Текст книги "Вик (ЛП)"
Автор книги: Белль Аврора
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)
– Ты готова?
Я с трудом сглотнула и кивнула.
Он украл еще один поцелуй, прежде чем выпрямиться и сказать:
– Мы должны сделать еще одно объявление.
И когда болтовня стихла, мое сердце забилось быстрее.
Мой голос дрожал, когда я произнесла вслух слова:
– Я беременна.
А потом наступила тишина.
Прошла долгая минута тишины, прежде чем ошеломленная Кара издала довольно неженственное:
– Чувак!
В то же время выражение лица Мины вытянулось. Она нахмурилась и сказала:
– Нет, это не так. – Она повернулась к Каре и сказала: – Она не беременна. – Затем повернулась, чтобы посмотреть на меня с явной решимостью. – Это не так.
В ее голосе звучала такая боль от предательства, что, когда мое сердце разорвалось надвое, я мысленно услышала звук разбитого стекла.
Охваченный тревогой, я шагнул вперед.
– Мина…
То, как я сказала это, тщательно обдумывая и предостерегая, заставило ее глаза расшириться от шока. Дыхание, которое она задержала, было громко выдохнуто, а затем она тихо сказала:
– О, Боже мой, ты беременна.
От вида страдания на ее лице мое сердце ускорилось, и слова, которые я произнесла, вышли мягкими и извиняющимися.
– Мы этого не планировали.
Погруженная в свои мысли, она медленно, бессознательно кивнула, глядя мимо меня в стену рядом с моей головой.
Я не знала, что сказать, наблюдая, как буря эмоций проносится по ее милому лицу.
Грусть. Злость. Горе. И, наконец, тоска.
Мина опустила лицо, ее плечи затряслись, когда она начала плакать, и у меня внутри все сжалось. Лев подошел и положил руку на плечо жены. Она неуверенно произнесла:
– Все в порядке. Я в порядке. Я счастлива. – Она повторила то же самое, но это вышло уныло. – Я счастлива.
Ее маленькое тело сотрясалось от беззвучных рыданий, и вся комната молчала, наблюдая, как разворачивается ее горе. Чтобы избежать пристального внимания бдительных глаз, через минуту она убежала, выскочив через парадную дверь, оставив ее открытой. Я двинулась следом, но Лев поймал меня.
– Позволь мне, – сказал он, нежно сжимая мою руку. Его добрые глаза встретились с моими, и, хотя его слова звучали не очень извиняющимся тоном, я знала, что сказанное им волновало его. – Мне жаль, что мы испортили вашу вечеринку. – Еще одно легкое пожатие. Затем он последовал за женой к выходу.
Мой взгляд скользнул по комнате. Все взгляды были прикованы ко мне. И как только я подумала покинуть корабль и прокрасться обратно наверх, кто-то откашлялся, привлекая мое внимание.
– Тост. – Дядя Ларедо поднял свой стакан. – За счастливую пару.
По комнате пронесся одобрительный ропот, и один за другим все подняли свои бокалы в знак приветствия.
Я благодарно улыбнулась, подняв в знак благодарности свой стакан игристого яблочного сока, но не могла перестать думать о Мине.
Я должна была сказать ей об этом наедине. Я должна была как-то предупредить ее. Я должна была подумать о том, как это повлияет на нее. Но я этого не сделала.
Чувство вины снедало меня.
Я бы солгала, если бы сказала, что не ожидала такой реакции. Наверное, я просто надеялась на большее, чем то, что получила.
У меня внутри все сжалось.
Вся сцена заставила меня чувствовать себя грустной и легкомысленной, даже невнимательной из-за того, что я просто была счастлива, когда она чувствовала себя так подавленно. Даже после того, как все по очереди подошли, чтобы поздравить нас, даже после того, как родители Вика приветствовали меня в своей семье объятиями, поцелуями и непревзойденной любовью, я так по-настоящему и не оправилась. Мое настроение испортилось.
А наутро Мина вернулась, поджав хвост.
Раздался звонок в дверь, я открыла ее, чтобы обнаружить свою невестку, держащую явно домашний торт. Я могла видеть, что это был шоколад, но сливочный крем выглядел странно густым, а единственное слово, выведенное на нем, было жидким и растекалось по глазури.
