Текст книги "И.П.Павлов PRO ET CONTRA"
Автор книги: авторов Коллектив
Соавторы: Иван Павлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 38 (всего у книги 61 страниц)
В. В. СТРОГАНОВ
Первое знакомство и моя работа у Павлова
Первое знакомство и первый разговор мой с Иваном Петрови чем произошел летом 1908 г. у него на даче в Силламягах, где он любил отдыхать в летние каникулы и куда однажды захва тил меня с собой мой отец, знавший лично, глубоко уважавший Ивана Петровича и периодически встречавшийся с ним.
Лето в Эстонии было в самом разгаре, когда мы с отцом при ехали на велосипедах из Меррикюля на дачу к Ивану Петрови чу. Иван Петрович был занят физической работой по уходу за садом, в этот день он заменял старый запыленный песок с доро жек сада новым песком с прибрежной морской полосы. Пови димому, это с первого взгляда малопродуктивное и весьма тру доемкое занятие входило как одно из звеньев в задуманный и осуществляемый им план по содержанию сада. Меня поразила, с одной стороны, видимая малая эффективность выполняемой им работы (таскание песка в ведрах снизу вверх, с берега моря на высокий берег, было тяжелой задачей, требовавшей значитель ного физического напряжения), а с другой стороны, исключи тельная жизнерадостность и бодрость исполнителя самой работы. Физическое напряжение, видимо, доставляло Ивану Петровичу истинное наслаждение.
Я не помню сейчас ни слов, ни выражений Ивана Петровича в последовавшем позднее разговоре, но содержание его застави ло меня в конце концов изменить намечавшееся мною решение в вопросе выбора специальности. Дело в том, что я интересовалс философией и был склонен поступить на историкофилософский факультет. Смысл кратких высказываний Ивана Петровича в связи с моими планами заключался в том, что для подлинного понимания философских вопросов следует овладеть совокупно стью естественнонаучных дисциплин, т.е. знанием законов при роды в целом и человека в частности. «Только через познание Первое знакомство и моя работа у Павлова 483 природы в целом, живой природы и человека в частности, мож но подойти к правильному пониманию и развитию широких философских обобщений. Чтобы познать сложнейшее, нужно уметь разбираться в простейшем». Все это говорилось в виде кратких реплик, без всякой настойчивости, в порядке обсужде ния.
Слова Ивана Петровича, видимо, не только дошли до моего сознания, но и стали руководством к действию.
К весне 1916 г. рекомендованные когдато Иваном Петрови чем ступени высшего образования были мною закончены. Однако последовавшие исторические события, переживавшиеся нашей родиной, отсрочили желанную возможность непосредственно работать под руководством Ивана Петровича по проблеме выс шей нервной деятельности.
Только в конце 1920 г. я получил возможность обратиться к Ивану Петровичу и сообщить ему о своем горячем желании и возможности приступить к научной работе под его руководством.
В марте 1921 г. для меня наконец наступил новый период, период исследовательской экспериментальной работы под непос редственным руководством Ивана Петровича в его небольшой физиологической лаборатории, помещавшейся в главном здании Академии наук.
Петроград подымался в то время к новой жизни после годов военной разрухи. Декрет Ленина об оказании помощи и особого внимания лабораториям Ивана Петровича облегчил быстрое вос становление в них исследовательской работы.
С той же весны установился и общий режим работы немного численных сотрудников лаборатории Академии наук (их было всего четверо: В. В. Савич, Г. П. Зеленый, Н. А. Подкопаев и я), а также и дни посещений лаборатории самим Иваном Петрови чем. Дважды в неделю (по средам и пятницам) с пунктуальной точностью ровно в 10 час. утра раздавался сильный звонок у входной двери и появлялся Иван Петрович. В течение 2—3 по следующих лет он обычно садился у моего стола и, наблюдая за ходом эксперимента, начинал рассказывать нам о произведен ных за истекшие дни в других лабораториях опытах и исследо ваниях.
