Текст книги "Голос сердца. Книга вторая"

Автор книги: Барбара Брэдфорд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 32 страниц)

– Он не попросит, так как уже женат.

– О нет!

Катарин потупилась, остро сожалея о том, что затеяла этот разговор. Она вовсе не собиралась заходить так далеко и рассказывать Франческе столь много. Она хотела только объяснить причины разрыва с Кимом, может быть, поделиться своими тревогами по поводу беременности. Неожиданно для себя самой, она нырнула слишком глубоко, возможно, потому, что не ожидала столь настойчивых расспросов со стороны всегда сдержанной Франчески.

– Он мог бы получить развод, не так ли, Кэт? – предположила Франческа.

– Не знаю, но, честно говоря, я не хочу этого. Я не хочу выходить за него замуж, и он, я в этом убеждена, думает точно так же. Мы не настолько влюблены друг в друга, хотя, конечно, очень нравимся один другому.

Катарин энергично помотала головой из стороны в сторону, подкрепив этим жестом упрямую решимость, написанную у нее на лице.

– Брак – серьезное дело, и для того чтобы быть удачным, должен покоиться на более серьезном основании, на более глубоких чувствах, нежели наши.

Она устало вздохнула.

– Так что замужество вряд ли может быть решением проблемы, это несомненно.

– Понимаю.

Франческа не знала, что сказать еще, что еще предложить. Она зашла в тупик с Катарин, чья несгибаемая воля граничила с упрямством. Она встала с места, подошла к бару и, наливая в стакан лимонад, еще раз быстро продумала все услышанное. Франческа была убеждена в том, что в рассуждениях Катарин есть серьезные изъяны и что она обязана посвятить в свое положение того мужчину, с которым она состоит в связи, хотя бы затем, чтобы получить от него моральную поддержку, если ничего более серьезного. Торопливо вернувшись на место, Франческа села и принялась снова лихорадочно просеивать сквозь сито своего сознания свои беспорядочные мысли. Наконец она ухватилась за одну из них.

– Ты боишься сказать ему, Кэт?

Очнувшись от оцепенения, в котором она пребывала, Катарин вскинула свою темноволосую голову и отрицательно покачала ею.

– Конечно же, нет. Почему ты это спросила?

– Мне пришло в голову, что, возможно, есть какие-то веские причины, по которым ты не можешь рассказать ему о своем положении. Может быть, я тебе уже надоела, но он действительно должен все знать. Я готова сама переговорить с ним, если ты…

– Нет! – почти закричала Катарин, встревоженная столь неожиданным предложением. – Это абсолютно исключено!

Франческа отпрянула, озадаченная таким резким отпором. Заметив это, Катарин мягко сказала:

– Прости, дорогая, я не хотела тебя обидеть. Очень мило с твоей стороны вызваться мне помочь.

Она заметила еще кое-что, промелькнувшее, как ей показалось, в устремленных на нее глазах Франчески, и еще внимательнее взглянула на нее.

– Ты сердишься на меня за то, что я скрываю его имя от тебя, не правда ли?

– Нет, Катарин, вовсе нет! Хотя я и удивлена немного. Ты уже рассказала мне столько всего, что я не могу себе представить, чтобы ты мне не доверяла целиком. Все же…

Франческа пожала плечами.

– Я вовсе не из любопытства предложила тебе поговорить с ним. Я хотела помочь.

– О, Франки, я это прекрасно понимаю, – задумчиво проговорила Катарин. Она твердо решила никому не открывать его имени. Хотя бы в целях самозащиты. Она должна сама распоряжаться своим будущим, своей судьбой. Бог его знает, какие эмоции могут выплеснуться наружу, если он обо всем узнает. Она не должна давать ему такую власть над собой, возможность диктовать ей, как жить. – Как бы размышляя вслух, Катарин добавила: – Он странный человек. Понять его порой бывает непросто.

Она откинулась назад, погрузившись в раздумья. Ее прекрасное тонкое лицо стало отчужденным, слабая улыбка блуждала на ее губах.