Кажется, там было написано «Поздравляю», но даже со стопроцентным зрением я не была уверена.
С широко раскрытыми глазами она нервно переминалась с ноги на ногу, а затем бросилась в дверь:
– Я заморозила его, когда оно было горячим. – Боже. Она выглядела определенно несчастной. Слезы наполнили ее глаза, а губы задрожали, когда она сморгнула их и издала плаксивое, пронзительное: – Черт возьми. Даже когда я хочу извиниться, я ошибаюсь.
Да, она в некотором роде испортила мне вечер. Да, это был хреновый поступок. Но, Боже, помоги ей, я любила эту сучку так, будто она была моей кровной родственницей, и теперь, зная, что я беременна, я думала о том, каково было бы пытаться, пытаться, снова пытаться и быть лишенной ребенка, которого ты так сильно хотела.
Мое сердце тянулось к ней. Это был отстой.
Но я бы не стала извиняться за свое волнение.
С грустной улыбкой я подошла ближе, и Мина встретила меня на полпути. Мы обнялись, и в ту же секунду ее тонкая рука обвилась вокруг меня, у меня сжалось горло. Я крепко обняла ее, вздохнула, затем с любовью поцеловала в щеку.
– Мне так жаль, – плакала она, дрожа от тяжелых угрызений совести.
Я ничего не могла с собой поделать. Я фыркнула.
– Ты устроила сцену и сбежала, как в плохом фильме 80-х.
– Я знаю, – простонала она, как будто эта мысль огорчила ее. – Что со мной не так?
Я подавилась тихим смехом.
– Я удивлена, что ты не уронила поднос с шампанским на ходу.
Она громко застонала, но уткнулась лицом мне в плечо, улыбаясь мне в кожу.
– Не могла бы ты остановиться? Я уже чувствую себя дурочкой.
Мы держались друг за друга долгую минуту, прежде чем моя рука ослабла, и я отступила назад, чтобы посмотреть на нее. Выражение ее лица было полностью раскаявшимся.
Я любила эту женщину. Она не умела скрывать чувств. Каждый имел право на плохой день.
Я закатила глаза, смягчая это улыбкой.
– Я буду честна. Твоя реакция была примерно такой же драматичной, как и у Вика.
– Действительно? – Она казалась удивленной.
Я усмехнулась, отодвигаясь, чтобы придержать дверь открытой, позволяя ей войти.
– Ты даже не представляешь.
– Ты можешь рассказать мне об этом за тортом. – Она направилась на кухню, и я последовала за ней, сев за стол, пока Мина приносила тарелки.
Она разрезала торт, и, клянусь Богом, он заскрипел.
Когда она положила мой кусок передо мной, я осмотрела его. Это выглядело нормально. Мне даже захотелось наклониться и понюхать его, но Мина казалась такой гордой собой, что я просто не могла этого сделать. Она внимательно наблюдала за мной с таким оптимизмом в глазах, что я пошла на это. Я наколола маленький кусочек торта, подняла его и некоторое время разглядывала, затем отправила в рот и медленно прожевала.
Когда я не выплюнула это сразу, Мина выпрямилась и улыбнулась.
А потом я перестала жевать.
Ее плечи поникли, губы сжались, и она устало произнесла:
– Плохо, не так ли?
Я говорила о зернистом, горьком песочном торте.
– Отвратительно.
К счастью, она протянула мне салфетку, чтобы я сплюнула, и, поскольку она была любительницей наказаний, она отломила вилкой кусочек торта и поднесла его ко рту. Мириады эмоций прошли через нее, пока она жевала. Сначала шок, затем смятение и, наконец, отвращение.
– Фу. – Тихое слово сорвалось с ее опущенных губ, прежде чем она выплюнула торт на салфетку. – Я не знаю, что я делаю неправильно. Я следовала инструкциям, – поклялась она.
Я осторожно спросила:
– Они были на датском?
Она пристально посмотрела на меня, затем выдала свой ответ.
– Нет, умняшка. – Я рассмеялась, и когда она пришла в себя, ее губы дрогнули. Но это так же быстро, как пришло, так и ушло, и тогда она снова стала несчастной. – Мне очень жаль.