Именно к этому времени относятся его первые обобщения о законах индукции в коре больших полушарий головного мозга, выявленные в опытах Д. С. Фурсикова в лаборатории Институ та экспериментальной медицины и одновременно на моих подо пытных животных в лаборатории Академии наук. 484 В. В. СТРОГАНОВ
Иногда он отвлекался от прямой темы, иногда в связи с хо дом той или иной работы переходил к воспоминаниям о про шлом, об отдельных фактах, которые остались им не забытыми, или давал яркие характеристики окружавшим его ранее людям и т.д. Несколько раз он останавливался на характеристике сво его первого учителя – физиолога проф. И. Ф. Циона. Он вспоми нал о том громадном впечатлении, которое в свое время оказало на него исключительное мастерство Циона как хирургавивисек тора, который с неподражаемым изяществом, чуть не в белых перчатках и во фраке мог проделать сложную операцию на жи вотном и, не запятнав своего костюма ни каплей крови, отпра виться прямо из лаборатории на спектакль или бал. Это от него и под его руководством сам Иван Петрович получил вкус к хи рургической технике, которой широко пользовался и постоянно развивал в последующие годы, создав, по существу, самостоя тельную главу физиологии – физиологическую хирургию.
Бывали и такие дни, когда речь касалась общих вопросов мировоззрения. Иван Петрович с присущей ему страстностью защищал последовательно детерминистические позиции в науке и возмущался отсутствием научной обоснованности тех концеп ций, которые особенно ярко проявлялись в современной психо логии. Он постоянно подчеркивал нам, что, только выяснив физиологические законы нервных процессов, происходящих в коре головного мозга, наука о психических явлениях получит подлинную основу для правильного толкования субъективных переживаний человека – его ощущений, представлений, его сознания.
Будучи последовательным материалистом, Иван Петрович неоднократно высказывал мысль о том, что существование ре лигиозных представлений может быть в известной степени оправдано лишь для людей слабого типа, нуждающихся в суще ствовании абсолютных и упрощенных представлений о нормах поведения.
Он проявлял осторожность в беседах по вопросам религии с людьми, мало ему известными. Иван Петрович вспоминал, как один из его старых семинарских товарищей (тоже врач по про фессии) после потери любимой жены имел с ним разговор о душе и загробной жизни, а на следующий день после этого разговора был найден мертвым. Он отравился, потрясенный доводами И. П. Павлова об иллюзорности сказок о загробной жизни и т.д. «А я не учел его особого, ослабленного пережитым потрясением состояния нервной системы», – восклицал горестно Иван Пет рович. Первое знакомство и моя работа у Павлова 485
Бывали дни, когда беседа касалась и политических вопросов. Многие мероприятия советской власти были еще неясны дл Ивана Петровича в начале 20х гг.
Однако целый ряд начинаний нового правительства он при ветствовал от души, к последним относились мероприятия совет ской власти по максимальному расширению и повышению куль турного уровня народов нашей многонациональной родины, расширению школьной сети в городе и деревне, развитию сред него и высшего образования, наконец, национализация промыш ленности.
Многократно Иван Петрович останавливал наше внимание на необходимом условии, которому должен удовлетворять каждый, посвятивший себя подлинному научному исследованию. Это необходимое условие есть подвижность мысли. Всякий новый эксперимент должен быть целеустремленным, всякий вариант опыта должен подтвердить или отвергнуть то или иное ваше предположение, он должен быть освещен вашей творческой иде ей, вашим обобщением, сделанным на основе ранее полученных фактов. Один удачный опыт не решает дела. Только многократ ное повторение его, только новые вариации могут подтвердить правильность вашего обобщения. «Для плодотворности научной мысли дóлжно постоянно сомневаться и проверять себя» (Пав ловские среды. Т. 1. С. 286).
В соответствии с вновь полученными фактами надо уметь своевременно заменять свое первоначальное предположение новым. «Наша задача заключается не только в том, чтобы наблю дать факты, но, конечно, непременно познавать действительный механизм, который лежит в основе каждого факта» (Там же. Т. 2. С. 105).
Именно исходя из этих соображений, Иван Петрович зачас тую советовал вновь приступающим к работе по вопросам выс шей нервной деятельности сперва детально ознакомиться и овла деть методикой исследования, посмотреть с головой, свободной от готовых толкований, на получаемые факты и только потом уже приступить к изучению имеющейся литературы. С первых же шагов он предупреждал каждого молодого исследователя об опасности рутины в научном мышлении, о необходимости безус ловной точности в описании найденных фактов, о всемерной обоснованности каждого теоретического представления, каждо го нового обобщения. Беседы по средам и пятницам в маленькой лаборатории Академии наук постепенно перерастают в знамени тые павловские «среды», часть которых начиная с 1929 г. была записана в виде протоколов и лишь небольшая часть в виде пол 486 В. В. СТРОГАНОВ ных стенограмм (1933—1936). Они являются ярким докумен тальным отражением творческой личности И. П. Павлова и са мого процесса развития его замечательных идей за последние годы его жизни.
