Текст книги "Боги, святилища, обряды Японии. Энциклопедия синто"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 39 страниц)

Обширный сад с прудом и китайским мостиком Тайхэйкаку (мост Мира), раскинулся на площади 30 000 квадратных метров. Он разбит по проекту современного мастера Огава Дзихэй в стиле эпохи Хэйан. Храм известен своими сакурами, глициниями и ирисами.

Почитаются основатель столицы император Камму (781–806), с 1940 г. последний император, пребывавший в древней столице, Комэй (1847–1866) – отец Мэйдзи (1866–1912).

Рэйсай 15 апреля.13 апреля день поминовения Камму, 30 января – Комэй. Особой популярностью пользуются Дзидай мацури 22 октября и представления театра Но 1–2 июня.

Е.С.-Г.

ХЭЙДЭН 幣殿 – павильон для приношений. Традиционно расположен между хондэн и хайдэн (см. вступительную статью к этому разделу).

ЦУБАКИ ОКАМИ ЯСИРО 椿大神社 – преф. Миэ (пров. Исэ, уезд Миэ).

Святилище включено в список «Энгисики». В средние века – главное святилище провинции. В эпоху Мэйдзи – кэнся (см. вступительную статью к разделу). После второй мировой воины включен в государственный реестр синтоистских храмов.

Название святилища связано с камелией (цубаки). Камелия в стихах «Манъёсю» – метафора красивой девушки. В некоторых районах архипелага ветки камелии использовали в обрядах, сопровождающих посадку риса. Их втыкали на поле рядом со священным камнем, почитаемым как божество риса, возносили моления о пышном цветении и богатом урожае.

По преданиям, святилище было основано в правление государя Суйнин (29 г. до н. э. – 70 г. н. э.). В ЦОЯ. почитается Гёман Даймёдзин, легендарный основатель учения сюгэндо, он считается потомком Сарута-хико.

В ЦОЯ. почитают Сарута-хико, а также Ниниги-но микото, его мать Такухата Тидзихимэ, а также супругу Сарута-хико богиню Амэ-но удзумэ.

С двадцатых годов XX в. ЦОЯ. – главное святилище сети храмов, где почитается Сарута-хико. В 1987 г. в Калифорнии, США было построено святилище, посвященное этому божеству.

Рэйсай 11 октября.

Е.С.-Г.

ЦУКУБАСАН ДЗИНДЗЯ 筑波山神社 – преф. Ибараки (пров. Хитати, уезд Цукуба). Считается, что святилище был основано в легендарную эпоху первогосударя Дзимму. Включено в список «Энгисики». В 823 г. ЦД. был причислен к государственным храмам (канся).

Легенда о божествах гор Цукуба и Фудзи в «Хитати фудоки» (см. «Фудоки») донесла до нас не только различия в культе этих гор, но и свидетельства «соперничества» между ними. Фудзи представлялась огромной, величественной горой, а Цукуба – зеленой, с шумным водопадом и благорасположенной к человеку. Гора многократно упоминается в песнях «Манъёсю» (13 песен). На ней проходили кагаи – весенние брачные игры, цвели лилии и татибана (разновидность мандарина), а у подножья «жали созревший рис», пряли шелк из «тута весеннего, что растет на Цукуба-горе». Гора также была точкой, с которой совершался обряд куними – «смотрение страны» с высокого места. Этот обряд, по словам Л.М. Ермаковой, ставил своей целью усмирения объекта или же наделения его силой.

У горы две вершины – мужская и женская, на них расположены главные святилища: бога Цукубао – на западной, богини Цукубамэ – на восточной. На склоне горы расположен хэйдэн. Сегодня эти божества почитаются как покровители брака, любви и искусства, их соотносят с Идзанаги и Идзанами.

Рэйсай 1 апреля.

Е.С.-Г.

ЦУРУГАОКА ХАТИМАНГУ 鶴岡八幡宮 – преф. Канагава (пров. Сагами, уезд Камакура). Один из трех важнейших храмов, посвященных божеству Хатиман. В эпоху Мэйдзи – кокухэй тюся.

Минамото Ёритомо (1147–1199), основатель первого сёгуната, одержав победу над родом Тайра, учредил свою ставку в местечке Камакура. На побережье располагалось небольшое святилище Юи Вакамия, построенное Минамото Ёриёси (985-1078) в 1063 г. На этом месте в 1180 г. был построен ЦХ. Пожар 1181 г. уничтожил святилище, но его быстро отстроили вновь. До 1868 г. ЦХ. – большой комплекс, состоящий более чем 30 синтоистских и буддийских строений. Управляли комплексом буддийские монахи, и он являлся ярким примером синкретического учения рёбу синто. Разделение синто и буддизма (симбуцу бунри) во время реформ эпохи Мэйдзи нанесло большой ущерб комплексу, множество ценных строений и буддийских статуи были сожжены, разрушены или проданы, в лучшем случае перенесены в буддийские храмы.