– Все в порядке.
– Нет. – Она горько рассмеялась. – Это не так. Я… – Она выглядела так, словно ей было трудно признать то, что она собиралась сказать. – Я ревновала. – Она решительно пожала плечами. – Я ревновала, и я сорвалась.
Как раз в этот момент на кухню вошел Вик, выспавшийся и выглядевший восхитительно в черных пижамных штанах с низкой посадкой.
– О, женушка. Я поня. Ты хотела быть той, кто вынашивает моего ребенка. Кто бы не ревновал?
Мина закатила глаза. Я подавила смешок, и когда он подошел сзади, то положил руку мне на плечи, сжав. Я почувствовала его губы на макушке, когда он поцеловал меня и прошептал:
– Доброе утро, kiska.
И это было так знакомо, так по-домашнему, что я молилась, чтобы каждое утро было таким же.
Выражение лица Мины стало сладким. Когда она говорила, это было полно эмоций.
– Я так рада за вас, ребята. Мне пора.
Вик обошел стол, согнулся в талии и поцеловал ее в висок. Она подняла руку, чтобы нежно коснуться его щеки, и мое сердце значительно оттаяло.
Это было то, чего я хотела. Эта жизнь. Эта семья. Ничего больше или меньше. Я была довольна тем, что мне подарили.
Когда Вик направился к кофеварке, Мина протянула руку через стол. Я взяла ее, переплела свои пальцы с ее и сжала.
Ее глаза ясно говорили: «Я тебя люблю».
Мой собственный взгляд ответил: «Люблю тебя больше».
Мы улыбнулись друг другу с невысказанным пониманием.
А затем, разрушив наш прекрасный момент, Вик фыркнул и сплюнул в раковину, слегка обеспокоенно хрипя:
– Мина, что, черт возьми, в этом торте?
Последовавшая за этим неделя заставила меня пересмотреть всю свою жизнь.
Этот ребенок изменил ситуацию. Я больше не могла жить той жизнью, которая у меня была раньше. Мы с Виком подробно обсудили это, и мы оба согласились, что необходимо внести изменения. Еще до того, как я подошла к Саше, я молча оплакивала свою прежнюю жизнь.
Кто мог винить меня?
Переход от ношения нижнего белья на работе, чтобы мужчины могли оторваться, к подгузникам и шезлонгам был большим изменением.
Я постучала в дверь кабинета и просунула голову внутрь. Саша оторвал взгляд от своих бумаг, мгновение посмотрел на меня, а затем, нахмурившись, снова уткнулся в свою работу.
– Настасья. Что я могу сделать для тебя?
Хорошо. Точно так, как мы обсуждали. Маневр с пластырем. Жестко и быстро.
– Я ухожу.
Медленно он отложил бумаги, полностью повернулся ко мне лицом и нахмурился.
– Повтори, что ты сказала?
Сюрприз!
Его взгляд был впечатляющим. Один только Саша мог такое провернуть и по-прежнему выглядеть таким же красивым, как он.
Но он явно ожидал объяснений. Итак, я дала ему их.
– Я больше не могу, Саш. Поздние ночи, ненормированные часы. – Я положила руку на живот. – Это вредно для маленького орешка. – Моя бровь изогнулась. – И, будем честными, даже самые захудалые мужчины не захотят увидеть беременную даму в ее изысканном виде, разливающую напитки.
Лицо моего брата немного смягчилось, как и его тон. Он пристально посмотрел на меня с минуту, прежде чем спросил:
– А чем ты собираешься заниматься?
Видете. Вот в чем дело.
– Что ж. – Я глубоко вдохнула и медленно выдохнула, сев на свободное место перед его столом. – Именно об этом я хотела с тобой поговорить. Несмотря на то, что я больше не могу управлять баром, я все еще хочу быть частью «Сердцеедок». Это наш ребенок. Это мой дом. Я не могу представить себе жизнь, в которую это как-то не было бы вовлечено.
Саша откинулся на спинку стула.
– Что у тебя на уме?
Вот оно.
– Как бы ты отнесся к тому, что я возьму на себя бухгалтерию?
И Саша нахмурился.
– Что ты знаешь об управлении бухгалтерией?