В одном из протоколов «сред» совершенно точно отображена самооценка им «подвижности» его собственных мыслей.
В «среде» от 7 октября 1931 г. (Т. 1. С. 151) он говорил о том, что под влиянием накапливающихся фактов меняются постоян но и его представления («конечно, это так и должно быть – мыслящий человек должен быть рабом действительности и по стоянно следовать за нею»), т.е. правильно, адекватно отобра жать, оценивать объективную реальность внешнего мира.
Тот же мотив звучит в словах Ивана Петровича 21 марта 1934 г.: «Значит, 60 лет как я при этом деле состою. За этот долгий срок я научился ошибаться без горечи... Это ведь только римский папа считает себя непогрешимым. Все дело, конечно, в проверке себя действительностью, все дело в покорности дей ствительности…» (Там же. Т. 2. С. .298).
В другой раз он те же мысли формулировал еще более ярко: «Мне самому приходится переделываться. Я всю жизнь переде лываюсь под влиянием действительности. Я был всегда против комбинации многих лекарственных веществ… Комбинация бро ма с кофеином заставляет меня пересмотреть свои позиции по данному вопросу. Ну, хорошо, переделаюсь, почему же нет?» (Там же. Т. 2. С. 354).
Изо дня в день происходила такая переделка его научных обобщений на основании новых наблюдений, фактов, экспери ментов.
В то же время Иван Петрович во всей своей научной работе показывал пример последовательной и принципиальной линии в защите своих материалистических позиций. Он неустанно вскрывал и разоблачал идеалистические установки своих про тивников, как зарубежных, так отчасти и отечественных физи ологов, а особенно представителей современной зарубежной пси хологии.
В этой страстной и острой борьбе со скрытым, завуалиро ванным «ученой словесностью» и прямым идеализмом форми ровалось его общественное сознание, постепенно преодолева первоначальный скептицизм в отношении новых дел, осуществ лявшихся на его глазах эпохой Великой Октябрьской социали стической революции. Факты нашей общественнополитической действительности в конце концов полностью одержали победу в сознании гениального представителя современного естествозна Первое знакомство и моя работа у Павлова 487 ния. Так постепенно под непосредственным давлением фактов героической эпохи строительства нового общества произошла переделка общественнополитического сознания самого Ивана Петровича, превратившая его в последние годы жизни в подлин ного и беззаветного патриота своего первого в мире социалисти ческого отечества.
<1965>
П.К.АНОХИН
Несольо эпизодов из моих встреч ибеседсИ.П.Павловым
Личность И. П. Павлова столь многогранна, а его блестящий ум столь обширен и красочен, что каждая встреча с ним обога щала новыми мыслями, служила стимулом к дальнейшему со вершенствованию в науке и жизни. Трудно поэтому мне, как и любому из его учеников, на протяжении многих лет находивше муся с ним в непосредственном общении, выбрать наиболее силь ное впечатление или наиболее содержательную беседу. Беседы с ним об общих вопросах физиологии, о текущих опытах, его не посредственное участие в эксперименте – все это каждый раз ос тавляло неизгладимое впечатление. Еще более памятны те бесе ды, в которых затрагивались общие вопросы жизни и творчества ученого. И поэтому сейчас я коснусь лишь некоторых коротких бесед с Иваном Петровичем, которые рождали новые мысли и новые научные установки, не нашедшие потом почемулибо ме ста в печати.
В беседах с сотрудниками Иван Петрович высказывал много интересных мыслей, которые рождались у него впервые. Часто это были внезапные вспышки его гениального ума, и тогда воз никали перспективы исследований или давался тонкий анализ какоголибо нового факта, или, наконец, высказывались мучи тельные сомнения по поводу толкования экспериментальных данных.
Его мятущаяся мысль в исследовательской работе не всегда шла прямой дорогой к намеченной цели.