С трех сторон комплекса ЦХ. расположены тории: главные – на юге (на побережье), на севере и на западе. От западных тории, высотой около 6 м с каменными кома-ину по обе стороны, к храму ведет дорога, шириной 3 м и длиной 460 м, обсаженная с двух сторон деревьями сакура и кустами азалии. Эту дорогу в 1182 г. построил Ёритомо, когда молился Хатиман, прося даровать ему сына. Полагают, что моделью служил центральный проспект Киото – Мияко Одзи. Поскольку пожелание было исполнено, дорогу называют Вакамия-одзи – Дорога молодого принца. Современный вид дорога приобрела после 1878 г. Археологические раскопки показали, что первоначально она соединяла все три входа в святилище, ее длина составляла 1500 м, ширина – 33 м, с обеих сторон были выкопаны рвы глубиной до 1, 5 м.

В главном храме почитаются император Одзин (270–310) и государыня Дзингу (201–269). Современный вид храм приобрел после реставрации 1828 г. 11-м сёгуном Токугава Иэнари (1773–1841). Архитектурный стиль – гонгэн-дзукури (см. вступительную статью).

На территории сохранилось несколько примечательных объектов. Это – пруды, расположенные по сторонам изогнутого, так называемого «барабанного», мостика. Они были сделаны по приказу Масако, супруги Ёритомо, и называются Гэмпэй (китайское чтение иероглифов, которыми записываются имена Минамото и Тайра). Правый пруд был покрыт белыми цветами (Минамото), а левый – красными (Тайра). Символичным является и количество островков в прудах: в пруду Минамото три – «сан», что означает также рождение; в пруду Тайра четыре – «си», омонимичное слову смерть. Сегодня цветовая символика не соблюдается, в обоих прудах растут и белые, и красные лотосы. На одном из островков расположен единственный в современном комплексе небольшой буддийский храм Хатаагэ Бэндзайтэн. Бэндзайтэн (санскр. Сарасвати, индийская богиня реки или озера) в Японии почитается как богиня судьбы, искусства и знания. Современное строение было воссоздано в 1956 г. и получило название Хатаагэ – «поднятые флаги», о чем свидетельствует множество белых полотнищ, прославляющих род Минамото, развевающихся перед входом. Храм известен деревянной статуей Бэндзайтэн, датируемой 1266 г.

У подножья лестницы, ведущей от главного храма к маидоно (см. кагура дэн), сцене для ритуальных танцев, растет могучее дерево гинко. Возраст его составляет более 1000 лет, высота – 30, 5 м. Легенда свидетельствует, что за этим деревом прятался монах Кугё – убийца собственного дяди, третьего сёгуна Минамото Санэтомо (1192–1219).

Сцена маидоно примечательна не только тем, что является одним из древнейших деревянных строений комплекса, но и своей историей. Она хранит память о знаменитой танцовщице, красавице Сидзука, возлюбленной Минамото Ёсицунэ (1159–1189), которую обманом завлекли в Камакура и вынудили развлекать Ёритомо и его двор, когда он уже отдал приказ схватить ее сводного брата. Вместо того чтобы своим искусством прославлять Ёритомо, Сидзука танцевала и пела о своей любви к Ёсицунэ. Однако гнев Ёритомо настиг брата, его возлюбленную и их ребенка.

В сокровищнице храма хранятся важные ценности: лаковая тушечница украшенная перламутром, подаренная Ёритомо императором Госиракава (1127–1192); деревянные маски; свиток, запечатлевший сражения войны Гэмпэй; мечи; доспехи и многое другое.

Рэйсай 15 сентября.

Е.С-Г.

ЦУСИМА ДЗИНДЗЯ 津島神社 – преф. Аити, г. Цусима (пров. Овари, уезд).

Другие названия этого святилища – Тэнносама и Цусима Годзу-тэнно-ся. Годзу-тэнно – популярное индийское божество-охранитель, в японских верованиях идентифицировался с Сусаноо, охраняет от болезней и эпидемии. Культ Годзу-тэнно основан на культе вредоносных духов (горе синко). Упоминается в «Бинго-фудоки» (См. «Фудоки»). Почитается в Ясака дзиндзя.

В список «Энгисики» ЦД. не включено, об истории святилища сохранилось крайне мало документальных свидетельств. В храмовых легендах сказано, что святилище основал государь Киммэй (539–571) в первый год своего правления. В эпоху Мэйдзи – кокухэй тёся.

Храмовые легенды отмечают, что ара митама («буйная душа») Годзу-тэнно пребывает в Идзумо, а ниги митама («мягкая душа») прибыла на японские острова из Кореи, сделав остановку на о. Цусима. Таким образом, подчеркивалась связь между островом Цусима, расположенным между Кореей и Японией, и Цусима в провинции Овари (оба пункта являлись важными точками морских маршрутов).

