Текст книги "Сердце мертвого мира (СИ)"

Автор книги: Айя Субботина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

  – Почему, говоришь? – Ванда пыхтела трубкой; густой запах дыма стремился к девушке, окуривал ее и без того задурманенную голову. – Потому что мать твоя тебя извести хотела, в реку бросила, Велашу в услужение. Только вот не взял тебя Одноглазый. И то понятно почему – зачем ему в своем царстве порченная светлая колдунья? Думая я, что ошиблась, а ведь вон как вышло – не трогает тебя вода, будто заговоренная ты.

  – И что с того? – простонала Хани. Жар в который раз сменился ознобом, зубы застучали.

  – Откуда мне знать? – Ванда закряхтела, посмотрела на девушку пустыми глазами, словно не видела, как та чуть не корчится у ее ног. – Боиг тому свидетели – не хотела я, чтоб так все вышло. Нельзя жизнь отнимать без согласия богов, а они тебя, отчего-то, берегут. Только кто ж теперь слушает старую немощную Ванду? Фоира место мое займет, заправлять будет и свои порядки наставит. Я свое отжила, последнее хорошее дело сделала – авось зачтется мне, когда встану перед Гартисом для расчету. А ты, видать, следом за мною пойдешь. Жалко тебя, да только все равно нет тебе места нигде в этом мире. Ни тебе, ни таким, как ты. Через вас Шараяна злодейничает. А то, что сестры за тебя совершили скверное деяние – боги их по своему рассудят, и владыка мертвого царства все припомнит.

  Это конец? Хани теперь почти лежала. Боль отступила, оставив после себя слабость. Девушка чувствовала, как сквозь невидимые порезы из нее медленно вытекает жизнь. Страха не было. Сколько уж так случалось, что слуги Гартиса обступали ее, готовые утянуть за собой, как только истает последний вздох. И каждый раз она оставалась жива.

  Старуха, словно забыла о ее существовании. Докурила трубку, поднялась, проклиная старость и себя саму, за то, что дожила до такой немощи. Вытрусила остатки курительных трав в жаровню.

  – Видать, придется самой письмо Берну написать, а потом уж и отходить спокойно, – бухтела она, перемежая слова кашлем и стонами боли. Ванда переступила через Хани, присела на край стула.

  Потом была длинная тишина, в которой был слышен лишь приглушенный скрип пера, да хриплое сопение старой фергайры. Хани молчала. Берегла силы. Спасение обязательно придет, нужно только дождаться.

  Когда Ванда закончила, в небольшое окно под потолком уже заглядывало утро.

  Дверь комнаты скрипнула, послышался торопливый шум шагов, прерывистое дыхание.

  – Сестра, гонец правду сказал. Нужно в Зеркало поглядеть. Пока еще не поздно.

  Хани не признала голос, а фергайра, если и заметила ее, лежащую на полу, не придала тому значения. Выходит, подумал девушка, мучаясь острым жалом боли, что нещадно кололо ее в самое нутро, они все решили, всеми голосами.

  – Отойти спокойно не дадут, – недовольно заворчала Ванда и поднялась из-за стола.

  Девушка могла поклясться, что слышала, как скрипнули старые кости. Ничего не говоря, Ванда медленно, опираясь на палку, вышла.

  "Наверное, считает меня мертвой", – подумала Хани. И на всякий случай попробовала пошевелить руками и ногами. Медленно, точно ватное, но тело поддавалось, слушало, неохотно, как малый ребенок. Девушка ухватилась за ножку стола, попробовала подтянуться, поднять вдруг ставшее невероятно тяжелым, тело. С первого раза не вышло: ладони соскользнули, не выдержав веса. Под кожу зашли занозы, но Хани почти не почувствовала боли.

  Не удалось встать и со-второй попытки, и с третьей. Голова закружилась, в ушах, через толщу неясного шелеста, раздались первые голоса.

  Духи.

  Девушка отмахнулась, не стала слушать. Все равно тот, чей голос она хотела услышать, теперь навеки умолк, и не придет к ней даже из царства Гартиса. А остальные пусть убираются.