Его ответ был таким скептическим, с таким сомнением, что мне понадобились все силы, чтобы не поднять вазочку с мятными конфетами, стоявшую на краю стола, и не бросить в него. Я говорила спокойно, хотя мои пальцы дрожали.
– Лев предложил мне пройти курс несколько лет назад, что я и сделала. Мне понравилось, поэтому я прошла еще один, и еще. На данный момент у меня есть сертификаты по бухгалтерскому учету, делопроизводству и управленческому учету.
Я с восторгом наблюдала, как брови моего брата поднимаются очень-очень медленно. И я торжествующе улыбнулась.
Саша прищурил глаза.
– Удобно.
– Очень, – согласилась я, поблагодарив небеса за то, что Лев смог заглянуть в будущее задолго до меня.
Он посмотрел на меня. Я моргнула, глядя на него. Я могла видеть, как он взвешивает все «за» и «против», тщательно перечисляет их в уме, а затем, наконец, его плечи опустились, когда он сдался.
– Если Лев готов передать бразды правления, облегчить тебе задачу, я полагаю, у меня нет причин противиться.
Не может быть.
Замечательно. Это было здорово!
Но мне пришлось обратиться к слону в комнате. Я знала, почему он колебался, и по этой причине спросила:
– А Роам?
Поза Саши стала суровой.
– А что Роам?
О, брат мой.
Когда он поймет, что я больше не маленькая девочка? Я была умной женщиной и видела больше, чем вмещал глаз. Дело в том, что было только два способа избавиться от такого человека, как Роам. Первым была смерть. А поскольку Роам еще не умер, я пришла к выводу, что Саша предложил Роаму сделку в обмен на мое освобождение и свободу Вика.
Конечно, это была всего лишь теория, но она была надежной. Я прощупала почву.
– Есть ли что-нибудь, что мне нужно знать о бизнесе, которому вы посвятили себя? Какие-либо изменения в книгах, которые мне нужно внести, чтобы входящие и исходящие деньги выглядели подлинными?
Отмывание денег было грязным делом. Часто приходилось хранить два комплекта книг.
Один законный и один, который просто казался законным.
Брат долго смотрел на меня. Он пристально смотрел. И точно так же он знал, что я знаю, что он был в деле с психопатом, который украл меня. Встревожило ли его мое знание или нет, я не могла сказать. Я редко знала, о чем думает Саша. Еще меньше о том, что он чувствовал. Он был несгибаемым человеком с жестоким сердцем.
Казалось, прошли часы, хотя на самом деле прошла всего лишь минута. Затем он просто ответил:
– Нет. Я сам об этом позабочусь.
Мое сердце забилось сильнее, но я не показывала этого.
Теория подтверждена.
Хорошо. Замечательно.
– Без проблем. – Я встала и хотела было уйти, но прежде, чем выйти, остановилась у двери. – Если я могу внести предложение… – Его голова наклонилась, а бровь приподнялась в знак разрешения, так что я выстрелила. – Аника могла бы стать действительно хорошим менеджером бара. Она пунктуальна, дипломатична и тактична. Она отлично справляется с конфликтами. Она организована и уже знает систему. Я знаю, что ей не помешали бы деньги. – Я сделала паузу на этом примечательном факте, прежде чем добавить: – Я думаю, что эта должность даст ей столь необходимое отвлечение. Держать ее занятой, знаешь ли.
Саша выглядел рассеянным, его глаза потеряли фокус. Быстро придя в себя, он произнес скучающее:
– Я подумаю об этом.
Идеально.
Я внутренне улыбнулась.
Жребий был брошен.
С упрямством Саши и нежеланием Аники говорить о своих чувствах, как еще я должна была свести их вместе?
В конце концов, счастья заслуживают все, даже досадно упрямые и безнадежно испорченные.
Уходя, я бросила взгляд на моего вечно угрюмого брата, склонившегося над бумагами с каменным лицом, и у меня сжалось сердце.
Особенно они.
Глава 37
Настасья
– Ты в ожидании? – спросила Аника, прервав мытье посуды, и ее лицо заметно поникло.