В период Сэнгоку (1467–1568) первый объединитель Японии Ода Нобунага (1534-82) превратил ЦД. в свой родовой храм, второй объединитель Тоётоми Хидэёси (1536-98) делал большие пожалования храму, так что в начале эпохи Токугава (1603–1867) его содержание, закрепленное специальным распоряжением сёгуна, составляло 1293 коку риса.

Почитаются боги Сусаноо и Онамути. С древности и до сегодняшнего дня считается, что эти божества оберегают от болезней.

Важными культурным достоянием считается Ромон, привратная башня постройки 1592 г., а также мечи, выкованные мастером Осафунэ, основателем кузнечной династии Нагамицу и Охара Санэмори.

В Японии существует 3 тысячи филиалов ЦД.

Рэйсай 17 июня. Большой известностью пользуется церемония Цусима-гава-сай (или Тэнно мацури), которая проводится ежегодно в четвертую субботу-воскресенье июля. На реке Тэнно спускают лодки, нагруженные тростником, который затем бросают в воду.

Е.С.-Г.

ЭНОСИМА ДЗИНДЗЯ 江島神社 – преф. Канагава (пров. Сагами, уезд Камакура).

Основание святилища относят к 552 г. В список «Энгисики» не включено.

Почитаются богини-покровительницы рыболовства и мореплавания, во внутреннем святилище – Тагирихимэ, в среднем – Итикисимахимэ, в прибрежном – Тагицухимэ.

В 1187 г. Минамото Ёритомо посвятил буддийскому божеству Бэндзайтэн пещеру в скалах Эносима с тем, чтобы монах Бункаку Сёнин молился и почитал его («Адзума кагами»). Бэндзайтэн – один из Ситифукудзин, бог богатства, музыки (см. также Цуругаока Хатимангу); он дарует людям счастье и обеспечивает успех и процветание потомкам.

Три святилища Ицукусима дзиндзя (преф. Хиросима), а также Тикубусима дзиндзя (преф. Сига) и ЭД. считаются главными святилищами, посвященными Бэнтэн.

Рэйсай 14 июля.

Е.С.-Г.

ЯНЭ 屋根 – крыша, кровля, покрытие сооружения. В отличие от термина мунэ Я. дает более расширенное представление о технической стороне возведения здания. Тяжелая, с толстым покрытием, крыша опирается на деревянный каркас, прочность которого определяется мощной системой разного вида кровельных стропил (янэгуми, таруки-но кодзо).

Скаты крыши укрывались черепицей янэгавара. Цвет, оттенки палитры черепицы, возможные варианты ее форм, сделали крышу сферой архитектурных новаций (в частности по коньку крыши здания стали укладывать мунагавара – коньковую черепицу особой формы). Использовался также прочный, из высококачественного дерева кровельный материал янэдзай и несколько реже – янэита (гонт, кровельная дранка).

Г.Н.

ЯСАКА ДЗИНДЗЯ 八坂神社 – г. Киото, район Хигасияма, квартал Гион (пров. Ямасиро, у. Отаги).

Согласно храмовой легенде, его история начинается с 656 г. (правление государыни Саймэй, 655–661). Прибывший из корейского государства Когурё Ирисиоми стал поклоняться буддийскому божеству Годзу-тэнно в деревне Ясака (пров. Ямасиро, уезд Отаги). Божество охраняло от болезней и предотвращало эпидемии. Ирисиоми был даровано имя Ясака-но Мияцуко («Синсэн сёдзироку»). Его род поселился в районе Хигасияма, а место поклонения Годзу-тэнно стало считаться местом пребывания божества-охранителя деревни Ясака. Предполагают, что буддийский храм Хокандзи с известной пагодой Ясака, находящейся к югу от ЯД., был родовым храмом Ясака-но Мияцуко.

Существует множество записей относительно места поклонения Годзу-Тэнно. В 876 г. монах Эндзё, чтобы остановить распространение эпидемии в столице, поклонялся и почитал в Ясака дух Годзу-Тэнно из святилища Хироминэ в провинции Харима. В 877–884 г. регент Фудзивара Мотоцунэ построил на месте поклонения буддийский храм Кангёдзи (Гион-дэра). В 926 г. в Гион был возведен молельный зал Гион-Тэндзиндо, а в 934 г. храм Гион-Кансин-ин.

В историческом изборнике «Нихон киряку» под 942 г. место поклонения Годзу-Тэнно называется Гион-ся. В список «Энгисики» святилище Гион-ся не входило; оно находилось под управлением буддийского храма Кофукудзи, затем – Энрякудзи. В 995 г. святилище было причислено к нидзюнися. В эпоху Мэйдзи – кампэй тайся.

