Текст книги "Голос сердца. Книга вторая"
Автор книги: Барбара Брэдфорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 32 страниц)
Ник застонал в трубку.
– Когда я продал роман «Корт Продакшнс», то не внес в договор обычное в таких случаях условие, что право его экранизации возвращается ко мне, если «Корт» не найдет в течение определенного срока средств и возможностей поставить по нему фильм. «Корт» выкупил у меня все права на роман – на экранизацию, на телепостановки по нему, на инсценировку для театра, короче говоря, всю enchilada. Таким образом, «Корт» стал безраздельным владельцем романа и теперь может делать с ним все, что им заблагорассудится: положить на полку, продать любому частному лицу или компании. Под словом «они» я подразумеваю, естественно, Катарин О’Рурк-Темпест, поскольку именно она – владелица «Корт Продакшнс», – закончил Ник, обуреваемый гневом и горечью.
– Не представляю себе, как она могла пойти на такое, Никки, проделать все это у тебя за спиной, вести дела с этим ублюдком, прекрасно зная, какое отвращение ты питаешь к нему, не говоря уже о моих чувствах. Проклятие! Это просто непостижимо! – яростно вскричал Виктор.
– Но теперь нам известно, что она все-таки это сделала. Они с Лазарусом – одна команда, работают рука об руку. У меня есть все основания полагать, что в данный момент она находится в его доме и замышляет с ним вместе один Бог знает что еще.
– Господи, Никки, мне очень жаль, что так все обернулось. Я имею в виду не только роман, но и то, что касается твоих личных дел. Ясно без слов, что у тебя возникли серьезные проблемы. Неприятности, и большие.
– Да. – Ник нервно затянулся сигаретой. – Ничего, я с ними справлюсь. Слушай, а Чарли не сказал, кого они наметили в постановщики картины?
– Уже подписан контракт с Александром Вагаси. Остальной состав пока не определен, только верхушка.
– Постарайся разведать все как можно подробнее… Кажется, хлопнула парадная дверь. Так что мне лучше вешать трубку. Спасибо, Вик, спасибо за все. Завтра я снова с тобой свяжусь.
– Ладно, разъединяйся и будь осторожен. Береги себя, малыш.
– Все понял, старина.
Ник положил трубку, и в ту же секунду в гостиную с встревоженным видом ворвалась Франческа.
– Никки, в ворота въехал черный «роллс». Она вернулась.
Он молча кивнул, не убирая руки с телефона, и часто заморгал, стремясь привести в порядок расстроенные чувства. Что-то говорить Ник был все еще не в состоянии. Франческа швырнула на кресло плащ и поспешила к нему.
– Господи, что случилось? Вы бледны как полотно. Такое впечатление, что вас сильно ударили…
Недоговорив, она подошла к письменному столу и пристально вгляделась в его лицо.
– Да, я действительно получил удар, – угрюмо ответил Ник, – и такой сильный, как никогда в жизни.
Он встал, подошел к заставленному бутылками сервировочному столику и налил себе большую рюмку коньяку, после чего обернулся к Франческе:
– Вам налить?
Его голос прозвучал тихо и бесцветно. Рука, державшая бутылку, заметно дрожала.
– Да, пожалуйста, – ответила Франческа, не в силах оторвать взгляд от лица Ника. Он выглядел ужасно: совершенно больным и страшно подавленным.
– Никки, что произошло? – прошептала она, охваченная внезапной тревогой. – Ясно, что вы с кем-то говорили по телефону, пока я гуляла с Ладой. Случаем, не с Лазарусом?
– Нет. Расскажу вам все позднее.
Ник залпом выпил свой коньяк. Франческа последовала его примеру, отхлебывая крошечными глотками свой. Тут они услышали перестук каблуков по паркету в холле и быстро переглянулись. Франческа успела заметить, как дернулась щека Ника, а его глаза стали совершенно ледяными. Она тут же вспомнила, как Катарин много лет назад говорила ей, что у Ника две голубые льдинки вместо глаз. Сердце ее упало. Она невольно вздрогнула при мысли о том, что произошло нечто ужасное за то время, пока ее не было.
На пороге появилась Катарин. Она остановилась в дверях и, увидев их, изобразила на лице удивление.