Пока Вик сидел за обеденным столом со своими родителями, его ноутбук был открыт с бюджетом, который мы для них разработали, я наблюдала, как он объясняет им, как это будет работать с этого момента. И когда я заметила, что он говорит твердо, но по существу, не оставляя места для возражений, я улыбнулась, представив себе его строгим, но справедливым отцом.
Однако если бы у нас была маленькая девочка, все ставки были бы отменены. Все, что ей нужно было сделать, это посмотреть на него с дрожащими губами и протянутыми ручками, и он был бы потерян для своей маленькой принцессы.
Это заставило меня улыбнуться сильнее.
– Ага. – Я взяла тарелку, которую она только что вымыла, и вытерла ее. – Мы с Виком решили, что хотим, чтобы ребенок был частью церемонии. Я имею в виду, мы ждали так долго. Что такое еще один год?
Глаза Аники вылезли из орбит.
– Год?
Ксения заговорила из коридора.
– Да. Какой еще год? – Я повернулась, чтобы посмотреть на нее, и обнаружила, что она бесстрастно смотрит на крошечный бугорок, образовавшийся у меня на животе. Однако в тот момент, когда она поняла, что я наблюдаю за ней, она изобразила роботизированную улыбку, которая не коснулась ее глаз. – Будет так приятно снова услышать детский смех. Семья очень важна. – Ксения остановилась, чтобы бросить взгляд на Анику, и ее тело заметно напряглось. – Разве ты не согласна?
Мне стало интересно, знала ли Ксения, что Аника бесплодна. Потому что если бы она это знала, это было бы какой-то холодной, *банутой чушью, говорить такое прямо перед ней.
Волосы у меня на затылке встали дыбом, и в тот момент, когда незнакомая женщина ушла, я прошептала своей подруге:
– Ты должна уйти отсюда.
Я стала вытирать тарелку, не ожидая ответа, но когда получила его, у меня перехватило сердце.
– Я знаю, – был ее приглушенный ответ.
Аника посмотрела на меня, ее взгляд был полон нечитаемых эмоций. Может отчаяние? Я сделала паузу, чтобы прочитать сообщение в ее глазах, но как бы я ни старалась, я не могла расшифровать язык, на котором было написано сообщение.
Что она пыталась мне сказать?
Без сомнения, ее депрессия немного уменьшилась. Она выглядела лучше. Ее кожа стала ярче, улыбка шире, бедра полнее, но что-то тяготило ее сердце. От моего внимания не ускользнуло, что она покидала дом так часто, как только могла, проводя свои дни со мной и Виком у нас дома, так долго, как это было в человеческих силах, не злоупотребляя гостеприимством.
Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять это, но я была уверена, что знаю причину.
Это была Ксения.
Напористая женщина заставила Анику чувствовать себя неловко; это было очевидно. Насколько глубок этот дискомфорт, я не знала, потому что моя подруга хранила молчание на эту тему. Но в обеденный перерыв, когда Ксения прошла мимо Аники и ее рука коснулась плеча моей подруги, я заметила, как Аника вздрогнула, как будто ее ударили.
И если это не повод для беспокойства, то я не знаю, что это было.
Четыре недели назад, когда я спросила Доротею, научит ли она меня готовить, она была в восторге. Совершенно вне себя от радости. Мы посвятили воскресенья этому постоянному ритуалу. Я приходила рано утром и сидела с моей будущей свекровью, обсуждая, какие русские блюда я хотела бы приготовить. Мы вместе ходили на рынок, и она научила меня, на что обращать внимание при выборе лучших продуктов и свежего мяса. Мы возвращались домой, и она рассказывала мне рецепт. Наблюдая за ее работой, я делала заметки, записывая каждый совет и хитрость, которые могла предложить пожилая женщина.
Каждое воскресенье я наблюдала, как Аника шарахается от своей тети.
Каждое воскресенье я все больше осознавала, что с бывшей женой «Братвы» что-то ужасно не так. Она казалась встревоженной. Расстроенной. Чем пристальнее я наблюдала за женщиной, тем больше она проявляла ко мне свое пренебрежение. И никто другой, казалось, этого не замечал.
Это сводило меня с ума.
