Текст книги "Сердце мертвого мира (СИ)"

Автор книги: Айя Субботина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)

  Но сейчас Миэ занимало только приземистое здание, плотно прилегающее к правой замковой башне. Через дверь в нем прислуга выносила блюда с горячими хлебами и соленьями. Попав внутрь, Миэ поняла, что ее расчет был верным – за дверями, дымя котлами и обливаясь потом, расположилась кухня. Кухарка, – седая, но крепкая баба, – мешала поварешкой в самом закопченном котле и даже не обратила внимания на гостью в ее царстве. Миэ тут же шагнула за стеллаж с бочонками, потрепала по голове мальчишку, который тащил впереди себя поднос с несколькими штофами темного пива, и устремилась к лестнице. Та тянулась бесконечно долго, будто ступеням вовсе не было конца. Таремка остановилась лишь раз, чтоб наложить на себя чары невидимости и, как оказалось, вовремя: лестница оборвалась в арке, которую сторожили сразу несколько воинов, все с медвежьими лапами на бронях. Миэ потихоньку сняла сапоги, прижала их к груди и, неуслышанной, проскочила через охрану. Коридор уводил ее дальше вперед. Еще несколько раз она натыкалась на воинов, что исправно несли дозор. Потом свернула направо, чтобы снова встретиться с лестницей.

  Когда таремка начала думать, что заплутала, дорога привела ее в широкую галерею, всю увешанную трофейным оружием. Найдя знакомую лестницу, Миэ приободрилась и поспешила подняться ею. Найти комнаты рхельцев оказалось несложно, благо, что северянка, которая помогала ей соскребать с себя грязь, любила потрепать языком. Будь волшебница на месте Берна, она бы велела немедленно отрезать девчонке язык, но ее болтливость пришлась кстати.

  В южном замковом крыле стражники стояли чуть не у каждой двери. Миэ пришлось подобрать юбку, чтоб шорох ткани не растревожил слух северян. Выглядели воины угрюмыми, волшебница не сомневалась – они получили приказ умертвить всякого, кто сунется в комнаты Владыки Северных земель и его жены. Но ее интересовали другие покои. Таремка прошла еще немого, радуясь, что шум от всеобщего гуляния заглушает каждый неосторожный шорох, свернула в куцый коридор, и снова оказалась в коротком проходе, всего на три двери. Заканчивался он тупиком – все, как рассказывала болтливая прислужница. Здесь не было стражников Берна, зато по коридору расхаживали сразу несколько жилистых наемников. Эхо забавлялось с лязгом их окованных железом сапог. Миэ захотелось прямо сейчас отыскать ту северянку и оттаскать ее за волосы: девчонка и словом н обмолвилась, что и эти двери будут стеречь. Тут же в голову таремки закралось нехорошее подозрение – а что если ее саму обвели вокруг пальца? Если прислужница вовсе не "случайно" оказалась так словоохотлива?

  Стоило волшебнице подумать об этом, как чья-то ладонь легла на ее плечо. От неожиданности таремка вскрикнула, но звуку не суждено было родиться: рука змеей метнулась к ее лицу, мозолистая ладонь зажала рот. "Кто может меня видеть?!" – забилась тревожная мысль, но кем бы ни был тот, что стоял за ее спиной, он видел ее, точно сиротливую березу на солнечной поляне. От него разило горьким пивом и копченостями – все это подавали нынче во дворе.

  – Зря ты, пташка, – шепнул пленитель в самое ухо таремке. – Не по твою душу я пришел.

  Не успела Миэ и глазом моргнуть, как мужчина осторожно увлек ее обратно в пролет между коридорами. Тут же ловко опрокинул ее на живот. Казалось, рук у него не меньше, чем у паука лап: чудным образом мужчине удавалось и держать ей обе руки, и зажимать рот, и раздавить под носом какую-то глиняную склянку. В лицо Миэ ударил незнакомый сладкий запах и, прежде чем она смогла подумать о самом плохом, взгляд ее потух.