  "Отступись", – шепнула какая-то старуха в ее левое ухо.

  "Присоединись к нам, такая твоя участь", – смеялся в правое задорный мальчишечий.

  – Убирайтесь... – прошептала девушка. Собралась с силами, и попробовала снова.

  Медленно, осторожно, чтоб не растрачивать понапрасну сил, поднялась. Чтобы не поддаваться новой волне слабости, закрыла глаза. Если теперь упадет – так и останется лежать здесь, в душной коморке Ванды.

  Главное не торопиться, твердила себе девушка, делая первый шаг по направлению к выходу. Казалось, будто она снова стоит на палубе драккара: точно так же качается под ногами пол, будоража нутро. Хани шагнула еще, и еще. Мелкой поступью, пока не кончился столешница, что служила ей единственной опорой. Внутри что-то оборвалось, когда в животе снова появилась знакомая режущая боль – предвестник новой волны слабости. Если силы снова истают, подумала Хани, она упадет.

  Отчаяние, обида, злость, грусть: все смешалось в ней, будто все тело сделалось сосудом для густой смеси чувств. И смесь эта забурлила, разошлась по жилам вместе с кровью, став источником силы. Верно говорил тот, что заменил ей отца: ничто не придает силы так, как злость, но и ничто не ослабляет сильнее, чем она.

  Она разжала ладони, которыми до остервенения вцепилась в стол, сделала шаг. Поучилось, хоть теперь качка сделалась вдвое сильнее, будто в шторм. Следом же пришла и боль. Хани до хруста сжала челюсти, проглотила крик. Пришлось обождать, пока тело, скованное судорогами, снова станет слушаться ее приказов. Только после того продолжила путь.

  Только когда в лицо потянуло свежим прохладным воздухом, решилась открыть глаза – выход был уже близко. Ничего не изменилось, все вокруг по-прежнему будто пряталось за пологом серого тумана. Хани не собиралась гадать, почему так, списав все на отраву.

  Пройдя в дверь, девушка осмотрелась, насколько это было возможным. Очертания коридора плыли, неясным виделся маячивший впереди острый арочный проем. Придерживаясь за стену обеими руками, девушка добралась до него, и тут ее настигла очередная волна боли. Терпеть, казалось, не станет сил. Когда на губах проступил соленый вкус, и во рту сделалось горячо, Хани смутно поняла – сдерживая крик, слишком сильно прикусила губу.

  Подождав, пока боль спадет хоть на треть, девушка упрямо двинулась дальше.

  Шла, почти не видя пути, пошатываясь, на полусогнутых ногах. Ступени перекатывались под ногами каскадом, словно длинная лента, которая то и дело норовила взбрыкнуть, пойти волнами и сбросить Хани. "Только не опускай взгляд, не смотри вниз", – уговаривала себя Хани. Боялась – если посмотрит, узкий тоннель проглотит ее.

  Девушка добралась до комнаты уже почти ползком. Стоило зайти, как лицо обдало жаром. Хани неясно осмотрелась, теперь уже почти ослепшая, почти потерявшая способность чувствовать даже запахи. Черно-белые краски смешались, мир сделался совсем блеклым, словно далекие-далекие очертания, что затерялись в тумане.

  Она закрыла дверь, последним усилием воли повернула ключ в скважине, раз и еще раз, пока тот не стал противиться.

  "Я все-таки умру", – подумалось ей так ясно, будто вместо почти утраченного зрения, ей открылась воля богов. Вспомнились слова Ванды – дважды перед тем ее спасала вода. Значит, Хани тогда не ошиблась, когда решила, будто фергайры задумали утопить ее. Так и было, только вода не приняла жертву, отпустила ее на волю. И после, когда на армаду Конунга напали герги, Велаш не захотел принять ее, Хани, к себе. А теперь вокруг один только камень.

  Но отчего же так жарко?

  Пол под ногами дрогнул, накренился, будто весь мир подвинулся, а она сама осталась стоять в стороне.

