Текст книги "Вик (ЛП)"

Автор книги: Белль Аврора

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)

Я крепко держал пистолет.

Через мгновение плечи цели расслабились, ожидая смерти.

– Черт возьми, чего ты ждешь? Сделай уже это, – последовала разъяренная реакция «покойника», управлявшего этой группой диких собак.

Моя рука опустилась, и звуки прекратились.

Мое решение было окончательным.

Я этого не сделал.

Не заботясь о своей безопасности, я повернулся, чтобы посмотреть лидеру в глаза, и сунул свой «Глок» ему в руки, моя позиция была ясна.

С яростью в его жестком взгляде он не колебался. Он взял мой пистолет, поднял его и трижды выстрелил пожилому человеку в грудь. И когда его глаза снова встретились с моими, он покачал головой, почти разочарованный.

– Он тебя убьет.

В его тоне не было ни интонации, ни эмоций. Это не было угрозой. Это был простой факт.

Роам собирался разорвать меня на части.

Вечер потрачен впустую. Мое общественное положение в плачевном состоянии. Сумасшедший дышит мне в затылок.

Я не знал, сколько еще мне нужно было падать, чтобы достичь дна этой ямы, в которую я сам себя загнал.

Глава 23

Настасья

Аника неподвижно сидела между моими коленями, скрестив ноги. Я взяла пластиковую бутылку и выдавила еще немного крема с химическим запахом на волосы, прежде чем слегка расчесать их и сказать:

– Вот.

Но от одного тревожного взгляда на расческу у меня скрутило желудок.

Мгновение назад она была чистой, а теперь было полна клоков ее волос. Длинные медные пряди вызывающе обвились вокруг нее.

Ее мягкое «спасибо» звучало почти по-детски, и когда она подтянула колени и прижалась к ним щекой, согнувшись, у меня в животе скрутило узлом от того, как резко, заостренно торчали ее плечи.

Моя дорогая подруга. Почему ты так страдаешь?

– Тридцать минут, и мы смоем, хорошо?

Она моргнула, как будто совсем меня не замечая, и я ласково улыбнулась, нежно проведя пальцами по ее щеке.

Когда я вышла из ее комнаты, выражение моего лица помрачнело, и когда я пошла на кухню, чтобы выбросить мусор, я нашла Доротею на кухне.

Нервы сжались в моем животе. Я не видела ее чуть больше недели. С тех пор, как я совершенно непреднамеренно по-королевски облажалась с Виком. Но в тот момент, когда пожилая женщина увидела меня, она подошла и взяла мои руки в свои теплые старческие руки, с материнской улыбкой.

– Настасья. – Она посмотрела на меня по-матерински. – Ты будешь есть с нами, да?

И вот так же, как и в настоящей семье, бедлам, который я устроила, был забыт.

С моего сердца исчез груз, когда я ответила на ее милую улыбку.

– Конечно, – сказала я ей, потому что никогда не чувствовала себя счастливее, чем когда я сидела за ее обеденным столом, где обо мне заботились так, как мои братья никогда не могли бы повторить.

Любовь, которую они дарили, была прекрасной, но другой. Это был более суровый стиль любви. Такой, который причинял столько же боли, сколько и питал. Они были суровыми людьми, а мягкая любовь со стороны суровых людей была аномалией.

Доротея, возможно, не была моей кровью, но она была моей избранной матерью, и почему-то я чувствовала, что это значит больше. Застряв в своих мыслях, я почти забыла, что нужно слушать, когда она говорила.

– Разбуди его. – Мои глаза расширились, когда я медленно поняла, что она имеет в виду, и как только я начала протестовать, она развернула меня, толкнула вперед и легко похлопала по попе. – Обед скоро будет готов.

С легким толчком мои ноги пошатнулись в направлении его личных покоев, и когда я остановилась у закрытой двери, я повернула голову и увидела, что Доротея кивнула. Она махнула руками и сказала:

– Разбуди его. – Она посмотрела на маленькие золотые часы на своем запястье и несколько драматично воскликнула: – Скоро середина дня!

Верно. Ага. Хорошо.

Что со мной не так? Почему я вдруг занервничала?