  Когда таремка очнулась, стены и пол еще какое-то время хороводили в глазах. Не сразу, но ей удалось сесть и осмотреться. Первым делом она ощупала себя: ни крови, ни смертельных ран. Пелена невидимости давно спала, оставив лишь несколько лоскутов, но и те стремительно таяли. "Значит, я пролежала здесь всего ничего". Миэ поднялась, опираясь на стену, и прислушалась. Тишина, как и прежде, была безраздельной хозяйкой этой части Брайорона. Но и в ней было что-то подозрительное.

  Шаги. Теперь ее не нарушали даже шаги наемников.

  Миэ сглотнула, соображая, что делать дальше: удрать со всех ног, или заглянуть и проверить, отчего притихли наемники? Она выбрала второе, кое как, разгоняя тошноту, укуталась новом невидимым коконом, и вернулась обратно к комнатам рхельских послов.

  Наемники лежали на полу: кто ничком, кто запрокинув голову. Все трое в луже собственной крови, которая уже взялась коркой, и из багряных пятен на Миэ глядело ее собственное отражение. Таремка привыкла к смертям, потому зрелище тройки мертвецов не тронуло ее. Куда больше волшебницу взволновала приоткрытая дверь в комнату, которую они стерегли. Миэ пришлось переступить через покойника, который лежал поперек входа. Стараясь не испачкать обувь, таремка замерла на пороге. Дюрана она увидала сразу: толстый купец спущенных штанах распластался на полу. Его глаза была выпучены, губы посинели, а сквозь них выпирал разбухший язык. Глотка торговца была буквально искромсана надвое, куски кожи выпирали наружу под натиском лопнувших жил и вен. Обе ладони Дюрана густо укрывала кровь – бедолага не сразу умер, а до последнего хватался за жизнь.

  Миэ прислушалась снова – не выдала ли себя? Хороша же она будет, если кто-то застукает ее здесь, наедине четырьмя трупами. Пятью, поняла она чуть позже, когда взгляд упад на постель, где лежала мертвая голая северянка. Видимо, "гость" застал торговца в разгаре похоти. Кругом валялись вещи из вывороченного сундука. Таремка подошла ближе, осмотрела тяжелый навесной замок: ни царапины. Выходит, либо убийце посчастливилось найти ключ, либо он знал толк в воровстве. Понять бы еще, что он искал, подумала Миэ. Может, ониксовый глаз?

  Таремка поспешила вон из комнаты. Поразмышлять об увиденном можно и за стенами комнаты, а с каждой минутой она все больше рисковала.

  Обратно волшебница вернулась тем же путем. Во внутреннем дворе замка стало малолюдно. Служки убирали столы, прислужницы сносили грязню посуду. Арэн, увидав Миэ, поспешил к ней, довольно грубо ухватив за локоть.

  – Берн ждет меня с письмами, а тебя неизвестно где харстова дюжина носит, – проскрипел он.

  – Дюрану глотку перерезали, – без вступления выдала таремка. – И наемников, что покои рхельских послов стерегли, всех троих. Да так ладно, что никто и не хватился. Что-то искали в комнате: все вверх дном перевернуто.

  Арэн дернулся, будто его ужалила ядовитая гадюка, но шагов не убавил.

  – Рассказывай все, как видела.

  К тому времени, как они оба оказались у двери в зал, куда их провели охранники, Миэ успела выложить все, что видела. Арэн помрачнел больше прежнего, но продолжал хранить молчание, словно ему отнялся язык. Таремка даже не успела растормошить его вопросами – двери в зал распахнулись, и стражники поторопили их.

  Берн не сидел на троне. Он стоял поодаль, смотря на место владыки Северных земель так, будто искал в нем изъян.

  – Мне все чудиться, будто отец на нем сидит, – сказал Берн, не поворачивая головы. – Видали, как Олга меня глазами жалила? Зло в ней не издохло, все тужится неугодного хора сбагрить с глаз долой. Мне уж Сария нашептывает, чтоб больше никогда ничего первым не пробовал, видать, боится, что эта сварливая баба задумала меня со свету сжить. Я ей тут как вечное бельмо, гнойник: каждый раз напоминаю о ее бабьей немощности.