Ему свойственны были сомнения о высказанных им толкова ниях физиологических процессов. Он часто бывал печален и искал разрешения своим внутренним конфликтам у «госпожи действительности». Это был в подлинном смысле слова живой человек с сильно бьющимся сердцем, с большими волнениями, Несколько эпизодов из моих встреч и бесед с И. П. Павловым 489 с недосягаемыми взлетами творческой мысли. Вот почему нари совать его образ в воспоминаниях одного человека едва ли воз можно. Только коллективный труд его учеников может дать в какойто степени четкую картину его творческого облика. В надежде на это я и ограничусь описанием отдельных эпизодов из моих встреч и бесед с Иваном Петровичем.
ЗНАКОМСТВО С И. П. ПАВЛОВЫМ
Я познакомился с Иваном Петровичем, будучи студентом первого курса. Приехав в Петроград молодым человеком с твер до сложившимся намерением «изучить мозг», я не представлял себе конкретных путей, по которым надо идти к этому изучению. Идея «изучить мозг» созрела у меня в г. Новочеркасске, где с работами Ивана Петровича меня познакомил его ученик Н. А. Попов, который был в то время профессором Новочеркас ского педагогического института.
Приехав впервые в незнакомый мне Петроград, я не сразу на шел путь к Ивану Петровичу, начав работать в Институте мозга под руководством В. М. Бехтерева, что было для меня весьма полезным. Однако первая же лекция И. П. Павлова, прослушан ная в Военномедицинской академии, определила мой путь как физиологаэкспериментатора.
Экспансивная молодость не терпит промедления – и я решил тотчас поговорить с ним о научной работе. Смущало только его величие, тот ореол ученого, который он заслуженно приобрел. Как я к нему подойду? Что буду говорить?
Все его слушатели знают, как строго он обращался с ассистен тами во время демонстрации лекционных опытов… А вдруг он холодно скажет: «Поучитесь, а потом приходите…» Я подгото вил план разговора и решил все же пойти.
Выбрав удачный момент, после окончания лекции я постучал в дверь его кабинета. Ответа не было. От волнения у меня захва тило дух, и я малодушно подумал: «Не пойти ли… в другой раз?» Но в это время за дверью послышался голос, и я вошел в каби нет. Вероятно, на моем лице был написан такой же испуг, как у охотника, случайно провалившегося в берлогу медведя, ибо Павлов сначала посмотрел на меня удивленно, а потом подчерк нуто ласково сказал: «Вы ко мне? Ну, говорите, говорите, что у вас есть».
Ободренный ласковым приемом, я стал излагать свою просьбу. Дело обернулось счастливо для меня. Расспросив, почему я за 490 П. К. АНОХИН интересовался физиологией, он заключил: «Хорошо, хорошо. Начинайте ходить, присматривайтесь».
Как потом я узнал, в этом «присматривайтесь» и заключался первый этап приобщения к павловской школе.
Период «присматривания», который должны были проходить молодые люди, являлся одним из проявлений педагогической мудрости Павлова. Он позволял произвести естественный отбор людей, склонных к данному виду работы, и, таким образом, уменьшить возможность ошибки при выборе ими самими жиз ненного пути.
Павлов часто вспоминал замечательный случай из жизни его школы. Один из его начинающих сотрудников не мог никак по нять всей сути условных рефлексов, не мог справиться с техни кой их исследования и в результате получил позорную кличку «неудачника». Но когда он оставил условные рефлексы и занялся научными исследованиями в неврологии, то приобрел имя и создал собственную школу.
«Не всегда попадаешь в самый раз. Нужно долго пытать, пока нападешь на то, к чему ты больше всего способен», – говорил И. П. Павлов по этому поводу.
Все житейские трудности, которые мне, студенту первого кур са, в незнакомом городе приходилось преодолевать, сторицей окупались той исключительной атмосферой вдохновенного твор чества, которая окружала Павлова.
Невозможно было сразу охватить весь тот огромный опыт, который уже проделала лаборатория Павлова на путях разработ ки проблемы высшей нервной деятельности.
В то время весь литературный материал по условным рефлек сам был представлен только в диссертациях, вышедших из ла боратории Павлова. Необходимо было их усвоить. Иван Петро вич вводил молодых ученых в свое дело так, что они должны были сами осваиваться с лабораторной обстановкой, добиваться понимания всего того, чем жила лаборатория сегодня.
Уже при первой встрече Иван Петрович сказал: «Конечно, вам придется все перечитать, что сделано нами раньше. Надо хоро шо подготовиться, чтобы вести работу по научной теме».