В почитании Годзу-тэнно ярко проявился комбинаторный характер японских веровании. Легенды «Бинго-фудоки» (см. «Фудоки») связывали Сусаноо с Соминсерай – божеством, охраняющим от болезней. Таким образом, произошло отождествление Годзу-Тэнно и Сусаноо (см. Хондзи суйдзяку).

Основные божества, почитаемые в хондэн – Сусаноо, его жена Куси-инада-химэ, их восемь детей.

На территории ЯД. находится несколько объектов, имеющих статус «культурное достояние»: хондэн в стиле ясака-дзукури (1654), западные ворота Сакура-мон (1497), тории и святилище, посвященное Эбису (1646, см. Ситифукудзин), а также мечи, зеркала и свитки.

Рэйсай – Гион мацури 15 июня. 30 июня проходит летний обряд очищения (нагоси-хараэ), обеспечивающий здоровье на полгода вперед.

В.Ф.

ЯСИРО 社 – синтоистское святилище (см. вступительную статью к этому разделу).

ЯСУКУНИ ДЗИНДЗЯ 靖国ネ申 – г. Токио.

Святилище основано в 1869 г. по указу императора Мэйдзи (1868–1912) для увековечивания памяти погибших за императора в только что закончившейся гражданской войне. Получило статус бэккаку кампэйся.

До 1869 г. называлось Токио-сёконся, затем было переименовано в ЯД. Одно из главных святилищ кокка синто (государственного синто). ЯД. стало основным государственным святилищем, где почитаются ками (духи) всех солдат и гражданских лиц, отдавших жизнь в войнах, которые вела Япония в XIX–XX вв. до 1945 г. Все они считаются эйрэй (героическими духами), и таким образом увековечивает не только память о погибших, но и прославляют те войны, участниками которых были. Среди почитаемых «героев» около 1000 военных преступников, осужденных Токийским и другими военными трибуналами. Всего в храме почитается более 2,5 млн. ками.

В процессе реформ, проводимых после окончания войны штабом американских оккупационных войск, ЯД. был отделен от государства и стал финансироваться частными фондами.

В центре Токио на сравнительно небольшой территории расположено множество построек: внешние и внутренние металлические тории высотой 25 м. и шириной 34 м.; 51 камень с полей сражений (сэнсэки-но иси); «источник памяти» – монумент, посвященный погибшим в сражении, умершим от жажды; бронзовая скульптура Омура Масудзиро, героя гражданской войны начала периода Мэйдзи; два больших каменных фонаря (торо), считающихся самыми большими в стране и символизирующие армию и флот; 6-метровые врата из криптомерии, увенчанные императорской хризантемой. Хайдэн сооружен в 1901 г. Хондэн постройки 1872 г. реставрирован в 1989 г. Здание архива (рэйдзибо хоандэн), в котором хранятся списки всех почитаемых в храме, отстроен в 1972 г. на личные средства императора Сёва (1926–1989). В память всех животных, погибших при исполнении военных задач, воздвигнуты статуи собаки, лошади, голубей. В 1974 г. поставлен памятник матери в знак признательности всем женщинам, воспитавшим детей без отцов, павших на полях сражений.

Особенностью комплекса ЯД. является военный музей, открытый для публики в 1872 г. В нем представлены разные виды вооружения, техники, а также документы, дневники камикадзэ и пр.

К югу от основного храма расположено небольшое святилище Тинрэйся («храм успокоения духов»), посвященное всем, независимо от национальной принадлежности, погибшим в войнах, не включенным в храмовые списки.

Рэйсай – дни поминовения 21–23 апреля (Сюнки рэйтайсай), 17–19 октября (Сюки рэйтайсай).

Е.С.-Г.

Школы и интерпретаторы

Концептуальное рассмотрение интеллектуальной истории синто требует от нас прежде всего уяснения двух вещей: (1) определения исторически и контекстуально обусловленного спектра значений самого слова «синто» и (2) определения понятия синто, которым мы будем оперировать в дальнейшем в этом предисловии. Как указывает один из наиболее авторитетных и одновременно контроверсивных японских историков Курода Тосио, исторически само слово «синто» использовалось, по крайней мере – в трех значениях, или, как говорит сам автор, прошло три стадии в своем становлении. В древности и в средневековье его использовали для указания на (1) существование божеств (ками), их особенностей, способов обращения с ними и соответствующих ритуалов, в новое время для обозначения (2) определенных религиозных конфессий, а в современности для обозначения (3) этнической религии Японии[100]100
  Курода Тосио 黒田俊雄. Смысл слова «синто» 神道の語義. Ежемесячник серии «Японская мысль» 日本思想大系月報, № 57 (вкладыш в 19 т.), 1977. с. 3–4. Немецкий ученый Н. Науманн утверждает, что термин «синто», использованный в разделе Нихонги, посвященном правлению государю Тэмму, который, как полагает исследовательница, был первым, кто провозгласил себя божеством-ками, означает «путь (императора) как ками», т. е. фактически культ императорского рода и его первовпредков. (Naumann, Nelly. The state cult of the Nara and early Heian period. In Shinto in History: ways of the kami. Ed. By J. Breen and M. Teeuween. Honolulu: University of Hawaii Press, 2000. p. 64).


