Текст книги "И.П.Павлов PRO ET CONTRA"
Автор книги: авторов Коллектив
Соавторы: Иван Павлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 36 (всего у книги 61 страниц)
Всемерное поощрение Павловым инициативы и самостоятель ности своих сотрудников в научной работе находило свое выра жение, в частности, в том, что он не только не препятствовал, но и активно содействовал тому, чтобы его ученики, достигшие определенной зрелости в научном отношении, своевременно ста новились самостоятельными и руководящими научными работ никами в других учреждениях.
Весной 1935 г. дирекцией Института мозга им. В. М. Бехте рева (в Ленинграде) я был приглашен организовать отдел физио логии центральной нервной системы и возглавить его. Мне обе щали создать хорошие условия для большой экспериментальной работы. Я был склонен принять это предложение, так как мне показались весьма заманчивыми перспективы значительного расширения рамок самостоятельной научноисследовательской работы, в особенности работы по проблеме приспособляемости нервной системы, которая хоть значительно и активизировалась в отделе Павлова в Институте экспериментальной медицины, куда эта работа была переведена по его указанию, тем не менее достигала к тому времени такого уровня развития, когда выход на более широкие просторы делается насущной необходимостью для дальнейшей успешной разработки важной научной пробле мы. Я решил поговорить об этом с Иванам Петровичем. В назна ченный им день и час я явился к нему. Иван Петрович выслу шал меня очень внимательно, но отвечать стал не сразу, а после значительной паузы, во время которой он о чемто сосредоточен но думал, временами энергично протирая очки, надевая их, вновь снимая. Говорить же он стал, к моему изумлению, взвол Страницы воспоминаний об И. П. Павлове 455 нованным голосом. Повидимому, в этот день он был несколько «лирически» настроен, иначе трудно было понять причины не привычного для него очень теплого и, я бы сказал, даже несколь ко сентиментального тона течи.
Во время нашей беседы Иван Петрович, волнуясь, говорил о важности и необходимости своевременного перехода ученого на самостоятельную научную работу для дальнейшего развития его творческой инициативы, для закаливания его воли к преодоле нию препятствий, к достижению поставленной цели, для ис пользования всех своих возможностей. При этом он подробно рассказал о том, когда впервые приобрел возможность самосто ятельно работать в лаборатории при клинике С. П. Боткина. С увлечением Иван Петрович говорил о том, что, несмотря на боль шие трудности и лишения в то время, он все же склонен считать этот период решающим в формировании его особенностей как ученогоисследователя и лично для него, быть может, наиболее интересным и содержательным во всей его жизни.
Я слушал его в самозабвении, очарованный красотой его не увядающей юности. Я никогда раньше не видел его таким.
Закончив рассказ об этой яркой странице своей жизни, Иван Петрович сделал небольшую паузу и, несколько успокоившись, вновь вернулся к прежней теме нашей беседы.
Он говорил, что, несмотря на весьма положительное отношение к моему желанию перейти на самостоятельную и к тому же руководящую научную работу, тем не менее он в данном случае переживает некоторую внутреннюю борьбу, так как ему не хо телось бы по некоторым соображениям увидеть меня работником Института мозга им. В. М. Бехтерева. Но так как он в настоящее время не видит других более подходящих возможностей для моего перехода на самостоятельную и ответственную научную работу, то вынужден дать свое согласие, но с одним непремен ным условием – продолжать одновременно работать в одном из руководимых им институтов по моему выбору. В заключение он сказал, что благословляет меня на успешную организацию и ведение научной работы на новом месте, и дал несколько цен ных советов в духе написанного им годом позже «Письма к мо лодежи».
Материалистическое мировоззрение Павлова нашло свое чет кое выражение в его научных произведениях. В этом отношении воспоминания его учеников могут послужить лишь дополнитель ным источником материалов. В моих личных воспоминаниях также имеются эпизоды, которые представляют определенный интерес в этом отношении. 456 Э. А. АСРАТЯН
В узком кругу сотрудников и на «средах» не один раз я слы шал пламенное слово Павлова в защиту позиций материализма в самых сложных вопросах естествознания, его полные негодо вания ядовитые высказывания об идеалистическом мировоззре нии или об отдельных сторонниках этого мировоззрения. При этом высказывания великого ученого были, как правило, ярче, страстнее и острее, чем в его печатных трудах и официальных докладах.