– Мои дорогие! – воскликнула она и звонко рассмеялась. – А что делают тут два моих голубка? Я не ждала вас раньше завтрашнего дня.
Она скинула с плеч соболью шубку и вплыла в комнату, сверкающая бриллиантами, поразительно красивая, в бордово-красном бархатном вечернем платье. Что-то заподозрив, Катарин задержалась у сервировочного столика.
– Думаю, что мне стоит составить вам компанию, мои дорогие, и выпить рюмочку на ночь! – воскликнула она, продолжая громко смеяться. Наливая себе бренди, Катарин обернулась через плечо. – Как же я могла так ошибиться? Я действительно ждала вас в пятницу.
Франческа ощутила, как чудовищный, с трудом сдерживаемый гнев овладевает Ником, заметила мрачное выражение его лица и с коротким нервным смешком поспешила заявить:
– Но ты сказала – в четверг, Катарин. Мы договаривались с тобой именно на четверг.
– Неужели, дорогая? Да, теперь я, кажется, начинаю припоминать.
Катарин повернулась и подошла к камину, держась тем не менее от них на некотором расстоянии.
– Бедняжки мои! Как же вы обошлись без ужина? Я же уволила сегодня миссис Дженнингс. Вы нашли, чем перекусить, Франческа, милая?
– Да, я…
Ник взглядом приказал ей замолчать и впился глазами в Катарин.
– Где-ты-была? – холодно, медленно цедя слова, чтобы придать им больший вес, спросил он.
– Кажется, когда мы говорили вчера по телефону, я забыла сказать тебе, Ник, что приглашена сегодня вечером на ужин.
– К кому?
– К Лонгли. Ты их знаешь, они живут в Риджфильде.
– Ты лжешь!
Катарин, слегка смутившись, заморгала, но потом, широко распахивая свои необыкновенные бирюзовые глаза, притворилась изумленной.
– Никки, дорогой, что с тобой? Какие чудовищные вещи ты говоришь! – Стараясь разрядить обстановку, она присела на краешек дивана. – Повторяю тебе, я была у Лонгли. Если ты не веришь мне, то позвони им и убедись.
Катарин с самым невинным видом улыбнулась ему, а ее глаза, обращенные на Ника, так и светились любовью.
– Назвать тебе их номер? – Катарин привстала, продолжая улыбаться, абсолютно убежденная в том, что Ник тотчас же остановит ее.
– Можешь не утруждать себя, – огрызнулся Ник. – Никто не собирается проверять.
Он язвительно взглянул на Катарин, отставил свой коньячный бокал на край стола и вскочил с места с поразившими обеих женщин бесшумностью и внезапностью. Подскочив к Катарин, Ник схватил ее за плечи и в неистовстве поднял на ноги. Она изумленно раскрыла рот и выронила бокал с коньяком, который, упав на пол, разлетелся вдребезги. Ник поставил ее перед собой и, неотрывно глядя ей прямо в глаза, крепко стиснул ее обнаженные плечи.
– Ты – сука! – прошипел он. – Отвратительная, лживая, расчетливая двуличная сучка! Ты заявляешься сюда со своими улыбочками и милыми речами, со своими хитростями, с этим своим знаменитым «шармом», ведешь себя, будто ничего не случилось, прекрасно зная, что ты натворила, что ты сделала со мной! Ты предала меня, и самым отвратительным образом.
– Никки, Никки! Отпусти меня, ты делаешь мне больно! – закричала Катарин, извиваясь всем телом и стараясь высвободиться. – Я не понимаю, о чем ты говоришь. Отпусти, у меня будут синяки…
– Ты продала мой роман! – загремел Ник, и его лицо исказила гримаса боли и отчаяния. Он принялся трясти ее за плечи так, что голова замоталась из стороны в сторону. – Мой роман, на который я потратил лучшие свои годы, вложил в него частицу собственной души. Роман, который я любил больше всех остальных своих книг, который так много для меня значит! А ты взяла и продала его этому выродку Майклу Лазарусу, человеку, который многие годы был моим врагом и врагом моего друга, Виктора. То, что ты сделала, не поддается воображению. Это все равно, если бы ты вонзила мне в сердце нож, а потом еще подставила чашку, чтобы собрать в нее мою кровь. Я никогда не прощу тебе этого, не прощу твоего предательства. Я… я…
Ника охватила такая ярость, он испытывал такую жгучую боль, что не смог закончить. Непрошенные слезы внезапно навернулись ему на глаза. Он был готов растерзать Катарин. Набрав полную грудь воздуха, чтобы обрести утраченное самообладание, он с силой отшвырнул ее от себя на диван, на который Катарин упала, как сломанная кукла.
