для меня благодарный взгляд Вика, от которого у меня все внутри перевернулось.
А я просто стояла, окутанная теплом, но с грустью в глазах.
Итак, вот и все. Я официально потеряла своих девочек из-за трех мужчин, чья гравитация всегда притягивала людей в окружающую их атмосферу. Я должна была разозлиться, но не могла. Мы – это все, что было у нас. Наша маленькая группа не могла позволить себе стать намного меньше.
Я решила, что ночь подошла к концу. Я не могла ошибаться больше.
Нет. Шесть стопок спустя я поравнялась с девушками, и уютное гудение завибрировало во мне и вокруг меня. В голове стало легко, глаза отяжелели, и чем дольше я смотрела на отстраненного мужчину в джинсах, которые никак не скрывали его размеров, тем теснее я прижималась к нему.
Его подбородок опустился, и, хотя выражение его лица было пустым, жар в его взгляде выдал его и согрел мой встревоженный желудок.
То, что я чувствовала… это горячее, неумолимое желание… оно должно было быть взаимным. Это просто должно было быть. Я знаю это, потому что его густые брови опустились при виде моего декольте, когда я перегнулась через стойку, чтобы сделать еще один заказ, и он слегка притянул меня к себе. Я почувствовала, как его передняя часть давит на мой позвоночник. От тепла его тела мои соски набухли. Ткань его рубашки на голой коже моей шеи невероятно возбуждала.
Его теплое дыхание согрело раковину моего уха.
– Есть какие-нибудь планы сегодня вечером?
Слабая ухмылка растянула мой рот.
Он ревновал?
Он казался ревнивым.
Было так много способов, которыми я могла ответить на это. Я могла опустить глаза и покорно покачать головой. Могла быть хладнокровной и отчужденной, показывая ему, что меня не очень волнуют его вопросы. Или, может быть, могла сказать ему, что они у меня есть, просто чтобы подшутить над ним. Но когда я неторопливо повернулась, убедившись, что мое тело прижимается к его длине самым дразнящим образом, я наклонила голову, чтобы посмотреть на его великолепное, задумчивое лицо, и чуть не подавилась языком. Я обнаружила, что у меня нет желания играть с ним сегодня вечером.
Его открытая ладонь коснулась изгиба моего бедра, разминая и лаская плоть через тонкую ткань моего платья с нежностью, от которой у меня заныло в груди, и мне захотелось лениво, по-кошачьи, потереться о него.
Его скучающий взгляд говорил громко и без слов. Он хотел ответа; это было ясно.
Из всего, что я могла сказать, что я должна была сказать, я выбрала правду.
Мой взгляд упал на его крепкую хватку на моем бедре. Я снова посмотрела на него, прежде чем медленно исследовать темные тени на его лице. Он выглядел истощенным.
– Нет, если вопрос от человека, которого я хочу.
Между нами повисло молчание. Тяжелое, удушающее.
– Ах, да? – От его ледяного осмотра моего надутого рта мой язык опух.
Было трудно говорить. Я выдохнула:
– Да.
Вик повернулся, чтобы отгородить меня от остальных, большая рука на моей талии медленно согнулась и легла на изгиб моей задницы, кончики его пальцев оставляли след на моей коже.
Черт, почти бездыханная, я обвинила в том, что я сказала, алкоголь.
Я двигалась со смыслом. Положив нежную руку ему на живот, я поиграла с кнопками и почувствовала, как в ответ дернулся его пресс.
– Пойдем домой со мной.
Я не была полной идиоткой. Я знала, что секс не решит наших проблем, но мы оба были взрослыми и делали это по обоюдному согласию, я чувствовала это. Могла ли я найти какого-то безымянного Джо и выебать его? Конечно, могла. Но я не хотела секса ни с кем, кроме Вика. Опьянение придало мне храбрости, чтобы признать это.
Выражение боли скользнуло по его лицу, а затем он застонал, и звук этот был настолько знакомым – из тех времен, когда тот же самый стон был вызван моим освобождением и тем, как хорошо мое тело ласкало его, – что я прикусила губу и скользнула рукой вниз, чтобы обхватить себя. Его глаза сверкнули, и он сильно сжал мое запястье, не давая мне добраться до центра.