Помнится, как однажды после уничтожающей критики про питанной идеализмом брошюры Шеррингтона «Мозг и его меха низм» Павлов высказал мнение, что, должно быть, автор брошю ры на старость лет свихнулся, потерял нормальный рассудок, так как иначе трудно себе представить, каким образом такой круп ный ученый в области физиологии центральной нервной систе мы докатился до идеалистического вздора чистейшей марки, утверждая, будто психическая деятельность не связана с мате риальной структурой мозга, не является продуктом деятельно сти последнего?
Менее гневно, но не менее ядовито он говорил о профессио нальных «философахидеалистах, в частности о Гегеле». Однаж ды в 1935 г. в разговоре на какуюто философскую тему Павлов высказал мнение, что, по всей видимости, Гегель был в психи ческом отношении не совсем полноценным человеком. Труднее себе представить, говорил он, чтобы человек с нормальным рас судком мог утверждать, что идея, дух является первичным, из начальным, а материя – вторичным, производным. Более того, Павлов заявил о готовности аргументировать правильность сво их предположений и попросил для этой цели достать ему под робное жизнеописание Гегеля. Чтобы удовлетворить его желание, я принес ему из дома свой экземпляр книги Куно Фишера о Гегеле. Через несколько дней он сказал, что это не та книга, которая ему нужна. «В ней описана, – говорил он, – не жизнь Гегеля со всеми характерными особенностями его личности, а возникновение, развитие и сущность его сумасбродных мыслей и идей».
Совершенно противоположного характера были высказыва ния в адрес материалистовестествоиспытателей или материали стов – «философов по профессии», как он любил выражаться. В частности, глубоко запечатлелось в моей памяти одно доволь но обстоятельное высказывание Павлова о Владимире Ильиче Ленине. Хотя только часть этого исключительно интересного высказывания Ивана Петровича имеет прямое отношение к теме о его мировоззрении, тем не менее я считаю нужным привести Страницы воспоминаний об И. П. Павлове 457 его здесь почти полностью, придерживаясь в пределах возмож ности также и стиля Павлова.
Както еще в 1932 г. Иван Петрович, будучи в довольно хоро шем настроении, рассказал в узком кругу сотрудников, собрав шихся вокруг него, о том, как он в 1920—1923 гг. посвящал свои вступительные лекции по курсу физиологии в Военномедицин ской академии вопросам текущей политики в стране, как в те годы он выступал даже с публичными докладами на эту же тему. При этом рассказе он несколько раз с большим уважением и теплотой, но не без полемического задора назвал имя Владими ра Ильича. Воспользовавшись хорошим расположением духа Ивана Петровича, я задал вопрос относительно его мнения о Ильиче. Он охотно удовлетворил мою просьбу и высказался при мерно следующим образом.
Ленин был великим ученым, умным политическим деятелем и честнейшим человеком. Верным мерилом ума и величия чело века он, Павлов, считает способность правильно разбираться в сложных и запутанных ситуациях и соответственно этому пра вильно реагировать, действовать. Подходя к Владимиру Ильи чу с этим мерилом, он, Павлов, считает, что большой ум и вели чие Ленина нашли свое яркое выражение в двух важнейших исторических событиях. Вопервых, он правильно ориентировался в сложной, трудной и запутанной ситуации, существовавшей в нашей стране после февральского переворота. И вопреки яро стному сопротивлению многих своих соратников организовал, возглавил и успешно завершил большевистскую Октябрьскую революцию. Вовторых, Ленин правильно ориентировался в исключительно тяжелом и сложном положении в экономиче ской жизни страны, обусловленном разрушительной мировой войной, иностранной интервенцией и гражданской войной, пра вильно оценил соотношение общественных сил и опять-таки вопреки яростному сопротивлению многих соратников произвел крутую коренную ломку в экономической политике, настойчи во и последовательно продолжал это дело до конца и спас тем самым страну от нависшей грозной катастрофы.
Кроме того, он, Павлов, внимательно прочитал книгу Лени на «Материализм и эмпириокритицизм» и признал, что автор книги проявляет глубокое знание кардинальных и весьма слож ных и трудных вопросов философии и естествознания, понима ет их очень глубоко и верно, по отношению к ним придерживается правильных материалистических позиций.