[Закрыть]. При этом историк подчеркивает, что современное общепринятое истолкование слова «синто» не может быть экстраполировано в прошлое, т. е. используя слово «синто» древние и средневековые авторы отнюдь не имели в виду некую обособленную и самодостаточную этническую религию Японию, отдельную от сложившегося религиозно-идейного конгломерата, в котором доминировал буддийский (в его китайско-японском варианте) метанарратив. Называя этот конгломерат «экзо-эзотерической системой» (顕密体制), Курода Тосио утверждает, что «синто» было лишь частью этой конгломерата в качестве его «мирской» (世俗) или «посюсторонней» (現世) составляющей, теоретически «оправданной» широко распространенным толкованием ками как «проявленных следов» (垂迹) «исконной основы» (本地), т. е. будд и бодхисаттв[101]101
  Ibid, 2.


[Закрыть].

Признавая такую постановку вопроса по большей части справедливой, мы не должны забывать и про другой аспект этой проблемы – отсутствие термина для обозначения того или иного феномена или категориальное невыделение того или иного феномена в «эмическом»[102]102
  Мы используем здесь ныне широко используемую терминологию, предложенную американским лингвистом К. Пайком, который предложил употреблять термин «(н) эмический» (от «фонема») для указания на язык, присущий внутренне той или иной системе («язык носителя»), а термином «(н) этический» (от «фонетика») обозначал внешний по отношению к ней язык описания, опирающимся на ту или иную научную методологию («язык ученого»).


[Закрыть] языке описываемой культуры отнюдь не означает его несуществование и невозможность его выделения в «этическом» языке аналитического описания (метаязыке). Наиболее очевидный и яркий пример – отсутствие понятия и термина «религия» (как и многих других – например, «философия»[103]103
  Слово «тэцугаку» было придумано в 1874 г. японским мыслителем Ниси Аманэ и некоторое время использовалось наряду с другими вариантами перевода западного термина «философия», пока окончательно не прижилось (Философский словарь. 哲学. 思想辞典.Токио: Иванами сётэн, 1998. с. 1119).


[Закрыть]) в японском языке вплоть до XIX в., когда для этого понятия, пришедшего вместе с западным категориальным философско-социологическим аппаратом, было использовано слово «сюкё 宗教», обозначавшее до того (преимущественно в буддийском контексте) выраженное словами и транслируемое (教) высшее откровение или воззрение (宗) того или иного философско-религиозного направления[104]104
  Слово «сюкё» было впервые использовано для перевода с немецкого слова Religionsübung («религиозные отправления»; в заключенном в 1869 г. торговом договоре с Северо-Германским союзом, а в качестве общепринятого термина стало широко применяться после 1882–1883 г. (Религиоведческий словарь. 宗教学辞典. Токио: Токё дайгаку сюппанкай, 1974. с. 255–256).


[Закрыть]. При этом, очевидно, отсутствие собственной «этической» концептуальной категории и термина для ее обозначения свидетельствует о специфике японской культуры, в целом отражавшей особенности китайского цивилизационного ареала, но отнюдь не означает отсутствия «религии» в японском обществе. Точно так же дело обстоит и с термином «синто». То, что это слово не использовалось вплоть до новейшего времени, по утверждению Курода Тосио[105]105
  Такое утверждение само по себе достаточно спорно – если мы обратимся к такому известному средневековому тексту как «Дзинно сётоки» (1339–1343), то увидим что слово синто в нем используется для обозначения присущей только Японии и неотделимой от нее правящей династии священной традиции, не только выделяющей, но и в глазах автора этого трактата обуславливающей превосходство Японии над всеми другими странами.


[Закрыть], для обозначения исконной религиозной национальной традиции японцев как некой самостоятельной сущности отнюдь не означает, что таковой религиозной традиции не существовало. Подобное утверждение равносильно признанию того, что никакой религии до прихода в Японию буддизма не было, что явно противоречит и теории, и фактам[106]106
  При всем том, эта тенденция получила широкое распространение в современном японоведении. Основанием для этого провозглашается отсутствие «систематических доктрин» и «религиозных сооружении», но при этом признается существование «веры в ками» до прихода буддизма в Японию. (См. напр. Yoshida Kazuhiko. Revisioning Religion in Ancient Japan. JJRS 30/1-2, 1-26. р. 2). Подобная позиция, которую мы не приемлем, проистекает, на наш взгляд, из не совсем точной дефиниции религии, принятой не без влияния протестантской теологии, согласно которой наличие «доктрины» (догматики) провозглашается обязательным условием признания того или иного феномена «религией». Подробнее см. вступительную статью к разделу «Ритуал в синтоистской традиции».