Было удивительно, что Аника все еще была в здравом уме, если Ксения заставляла ее чувствовать то же самое. Вот почему я предложила Вику подарить Анике свою старую спальню. Хотя подвал все еще оставался частью дома, он был достаточно отделен, чтобы обеспечить убежище, когда она в нем нуждалась. Он запирался изнутри и снаружи и имел отдельный вход. По сути, это была квартира, и Анике отчаянно нужно было собственное пространство, вдали от семьи. Итак, однажды в воскресенье во время обеда, когда Вик окликнул свою сестру и бросил ей свои ключи, она поймала их, нахмурившись.
– Что это? – спросила она, глядя на них сверху вниз.
– Немного независимости, – сказал он, и, когда она многозначительно взглянула на него, подмигнул.
Улыбка сначала была маленькой, но стала шире, и когда она прижала ключи к груди, обняв их, как спасательный круг, мое сердце переполнилось. Это было изменение, в котором она нуждалась. Перемена в ней произошла мгновенно. Она стала намного счастливее с тех пор, как переехала в подвал.
Это было улучшение, но я не была уверена, что этого достаточно.
Моя единственная надежда для Аники заключалась в том, что она найдет своего человека, с которым останется навсегда, что ее будут любить так трогательно, что у нее защимит сердце, от человека, который отнесется к ней нежно, с заботой о ее хрупком уме и чувствительной душе.
И на мгновение – всего на одно мгновение – мне показалось, что она найдет это в Саше.
Но Аника была хрупкой, и с ней нужно было обращаться соответственно.
В глубине души я отчаянно надеялась, что мой брат сможет дать ей это.
Аника
Мои ноги на каблуках мягко шлепали по коридору, приближая меня к месту назначения.
Это была плохая идея.
Худшая.
И все же я продолжала идти, все ближе и ближе к запретному желанию моего сердца.
Чем ближе я подходила, тем толще становился комок в моем горле, и к тому времени, когда я добралась туда, куда направлялась, мне казалось, что я проглотила изрядное количество песка.
Мои глаза сфокусировались на закрытой двери, и я постояла там мгновение, подняв руку, а потом задумалась. Облизнув губы и попытавшись снова, я крепко зажмурилась, приложила костяшки пальцев к прохладному дереву и постучала.
Почему он закрыл дверь, я не знала.
Было около 4 часов утра, и в поле зрения не было ни души.
Сегодня была моя первая смена в качестве менеджера бара. Нас задержалась на какое-то время, и когда она убедилась, что у меня все под контролем, она обошла бар со своей фирменной широкой улыбкой, обняла меня и прижала к себе на целую минуту, пока она тихо меня подначивала.
– Ты знаешь, что нужно сделать. Ты видела, как я делаю это тысячу раз раньше. У тебя есть это. На этом посту я никому не доверяю больше, чем тебе. – Она отстранилась и положила свою теплую руку на мою щеку. – Ты убьешь его, дорогая.
Ее уверенность была непоколебима и разве вы не знали об этом? Эта уверенность текла сквозь меня, укореняясь с определенностью и убежденностью, граничащей с дерзостью. И она была права.
Я убила его.
«Сердцеедки» закрылись в 3 часа утра, и мы с Берди стали считать кассу. Я положила деньги в закрывающуюся банковскую сумку, и когда Берди спросила меня, ухожу ли я, я сказал ей, что хочу провести небольшую инвентаризацию перед отъездом. Пока красотка с кожей мокко прощалась, я держала в одной руке блокнот, а в другой ручку, слегка помахав ей на прощание.
В тот момент, когда она ушла, я положила блокнот на стойку и обдумала, в чем именно заключался план.
По правде говоря, у меня его не было. Я знала, чего хочу, но вопрос о том, как этого добиться, был открытым.
Время шло медленно, и я наблюдала, как один за другим уходили сотрудники, пока не убедилась, что в здании остались только два человека. Мое дыхание стало прерывистым, а желудок скрутило, но я все равно нашла его.
Я легонько постучала костяшками пальцев в дверь и, не дожидаясь ответа, вошла. И в тот момент, когда я увидела его, выглядевшего таким же усталым, каким он был, мое сердце замерло.
Его рубашка была расстегнута на одну пуговицу больше, чем нужно, а рукава закатаны до предплечий, обнажая подтянутую, с легкими прожилками плоть, от которой мой живот дрожал. Эти глаза цвета виски, которые, казалось, видели все, остановились на мне.