«Наконец, – продолжал Павлов, после некоторой паузы, – величие и честность Ленина в следующем. В первые годы рево 458 Э. А. АСРАТЯН люции многие из почтенных профессоров лицемерно клялись в преданности и верности новому большевистскому режиму и со циализму. Мне было тошно это видеть и слышать, так как я не верил в их искренность. Я же тогда написал Ленину: “Я не со циалист и не коммунист, и я не верю в Ваш опасный социальный эксперимент”. И что же вы думаете? Ленин правильно оценил мою прямоту и искренность, мою тревогу за судьбы отчизны и не только не сделал ничего худого мне, но, напротив того, отдал распоряжение своим подчиненным резко улучшить условия моей жизни и работы, что и было незамедлительно сделано в те тяжелые для всей страны дни.
Да, я должен сказать, господа, – заключил он цепь своих суждений, – что Ленин был поистине человеком большого ума и большой честности. Пульс жизни он ощущал правильно, что редко кому удается». Замечу, что об этом последнем факте я слышал из уст Павлова еще несколько раз.
<1956>
П. С. КУПАЛОВ Первая поездка И.П. Павловав Колтши
1924 год, конец июня. После непрерывной и напряженной ра боты в течение года Иван Петрович стал жаловаться на уста лость. Его утомляло ежедневное посещение лаборатории, бесе ды с сотрудниками. Дома раздражали телефонные звонки.
Мы посоветовали Ивану Петровичу уехать на несколько дней в Колтуши, в небольшой совхоз, принадлежавший физиологи ческому отделу Института экспериментальной медицины. Иван Петрович руководил организацией совхоза, расходовал на него средства из бюджета лаборатории, подробно вникал в хозяйственную жизнь совхоза. Однако он ни разу не видел Колтушей, и такая поездка была оправдана и с деловой точки зрения.
Для того чтобы не собралось много народа, было решено от правиться в Колтуши, никому об этом не говоря и даже не пре дупреждая заведующего совхозом Г. Старикова. Трое участни ков путешествия – Иван Петрович, А. Д. Сперанский и я – договорились встретиться утром в субботу 5 июня у Финлянд ского вокзала.
В назначенное время все были на месте. Иван Петрович при ехал трамваем, без малейшего опоздания. Сейчас же были куп лены билеты, и мы вошли в вагон.
В вагоне было тесно, и Иван Петрович решил остаться в про ходе. Так же поступил и я. Мы стояли с ним у открытого окна, и он, как всегда, оживленно разговаривал. Остановка на одной из станций напомнила ему случай из далекого прошлого. Он начал рассказывать, как однажды ездил в деревню для ловли бабочек. Целый день он бродил по полям в поисках редкого эк земпляра красивой бабочки – Saturnia pyri, но все его старания оказались безуспешными, и он решил возвращаться домой. Од нако он узнал, что в этот же день одному из его знакомых уда лось поймать такую бабочку. Тогда Иван Петрович снова отпра 460 П. С. КУПАЛОВ вился на поиски, но также неудачно. Он видел одну бабочку и долго гонялся за нею, но она не подпускала к себе на близкое расстояние и в конце концов скрылась. Шутя над самим собою, Иван Петрович рассказывал, как он, подкрадываясь к бабочке, почти молил ее: «Ну, посиди же, дорогая, не улетай».
Отчаявшись, Иван Петрович пришел на станцию, чтобы ехать в город. «И вот надо же, – говорил он, – на станции я узнаю, что моему приятелю посчастливилось поймать и другую бабоч ку. Как я ему завидовал! У меня ни одной, а у него две. У меня было желание отложить все свои городские дела, остаться здесь, ходить дни, пусть даже недели, только бы иметь у себя такую бабочку».
Сказав это, Иван Петрович замолчал, задумался и затем тихо, точно говоря с самим собой, прибавил: «Да, вероятно, если чего либо страстно желаешь, то нельзя не завидовать».
Мы сошли на станции и отправились в Колтуши пешком. Скоро вышли на шоссе. Через некоторое время я сказал, что мы уже прошли два километра и нам осталось идти ровно восемь.
«Вы откуда так точно это знаете?» – спросил Иван Петрович.
Я ответил, что есть дорожные столбы, и мимо одного из них мы только что прошли.
