Текст книги "Звездный вирис (сборник)"

Автор книги: Баррингтон Бейли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 28 страниц)

IV

Освещение снаружи всегда более тускло, чем то, что поддерживается в Клиттманне, но наши глаза быстро к нему привыкли. Однако в первый день мы не выключали в шлюпе свет. Солнце садилось.

Сутки на Каллиболе длятся пятнадцать часов. Когда наступила темнота, Бекмат продолжил путь при свете фар. Что касается меня, то я улегся спать.

Когда проснулся, солнце уже снова встало, а Бекмат все не выпускал руль. Алхимик сидел на соседнем с ним кресле, разложив на передней панели карту, и справлялся по смешному маленькому прибору, в котором колебалась стрелка.

Рит передал мне плитку протеина. Я откусил и стал наслаждаться фруктовым вкусом. Но плитка скоро кончилась, а я так и не наелся. Пока я жевал, оценивал компанию, в которой оказался.

Не считая Хармена и Торчка-Тона, мы все четверо входили в ближайшее окружение Бекмата. Здесь был Грейл, вульгарный и грубый, у которого способность хватать первым, и самый большой кусок. Отношения с ним у меня сложились плохие. Тут находился Хассманн, здоровенный бык, не очень сообразительный, но надежный в делах, где не надо много думать. Он из тех, кто никогда не обсуждает приказы, а сразу приступает к исполнению.

Самым умным из троих был Рит. Лучше всего я ладил с ним. Таких, как он, я называю здравомыслящими парнями.

Все они были тверды, воспитаны в трущобах и бывали жестоки. Но они умели делать свое дело. Тем более что, пройдя школу у Бекмата, они обучились его особым формам руководства и способам организации. Одним словом, ребята толковые, они многое умели. В любой переделке я предпочел бы оказаться именно с ними. Если в этом беспощадном мире есть трещина, куда можно заползти, то эти ребята обязательно воспользуются такой возможностью. Только все дело в том, что я сомневался, есть ли трещина.

Бек же был самым толковым из всех, толковее вообще любого. Из простых людей никто не мог обойти его в ловкости. Думаю, никто из нас не винил его за то, что в своем падении он увлек за собой и нас. У великих людей великие ошибки.

Я проглотил остатки протеина.

– Ладно, – услышал я слова Бека, обращенные к алхимику, – будем ехать, пока не наткнемся на реку.

В этот момент он явно что-то заметил через окно, так как резко свернул и замедлил ход.

Я посмотрел, и пульс мой участился. Девушка, и она шла одна. Увидев нас, она побежала. Бек поехал рядом с ней, а мы стали кричать и дразнить ее. Я слышал, как тяжело она дышит, пытаясь убежать.

– Это кочевница! – сказал Бек с азартом.

– Эй ты, крошка, – крикнул Грейл, открыв окно. – Давай, не ломайся.

– Затаскивай ее, ребята. – Бек остановил шлюп.

Пара парней выскочила и схватила ее. Они затащили ее в шлюп и прижали к внутренней обшивке корпуса.

Девушка глядела на нас гневно, непокорно. Надето на нее было немного, только драный халат, который оставлял неприкрытыми ногу и одну грудь. Когда девушка двигалась, то видно было еще больше. У девушек из кочевых племен нет чувства стыда, как я слышал.

– Да она хорошенькая, – сказал Бек, пожирая ее глазами. – Теперь слушай, крошка. Раз ты тут одна, да еще и пешком, значит, твое племя неподалеку. Может быть, за тем холмом, так?

Девушка ничего не ответила.

– Дай я отведу ее в корму, – предложил я. – Я выдолблю из нее ответ.

Бек усмехнулся, немного нахмурясь.

– Этим кочевницу не испугать. Всему свой срок, Клейн, для этого еще будет много времени.

Девушка заговорила.

– Да, за холмом. Прямо там.

– Ну, если ты мне соврала… – Бек вытер губы, задумчиво глядя на невысокий холм на горизонте. – Значит, так, милая, сейчас мы отправляемся за холм, и ты мне покажешь, какие фургоны с протеином. Поняла? Тебе ничего не сделают. Если мы захватим один фургон, – пояснил он, – еда у нас никогда не кончится.

Двигатели завыли, мы въехали на холм и остановились на вершине. Девушка указала рукой и хихикнула.

– Вон там!