– Как я уже тебе говорила…

Но она не успела досказать фразу до конца. Смущенная Франческа вдруг переспросила:

– О чем ты говорила? Я что-то не поняла…

Катарин вздохнула и смиренно заметила:

– Я говорила, что Вик забавный мужчина, такой одинокий и…

– Вик?! Почему ты вдруг заговорила о нем?

Покачав головой, Катарин тихо произнесла:

– Я не хотела называть его имени, но раз ты сама его назвала, то, видно, ты сама о многом догадываешься. Ну, ничего, я уверена, что могу рассчитывать на твою скромность, Франки. Вик – отец ребенка.

Франческа оцепенела. Оглушенная, не в силах ничего понять, она испуганно уставилась на Катарин. Что такое она только что сказала? Вик – отец ребенка? Это невозможно! Только не он. Катарин и Виктор? На долю секунды Франческе показалось, что она ослышалась. Она растерянно заморгала.

– Ты имела в виду Виктора Мейсона, я правильно поняла?

Как только это имя было ею произнесено вслух, Франческу обуял ужас. Ее мозг отказывался принимать столь чудовищное предположение.

– Ну конечно же, его самого, – с неожиданной грустью подтвердила Катарин. – Ты, кажется, удивлена, но кому, как не тебе, лучше других известно, как мы с ним сильно привязаны друг к другу.

Голос Катарин громом отдавался в голове Франчески. Нет, не может быть! Этого не может быть! Широко раскрытыми от постигшего ее удара и страшного разочарования глазами она неотрывно смотрела на Катарин. Она безмолвно открывала рот, но из него не выходило ни звука.

Катарин с умоляющим видом перегнулась к ней через стол.

– Ты должна мне обещать, что ничего ему не скажешь. Он ничего не должен знать о ребенке. Ни за что на свете! Обещай мне Франки, дай мне честное слово. Поклянись мне честью Каннингхэмов, – настаивала Катарин. О том же молили ее глаза, ставшие сейчас синее обычного.

– Д-да, – простонала Франческа, почти теряя сознание от боли, терзавшей ее сердце, – я обещаю, даю честное слово.

Ей казалось, что она сейчас упадет в обморок. Невидимая рука клещами сдавила ее грудь, сердце бешено забилось, будто стремясь вырваться наружу из-под ребер. «Это не может быть правдой! Катарин лжет. Но зачем ей лгать? Зачем ей упоминать Виктора, если отец ребенка – не он? Чтобы просто ужалить меня из ревности? Нет, Катарин не станет вредить мне, она меня любит. И потом, она же ничего не знает про нас с Виктором, из-за чего ей тогда ревновать? Это Виктор настаивал на том, чтобы все держать в тайне. Конечно, у него были к тому основания. Из-за Катарин. Он спал с нами обеими одновременно. О Боже! Вик, Вик! Как ты мог! Зачем? И почему именно с Катарин, моей лучшей подругой? Ты предал меня, Вик! Нет, вы оба меня предали, и так вероломно! Нет, Катарин тут ни при чем. Она ничего про нас не знала. Мне надо сказать ей. Нет, подожди, ничего ей не говори. Вначале выясни все о ней и Викторе. Нет, я не хочу ничего знать! Ты должна! Я не вынесу этого. Ничего, ты обязана узнать обо всем, хотя бы ради того, чтобы сохранить рассудок». Эти хаотические мысли метались в голове Франчески, сталкиваясь и причудливо переплетаясь, сопровождаемые бившимся в ее ушах беззвучным криком боли и гнева. Она сцепила на коленях дрожащие руки и, впиваясь ногтями в ладони, изо всех сил старалась восстановить самообладание, принудить себя продолжать этот страшный для нее разговор.

– Я никак не могла даже предположить, что он… что это был он, – услышала откуда-то издалека свой собственный голос Франческа, показавшийся ей хриплым скрежетом.

– Мне казалось, что это ясно как дважды два, – ответила Катарин.

Теперь Франческа заставила себя задать самый трудный вопрос:

– Как долго, я хотела сказать, как давно это у вас началось?

Она страшилась услышать ответ. Ей безумно хотелось одного – бежать отсюда и поскорее. Бежать прочь от этого ослепительно красивого лица, прочь с этой террасы, прочь из этого дома. Бежать, бежать, куда глаза глядят. Но она молча сидела и ожидающе смотрела на Катарин. Она обязана знать правду, какой бы болезненной, какой бы разрушительной для нее она ни была.