Это была просто комната Вика. В какой-то момент я практически жила в ней. Боже. Мы проводили вместе так много часов, что Доротея иногда звонила Вику на мобильный и умоляла нас подняться и поесть.

Хорошие были времена. Мы были неразлучны. Два сердца, бьющиеся в такт.

К сожалению, я отвернулась от него, когда он больше всего во мне нуждался. Справедливости ради, он не совсем откровенничал о своих проблемах. Как бы то ни было, я должна была знать, что произошло что-то кардинальное, раз поведение Вика так изменилось.

Моя самая большая проблема заключалась в том, что я отталкивала людей, а затем ненавидеть их за то, что они уходили. Но Вик боролся. Он ясно дал понять, что никуда не собирается уходить. Что он будет ждать меня. И теперь я переживала, что надавила слишком сильно и отправила его в противоположном направлении, когда все, чего я когда-либо хотела, – это быть его человеком.

Той, к которой он бы пришел со своими проблемами. Той, кого бы он любил.

Единственной.

– Он не хочет тебя, – прошептала моя мать из глубин ада, и, устав настолько, насколько может устать человек, слышащий голоса, я на мгновение закрыла глаза, желая, чтобы она ушла.

Я стала лучше игнорировать вторжения, но солгала бы, если бы сказала, что слова время от времени не попадали в цель. Сейчас один из таких моментов.

Стоя совершенно неподвижно, я рассеянно потерла место над сердцем, прогоняя тупую боль, которая не утихала.

Моя рука потянулась к ручке, и я медленно повернула ее, раздался тихий скрип, когда дверь открылась полностью. Я держалась за перила, спускаясь по лестнице. Было темно. Мне пришлось прищуриться, чтобы увидеть. К счастью, свет, льющийся из зала, создавал небольшое свечение, и мне удалось спуститься вниз, не сломав себе шею.

В тот момент, когда я ступила босиком на плюшевый ковер, меня ударило прямо в солнечное сплетение. Я закрыла глаза и подняла нос, его запах окружал меня. Я глубоко вдохнула, впитывая это в память.

Конечно, это было восхитительно, но ничего лучше, чем получить его прямо из источника. Я провела много ночей, глубоко уткнувшись носом в изгиб его шеи, касаясь легкими поцелуями его пульса, чувствуя, как его пресс напрягается с каждым деликатным поцелуем.

Мои мягкие шаги приблизили меня к нему, и когда я подошла достаточно близко, я увидела его, растянувшегося посреди кровати, одеяло едва прикрывало его. Он лежал на животе, дыша ровно, и задумчивая улыбка тронула мои губы.

Его волосы были в беспорядке. Сильные руки крепко обнимали подушку. Одна нога прямая, другая согнута под углом девяносто градусов.

Просто так он спал. Так было всегда, пока я имела удовольствие делить с ним постель. И я нахожу это совершенно очаровательным. Мое глупое сердце находит утешение в том, что хотя некоторые вещи изменились, другие – нет. Может быть, они и не были важными, но они были важны для меня.

Я тихонько опустилась на край кровати и посмотрела вниз на его неподвижное тело. Я просто хотела немного посидеть там. Быть рядом с ним без споров, ревности или гордости, воздвигающих между нами стену.

С Виком всегда была битва, даже когда мы были на одной стороне.

Мы были взрывоопасны, непостоянны. Но когда сошлись вместе, и фитиль загорелся, пламя распространилось, Вик держал меня вне досягаемости огненной бури, защищая, с уверенностью, что я никогда не сгорю.

А сейчас?

Он настоял на том, чтобы быть охваченным пламенем, когда у меня была возможность полностью потушить огонь.

Это сводило с ума.

Мой любящий взгляд остановился на его нахмуренных бровях, и на медленном выдохе мое лицо посерело. Даже во сне он не мог спать спокойно.

Это был не выбор, а принуждение. Моя рука вытянулась, и я нежно провела пальцами по его волосам, надеясь хоть как-то утешить мужчину, который напрасно нес на своих плечах тяжесть мира.

Тихий, сонный звук вырвался у него. Мое сердце заныло, и я отстранилась, решив все-таки не будить его. Было ясно, что ему нужен отдых.