[Закрыть]. Курода Тосио в полемическом запале борьбы с учеными оппонентами-«этерналистами», утверждавшими неизменную сущность синто, которая передавалась с незапамятных времен (например, Хираи Наофуса 平井直房) в другой своей работе, следуя точке зрения, выдвинутой ранее Фукунага Мицудзи 福永光司, приходит, фактически, к отрицанию существования автохтонных религиозных практик и представлений, утверждая, что в древности термином синто обозначалось ни что иное как даосизм, для обозначения которого в Китае использовался порою тот же иероглифический бином 神道, а раннее «синто» было ни чем иным как импортированным из Китая продуктом[107]107
  Подробно история толкования слова «синто» в различных контекстах рассматривается в статье Teeuwen, Mark. From Jindo to Shinto: A concept takes shape. JJRS 2002 29/3-4, 233–263.


[Закрыть]. Подобное утверждение является явным преувеличением, поскольку несмотря на сходство используемых отдельных ритуальных предметов (бронзовые мечи и зеркала), а также на одинаковые названия, используемые для обозначения титулов жрецов и наименования святилищ, содержание ритуальных практик в значительной мере явно отличалось от даосских и по форме, и по интенциям. Как известно, в древней Японии за неимением собственного письменного языка использовался, как и во всех странах китайского цивилизационного ареала, классический китайский – вэньянь. Соответственно, при описании местных реалий подбирался тот или иной уже существующий термин, но вот содержание понятия, обозначаемого этим термином, могло значительно отличаться от собственно китайского. В качестве очевидного примера можно привести использование бинома «тэнно» 天皇 в качестве титула японского государя[108]108
  См. Neumann, Nelly. Ibid.


[Закрыть].

Можно говорить, что в некоторых из культов влияние даосизма было весьма ощутимым, но утверждать, что все они были даосскими по сути, было бы явным преувеличением. Утверждать же автохтонность японской религиозной системы можно в той мере, в какой утверждать автохтонность японцев как народности, а ее преемственность и единство в той же мере, в которой, если использовать аналогию, мы можем утверждать тождественность одного и того же человека на разных этапах его становления от младенчества до зрелости[109]109
  Является абсолютно очевидным, что любая религиозная традиция, даже опирающаяся на письменные тексты, претерпевает весьма значительные метаморфозы на всем протяжении ее существования. В той же мере, в какой и для синто, будет справедливым утверждение, что раннее христианство не тождественно его последующим многочисленным вариациям, впрочем как и ранний буддизм весьма отличен от его современных форм.


[Закрыть].

Эту автохтонную открытую поликультовую[110]110
  Мы предпочитаем термин «поликультовый» традиционному «политеистический» как более точному в описании реалий функционирования таких систем, т. к. в рамках общей «политеистической» системы могут существовать и существуют вполне «монотеистические» культы, адепты которых сосредотачиваются на почитании лишь одного из множества божеств. По сути такая система в ее практическом функционировании и складывается из множества существующих культов, каждый из которых может иметь свои «поли»-, «моно»-, «гено»– и прочие «теистические» особенности, часто вообще не укладывающиеся в понятие какого-либо из «теизмов».


[Закрыть] религиозную систему, первые попытки относительного упорядочивания которой начались с конца VII в., мы и называем «синто». В принципе для ее обозначения мы можем выбрать любой другой термин[111]111
  Например, отражая доминирующую тенденцию в современном западном японоведении, английский исследователь Р. Бауринг, например, считает, что до 13 в. следует говорить лишь о «культе божеств (дзинги)» («jingi worship») или просто о локальных культах. (R. Bowring. The Religious Traditions of Japan, 500-1600. Cambridge University Press, 2005. с. 351–352.)


[Закрыть], но не видим в том необходимости. Вопрос же в том, в каком смысле использовалось слово синто в том или ином тексте или историческом контексте должен решаться в каждом отдельном случае особо. При этом даже если мы установим, что в указанном выше смысле слово синто не использовалось в тех или иных исторических документах, это вовсе не означает что соответствующей автохтонной религиозной традиции не существовало[112]112
  Точно такие же проблемы возникают при описании других первичных поликультовых религиозных систем, например индуизма и даосизма, что свидетельствует не об исключительности феномена синто, а наоборот, об общих типологических особенностях таких религий.


[Закрыть].

Другое дело, что не следует смешивать понятия автохтонная и национальная. Ведь в национальную религиозную систему помимо автохтонного субстрата могут входить и заимствованные религиозные системы или их орфанизированные, вырванные из контекста фрагменты, что и имело место в Японии.

В случае синто и даосизма, мы можем скорее говорить о значительном сходстве архаичных верований и практик не только азиатских народов, как делает известный исследователь народных верований Хори Итиро[113]113
  Hori Ichiro. Folk Religion in Japan: Continuity and Change. Chicago and London: The University of Chicago Press, 1968.