– Убирайся прочь! Не желаю марать руки, ты, сука двуличная!
Он перешагнул через осколки бокала на полу и отошел к окну, где застыл, дрожа всем телом и молча глядя через стекло в сад. Его сердце мучительно ныло, кровь, пульсируя, шумела у него в голове. Постепенно глубокая грусть охватила его, и он почувствовал, как уходит его прежняя любовь к Катарин, опустошая его душу, не оставляя в его разбитом сердце ничего, кроме боли и печали. Он снова ненавидел ее, как когда-то, много лет назад. Все кончено между ними навсегда.
Катарин осталась лежать поперек дивана, трепеща всем телом, и, раскрыв рот, отчаянно боролась с подступающими к ее горлу рыданиями. Ее прекрасное лицо побледнело, стало пепельно-серым и несчастным. Она старалась собраться с мыслями, но они путались в ее затуманенной голове. Почему он так рассердился на нее? Она не отрываясь смотрела на широкую спину Ника, видела его поникшие плечи, искала слова, чтобы все ему объяснить. Но не могла найти. Потом она взглянула на Франческу и помотала головой, как бы отрицая все упреки Ника.
Франческа была поражена услышанным. Она боялась пошевелиться, не решалась произнести хоть слово, желая всей душой одного – скорее бежать отсюда, исчезнуть, испариться. Но она продолжала сидеть, будто парализованная в своем кресле, не в силах шелохнуться. Она боялась за Ника, за Катарин, страшилась того, как бы он чего-либо с ней ни сделал. Начиная кое-что понимать из его чудовищных обвинений, она недоумевала, откуда Ник сумел узнать все это, и боялась оставить их наедине.
Катарин думала о том же. Собрав в кулак все свои силы, она заставила себя сесть прямо, поправила чудесное бриллиантовое ожерелье на шее и высказала мучивший ее вопрос вслух, придав своему голосу детские, просительные ноты:
– Кто рассказал тебе про «Флорабелль», Ник?
Он медленно повернулся к ней и, глядя на нее ледяными глазами, ответил, но не сразу:
– Виктор.
– Ах да! Я обязана была сама догадаться, – пробормотала Катарин, глядя себе на руки. – Полагаю, что до него дошли какие-то сплетни, и он, естественно, не утерпел, чтобы не поделиться ими с тобой. Это так на него похоже! Он все испортил, разрушил все мои планы…
– Ты несешь чушь! – завопил Ник. – Виктор, конечно, заблуждается, а ты… О Боже, ты… ты… – задохнулся Ник от возмущения, сжимая кулаки. – Так вот, чтобы ты знала! Виктор не собирал никаких сплетен! Ему обо всем рассказал Чарли Робертс. О том, что он дописывает сценарий, что режиссером приглашен Александр Вагаси, с которым уже подписан контракт, что «Монарх» дает в понедельник сообщение в газеты об этом проекте. Виктор получил все сведения из первых рук. Ты, должно быть, продала мой роман много месяцев назад, раз дело зашло так далеко. Как же ты могла спокойно смотреть мне каждый день в глаза, зная, что ты сотворила? Впрочем, на последний вопрос можешь не отвечать. Это и так ясно.