С тихим вздохом я встала, и в тот самый момент, когда собралась уйти, я услышала, как одеяло приподнялось. Сильные руки обхватили мою талию, и я вскрикнула, когда меня потащили вниз, в теплую постель, под одеяло, моя спина была прижата вплотную к стене мускулов, которая была его грудью.

И внезапно в моем мире все стало на свои места.

В конце концов, находясь в объятиях правильного человека, никогда не почувствуешь себя неправильно.

Назовите это цельной жизнью, полной роста, любви и доверия, но мое тело тут же подчинилось ему, стало мягким и податливым.

А потом он заговорил, его голос был хриплым и сонным.

– Куда, по-твоему, ты собралась?

Моя улыбка была маленькой, тайной, и когда он отвел мои волосы в сторону и прижался губами к месту прямо за моим ухом, я почувствовала себя, как раньше. Как будто мы снова были собой. И на мгновение мое сердце воспарило.

Я даже не пыталась с этим бороться.Я любила Виктора.

Я любила его больше, чем потребность защитить себя. Я любила его больше, чем любую из его проблем. Я любила его так, что мое сердце и голова бунтовали. На грани глупости. Но мне было все равно.

Он владел моим сердцем и душой.

Каждая дорога, по которой я шла, вела к нему. Он был моим единственным путем.

Я была слишком поглощена ощущением его, не смогла подобрать слов, и он пророкотал:

– Я только что думал о тебе, и вот ты здесь. Похоже, мечты действительно сбываются.

О, да ладно. Это было просто банально.

Я закатила глаза и усмехнулась, чувствуя его теплое дыхание на своем затылке, когда он тихо рассмеялся.

Повернувшись, я услышала его низкий стон, когда моя попка коснулась твердости его растущей эрекции, и я слишком поздно поняла, что он был голым. Восхитительно обнаженный.

Это не должно было меня удивить. Вик ненавидел ограничивающую одежду.

Для него она была вся такая.

Я извернулась в его хватке, а затем оказалась лицом к лицу с ним. Вик моргнул одним сонным глазом, другой отказывался открываться, продолжая бороться со сном. Его руки легли на мои бедра, затем скользнули назад и еще ниже, пока одна не легла на изгиб моей задницы, а другая беззастенчиво мяла круглую щеку.

Мои губы приоткрылись, и сорвался хриплый вздох. Господи, он заставил меня почувствовать кое-что. Желание обхватить его ногами было сильным, но я боролась с этим изо всех сил.

Вместо этого я впилась в его лицо внимательным взглядом, я посмотрела на его разбитую губу. Цокнула языком и, не задумываясь, приложила нежные пальцы к ране и тихо сказала:

– Тебе больно. Почему тебе всегда больно?

Он притянул меня ближе, пока наши тела не соприкоснулись.

– Мне всегда где-то больно, детка. Моя голова, мое сердце… – Мои маленькие груди прижались к его твердой груди, он прижался ко мне бедрами, и мои губы приоткрылись от восхитительного ощущения его твердой длины у моего живота. – …мой член. Все это относительно.

Но я сосредоточилась на поврежденной коже у его рта.

– Это выглядит болезненным.

– Так и есть. Не могла бы ты получше его поцеловать? – Он наклонился, преследуя мой рот своими надутыми губами. – Держу пари, ты на вкус как вишня, или ягоды, или что-то сладкое.

Я поежилась, приложила мягкую руку к его рту и усмехнулась.

– Дай мне подняться.

Его брови нахмурились, и он поднял свою большую руку, чтобы схватить мою маленькую. Я старалась не корчиться, но ощущение его губ, когда он поднес к ним костяшки моих пальцев и прикусил их, было слишком сильным. Мои соски набухли. Вик издал глубокий, удовлетворенный звук.

– С чего бы мне это делать, если тебе так хорошо там, где ты сейчас?

Не знаю, почему я сказала то, что сказала, но мне вдруг стало так больно на сердце, что я торжественно пробормотала:

– В последний раз, когда ты был в моей постели, ты сказал, что скучал по мне. – Вик замер, не шевелясь, казалось, зная, что грядет нечто большее. Мой тон был мягким, как сливочное масло. Слова едва слышны. – Я должна была сказать тебе, что тоже скучала по тебе. Потому что я скучаю. Все время. Меня это достало.