Иван Петрович вскипел: «Как! Есть столбы, а вы ничего не сказали! Ведь надо следить за ходьбой по часам. Это большое удовольствие».
Я оправдывался тем, что совершенно не представлял, насколь ко это важно и интересно. Иван Петрович продолжал свои уп реки.
«Разве это может быть комулибо неинтересно», – настаи вал он.
Мы приближались к следующему дорожному столбу. Иван Петрович вынул часы и, поравнявшись со столбом, громко и несколько раз отметил минуты и секунды. Затем, стараясь что бы это было для нас незаметно, постепенно ускорил шаг. У сле дующего столба время было отмечено с такой же точностью. Иван Петрович остался очень доволен той скоростью, с которой мы шли, и тем, что он не чувствовал при этом никакой устало сти.
Перед Колтушами мы свернули с шоссе влево и поднялись в гору. Светило яркое солнце, ослепительно зеленели поля. Иван Петрович широко раскрыл руки и в волнении остановился. «Как хорошо, как хорошо!» – повторял он и начал говорить о том, что человек глубоко связан с природой. Затем, немного подумав: «В моем возрасте люди обычно мечтают о том, чтобы сбавить с де Первая поездка И. П. Павлова в Колтуши 461 сяток годков. А я хочу только одного, лишь бы осталось все так, как сейчас, и здоровье, и умственные силы».
В Колтушах нас встретил заведующий совхозом Г. Стариков. Мы решили сразу же начать игру в городки и занялись изготов лением палок и рюшек. Иван Петрович внимательно изучал Старикова, расспрашивал у него, как он играет, научился ли этой игре в детстве или в пожилом возрасте, осведомился о том, ког да он играл в последний раз. Наконец он решил, что Стариков надежный игрок, и взял его в свою партию.
Игра шла оживленно. Мы со Сперанским проигрывали, но иногда победа бывала и на нашей стороне. Это делало борьбу напряженной и интересной. Иван Петрович играл хорошо, но он затруднялся бить на большом расстоянии, с задней черты. Он был левшой, и, кроме того, неправильно сросшийся перелом пра вого бедра при сильном броске мешал ему прочно опереться на выставленную вперед правую ногу, и палка летела неточно. Промахнувшись, он с досадой размахивал руками и бранился: «Ах, проклятая нога!» Мы порешили, что он будет пропускать свои удары с задней черты, а затем бить удвоенное число раз с передней. Больная нога была помехой и в другом отношении. Ивану Петровичу было трудно нагибаться и поднимать с земли свои палки. Однако он долгое время протестовал, если ему по могали, и лишь затем, благодаря большому такту А. Д. Сперан ского, стал принимать от него эту помощь. Сначала он непремен но сам подходил к палке и соглашался лишь на то, чтобы ему ее подали. Затем по мере усталости примирился и с тем, что палки ему приносили.
Во время игры Иван Петрович непрерывно изводил нас, сво их противников, старался подорвать нашу уверенность в борьбе и победе. «Противника надо уничтожать всеми средствами», – говорил он. Он насмехался над нами, дразнил нас, делал язви тельные замечания при каждом неудачном ударе, пугал мрач ными предсказаниями, старался, чтобы у нас, как он выражался, «упал дух». Старикова же он только поощрял и ободрял, не обна руживая никакого огорчения даже при его промахах. А. Д. Спе ранский не обращал на насмешки никакого внимания и, сохра няя неизменное веселое настроение, во всем уступал в спорных положениях. Я же реагировал на нападки Ивана Петровича до вольно болезненно, часто вступал в пререкания. Сначала мне было трудно себя сдерживать, настолько сильно меня задевали его колкости. А затем я решил, что больше сдерживаться уже и не надо, так как все равно мы теперь надолго поссорились с 462 П. С. КУПАЛОВ Иваном Петровичем, и он не простит мне моего неуважения к нему.
К моему изумлению, как только кончилась игра, Иван Пет рович сразу же обратился ко мне с такой доброй улыбкой, с та кой лаской, которая исключала малейший намек на какоелибо неприязненное чувство. Наша словесная схватка была забыта, но она возобновлялась с прежней напряженностью при последу ющих состязаниях.
Закончилась игра в городки, и началась увлекательная бесе да: два мастера слова – Павлов и Сперанский – соревновались друг с другом. Мне оставалось только слушать, лишь изредка вступая в разговор.