  Миэ скосила взгляд на Арэна – что тот будет делать? Но дасиреиц молчал, вытянувшись, словно его посадили на кол. Но желваки на скулах Арэна двигались, будто живые. Таремка последовала его примеру и не полезла в разговоры первой.

  – Я помню о твоих словах, дасириец, – наконец, сказал мужчина. Обернулся, метаясь взглядом от Миэ до Арэна, словно не решался, кому из них стоит больше верить, а кому – меньше. – Показывай свои письма.

  Арэн кивнул и выудил из-за пазухи оба туба. Северянин спрятал в бород улыбку, подивившись, что чужестранец носит бумаги при себе, на что Арэн ответил, что так оно всегда надежнее. Миэ оставалось лишь молча наблюдать за ними, и гадать, отчего до сих пор не подняли шум из-за покойников. Не может такого быть, чтоб их до сих пор не нашли. Но, стоило ей только подумать об том, как дверь заскрипела, впуская в зал Сарию, а в купе с нею тридцать три сквозняка. Волшебница зябко поежилась, заранее зная, о чем будет спор – лицо рхельки было яростнее грозовой тучи. Следом за ней спешил бородач, который, как поняла Миэ, заправлял стражниками в Брайоране. Воин, до этого угрюмый и молчаливый, теперь то и дело менялся цветом лица.

  – Комнаты послов из Рхеля выпотрошили, их наемников перерезали, как молочных ягнят, а мой муж, вместо того, чтоб сгладить этот позор чешет языком с какими-то проходимцами, – проскрежетала она, не удостоив гостей мужа даже взглядом. Еще и спиной обернулась, будто нарочно говоря: "Вы тут пустое место".

  Последовавший за ее словами грохот заставил Миэ вжать голову в плечи. Потребовалось несколько мгновений, прежде чем таремка прогнала из ушей навязчивый звон. Берн стоял у стола, раздосадовано глядя на столешницу, которая треснула, не выдержав удара кулаком. По ладони северянина текла кровь. Даже Арэн выглядел ошеломленным. Сария же будто оглохла и ослепла: рхелька стояла на прежнем месте, высоко вздернув подбородок. Она выжидает, подумала Миэ, как охотник – изматывает дичь, пока та не свалиться с ног. Чтоб не портить шкуру. Желает играть красиво, чтоб после Берн не поставил ей в укор, мол, по твоему настоянию поступил, на себя теперь пеняй.

  – Я велел никому не тревожить меня, – прогрохотал Берн, обращаясь к мужчине за спиной рхельки. – Яйца тебе на что, если ты бабу задержать не можешь?!

  Бородач сперва набычился, но тут же отошел, пробасив, что госпожу было не удержать. Миэ вдруг сделалось неуютно оттого, что они с Арэном сделались невольными свидетелями личных дрязг, но она терпеливо ждала, чем окончиться дело, тут же смекнув, что северянка ни словом не обмолвилась о таремском купце. Может, забыла?

  Тем временем Берн велел бородачу убираться, но тот сообщил, что за дверями дожидаются разгневанные рхельские послы.

  – Не до них мне теперь, – сказал Берн.

  – Тебе нужно их принять, – настаивала Сария. – Ты теперь Владыка Северных земель, твое слово говорит за всех нас. Хочешь прославиться позором, Берн? Не хватало еще, чтоб Артум с Рхелем воевал!

  Мужчина будто бы и хотел возразить ей, но смолчал. Даже Миэ не могла не признать правоту слов Сарии: если Берн теперь не станет вести разговоров с послами, те обязательно преподнесу это как личное оскорбление Ракела и всего Рхеля в его лице. Что ж, оставалось надеяться, что Берн не выставит за дверь их с Арэном, потому что Миэ крепко сомневалась, что северянину хватит силы противостоять натиску сразу стольких рхельцев. Он был сильным воином, предводителем над своими людьми, который без страха вел их в битву, но еще не успел поднабраться опыта и чутья, нужного для политических толков. И Сария неприминет этим воспользоваться – ей ли не знать своего мужа?

  – Впусти их, – велел Берн бородачу.

  – Думаю, чужестранцев лучше попросить обождать за дверьми, – тут же встряла Сария.