Он моргнул, его глаза вспыхнули, когда они блуждали по моему лицу. Я увидела множество эмоций, когда его дыхание стало тяжелым. Его рокочущий голос был необычайно мягок и не соответствовал напряженности его взгляда.

– Дай мне этот рот.

Это была хорошая идея?

Возможно, нет.

Мне было все равно?

Моя нижняя область сказала «да».

Я опустила ресницы и поддразнила:

– Один поцелуй, и ты позволишь мне встать?

Его похотливый взгляд приковал меня к месту.

– Если после этого поцелуя ты захочешь, чтобы тебя отпустили, – сказал он, посерьезнев, его полуприкрытые глаза изучали мое лицо, – то я делаю это неправильно.

Боже милостивый, это прозвучало как обещание.

Моя внутренний котенок замурлыкал.

Какое-то мгновение мы могли только смотреть друг другу в глаза. В его я увидела тоску. Мне было интересно, что он увидел в моих.

Любовь? Отчаяние? Горе?

Может быть, все вместе?

Притяжение к нему было слишком велико. Я не могла не качнуться в его сторону. А когда он встретил меня на полпути, и мои губы запульсировали от потребности быть поцелованными, я вообще перестала дышать. Он облизал губы, поднял руку и осторожно провел большим пальцем по моим пульсирующим губам так нежно, как всегда делал.

Мое тело согрелось и задрожало, а он еще даже не поцеловал меня.

Вик мягко, но твердо взял мой подбородок большим и указательным пальцами, и я позволила ему сдвинуть меня с места, а затем он сократил дистанцию между нами, позволив своим губам прижаться к моим.

Мое сердце закричало от радости встречи со своей половинкой.

Поцелуй был мягким и сладким, и мои руки скользнули вверх по его груди, чтобы обвить его шею. Он наклонил голову и углубил связь, тепло его рта поглотило меня. Используя его плечи в качестве рычага, я придвинулась невероятно близко и слегка застонала в его рот, наслаждаясь тем, как он полностью окружил меня, обездвиживая, удерживая на месте.

Руки Вика обвились вокруг моей спины, крепко держась, когда он глубже прижался своими бедрами к моим. Медленно он двинулся ко мне, и беспокойство внутри меня росло. Ощущение его твердой длины, трущейся об меня, заставило мои брови нахмуриться. Я не могла сдержать вырвавшийся у меня стон, и в тот момент, когда я это сделала, он воспользовался возможностью, чтобы слегка провести своим языком по моему и толкнуться сильнее.

И я потерялась в нем. Навеки и навсегда.

Моя футболка сместилась, когда мои бедра начали двигаться, его твердый член задел мое голое бедро.

Это было слишком. Этого было недостаточно. Я не знала, что мне нужно, знала только то, что Вик был единственным человеком, который мог это обеспечить.

Я выдохнула:

– Мне нужно почувствовать тебя, – изо всех сил пытаясь поднять подол футболки. Как только я подняла его достаточно высоко, Вик протянул руку, и одним рывком лифчика моя грудь освободилась.

В тот момент, когда наши тела встретились, кожа к коже, интенсивность связи увеличилась в десять раз.

Вик застонал, затем отстранился на секунду, чтобы прорычать:

– Еще.

С резким рывком мои штаны для йоги скрутились вокруг моих коленей. Он положил руку мне на живот, кончики его пальцев погрузились в резинку моих простых черных трусиков. Скользнув под тонкий материал внутрь, чтобы коснуться моей пылающей плоти, в тот момент, когда я почувствовала его там, мои веки задрожали и закрылись.

Когда в следующий раз я сосредоточилась, то обнаружила на себе его потемневший прищуренный взгляд. Он нежно потер распухший комок нервов, и мое лицо исказилось. Он понимающе усмехнулся.

Этот человек знал, что делал. Он потратил годы, изучая каждый сантиметр моего тела. Выискивая каждую мою эрогенную зону. Раскрывая все секреты, некоторые из которых я не знала сама.

Он был мастером, а я его инструментом.