– Это давно у вас? – переспросила она.

– Нет, не очень, – с отсутствующим видом ответила Катарин, глядя на море и вновь погрузившись в свои переживания. Очнувшись, она добавила: – Как тебе известно, мы всегда были близки с ним, но не в сексуальном смысле этого слова. Это случилось в мае, на натурных съемках. Все произошло так внезапно, что мы сами не сразу опомнились. Оглядываясь назад, я теперь понимаю, что это было неизбежным. Мы оба были так захвачены работой над фильмом, теми волнующими любовными сценами, в которых снимались. И потом, в Викторе, конечно, есть нечто, делающее его неотразимым – сила, мужественность.

Катарин вздохнула и грустно покачала головой.

– Даже помня о Киме, я не в силах была перед ним устоять, хотя в глубине души понимала, что со стороны Вика глубокого чувства ко мне не было. Он привык к тому, что женщины сами падают к его ногам. Ты же знаешь, какой он бабник. И на самом деле, мне не потребовалось много времени, чтобы понять: наш с ним роман рассосется так же быстро, как и возник. Совершенно ясно, что он для него ничего не значит. – Она еще раз тихо вздохнула. – На свой лад, он даже нежен и внимателен со мной. В сложившихся обстоятельствах мне не остается ничего иного, как смотреть на все философски. К сожалению, я не была готова к возможным последствиям.

Франческа не способна была промолвить хотя бы слово.

«Для него не имеет значения! Но не для меня! О, нет, Вик! Она называет его – Вик. Он никому не позволяет так обращаться к себе, только самым близким людям. Мне, Никки и, очевидно, Катарин. О Боже, это случилось на съемках в Йоркшире. Должно быть, он спал с нею в тот уик-энд, который они провели у нас в замке Лэнгли. Он тогда еще отказался прийти ко мне, якобы из-за папы, из-за того, что это мой дом. Он сказал тогда, что это будет нечестно. Нечестно! О, Вик, ты врал мне, ты обманывал! Ты был нечестен со мной».

Перед мысленным взором Франчески вдруг предстали они вместе. Картина получилась удивительно четкой, живо воспроизводящей мельчайшие подробности. Вот Катарин в объятиях Вика, целует его, дотрагивается до его тела. А вот Вик отвечает на ее поцелуи, ласкает ее, овладевает ею. Неужели он занимался любовью с ней точно так же, как со мной? Говорил ей то же самое, все те нежные, любовные, интимные слова? Это непереносимо! Крепко зажмурив глаза, она прогнала это видение. Неожиданно на нее нахлынул приступ дикой ревности, и бурлящий в ней гнев сменился столь же неистовой ненавистью к Катарин. «Это она во всем виновата! Она соблазнила его, околдовала, обольстила. Да, вот в чем правда! Вик по собственной воле никогда бы не предал меня, не изменил бы нашей любви».

Открыв глаза, но стараясь не смотреть на Катарин, Франческа негромко спросила:

– Когда? Когда ты забеременела, как тебе кажется?

Бившая ее внутренняя дрожь усилилась, и Франческа была вынуждена изо всех сил вцепиться руками в железные подлокотники кресла, на котором сидела, чтобы скрыть ее.

– В июне. Должно быть, это случилось в июне.

– Значит, сейчас ты уже на третьем месяце…

– Почти.

– А не поздно делать аборт? Это не опасно?

– О нет, дорогая. Доктор заверил меня, что все будет в порядке. Не волнуйся за меня, Франки, со мной все обойдется.

Катарин тепло ей улыбнулась, глубоко тронутая заботой подруги о ее здоровье и благополучии. Встретив устремленный на нее прямой взгляд Катарин, Франческа потупилась и принялась пристально разглядывать свои босые ноги. «Я хочу, чтобы она умерла. Она собирается убить своего ребенка, а он должен был бы быть моим! Я тоже хочу умереть. Мне незачем больше жить. Я потеряла его. О, Вик, зачем ты все это натворил?»