Катарин неотрывно смотрела на Ника. Ее необычного цвета глаза стали совсем синими, в них застыла мольба. Убирая со лба выбившуюся прядь каштановых волос, она проговорила своим чистым, звонким, как колокольчик, голосом:
– Пожалуйста, успокойся, дорогой. Я было попыталась все объяснить, когда сказала, что Виктор разрушил мои планы. Завтра я собиралась сама тебе рассказать про эту сделку с «Монархом», думала сделать тебе чудесный сюрприз. Я знаю, как ты любишь «Флорабелль», как всегда хотел увидеть ее на экране, сделать фильм по этому роману. Вот почему прежде всего я выкупила его. Я рассчитывала осуществить твою давнюю мечту. Никто, как тебе известно, за много лет не пожелал финансировать постановку. Я обратилась к Майклу Лазарусу исключительно ради тебя, милый. Он давно меня обхаживал, упрашивая сняться у него на студии, и я заявила ему, что единственная роль, в которой я готова сниматься, – это Флорабелль. В конце концов он согласился и засадил Чарли Робертса за работу. Я собиралась рассказать тебе все завтра вечером и даже припасла бутылочку «Дом Периньон», чтобы отметить это событие. А на той неделе я думала показать тебе сценарий, тот окончательный вариант, что сделал Чарли. К тому времени я уже должна была получить его. Но мой чудесный, замечательный сюрприз пошел прахом из-за того, что Виктор успел рассказать все тебе первым, а ты, неверно все истолковав, вдруг возненавидел меня. Я же не сделала ничего плохого, кроме того, что хотела позаботиться о тебе, как обычно.
Слезы брызнули у нее из глаз и потекли по щекам. Верхняя губа Катарин задрожала, как у обиженного ребенка, и она смущенно потупилась. Ник с восхищением следил за ней, думая о том, как она хорошо, просто великолепно играет свою роль. Сейчас ему удалось увидеть в деле эту превосходную актрису, посмотреть великолепное представление с ее участием. Он подошел к дивану и сверху вниз взглянул на сидящую там Катарин. Играя на губах иронической усмешкой, он спросил обманчиво мягким тоном:
– Так, значит, ты все это проделала ради меня, Катарин? Хотела сделать мне чудесный подарок? А нехороший Виктор испортил тебе все удовольствие?
Она подняла голову и ослепительно улыбнулась ему сквозь слезы.
– Ну конечно, милый, – кивнула ему Катарин. Думая, что сумела переубедить его, и не заметив угрозы, таившейся в его внешне спокойном поведении и тоне, она протянула руку и коснулась ею руки Ника. Но тот гневно отбросил ее руку и отшатнулся.
– Ты – лгунья! – прошипел он. – Проклятая обманщица! Очень вероятно, что я никогда не сумею понять, какими мотивами ты руководствовалась, но точно знаю одно: ты никогда ничего не делала ради меня. Как обычно, ты затеяла все это, преследуя исключительно собственные интересы. Мне известно… – Ник сделал небольшую паузу, снова подошел к дивану и, наклонившись, приблизил свое лицо к ее: – У тебя связь с Майклом Лазарусом, причем уже давно, много лет.
Молниеносным движением он протянул руку и сгреб в кулак ожерелье у нее на шее. Подержав его немного, он разжал ладонь и позволил ожерелью свободно упасть на ее обнаженную грудь.
– Отличительный знак! – презрительно бросил Ник. – Итак, ты пополнила собой длинную вереницу лазарусовских шлюх, поздравляю.
Катарин испуганно отпрянула, вжавшись спиной в диванные подушки, и, поднеся обе руки к горлу, попыталась прикрыть ими ожерелье. Только теперь Ник заметил такие же бриллиантовые браслеты, поблескивавшие на ее запястьях. Словно подброшенная невидимой тугой пружиной, Катарин выпрямилась, обронив с достоинством:
– У меня никогда не было связи с Майклом. Мы с ним только деловые партнеры, вот и все.
Ник насмешливо хмыкнул и отошел к камину. Судя по выражению лица, он немного пришел в себя, слегка восстановил самообладание и неожиданно разразился громким, сардоническим смехом.
– Не разыгрывай передо мной гранд-даму, Кэти Мэри О’Рурк! Мне прекрасно известно, откуда ты сейчас приехала, и я знаю, как мило ты проводишь время с Лазарусом. Но черт побери, не могу не признать, что ты нашла достойную себя пару.
– Ты сошел с ума! – голос Катарин прозвучал не менее холодно и твердо, а ее лицо внезапно стало непроницаемым.
– Ну-ну, Катарин, довольно вранья! Я просто сопоставил и свел вместе многие разрозненные факты, слухи, статейки в разделах светских сплетен. Даже Виктор видел тебя с ним в «Ла Скала» в прошлом году. Маленький, интимный тет-а-тет. И твое собственное поведение говорит о многом…
– Опять Виктор Мейсон! – вскричала, приходя в ярость и сверкая глазами, Катарин. Что-то оборвалось у нее внутри, она утратила самоконтроль. – Мне надоело слышать это имя! Я от него устала. Виктор Мейсон готов наговорить про меня что угодно, лишь бы меня дискредитировать. Он просто ревнует, как всегда ревновал меня в прошлом.
