Текст книги "Сердце мертвого мира (СИ)"

Автор книги: Айя Субботина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

  Этим проходом пользовались не часто. Земля под ногами была сырой и рыхлой, за все время карманник не напоролся даже на самую мелкую летучую мышь. Пару раз угодил головой в рваные сети паутины, которые спускались с потолка, словно прохудившиеся пологи. Факел вскорости потух, но Раш без него хорошо различал путь.

  Карманник понял, что пришел, когда дорогу загородила деревянная дверь. Раш навалился на нее плечом, уперся ногами и поддался вперед. Ноги соскользнули на грязи и он едва успел спохватиться, чтоб не упасть следом. Только с третьей попытки нашел более-менее твердый упор, и снова толкнул дверь плечом. В этот раз она уступила, раскрываясь нехотя и с громким скрипом, словно зевнула после долгого сна. К тому времени, как дверь раскрылась ровно настолько, чтоб карманник мог протиснуться в щель, его плечо занемело.

  Снаружи было темно, словно он шел подземным ходом целый день до вечера. В тяжких тучах плясали молнии, пока еще безмолвные предвестницы ненастья. Раш не стал гадать откуда взялась резкая смена погоды, когда утро предвещало погожий день; вместо того поспехом осмотрелся, выискивая Белый шпиль – башня, как и говорил Берн, была совсем рядом. Острый пик, увенчанный огненной звездой, терялся за тучами, отчего карманнику показалось, что небо опустилось ниже.

  Трясти перестало, зато в спину пахнуло жаром; оказалось, вышел Раш совсем рядом с тем местом, где собирались встретиться две огненных стихии. Так близко, метнулась мысль. Если не поторопиться, он может стать заложником у пламени. С другой стороны, – Раш снова глянул на Белый шпиль, – башня может стать хорошим укрытием, если шараши прорваться так далеко. Но, если уж северяне не смогут удержать людоедов, их с Хани так или иначе достанут, хоть бы они и забрались на самый верх. Все решало время.

  Больше карманник не медлил. Здесь, в отличии от северной части города, почти не было разрушенных домов. Словно землетрясение нарочно пощадило часть столицы Северных земель. Или не успело сюда добраться.

  Миновав квартал, повернул налево. Здесь его встретили несколько добротных хозяйственных построек. Из одной валил густой черный дым, несло копотью и слышалось слабое блеяние овец. Раш бросился ко второй, более высокой и длинной, откуда раздавалось перепуганное ржание лошадей. Стараясь не вдыхать дым, который взял пленом весь окрест, Раш буквально в два шага заскочил в конюшню. Сбоку, там, где здания соприкасались стенами, уже сочились струйки дыма. Животные рвались из стойл, били копытами в загородки. Раш увидел белую рогатую кобылу, ту самую, на которой ездила Хани. Бросился к ней, памятуя, что кто-то из воинов говорил, будто рогатые артумские кони вдове выносливее. Если так, тогда им вполне хватит одного коня, чтоб удрать, тем более карманник так или иначе не собирался давать девчонке возможность ехать одной. Еще не хватало, чтоб сбежала после всех-то трудов.

  Когда до стойла оставалось всего несколько шагов, жеребец, в соседнем загоне, разбушевался не на шутку. Раш слишком торопился, чтобы заметить, что загородка стойла держалась уже лишь на одной петле. Прежде чем карманник понял, что сталось, раздался грохот, звук треснувшего дерева и Раша отбросила на пол половина сломанной загородки.

  Карманник пролетел до противоположного ряда загонов, со всего размаха налетел спиной на дверь. Из глаз брызнули искры, будто чудаковатому фокуснику вздумалось устроить фейерверки прямо под носом карманника. Раш не спул отползти в сторону: жеребец, почуяв свободу, вырвался из стойла. Карманник почувствовал тяжелый дар в грудь. В уши отдало хрустом лопнувших костей.

  Раш согнулся пополам, отчаянно хватая воздух, пытаясь сделать вдох. Эхом доносился частый стук подков. Ребра, пытался думать карманник, превозмогая боль. В груди будто поселился выводок ядовитых гадов: нутро горело, ныло, стонало. Наверное, от удара кости задели легкие? Во рту появился соленый вкус крови. С губ сочилась слюна пополам с кровью.

  Сознание быстро покидало голову. Раш перекатился, попробовал встать на четвереньки. Не вышло: руки перестали слушаться, сделались ватными. И что теперь? Даже если выйдет добраться до девчонки, без лекаря он нежилец.

  Первый вдох вместе с глотком жизни принес новую волну боли. Но Раш нашел в себе силы подняться. Перед глазами плыло. Белая кобылицы Хани смотрела на него ясными голубыми глазами, и карманнику даже чудилось в них сочувствие. Он снова сплюнул – в этот раз крови было больше. Стараясь вдыхать мелкими порциями, Раш добрался до лошади: она была в сбруе и завернула в шкуру на северный манер. Кто-то предусмотрительно перебросил через спину лошади пару дорожных мешков, прикрепив их ремнями для верности. Глядя на пузатые сумы, Раш решил, что внутри приличный запас еды. Или награбленного. Может, Хани и сама собиралась сбежать? Такой оборот пришелся бы на руку.

  Боль напомнила о себе, и о том, что ему теперь поможет только чудо. Впрочем, девчонка всегда носилась с мазями и бальзамами, Раш помнил, как он перевязывала раненых. Может, ее ухода хватит на то время, пока они найдут какого-нибудь служителя, благо, что теперь не было нужны ломать голову, чем после расплачиваться за исцеление. В "Лошадиной голове" всегда толпилась куча сброду, путников и пилигримов. Если боги смилостивятся...

  – Не больно-то они нынче щедры, – прохрипел карманник, взял лошадь под уздцы и вывел прочь, пока животное не взбесилось окончательно.

  Несколько раз кобыла норовила вырваться, наклоняла голову на бок, собираясь боднуть, и карманнику пришлось съездить ей по морде. Почуяв силу, жеребица успокоилась. Раш взобрался на нее. Без стремян это заняло больше времени и отняло половину оставшихся сил. Но с другой стороны то было хорошим вестником: если бы кости взаправду изрешетили легкие, он сдох бы раньше, чем влез на спину лошади.

  Приободрившись, Раш тронул бока жеребицы коленями и животно начало торопливый подъем вверх, длинный чередой ступеней, что тянулись до самого подножия башни. Карманник разрешил себе на минуту прикрыть глаза, расслабленно повиснув на животном. Нужно сберечь силы, все, что остались. И еще помолиться богам, чтоб сжалились и сотворили чудо, потому что Раш до сих пор не мог придумать, какими обманом попасть внутрь.

  Когда позади остаось две трети пути, жеребица встревоженно заржала, часто запряла ушами, точно чувствовала неладное. Раш поторопил ее, хлопнув по крупу. Это помогло, но не на долго. Через ару десятков ступней, она снова заржала, нороя встать на дыбы, и карманнику пришлось слезть. Если она взбрыкнет и сбросит седока, тогда жизнь его сделается смертельно короткой. Но и отпускать животное было нельзя. Раш потянул ее за собой, и, несмотря на все сопротивления, все ж вывел на округдую площадку, мощеную гранитом и с выложенной из белого мрамора восьмиконечной звездой. Дав себе короткую передышку, Раш привязал коня кдеревянной стойке, и подошел ко-входу в башню: двустворчатые двери высотою в два человеческих роста, непроходимой преградой встали на его пути.

  – Эй, белый вороны! – закричал Раш что есть силы, – впустите путника переночевать!

  Он не удивился, когда ответом ему стала тишина. Но злость от того, что весь путь пройден напрасно, черной змеей жалила сердце, заволакивала разум. Раш попробывал противиться ей, стараясь не думать о боли в груди. Теперь она стала частой и с каждым разом проникала в него все вильнее.

  – Впустите меня! – Он сжал кулаки, чувствуя себя совершенно беспомощным. Будто стоит перед неприступной каменной глыбой, которую нельзя ни с дороги прибрать, не взобраться на нее. – Берн-Медведь сказал, что разнесет вашу харстову башню на груду камней, если не впустите меня.

  От крика карманник зашелся кашлем, едва не задохнулся от осторого укола будто в самое сердце. Но отступать было некуда. Карманник прижался к двери спиной и принялся колотить в нее пяткой, методично, пока станет сил. Потом снова принялся бить кулаками, пока кожа на комтяшках не лопнула. Уда ха ударом на дверях оставались новые кровавые брызги, но Раш почти не чувствовал боли.

   А потом... С той высоты, куда его занесла клятва северному вождю, Сьёрг лежао перед ним как на ладони. Раш видел разжиревшие огненные вихри, которые уверенно двигались друг другу на всечу, видел густой дым над городом, клоки пара, что то и дело вырывались из-под земли. Где-то теперь его товарищи? Живы ли? Раш не решался о том думать. То понапрасну терзать себя, когда его собвтсвенное положение незавидно. В Белый шпиль не попасть. Осознание собственной глупоости и самонадеянности, – и о чем только думал?! – семихвостой плетью хлестало Раша по гордыне. Снова и снова он задавался вопросом, почему пошел сюда, почему согласиля на уговоры Берна, хоть интуиция с завидной настойчивостью твердила: ничего не получится, только згинуть зазря.

  Так зачем же пришел?!

  Карманник медленно сполз на землю, завыл, когда агония боли разошлась вширь. Ему даже показалось, что еще немного – и легкие его разорвуться. Сердце грохотало в груди, билось за ребрами, словно пойманная вольная птаха.

  – Хани! – позвал он, почти не веря, что она услышит. – Хани, открой эти треклятые двери! Я пришел за тобой!

  На крик ушли остатки сил. Но еще можно было взобраться на лошадь и попробоватьвернуться вниз, туда, где остались Миэ и Арэн. Встретить войстко шарашей лицом к лицу и прихватить парочку тварей за собою в Гартисово царство. Геройская смерть, мать бы, наверняка, осудила его за такое расточительство себя. Хотя, там, откуда пришел карманник, ему не светило ничего, кроме рабства или смерти, в лучшем случае. В худшем... Раш горько усмехнулся, утерев тыльной стороной лалони кровь с губ. Лучше уж смерть.

  "Тут и подохну, под дверью, как пес, которого в ненастье на двор выгнали", – подумал карманник. Прише за девчонкой, дал клятву. Вечно угрбмая беловолосая северянка теперь казалась ему такой же доалекой, как огненная звезда в пике башни.

  Двери скрипнули, и медленно поползли вперед, раскрываясь. Раш отполз в сторону, ту же мысленно обозвав себя сотней самых отборных бранных слов, за то, что раскис и перестал бороться. Он отчего-то даже не сомневался – впустила его Хани. А раз так, значит не все потеряно.

  Внутри было мертвецки холодно. Здесь как будто поселился сам Снежный и дочь его Мара. Винтовая лестница, свернутая тугой змеей, будто выточенная из чистого льда, убегала вверх и терялась в темноте. Проверять, взаправду то лед или нет, времени не было. Раш поспешил наверх. Он шел и шел, а ступени будто сыграли с ним злую шутку: казалось, что чем больше шагов делает Раш, тем длиннее становится лестница. Вот уже и нижнюю ее схоронила рассеянная мгла, а впереди ни намека на просвет. Но карманник не останавливался даже чтоб перевести дыхание. В конце концов, он так привык к боли, что почти перестал замечать ее, охая только от особенно резких уколов.

  Только когда он миновал не один десяток пролетов, понял, что идет будто на чей-то неслышный зов. Раш ни разу не был в Белом шпиле, но отчего-то знал, что там был малый зал для трапезы, а двумя этажами выше – комната, где варили зелья и делали настойки. Туда и свернул. Заглянул внутрь – нет ли кого? Внутри было несколько столов, один из которых весь заставленный посудой, горшками и мазями и остатками вываренных трав. Карманник подошел ко второму, туда, где на решетке над миниатюрной жаровней, стояла глиняная посудина. Понюхав, карманник остался доволен – пахло мятой и ромашкой. Он выудил из-за пазухи настойку хасиса, которую дала таремка, – хвала богам, лошадиное копыто не попало по склянке, – влил в травяной отвар ровно половину и поскорее закупорил настойку обратно. Терпкий запах дурманного хасиса щекотал ноздри, подстегивая остановиться, прикорнуть, окунувшись в дурман.

  Карманник вдохнул поглубже, поспехом слил отвар в глиняную бутыль, закупорил ее и только после снова вдохнул. На третьем столе толпились пустые склянки. И за отвар спасибо, подумал Раш, проглотив разочарование. Он надеялся найти хоть какую целебную настойку и почти не сомневался, что если как следует поискать, такая сыщется, но время не ждало.

  Змеистая лестница снова понесла его вверх. Еще выше, еще, говорил он сам себе, минуя пролет за пролетом, даже не стараясь остановиться и подумать – а верный ли путь? Будто шел, следом за той самой ниткой, которой прекрасная Лассия указала путь своим служителем, когда тех прибрал к рукам Гартис. Так гласила легенда.

  Чем выше поднимался карманник, тем больше ныло в груди. Он то и дело сплевывал кровь, думая, что теперь-то никому не составит труда выследить незваного гостя – алый след тянулся за ним, будто безмолвный предатель. Странно что до сих пор никто не вышел наперерез, ни одна старая белая ворона не раскаркалась, не выдворила чужака. Раш почему-то не сомневался, что то не фергайры проявили радушие, впустив гостя, а девчонка-северянка. А если так, нужно спешить вдвое больше. После всего, не хватало только попасться колдуньям на расправу. Слишком свежо еще вспоминался рассказ Берна и печальная участь матери Хани.

  Он повернул там, где ему подсказал безмолвный проводник. В арке стояла темень, но откуда-то спереди несло жаром, будто из бани. Воздух сделался сухим, глаза жгло, словно в них понапихали заноз.

  Но Раш, как бы не близка была цель, не спешил торопиться. Он успел заприметить тень. Легкий силуэт, который никто и не смог бы отличить в густых сумерках коридора. Но только не Раш. Он остановился, замер, стараясь не выдавать себя, хоть теперь это уже не имело значения. Тот, кто укрывался в тенях, не мог не слышать хрипы, что вырвались из его груди. И он наверняка подготовился к встрече. Интересно, кто бы то мог быть?

  Мгновение или немного больше, Раш не слышал ни единого звука. В эту части Белого шпиля почти не доносилось никаких звуков разгромленного города. Здесь всецело хозяйничала тишина. И, судя по тому, что незваный спутник не спешил ее нарушать, он был не так прост. Но все же шорох, несмелый и вкрадчивый, расслышать удалось. Ровно за спиной, карманник мог биться об заклад, что волосы на затылке растревожило неосторожное дыхание.

  Он ушел влево. Вовремя: в тот же миг безмолвие прорезал шелест. В темноте, на тонком лезвии отразился туман, которым будто бы взаправду полнилась тонкая филигрань по всему клинку. Карманник увернулся снова, безошибочно угадав, куда целил противник. А тот, будто чуя, что уловки его не работают, изощрялся все сильнее: заходил во фланг, целил то в живот, то в шею. Несколько раз Раш едва успевал отпрянуть, чтоб не напороться на причудливо косой наконечник лезвия.

  – Ашарад! – Раш так удивился, что и сам не понял, как произнес слово в полный голос.

  Противник остановился; теперь-то карманник видел его. Высокий, с непропорционально длинными руками и ногами, мог бы запросто сойти за кого-то из Народа драконов. Но руки его, перебинтованные темными лентами, были когтистыми, с пальцами почти одной величины. И их было ровно по шесть, Рашу не было нужды считать. Он знал таких и знал, кто они.

  Спина похолодела, лоб укрылся испариной, когда противник поддался вперед, сверкая алыми двумя парами алых глаз: одна там, где ей и положено быть, а вторая, более мелкая, на висках. Увидав накрепко зашитый рот, Раш окончательно уверился, что не ошибся.

  И от того сделалось еще страшнее. Такого липкого ужаса он не чувствовал даже когда довелось выйти один на один с шамаи-волком.

  Лезвие ашарада скользнуло в сторону, точно тень. Тот, что держал его, чуть склонил голову на бок, присматривался к человеку, что стоял перед ним. Раш же не стал медлить. Шансов выжить в поединке с четырехглазым противником, у него не было. Но при нем еще осталась последняя уловка и карманник решил не медлить с ней.

  Наполовину порожняя склянка с хасисом лежала в суме у пояса. Раш резанул по ремешкам, которыми сума держалась пояса, присел, перехватив ее свободной рукой, чтоб не разбилась раньше срока. Но и четырехглазый не дремал. Он подпрыгну, ноги его оторвались от пола на добрых пару футов, а после наскоком налетел на Раша, наотмашь свистнув клинком, точно косой. Острый крах скользнул по уху карманника. Не обращая внимания на новую порцию боли, Раш нырнул под руку четырехглазому, сделал вдох, изловчился и разбил мешок со склянкой хасиса прямо тому об голову. На удар вышли последние силы. Карманник почти чувствовал, как надрывно стонут ребра.

  И отскочил назад, отступая, пока ноги не очутились у края лестницы.

  Четырехглазый покачнулся, потрогал себя за лицо, по которому уже растекалась дурманящая настойка. Раш, как ни старался, тоже чуял запах. Голова закружилась, точно от крепкого хмеля. Соблазн отдаться неге, в которой не было ничего, кроме забвения, подкрался и взялся нашептывать на ухо: вдохни, сделай сладкий глоток успокоения, усни. Карманник с трудом проморгался, достал из-за голенища сапога второй кинжал, и пошел на противника. Тот пошатывался, алая пелена в его глазах потухла, смертоносное лезвие притихло.

  Раш наскочил на него, как вихрь. Еще не веря в свою удачу, нанес несколько ударов, то левой рукой, то правой, целя в шею. Создание закачалось, поливая его кровью, вдвое гуще человеческой. После десятка ударов четырехглазый упал, выкатив глаза, будто бы до самого конца гадал, как так вышло, что хилый противник так запросто одолел его. Раш бы и сам подумал о том на досуге, но не стал испытывать терпение богов. Если им было угодно подыграть ему сейчас, это не значило, что за следующим поворотом он не встретит свою погибель.

  Но зато у него был ашарад. Раш взял меч, который вывалился из рук мертвеца и теперь сиротливо лежал в стороне. Черная сталь клинка зловеще светилась даже в темноте. Раш видел свое отражение в ней и тронул пальцем самый кончик. Кожа треснула, тут же выпустив струйку крови. Несколько камель скатились по острой кромке. Ашарад... Странный клинок, рукоять в два локтя и ровно столько же – лезвие. Ни гарды, ни украшений. Рукоять обернута мягкой коже, что остается теплой даже если ее долго не касалась ладонь. Там, где ковали эти мечи, говорили: тот, кто носит за спиной ашарад, ходить за руку со смертью.

  Но времени пристроить клинок, как положено, не было. Равно как и не было подходящих ножен и лямок.

  Карманник переступил через мертвеца, стараясь не попадать ступнями в кровь, и двинулся дальше. Коридор закончила одной единственной дверью, из-под которой выбивалось неясное свечение. Раш на всякий случай удобнее перехватил рукоять ашарада и толкнул дверь ногой.

  В лицо пахнуло жаром, словно встал на самом краю Гартисовой огненной мучильни. Однако, пламень в комнате был лишь один – догорающий факел в держаке у двери. У противоположной стены, нахохлившись, сидел уродливый птенец. Теперь он сделался едва ли не вдвое больше, из густого алого оперенья выглядывал острый крючковатый клюв. Раш осмотрелся, прикрыл за собою дверь.

  Хани лежала на полу, согнувшись вдвое, словно котенок. Он почему-то вспомнил, что за время их путешествия она всегда любила спать именно так чтоб колени непременно чуть не доставали лба. Но карманник знал, чувствовал – она не спит. Присел около нее на колени и осторожно тронул плечо. Девчонка не шевельнулась. Он легонько тряхнул ее за плечо и тело поддалось, откинулось назад. Рука беспомощно сползла на пол.

  Глаза уставились на него. Глаза того самого цвета, какими бывают дасирийские незабудки.

  – Хани. – Раш погладил ее по щеке – вдруг она только парализована чародейством. Каснулся запястья, после – шеи в том месте, где под кожей дрожит артерия.

  Тишина. Только губы на миг дрогнули, разомкнулись в странном подобии улыбки.

  – Хани, Хани! – Раш тряхнул безжизненное тело, притянул к себе, ухватил в ладонь белые косы. Прижал и баюкал, шепотом повторяя ее имя.

  Девчонка, хмурая северянка, которую он уже едва не потерял. Тогда она тонула и он почти не чувствовал боли. Отчего же теперь будто кто сунул ему руку в самое нутро и рвет на части сердце, вгрызается в тело голодными зубами? Не успел. Она ждала его, открыла дверь, а он опоздал. Раш никогда не видел ее улыбки, а теперь, когда дух Хани отошел к Гартису, тело будто бы в насмешку подарило карманнику то, о чем он мечтал. Почему ей было не улыбнуться тогда, хоть бы раз, хоть бы однажды попросить о помощи? Глупая гордячка, сопливая девчонка.

  Башня застонала. Раш слышал, как заскрипели многовековые камни, заходили ходуном двери в петлях. Взгляд метнулся к двери. Он попробовал встать, поднять девчонку на руки, но тело сделалось таким тяжелым, что карманнику не стало сил даже оторвать его от пола.

  Башня наклонилась – Раш видел, как поползли в сторону стул и стол. Под потолком раскачивались метелки из сушеных трав, сухой жаркий воздух наполнился горьким ароматом полыни.

  Когда потолок пошел трещинами, Раш кое-как отполз к стене, прижимая к себе мертвую северянку. Знал, что выбраться не судьба. Вот так и закончилась мечта отойти к Гартису в бою, с грусть подумал он.

  Потолок рухнул. Карманник подивился, когда почти не расслышал грохота. Будто все вокруг происходило с кем-то другим, а он был лишь призраком, сторонним наблюдателем.

  Когда следом за обвалившимся потолком раздался стремительный гул, Раш уже знал, что сталось. Не видел, но слышал, как сорвалась Ярость севера, вспыхнула, разбрасывая круг себя огненные брызги, и стремительно понеслась вниз. Что ж, все лучше, чем скукожиться в постели беззубым стариком.

  Уже когда огонь лизнул его лицо, Раш увидел, как всполошился перьевой клубок. Расправил крылья, вытянулся, высоко задирая крупную голову. Последним, что увидел Раш, был хоровод опавших перьев.

  Волна пламени накрыла карманника с головой, но он даже не почувствовал боли. Приоткрыв глаза, наблюдал, как горит все вкруг. Охваченные языками огня, горели стены, кровать. Огонь жадно облизывал его рук, ноги, полз по волосам Хани. Но боль упрямо не желала приходить. Тело не тлело, не стало прахом.

  А на месте птенца появилось странное существо, которое заполнило собою почт всю комнату. Будто бы и подобное человеку, но много больше, четырехрукое, с когтями на руках и ногах. А вместо головы будто кто надел выкованную из чистого золота треугольную маску, натянутую до самых плеч. Раскаленная пламенем, она маслянисто поблескивала, золото словно перетекало по всей поверхности, перекатывалось причудливыми узорами.

  Существо повернулось на Раша, выпрямилось – макушка его как раз доставала до потолка, в котором зияла дыра. Карманник даже не старался понять, почему башня все еще стоит, почему он не чувствует боли, а только жар, что заполняет его всего, проникает под кожу.

  "Кто ты?" – Раш знал, что сказал слова в полный голос, но не услышал ни звука. Только тягучий далекий грохот, словно где-то в далеких-далеких странах бушевал буря.

  Существо приблизилось. Оно двигалось на удивление мягко, как для своего громадного роста и странного сложения. Первая пара рук потянулась к карманнику. Раш что есть силы прижал к себе мертвую Хани, чувствовал, что создание отчего-то решило начать с нее. Начать что?

  "Отпусти" – прогрохотало в голову. Раш не разобрал ни слова, скорчился от боли. Не понимал слов, но понимал их смысл – как такое может быть? Голос существа разрывал его, казалось, еще немного – и голова разорвется, как будто под завязку начиненная зажигательными горшками.

  "Отдай ее" – требовало существо, но само не спешило отбирать тело девушки.

  – Нет! – огрызнулся Раш, захлебываясь болью. Только и хватило сил не одно слово, а потом боль вдарила точно набат, разошлась по телу, раз за разом хлестала, словно огненная плеть в руках умелого карателя.

  Раш никогда не думал, что может желать смерти. А может, вот такая она и есть? И это Гартис стоит перед ним в своем обличии, о котором людям в царстве живым ничего не ведомо? Странная однако же погибель: ни тьмы в спутниках, ни спуска по долгой шипастой лестнице. Говорили, будто шипов на ней столько, сколько человек натворил безбожного за свою жизнь. А Раш никогда не тешил себя иллюзиями, что ему грешки спишутся.

  Существо склонило голову на бок, скрестило на груди обе пары рук. Вены под золотого же цвета кожей, вздулись, мышцы налились мощью. Карманник подумал, что такому ничего не стоит просто разорвать его на части, даже не придется больно стараться.

  Он так увлекся в старании угадать, что станется дальше, что не сразу заметил, как все вокруг застыло. Огонь повис с воздухе, застыл на стенах. Языки пламени будто кто ошпарил холодом, заставив замереть в первозданном виде, как то бывает, когда кузнец окунает раскаленный меч в воду, чтоб сохранить нужную форму. На его собственной коже будто бы остался выжженный пламенем рисунок – странный орнамент всех оттенков от кроваво-алого до темно-багряного. Выжженная кромка следа стремительно таяла, оставляя только рисунок.

  Существо снова потянулось к Хани, но на этот раз Раш никак не мог ему противиться; тело карманника будто сковали цепями, даже пальцы отказывались слушаться. Сил хватало только чтоб дергаться, в бесполезных попытках спасти хотя бы тело девчонки.

  Когтистая лапа зависла над нею, отчего на бледном мертвом лице отразился хоровод огненных теней, будто само пламя вдруг пробралось ей в плоть и взялось прямо оттуда пожирать неживую северянку. Глаза ее так и остались открытыми, со стороны будто бы эти двое вели неторопливый безмолвный разговор.

  Боль в Раше закипела с новой силой, троекратно умноженная, когда создание запустило в Хани лапу. Но когти не вспороли грудь, не вывернули наизнанку распотрошенные внутренности. Лапа будто призрачная, забралась в нее, изнутри наполняя светом. Раш перестал брыкаться. Он видел темный, будто обгоревший сгусток в ее груди – сердце. Существо взяло его, сжало. Лапа наполнилась пламенем, которое медленно перетекало в грудь северянки. Сгусток посветлел, огонь разошелся по нему точно так же, как только что по телу самого Раша.

  Сердце дрогнуло, раз, другой. Существо не спешило отпускать его, держало в плену, как пойманную птаху, как будто решало – дать новую жизнь или отнять обратно.

  "Ты будешь стеречь ее" – приказало оно карманнику.

  Слова снова принесли за собою агонию. Раш чувствовал, что кричит, но, как и раньше, не слышал ни звука. Кажется, среди всех звуков, которые рождала его глотка, были и те, которые сложились в "Согласен", но карманник не был в том уверен.

  "Темное и светлое" – произнесло существо. Ему дела не было, что каждое безмолвное слово доводит человека до безумия. Оно разжало когти, высвободило сердце и отступило.

  Мир снова запылал, так е внезапно, как перед тем замер. Огонь трещал, глодал всякую деревяшку или тряпку, какую только мог сыскать. Существо отошло еще дальше, повело всеми четырьмя лапами, собирая пламень в кокон, которым стремительно обернуло и Раша, и северянку на его руках. Чтобы не сойти с ума от ярких всполохом, карманник что есть силы зажмурился, вцепился в девчонку.

  Что было после, Раш помнил смутно. Грохот, гул, многие сотни голосов – все навалилось разом, смело мысли и чувства, оставив по себе опустошение. Богам только ведомо, сколько еще карманник не решался бы разомкнуть веки, если бы не тихий голос Хани.

  – Я умерла? – спрашивала она.

  Когда Раш посмотрел на нее, северянка оставалась такой же бледной, но на скулах легли едва различимые тени румянца. Пальцы северянки дрожали, но сама она не выглядела напуганной.

  – Если и умерли, то мы оба, – ответил Раш. Откинул с ее лица косы, тронул лоб, осторожно прошелся пальцами до самой шеи, проверяя – не сошел ли он с ума? Артерия билась под кожей, торопливо, будто северянка только что бежала со всех ног.

  – Фергайры отравили меня, – снова заговорила девушка. – Дали выпить вина, а потом Ванда... – Тут она нахмурилась, вспоминая.

  Раш не дал ей глубже забраться в воспоминания. Бело осмотревшись, почти не подивился, когда оказалось, что они оба уже не в башне, а на каменном пятаке земли у самого подножия Белого шпиля. Верхушка башни рухнула, частично осев внутрь, частично разбросав камни вокруг, куда хватало глаз. Кривой излом смаковало пламя, из окон валил густой дым.

  – Нужно ехать. – Раш не стал гадать о случившемся, надеясь, что теперь-то у него еще будет на это время.

  Отвоеванный у четырехглазого ашарад лежал рядом, рогатая кобылка Хани топталась тут же. Жеребица ткнулась мордой в волосы хозяйки, опасливо кося глазом на Раша, видать, памятуя о его крепком кулаке. И как только тут оказалась, вертелось в голове Раша, пока он спешно поднимался, увлекая за собой северянку. В груди не болело, но тело продолжало ощущать огонь. Словно там, в Белом шпиле, пламень пробрался в самое его естество, да там и угнездился. И узоры, выжженные ним, тоже никуда не делись, правда, Раш видел их лишь на тыльной стороне ладоней и самих ладонях. Судя по странному взгляду девчонки – огонь оставил метки и на лице. Ну и харстов отросток с ними, главное шкура цела.

  – Что там? – Хани кивнула в сторону двух вихрей пламени, которые как раз подошли друг к другу.

  – Нужно ехать, – упрямо повторил Раш.

  Он едва успел остановить ее – девчонка припустила вперед, н едва не упала на слабых ногах. Косы ее колыхнулись, совсем как тогда, когда она готовилась чаровать, и карманник не собирался позволить ее сделать задуманное. Не для того их железоголовый вызволил. Девушка отчаянно сопротивлялась, требовала, чтоб он отпустил ее, но карманник крепко держал ее. Достал глиняную бутыль, благо та была еще теплой. Хани завозилась, ткнула его локтем, и Раш чуть было не выронил бутыль. Он вовремя отвел руку, стараясь сообразить, как присмирить девчонку.

  – Трус ты, чужестранец, – выкрикивала она, отчаянно вырываясь. Чем больше Раш сдерживал северянку, тем отчаяннее она рвалась на свободу.

  В конце концов ему удалось изловчиться, прижать голову Хани так, чтоб она не могла толком ею пошевелить.

  – Глупенькая, – пришлось юлить и разбавить голос всеми оттенками нежности. Что она там бормотала, будто белые вороны отравили ее? Может оттого и рвется от него, будто дикая кошка из клети – увидала бутыль и придумала невесть что. Раш знал, что нет вернее средства приструнить строптивую девку, кроме ласки. Всякая растает, стоит только скорчить щенячий взгляд, изобразить покорность. Чем бы эта северянка отличалась от остальных? – Я не для того тебя спас, чтоб травить. Эту настойку дала Миэ, она восстановит силы. Хотел бы я твой погибели – так клинки мне не для забавы ради нужны, сама видала.