  Ноги подкосились. Хани оплыла на пол, как растаявшая свечка. Последняя надежда жить угасла. Сколько еще суждено сделать вдохов, прежде чем сердце перестанет биться? Комната дрожала, стены гудели, словно заключенные в огромный колокол, по которому били в набат; Хани решила, что то лишь отражение агонии, принесенной отравой. Неумолимо клонило в сон, тело смирилось с участью, приготовилось принять смерть. Лишь бы больше не было той боли, молилась девушка, теряя последние силы.

  Уже когда веки неумолимо смыкались, последнее, что увидела Хани, была меховая сума с птенцом. Она разошлась по шву, вывернулась наружу овчиной, будто вспоротое брюхо, кругом густо посыпанная перьями, теперь уже яркого красного цвета. А рядом, на полу, склонив голову на бок, сидела птица, алая, будто пламя.

  Раш

  – А чтоб вас всех короста взяла, сукины дети! – ревел над головой здоровый северянин в разодранной сорочке и прорванный штанах. – Ну, чего разлягся, чужестранец, подсобил бы, чем немочью прикидываться!

  Он размахивал молотом с такой легкостью, словно громадина весила не больше пера, и раз за разом бил ним в каменный завал. Во все стороны разлетались пучки разноцветных искр, слепя и режа глаза.

  Раш прикрылся рукой, отворачиваясь. Он все время был настороже, не веря, что земля так просто усмирила свой гнев. Землетрясение нагнало их в дороге, разбросало обоз мелкими кучками людей, посеяло ужас в человеческих душах, щедро сдобренных страхом попасть в лапы людоедам. И, хоть воины помогали как могли, большая часть людей отошла к Гартису: кто провалился под землю, кто принял глупую смерть под копытами лошадей, кого придавило тяжелыми пожитками. Несколько раз карманник видел и тех, кто обезумев от страха, смиренно дожидался погибели, опустившись на колени и предававшись молитвам. Карманнику было жаль их, но он не питал иллюзий. Смерть – это всегда смерть. И пусть каждый сам решит, как ее принять. Он же не собирался отдавать свою задарма: если повелителю мертвого царства так надобна его душа, пусть уж постарается придумать ловушку половчее.

  Раш смутно помнил, как попал в город. Кажется, его внесло вместе с потоком простолюдинов. Он не противился, дал лишь волю ногам, чтоб не споткнуться и не упасть. В такой толчее это могло означать только одно – смерть.

  Когда толпа немного рассеялась, Раш нырнул в сторону, быстро прикидывая, куда его занесло. Пятак земли, из которого брали начало четыре широких улицы. Налево и направо уже, впереди, на юге, виднелась верхушка многовекового древа. А далеко за ним, тусклая, будто спрятанная в морок, едва светила огненная звезда Белого шпиля.

  Туда-то Раш и решил отправиться, выбрав едва живой маяк ориентиром. Если память не играла злых шуток, тогда где-то на пути обязательно будет храм Скальда. А там и Арэн. И Миэ: Раш не сомневался, что таремка прямиком отправиться туда.

  Но не успел карманник пройти и половину пути, как город снова поддался толчку, теперь таком сильному, что дрогнули стены, поддался камень. Карманник едва сообразил отойти на середину улицы, как дома по обе стороны дороги, нагнулись друг к другу, собираясь в стремительно растущее жерло. Там, где только что была дорога, теперь дымила почти идеальная по своей форме дыра. Стены разошлись трещинами, камень охотно забирался внутрь жерла.

  Не успел Раш опомниться, как дома насунулись один на другой, сошлись и превратились в бесформенную кучу камней, которая загородила путь вперед. Карманник повернул, думая лишь о том, что нужно поскорее уносить ноги, иначе очередной толчок может отрезать и путь назад.

  Так и сталось. Раш едва ли сделал десяток шагов, напоролся на здорового, как каменная глыба, северянина, и улица снова пошла хороводить под их ногами. Она брыкалась так, что бесполезными оказались и все уловки карманника. Мощеная камнем улица натужно треснула, разошлась под ногами, карманника обдало горячим паром в пах. Карманник скорчился, оступился, и, бесполезно взмахнув руками, потерял равновесие. Упал на спину; когда затылок встретился камнем, в глазах разошлось разноцветное марево. Северянин, которому повезло больше, пятился назад, стоя спиной к Рашу, ставя ноги почти наугад. Он чуть не наступил на карманника, но тот перекатился в бок и увернулся. Пошатываясь, поднялся на ноги, мысленно посыпая бранью всех и вся.