Франческа с трудом встала, сомневаясь, будут ли держать ее дрожащие ноги. Силы совсем покинули ее, и она двигалась очень медленно. Жестокая боль где-то в области сердца терзала ее, накатываясь длительными спазмами, от которых у нее перехватывало дыхание. Не начинается ли у нее сердечный приступ? – отстраненно, как о постороннем человеке, подумала она. Интересно, случаются ли у девушек в ее возрасте апоплексические удары? Хорошо бы, если с нею он случится. Вот тогда Виктор пожалеет, нет, они оба с Катарин горько пожалеют о том, что они с нею сделали! Она ослепла от слез, застилавших ей глаза и капавших на ее обнаженную грудь, стекая вниз по купальнику. С трудом преодолевая головокружение, она добралась до шезлонга.

Катарин с тревогой следила за ней.

– С тобой все в порядке, дорогая? – спросила она. – Мне показалось, что тебя слегка шатает. Что с тобой? Ты плохо себя чувствуешь?

Не оборачиваясь, Франческа неразборчиво пробормотала:

– Да, немного. Слабость. Подташнивает. Жара. Солнце.

Она перегнулась через шезлонг, стараясь, чтобы Катарин не увидела ее искаженное переживаниями лицо, схватила полотенце и прижала его к истекающим слезами глазам. Потом несколько минут она старательно протирала полотенцем шею, плечи, грудь. Она буквально обливалась потом, хотя чувствовала, что внутри у нее все заледенело в оцепенении. Франческа уронила полотенце, нашла свои темные очки и очень медленными, неуверенными стариковскими движениями нацепила их на нос. Такими же неловкими движениями она подобрала с пола широкополую шляпу и надела ее на голову.

Катарин вскочила и задвинула освобожденное Франческой кресло подальше в тень.

– Надеюсь, что ты не заработала солнечный удар! – воскликнула она. – Ты сидишь на самом солнцепеке, глупышка. Неудивительно, что ты плохо себя чувствуешь. Может быть, мне стоит пойти и принести тебе аспирин?

– Не надо. Со мной все о’кэй. Спасибо.

Франческа медленным черепашьим шагом двинулась в сторону Катарин, стараясь ступать одной ногой точно в след другой и тщательно пытаясь сохранять равновесие. Неожиданно ей показалось, что мраморные плитки пола вспорхнули вверх и полетели ей прямо в лицо. Не понимая еще, что она падает лицом вниз, Франческа попыталась защититься взмахом руки. Катарин бросилась к ней и, крепко ухватив ее за локоть, помогла устоять на ногах.

– Может быть, нам лучше пойти в дом? Там попрохладнее, и ты сможешь прилечь. Как ты считаешь? – участливо и озабоченно спросила она.

– Ради Бога, не надо, я не хочу ложиться. – Франческа нетерпеливо, с необычной для нее резкостью выдернула руку и села в кресло. – И мне не нужно никаких таблеток. Лучше я выпью глоток лимонада. Не суетись! Говорят тебе, что со мной все в порядке.

– Да, конечно, Франки, как скажешь, дорогая.

Катарин тоже присела и принялась изучающе разглядывать подругу, слегка озадаченная ее резким тоном, ее непривычной и неожиданной грубостью. Потом она сообразила: «Франческа сердится на меня из-за Кима. И ее можно понять. Факты красноречивее всяких слов, и теперь она обижена за него и, естественно, настроена против меня». Катарин вздохнула и подумала про себя, не была ли большой ошибкой с ее стороны излишняя откровенность. Они обе какое-то время сидели молча, а потом Франческа приглушенным голосом поинтересовалась:

– Почему ты мне раньше не рассказывала, что у вас с ним роман?

Катарин растерянно посмотрела на нее.

– Но, Франки, как я могла? Кроме того, тут еще Ким… – Она виновато улыбнулась. – Может быть, тебе я бы и рассказала обо всем, ведь мы так близки и у нас нет друг от друга секретов. Но я постеснялась говорить об этом из-за своих отношений с твоим братом. Сама посуди, как я могла рассказывать о своих делах с Виком?