  – Если ты теперь не посадишь язык на привязь, я собственными руками вырву его из твоей глотки, – пообещал Берн, и что-то в его голосе заставляло верить, что он в точности исполнит угрозу.

  Сария умолкла, а вместе с нею и все остальные звуки, до того самого момента, пока дверь в зал не впустила новых гостей и новых сквозняков. Рхельцы вышагивали важно, оба разодетые в изумрудно-зеленые свободные одежды, изукрашенные богатой вышивкой. Мужчины степенно поклонились Берну, еще раз принесли ему свои поздравления, восхвалили его мудрость и великую силу. И только после этого, так же не торопясь, поприветствовали остальных. Улучив момент, Арэн вопросительно глянул на Миэ, но таремке не чем было его порадовать. Видать, самые щепетильные разговоры придется вести здесь, всем вместе. И тем знатным дасирийцам, от имени которых будет говорить Арэн, наверняка придется не по душе, что план их раскрыли прямо перед лицом врага. Но и уйти означало бы добровольно сломать копья. Волшебница изо всех сил старалась придумать, как лучше вывернуться. Благо времени у нее было вдосталь, пока рхельцы плакались Берну о своих злосчастьях. Говорили по очереди, время от времени передавая слово другому, точно знамя. Кроме нытья и недвусмысленных укоров на то, что кому-то в окружении нового Конунга не тешиться видеть Северные земли в союзе с Рхелем, ничего толкового не сказали. Миэ только больше прежнего уверилась – рхельцы науськали Сарию и всячески стремились очернить дасирийца и таремку, которые, волею случая, оказались слишком близко к трону Владыки Артума.

  С другой стороны, – Миэ незаметно улыбнулась, – рхельцы бояться, что слова дасирийца могут стать поперек их доводов. А раз так – их с Арэном шансы довольно велики. Осталось только верно себя преподнести.

  – Супруг мой не станет славить себя черным гостеприимством, – сказала Сария, как только послы умолкли. – Никто не станет говорить, что в Северных землях нет порядка и справедливого суда.

  – Если ты закончила, тогда ступай с глаз моих. – Берн утирал окровавленную ладонь, но не сводил глаз с жены. – С господами послами мы сами разговоры разговаривать будем. – И, подумав немного, прибавил: – И вы уходите, обождите своего часа за дверьми.

  Сария насмешливо посмотрела на Арэна, и, с видом победительницы, степенно прошла в услужливо распахнутые двери. Дасириец ответил ей каменным спокойствием, за что Миэ наградила его молчаливым согласием.

  В широкой галерее резвились сквозняки. Стражники у двери хранили безмолвие, лишь изредка переминаясь с ноги на ногу. Но до Миэ и Арэна, которые пристроились на лавке у противоположной стены, им будто и дела не было.

  – Если Банру был прав, то Дюрана мог прирезать кто-нибудь из братьев Послесвета, – потихоньку шепнул Арэн. – А что вверх дном все перевернуто – так это, видать, кинжал искали.

  Миэ хотелось что есть силы треснуть себя по лбу. И как она сама не догадалась? Все искала, заглядывала туда, откуда и ноги не росли. А ведь Арэн, скорее всего, верно понял. Убийца не взял ценностей, если верить рхельцам; оба посла не единожды делали на том акцент. Только они не могли знать про кинжал. Хотя, если б даже и прознали, все равно вывернули историю на свой лад.

  – Верно говоришь, – согласилась таремка. – Раш говорил, что потерял кинжал во время битвы, значит, убийца до нас не достанет, и пусть боги сами накажут его как надобно. Жаль только, что теперь уж Дюрана как следует не распросить.

  – Отчего рхельцы не сказали о нем? – спросил дасириец.

  – Не хотели, чтоб кто-то в замке знал, что рхелец у них схоронился. – Миэ покосилась на стражников, но те, как прежде, стояли недвижимыми и безучастными. – Меж Рхелем и Таремом теперь тяжкие времена; шакал Шиалистан только то и делает, что изживает торговые пути Тарема, чтоб его родичам расчистить дорогу на юг и к морю. Думается мне, что пока мы снег своей кровью топили, в Дасирийской империи шакал свои порядки укрепил. Таремец теперь рхельцу не товарищ. Отчего же послы приютили своего врага?