Я тихонько задыхалась, когда он продолжал оказывать мне внимание, и как только это чувство усилилось, я попыталась раздвинуть ноги, чтобы почувствовать его ближе, глубже, но мои штаны не поддавались.

Вик просто сказал:

– Полегче, детка.

Было легко, так легко поддаться его нежным приказам и многообещающим ласкам. Это гудящее, беспокойное ощущение захлестнуло меня. Губы приоткрылись, лоб нахмурился, когда мои бедра двинулись навстречу его прикосновениям, усиливая возбуждение.

Его голова опустилась, и он грубо поцеловал меня, прежде чем отстранился и произнес:

– Я держу тебя.

Моя киска напряглась.

– О Боже. Мне это нужно, – прошептала я.

Затем оно начало пульсировать.

Мне жаль.

Я несчастна без тебя.

Отдай мне свое упрямое, порочное сердце.

Ты мне нужен. Только ты.

Мои грубые, скрытые эмоции углубили ощущение блаженства.

Вик смотрел мне вслед, кружил вокруг моего клитора, слегка надавливая, прежде чем нежно сказать:

– Я знаю, kiska. Мне это тоже нужно.

И когда это произошло, это произошло.

Мое тело напряглось, мое лицо скривилось, а рот округлился, когда оргазм обрушился как удар по туловищу. Мое дыхание сбилось. Я хныкала и извивалась, раскачиваясь на подушечках его пальцев, а когда этого стало слишком много, Вик переместился за мое спину и обхватил мой холмик, позволяя мне продлить всепоглощающее блаженство.

У меня было странное чувство, что я пожалею об этом, как в прошлый раз. Но по мере того, как удовольствие угасало, все, что я чувствовала – легкое, текучее возбуждение.

Мой сонный насытившийся взгляд переместился на человека с золотым прикосновением, и когда я обнаружила, что он вглядывается в мое лицо, его челюсти сжаты, как будто он также боялся моего сожаления, моя любовь к нему затмила все остальное.

Из всего, в чем я могла бы его обвинить, Виктор Никулин отдал от себя то, что должен был дать. Ни больше ни меньше. И я была одним из немногих счастливчиков, которым он предложил большее.

И в тот момент казалось жестоким требовать больше, чем это.

Он держал свое сердце под охраной, обвивая его колючей проволокой, и, возможно, поэтому не мог предложить его. Итак, я бы предложила ему свое в надежде, что моя любовь поможет исцелить его.

Он наклонился и прикоснулся губами моего вялого рта, позволяя им задержаться. Скользя руками по его ключицам, вниз по груди, еще дальше по его твердому, но подрагивающему животу, я посмотрела вниз на его возбужденную эрекцию, прежде чем снова посмотреть вверх. Наши взгляды встретились, и когда я взяла его в руку, он издал резкий, дрожащий вздох, когда его тело расслабилось.

То, что я смогла так повлиять на него после всех этих лет, пробудило во мне изрядную дозу высокомерия.

Мои глаза, отяжелевшие от похоти, остановились на его разгоряченном взгляде, когда я начала движение вверх и вниз, сначала медленное, а затем набирающее темп. Желудок Вика сжался, а губы скривились в том же болезненном наслаждении, которое я только что испытала. Его дыхание стало тяжелым, и когда он заговорил, грубо и хрипловато, я запнулась в своих движениях.

– Думаю о тебе каждую секунду каждого дня. Прикоснись к моему члену и пожелай, чтобы я трахал твой рот, а не свою ладонь. – В его груди завибрировал нуждающийся звук. Его веки закрылись, а лицо скривилось, когда я возобновила свои усилия. – Ничто не сравнится, детка. Ничего. Это ты. Это только ты.

О... черт.

Его слова что-то сделали со мной. Невыразимые вещи.

Они нежно ласкали мое сердце, в то же время жестко трахая меня, и моя киска сжалась.

Он судорожно выдохнул:

– Я близко.

Я хотела доставить ему удовольствие. Я хотела дать ему то, что он дал мне. Так что, как можно грациознее, я проскользнула вдоль его тела.

– Куда ты собралась? – спросил он, слегка сбитый с толку.