Ник переменился в лице и угрожающе посмотрел на нее.
– Ревнует? Виктор ревнует тебя? Ты, кажется, лишилась последних остатков своего жалкого умишка. Если кто из присутствующих здесь и сошел с ума, так это ты. Твое безумие нам хорошо известно. Ревнует! Это надо же такое придумать! – И он гулко расхохотался, мотая головой.
– Конечно, ревнует. Я в свое время его отвергла, и он никак не оправится после такого удара по самолюбию. Еще бы, женщины до меня никогда не покидали постель Виктора Мейсона по собственной воле. Они всегда дожидались, пока он…
– Ты пытаешься уверить меня, что спала с Виктором? – перебил ее Ник. Его лицо при этом выражало удивление пополам с недоверием. – Ну-ну, это просто готовый сюжет для романа.
– Да, я действительно спала с ним.
– Я не верю тебе, мне бы это стало известно.
– Откуда, спрашивается, ты мог это узнать? Ты же не вездесущий. Тогда ты был дома, здесь, в Штатах. Это происходило в то время, когда погибла твоя сестра, во время съемок «Грозового перевала».
Ник почувствовал, как перехватило горло, и самые ужасные подозрения змеями закопошились в уголках его возбужденного сознания. Он взглянул на Франческу, бледную, дрожащую, поникшую в своем кресле, и она твердым взглядом ответила ему. Ник снова обернулся к Катарин, застывшей на краешке дивана в напряженной, воинственной позе. Глаза Ника сузились и превратились в узкие щелочки на его худощавом умном лице.
– Ты говоришь это просто затем, чтобы унизить меня. Я могу…
– Ничего подобного. Я спала с ним. Виктор, если можно так выразиться, первым пригубил эту чашу! – шипя, как кошка, выдавила Катарин. – У нас не просто была с ним связь, но я была от него беременна, носила его ребенка. Его, ты слышишь? И я сделала тогда аборт. Это правда, Франки об этом известно. Скажи ему, что это правда, Франки. Скажи ему, что это истинная правда!
«О Боже, нет!» – подумал Ник. Грудь его напряглась, кровь застыла в жилах, превратившись в ледяную воду. Он медленно повернул голову и молча посмотрел на Франческу, а та, будучи не в силах, подобно ему, вымолвить ни слова, также молча утвердительно кивнула и отвернулась, пряча от него свое осунувшееся лицо.
Ник какое-то время наблюдал за Катарин, подмечая триумфальный блеск в ее глазах, неприятную холодную улыбку на красивом лице, превратившемся для него в синоним маски обманщицы.
– Ты сказала Франки, что у тебя была связь с Виктором и что ты беременна от него?
– Да, я всегда все ей рассказываю, она – моя лучшая подруга.
– И когда же состоялось это историческое признание?
– Летом тысяча девятьсот пятьдесят шестого. Именно тогда я была беременна. Мы жили на вилле, и Франческа была единственным человеком, с которым я могла поделиться, а Виктор тогда, помимо всего прочего, вернулся к Арлин.
Ник оцепенел.
– И вы поверили ей? – обратился он к Франческе.
– Да, – прошептала она.
– И совершенно напрасно. Она солгала вам.
Франческа молча смотрела на него горящими от потрясения глазами.
– Я не лгала! – пронзительно вскрикнула Катарин. – Я была от него беременна, почти три месяца.
– Возможно, что ты и была беременна, – грустно заметил Ник, – но это не мог быть ребенок Виктора. – Он придвинулся к Катарин, заглянул ей в глаза, и медленная усмешка раздвинула его губы. – Дело в том, что Виктор Мейсон стерилен, и всегда был таковым, ни одна женщина не может от него забеременеть.
– О Боже! – простонала Франческа, привстав с места, и снова, ломая руки, упала в кресло.
– Ах, Ник, почему ты снова норовишь выгораживать его? Он – стерилен? Ты шутишь, у него же двое сыновей.