[Закрыть], а вообще всех архаичных религиозных практик и представлений, объединенных схожим типом базового религиозного опыта (в терминологии российского религиоведа и востоковеда Е.А. Торчинова[114]114
  Торчинов E.A. Религии мира: опыт запредельного. Психотехника и трансперсональные состояния. СПб.: Азбука-классика, Петербургское востоковедение. 2005.


[Закрыть]) или схожим когнитивным паттерном (в терминологии И. Пиисяйнена[115]115
  Pyysiäinen, Ilkka. How religion works: towards a new cognitive science of religion. Leiden, Boston, Köln: Brill, 2001.


[Закрыть]). Учитывая же тот факт, что на Японские острова переселялись представители различных народностей, смешение которых и привело к появлению протояпонцев, а впоследствии и японцев, не удивительно, что вместе с ними приходили и различные варианты архаичных практик и верований (включая и китайские, но не только), единство которых возрастало по мере формирования единой японской народности, но которые никогда не были унифицированы ни идейно, ни организационно вплоть до конца XIX в., да и то отнюдь не до конца.

Идентифицировать этот конгломерат практик и верований с какой-то одной привнесенной религиозной традицией было бы явным преувеличением, впрочем как и утверждать его некую априорно неизменную сущность, транслируемую без значительных изменений из поколения в поколение. Можно только утверждать, что единообразие верований и практик возрастало по мере вызревания в Японии единой нации, достигнув своего апогея в период строительства национального государства в конце XIX в., однако никогда не достигло степени полной унификации.

Это объясняется отнюдь не некими уникальными особенностями Японии, а типологическими особенностями синто как открытой поликультовой религиозной системы, аналогов которой в мире множество – это и индуизм, и даосизм, и славянское язычество, и греко-римская религия и т. п. Именно поликультовость таких открытых религиозных систем была главным препятствием к их унификации, открывая простор как и для внутрисистемных новаций (появления новых интерпретаций, которые не оспаривали основные правила системы), так и для заимствований извне. Мы можем говорить о том, что такие системы объединялись (но не унифицировались!) скорее некими внутренними базовыми паттернами или скрытыми структурами, во многом совпадающими в традиционном обществе с общекультурными универсалиями, которые транслировались в некие, как правило строго не определяемые и не систематизированные, представления о сакральном, что находило свое выражение в определенном структурном единстве ритуально-обрядовой практики. Особенности этих структур «вхождения в контакт со священным» обуславливается как историческими, так и географическо-климатическими особенностями бытия их носителей[116]116
  Последняя позиция нашла свое теоретическое обоснование в трудах японского философа Вацудзи Тэцуро (和辻哲郎) и русского историософа Л. Гумилева, опиравшиеся на идеи Ф. Ратцеля и О. Шпенглера.


[Закрыть]. Например, один из наиболее авторитетных японских исследователей синто Сонода Минору указывает на повторяемость паттернов сакральной географии и ритуалов локальных (風土) культов ками в Японии[117]117
  Sonoda Minoru. Shinto and the natural environment. c. 39–40. Shinto in history: ways of kami. Honolulu: University of Hawai’s Press, 2000.


[Закрыть]. Другой японский ученый, Мураками Сигэёси, полагает, что японская автохтонная «первичная религия» (原始宗教), которую мы ныне называем синто, восходит к культовой практике, связанной с культурой рисоводства, пришедшей на Японские острова в III в. до н. э.[118]118
  Мураками Сигэёси 村上重良. Государственный синто и народные религии 国家神道と民衆宗教. Токио, Ёсикава кобункан, 2006. с. 52.


[Закрыть]

При этом надо отметить, что именно это относительное структурное единство ритуально-обрядовой практики, основу которой составляют, как и во многих других первичных религиях земледельческих народов, цикл календарных праздников, является как главной составляющей, так и необходимым условием существования таких систем, а в определенной мере и всяких любых других религий, тогда как доктринальная интерпретация, причем как базового религиозного опыта, так и самой ритуально-обрядовой деятельности, отнюдь таковой не является. Религиозная система может долгое время существовать без систематических доктринальных интерпретаций, при этом отнюдь не утрачивая своего внутреннего структурного единства, основанного на неких систематически не вербализированных и не структурированных представлениях о священном. Более того, необходимость в их четкой вербализации и структурировании появляется главным образом при столкновении с «иным», стимулирующим как осознание своей самосущности, так и выработки языка для ведения диалога. В роле этого «иного» в случае «доосевых» (по К. Ясперсу) первичных локальных религий, к которым относится и синто, чаще всего выступает «послеосевая» универсальная религия. В случае с Японией такую роль сыграл буддизм. При этом между появлением этого «иного» и началом доктринально-теоретической рефлексии (если первичная религия не оказывается вытесненной в результате этого контакта, как произошло со славянским язычеством), как правило, проходит значительное количество времени, даже тогда, когда новая универсальная религия возникает на местной почве, как в случае буддизма и индуизма.