  Она не ждала от Арэна ответа, только задумчиво поглядела на тяжелую дверь, за которой велись разговоры. Многое бы отдала, чтоб услышать, о чем Берну нашептывают посланники Ракела.

  Время шло. Миэ мерила шагами галерею бесчисленное количество раз, пересмотрела все расшиты гобелены, изучила трофейное оружие, высмотрела каждую щербину на камне, а двери в зал оставались глухо закрытыми. Арэн дремал, прислонившись спиной к стене и сложив руки на груди. Стражники и те будто бы устали торчать ровно, точно копья, и потихоньку шептались. Время от времени посмеиваясь над шутками. Миэ незаметно прислушивалась, надеясь выудить из их речей что-то путное – все-таки они стояли у самой двери и могли хоть отдаленно слышать речи. Но воинов совсем не волновали секреты правителя, куда больше обоих занимали недавно минувшие события: один с упоением рассказывал об огненном великане о четырех руках, который прогнал каменную гору, второй посмеивался и называл историю брехней, взамен которой рассказывал " как оно было на самом деле". По его версии событий, на землю явился сам Эрбат в одном из своих пламенных подобий, сразился с целым полчищем шарашей, потом расколол землю надвое и скинул всех разом к Гартису.

  Миэ слышала от Арэна о том, как было на самом деле, и ему она верила больше. Только даже ее знаний недоставало, чтоб найти объяснение случившемуся. Вероятно, то и вправду мог быть Эрбат. Только отчего он взялся защищать северян? В Артуме славили Скальда, строили ему храмы без счета и всячески задабривали по всякому поводу. Но Снежный бог оказался молчалив и безучастен. А может, – волшебница посмотрела на дремлющего дасирийца, – то лишь огонь был да камень? Со страху чего только не привидится, тем паче дасириец едва жив был.

  Наконец, дверь загрохотала. Арэн мигом проснулся, поднялся, пряча в кулак зевок. Рхельцы вышли наугрюменные, оба, если б могли, расплющи Миэ с дасирийцем одним только взглядом. Таремка нашла в том добрый знак, но отвесила положенные поклоны и, когда послышалось громкое берново "Идите уж!", послала рхельцам лучезарную улыбку. Как знать, может им нынче удача тоже фигу свернет, но держать лицо надобно всегда.

  Берн так и не сел на трон. Вместо того он пристроился на скамье й стола и, заметив Миэ и Арэна, жестом велел им сесть напротив. Миэ не стала дожидаться, когда он же предложит ей налить им вина, взяла кувшин и наполнила кубки, быстрым взглядом окинув стол. С рхельцами Берн не пил, с удовольствием отметила она. Что ж, можно надеяться на разговор более ладный. Все ж Арэн молодец, что помогал дасирийцам рубить врагов, не могла не признать таремка. Пусть сперва она была настроена против их вмешательства в дела чужого государства, теперь выгода была очевидна. Рхельцы кто? Пришлые напыщенные индюки, от которых за версту несет интригами и грязным золотом. Арэн же рядом с ним кровь проливал, защищал северян всяким способом. И не спешил ничего требовать за свою помощь. Теперь Берн глядит на него и видит за спиной дасирийца таких же отважных, как и он сам, воинов, готовых подставить дружеское плечо. И пусть среди дасирицев подлецов немногим меньше, чем их понамешено между рхельцами, Берн охотнее потянут руку за тем, кто доказал свое право мечом и кровью.

  – Рхельцы крови моей высосали – света белого не видать. – Берн без охоты отхлебнул из кубка и вытер капли вина, что скользнули по бороде. – Гнилые людишки, ничего-то в середке нет, только гады всякие ползучие, чтоб им пусто было.

  – Я слыхивала, будто на первом гербе Амадов змея была с человеческими глазами, на дубовом древе, – осторожно сказала Миэ. – Когда Ракела посадили на трон, змеи не стало. Наверное, Амады своим змеям нашли какое иное предназначение.

  Ее задумка сыграла – Берн рассмеялся, и невидимые тучи под потолком зала, будто бы рассеялись.