– Сыновей Элли! – отрезал Ник. Его голос прозвучал, как удар хлыста. – Муж Элли сбежал от нее через месяц после свадьбы, бросил ее. Тогда ее брат познакомил ее с Виктором, с которым они вместе работали на стройке. Виктор и Элли полюбили друг друга, и она стала хлопотать о разводе. Потом ее бывшего мужа разнесло в клочья взрывом на нефтепромысле в Техасе. Это произошло за месяц до рождения близнецов. Виктор тогда немедленно обвенчался с Элли. Он признал Джейми и Стива своими сыновьями и всегда был им прекрасным отцом, но они не являются его плотью и кровью.
Франческа встала и, слегка покачнувшись, оперлась на каминную полку. Ник обнял ее, чтобы поддержать и не дать ей упасть.
– Вы говорите правду, Ник? – срывающимся голосом спросила она. – Поклянитесь мне своей честью, что это – правда.
– Клянусь, дорогая, – печально ответил он. – Если бы вы, Франки, тогда поговорили со мной или с Виктором, все бы могло обернуться совсем по-другому.
Пристально посмотрев на Франческу, Катарин сразу поняла, что та чем-то невероятно расстроена, но причина ее огорчения никак не связана с только что происшедшей ссорой между ней самой и Ником.
– Что случилось, Франки? Что имел в виду Ник? О чем он говорит?
Франческа промолчала, а Ник тусклым голосом сказал:
– Тогда, одиннадцать лет назад, Виктор и Франческа сильно любили друг друга и собирались пожениться, как только закончится его эпопея с разводом. Тем летом она неожиданно порвала с ним, наговорив кучу разных причин, совершенно надуманных, как мне теперь стало ясно. На самом деле все произошло из-за тебя. Эта история разбила ей сердце и послужила истинной причиной ее многолетнего затворничества в Лэнгли.
– О Господи, но я же не знала! Я не знала ничего! – вскричала Катарин, вскакивая с дивана и хватая Франческу за руку. – Я действительно ничего про это не знала! Честное слово! Я бы помалкивала о своих проблемах с Виктором, если бы мне все было известно. Ни за что на свете я бы не решилась причинить тебе вред.
– Но ты это сделала.
Франческа осторожно сняла со своей руки украшенную драгоценными кольцами руку Катарин. Она медленно подошла к сервировочному столику и застыла с ним рядом.
– Ты лгала мне о Викторе, Кэт?
– Нет, конечно же, нет! – Катарин подбежала к Франческе, обняла ее и тесно прижалась к ней. – Я говорю правду. Это Ник врет. – Она истерически разрыдалась. – Франки! Франки! Ты же моя самая дорогая подруга!
Франческу внезапно охватило отвращение к Катарин, испугавшее ее саму своей остротой, и она с силой оттолкнула ее от себя.
– Я верю Никки, а не тебе.
Катарин с ужасом взглянула на нее, и ее лицо обреченно вытянулось.
– Нет-нет, ты не должна ему верить. Я люблю тебя, ты мне нужна! – прерывисто всхлипывала она. – Прошу тебя, не смотри на меня с такой ненавистью. Я не вынесу этого. О, Франки, милая, я так люблю тебя.
– Прекрати твердить это! – резко оборвала ее Франческа. – Ты – чудовище, неспособное любить никого, кроме себя.
– О, Франки, пожалуйста, не будь так жестока ко мне! И не смотри на меня, как на какую-то мерзость! – причитала Катарин, вцепившись обеими руками в спинку кресла. – Не отворачивайся от меня! Только не ты, я не вынесу этого.
– Боюсь, что тебе придется это вынести, – холодно, монотонным голосом выговорила Франческа, подбирая с кресла свой плащ. – До конца жизни я не обмолвлюсь с тобой ни единым словом, до конца моих дней не попадайся мне на глаза. Ты сломала всю мою жизнь! – Она набросила плащ на плечи и обратилась к Нику: – Ни минутой дольше я не хочу оставаться в этом отвратительном для меня доме. Никки, я могу одолжить вашу машину, чтобы добраться до Манхэттена? Завтра я как-нибудь постараюсь вернуть ее вам.
– Неужели вы могли подумать, что я останусь здесь?