Стойбище кочевников действительно находилось внизу. Но мы надолго не задержались. Стойбище было слишком велико. Среди пыли стояли огромные фургоны и тягачи. И кочевники заметили нас сразу, как только мы показались на холме. Раздался хлопок, и в нашу сторону со свистом полетел минометный снаряд.

Бек налег на руль, и мы с ревом бешено помчались вниз с холма. Я потряс девушку за плечо.

– Красавица, шутя так, ты очень рискуешь!

– Ладно, – грустно сказал Бекмат, – от большого кочевого племени с протеиновыми цистернами другого ждать и не приходится. Разбой нам не подходит. Ладно, продолжим. У нас еще есть План А.

Тогда я впервые услышал о Плане А, но в тот момент думал не только об угрозе голодной смерти. Я оттащил девушку в заднюю часть водительской кабины.

– Как тебя зовут, теплый животик? – спросил я, ощупывая ее плечи.

– Гельбор.

– Ладно, Гельбор, своего племени ты больше не увидишь.

Она была напугана и подавлена, но старалась этого не показывать.

– Ну и что? – сказала она дерзко. Она пригнулась ко мне и нежно прижалась.

– Может быть, мы умрем с голоду. Тогда и ты умрешь. – Сейчас я ласкал ее прикрытую грудь. Возможно, это происходило от необычности ситуации, но у меня начала кружиться голова, как никогда не кружилась ни от одной женщины.

Бекмат обратился ко мне через плечо.

– Не мечтай, Клейн. У нас не хватит на эту женщину продовольствия.

Мы уже далеко отъехали от стойбища кочевников. Гельбор уныло глядела через окно на бесцветную равнину и удаляющиеся холмы.

– Племя скоро снимается с места. Если вы меня ссадите, я уже не успею назад!

– Много хочешь. Мы на ходу тебя вышвырнем. Когда грохнешься об землю на скорости в семьдесят миль в час, то, я думаю, шансов выжить немного.

Гельбор обмякла в моих руках, услышав этот смертный приговор. Голова ее повисла.

– Черт, какая тут разница? – возразил я. – Если умрем, так умрем. То, что она останется с нами, многого не изменит. Жалко уже выбрасывать, раз она тут.

Бек помолчал немного. Наконец вздохнул и пожал плечами.

– Твоя взяла. Не волнуйся, девочка. Во всяком случае, пока.

Я провел ее в корму мимо моторных отсеков, мимо ящиков с боеприпасами в трюм с продовольствием.

– Это я для тебя все уладил, – тихо сказал я. Что она пробормотала, я не разобрал.

Я ее раздел, и это было действительно здорово, когда наши бедра стали тереться. Когда все было закончено, я поймал себя на том, что пристально смотрю ей в лицо. Я только теперь посмотрел на Гельбор, как на человека.

Бекмату, казалось, сон был не нужен. Он настаивал на том, чтобы вести шлюп самому и почти не выходил из-за руля ни днем, ни ночью. Он давал на время руль мне, Риту или Грейлу, но через четыре или пять часов снова брался за управление и иногда вел без перерыва по двадцать часов.

Мне было интересно, что будет делать Тон, когда у него закончится дурь. Запас находился у него в коробке, с которой он не сводил глаз, но навечно ведь его не хватит. Тон то и дело исчезал в корме, чтобы уколоться. Мы не обращали внимания, только Грейл иногда издевался над Тоном.

Вскоре молчание Бека всем надоело. Нам хотелось ответов. Мы молчали до сих пор, вероятно, из-за того, что втайне боялись, что ответов нет, что у Бека нет никаких мыслей.

Но жизнь в шлюпе была монотонна, и мы начали ссориться. Беку все чаще приходилось нас разнимать. В конце концов Рит заявил:

– Слышишь, босс, мы хотим знать, куда направляемся.

– Проголодался, что ли? – Бек сделал вид, что немного удивлен.

– Еще бы нам не проголодаться, – стал жаловаться Хассманн. – От того, что мы едим, и собака сдохнет.

Бек рассеянно кивнул, словно мысли его находились где-то вдалеке.

– Значит, хотите еду. Ладно, тогда послушайте. Есть место, где еда растет прямо на земле всюду, куда ни кинь взгляд. Вы просто топчите еду ногами. И самого грунта не видно из-за того, что на нем растет. Еды, сколько хочешь. И имя этому месту – Земля.

Грейл с горечью посмотрел на него.

– Земля? Не надо над нами издеваться, босс, мы не идиоты.

– Воздержусь от комментариев на этот счет. Просто привыкните к той мысли, что мы направляемся на Землю.