  – Отлично, – пробурчал Раш, когда боль немного стихла, и он смог толком рассмотреть, что произошло.

  Путь назад загородил обвал из рухнувших домов. Они с северянином оказались пойманными, словно мыши в мышеловке. Мужчина какое-то время спросто молча глядел на каменныйзачем-то поплевал на ладони, перехватил молот, висевший в кожаных петлях у него за спиной. Карманник ни капли не сомневался, что толку от задуманного северянином будет чуть, но разубеждать его не стал. Знал, что тот все равно не станет слушать.

  Однако, где-то на втором десятке ударов, Раш пожалел, что не может пришибить здоровяка. Мало того, что в глотке постоянно першило от едкого серного запаха, а ушибленный затылок нет-нет, да и вспыхивал болью, так еще и каждый удар северянина словно бы приходился ему по темени. Карманник не знал, как долго продержится, потому быстро обошел весь куцый клок улицы, который стал им ловушкой. Оплывшие по обе стороны дома, с боков оставались стоять неприступными преградами. Ровные и гладкие стены, с крохотными зарешеченными оконцами так высоко, что Раш не смог бы до них дотянуться. Разве что если стать северянину на плечи. Но это не отменяло того, что от решеток все равно не получится избавиться: даже отсюда был видны толстые кованые пруты, наверняка глубоко вмурованные в камень. Дверей или того, что могло их заменять, карманник не нашел.

  – Что здесь было?! – прокричал как можно громче, улучив момент между ударами молота, надеясь, что северянин сможет понять его скверный выговор.

  – Слева – гильдия оружейников, справа – казармы охраны, – пробасил северянин, вытер вспотевший лоб, и снова бахнул молотом по завалу. Во все стороны брызнула каменная крошка, но только и того.

  Раш мысленно махнул на него рукой, решив самостоятельно искать способ выбираться.

  Вариантов оказалось хрен с фигой: лезть на второй завал, и надеяться, что его не придавит оползнем камней. Нерешительно, но Раш подступился к нему, высматривая место понадежнее. Выбрав такой, поставил сперва носок ноги, пробуя на крепость. Убедившись, что под ногой достаточно устойчивая опора, рискнул опереться всем весом, и ухватился руками за обломок деревянной балки. Медлить было нельзя: если земля снова задрожит, обломки домов могут стать для него могильным курганом.

  Несколько раз Раш чуть не сорвался вниз: то терял опору для ног, то соскальзывал пальцами с уступов и обломков, за которые держался. Подземные толчки продолжали преследовать его весь путь наружу, и каждый раз карманник думал, что теперь-то его точно снесет каменной волной. Но сегодня боги были к нему милостивы.

  Достав пика завала, Раш оглянулся: северянин продолжал иступлено колотить в камень, будто сошел с ум. Может, так оно и было, хотя карманник и так был невысокого мнения о сообразительности артумцев. С другой стороны – кто знает, как обернулась бы его вылазка, последуй за ним северянин. Он был много крупнее Раша и под его весом завал мог не выдержать, и тогда обои им грозила незавидная участь.

  Но предстоял еще спуск вниз.

  Раш быстро ощупал взглядом горизонт. Казалось, что он пробыл в ловушке вдесятеро больше времени, так сильно изменился город за время, потраченное на поиски выхода. Впереди заходилось алое зарево, еще редкое, но частое, точно гребень. С востока, ему навстречу, летел огненный вихрь, делая часты остановки, чтоб поживиться всем, что попадалось на пути. К серной вони добавился чадный смрад и запах горелой плоти. Карманник старался не думать о том, что случится, когда оба вихря встретятся. Лишь однажды он видел подобное, и тогда выгорел целый город, весь, даже камень оплавился, а земля укрылась толстым покрывалом из пепла. И живых осталась всего горстка.