В случае синто этот период составил более 600 лет – от проникновения в Японию буддизма в VI в. до первых попыток систематических формулировок в рамках Исэ синто в конце XIII – начале XIV вв., а последовательные усилия по созданию собственного догматического языка вообще относятся лишь к концу XVII – началу XIX вв. (фукко синто).

При этом следует признать, что в диахронном аспекте остается проблема установления рубежа, с которого автохтонная религиозная система достигает такого уровня когерентности, который бы позволил говорить о ее принципиальном единстве и, соответственно, предлагать для нее единое название, в данном случае «синто». В случае Японии можно лишь утверждать, что конец VII – начало VIII вв., когда по приказу императора Тэмму было начато составление первой официальной мифо-исторической хроники «Кодзики» (своего рода протоортодоксия на уровне мифического мышления), и были созданы регуляторные кодексы – «Оомирё:» 近江令 (правление Тэнти, 668-71), «Киёмихарарё:» 浄御原令 (правление Тэмму 673-86), «Тайхорё» (701 г.)[119]119
  Из первых трех кодексов только Тайхорё сохранился в фрагментах. Об их содержании можно судить лишь по аналогии с более поздним кодексом Ёро.


[Закрыть] и «Ёро рицурё» (718 г.), в соответствующих частях, касающихся деятельности Управы Небесных и Земных Божеств (Дзингикан) являющиеся своего рода установлением протоортопраксии, было важной вехой в формировании единой религиозной системы синто. Кульминацией это процесса было составление в 927 г. регуляторного кодекса «Энгисики», который, однако, охватывал лишь часть святилищ (в «Энгисики» упоминаются 3132 официально признанных святилища, при этом особые строгости в соблюдении обрядов относились, главным образом к главнейшим 22 (нидзюнися). При всем этом никакой речи о каких-либо доктринальной унификации, да и вообще о какой-либо вербализованной транслируемой доктрине (教) речь не шла[120]120
  Именно отсутствие «учения» (教) в автохтонной религии позволило идеологам «государственного синто» (кокка синто), исходившим прежде всего из выработанного протестантизмом в его борьбе с католицизмом представлении о религии прежде всего как о «учении», а не «ритуале», утверждать что синто является не религией, но «путем» японского народа, которым должны следовать все японцы вне зависимости от их личных религиозных предпочтений.


[Закрыть]. Синто оставалось «путем», интуитивно понятным и, что самое главное, ритуально выверенным, что и требовалось. Для государства, которое выступало главным инициатором интеграционных процессов, в том числе и религиозной сфере, идеологически важным было выстраивание «божественной» иерархии во главе с культом первопредка государева рода Аматэрасу, синхронизации и унификации обрядов. Наиболее полно эта идея была осуществлена лишь в конце XIX – первой половине XX в. (кокка синто).

В связи со всем вышесказанным представляется вполне естественным, что на первом этапе проникновения и ассимиляция буддизма в Японии (что, как мы говорили, впоследствии стало стимулом для догматической саморефлексии синто), этой высокоразвитой религиозно-философской системы, обладающей мощным и хорошо разработанным категориально-понятийным аппаратом, инициатива была целиком на стороне буддийских ученых клириков. Их задача была конкретной и практической – разработка интерпретаций догматически обеспечивающих сочетаемость культа ками и будд. Буддийские клирики мыслили в категориях «учения» (教), и потому существовала внутренняя потребность в теоретическом осмыслении складывающейся культовой практики. Опыт ассимиляции и интеграции местных божеств у буддизма был к тому времени уже богатый. Тем не менее, без новаций не обошлось.

На начальном этапе автохтонная религиозная система восприняла будд как «пришлых ками», более могущественные в определенных сферах нежели местные божества. А.Н. Игнатович отмечал, что «Будда выполнял функцию божества, регулирующего „должное бытие“ человека на двух уровнях: внутреннем (состояние здоровья) и внешнем (экологические условия существования»[121]121
  Игнатович А.Н. Буддизм в Японии (Очерк ранней истории). М.: Наука, 1987. с. 80.


[Закрыть]. Японская элита решала вопрос о принятии новой веры именно в таких концептуальных рамках – допустимо ли почитание иноземного ками по имени Будда наряду с местными? Причем это отношение к буддам и бодхисаттвам как разновидности ками (их и объединяли в едином иероглифическом биноме – 神仏) продолжала сохраняться на всем протяжении японской истории, определяя во многом как ритуальную практику, так и теоретический дискурс, касающийся осмысления природы этих божественных сущностей и отношений между ними. Не поколебало этих представлений на уровне народных верований и их интерпретаций даже насильственное «разделение ками и будд» (симбуцу бунри), произведенное по указанию сверху в начале периода Мэйдзи.