– Но это невозможно, – на этот раз заговорил Тон.

– Я знаю, о чем вы думаете, – ответил Бек. – Много столетий тому назад ворота, связывавшие с Землей, были разрушены, взорваны. А вещество рассеяно. Сообщение с Землей прекратилось, и с тех пор никто не проходил ни сюда, ни отсюда. Но кое-что вы не знаете. Там, в Клиттманне, я много беседовал с алхимиком. Он изучил все старые книги и еще многое и сообщил мне о воротах то, что не знает никто другой.

Хармен всю похвалу принял бесстрастно. Ах ты, старая лысина, подумал я, значит, за всем этим стоишь ты. Ты заразил Бека своими фантастическими идеями.

– Вы, может быть, знаете, а может, и нет, – продолжил Бек, – что ворота состояли из вещества, которое одновременно существовало и здесь, на Каллиболе, и на Земле. Мне, например, раньше было неизвестно, что эти ворота вообще созданы алхимиком. Правильно, Хармен? Продолжи, расскажи им.

Алхимик угрюмо кивнул.

– Все так, и прочесть об этом в старинных документах может всякий, кто умеет разбирать тайные символы. Вещество, из которого были сделаны ворота, получили из Тинктуры – первоматерии бытия, которая не подчиняется законам пространства и времени. Как иначе могли существовать такие ворота? Как эзотерическая наука могла создать то, что может существовать в двух местах одновременно? Тинктура неуничтожима, неделима, и, следовательно… – Он прервался. – Пусть вам скажет ваш начальник.

– В инструкциях для рабочих этого, конечно, не написано, – признал Рит, потирая подбородок. – Правду говоря, я никогда и не задумывался над тем, как действовали ворота. Все это было так давно, еще задолго до того, как я родился.

– Хармен имеет в виду то, – продолжил Бек, – что, хотя вещество, из которого были сделаны ворота, ядерным взрывом разбросали на сотни или даже тысячи миль, оно не утратило своего единства. За столетия оно снова собралось вместе, как бы стягиваясь. И более того, оно сейчас там же, где и было раньше. По расчетам Хармена, сейчас ворота уже снова воссоздались. – Рит нахмурился.

– Хочешь сказать, что все молекулы стянулись туда, где они были до взрыва?

– Правильно, – начал было Бек, но алхимик его поправил:

– Тинктура не имеет молекул. Вещество, состоящее из атомов и молекул, – это загрязненная форма первоначальной гиле, которая едина, проста и неделима, что трудно поддается пониманию. Человеку, привыкшему руководствоваться грубым чувственным восприятием, может показаться, что при определенных условиях ее можно разделить. И опять же, очень большая сила может утончить ее до такой степени, что может показаться, будто она исчезла, однако по истечении времени она снова примет такую же форму, какая была у нее в момент дистилляции. Гилические объекты можно заставить изменить свою форму только при помощи очень сложных алхимических процессов.

– По вашему мнению, с воротами так все и произошло? – спросил я.

– Хотя ворота и не из чистой гиле, сходство веществ очень близко, так что все сказанное относится и к воротам.

– В общем, так, – заключил Бек, – если всех тонкостей не понимаете – не волнуйтесь. Самое главное то, что мы знаем, где находятся ворота. И нам надо добраться до них до того, как у нас кончится продовольствие.

Грейл все это время чистил свой пистолет. Он в гневе отшвырнул его, что было редким для него проявлением недовольства.

– Все это полный идиотизм! Знаешь, что я думаю, босс? Тебя водит за нос этот псих-алхимик!

– Ну, я не знаю, – произнес Рит более спокойным, задумчивым тоном. – Звучит разумно. То есть все связно. Но если спросите меня, то все это очень неопределенно.

– Конечно, очень неопределенно, – ответил Бек добродушно. – Это азартная игра. Может быть, мы до ворот так и не доберемся. А может быть, Хармен насчет ворот ошибается. Скоро узнаем.

Грейл разозлился.

– Нам следовало остаться в Клиттманне!

– В Клиттманне ты был бы уже трупом. Ты думаешь, что у нас был выбор? Очнись. Мы – все, что осталось от организации. В Клиттманне мы были ядром, главной конторой, и полицейские не успокоились бы, пока нас всех не похватали. Мне эта ситуация не нравится так же, как и тебе.

Тон фыркнул. По лицу ползло подленькое выражение, которое означало, что его организм нуждается в подзарядке. Я знал, о чем он думает. Есть ли на Земле какая-нибудь дурь. Может быть, он надеялся, что там она тоже растет прямо из земли. Бек снова повел шлюп. Я сел на соседнее с ним сиденье.