– Детка, не надо. – Слова его были суровы, но глаза полны сожаления. – Если бы ты не был пьяна, мы бы даже не зашли так далеко. – Наклонившись, он не сводил с меня горячего взгляда, его голос был грубым. – Я бы отвел тебя обратно в свою машину, усадил на свой член и заставил твою задницу подпрыгивать, пока ты не кончишь.
Мои полные губы приоткрылись от откровенной сцены, промелькнувшей у меня в голове.
О Боже, я хотела этого. Я так сильно этого хотела. Сейчас. Прямо сейчас. Пойдем.
Должно быть, выражение моего лица было нетерпеливым, потому что губы Вика скривились, а когда он покачал головой, мои внутренности сжались, а затем умерли от унижения.
– Этого не случится. Не этой ночью.
Не этой ночью?
О Боже. Это был первый раз, когда он мне отказал. Унижение обрушилось на меня, как густая черная смола.
– Не смотри на меня так, – сказал он суровым тоном, но с мягким взглядом. – Я не собираюсь пользоваться тобой, киска, как бы сильно ты этого ни хотела. Это то, чего ты хотела, Нас. Пространство.
Было ли это так?
Конечно. Только теперь, когда оно у меня было, я ненавидела расстояние между нами. В том пространстве, которое я так желала, было холодно и одиноко. Без Вика я чувствовала себя одинокой. Пустынной. Заброшенной.
Это казалось неестественным. Просто… неправильно. Как будто часть моего сердца покинула меня.
Вот дерьмо. Не смей, Нас. Мои глаза защипало. Не смей плакать.
Я отступила от него, держа руки по бокам, и тихо призналась.
– Я чувствую, что потеряла своего лучшего друга.
Лицо Вика смягчилось так, что мое сердце замерло, и когда он открыл рот, чтобы ответить, я ждала. Его рот закрылся. И снова открылся, но ничего не вышло.
Ага. Молчание было примерно такого размера.
Мои глаза опечалились, я медленно кивнула. У меня защипало в носу, и я выдавила из себя улыбку.
Быть отверженным – ужасное чувство, и мы оба утонули в нем, втягивая друг друга в себя, тщетно пытаясь сделать глоток воздуха, прежде чем задохнемся.
Теперь, когда Вик помогал хихикающей Анике выбраться из машины, я молча смотрела, как он осторожно ведет ее в дом.
– Сделай шаг, – терпеливо произнес он. – Еще один. Ну вот. Почти готово.
Я быстро открыла входную дверь, позволяя ему войти. Его тело заполнило открытый дверной проем, и внезапное воспоминание о том, как он ухмылялся мне сверху вниз, блокируя доступ к дому, пока я не встала на цыпочки, не обвила руками его шею и не притянула вниз, чтобы поцеловать, напало на меня. Он осторожно проводил сестру вверх по лестнице, достаточно хорошо зная, где находится моя комната, учитывая, что мы провели там тысячу и одну ночь, заключенные вдали от мира в объятия друг друга.
Я не последовала за ним. Ждала в зале. Он вернулся и прошел мимо меня.
Моя душа взывала к нему, но рот отказывался передать эмоции, выпустив и так слишком много сегодня вечером, а в итоге получив нулевую отдачу.
Вик достиг дверного проема и запнулся, остановившись на полпути. Произнес, не оглядываясь назад:
– Как бы то ни было, я тоже скучаю по тебе, – его мягкий, как виски, голос омывал меня, как прохладный дождь в летний день.
Это накормило меня, этот маленький лакомый кусочек. Крошечный кусочек, брошенный голодающей женщине. И сколько он питал, столько и отравлял.
Вик закрыл за собой дверь, и щелчок замка эхом разнесся по открытому пространству. Это казалось таким окончательным, что я начала плакать.
С тяжелым сердцем я посмотрела на плитку в фойе затуманенными глазами и всхлипнула.
– Дерьмо.
Мне потребовалась минута, чтобы взять себя в руки, но когда я наконец это сделала, вздох смирения покинул меня, и я поднялась по лестнице. В своей комнате я обнаружила Анику лежащей на кровати в платье и со сброшенными туфлями. Мелкие резкие движения дали мне понять, что она все еще не спит, поэтому, будучи другом, я застонала, поднимая ее обмякшее тело, пытаясь раздеть ее.
– Вставай.
Ее голова болталась из стороны в сторону, и Аника надула губы:
– Я устала.