  – Они хотят, чтоб я выменял место для Фьёрновой задницы на свое обещание помогать Рхелю, – наконец, сказал северянин. Улыбка снова схоронилась в его бороду, лицо сделалось настороженным. – Войну пророчат.

  – Рхель с Дасирийской империей никогда не жили миром и ладом, – заметила волшебница.

  – Может так и было, только эти двое сказывали, будто идет время перемен и дасирийское войско навострило стелы и мечи в сторону Северных земель. И только Рхель нам союзник.

  – Собаки, – выругался Арэн. Он так вцепился в кубок, что кровь отлила от костяшек пальцев. Лицо побелело от злости, черты заострились, отчего дасириец сделался похожим на грубо отесанную каменную статую. – Никогда в Дасирии разговоры не ходили, чтоб на Артум идти, и без того на наши головы беды сыплются со всех сторон чтоб новые войны развязывать. Гирам завещал своему народу держать и укреплять свои земли, а не зариться на чужое. И каждый правитель Дасирии следовал его заветам, даже Тирпалиас и Нимлис-полудурок. Это рхельцам все неймется, им отвоеванные земли покоя не дают.

  Миэ подала ему знак глазами, чтоб не горячился. Проку от того, что Арэн станет чернить рхельцев, будет чуть, а вот в глазах Берна только сравниться с послами, которые, – Миэ не сомневалась, – только что точно так же оббрехали дасирийцев.

  – Позволь сказать тебе стороннее мнение, Владыка, – Миэ приложила губы к кубку, но пить не стала, чтоб в голове снова не сделалось сумрачно.

  Берн устало водрузил локти на стол и согласно кивнул.

  – Рхельская империя нынче нашла лазейку к дасирийскому золотому трону, но посадить своего человека им пока никак не выходит. С одного боку – крови в нем нет столько, чтоб прав его никто не оспорил, с другого – кишка тонка нахрапом лезть. Вот и высматривают, как бы исхитриться, чтоб одним седалищем на оба места пристроиться. В доме моего отца всяких старинных книг без счету, в некоторых говориться, что в былые времена рхельцы прославились мудростью и великой хитростью. И сейчас между них есть достойные люди, чья отвага и мудрость заслуживают только похвалы. Да вот беда – все они далеки от трона. Те, кто стоят за ракеловой спиной, жаждут власти. Осмелюсь сказать, что и мой славный, обласканный солнцем Тарем покоя им не дает. Только Тарем не взять, пока круг него дасирийское войско стоит.

  – Послы про Тарем ни словом не обмолвились.

  – На то они и послы, чтоб говорить то, что им велено, – снисходительно ответила Миэ. – Скажи они о своих торговых планах – грош цена тогда Рхелю со всеми его интригами. Но я в Тареме родилась и выросла, род мой давно занимает место в Совете девяти, и я много знаю того, о че другим неведомо. Если велишь говорить, владыка Северных земель, я б рассказала тебе много занятного, о чем, думается мне, послы из Рхеля тоже запамятовали поведать.

  Миэ знала, что он даст согласие еще до того, как Берн открыл рот. Видела, как в не рожденной улыбке его губы, как разошлись круг глаз морщины. Но она благоразумно дождалась согласия северянина. Говорила долго, перемещая слова историями и легендами. О том, как о стены Тарема разбились войска дасирийских императоров, предшественником Гирама, о том, как стены Тарема остановили вону народа Драконов, которые вырвались из своих пустынных земель и прошли по всему западному побережью, испепелив Рхель. Дошла и до Гирама, который первым предложил Тарему мир в обмен на военную поддержку и покровительство наложенного Таремом торгового эмбарго. Слушая ее истории, Берн расслабился, гневливость его прошла, и когда волшебница закончила рассказывать, он даже позволил себе добродушную улыбку.

  – Слыхивал я про жадность таремских купцов, но теперь буду знать про отважность Вечного города, – сказал он в завершении.

  – Думаю, что тебе, Владыка, непременно нужно погостить наших теплых краях, поглядеть, как звезды ночами горят сотнями огней, а солнце ласкает каждый камень в стенах каждого дома, – нашлась Миэ. – Тарем с готовностью протягивает руку дружбы всякому, кто готов вести дела открыто, а не украдкой, из-под полы.