Правой рукой Ивана Петровича на кафедре физиологии Воен номедицинской академии тогда был старший ассистент Г. В. Фоль борт. К нему он мне и рекомендовал обратиться за литературой. Ознакомить же меня с методикой условных рефлексов он пору чил Ю. П. Фролову. Георгий Владимирович принял меня при ветливо, дал ряд ценных советов, как начинающему работать в лаборатории, но при этом сказал, что полного комплекта диссер Несколько эпизодов из моих встреч и бесед с И. П. Павловым 491 таций ни у кого из сотрудников нет. Он имеется только в лабо ратории, им дорожат, и потому им можно воспользоваться толь ко здесь.
Диссертации были переплетены по годам и составляли шерен гу книг, занимавших весь стол. Так как я располагал только вечерами, пришлось устроиться в лаборатории на ночевки и приступить к изучению азов науки.
В то время лаборатория Военномедицинской академии жила довольно интенсивной жизнью. И. П. Павлов окружен был не большим количеством сотрудников и, следовательно, был до ступен для повседневных разговоров. Именно здесь зародились знаменитые павловские «среды». Мы собирались тогда в одной из больших комнат лаборатории. В трудных условиях лаборатор ной жизни, в небольшом кругу сотрудников Иван Петрович во сторженно сообщал о последних опытах лаборатории Института экспериментальной медицины или подвергал тщательному раз бору каждую цифру протоколов здешних сотрудников.
Через несколько месяцев Иван Петрович, обращаясь ко мне, сказал: «Собственно говоря, вам уже пора заняться делом. Надо работать на определенную тему. Подготовлена ли ваша собака?»
Я ответил, что фон достаточно устойчив и можно приступать к экспериментам. Мне было поручена тема, которую впослед ствии Иван Петрович назвал «рефлексом новизны».
Так кончился для меня этот неизбежный период «присматри вания», который длился несколько месяцев.
Еще и сейчас, когда я сам знакомлюсь с молодыми людьми, приходящими ко мне в качестве сотрудников, все больше и боль ше убеждаюсь, насколько мудрым был такой порядок в павлов ской лаборатории. Он гарантировал Ивана Петровича от случай ностей и позволял ему в подборе школы останавливаться на людях, которые были готовы служить науке и искренно отдава ли ей все свои побуждения.
ВСЕ ДЕЛО ВЕДЬ В ФАКТАХ.ФАКТЫ – ЭТО ВОЗДУХ УЧЕНОГО
Интерес Ивана Петровича к научноисследовательской рабо те и к фактам, получаемым каким-либо сотрудником, совершен но отодвигал на задний план все остальные соображения – ранг сотрудника, его лабораторный стаж и т.д.
Мысль такого величайшего руководителя, как И. П. Павлов, одновременно возглавлявшего десятки научных работ, имела 492 П. К. АНОХИН свои органические законы развития. Не покидая предмета в целом, она быстро перелетала от одного эксперимента к друго му, все более обогащаясь, приобретая все бóльшую четкость, но никогда не застывая в узких рамках какойто отдельной темы.
Мы часто могли наблюдать эту почти внезапную для внешне го наблюдателя перемену интереса Ивана Петровича то к одно му, то к другому эксперименту. Мы не ревновали друг друга к этому вниманию, и каждый из нас терпеливо вкладывал сво долю в общее дело.
Мы хорошо знали, что результаты эксперимента для Ивана Петровича значат больше всего. Они заслоняли на время все остальные качества исследователя. И поэтому никому из нас не приходило в голову обижаться, когда, обращаясь к комулибо из нас, Иван Петрович восторженно заявлял: «Ваш пес прекрасно работает». Мы умели читать в этих словах некоторую похвалу и самому сотруднику.
В этом очерке я хочу рассказать об одном из таких эпизодов, когда и «мой пес» хорошо работал…
Я вел тему, порученную мне И. П. Павловым, посвященну изучению баланса между торможением и возбуждением. В 1925 г. этот вопрос являлся для Ивана Петровича центральным. Он на все лады варьировал его в отдельных экспериментах сво их многочисленных работников. Вышло так, что в моих опытах он увидел одну из существенных сторон баланса, которую он давно хотел уловить. Иван Петрович настойчиво впивался в каж дую цифру протоколов, ища решающего ответа.