Расстегнув молнию на ее платье, я спустила рукава вниз по ее рукам и тихонько рассмеялась.
– Я знаю, что это так, кукла. Давай я переодену тебя во что-нибудь поудобнее, и ты сможешь выспаться.
– Хорошо. – Она сладко зевнула.
Я изо всех сил пыталась надеть ночную рубашку через ее голову, и когда она откинулась на кровать, я спустила ее платье вниз по ее ногам, оставив ночную рубашку лужицей вокруг ее живота. Послушайте, это было лучшим, что могло получиться. Слегка шлепнув ее по бедру, я прошептала.
– Ты готова, детка. Поспи.
Она еще раз зевнула, затем ей удалось удивить меня усталым голосом.
– Настасья, почему ты больше не любишь Вика?
В голове возник скрежет, словно от поцарапанной пластинки.
Сердце екнуло не только от резкости ее вопроса, но и от того, насколько ошибочным было ее предположение. Я смотрела в темноту мгновение до того, как подвинулась, чтобы включить лампу, и обнаружила, что остекленевшие глаза Ани моргают, когда она натянула одеяло до шеи.
Я не знала, что сказать. У нас с Аникой с подросткового возраста было негласное правило: мы просто не говорили о моих отношениях с ее братом. Но тот факт, что она спросила, внезапно заставил меня хотеть отчаянно заговорить об этом. Или, точнее, объяснить самой себе.
Честность всегда давалась мне легко, но прямо сейчас слова резали так сильно, что причиняли боль.
– Ты задаешь не тот вопрос, Ани. – Я откинулась на спинку кровати, крепко обхватив колени. – Ты должна спросить, почему Вик так боится связать себя обязательствами.
Она приподнялась на локте, опустив уголки рта. Выражение ее лица обвиняло меня в том, что я сумасшедшая.
– Боится что сделать? – Она бросилась обратно на кровать, издав звук, который я могу описать только как полусмех-полустон. Когда она остановилась, то недоверчиво произнесла: – Вик навсегда предан тебе, Нас. О чем ты говоришь?
Я достаточно хорошо знала Ани, чтобы понимать, она не хотела, чтобы это звучало издевательски, но так оно и было. Это было тяжело для меня. Говоря об этом, я только чувствовала себя маленькой и неполноценной. Но, может быть, если бы она знала, она бы отпустила это.
Здесь ничего не происходит.
У меня пересохло в горле, и я сказала.
– Когда ты связываешь себя с кем-то, то не спишь, с кем попало.
Аника замерла. Она долго не шевелилась и ничего не говорила. И когда она обрела свой голос, он был слабым, но непоколебимым.
– Вик никогда, никогда и ни за что не изменил бы тебе.
О, Аника. Бедная, наивная Аника.
Видите? Вот почему мы не говорили о Вике.
И может быть, это был алкоголь или неприятие – я не знаю – но моя грудь сжалась, и я почувствовала, как холодная слеза стекает по щеке.
Аника изо всех сил пыталась сесть, глядя мне в лицо, медленно моргая, борясь с тягой ко сну.
– Я серьезно, Нас. Не знаю, кто тебе сказал, что он изменял, но говорю тебе прямо сейчас, что этого никогда не было. Я бы не стала тебе лгать.
Мои губы задрожали, когда я выдавила горький смешок.
– Послушай, может, я и не гений, но, черт возьми, никому не нужно знать, что, когда мужчина уходит в 2 часа ночи, больше не пускает тебя к себе в квартиру и пробирается в твою кровать на рассвете, значит что-то не так. Как ты объясняешь это?
– Его квартира, – прошептала она, и то, как она это сказала, было странным. Моя подруга нерешительно посмотрела на свои руки. Потом она заговорила, и это вышло грубо. – О Боже. Я собираюсь убить его. – Она облизала губы, избегая моего прищуренного взгляда. – Тебе следует поговорить с ним.
Это было все? Это был ее великий совет? Поговорить с ним? Просто... я не знаю... спросить, спал ли он с другими женщинами?
Ха!
Я лучше побегу через поле ядовитого плюща в одних шлепанцах.
Но я прокручивала то, что она сказала, повторяя снова и снова, внимательно вслушивалась и услышала кое-что, чего она не говорила. Она сказала это так, словно знала что-то, чего мне не хватало. И большой груз сомнений лег на мои плечи.
– О чем ты говоришь, Ани?