  Конечно же, она лукавила, и взгляд Берна разоблачал ее, иначе Миэ оставалось бы только сочувствовать Артуму, что ему попался такой бестолковый Конунг. Но Берн понял смысл ее слов и знал, что они ничего не стоят. Как понял и иное – игра за дасирийский престол была лишь частью корыстного замысла рхельцев.

  – Фьёрн нужен мне здесь, – без всякого предупреждения, сменил тему Берн. – Чего хочет Дасирия? Чтоб Северные земли их поддержали в обмен на престол для моего сына?

  Арэн озадачено потер подбородок, беспомощно косясь на Миэ. Таремка помнила содержание писем – Фьёрну не предлагали престол, но его обещали сделать одним из первых приближенных к императору людей, что само по себе было много больше того, на что Фьёрну приходилось рассчитывать в Артуме. Миэ едва заметно кивнула дасирийцу, чтоб говорил, как есть. Когда Арэн повторил содержание писем, северянин долил себе вина, и, поднявшись, стал расхаживать по залу, изредка останавливаясь, чтоб окинуть долгим взором престол.

  – Артум теперь плохой союзник, – резонно заметил он, глядя на пустое место Владыки Северных земель. – Наши земли тощие, пройдет много времени, прежде, чем северяне родят столько детей, чтоб напомнить шарашам о нашей мощи. Но один северный воин пойдет за двоих дасирийцев, или не прав я, чужестранец?

  Арэн согласился, согласилась и Миэ, хоть ее о том не спрашивали. Под умелым командованием в купе с ладной тактикой, северные воины даже малым числом могли обратить в бегство воинство, втрое их превосходящее. Волшебница была тому свидетелем.

  – Северные земли нуждаются в союзниках не меньше, чем Дасирия, – продолжал Берн. – Я мало что смыслю в престольных играх, не никогда дела до них не было. Но я пообещаю помощь, если и вы пообещаете, – северянин выразительно поглядел на Арэна.

  Ми видела неуверенность на лице дасирийца. Оно и немудрено – его послали передать слово и послание, а не вести торг о союзе. Теперь каждое слово Арэна было на вес золота. И никто не стоит у него за спиной, чтоб нашептать верное решение. Даже она не могла теперь помочь ему, потому что Берн желал услыхать ответ того, то приехал говорить от имени дасирийского народа. Все, что могла дать Миэ – ободряющую улыбку, попутно проклиная Шаама-старшего за сотворенную глупость.

  – Дасирийские императоры всегда были людьми слова, – поднялся Арэн.

  И будто бы преобразился. Миэ даже подивилась, как упустила мг, когда заместо воина перед ее взором появился достойный предводитель, человек, чье обещание крепше гранитной скалы. Никуда не одевался шрам с его носа и усталось в синих глазах, но тот Арэн, что теперь стоял против Владыки Северных земель, был самым достойным человеком из всех, кого знала таремка.

  – Моя страна теперь в тяжелой смуте и печальных временах, но никакие горести не могут взять из дасирийских сердец храбрость и честь, – продолжал он. – Хмурые времена вскорости минут, на золотой трон сядет человек достойный. Но даже зная это – я не могу говорить от его имени, иначе ты, Берн, первым бы назвал мой язык помелом, а слова мои – сором, цена которому пыль с твоих сапог. Все, что я могу теперь обещать – это моя рука и мои воины. Если Артум снова окажется в беде, владыке Северных земель будет надобно только позвать. Большего я не стану обещать.

  "Даже я бы лучше не сказала, – подумала волшебница".

  – Мне большего не нужно, – согласился Берн.

  Миэ наблюдала, как мужчины скрепили союз крепким рукопожатием. Что ж, размышляла таремка, пока они поднимали кубки за новорожденный союз можно считать, что из этого союза Артум выиграет больше, однако у Дасирийской империи будет по крайней мере один претендент на трон, если не найдется другого. А это, если Миэ верно понимала, ровно на одного больше, чем было у рхельцев. И пусть она первая, кто не разглядел во Фьёрне достойного преемника линии Гирама, он был более достоин золотого трона, чем рхельский шакал.