Я подняла банковскую сумку и выдавила легкую улыбку.
– Куда положить?
Его мелкие резкие движения, когда он сел прямо, сказали мне, что он раздражен.
– На стол – хорошо.
Мой кивок был легким.
Может быть, сегодня была не та ночь.
Я подошла к его столу и поставила сумку на угол, но остановилась. Когда он это заметил, его густая бровь приподнялась.
– На этом все?
Господи. Он не испытывал по этому поводу никаких угрызений совести. После той ужасной пощечины на дне рождения Лиди, он каждый божий день давал мне понять, что злится на меня. И я это заслужила. Я никогда не должна была поднимать на него руки в гневе.
Сожаление было худшим из чувств, и прямо сейчас я чувствовала его так сильно, что оно пронзило мою душу, словно осколок разбитого стекла врезался в область прямо над моим сердцем.
Сегодня ночью.
Это должно было произойти сегодня ночью.
Сейчас или никогда.
Я коротко вздохнула и медленно обошла стол. Он внимательно наблюдал за мной, когда стала перед ним и опустила свою попку на край стола, сев достаточно близко к его стулу, чтобы почувствовать его пряный мужской аромат.
Я задавалась вопросом, мог ли он чувствовать мою потребность.
Раздражение, которое он носил, не должно было на меня так воздействовать. Я почувствовала, как набухли мои соски и запульсировала сердцевина, всего один раз, и очень, очень медленно я развела колени, раздвигая ноги. Совершенно не стыдясь, его темный взгляд метнулся к крошечным черным кружевным трусикам, которые прикрывали мое нуждающееся в сексе лоно. Мини-юбка, которую я носила, задралась до моих бедер, и когда я положила руку на свое бедро, неторопливо поднося ее к тому месту, до которого мне больше всего хотелось, чтобы он дотронулся, Саша судорожно вздохнул, наблюдая, как мой средний палец скользит вверх и вниз по моей прикрытой кружевом щели.
Некое предложение. Единственное, что у меня было, и отдать его для меня что-то значило. Я надеялась, что это будет что-то значить и для него.
Я, на блюдечке с голубой каемочкой.
Он пророкотал:
– Что ты делаешь, Ани? – не отрывая взгляда от моей вагины.
Я тяжело сглотнула, но заставила себя застенчиво улыбнуться.
– Должно быть, я делаю ужасную работу, если это не очевидно.
И как только мои пальцы нырнули внутрь, обнажая мою жадную киску, его рука молниеносно метнулась вверх, поймав мое запястье и крепко удерживая его в хватке. Мои широко распахнутые глаза встретились с его холодными, и мое сердце забилось быстрее, когда меня охватило униженние.
О, нет. Нет. Не делай этого. Пожалуйста. Не делай этого.
– Нет.
Одно слово. Это все, что он сказал. И с таким же успехом он мог ударить молотком по моему стеклянному сердцу, потому что оно разбилось вдребезги и осколки разлетелись, упав к моим ногам, оставив зияющую дыру в моей груди.
И печаль овладела мной – старая подруга приветствовала меня дома.
Ну, дерьмо.
Черт побери. Я была уверена, что это сработает.
Унижение ударило меня под дых. Я свела колени, встала на дрожащие ноги и обошла стол так быстро, как только могла на каблуках, ударившись коленом о край стола, когда торопилась уйти. Но когда я дошла до открытого дверного проема, я кое-что вспомнила, остановилась на полушаге, и мне ничего так не хотелось, как опустить лицо и заплакать.
– Меня нужно отвезти домой. – Я звучала жалко, даже для моих собственных ушей.
Он коротко вздохнул, и вскоре после этого раздался звон ключей.
Хотя я отказывалась смотреть на него, я слышала, как он приближается, и тепло у меня за спиной говорило мне, что он терпеливо ждал, пока я пошевелюсь. Но я не могла.
Сейчас или никогда.
Мой желудок болел от смущения, но у меня была еще одна карта, которую можно было разыграть. Моя единственная карта. Если бы это не сработало, ничего не сработало бы.