Мои подозрения подтвердились, когда она тихонько подсказала.
– Не мне объяснять, Настасья. Может, тебе стоило высказать свои опасения и поговорить об этом с Виком. Я лишь спрошу, за все время, что ты его знаешь, за те почти тринадцать лет, что вы с Виком были тобой и Виком, ты когда-нибудь видела, чтобы он смотрел на другую женщину так, как смотрит на тебя?
Видела ли я?
Естественно я попыталась вспомнить.
Я пробежалась по своим воспоминаниям и… ну, нет. Я думаю, что нет.
Наши проблемы начались, когда он начал что-то скрывать от меня. Общение всегда было нашей сильной стороной. Но в последние шесть недель наших отношений он начал вести себя странно.
Всякий раз, когда я писала ему, он отвечал через несколько часов и не оправдывался из-за задержки.
Я звонила, и он тихо сообщал мне, что не может сейчас говорить, что перезвонит позже. Только он никогда этого не делал.
Он приходил, но его как будто и не было рядом со мной. Он не присутствовал. Часто то уставал и был угрюмым, то засыпал в моей постели, а я молча гадала, с какой девушкой он провел ночь, что вызвало у него такое изнеможение.
Сомнение определило это. Оно засело глубоко.
Это погубило нас.
Аника посмотрела мне прямо в глаза и сказала:
– Мой брат – это многое. Виктор упрямый. Он горд, и – позволь мне сказать тебе – я думаю, начинает понимать, что его гордость, возможно, стоила ему единственной вещи в жизни, которая действительно что-то для него значила. Тебя.
О, яйца. Почему у меня мгновенно возникло ощущение, что я не располагаю всеми фактами?
Я выпрямилась.
– Поговори со мной, Аника. Если ты что-то знаешь…
Но она прервала меня.
– Я уже и так сказала слишком много. Я обещала, что не буду вмешиваться. – Она приняла извиняющийся вид. – Но это трудно, Нас. Ты несчастна. Он несчастен. Пожалуйста, – умоляла она, – не говори ему, что я что-то сказала. Просто… – Она задумалась. – Поговори с ним.
Мое сердце не бешено колотилось, но я прекрасно осознавала устойчивый, тяжелый стук в груди.
Нет. Она не могла этого сделать. Это было нечестно. Потому что, если то, что она говорила, было правдой, это все меняло.
Я на некоторое время погрузилась в себя, обдумывая все, что она сказала, и когда я повернулась, чтобы задать ей еще один вопрос, услышала ее легкое сопение и посмотрела в ее закрытые глаза.
Черт возьми.
Выстрел Аники попал в мое сердце, и любопытная чертовка, которой я была, взяла верх над моими мыслями.
Я была идиоткой. Это было единственное оправдание, которое у меня было, чтобы стоять сбоку от двери квартиры Вика, репетируя именно то, что я скажу.
Мой живот сжался от возможности быть здесь нежеланной.
Какого черта я делаю?
Мои глаза закрылись, и я легонько хлопнула себя по лбу.
Я почувствовала себя глупой, отчаянной и обиженной одновременно.
Покачав головой, я начала ходить вперед-назад, облизнула губы и зашептала:
– Хорошо. Ты можешь это сделать. Под лежачий камень вода не течет.
Мой взволнованный желудок скрутило, и я тяжело сглотнула, а затем прошептала себе:
– Привет. Привет, Вик.
Фу, что, черт возьми, это было?
Я съежилась, затем попытался снова.
– Привет. Я только что была по соседству и... – я закатила глаза, – …решила спросить тебя, с кем ты трахался. – Невеселый смешок покинул меня, прежде чем я оттянула свою футболку и отпустила, хлопнув тканью, пытаясь охладить пылающие щеки и шею.
Почему было так сложно разговаривать с Виком?
Я могла выражать себя своим телом намного лучше, чем ртом. Ну, я думаю, это зависело от того, как это делать. Целоваться, лизать и сосать было легко. Слова, с другой стороны? Жестко.
Еще раз.
Я сделала глубокий вдох, чтобы успокоить нервный желудок, и медленно выдохнула.
– Эй, – прошептала я себе. – Мы можем поговорить?
Ага. Вот оно. То, что нужно.