– Как там будет на Земле, босс?

– Кто его знает. Похоже, что Земля и Каллибол существуют в разных… временных системах. – Ему явно и самому это было малопонятно. – Иногда одна система ускоряется относительно другой, иногда замедляется. За столетия, прошедшие здесь на Каллиболе, на Земле прошел миллион или более лет. Никто не знает, что мы там найдем.

Я посидел минуту, осмысливая сказанное.

– Значит, это путешествие в одну сторону. Назад мы не вернемся, так как…

Бек бросил на меня свирепый взгляд.

– Клейн, мы вернемся назад! В этом не сомневайся! – Он вдруг усмехнулся. – Странно, правда? Подумай только. Если мы пробудем на Земле год и вернемся сюда, мы обнаружим, что на Каллиболе прошло только несколько секунд. На самом деле все гораздо проще. Хармен говорит, что сейчас временные системы двух планет синхронизированы. Он говорит, что обе планеты сейчас в апогее своих циклов. Так что если все пойдет нормально, а вероятность всего лишь один к одному, то мы сможем ходить между Землей и Темным миром, как захотим.

– Темным миром?

– В древних книгах так называют Каллибол.

– Почему?

– Не знаю. Здесь, конечно, не очень светло. Не так светло, как в городах.

– Но ведь нельзя же сказать, что темно.

– Нельзя. – Минуту он помолчал. Затем взглянул вверх. В небе светили звезды. В последние дни он часто на них смотрел. – Знаешь, Клейн… Земля – в другой галактике. На расстоянии в несколько миллиардов световых лет отсюда. Только подумай! Это же так далеко.

На следующий день Бек остановил шлюп. Наши моторы гудели среди все той же мрачной бесцветной равнины. Недалеко от нас находился город.

– Согласно карте, это Чомбрел, – сказал Бек. – Сейчас это мертвый город. Его цистерны заразились чумой.

Он стал медленно объезжать город, внимательно разглядывая его. Бека что-то в нем заинтересовало. И действительно, город этот был не похож на Клиттманн. Он был более рельефным. Стены его поднимались более прямо, но затем заканчивались рваной кромкой.

– Чомбрел по архитектурному замыслу должен был представлять сухой древесный пень, – произнес наконец Бек. – Видишь, как на одной стороне стены выступают вверх, словно отломился кусок ствола?

Я однажды видел рисунок дерева, но все это мало что для меня значило. Бек снова повел шлюп по намеченному курсу.

– На этой безжизненной планете это очень символично…

Не знаю, что бы он мог еще сказать, но как раз в этот момент я заметил то, что мне совсем не понравилось. Грейл припер Гельбор к задней переборке кабины. Сейчас она уже считала себя моей девушкой, а я считал ее своей. От страха она не могла сопротивляться, но все смотрела на меня с видом страдания и растерянности. Я бросился и оттащил от нее Грейла. Он спокойно посмотрел на меня, зловеще подняв руку.

– Успокойся. Эта баба для всех.

Бек оглянулся в нашу сторону, затем снова отвернулся вперед.

– Что с тобой, Клейн? Это не очень-то деликатно.

Мы с Гельбор обменялись взглядами.

– Девушка – моя! – крикнул я. – Любой придурок, кто сунется к ней, будет иметь дело со мной.

Бекмат по-прежнему не соизволил повернуться к нам лицом, но он строго произнес:

– Теперь послушайте, придурки. Еще одна неприятность из-за нашей милой кочевницы, и я сам вышвырну ее из шлюпа. Так что успокойтесь.

Грейл криво ухмыльнулся.

– И кому достанется девушка?

– Клейн главнее тебя. Делай, как он говорит.

Я почувствовал неловкость оттого, что Беку пришлось таким образом подтверждать мой авторитет, но, по крайней мере, у меня осталась Гельбор. Грейл злобно на меня посмотрел, а затем присоединился к Риту, Хассманну и Тону, которые играли в карты. Гельбор, косясь на них с опаской, села, прижавшись ко мне.

– Не волнуйся, – тихо сказал я. – Они такие из-за того, что им в Клиттманне тяжело приходилось. Просто держись за меня.

– Конечно. Я буду держаться за тебя, – ответила она негромко и немного поежилась.

Я оставил ее и снова сел рядом с Беком.

– Спасибо, – сказал я.