  Не став больше медлить, Раш начал спуск вниз. В этот раз удача была не в его кармане. Где-то на половине пути, Сьёрг затрясся, словно чрево великана, и оползень стряхнул с себя карманника, словно надоедливое насекомое. Раш кубарем покатился вниз, стараясь собраться в комок и обхватить голову руками. Когда скатился вниз, быстро, насколько позволяла ноющая боль буквально в каждой кости, отполз в сторону, чтоб не попасть под куски падающих со всех сторон кирпичей. Поднялся только со второй попытки, припадая на правую ногу. И бросился вперед, от настигающей его каменной реки. Булыжник с грохотом настигали его и Раш едва успел забежать в какой-то переулок, где и без него жалась уже кучка перепуганных горожан. Карманник перевел дух, быстро ощупал места, в которых прятал кинжалы. Тот, который носил в рукаве, прорвал кожаные ножны и оцарапал руку: кровь сочилась по руке, пальцы слипалась и зудели. Карманник осмотрелся, сорвал с какой-то рябой толстозадой девки передник и вытер об него ладони. И тут же побежал дальше, не дожидаясь, пока северяне придут в себя.

  Пробежав квартал вперед повернул на запад и потом снова на юг. Северная ярость в башне фергайр словно догорала, теперь свет ее стал вовсе тусклым, заволоченный рваными клочьями пара пополам с дымом. Сделалось жарко. Несколько раз карманник оглядывался – не нагнал ли его огненный смерч? Но оранжевое марево было еще далеко. А огненная глотка впереди, как раз готовилась принять добровольную жертву. И чем ближе Раш подбирался к ней, тем больше людей встречал на пути. Горожане бежали, побросав свои дома, все нажитое многие годы. Приходилось вспомнить всю сноровку, чтобы уворачиваться от истерично визжащих баб, и держать темп бега. Однажды, его успел таки поймать за руку служитель в красных одеждах, с огромной вывороченной раной на лбу.

  – Куды ты безумец?! – прокричал чуть не в самое лицо служитель Эрбата. – там огонь, никого не щадит.

  Раш с отвращением стряхнул его руку, отпихнул мужчину в сторону. Тот распластался на земле, суля незнакомцу все кары Огненного. Но северную столицу затрясла новая волна толчков и жреца накрыло рухнувшей частью стены. Карманник мысленно пожелал ему всех мук у Гартиса, и поспешил дальше.

  Сколько миновал кварталов – не знал. Несколько раз приходилось собирать волю в кулак и сигать прямо через широкие разломы посреди улиц, обойти которые было нельзя. И каждый раз карманник мог спорить, что все его мужские причиндалы сжимались чуть не вдвое.

  Когда впереди замаячила крыша храма Скальда, Раш буквально обливался потом. Он лихо избавился от кафтана и накидки, оставшись в рубахе и кольчуге поверх нее. Рана на руке оказалась куда серьезнее, чем он думал, потому что пальцы занемели, утратили чувствительность.

  Внутри хозяином был хаос. Раш не стал гадать, де бы мог быть Арэн. Вместо того ухватил первого же попавшегося служителя и развернул его лицом к себе. В лучшие времена ему бы наверняка перепало а такое неуважение, в лучшем случае – схлопотал бы проклятие немочи или слабого желудка, но теперь было не время для церемонных расшаркиваний. Раш подумал, что было с ним всякое, но не случалось получать проклятий сразу от двух жрецов.

  – Здесь должен быть человек, чужестранец, путник из Дасирии. Привезли его по просьбе Берна-Медведя. – Карманник всем видом показывал нетерпение.

  – Там, – указал куда-то себе за спину служитель Скальда и пробурчал, – делать мне более нечего, чем присматривать за всякими чужестранцами.

  Раш не был уверен, верно ли истолковал его недовольство, но решил, что такой вопрос служитель слышат не впервой. А значит, его собственная догадка оказалась верна и Миэ тоже пришла сюда.