Франческа пробормотала что-то неотчетливое в ответ, и Катарин торопливо принялась оправдываться дальше:

– Кроме того, Виктор очень боялся, что наши отношения выплывут наружу. Ты знаешь, он просто панически боится скандалов и совершенно помешан на журнале «Конфидэншл». Виктор настаивал на абсолютной тайне. Теперь ты понимаешь, что заставляло меня помалкивать, Франки? – волнуясь, настаивала Катарин.

– Да, – ответила Франческа, подумав с горечью: «Еще как понимаю! Ты очень хитро укрепил свои позиции с флангов, Виктор».

– Я понимаю, что ты безумно сердишься на меня за то, что я так поступила с Кимом, но ничего не могу с этим поделать, – отважилась после долгих колебаний произнести Катарин, молясь про себя, чтобы окончательно не рассориться с Франческой после всех причудливых поворотов их разговора. He зная ничего об увлечении Франчески Виктором, она не подозревала, какие опустошения произвела своими откровениями в душе подруги, к каким немыслимым последствиям приведет ее искренность. – Почему ты не отвечаешь?

Катарин еще напряженнее и пристальнее смотрела на Франческу, готовая разрыдаться при виде непривычно холодной подруги.

– Ах, прости, пожалуйста. Что ты сказала? – с отсутствующим видом проговорила Франческа, тщетно пытаясь обрести способность мыслить и рассуждать.

Повторив сказанное, Катарин с неистовой настойчивостью прибавила:

– Я совершенно не собиралась намеренно обидеть Кима, поверь мне.

– Да, конечно. – Франческа закрыла глаза, радуясь тому, что у нее они скрыты за темными стеклами очков. После короткой паузы она спросила тусклым, бесцветным голосом: – Так почему же ты не хочешь, чтобы… он знал о твоей беременности?

– По всем тем причинам, которые я уже называла, но, кроме того, я не хочу осложнять наши отношения с Виктором, создавать в них ненужную неловкость. Не забывай, что я, помимо всего, связана с ним профессионально и не желаю портить наших с ним деловых отношений. В его руках – моя карьера. Ты разве не помнишь, что у меня с ним контракт, точнее – с его «Беллиссима»?

– Нет, я помню об этом.

– Вот еще одна причина. Мне предстоит работать вместе с ним несколько лет и…

– Ты не находишь это странным? Постоянно общаться с ним после… всего, что произошло?

– Я совершенно искренне надеюсь, что все будет нормально.

Катарин беспокойно заворочалась в своем кресле и закинула ногу за ногу.

– Но мне станет по-настоящему неуютно, если он прознает о ребенке и о том, что я собираюсь с ним сделать. Я не могу поручиться за то, как он поведет себя в этом случае. Наверное, об этом не знает никто, кроме него самого. Но я твердо убеждена только в одном, в том, что он не намерен продолжать наш роман. Повторяю тебе, что с этим все кончено. Полагаю, что я была для него минутным увлечением, и он именно так на это смотрит. Мы с ним остались хорошими друзьями, какими были раньше, но не более, и я сама решительно настроена сохранить наши отношения именно в таком виде.

– Да.

Франческа стиснула переплетенные руки, надеясь, что боль в сердце оставит ее.

«Он разрушил нашу любовь ради пустяка, ради того, что она называет «мимолетным увлечением»! О Господи», – думала Франческа, и ее сердце было готово разорваться.

Искренне желая достучаться до Франчески через возникшую между ними стену отчуждения, Катарин протянула руку и дотронулась до плеча Франчески.

– Пожалуйста, скажи, что ты не ненавидишь меня… из-за Кима, – умоляла она. – Ну, пожалуйста, Франки. Я не перенесу, если потеряю тебя!

Франческа безмолвствовала. Тогда Катарин вскричала:

– Я просто обязана порвать с ним. Это – единственно возможный честный выход из положения для меня.

Тихо вздохнув, Франческа кивнула.

– Да, было бы неправильным поступить по-другому, действительно нечестно. Ким, в конце концов, это переживет.

Она судорожно сглотнула.

– Нет, я не сержусь на тебя из-за Кима.

Франческа поторопилась закрыть рот, боясь продолжить, опасаясь, что может проболтаться. Она не желала, чтобы кто-нибудь узнал о ее собственной связи с Виктором. Это было бы теперь слишком унизительно.