– Не надо благодарить, – ответил он грубо. Голос его был резок и жесток, таким жестоким я его еще не слышал.

Наконец мы добрались до широкой чистой реки, которую, согласно карте Хармен, мы должны форсировать. Вниз по течению плыли большие плиты камня, который был легче воды. Когда оказалось, что река слишком глубока, и в брод шлюпу ее не пересечь, Рит предложил привязать шлюп к одной из этих плит.

Работа эта заняла некоторое время, но любой, выросший в Клиттманне, немного механик, а также электрик и строитель. Мы сумели поймать одну из плит и при помощи двигателя шлюпа подтащить к берегу. Труднее всего было прочно привязать к ней машину. Наконец мы отчалили и пошли вниз по течению.

Нам надо было искать некий ориентир, так что Бек решил, что мы можем спускаться вниз по реке, пока его не увидим. По площади плита была больше шлюпа, и мы сидели на ней, а двое из компании в это время отталкивались шестами.

Получилось так, что я оказался рядом с Беком, один и вне пределов слышимости других. Последнее время Бек говорил лишь о труднопонятных вещах. Он посмотрел на других и с ироничным видом не то хмыкнул, не то усмехнулся.

– Бандиты, – сказал он. – Вот кто мы такие – бандиты. Помнишь, что говорил алхимик? Среди тех, кто поселился на Каллиболе, важное место занимали бандиты. Может быть, загнивание и застой начались от этого. Но знаешь что, Клейн? Ведь это мы – бандиты, и в Клиттманне мы самые ловкие.

– Может, и так, – ответил я, – но нас выгнали.

– Да, правильно. И знаешь, почему? Только мы несем Клиттманну перемену. Мы опасны. Нас надо уничтожить. Послушай меня, Клейн: мы можем стать зародышем чего-то нового в мире. Да, бандиты. А кто еще тут есть? В Клиттманне сейчас существует только эгоизм. Мы можем это изменить и создать государство, которое существовало бы ради самого себя и требовало преданности всех людей. Государство, которое завоевало бы другие города, создало империю, освободило бы в людях творческие способности и изменило весь мир.

Думаю, Бек уже долго старался на меня воздействовать. И правда, с тех пор, как я с ним познакомился, я все больше попадал под влияние его личности и идей. Некоторые из них я не понимал, но он притягивал меня к себе, словно волшебством. Раньше, конечно, я ни с чем подобным не сталкивался.

– В этом государстве, в этой империи, – говорил он мне, – надежда человечества. Это что-то, что делается не ради чьих-то личных интересов, а ради самого дела. Ты понимаешь меня, Клейн?

– Зачем ты мне все это говоришь? – спросил я, проглатывая слюну.

– Остальные ребята – хорошие ребята, умелые. Но это все. Вот разве что Рит… но Грейл и Хассманн? Да что с них взять? Они безмозглые придурки. Инструменты. А ты, Клейн, можешь соображать. Иногда это, может быть, трудно заметить… но я наблюдал за тобой. В конце концов идеи до тебя доходят. Так вот, Клейн, государство – прежде всего. Это будет развивающийся город, понимаешь?

Я был увлечен тем, что он говорил. Мне казалось, что я впервые в жизни слышу что-то новое, чистое. Преданность, которая превыше всего личного. Вот о чем мне сейчас говорил Бек, и это казалось неопровержимо. Может быть, если вспомнить, в каком положении мы находились, то все это покажется смешным, но у Бека была способность заставлять даже в поражении видеть радость и надежду.

– Прежде всего, понимаешь? – повторил Бек. – Даже прежде женщины.

Гельбор сидела на краю нашего плота и болтала в воде ручкой. Я взглянул на нее и проглотил слюну. Как ни воодушевляли меня рисуемые Беком образы, одно я все-таки должен был признать.

– Иногда прежде всего бывает женщина, Бек, – сказал я.

И что же сделал Бекмат, когда это услышал?

Он вынул пистолет и, пока я только соображал, что происходит, застрелил Гельбор. Я уже знал, как метко Бек стреляет. Пуля попала ей в голову. Даже не вскрикнув, девушка свалилась в воду и скрылась из виду.

Когда я увидел, как она, словно кусок глины, падает с плота, все мои внутренности сжались в плотный комок. В то же время по телу прошло что-то неописуемо сладкое и болезненное. Я в гневе вскочил на ноги.

– Ты придурок! Я тебя убью за это!

– Государство прежде всего, Клейн, – голос Бека был несообразно с ситуацией мягок. – Надо быть последовательным.