  Искать долго не пришлось. Карманник нашел Арэна в самом дальнем зале храма. С ним же была и волшебница, и сопливая северянка, с которой дасириец взаправду решил встать под брачные благословения. У широкого алтаря, выточенного из белого мрамора, молился служитель Скальда. Его синие одежды украшала богатая вышивка серебром, на поясе висел тяжелый серебренный же пояс, а лоб перетягивал обруч белого золота.

  Не успел карманник и рта раскрыть, как рука волшебницы змеей метнулась к нему и запечатала губы. Раш недовольно высвободился, но сохранил молчание. Оставалось только наблюдать, что же будет дальше. Судя по тому, как Арэн то и дело забирал на бок, стараясь не упасть, его раны ее только предстояло исцелить.

  Молитвы служителя становились все громче. Речь лилась грубым напевом, то и дело прерывалась паузами, то длинными, то короткими, словно служителю отвечал голос, слышать который мог только он. Наконец, ладони его наполнились сиянием, которое искрилось точно так, как едва выпавший снег в погожий день. Он повернулся, велел Арэну склонится перед ним. Дасириец торопливо шагнул вперед, зашатался, но Раш вовремя подоспел ему на помощь и помог преклонить колени.

  Жрец возвел руки над дасирийцем и снова громогласно запел сова молитв. Казалось, что сияние из его ладоней перетекает прямиком в Арэна, окутывает того коконом. Вскорости свет сделался ярким настолько, что все, кто был в зале, загородили глаза руками. Сияние заполнило собою будто бы все щели, каждую щербину на стене и в полу. Символ Скальда на груди служителя вспыхнул, задрожал на тяжелой цепи.

  Последние слова Верховного служителя утонули в грохоте. Храм задрожал, с потолка посыпался песок и пыль. Но жрец будто бы ничего не видел и не слышал, даже речь его не сбилась. Первой не выдержала Миэ, и, как только тряхнуло еще раз, юркнула в арочный проем, увлекая за собой северянку. Девчонка сопротивлялась, но ничего не могла поделать, хоть и была на целую голову выше волшебницы. Таремка толкнула ее спиной в арку и велела не сходить с места, посулив пришмалить косы в случае непослушания. Благо, мера оказалась ненужной – вместе с последними словами Верховного служителя, землетрясение присмирело.

  Жрец устало облокотился руками об алтарь. Раш видел, как старика лихорадит, как он дрожит, будто земля под его ногами продолжала ходить ходуном. Арэн, между тем, неспешно поднялся, словно боялся повредить только что залеченные кости. Поднял руки, изо всех сил сдерживая крик радости. Раш отчего-то вспомнил старинную легенду про Лазария, которого исцелил какой-то странствующий пилигрим. Легенда гласила, что Лазарий был слаб ногами еще с рождения и передвигался только на закорках у старшего брата. После, когда стал слишком тяжел, бедолагу положили на лавку и он почти два десятка лет не покидал отчего дома. А пилигрим исцелил его, произнеся над челом немощного странные молитвы. "Иди теперь, на поле уж пшеница сыплет из колоса, а ты хлеб зазря проедашь!" – наказал пилигрим, и Лазарий встал, и в тот день выкосил половину поля.

  Глядя на Арэна, Раш никак не мог отделаться от мысли, что Лазарий, если легенда не была насквозь брехливой, впервые встав на ноги, выглядел таким же идиотом, как теперь дасириец. Девчонка тут же кинулась на него, заливаясь счастливыми слезами. И только Миэ стало ума подойти и помочь служителю дойти до лавки.

  – Надеюсь, – просипел служитель, – мои старания не пройдут напрасно. Многих воинов мог бы я сегодня исцелить, только половина моих сил шла, чтоб тебя, чужестранец, исцелить и силы дать. Надолго ли их хватит – не знаю, только распорядись благословением Скальда разумно.

  Арэн рассеяно провел рукой по волосам, пощупал подбородок, весь в густой щетине, кивнул служителю. И все молча, будто за исцеление рук расплатился языком.

  – С юга и востока идет огонь, – сказал Раш, которому надоело дожидаться, когда хоть кто-то вспомнит о том, чего ради нелегкая принесла их в столицу. – На востоке пламенный смерч, в три рослых человека высотой. Думается мне, выгорит все к харстовой жопе.