– Хорошо, – пробормотала я, делая несколько шагов к двери, и подняла сжатый кулак, чтобы постучать, пока не потеряла самообладания. Минуту спустя замок щелкнул, и мой живот сжался в предвкушении. Я ненавидела себя за то, как страстно хотела его увидеть.
Дверь открылась, и ее открыла невысокая симпатичная женщина лет тридцати.
Мое лицо упало прямо на землю.
Хрясь.
Черт возьми, Аника.
Я собиралась убить ее.
Вот, вот причина, почему ты не приходишь к парню без предупреждения. Иногда ваши худшие опасения воплощались в жизнь.
На ее лице отразилось ожидание, и она протянула фразу:
– Могу ли я вам помочь?
Никто не мог мне помочь.
Я изобразила улыбку, которой не чувствовала, и вежливо спросила:
– Привет, Вик здесь?
Ее лицо скривилось в раздумьях.
– Вик? – Она покачала головой. – Э-э, нет.
Я ждала продолжения, но она не предложила ничего другого. Чувствуя себя немного уязвленной, я прикусила щеку изнутри, чтобы не наброситься на женщину, которая этого не заслуживала.
– Ты знаешь, когда он будет дома?
– Куколка, – начала она, и мне захотелось ее ударить, – я думаю, ты перепутала. Здесь нет Вика.
Что?
В ушах звенело.
– Простите?
– Я не знаю, что тебе сказать. – Она слегка пожала плечами. – Хорошего дня.
Когда она попыталась закрыть передо мной дверь, моя рука выдвинулась как барьер.
– Подождите. – Женщина посмотрела на вытянутую конечность, как будто собиралась ее отрезать. Через щель я быстро спросила: – Как долго вы здесь живете? Когда вы переехали?
Женщина вздохнула, подумав об этом.
– Не знаю, полгода или около того. – Она взглянула на мою руку. – Теперь можешь отпустить.
Мои пальцы разжались, и она закрыла дверь перед моим безмолвным лицом. Тысячи разных мыслей пронеслись в моей голове.
Хорошо. Итак, Аника пыталась мне что-то сказать.
Я осталась одна, все слова, что практиковала, были не нужны, и освободилось место для одного приглушенного вопроса: «Что, черт возьми, здесь происходит?»
Глава 7
Вик
Я был в огне.
Мои руки горели. Мои мышцы горели. Черт, даже мои легкие горели. Но это было хорошо. Приятное отвлечение.
Это было лучше, чем девяносто процентов моих чувств, которые я испытывал, когда думал о ней.
Саша держал боксерскую грушу, пока я бил ее, стиснув зубы, и ударяя кулаком так, как я знал, что никогда не смогу ударить человека, если только не захочу покончить с ним. Я поднял ногу и издал кряхтение, швыряя ее в грушу с песком с такой силой, что Саша пошатнулся. Затем он быстро восстановил равновесие и предостерег меня:
– Полегче.
Нет, это не так. Ничего не было легко. Жизнь была тяжелее, чем укус дьявола, и если выместить свое настроение на эту гребаную боксерскую грушу было всем, что я мог сделать, чтобы на время облегчить боль, то я бы это и сделал.
Я пинал ее снова и снова, с каждым разом все сильнее, пока внезапно не повернулся спиной и тщетно пытался взять под контроль свои бушующие эмоции.
Бл*дь.
Задыхаясь, я упер руки в бедра и опустил голову, позволив каплям пота стечь и собраться на кончике моего носа, прежде чем упасть на пол. Затаив дыхание, я грубо выдохнул:
– Извини.
Я имею в виду, я не извинялся, но было просто вежливо сказать это.
Мои глаза закрылись, и все что я видел, была Настасья. Это маленькое облегающее платье с длинными рукавами. Волнистые каштановые волосы пахли ванилью и персиками. Ее выразительные глаза, которые всегда выдавали истинные чувства. То, как надувались ее полные губы, даже когда она улыбалась.
Подтянутое тело, фигуристая задница, миниатюрные сиськи. Слюнки текут.
Ее неуверенное заявление эхом отозвалось в моей голове.
– Пойдем домой со мной.
Это было официально. Я потерял рассудок. Других причин, чтобы отказать ей, не было.
Не часто Нас выставляла себя напоказ, но для меня она это делала. И она делала это часто, делала это очень часто, начиная с подросткового возраста. Я любил это в ней. Нас не просто не скрывала своих чувств; она также не скрывала свой разум и рот.