Но я была почти уверена, что он получил свой ответ, когда моя рука обхватила его член, а язык высунулся, чтобы слизнуть каплю предэякулята, появившуюся на головке.

– О, черт, – прошипел он.

И я хитро улыбнулась, наслаждаясь силой, которую он дал мне с помощью таких немногих слов.

Его руки запутались в моих волосах, когда я опустила рот, одним глотком захватив половину его длины. Он был таким вкусным. Горячий, чистый и полностью мужской. И когда я пососала, а затем отступала перед тем, как взять его еще больше в свой влажный рот, он посмотрел на меня из-под простыни с перекошенным лбом и надутыми губами, схватив меня сзади за шею, а затем начал слегка толкаться в мой скользкий, теплый рот.

Может быть, я была одна такая на этом свете, но я любила сосать член.

Ничто не заставляло меня чувствовать себя сексуальнее, чем смотреть в лицо мужчине, в то время как он терял свой вечно любящий разум из-за возможностей моего рта. И прямо сейчас, когда Вик смотрел на меня, весь нервный и беспокойный, мне стало жарче, чем в аду.

Когда его голова откинулась назад, и он пробормотал: «Вот черт», я поняла, что он был близко. Затем его пальцы грубо запутались в волосах на моем затылке, дергая меня взад и вперед, когда он резко вошел в мой рот, и я поняла, что у него было совсем немного времени, прежде чем он изрядно кончит мне в горло.

Его движения стали беспорядочными, и он натужно произнес:

– Да. Возьми это, детка.

Через несколько секунд его тело напряглось, руки сжались в моих волосах так сильно, что я вздрогнула, и он замер, издав грубый стон, когда его член начал судорожно дергаться у меня во рту. Я попробовала соленую горечь его спермы и каким-то образом невероятно успокоилась. Я проглотила подарок, который он мне дал. Его тело обмякло, и когда он упал обратно на подушки, он выскользнул из моего требовательного рта.

Я надеялась немного полежать с ним и погреться в лучах нашего жаркого обмена, но с верхней ступеньки лестницы донеслось:

– Эй, Нас?

Тело Вика напряглось, когда я в тревоге моргнула, выбираясь из-под одеяла.

О, нет.

Слышала ли нас Аника?

Ее обычно сладкий голос звучал ровно.

– Думаю, пора помыть голову.

– Бегу! – крикнула я. – Твоя мама только что послала меня сказать Вику, что обед почти готов.

Тихая пауза, затем:

– Хорошо.

Веселый взгляд Вика встретился с моими широко раскрытыми и испуганными глазами, и когда он начал хихикать, я глубоко вздохнула, выскользнув из-под теплого одеяла, и натянула штаны обратно на ноги.

Мы ничего не сказали. Нам не нужны были слова. У нас было общее понимание того, что это такое.

Это было сложно. Трудно. Непросто.

Но это была сложность, которая мне нужна была больше, чем мне нужно было дышать.

Мои руки стали мокрыми от мытья волос Аники, я взяла с вешалки полотенце и накрыла им ее свежеокрашенные волосы, слегка растирая их. Она начала обматывать полотенце вокруг них, потом откинула голову назад. Она холодно посмотрела на меня, когда я улыбнулась и сказала:

– Вот. Ты должна быть в порядке еще четыре недели.

Я не ожидала ее бесстрастного признания.

– Я тебя люблю.

Мое тело напряглось, я повернулась к ней лицом. Улыбнулась, хотя мои брови опустились в замешательстве. Я тихо усмехнулась.

– Я тоже тебя люблю.

Ее холодное поведение только усилилось, когда она произнесла:

– Но тебе нужно перестать играть с ним. – Я замерла, когда она продолжила: – Он может и не показывать этого, но ты причинила ему боль. Я боюсь, что ты сделаешь это снова, сама того не желая.

Моя грудь сжалась.

Ну, это решило все. Она услышала нас, хорошо.

Я не знала, что сказать. Правда казалась уместной. Мой тон был мягким, я слегка пожала плечами, пытаясь оправдать свои действия.

– Я люблю его, Ани.

Ее глаза вспыхнули. Мгновенно она выплюнула:

– Тогда веди себя соответственно.

И я сделала паузу.