  Верховный служитель велел ему больше не упоминать поганых мучителей Гартиса, осенил себя знамением и велел всем убираться прочь, чтоб молитвами очистить алтарь Снежного. Раш передернул плечами и вышел первым.

  Странное дело: вроде времени прошло всего ничего, а в храме Скальда было не протолкнуться. Раш распихивал северян локтями, прокладывая себе путь к выходу. Только когда услышал позади себя окрик таремки, остановился.

  – И куда теперь? – спросила она. В янтарных глазах волшебницы читалась растерянность.

  – Для начала – нужно уносить ноги из храма, – Раш кивнул в сторону выхода, из которого внутрь продолжал сочиться бесконечный поток горожан. – Если тряхнет так, что стены начнут падать, мы все тут и поляжем. В такой давке никто живым не выберется. Снаружи все безопаснее. Не знаю, что там думает Арэн, а мне обрыдло свой зад почем зря подставлять. Я в наемники не подписывался, а уж те более – задарма.

  Миэ ничего не ответила, но на лице ее угадывалось согласие со словами карманника.

  – И куда ты думаешь уходить? – Таремка ошалело грызла ногти, будто ее мучил многодневный голод. – У меня даже лошади нет.

  – Как пришли, так и ...

  Он не закончил. Сильная лапища загребла его за шиворот, подняла над землей на додрых пару футов и развернула, точно статуэтку. Первое, что увидал карманник, был оттиск медвежьей лапы на поцарапанной и погнутой броне.

  – У нас с тобой уговор был, – хмуро сказал Берн. Лоб вождя кровоточил, на скуле расцвел кровоподтек, размером с кулак.

  Карманник только теперь вспомнил о девчонке колдунье.

  – У мня времени не было, чтоб разговор вести с остальными, – попытался выкрутиться Раш, про себя проклиная и тот разговор, и Северные земли впридачу.

  – Что за разговор? – встряла Миэ.

  Берн даже не глянул в ее сторону. Его глаза, казалось, вот-вот прожгут в Раше пару дыр, а лицо мгновение за мгновением делалось все более угрюмым. Карманник и так знал, что ему не станет духу отказать северянину. В последнюю их встречу, Берн будто где бешенство подхватил, таким агрессивным он казался. Теперь же Раш чувствовал, что та злость никуда не делась, напротив – умножилась многократно.

  – Хорошо, – сдался карманник, и только после этого северянин отпустил его. – Где искать-то?

  – В Белом шпиле, больше негде ей быть. Думается мне, фергайры как раз взялись в Зеркало глядеть. Но все равно гляди в оба: старухи наверняка не примут тебя ласково. Если двери не откроют...

  – Знаю, чего сказать, – буркнул Раш. – Слыхал уже твои наставления. Только не пойдет она по доброй воле, хоть ты тут меня и пришиби.

  – Что сталось? – Арэн как-раз нагнал их и теперь перекидывал взгляд то на Берна, то на Раша. И выглядел так, будто готов был тут же взять секиру да снести карманнику голову, если в том нужда будет.

  Рашу хватило трех десятков слов, чтоб рассказать все. Умолчал только о том, кем приходилась Хани самому Берну, вместо того сказав, что девчонка приходится Берну родней и у него, мол, за нее душа болит. Во взгляде северянина угадывалась безмолвная благодарность.

  Когда слова карманника умолкли, порыв ветра, что ворвался в храм Скальда через треснувшие окна, принес густой смрад копоти и горелой плоти. Миэ, как ни старалась, не смога удержаться и опорожнила свой желудок прямо на сапоги Берна. Тот и глазом не повел, только громче засопел.

  – Здесь есть подземный ход, прямо под храмом, – сказал он. – Ним уж много лет не пользовались, не знаю я, цел ли он, но попробовать надобно. Ты, – он снова переместил суровый взгляд на карманника, – пойдешь первым, будет у тебя время быстро добраться, чтоб без толчеи. Выйдешь за квартал на запал от башни фергайр. Дальше уж сам решай, что делать, только чтоб...