Наступил момент окончания работы в лаборатории. Верный своему строгому расписанию, Иван Петрович должен был уехать на свою дачу в Финляндию. Я хорошо видел, как ему не хоте лось прерывать эксперименты, которые вотвот должны дать решающий ответ. Я понял его колебания и предложил отказаться от своих каникул и продолжать ставить эксперименты. Иван Петрович радостно согласился на это, и мы условились, что каж дую неделю я буду направлять ему в Финляндию копии прото колов своих работ.
Письма, которые он писал в ответ на эти протоколы, весьма поучительны. Они были полны четких и строгих указаний ру ководителя. Они содержат много такого, что для меня, тогда еще студента медицинского учебного заведения, составляло в подлин ном смысле основу моего дальнейшего поведения в науке.
Вот одно из этих писем от 19 августа 1925 г.: «Многоуважа емый Петр Кузьмич! Приведенный опыт со светом (7.VIII) не удовлетворителен. Надо попробовать два раза в опыте свет, от Несколько эпизодов из моих встреч и бесед с И. П. Павловым 493 ставленный на 30 сек, и отметить слюноотделение по 10 сек. Со звонком можно подождать. Одно кормление хорошо попробовать еще раз теперь. В статьях опишите все опыты. Значит, и с ус ловным тормозом. Все дело ведь в фактах, а не в объяснениях. Искренно преданный Вам Ив. Павлов». Надо представить себе на минуту переживания молодого студента, эксперименты кото рого приобрели для любимого учителя определенный интерес. Конечно, ни о каком летнем отдыхе и речи быть не могло. Я с невероятным упорством продолжал ставить эксперименты, пока они не привели к ясному решению поставленного вопроса.
БЕСЕДА О НАУЧНОЙ ФАНТАЗИИ
Известно, что Иван Петрович любил ходить в свои лаборато рии пешком и совершал эти прогулки, не стесняясь сравнитель но большими расстояниями. В последние годы своей жизни этот большой маршрут он проделывал уже в машине, подаренной ему Ленинградским советом. Однако в Институт Академии наук СССР, находящийся на Тучковой набережной, он ходил пешком до самых последних дней своей жизни.
Мы, все сотрудники лаборатории, несли до некоторой степе ни «негласный надзор» за ним во время его прогулок от лабора тории до дома. Естественно, мы не хотели, чтобы с ним произош ла какаялибо случайность, подобная той, которая в 1916 г. сделала его хромым на всю жизнь. Обычно мы сопровождали его от лаборатории до дома по негласному расписанию. Каждый из нас, конечно, был бесконечно рад провести эти несколько минут в обществе Ивана Петровича, ибо всегда извлекал из этого что то весьма поучительное.
Был легкий январский морозец. Шел снежок, запорошивший утрамбованные дорожки. Обстановка была явно опасной для пешеходов. Честь сопровождать Ивана Петровича после оконча ния лабораторной беседы на этот раз выпала на мою долю. Вый дя на улицу, мы продолжали разговор о письме, полученном Иваном Петровичем от одного из его бывших учеников, работав шего на периферии. Разговор незаметно перешел на характери стику этого сотрудника, а потом и на весьма поучительные рас суждения Ивана Петровича о научной работе каждого из его бывших учеников.
Я спросил его: «Почему бы вам, Иван Петрович, не написать воспоминания об этих работах, об их отношении к лаборатории. 494 П. К. АНОХИН Ведь это же вся русская физиология. Такая книга очень необхо дима».
«Ну что вы? Где же сейчас этим заниматься? – ответил он с некоторой ноткой сожаления в голосе, а потом, помолчав немно го, добавил: – А нужно было бы, нужно. Такое обилие характе ров, талантов, склонностей. Но представьте себе, все это, очевид но, повторяется. Теперь я все чаще и чаще стал узнавать в новом работнике кого-нибудь из прежних. Именно поэтому, вероятно, мне стало так легко предсказать, что из него выйдет».
Он начал перебирать своих бывших учеников, стал вспоми нать некоторые эпизоды, характеризующие их, и я увидел, что ничто не проходило мимо внимания нашего великого учителя. Любая черта человека: терпение, неосторожность, скромность, образованность, способность к искусствам, к технике – все это складывалось в его памяти в исчерпывающую оценку ученика и определяло для учителя его пригодность или непригодность к научной работе.
Разговор дальше перешел к книге крупнейшего американ ского невролога Херрика; она была написана на «свободну тему» и называлась «Думающая машина».
Павлов стал говорить об огромном значении таких книг, если они только пишутся крупнейшими учеными, посвятившими вс свою жизнь научноисследовательской работе.