– Ладно, – с трудом проговорил я, – государство прежде всего.

С этого момента я стал непоколебимо верен Беку. Я впервые в жизни узнал, что такое настоящая преданность. Если бы не эта преданность, я, думаю, никогда бы не смирился с тем, что не отомстил за смерть Гельбор.

И все-таки вся ситуация была абсурдна. Вот мы – почти мертвецы, а Бек разглагольствует о государстве и империи. Во время нашего путешествия он со мной еще не раз говорил на эту тему, в подробностях излагая свои планы. Он установит между городами регулярное сообщение, сказал он, уничтожит банды кочевников и организует станции, на которых путники смогут пополнять свои пищевые запасы. Все это было прекрасно, не ясно было только, как нам все это сделать.

Но как я уже говорил, теперь я просто влюбился в эту мечту, и вместо того, чтобы относиться к ней со скептицизмом или порицать, я принимал ее со всей серьезностью.

На второй день плавания по реке мы заметили тот ориентир, по которому мы должны выйти к воротам: колонну из нержавеющей стали высотой в тысячу футов. Она была обветрена и местами изъедена. Она явно простояла здесь долго, и также явно было то, что воздвигли ее уже после того, как ядерный взрыв уничтожил ворота. Жившие в те времена люди поставили ее зачем-то в качестве ориентира.

За колонной находилась неглубокая долина длиной около двух миль, обрамленная двумя скругленными валами. Мы вытащили шлюп на сушу и проехали по долине до места, где валы соединялись. В месте соединения или, точнее, прямо перед ним в земле образовалась трещина, зияющий провал, довольно длинная. А прямо над трещиной находилось что-то, что не сразу и заметишь.

Оно походило на огромное, прозрачное, очень чистое желе бледно-лилового цвета. По форме это был удлиненный овоид, большое яйцо.

Бек взглянул на алхимика. Хармен кивнул.

– Мои расчеты оказались верны. Это оно.

Мы вышли из шлюпа, чтобы посмотреть вблизи. Когда мы трогали материал ворот, то возникало ощущение, словно опускаешь руку в очень неплотную жидкость. Может, неплотное масло. Вещество не препятствовало движению, но на ощупь было прохладным и скользким.

Трещина имела глубину в несколько сотен футов. То, что она проходила именно тут, было, вероятно, случайностью. В том смысле, что она была побочным продуктом ядерного взрыва, произошедшего несколько столетий назад, так как кругом земля была значительно искорежена, и трещины поменьше расходились во всех направлениях.

Мы вернулись в шлюп, чтобы посовещаться.

– Откуда мы знаем, что они еще работают? – раздраженно бросил Грейл.

– У тебя есть какой-нибудь прибор, чтобы проверить их? – спросил Бек Хармена.

Алхимик помотал головой.

– К сожалению, нет. Можно только испытать. Кстати, у ворот есть направление. Входить надо с определенного места. Если войти с этого конца яйца, прямо посередине долины, то попадешь на Землю. Если попытаешься войти под любым другим углом, то никуда не попадешь. А чтобы попасть с Земли на Каллибол, все надо сделать наоборот.

Хассманн вздохнул.

– А если они не работают, то грохнешься на дно пропасти. Здорово!

– Ты играл и в более рискованные игры, Хассманн. – Бек устроился поудобней на водительском кресле и завел двигатели.

– Ты же не хочешь нас всех вот так туда грохнуть! – возмутился Грейл. У него слегка выступил пот. – Надо вначале послать кого-то одного! Посмотреть, работают ли они! Посмотреть, что там с другой стороны…

– А если не работают, что ты будешь делать тогда, Грейл? Сидеть здесь и умирать с голоду?

Говоря это, Бек развернулся так, чтобы смотреть Грейлу прямо в глаза. Мы все молчали. Грейл рассмеялся. Бек отъехал назад, чтобы взять хороший разгон. И вот мы на полном ходу помчались прямо на ворота. Вот мерцающее большое яйцо уже прямо перед нами… и тут Грейл и Рит вдруг дали очередь из «Джейнов», стали орать и хохотать, чтобы выпустить нервное напряжение…

Внезапно настала полная темнота. И тут же мы выехали на солнечный свет… и, черт! Мы все поняли, почему Каллибол называют Темным миром.

С тех пор нам приходится на глазах носить фильтры. Солнце обожгло мне глаза, словно каленое железо. Миллионы красок пейзажа резанули по глазным яблокам, как ножи.

Как светло! Как здесь светло!