Аника никогда так со мной не разговаривала. Никогда. И это укололо меня.

Я моргнула, когда она сердито посмотрела на меня, и через мгновение ее лицо стало непроницаемым. Все признаки эмоций пропали. Она ушла обратно в свою пустоту.

Мое сердце начало колотиться.

Я устала от этого. Надоело быть обманутой. До смерти надоело беспокоиться о них обоих.

– Что с тобой происходит? – серьезно спросила я. – Я знаю, что ты переживаешь какое-то дерьмо, но ты в плохом настроении. Ты похудела. – Я добавила шепотом: – У тебя выпадают волосы. Ты чо… – Это была болезненная мысль, которая промелькнула у меня в голове. – Ты больна?

Аника горько рассмеялась.

– Если бы.

Она жалела, что не заболела?

Я даже не могла понять, почему она так сказала.

Мое сердце сжалось от ее отстраненности. И я попыталась разрешить это.

– Эй. Что ты скажешь, если мы устроим девичник? Только ты и я?

Ани опустила взгляд и равнодушно фыркнула. Она встала и вышла из ванной, но не раньше, чем вяло произнесла:

– Нет, спасибо.

Доротея положила мне на тарелку еще пасты, и когда Вик увидел выражение моего лица, он цокнул языком и сказал:

– Ма, оставь ее в покое. Она не голодна. – Мои щеки яростно запылали, когда он лукаво добавил: – Она только что поела.

Вилка Аники упала на ее тарелку. Со скучающим выражением лица она встала со стула и произнесла:

– Прошу меня извинить.

Ее удаляющаяся спина была напряженной, негнущейся, и у меня возникло ужасное чувство, что моя подруга больше не считает меня таковой.

Глава 24

Аника

– Каким разочарованием ты оказалась, – сказала ухмыляющаяся ведьма, стоявшая в моем открытом дверном проеме.

Она вошла в мою комнату, как будто это было ее право, и я позволила ей, потому что… ну, в последний раз, когда я захлопнула дверь перед ее носом, она впечатала меня в стену.

Ксения всегда была жесткой женщиной. У нее не было своих дочерей. Возможно, это было ее оправданием столь сурового обращения со мной. Все ее сыновья были из Братвы. Я лишь однажды встречалась со своими двоюродными братьями, но они производили какое-то жуткое впечатление. Они гордились заслуженной репутацией. Их называли бессердечными. Жестокими. Даже психопатами.

Их мать была почти такой же, только ей удавалось скрывать эти черты лучше, чем им.

Теперь, когда моя тетя подошла ближе ко мне, я тяжело сглотнула, случайно заглянув ей в глаза.

Они были холодными. Пренебрежительными. Так полны презрения.

– Я не знаю, почему ты откладываешь свое задание, но оно должно быть выполнено, мой цветок.

Мое сердце билось не в такт.

Она бы не поняла. Я никогда не могла открыть ей, почему я не могла сделать то, что она требовала. Если бы я показала свои истинные эмоции, это дало бы ей слишком много рычагов воздействия на меня.

А я уже потеряла слишком много себя.

То, что у меня осталось, я прижимала к себе, до смерти боясь, что она может вырвать это из моих хрупких рук.

Я не могла этого допустить.

– Мне нехорошо, – произнесла я бесцветным голосом.

Чем ближе она приближалась, тем более напряженным становилось мое тело, натянутое, как лук. Одетая в черное, она села рядом со мной и нежно положила руку мне на лоб.

Я вздрогнула.

– Мне кажется, ты чувствуешь себя прекрасно, – сказала она с оттенком обвинения.

Я взяла с кровати своего большого коричневого плюшевого мишку и прижала его к себе, как защитный барьер.

– То, о чем вы просите меня… это будет нелегко.

– Я верю в тебя. Ты найдешь способ.

Мои ладони начали потеть. Я тяжело сглотнул.

– Это невозможно. Он ненавидит меня.

Поэтому, когда она молча встала, а потом присела передо мной на корточки, я напряглась. И когда она положила руки на мои плечи, крепче сжала мою нежную плоть, я осталась бесстрастной.

Мне не хотелось показывать, как сильно она причинила мне боль. Ксении это нравилось.