«Я давно уже мечтаю написать такую книгу, и если только будет когда-нибудь достаток времени, обязательно напишу. По судите сами, всю свою жизнь ученый, если он только хочет быть строгим ученым, должен взвешивать каждое свое слово, должен немедленно подтверждать его фактами, доказательствами. Он не имеет права, если не хочет потерять свою репутацию ученого, говорить о еще недоказанных им догадках. Но исчерпывается ли этим все внутреннее содержание ученого? Не погибает ли вмес те с ним очень часто его богатая интуиция, догадки, далеко иду щие соображения? Мне кажется, что наука очень много приобре ла бы от того, если бы каждый ученый, много лет поработавший над установлением точных знаний, в конце своей жизни уделил внимание и этим еще не обоснованным соображениям. Важно лишь при этом то, чтобы эта научная фантазия не отрывалась от действительности, чтобы она была в постоянной связи с этой дей ствительностью».
Он много еще говорил о необходимости такой книги, указы вая на ряд примеров, в частности, на автобиографию Фарадея, которую он любил цитировать в разговорах с учениками. Несколько эпизодов из моих встреч и бесед с И. П. Павловым 495
Такие книги на «свободную тему» довольно широко распрос транены у западных ученых. Можно указать, например, на Кен нона, Джедсби, Херрика, Шеррингтона и др. В России И. М. Се ченов написал знаменитые «Автобиографические записки».
В этой «лебединой песне» ученые, уже отошедшие от кон кретной научной работы, широкими мазками наносят перспек тивы разработки своей науки, высказывают интуитивные ожи дания и т.д.
Но что такое интуиция и научная фантазия ученого, отдавше го более шестидесяти лет своей жизни научному творчеству и объединившего в себе несколько эпох научного мышления?
Это драгоценный клад страны, который большей частью за капывается вместе с ученым без надежды когдалибо его исполь зовать.
У Ивана Петровича не нашлось «достатка времени», ему не удалось написать ни книги на «свободную тему», ни научной автобиографии. Полный напряженных творческих исканий до последних дней своей жизни, он боялся потратить свое время на чтолибо другое. Он не дожил до того момента, когда ученый отрывается от лаборатории, теряет то творческое горение, кото рое незримыми нитями сплавляет его внутренний мир с жизнь лаборатории. Оставаясь юным всю жизнь, он так и не дождался того досуга, когда ему можно было бы открыто пофантазировать на научные темы.
НАУКА ВЫШЕ ВСЕГО
Одной из характерных черт Ивана Петровича как исследова теля являлось увлечение научным анализом собственных ощу щений, здоровья и явлений, происходящих в его собственном теле. Он находил возможность анализировать любое свое пере живание, и чем острее и опаснее оно было, тем с бóльшим упор ством и настойчивостью он пытался понять его механизмы.
Известно, что в самые ответственные моменты своей жизни, как, например, во время операции на желчных путях, он непре рывно вел за собой наблюдения, подвергая тщательному анали зу как субъективные ощущения, так и различные внешние про явления физиологии своего организма. И даже за несколько часов до смерти он внимательно обсуждал свои собственные пе реживания, состояние своих корковых клеток, угадывал стадии болезни. 496 П. К. АНОХИН
Он глубоко верил в то, что для каждого из нас собственный организм представляет собой богатейший источник для научно го анализа, для постановки задач будущих научных исследова ний.
Такие же требования он предъявлял и к своим ученикам. Не могу поэтому не рассказать об одной из самых волнующих встреч с Иваном Петровичем, которая произошла после того, как я стал профессором Нижегородского медицинского института.
В 1931 г. в Травматологическом институте в Ленинграде мне предстояла серьезная операция. Ее должен был производить проф. Р. Р. Вреден. Приехав в Ленинград, я прежде всего зашел к Ивану Петровичу и рассказал ему о предстоящей операции, которая не обещала ничего хорошего. Иван Петрович долго рас спрашивал меня о заболевании, как оно было замечено, какие его симптомы были прежде всего обнаружены, и выражал ис кренн печаль по поводу постигшей меня неприятности.
Но когда он узнал, что операция будет делаться под общим наркозом, в его глазах вдруг зажглись всем известные огоньки творческого подъема. Надо отметить, что в это время он очень интересовался так называемой «наркотической фазой» в разви тии тормозных процессов.