– Слава Богу! Ты так много значишь для меня, Франческа, что я бы не перенесла, если бы знала, что ты дурно думаешь обо мне. – Понизив голос, Катарин прошептала: – Мне бы очень хотелось, чтобы ты была в Лондоне, когда я лягу на операцию. Одна мысль о ней ужасает меня и, боюсь, будет преследовать до конца моих дней. – Срывающимся от волнения голосом она заключила: – Просто не знаю, как я смогу с этим жить дальше, оставаться наедине с собой.

У Франчески не осталось сил, чтобы ответить. Меньше всего в данный момент ее волновало, как Катарин «дальше с этим жить». Она обернулась на звук приближающихся шагов дворецкого.

– Мадемуазель Темпест просят к телефону, – провозгласил он.

– О, спасибо. Мерси, Ив.

Катарин поднялась, бросив на ходу Франческе:

– Я вернусь через минуту, дорогая.

Катарин ушла следом за дворецким в парадный зал, но ее присутствие еще явственно ощущалось на террасе. В воздухе остался висеть запах ее духов, а ее звонкий, как колокольчик, голос со сладкозвучными интонациями продолжал звенеть у Франчески в ушах. Чудовищный рассказ Катарин с оглушающей ясностью запечатлелся в ее голове во всем своем неумолимом смысле. «Смогу ли я когда-нибудь забыть то, что она сказала? Может быть, это просто кошмарный сон?»

Внезапно ей захотелось встать, выйти в сад и броситься на землю, зарыться пылающим лицом в прохладную нежную траву и разрыдаться, выплакать свою боль, свое горе, свое разбитое сердце. Но она была не в силах шелохнуться, совершенно парализованная обрушившимся на нее неожиданным ударом.

– Франки! Франки! Произошло нечто ужасное!

«Да, – оцепенело подумала Франческа, – моя жизнь разбилась вдребезги».

– Франки! – пронзительно крикнула Катарин. – Ты что, не слышишь меня?

– Слышу. Что случилось? – громко, но без особого интереса спросила Франческа. Она поморгала глазами, спрятанными за темными очками, и увидела перед собой Катарин, нервно теребившую листок бумаги, зажатый между пальцами. Ее вид – побледневшее, ставшее пепельным лицо, горящие глаза – не оставлял сомнения в том, что она взволнована до крайности.

– Несчастный случай! – кричала Катарин. – Ужасная автомобильная авария. Хилари и Терри! Они сейчас оба находятся в больнице в Ницце. Звонил Норман, Норман Рук. Терри зовет меня. Я должна немедленно ехать, помочь им, чем смогу.

– О Боже!

Франческа стряхнула с себя оцепенение и села прямо. Принесенное Катарин известие с трудом проникло в ее сознание.

– Они сильно пострадали?

– Норман сказал, что довольно сильно. Они оба серьезно ранены, а Хилари… Хилари… – Катарин не смогла найти и выговорить подходящие слова своими дрожащими губами. – Она пострадала гораздо серьезнее, чем Терри. Ты не отвезешь меня в Ниццу, дорогая? Я не знаю дороги, и потом – из меня плохой водитель.

Катарин подбежала к шезлонгу, схватила лежавший на нем пляжный халат Франчески и бросила его ей.

– Надевай это. У нас нет времени на переодевание. Я понимаю, что ты неважно себя чувствуешь из-за жары, но тебе надо только…

– Конечно же, я отвезу тебя, – откликнулась Франческа.

Она с трудом оторвала свое обмякшее непослушное тело, накинула на себя брошенный Катарин халат и стала застегивать пуговицы на нем спереди. Она заметила, как дрожат у нее пальцы, и ее сердце затрепетало вновь.

– Не думаешь ли ты, что они могут… ну, это самое…

– Надеюсь, что нет. Боже, я так на это надеюсь!