Напрягшись, я положила руки на внешнюю сторону своих бедер, медленно поднимая их, пока они не исчезли под моей крошечной юбкой с оборками. Зацепив большими пальцами резинку полоски кружева, которую называла нижним бельем, я услышала, как у Саши перехватило дыхание, когда я неторопливо спустила трусики вниз по ногам, пока они не упали до щиколоток. Я вышла из них и стала ждать.
Последовавшая тишина была оглушающей.
Я воспользовалась его ошеломленным удивлением и использовала это время, чтобы поднять ткань, пока не обнажился гладкий изгиб моей голой задницы.
Кара, клянусь Богом. Если это не сработает, я убью тебя.
Держась за дверной косяк, я отступила в сторону, раздвинув ноги, затем осторожно согнулась в талии, показывая разъяренному мужчине позади себя свой голый, выбритый холмик.
Саша не двигался. Он не издал ни звука, пока не выдал грубое предупреждение.
– У меня очень плохое настроение, Ани. Не дави на меня.
О мое сердце.
Я оглянулась на него и обнаружила, что его полуприкрытые золотистые глаза устремлены на мою и без того пульсирующую щель, его губы приоткрыты, грудь тяжело вздымается. Мой взгляд опустился. Толстая выпуклость на его штанах была слишком большой, чтобы ее не заметить.
Мой желудок сжался. Вздох облегчения покинул меня.
Он хотел меня.
Он действительно собирался наказать нас обоих, отрицая это?
Зная Сашу?
Да. Да, он бы так и сделал.
Я увидела возможность и воспользовалась ею. Нервничая, я неуверенно ответила:
– Позвольте мне сделать его лучше. – Эти суровые глаза встретились с моими, и я покраснела, когда сказала: – Я могла бы отвлечь тебя, тебе это необходимо.
Сашина рука поднялась, зависла над моей задницей, затем он сжал кулак и холодно произнес:
– Если ты ищешь нежности, я не могу…
Я оборвала его наивно звучащим:
– Я тебе доверяю.
Три маленьких слова.
Как они его спровоцировали.
В одну секунду я ждала, что он залезет на меня верхом; затем меня так быстро развернуло, что у меня закружилась голова. Я громко ахнула, когда Саша толкнул меня к стене, и я ударилась о нее с глухим стуком. Я моргнула, когда он приблизился, выглядя безумным и разозленным.
– Это то, чего ты хочешь? – спросил он с яростью в своих словах. То, как он при этом посмотрел на меня, испугало меня. Бессознательно я подняла руки, защищаясь, когда он с силой прижал твердую стену своей груди к моим ладоням. – Это то, что ты себе представляла?
Он пытался напугать меня. И когда мое сердце забилось быстрее, мне было стыдно признать, что он преуспел.
Инстинктивно я оттолкнулась от него, и моя грудь сжалась, когда он понимающе ухмыльнулся.
– Ты не хочешь этого, Ани, – усмехнулся он, и, когда он попытался отстраниться, я запаниковала. Мои пальцы запутались в его рубашке, заставляя его остаться. Он посмотрел вниз, туда, где я держала его, затем снова посмотрел на меня горящими глазами, полными гнева.
Прежде чем я смогла остановить себя, я бросила:
– Я хочу тебя. – Моя грудь вздымалась. Опустив взгляд, я сосредоточилась на его груди, ослабила хватку, выпустила его рубашку, когда тихое признание покинуло меня. – Я хочу тебя.
То, что он сказал, было жестоко. Он осмотрел меня с ног до головы, как будто я была предметом, и стал медленно и бесстрастно насмехаться надо мной:
– Боже мой. Как поменялись роли. – Его голос стал ледяным. – Ты когда-нибудь задумывалась о том, что, может быть, я не хочу тебя?
И поскольку ему было больно, я сдержала свои хрупкие эмоции и кивнула, откровенно говоря:
– Я не прошу никаких обязательств. – Я не могла поверить, что сказала это. – Я прошу тебя использовать меня, чтобы облегчить твою боль. Дай мне то, что я заслуживаю. Я знаю, что ты хочешь, и я даю тебе полную свободу действий. Не сдерживайся. Я могу это вынести. – Его широкая грудь дернулась под моими пальцами. Мое сердце застряло в горле, когда я прошептала едва слышно: – Накажи меня.