Он рассовал сигареты и спички по карманам и равнодушно, как мимо пустого места, прошел мимо Катарин, не сказав ей ни слова. Та вцепилась в полу его пиджака и попыталась остановить, удержать его, но Ник вырвался из ее рук.
– Ник! Ник! – пронзительно закричала Катарин, бегом следуя за ним. – Я люблю тебя! Не уходи! О, мой дорогой, я все исправлю, клянусь тебе! Я не хотела обидеть тебя. Я все делала ради тебя, с самыми лучшими намерениями.
Внезапно Ник остановился и повернулся к ней так резко, что чуть было не сбил ее с ног, и Катарин, отпрянув и почти падая, прислонилась спиной к стене.
– Я могу только повторить то, что недавно сказала тебе Франческа, – равнодушно произнес Ник. – И, как ты когда-то сказала своему брату, – я оставляю тебя Богу и Майклу Лазарусу.
Испуганная, дрожащая, с глазами, полными слез, Катарин подошла к двери и, привалившись плечом к косяку, молча провожала их взглядом. Вот через прихожую просеменила Лада, Франческа надела на нее ошейник и пристегнула поводок. Ник открыл парадную дверь и вынес их сумки, так и сваленные нераспакованными на полу в прихожей с самого их приезда сюда. Вот Франческа последовала за ним. И ни один даже не обернулся.
Катарин после того, как они уехали, еще долго стояла неподвижно.
Глубоко опечаленные, они ехали в сторону Манхэттена. Порой Ник пытался завязать разговор, но Франческа по большей части не поддерживала его и молчала. Время от времени слезы подступали ей к глазам, и она начинала плакать, вытирала руками и снова плакала.
– Не знаю, как вы, детка, но я подумываю о том, чтобы сбежать из Нью-Йорка, – проговорил Ник. – У меня такое предчувствие, что через несколько дней она примется барабанить в наши двери. Нам следует уехать куда-то, где от нее не будет ни слуха ни духа. Послушайте, может быть, придумаем что-нибудь вместе? Устроим себе зимние каникулы.
– Я тоже убеждена, что она попробует как-то все уладить. Очень мило с вашей стороны, Никки, пригласить меня, но я тем не менее решила поехать в Лэнгли. Сейчас уже конец ноября, а я все равно в десятых числах декабря намеревалась ехать туда, чтобы провести, как обычно, рождественские праздники в кругу семьи.
– А что вы намерены делать с этим клубком шерсти? Не хотите ли оставить его у моей матери? – предложил Ник, снимая руку с руля, чтобы погладить собачку.
– Спасибо, Ник, ее заберет к себе Вэл в Форрест-Хилл. Я уже договорилась с ней.
Они снова погрузились в печальные раздумья, стараясь высвободиться от сжимавших их в своих тисках страданий, и в машине надолго воцарилось молчание.
Когда они уже въезжали на улицы Манхэттена, Франческа закурила новую сигарету и легонько тронула руку Ника.
– Как бы я хотела знать всю правду много лет, даже год назад. Я смогла бы все уладить с Виктором. И кто знает… – Она не закончила фразу и устало вздохнула. – Но теперь – слишком поздно, он уже снова женат.
– Да, детка, поздно. И для меня – тоже.
*
Однажды утром, в начале декабря, Ник вышел к завтраку в доме Виктора на ранчо «Че-Сара-Сара», чувствуя себя намного бодрее, чем за все прошедшие несколько месяцев. Он застал Вика на крытой веранде, уткнувшимся в «Лос-Анджелес таймс». Заслышав легкие шаги Ника, Виктор поднял голову, быстро сложил газету пополам и положил ее рядом с тарелкой.
– Доброе утро, старина. Ты прекрасно выглядишь сегодня. Хорошо выспался?
– Да, спасибо, – ответил Ник, присаживаясь к столу. – Клянусь, что когда я приехал сюда, то был, оказывается, разбит намного сильнее, чем сам предполагал. Но здесь такой чудный воздух и такой покой, что невозможно не расслабиться. Было бы даже странным, если я не сумел бы сбросить с себя все напряжение. – Он улыбнулся. – Кроме того, и ты, и Лин, вы оба так замечательно со мной обращаетесь.
Виктор кивнул и с задумчивым видом отвернулся к окну. Потом он внезапно обернулся к Нику и взглянул на него своими темными глазами.