  – Полагаю, послы Ракела очень расстроятся, что им придется отбыть ни с чем, – заметила она.

  – У моей жены достаточно тряпок, чтоб подтереть им сопли, – хохотнул Конунг, и в тонком лучике света, что пробивался сквозь мутные окна, серебряный обруч на его голове засветился радужным ореолом.

  Раш

  Путь утомлял. Выехать из разрушенной столицы оказалось не самой сложной задачей. Городская стена была раздроблена, чуть больше, чем полностью. Одуревшие от страха люди норовили стащить седоков, и Рашу пришлось приложить максимум усилий, чтобы править лошадью одной рукой; второй он придерживал девчонку, которая к тому времени почти впала в спячку. Когда один из горожан вцепился в ремни, которые опоясывали спину лошади, карманник не выдержал: скорчил страшную рожу и выкрикнул пару слов на том языке, который в этих краях не могли бы слыхивать раньше. В купе с обожженным телом и перепачканным кровью мечом, его задумка удалась: мужик шарахулся от него, будто увидал самого Гартиса, и с криками "темные маги, темные маги!", бросился наутек.

  До того момента, как лошадь перебралась по каменным завалам которыми стали городские стены, и вынесла обоих всадников прочь, карманнику еще трижды приходилось прибегать к хитрости.

  Но и за городом дорога не давалась легко. Короткий ливень размочил остатки снега, а сотни ног густо замесили его с землей, превращая в вязкую трясину, в которой даже резвая рогатая кобылка с трудом переставляла ноги. Под конец животное совсем выбилось из сил и Рашу пришлось спрыгивать и чуть не волоком тащить упрямую животину. Когда тучи понемногу рассеялись, солнце подсказало ему, что день близиться к закату. Раш проклинал все на свете: северян, шарашей, лошадь, девчонку и даже грязь. Но даже скудных солнечных лучей хватило, чтоб немного подсушить землю, и путь дальше ускорился.

  К закату на горизонте показалась тонкая, едва живая лента дыма. Дорога привела Раша к густому сосновому лесу. Разлапистые деревья так тесно жались друг к другу, что пришлось сворачивать с пути и снова месить грязь ногами. Раш не заметил, как спустились сумерки. На севере луна казалась особенно низкой, но нынче ночью один ее бок будто окунули в кровь, таким красным он был.

  Привал карманник сделал только когда нашел более-менее сухой островок земли круг старого кедра. Почва тут вся бугрилась выпирающими узлами корней, но Раш заснул почти сразу, убедившись, что девчонка по-прежнему грезит под действием хасиса. Несколько раз сквозь сон он слышал ее негромкий шепот, то грустный, то истерический.

  С рассветом, перекусив тем, что нашлось в дорожных мешках, Раш продолжил путь. Миновав лес, он вышел на холм, осматриваясь и прикидывая направление. Проводник пришелся бы кстати – Раш никогда не умел разбирать пути. Немного разве что читать мох, но теперь перед ним лежала почти лысая пустошь, разбавленная все тем же сиротливым дымом. С возвышения равнина внизу просматривалась, как на ладони. В самом ее сердце, будто черная язва, тлело пожарище – карманник разглядел остатки домов и то, что раньше было частоколом. Выждав какое-то время и не найдя никаких признаков жизни в сгоревшем поселении, Раш решил обойти его стороной. Весь день до вечера прошел на лошади, карманник даже ел верхом, выудив из сумы кусок вяленого мяса и отрывая от него большие куски, которые долго-долго мусолил во рту, разгоняя голод. К сумеркам путь привел его к сложенному из камней кругу: высокие колоны разной формы собирались в аккуратный хоровод, центром которому был каменный же алтарь. На некоторых колоннах лежали плоские камни. Раш опасливо покосился – не упадет ли? Сложенный невесть какими мастерами круг казался очень старым, а раз камни простояли столько лет, то за одну ночь, решил Раш, ничего не приключится. Он только укрепился в своем мнении, когда заприметил поблизости змейку родника.