  Он запнулся, словно никак не мог найти нужных слов. Раш про себя решил, что никогда не обзаведется ни женой, ни детьми – чтоб так-то побиваться за какой-то сопливой девкой, даром, что от крови одной. Тьфу!

  – Что хочешь делай, чтоб только ноги ее больше в Артуме не было, пока я жив, – наконец, закончил Берн. – Есть у тебя времени самая малость, пока я с Верховным служителем потолкую.

  Сказал это и ушел, тут де потерявшись в голосящей толпе, оставив карманника самому решать, что говорить товарищам. Арэн, только недавно немощный точно малое дитя, насел на него. Если бы мог, наверное, задал трепку, только Раш не собирался ни за что извиняться.

  – У меня есть склянка с настойкой хасиса, – вдруг сказала таремка. – У Банру отобрала, чтоб он в царство грез не ходил. Если ее с вином смешать, да немного подогреть, будет северянка спать день-другой.

  Арэн, к удивлению Раша, кивнул, соглашаясь.

  – Времени нет разговоры разговаривать, – будто бы прочитав недоумение карманника, бросил дасириец. – После я с тебя спрошу. А теперь нужно договариваться, что дальше делать. Может статься – долго не свидимся. Не знаю, чем в Артуме дело обернется, только письма мне передать нужно том, кого тут конунгом сделают.

  Храм снова затрясся, будто стены бил озноб, но обошлось лишь песком, что щедро посыпал все вокруг. Арэн стал говорить торопливее, Миэ тут же взялась рыться в вещевом мешке, который держала так крепко, будто мать дитя.

  – Заберешь Хани и уносите ноги. Идите по тракту, каким приехали в Северные земли. Доберетесь до Рагойра – остановишься на постоялом дворе "Лошадиная голова". Если через десяток дней мы не прибудем, значит, помолишься, чтоб Гартис нас пощадил.

  Не успел Раш воспротивиться, как Миэ сунула ему склянку.

  – Спрячь и не открывай без нужды – если выветрится оно, то вполовину слабее станет. Только гляди, больше половины склянки за раз не давай, а то заснет девка вечным сном. И гляди мне – пустишь на девок мою часть золота, которую Берн обещался дать выкупом, правдами и неправдами выпрошу у Гартиса один день свободы, вернусь орущей плакальщицей и буду тебя изводить, пока не оглохнешь и не ослепнешь.

  Раш исподлобья зыркнул на нее. Таремка поправила волосы, понюхала сорочку с бурным мятном прямо на груди, от которого разило будто из выгребной ямы.

  – Мне платьев новых нужно, а то в снегах все наряды растерял, – сказала с очаровательной улыбкой, на которую Раш кое-как ухмыльнулся в ответ.

  – Не стану я трогать вашей части, – пообещал карманник, разглядев в толпе Берна. – Свидимся еще.

  Не любил он прощаться. Неуклюже махнул рукой, то ли Арэну, то ли волшебнице, поспешил вслед за северянином, на ходу пряча драгоценную склянку. Когда Берн завел его в проход, который сочился под землю, будто змея, карманнику сделалось не по себе. А что если за очередным волнением земли, потолок не выдержит? Его успокоил Берн, сказав, что этот ход проложили по воле самого первого Владыки Артума, и с тех пор обвалов не случалось. На что карманник подумал, что все когда-то случается первый раз.

  Верховный служитель семенил за ними, как приставучая собачонка, то и дело охал и ахал, и велел Берну прекратить задуманное, чтоб не тревожить покой воинов-шамаи.

  – Если быть битве с прихвостнями темной богини, – говорил он, широко раскрывая рот, чтоб с шумом вздохнуть, – нам никак не выстоять против шарашей, если духи-защитники не явятся на призывы фергайр.

  – А если мы не воспользуемся этим ходом, служитель, – проговорил Берн, ни на мгновение не замедляя шаг, – тогда будет много крови и потерянных зазря жизней. Вины останутся со мной, и все мужчины, кто годен меч держать, а баб и мелюзгу надобно вывести. И не говори мне, служитель, что духи наших предков будут в гневе за такой мой проступок.