38

Они ехали по так называемому среднему карнизу, по дороге, которая на всем своем протяжении от Ментона до Ниццы проходит между высокогорной трассой и прибрежным шоссе, проложенным по самому берегу Средиземного моря. Дворецкий Ив объяснил Франческе, как проехать в Ницце к госпиталю, порекомендовал им воспользоваться именно этой дорогой, где не бывает столь оживленного движения, как по двум другим, чтобы сэкономить время. Несколько минут назад они выехали из Монте-Карло. Внизу, в отдалении, виднелся старый порт Виллефранс. Белые паруса яхт трепетали на ветру на фоне безоблачного лазурного неба, отражавшегося в аквамариновом зеркале моря, по спокойной глади которого изредка пробегали мелкие белые гребешки. Безжалостное солнце заливало все вокруг своим ослепительным сиянием.

Дорис утром уехала на своем «роллсе», и Франческа была вынуждена воспользоваться взятым напрокат «рено», стараясь выжать максимум возможного из этой намного менее мощной машины. Она сидела за рулем, не отрывая глаз от дороги и почти до упора вжав педаль газа. Погруженные в собственные мысли, они с Катарин почти не разговаривали после отъезда с виллы.

Собственные заботы Катарин отступили под напором тревоги за Терри и Хилари, лежавшими сейчас в госпитале в Бог знает в каком состоянии. Находившийся в истерике Норман мало что сумел ей сообщить, и разыгравшееся воображение Катарин диктовало ей самые худшие предположения. «Пусть с ними будет все хорошо», – снова и снова твердила она в уме. Она отчаянно цеплялась за мысль о том, что Терри, по-видимому, находился в сознании, раз сумел приказать Норману связаться с нею по телефону. Это немного успокаивало ее, но она боялась даже подумать о Хилари, которую, по словам Нормана, при аварии выбросило из машины, в результате чего она из них двоих получила более серьезные повреждения. Катарин съежилась в уголке сиденья и равнодушно смотрела в окно на открывавшиеся превосходные виды.

Франческа, сделав над собой чудовищное усилие, сумела собрать в кулак свои растрепанные чувства и слегка ослабить хватку обуревавших ее неистовых эмоций. Она восстановила самообладание и способность действовать в соответствии с возникшей драматической ситуацией. Весть об аварии на какое-то время просто вытеснила из ее сознания все постороннее, хотя и не могла ослабить боль от душевной раны, нанесенной Виктором. Стойкая от природы, прекрасно умеющая владеть собой Франческа прекрасно вела машину, мобилизовав для этого все свои внутренние ресурсы. За последние две недели она намного ближе узнала Терри и Хилари, а с художницей по костюмам у нее даже успела установиться сердечная привязанность. В субботу вечером Франческа часто думала о том, какая прекрасная пара из них получилась. На балу ее поразила красота Хилари, и сейчас, когда она мысленно представляла себе их истерзанные в аварии тела, ее горло сжимали спазмы, а сердце начинало ныть от горя.

Крепче ухватившись за рулевое колесо, Франческа до предела разогнала «рено», жалея о том, что автомобили не могут летать. Если бы у них сегодня был «роллс», они бы добрались до Ниццы вдвое быстрее. Впереди открылся прямой и свободный от автомобилей участок дороги, и Франческе удалось еще увеличить скорость. Она постаралась как можно дольше выдерживать ее, но потом ей все же пришлось сбавить ход перед крутым, плохо просматриваемым поворотом.

Впереди показались тяжелый грузовик и пара легковых. Франческа сбросила газ и теперь ехала совсем медленно, почти ползла. Дорога здесь сужалась, и для разъезда со встречными машинами оставалось всего несколько ярдов, что требовало от водителей осторожности и немалого мастерства. Когда опасное место осталось позади и дорога впереди снова освободилась, Франческа краем глаза взглянула на угрюмо-молчаливую, охваченную тревогой Катарин и вдруг подумала о том, какой самоотверженной и внимательной к другим может быть ее подруга, особенно в критические минуты. Она ни перед чем не остановится, чтобы помочь своим друзьям, оказавшимся в беде. Франческа снова перевела взгляд на дорогу и почувствовала, что ненависть к Катарин начинает потихоньку улетучиваться.