– Крепись, малыш. Не знаю, как тебе это лучше преподнести, и поэтому скажу прямо. Вчера Катарин Темпест вышла замуж за Майкла Лазаруса. Церемония состоялась в его доме в Бель-Эйр.
Веселье угасло в глазах Ника, и он замер, сидя на стуле.
– Так вот о чем ты читал так прилежно, когда я появился, не правда ли?
Виктор молча протянул ему газету. Ник быстро пробежал глазами заметку и скользнул взглядом по фотографии молодоженов. Потом он сложил газету и также молча вернул ее Виктору.
– «Че-Сара-Сара», – заметил тот. – Чему быть, того не миновать.
Действие третье
центральная часть сцены
1979 год
С этих дней мое сердце должно стать безмолвным,
Ведь другие сердца равнодушны ко мне.
И не быть мне любимым отныне. Но полно,
Дай же, дай мне, Господь, любить самому!
Джордж Гордон Байрон
47
И вот она снова вернулась в Рейвенсвуд.
Когда-то, много лет назад, всего один, но прекрасный год она была здесь счастлива. Время пощадило воспоминания об этом, и теперь они, яркие и четкие, неумолимо и безжалостно нахлынули на нее.
Недели три назад, холодным декабрьским днем, когда она в полном одиночестве стояла на молу в Санта-Моника, Катарин внезапно решила, что именно здесь она сумеет обрести желанное умиротворение, найдет в себе силы начать жизнь сначала. Она ни секунды не сомневалась в том, что будет встречена здесь с любовью и радостью. Но все же, приехав сюда, в Рейвенсвуд, она вдруг ясно поняла, что ей предстоит здесь сделать первый шаг в неведомое будущее. И она сделала этот шаг, смело и бестрепетно.
Бью Стентон был вне себя от радости снова видеть ее. Он был глубоко тронут тем, что именно у него она решилась искать убежище, благодарил Бога за то, что она нуждается в его нежной дружбе. Саму Катарин переполняли волнение и благодарность, когда она впервые после стольких лет ступила на порог этого дома. Эти ее чувства усилились многократно, когда Бью проводил ее в бывшую спальню. Когда-то она сама, будучи еще юной невестой Бью, отделала и обставила эту комнату, и теперь, к своему немалому изумлению, обнаружила, что в ней буквально ничего не изменилось. Спальня была в точности такой, как в тот день, когда Катарин покинула этот дом. Конечно, как поведал ей Бью, ее не раз ремонтировали с тех пор, но он сам потом в мельчайших деталях восстанавливал ее убранство.
То была воздушная, отделанная в бело-пастельных тонах комната, декорированная изысканными тканями и украшенная старинными французскими вещицами в сельском стиле. Облако белого муслина укрывало кровать с балдахином на четырех угловых столбиках, такие же занавески закрывали многочисленные высокие окна, стены, были изысканно расписаны водорастворимыми красками. Катарин медленно обошла спальню, трогая такие знакомые, любимые вещицы из синего бристольского стекла на этажерке, любимые книги на полках, обступивших белый мраморный камин, старинные фарфоровые тарелки в подсвеченной нише в одном из углов. Длинный туалетный стол с зеркалом был по-прежнему уставлен хрустальными флаконами с ее духами, старинными флаконами для нюхательных солей, которые она коллекционировала. Здесь же в серебряной рамке стояла фотография, на которой были запечатлены они с Бью, причем каждая вещица осталась стоять точно на том месте, куда она сама ее когда-то поставила.
Этим воскресным утром Катарин сидела за туалетным столиком, прилежно занимаясь макияжем. С помощью крема и пудры она скрыла розовато-лиловые тени под глазами, слегка оживила румянами бледные щеки, бирюзовой тушью и несколькими мазками коричневых теней придала былую яркость своим необыкновенным глазам. Решив оставить распущенными свои пышные каштановые волосы, она несколько раз провела по ним щеткой, а потом встала и быстро оделась. На сегодня она выбрала розовую шелковую, сшитую на заказ блузку с длинными рукавами, кремовые брюки и такого же цвета высокие сандалии с минимумом украшений. В заключение она прыснула на себя духами «Диориссима» и вышла из спальни.