Боже. Сожаление захлестнуло меня, тяжелое и густое. Может быть, я должен был это сделать, хотя бы ради того, чтобы провести с ней еще одну ночь. Дело в том, что я не хотел быть игрушкой. Я не был той игрой, которую она могла взять с полки, когда ей стало скучно, независимо от того, насколько весело было играть.
А играть с Настасьей всегда было весело.
Она была моей, а я ее. Во веки веков. И пока она не вобьет это в свою хорошенькую головку, я пытался дать ей то, о чем она просила, но я был всего лишь человеком.
Пространство.
Мои губы скривилась при этом слове.
Когда в истории разорванных отношений пространство приносило хоть какую-то пользу?
Нет. Когда человек просил свободы, это было началом конца. Смертный приговор.
Если Настасья думала, что я позволю тому, что у нас есть, вот-вот умереть, она сошла с ума. Итак, я сделал все, что мог, чтобы оставаться в ее поле зрения. Я стал работать ближе к ней, чаще заходил, чтобы увидеть ее, и да, я попадал ей на лицо, когда она позволяла. Не потому, что я на самом деле был зол на нее, а потому, что, когда мы спорили, сексуальное напряжение зашкаливало. И что может быть лучше, чтобы заставить ее скучать по мне, чем напомнить ей, как хорошо я ненавижу трахать ее, когда она умоляла меня об этом.
Прошла пара недель, и я не мог выкинуть из головы тот отчаянный поцелуй. Конечно, мы оба были расстроены, и раздражение взяло над нами верх, но от этого стало только жарче. Ее рука обхватила мою щеку, пока она наказывала меня, кусая губу. Мои пальцы впились в ее задницу, когда мы врезались в стену.
Черт возьми.
Я подавил стон, и Саша спросил:
– Ты в порядке?
Не-а. Как я мог быть?
Женщина, с которой я планировал свою жизнь, внезапно решила, что я не ее вечный мужчина.
Она делала это во второй раз. Первый раз меня чуть не сломал. Я не собирался позволить ее неуверенности погубить меня. Я бы убедил ее. Бесспорно так.
Я знал, что она любит меня. Ты не смотрел на кого-то так, как Нас смотрела на меня, не любя его. В ее глазах был солнечный свет, который сиял только для меня. Ее свет проникал в меня, сохраняя целым, сохраняя в здравом уме.
Она должна была любить меня. Потому что, когда Настасья любила, она отдавала все, а если не любила меня больше, то конец. Все шансы на счастье исчезли.
Они говорили, что плохие вещи приходят тройками, и я никогда не верил в это, пока Нас не отправила меня восвояси. Поговорим о пинке под зад. Удары просто продолжали поступать. Удар за ударом я принимал их, но не знал, сколько еще смогу выдержать.
Я уже был окровавлен и разбит. Еще один удар превратил бы меня в пыль. Но если бы я падал, то падал бы, размахивая кулаками.
С тех пор как мы были бандой непослушных детей, присягнувших фирме, мы прикрывали друг друга. В отношении таких вещей существовало неписаное правило. Ты поддерживал своего брата, несмотря ни на что. Это был первый раз, когда я отказался принимать кого-либо в свои шестерки. Саша и Лев были моими братьями, но я не мог пойти к ним за этим. Не потому, что они не могли помочь, а потому, что они настаивали бы на помощи, а я не мог этого допустить.
Моя гордость не позволяла мне. Это было то, что мне нужно было сделать самостоятельно.
Хотя я признавал, что мое эго было опасной вещью, потребность показать себя им, ей, была важнее всего. Может быть, тогда Настасья увидит, какой потенциал у меня действительно был. Прямо сейчас я не годился в мужья. Я знал это, и да это задевало.
Она заслуживала большего, чем я мог предложить. Но это не означало, что я был готов ее отпустить.
Эта семья уже столько сделала для нас с Аникой. Их отец был больше, чем другом семьи. Он был патриархом для всех нас, детей, находил время, чтобы поговорить с нами о наших проблемах и пытался найти их решение. Они дали нам работу, дружбу и сделали нас частью своей семьи. Я был обязан им разобраться с этим дерьмом без их помощи. Я был в долгу перед Антоном Леоковым, который усадил меня в восемнадцать и дал свое благословение на свидание с его дочерью, зная, что я все равно бы это сделал.