Она сжала сильнее, и когда ее ногти впились в мою плоть, она посмотрела на меня, ее губы скривились от отвращения. Слабо завуалированная угроза была очевидна.

– Ты найдешь способ.

Моя челюсть напряглась, я дышала сквозь боль, отказываясь отвести от нее взгляд.

Моя тетя. Мой мучитель.

– Я найду способ, – дрожащим голосом пробормотала я, хотя бы для того, чтобы ненадолго отвлечь ее.

Ксения улыбнулась тогда. Меня беспокоило, что улыбка была идентична маминой.

– Посмотрим, что ты сделаешь. – Она встала и направилась к двери. Добравшись туда, она остановилась, выражение ее лица было непроницаемым. – Ты знаешь, что в России делают с бесполезными животными?

Мое сердце подпрыгнуло в груди.

– Нет.

Моя тетя мрачно усмехнулась.

– Ты очень близка к разгадке.

Как только она вышла из моей комнаты, я встала и бросилась к двери, закрыла ее и прижалась спиной к прохладному дереву. Я не могла дышать. Я пыхтела и кряхтела, и когда я потянула футболку, чтобы стянуть ее с тела, мои легкие горели.

Что я собиралась делать? Что я могла сделать?

Если бы я сделала, как она просила, они бы возненавидели меня. Если бы я этого не сделала, она бы продолжала наседать на меня до тех пор, пока ничего не осталось бы.

Паническая атака застала меня врасплох. Я размахивала руками, ходила взад-вперед, затем тихо застонала, мысленно считая, пытаясь сделать полный вдох и медленно выдохнуть. Но это не помогало.

В последней отчаянной попытке восстановить контроль я, спотыкаясь, забралась в шкаф. Мои дрожащие пальцы пытаются закрыть меня в темноте. Они боролись, но справились. И я начала задумываться, а может быть, Настасья права.

Может быть, я была больна.

Тяжело дыша, мой лоб намок от пота, и я прислонилась спиной к стене, скользя вниз, пока мой подбородок не уперся в согнутые колени. Я закрыла глаза. Я так устала.

Так чертовски устала.

Боже, пожалуйста. Я хочу умереть. Забери меня из этого места. Поприветствуй меня дома.

Молитва должна была напугать меня. Этого не произошло.

Я моргнула в темноте, мое тело тряслось.

Больше всего на свете я хотела, чтобы это сбылось.

Через несколько часов он нашел меня, и в ту секунду, когда дверь моего шкафа открылась, луч света ударил мне в лицо, заставив меня поднять руку, чтобы защитить прищуренные глаза. Губы моего брата опустились. Он вздохнул, увидев мое состояние, и я действительно почувствовала себя ужасно из-за беспокойства, которое причинила ему в последнее время.

Виктор поднял глаза к потолку, закрыл глаза и пробормотал что-то невнятное для моих ушей. А потом его рука появилась передо мной.

Спасательный круг, в котором он никогда не узнает, как отчаянно я нуждалась.

Я вложила свою дрожащую руку в его, и он поднял меня.

– Иди сюда, – тихо произнес он, затем, не оставив мне выбора, притянул меня в свои теплые объятия.

В ту минуту, когда я была надежно заключена в его объятия, мое дыхание сбилось, а тело дернулось. Я плакала. Выворачивающие наизнанку всхлипы, ослабляющие колени рыдания. Брат поддерживал меня, баюкал, укачивал, как ребенка.

– Господи Иисусе, Аника. Открой свой рот. Используйте свои слова. Поговори со мной, – была его прерывистая мольба.

Как я могла сказать ему, когда его плечи уже несли тяжелейший груз?

Я не могла. Я бы не стала. Но я могла воспользоваться короткими минутами убежища, которое он предложил.

К сожалению, Бог так и не услышал моих жестоких молитв. И из-за этого я сделала то, что делала всегда.

Я терпела.

Мина

Я не могла ждать. Даже там, где я была, я не могла ждать ни секунды дольше. Месячные у меня задержались на день, и в дамской комнате в «Сердцеедках» я совершила все необходимые действия, помочилась на тест и прождала три мучительные минуты. Но когда появился результат, я пожалела, что не дождалась.