Трезвый аналитический ум Франчески заработал ясно и точно. Внезапно вся эта история с Катарин и Виктором открылась ей во всей своей суровой правде. Конечно же, их связь была неизбежна и развивалась прямо у нее перед глазами. Она предпочитала ничего не видеть и не замечать. Те любовные сцены, в которых они участвовали на съемках, послужили для них прелюдией к подобным отношениям в жизни. Они были обречены перенести исполняемые в фильме роли в свою частную жизнь. Виктор был неотразим, а Катарин загипнотизирована им. Франческе теперь все стало понятно, как дважды два: недоступность Виктора во время съемок, так злившее Кима постоянное уклонение Катарин от свиданий с ним, повышенное внимание, уделяемое Виктором Катарин во время работы над картиной, их завтраки в его фургоне, непрестанные заботы Виктора о ней, их совместные репетиции. Даже Ник заметил, как Виктор носится с Катарин. Франческа крепко стиснула зубы, вспомнив прощальную вечеринку после окончания съемок. Как они тогда интимно льнули друг к другу, смеялись, болтали о вещах, в которые она не была посвящена! В ее ушах прозвучал голос Ника, сказавшего ей тогда: «Вы едете по опасной дороге, детка, в компании с сумасшедшим гонщиком». Несомненно, Ник пытался иносказательно предупредить ее. А еще был этот бриллиантовый браслет, небрежно преподнесенный ей Виктором, так сказать, в знак признательности. Только признательности – за что?

Легкая дрожь пробежала по телу Франчески, когда она совершенно отчетливо осознала еще одно. Раньше она всю вину возлагала на Катарин, но совершенно очевидно, что инициатором их связи был Виктор, и, следовательно, вся ответственность и вся вина за случившееся падает исключительно на него. Катарин на самом деле в известной степени является жертвой. Нет, они обе его жертвы, он использовал их для удовлетворения своих сексуальных и прочих потребностей. Франческа внутренне содрогнулась. Боль и обида, гнев и возмущение стальным обручем сдавили ее бедное сердце, которое она так охотно и так глупо отдала ему.

Ее размышления прервала обратившаяся к ней Катарин.

– Спасибо, что поехала со мной, Франки. Я ведь представляю, как отвратительно ты себя чувствовала, перегревшись на солнце. Тебе по-прежнему нехорошо?

– Нет, спасибо, мне намного лучше. Я рада, что могу отвезти тебя, Кэт, побыть там с тобой. Я не меньше твоего переживаю за Терри и Хилари.

– Норман был в такой истерике, что у него ничего нельзя было узнать толком. Очень жалею, что не смогла задать ему нужных вопросов. Незнание всегда пугает.

– Согласна с тобой, но постарайся немного расслабиться, Катарин, мы уже скоро приедем.

– Это не так просто. Можно мне включить радио?

– Почему бы и нет.

Катарин принялась возиться с кнопками, настраивая приемник, и неожиданно в тесное пространство их автомобиля ворвались звон гитар и мужской голос, певший:

– Yo sé que soy una ilusión fugace para ti, un capricho del alma, que hoy te una a mi…

Франческа вцепилась руками в руль, сжав его обод так, что побелели костяшки пальцев. У нее перехватило дыхание. Опять эта песня, с которой связано столько воспоминаний! Во время субботнего бала марьячос исполняли ее столько раз, что для Франчески эта песня стала своеобразной литанией ее горя. «…Una aventura mas para ti», – выводил певец, и радио швыряло слова песни прямо в лицо Франчески, повторявшей их про себя по-английски, поражаясь их пророческому смыслу, ранее ускользавшему от нее.

«Знаю, что я для тебя лишь очередное приключение, что после этой ночи ты забудешь обо мне. Знаю, что я для тебя быстротечный мираж, что лишь твой минутный каприз связал нас. Но все же целуй с дикой страстью меня, и я с радостью отвечу на твои поцелуи, а когда наступит час, мое сердце умрет для тебя».

Любимая песня Виктора Мейсона, – подумала Франческа, – но какими пророческими оказались ее слова. Мое сердце умерло. И он оказался всего лишь миражем для меня. Все кончено. Я больше никогда не увижу его». Слезы хлынули из ее карих глаз и залили лица. Столь долго сдерживаемые чувства наконец устремились наружу, и она, не таясь, разрыдалась. Катарин резко обернулась и с удивлением посмотрела на нее: