Текст книги "Не вижу зла (ЛП)"
Автор книги: Айви Фокс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)
16
Финн
Когда прихожу в общежитие Стоун и вынужден ждать в холле больше двадцати минут, я сразу же понимаю – что-то не так. Девушка за стойкой вертит в пальцах косички, надувает противные розовые пузыри из жвачки и беззастенчиво разглядывает меня, явно не собираясь узнавать, где Стоун, как я ее просил.
– Извини, но я не знаю никакую Стоун.
– Она вот такого роста, с большими зелеными глазами и длинными сине-черными волосами, с кучей татуировок и пирсингом. А еще у нее потрясающая фигура, сочетающаяся с дерзким ртом. Как ты можешь ее не знать?
– Сорри! – пожимает она плечами. – Но если твоя девчонка не появится, может, мы с тобой…
– Это вряд ли, – бурчу я.
Такое случается не впервые. Будучи звездным квотербеком Ричфилда – тем самым, что вот-вот побьет все рекорды в истории колледжа, – я обречен на нежеланное женское внимание. Даже от тех, кому футбол вообще не интересен. И эти кокетливые взгляды от Мисс Косички – не то, чего я жажду. Вообще.
Каждый раз, когда я смотрю на телефон и вижу, как минуты проходят без весточки от Стоун, плохое предчувствие подсказывает: она передумала насчет нашего свидания.
Кажется, я все испортил.
Может, надо было оставить все как было – легко, беззаботно, без всей этой мороки со свиданиями. Да и Общество на меня не давит. Их, кажется, вполне устраивает, что я вижусь со Стоун только у нее на работе. По крайней мере, они уже несколько недель не слали мне своих надоедливых черных конвертов.
Я до сих пор не понимаю, зачем им вообще понадобилась Стоун. Хотел бы я знать, почему она для них так чертовски важна. Может, этот новый шаг в наших сложных отношениях поможет мне наконец понять, почему они в ней так заинтересованны. Во всяком случае, это то, что я продолжаю себе твердить. Но знаю, что это полный бред, потому что это я недоволен тем, как все складывается между нами, а не Общество.
Сидеть вечерами на барном стуле и просто смотреть на Стоун стало невыносимым. Я хотел большего. Поэтому собрался с духом и прямо попросил об этом. Да, она заставила меня мучиться в неведении целую неделю, прежде чем сдалась, но Стоун всегда такая. Сначала кнут, потом пряник. И, как полный идиот, я уже начал жаждать и того, и другого – и ее жестокости, и ее нежности. Но я не получал ни того, ни другого уже неделю, и мой запас терпения на исходе.
Сегодняшний вечер должен был стать для нас началом. Чего именно – я не уверен, но это должно было случиться. Мне нужно, чтобы это случилось. Так где же она, черт возьми?
Я начинаю нервно расхаживать по уродливому коричневому ковру. Еще пара секунд – и я рвану наверх, минуя эту дурочку с косичками, просто чтобы постучать в дверь Стоун и выяснить, в чем дело. Она согласилась на свидание, а она не из тех, кто говорит "да" просто так. Я это точно знаю, ведь все ее сладкие "да" обычно достаются мне только тогда, когда я веду себя с ней как настоящий зверь.
Сомнения начинают рассеиваться, когда я, наконец, слышу торопливые шаги на лестнице. И когда мой взгляд падает на девушку, которую я ждал целую вечность, мое сердце слега сжимается.
Черт, как же я по ней скучал.
Сегодня она прекрасна. Так чертовски прекрасна, что у меня даже язык заплетается.
Ее длинные волосы цвета воронова крыла ниспадают на спину мягкими волнами, открывая лицо. Темно-синее платье, облегающее каждый изгиб, заканчивается на середине бедра, прикрывая лишь часть ее потрясающих татуировок, но выгодно подчеркивая все соблазнительные формы. Армейские ботинки с черепами – последний штрих к образу. Быть "девочкой-припевочкой" – не ее стиль. Но черт возьми, сегодня она выглядит как темный ангел – неважно, упавший с небес или восставший из преисподней. В любом случае, мне невероятно повезло, что сегодня я тот счастливчик, который поведет ее на свидание.
Черт, кажется, я совсем от нее без ума.
Да похрен.
Мне все равно. Точнее, не важно, когда я не видел Стоун так долго, что от одного только ее вида у меня на душе становится теплее.
– Прости, что задержалась, красавчик. Были кое-какие дела, – бросает она, и встревоженная складка между ее бровей вырывает меня из сладострастного забытия. Теперь я вижу: моя девочка явно не в порядке.
Стоп! Я только что назвал Стоун «моей девочкой»?
Очнись, тряпка! Ты спугнешь ее, даже не успев выйти из общежития!
– Что случилось? – спрашиваю я вместо того, чтобы вываливать весь хаос, бурлящий у меня в голове.
– Ничего. Все улажено. Или, по крайней мере, так будет, когда наше свидание закончится.
– О, нет, милая. Черта с два я позволю тебе провести этот вечер, утопая в своих проблемах. Я уже знаю, как все пойдет: ты будешь делать вид, что здесь, но на самом деле витать где-то далеко. Потом сделаешь все, чтобы поскорее закончить вечер и спровадить меня, лишь бы разобраться со своим дерьмом. Но не в этот раз, Стоун. Говори, что случилось. Разберемся сейчас – и продолжим свидание как надо.
– Сегодня ты довольно властный, не так ли, квотербек? – поддразнивает она, и в ее упреке нет ни капли злости. – Думаешь, раз ужин за твой счет, то я позволю тебе вмешаться в мои дела и командовать мной?
Я сокращаю расстояние между нами и приподнимаю ее подбородок, давая понять: ее игры меня не интересуют. Не сегодня.
– Я не видел тебя почти неделю, Стоун. Может, тебя это не колышет так, как меня, но черта с два я начну наше первое свидание с кислой миной.
– Ладно, – шепчет она, ее длинные ресницы трепещут.
Моя рука скользит к ее затылку, и на мгновение я тону в ее зеленых глазах.
– Говори, что случилось. Может, две головы справятся лучше одной. Мы же друзья, верно? А друзья помогают друг другу. – хрипло говорю я, и ее щеки розовеют под моим пристальным взглядом.
– Друзья, да? – переспрашивает она, прикусывая нижнюю губу, и ее взгляд становится таким же темным, как мой. – Так вот кто мы друг другу?
– Да, друзья, – киваю я, облизывая губы и задерживая взгляд на ее.
– То есть друзья, которые трахаются?
– Называй как хочешь. Мне плевать, – отвечаю я, притягивая ее за талию так, чтобы ее тело прижалось к моему.
Тихий вздох, сорвавшийся с ее губ, сводит меня с ума. Я слегка надавливаю на ее затылок, заставляя запрокинуть голову, и наклоняюсь для поцелуя. Член мгновенно напрягается, когда мой язык вторгается в ее рот, встречая ответный напор. Ее мягкое тело растворяется в моих руках, и мне приходится собрать всю свою волю, чтобы отстраниться. Мы не одни – я не могу взять ее прямо здесь, посреди холла.
– Так вот как пройдет этот вечер? Ты просто будешь брать то, что хочешь, когда захочешь? – ее голос густ от желания, того же, что пылает во мне.
– Не искушай меня, детка. У меня на этот вечер другие планы. Но если ты и дальше будешь смотреть на меня так, я просто перекину тебя через плечо, отведу в комнату и вытрахаю из тебя всю строптивость.
– Попробуй, – тихо смеется она.
Всегда моя негодница.
– Рассказывай, что случилось, Стоун? – спрашиваю я, не поддаваясь на ее уловку. Соблазнять меня она сможет потом, когда мы останемся наедине.
Она бросает взгляд через мое плечо – туда, где сидит мисс Косички с жвачкой. Очевидно, они не в восторге друг от друга.
"Не знаю ни какую Стоун" – ага, конечно, как же!
– Не здесь, – тихо шепчет она, и мой позвоночник мгновенно реагирует, выпрямляясь. Я уже на взводе.
Не теряя ни секунды, я беру ее за руку и вывожу из здания, чтобы усадить на пассажирское сиденье своего Порше. Открываю перед ней дверь, хотя знаю, как она ненавидит эту показную галантность. Но не могу удержаться. То ли она снисходительно позволяет мне это, не упрекая, то ли слишком погружена в свои мысли, чтобы заметить. Я бегу к другой стороне машины, хлопаю дверью и с нетерпением жду, когда же она наконец выложит, что ее так беспокоит. Но в тот момент, когда я готов услышать ее признание, у меня в животе скручивается узел.
Черт! Неужели дело в Обществе? Должно быть, так оно и есть. Что еще могло заставить Стоун покраснеть и так расстроиться?
– Не слышу ни слова из этих прекрасных губ, Стоун. Говори, пока я не перекинул тебя через колено и не заставил силой.
– Какой ты очаровашка, – фальшиво возмущается она.
Я знаю, что одна только мысль о порке на моих коленях уже заставляет ее ерзать на сиденье. Но это придется отложить. Сейчас меня куда больше интересует, какое дерьмо ее так взволновало.
– Стоун!
– Ладно, ладно! Господи, ты невыносим, когда чего-то хочешь.
– Не делай вид, что удивлена. Ты же меня знаешь.
– Да, знаю, – хрипло отвечает эта чертовка с южным акцентом.
– И не пытайся смягчить меня. Просто скажи, в чем дело, – искренне прошу я, сжимая ее руки в своих.
После долгой паузы ее плечи бессильно опускаются, а голова склоняется – она не хочет смотреть мне в глаза, признаваясь в своих тревогах.
– Это моя мама, – бормочет она.
– Твоя мама? – удивляюсь я.
Я ожидал услышать что-то про Общество, но уж точно не про ее мать.
– Стоун? Что с твоей мамой?
Она тяжело вздыхает, откидываясь на подголовник.
– Вчера она снова впустила в трейлер своего придурка бывшего. Наверное, для последнего "прощай", для перепиха из ненависти… Не знаю и не хочу знать. Но проснувшись сегодня утром, она обнаружила, что он рылся в ее вещах и украл те жалкие деньги, что она припрятала. – Раздраженно объясняет она. – А раз сегодня я не работаю, то не получу чаевых, чтобы дать ей. Я и так осталась без гроша после того, как отдала ей почти всю прошлую зарплату.
– Ты отдаешь матери свою зарплату? Почему? Она не может работать?
– Все не так просто, – Стоун качает головой. – В этом городе трудно найти работу, если у тебя инвалидность. А пособий едва хватает. Те жалкие талоны на еду не покрывают все расходы.
– Где она живет? – спрашиваю я, застегивая ее ремень безопасности.
– Зачем тебе это? – подозрительно хмурится она.
– Потому что прямо сейчас мы едем к ней. Разберемся с этим, и начнем наш вечер.
Она хлопает ладонями по своим обнаженным коленям и бросает на меня злобный взгляд.
– Финн, я же только что тебе сказала. У меня нет лишних денег, чтобы дать ей.
– У тебя нет, но к частью для тебя, у меня есть, – язвительно отвечаю я, заводя двигатель.
– Мне не нужна твоя благотворительность! – резко отвечает она.
Я глушу мотор, отстегиваюсь и нависаю над ней.
– Посмотри на меня, Стоун. Посмотри на меня внимательно. – Приказываю я, беря ее за подбородок. – Я похож на парня, который занимается благотворительностью? Черта с два. Я эгоистичный ублюдок, и я это признаю. Это не имеет ничего общего с помощью твоей матери. Это гарантия того, что ее дочь через пару часов будет скакать на моем члене, как на батуте. Вот и все. – Вру я, сохраняя невозмутимое выражение лица.
Она закусывает губу, сверля меня взглядом, но, поняв, что я не отступлю, в ее глазах вновь появляется игривый блеск.
– Неужели ты так возбужден, что готов не только познакомиться с моей мамой на первом свидании, но и оплатить ее счет за электричество?
Я хватаю ее руку и прижимаю к своей ширинке, и мой член тут же вздрагивает от одного ее прикосновения.
– Достаточно возбужден для тебя, малышка?
Она сужает глаза, но игривая усмешка, играющая на ее губах, – все, что мне нужно, чтобы понять: она проглотила наживку. Неважно, считает ли она меня эгоистичным и самовлюбленным. Лишь бы Стоун была в порядке – больше мне ничего не нужно. Рано или поздно именно я причиню ей боль. Общество позаботится об этом. Так что, если сейчас я могу заботиться о ней – сколько она еще позволит, – то неважно, как именно я это делаю. Неважно и то, какие мотивы она мне приписывает.
Ничто не важно.
Главное – как можно дольше видеть ее ослепительную улыбку.
По крайней мере, пока Общество не положит этому конец.
17
Стоун
Черт побери. Она пьяна в стельку.
Я должна была догадаться. Черт!
Лучше бы Финн не лез не в свое дело. Зачем он настоял на этой поездке? И почему я так легко согласилась? Я не врала, когда сказала, что не нуждаюсь в его благотворительности. Я бы придумала, как достать деньги. Просто... мне нужно было увидеть ее. Ее истеричный голос в трубке, долгие попытки успокоиться – все это задело меня за живое. Но такова уж моя мать. В одну минуту все хорошо, а в следующую – все плохо.
Я прочитала кучу статей о том, как люди с ее диагнозом могут вести совершенно нормальную жить – главное, подобрать правильные лекарства. Вот только в этих статьях забывают упомянуть, сколько стоит игра в "угадай, какие препараты подойдут миссис Беннетт". Когда растешь в нищете, даже лекарства от простуды – роскошь. А уж экспериментировать с таблетками от биполярного расстройства... Мы не могли позволить себе перебирать варианты, если хотели иметь крышу над головой и еду в холодильнике.
– Доченька! Ты пришла! – счастливо растягивает она слова.
Я оглядываю пустые бутылки из-под виски и банки от пива – похоже, она успела купить выпивку до того, как ее придурок бывший стащил все деньги.
– Просто решила проведать тебя.
– Всегда такая заботливая. Как мне повезло с такой хорошей девочкой? – она широко улыбается и заканчивает речь пьяной икотой. Ее шаги неуверенны, зрачки расширены, и когда она начинает раскачиваться, будто на палубе, я понимаю: дело не только в алкоголе. Она еще и под кайфом. Следовало бы догадаться, что таблетки и выпивка не сочетаются. Прежде чем она рухнет на пол, я подхватываю ее.
– Перебрала, мамуль?
– Совсем чуть-чуть, крошка. Просто чтобы нервы успокоить, – ухмыляется она.
Моя мать невероятно красива, когда улыбается. В свои хорошие дни она улыбается постоянно. Пока папа был рядом, он заботился о ней и всегда находил повод рассмешить ее. Он знал, как сохранить ее настроение, как удержать от крайности. А когда ее накрывало, он хотя бы приглушал шторм – ради меня.
Все изменилось, когда его посадили. Именно тогда мама сорвалась в пропасть, так и не выбравшись. Ее улыбка уже не такая, как при нем. Но последние двенадцать лет это я присматриваю за ней, изо всех сил стараясь, чтобы у нее оставались поводы улыбаться.
– А это кто такой статный? – с любопытством тянет мама, заглядывая мне за плечо.
– Эм... – я запинаюсь, заметив, что Финн стоит в дверях, а не сидит в машине, как я велела.
– Я Финн Уокер, мэм. Друг Стоун, – представляется он, делая шаг внутрь трейлера.
– Друг, говоришь? Больше похож на сердцееда. Ты же не собираешься разбить моей малышке сердце, правда, Финн? – она смотрит ему в глаза, полувшутку-полувсерьез воркуя.
Финн нервно проводит рукой по волосам, явно спущенный.
– Мам...
– Тихо, крошка. У него есть язык – пусть сам отвечает. – Она хихикает.
– Нет, мэм. Я не собираюсь причинять Стоун вред, – тихо говорит Финн, опуская глаза.
Я хмурюсь на то, как он избегает ее пьяного взгляда, но не подаю вида.
– Это ты сейчас так говоришь, – мягко предупреждает она, игриво грозя пальцем и заставляя Финна еще сильнее нахмуриться. – Но в конце концов – причинишь. Как все они.
– Мам, хватит, – тихо умоляю я.
Мама поворачивается ко мне и берет мое лицо в свои ладони. Даже в самые трудные моменты она никогда не могла поднять на меня руку или причинить боль. Когда ей было особенно плохо, она изо всех сил старалась сохранить ясность мысли, чтобы узнавать меня. И в этой внутренней борьбе, даже в те дни, когда не понимала, кто я, она всегда оставалась доброй и ласковой. Возможно, именно поэтому мы с отцом должны были быть такими суровыми. Потому что она не могла, а мы знали – в мире полно тех, кто не прочь воспользоваться такой ранимой душой.
– Мам, пожалуйста, – снова умоляю я, надеясь, что она поймет намек и не скажет при Финне того, что потом не забудется.
Но она лишь качает головой, едва не теряя равновесие, но не настолько, чтобы отказаться от слов, застрявших у нее в горле и рвущихся наружу.
– Моя девочка кажется жесткой, но это не так, понимаешь? Под всей этой бравадой она хрупкая и нежная, очень нежная. Прямо как ее отец. Она самое дорогое, что у меня есть, и я не знаю, что бы без нее делала, – шепчет она со слезами на глазах.
– Мам, ты несешь чепуху. Давай я приведу тебя в порядок и уложу спать. Тебе нужно протрезветь.
– Но как же Ретт? Ты не пойдешь с ним говорить? Пожалуйста, не ходи. Я не хочу, чтобы ты приближалась к нему, – тревожно просит мама, в ее голосе проскальзывает последняя капля трезвости. Она боится, что я брошусь за ее бывшим.
Как будто я собираюсь разыскивать этот мусор. Он, наверное, уже потратил мои кровно заработанные деньги, пустив по вене все, что смог раздобыть. Эти деньги давно улетучились, и я не собираюсь тратить время, пытаясь вернуть их. В этом нет смысла.
– Он может разозлиться, если ты пойдешь. Просто забудь, крошка. Я как-нибудь справлюсь, – продолжает она, ее длинные ресницы слипаются от слез, вызванных тревогой за меня. Боже, как бы я хотела, чтобы она могла позаботиться о себе.
– Давай, мам. Не волнуйся об этом, хорошо? Я оставлю немного денег в нашем тайнике. Но если этот придурок вернется, не впускай его. Слышишь?
– Прости, крошка. Я знаю, что не должна была открывать ему. Просто иногда мне так одиноко.
– Я знаю, мам. Знаю. – Я обнимаю ее за плечи и веду в спальню, в дальний конец трейлера. Прежде чем закрыть перегородку, я киваю в сторону Финна. – Можешь присесть или подождать снаружи. Я быстро.
– Конечно, – бормочет он.
Я вижу, как его глаза скользят по нашему крошечному диванчику, понимая, что ему здесь не будет комфортно. Ожидаю, что он рванет на улицу, но вместо этого он просто смотрит в сторону кухни и остается на месте.
У меня нет времени успокаивать его потребность в комфорте – я хочу убедиться, что мама в безопасности своей кровати. Не хочу волноваться, что в таком состоянии она может оказаться на улице. Не то чтобы она по доброй воле пошла бы гулять, но мне будет спокойнее, зная, что она в безопасности и проспится.
Она не сопротивляется, когда я снимаю с нее рубашку и стираю пот с ее кожи влажным полотенцем. Когда она становится более-менее чистой, я натягиваю на нее майку и укладываю в постель.
– Он очень симпатичный, – вдруг говорит она, и в ее глазах вспыхивает озорной огонек.
– М-мх, – мычу я, поправляя одеяло.
– Он тебе нравится?
– Слегка.
– Думаю, больше чем слегка, – напевает она.
– М-мх.
– Просто будь осторожна, крошка. Первая любовь причиняет боль сильнее, чем все остальные, – добавляет она, и в ее заплетающихся словах звучит предостережение. Она смотрит в потолок, и какая-то мысль смывает улыбку с ее лица, оставляя лишь печальную гримасу. – Я скучаю по твоему отцу, – тихо признается она, наконец раскрывая причину своего состояния.
– Я знаю, мам.
– Может, навести его в следующие выходные? – с надеждой предлагает она, и мне ненавистно гасить этот крошечный огонек в ее глазах.
– Не думаю, что это хорошая идея, – бормочу я, зная, что отец так и не внес ее имя в список посетителей.
В последний раз, когда я навещала отца в тюрьме, он все еще был непреклонен: маме нечего делать в месте, которое может только усугубить ее состояние. Хотя они не вместе уже больше десяти лет, он любит ее так же сильно и не хочет делать ничего, что могло бы нарушить ее хрупкое равновесие.
Как будто оно у нас вообще осталось после того, как его посадили.
– Да, конечно. Ты права, – разочарованно отвечает она, поворачиваясь ко мне спиной.
– Поспи, хорошо? Завтра я приду пораньше, поужинаю с тобой перед работой. И принесу жареной курочки из «Мейблз» – той, что ты так любишь. Договорились?
Она робко кивает, но я знаю: жареная курица не исправит ситуацию. Да вряд ли что-то исправит. Ее психика, помноженная на разбитое сердце, оставила слишком много шрамов, которые ее измученный разум уже не в силах залечить.
Жизнь с ней обошлась жестоко, но, надеюсь, удача повернется к нам лицом. Я пашу в университете именно ради этого. Я сделаю все, чтобы изменить нашу жизнь. Вытащу нас из этой дыры и обеспечу ей достойный уход. Отец старался изо всех сил, но я добьюсь того, что не удалось ему.
Я жду несколько минут, пока ее дыхание не становится ровным и тихим. Убедившись, что она крепко спит, выхожу из комнаты – пора уводить моего красавчика отсюда. Видит бог, он, должно быть, считает минуты, чтобы убраться из этого дома. Однако, я не могу сдержать улыбки, когда вижу его за мытьем грязной посуды моей матери – будто он и правда чувствует себя здесь как дома.
– Не думала, что ты такой хозяйственный, – подкалываю я, подходя сзади.
– Я, эм… То есть… ничего страшного? Просто не мог сидеть сложа руки, – смущенно бормочет он, ставя тарелку на сушку.
– Я заметила. Развлекайся, квотербек.
Он робко ухмыляется и продолжает свое занятие.
– Как она?
– Нормально. Нормально для нее, во всяком случае. Хорошо, что сегодня не один из ее худших дней.
– Что с ней не так?
– А что с ней не так? – вздыхаю я. – Она больна. Телом, разумом, душой. Но если говорить официально, согласно диагнозу доктора, у нее биполярное расстройство.
Его растерянное выражение лица, пока он пытается осмыслить мои слова, бесценно. Лоб в морщинах, ясные голубые глаза прикованы к мыльной пене, а руки яростно скребут тарелку. Кажется, он в отчаянных попытках решить сложнейшую алгебраическую задачу.
– И это, по-твоему, хороший день? – переспрашивает Финн, явно пытаясь собрать больше данных, чтобы понять хаос моей жизни.
– Как ни странно, да. После ее истеричного звонка я ожидала худшего. Но, видимо, бурбон помог. – Вздыхаю, подбираю пустую бутылку и отправляю ее в мусор.
– А ей вообще можно пить? Разве алкоголь совместим с лекарствами?
– Звучишь как истинный северянин. Какие лекарства, красавчик? Думаешь, она может позволить себе хорошие лекарства? – резко бросаю я.
– Я просто спросил, Стоун, – тихо отвечает он, и мне тут же становится стыдно за свою вспышку.
– Знаю, – выдыхаю я, внезапно чувствуя усталость. – Ты закончил? Мне нужно выбраться отсюда и глотнуть воздуха.
– Все еще хочешь поужинать?
– Да. Но что-то мне не по себе от мысли о том шикарном месте, которое ты, наверное, выбрал. Не против пойти в другое?
– Мне все равно, в какое, Стоун, – отвечает он, и в его сапфировых глазах вспыхивает искорка, пока он вытирает руки полотенцем.
Я стараюсь не придавать этому значения, подхожу к шкафу с хлопьями и достаю коробку «Raisin Bran». Это гадость, которую никто не ест, так что если бывший мамы, Ретт, снова заявится, искать деньги здесь не станет. Достаю из кошелька последние двадцать долларов и засовываю внутрь, чтобы у нее были деньги хотя бы на хлеб и молоко. Краем глаза замечаю, как Финн лезет в задний карман за кошельком, собираясь добавить свои.
– Прекрати, – резко останавливаю я, прикладывая ладонь к его груди. – Я же сказала, мне не нужны твои деньги.
Он хватает мою руку и прижимает ее к своему сердцу, отчего я нервно переминаюсь с ноги на ногу под его пронзительным взглядом.
– Знаю, что не нужны, но я оставляю их не тебе. А твоей маме, – тихо объясняет он.
– Как скажешь, – бурчу я, щурясь, и вырываю руку из его захвата.
Когда он опускает в коробку несколько сотен, мои губы сжимаются. Знаю, мама с ума сойдет от такой суммы, но мне от этого не легче. У таких щедрых жестов всегда есть подвох. Никто ничего не делает просто так – не в том мире, где я живу. Все имеет свою цену, даже доброта.
– Ну что, квотербек, выбираемся отсюда? – нервно спрашиваю я, жаждая поскорее увести Финна из дома моего детства.
– Веди. Я последую за тобой куда угодно.
– Еще бы, – огрызаюсь я, не впечатленная его образом рыцаря в сияющих доспехах.
Финна ни капли не смущает, что его напускной рыцарственностью меня не пронять. Напротив, он выглядит почти счастливым. Ну и чудак.
– Ключи, – требую я, едва мы оказываемся на улице.
– А кто сказал, что я доверю тебе свою машину?
– Я сказала. Ключи. Немедленно.
– И это я здесь командую? Да ты олицетворение этого слова, женщина, – смеется он.
– Чтобы ты не забывал, – ухмыляюсь я, ловя на лету ключи от его драгоценного Порше.
Опускаясь в кресло водителя, я мгновенно влюбляюсь в ощущение власти над этой машиной. Не могу сдержать улыбку, когда мощный двигатель оживает с бархатным ревом. Это будет весело.
Финн вечность настраивает пассажирское сиденье, пытаясь уместить свои длинные ноги. Уверена, он просто тянет время, боясь, что я угроблю его малышку на первом же повороте. Никогда не видела, чтобы кто-то так дрожал над автомобилем. Не знаю, то ли это мужская черта, то ли особенность Финна, и мне все равно. Кто знает, когда еще мне выпадет шанс прокатиться на такой тачке? Уж я-то выжму из этого момента все по максимуму.
– Ну что, готов? – поднимаю бровь.
– Как никогда, – отвечает он без тени уверенности.
– Тогда пристегивайся и держись!
Без предупреждения я включаю заднюю и так резко разворачиваю машину, что у Финна хрустит шея.
– Иисус, Мария и Иосиф! Женщина, да ты нас убьешь!
– Не парь свою хорошенькую головку. У меня все под контролем, – хохочу я, выжимая газ до упора.
Проходит несколько минут, и я уже жду, что Финн начнет орать, требуя сбавить скорость. Но, к моему удивлению, он спокоен и расслаблен, будто я не впервые рулю его машиной. Затем он включает музыку и начинается мой любимый трек, и его улыбка становится еще шире, стоит мне подхватить слова. Я опускаю стекла, позволяя ветру бить в лицо, и просто наслаждаюсь моментом. После встречи с мамой это именно то, что мне нужно – ощущение свободы, возможность расправить крылья без груза обязательств.
Всю свою юность я прожила ответственно, поэтому иногда так важно делать глупости – они напоминают, что лучшие годы еще впереди. Быть беспечной хоть изредка – невероятно освобождает. Мы живем один раз, и нужно хватать жизнь за горло, когда выпадает шанс. Жизнь должна быть чередой ярких моментов, а не сожалений.
И следующие двадцать минут я делаю именно это – отдаюсь молодой безрассудности с ветром в волосах, любимой музыкой и легкими смешками Финна. Если бы я не знала лучше, могла бы подумать, что никогда еще не была так близка к ощущению полного счастья.
Я бросаю взгляд на парня рядом и вижу, что его улыбка все так же широка – точь-в-точь как моя, отчего еще глубже утопаю в кресле.
Как только мы добираемся до места назначения, я эффектно торможу, громко объявляя о нашем прибытии всей закусочной. Теперь я понимаю, почему Финн так любит эту машину. Эта серебристая красотка – сплошные соблазнительные изгибы, а ее мощный двигатель так и просит, чтобы его выжали по полной. А как она едет – просто сказка. Я даже чувствую себя немного изменницей по отношению к своему старому убитому пикапу. Да, с виду он не ахти, и от точки А до точки Б тащится целую вечность, зато не подводит. И если выбирать между "Форсажем" и "Шофером мисс Дэйзи", я определенно выберу второе.
Гнать по жизни – себе дороже, а у меня и так проблем хватает. По крайней мере, этому меня научил отец. Быть осторожной. Он был живым примером того, как один неверный шаг может отнять у тебя все, что ты любишь. Так что, как бы ни будоражила кровь эта адреналиновая волна за рулем тачки Финна, я не хочу к ней привыкать. Не хочу становиться зависимой.
Я все еще говорю о машине или о ее владельце?
– Это здесь ты хочешь поесть? – спрашивает Финн, выдергивая меня из раздумий.
– Именно здесь, – отвечаю я, стараясь сохранить невозмутимость. – Что, не нравится, красавчик? – добавляю с привычной дерзостью, упирая руки в бока и высоко поднимая бровь.
Но вместо того, чтобы ответить, Финн просто сокращает дистанцию между нами, наклоняется, хватает меня за шею и целует так страстно, что я, кажется, оставляю под собой лужу.
– Все в порядке, – усмехается он, добившись своего, и его темный взгляд приковывает меня к месту. – Просто сначала хотелось сделать это.
– Теперь доволен? – ухмыляюсь я в ответ, слишком запыхавшаяся, чтобы притворяться, будто этот поцелуй не свел меня с ума.
– Даже близко нет, но пока сойдет.
– Давай, квотербек, уверена, ты голодный как волк.
– Ты даже не представляешь насколько, – флиртует он в ответ, покусывая костяшки пальцев, пока его взгляд скользит по моему телу.
– Ты когда-нибудь прекратишь?! – я хлопаю его по груди, смеясь над его дешевыми намеками.
– Тогда не провоцируй!
– Шевели ногами, – приказываю я, и он снова смеется, шагая рядом со мной к фудтраку, но не забывает при этом переплести наши пальцы.
– Знаешь, ты, пожалуй, слишком пафосно одета для уличной еды.
– И кто это говорит? – дразню его я.
– Ой, прости, ты права. Виноват, – смеется он.
Я заказываю три чили-бургера, картошку и две газировки, пока Финн протягивает продавцу еще одну хрустящую купюру.
Оглядываю его с ног до головы – он и правда принарядился, чтобы отвезти меня в то место, которое выбрал. Меня накрывает легкое чувство вины: может, я своим спектаклем сорвала его планы? Это непривычное для меня ощущение, и, если честно, времяпрепровождение с Финном будоражит во мне и другие эмоции, которые я изо всех сил стараюсь подавить и проигнорировать.
– Эй, ты в порядке? – спрашивает он, когда я замолкаю.
Я киваю и фальшиво улыбаюсь, подводя нас к свободному столику. Он садится напротив, как всегда наблюдательный, его зоркий взгляд заставляет меня невольно опустить голову.
– Стоун, ты точно в порядке? – подозрительно переспрашивает он, когда через пять минут я почти не притронулась к еде.
Я кусаю губу, ковыряя картошку, и мне совсем не нравится это состояние.
– Я просто подумала… Может, это не совсем твой стиль? Ты вообще когда-нибудь ел еду из фудтрака?
– Ты шутишь? Конечно, ел. Думаешь, только ты любишь жирную вреднятину? – он смеется, откусывая огромный кусок бургера.
– Уверен, что не предпочел бы омаров или икру, или что там еще едят богатеи в Нортсайде?
Он делает еще один большой укус от своего бургера, закатывает глаза и стонет так театрально, будто отведал кусочек рая. Потом качает головой и отвечает:
– Все в порядке, Стоун. Еда есть еда. Главное – компания.
Я не могу сдержать смешок.
– Ты такой чудик, – заявляю я со смехом, чувствуя, как уходит напряжение.
– Неважно. Просто ешь свой бургер.
Я снова смеюсь, но послушно подчиняюсь. Тишина, что повисает между нами за ужином, странным образом успокаивает. Время от времени я украдкой поглядываю на него – он с таким довольным видом уплетает свою еду, что я не могу сдержать улыбки.
Когда мы заканчиваем, Финн возвращается к закусочной и заказывает пару мороженых. Он успевает проглотить свое, прежде чем я делаю второй укус. Но, видимо, ему и правда нужно серьезно пополнять запас калорий, чтобы поддерживать такую форму. Закончив с десертом, чувствую, как его пальцы переплетаются с моими, и он ведет меня обратно к машине.
– Ты устала?
– Нет, не особо. А что?
– Хочу отвезти тебя в мое место. Ты не против? – нервно спрашивает он, и его голубые глаза ясны и светлы, как летнее небо.