А. Д. Сперанскому пришла в голову мысль прибить на двери той комнаты, где помещался И. П. Павлов, дощечку с шуточной надписью. Я взял на себя изготовление дощечки, а Сперанский написал карандашом сочиненный нами текст: «Здесь жил чем пион мира, академик Иван Павлов, президент Силламяжской городской академии, победоносно сражавшийся и на местном ипподроме. 5—7 июля 1924 года».
Силламяги – дача, где в течение последних десятков лет проводил свой летний отдых Иван Петрович, там процветала игра в городки. В Колтушах же во двор, где мы играли, выходи ла конюшня, куда, прерывая нашу игру, часто водили лошадей. Отсюда – ипподром. В последующем, в одну из наших поездок в Колтуши, К. М. Быков, поправляя выцветшую надпись, пере именовал ипподром в стадион. В таком виде и сохранилась эта историческая дощечка, в течение многих лет висевшая на двери комнаты, в которой остановился Иван Петрович при своем пер вом посещении Колтуш.
Проведя три дня на свежем воздухе, несколько раз искупав шись в озере, развлекшись и отдохнув, мы вернулись домой. Иван Петрович остался доволен своей поездкой. Колтуши ему понравились и сделались впоследствии местом его летнего отды ха. Уже в эту поездку Иван Петрович задавал вопрос, не устро ить ли здесь, в деревне, загородную лабораторию, что с помощью правительства вскоре и было осуществлено. А затем маленькая лаборатория превратилась в мощный институт по изучению высшей нервной деятельности животных.
<1956>
А. Л. ЧИЖЕВСКИЙ
О посещении И.П. Павловав 1926 год
Когда я вошел в дом – я понял, что это царство собак – со бачьи запахи и голоса доносились отовсюду… Я назвал себя, и обо мне доложили… Я вошел в кабинет Ивана Петровича. Сразу узнал его: хороший рост, поджарист, белая лопатой борода, вы сокий лоб, большая лысина, нос клювом, пронизывающие гла за – все приметы типично павловские. Он быстро, поюношески быстро, встал и, сделав шага три мне навстречу, протянул руку. Мы поздоровались… Я почувствовал его пожатие. Я подал ему письма от профессора А. В. Леонтовича 1.
«Садитесь», – сказал он мне и указал на стул сбоку. Я побла годарил и сел. Павлов стал читать письмо. Кабинет Ивана Петро вича Павлова был небольшим: два стола, шкаф с книгами и на стене – большой, писанный маслом портрет принца А. П. Оль денбургского в военном сюртуке с генераладъютантским аксель бантом с императорской короной сверху. Это в 1926мто году, в Ленинграде… Портрет был выразительный и привлек мое вни мание, Павлов поверх очков посмотрел на меня, ничего не ска зал. Я перестал смотреть на портрет.
Иван Петрович снял очки, положил их на стол и минуту ду мал.
«Рад был получить письмо от Александра Васильевича. Че ловек он милейший и талантливый. Да вот о себе он ничего не пишет. Как он живздоров?» – «Да здоров, много работает…» – ответил я. «Рад за него, очень рад. Когда вернетесь в Москву – передайте от меня поклон и скажите ему, что Павлов не разде ляет его работы у Дурова 2 . Никакой зоопсихологии не существу ет. Это все выдумки, это – несерьезно. До меня Сеченов, а те перь я более четверти века борюсь за истинную физиологию, без всякой психологии, а Леонтович, человек большого исследова тельского дара, работает у Дурова по зоопсихологии. Обидел 464 А. Л. ЧИЖЕВСКИЙ меня Александр Васильевич, весьма обидел. Так ему и скажи те».
Я увидел, что попал в неприятное положение, и хотел было начать рассказывать Ивану Петровичу, что привело нас, меня с А. В. Леонтовичем, к работе в зоопсихологической лаборатории, как Павлов снова заговорил: «По первой просьбе Александра Васильевича – отказ, категорический отказ. Это насчет поддер жания командировки известного вам ученого за границу. Нечего ездить по заграницам. Ученые, да еще талантливые – как пи шет Леонтович – нам, т.е. России, нужны. А вторую просьбу – показать мою лабораторию – выполню, и с удовольствием, сам вам все покажу и расскажу».
С необычайной живостью Иван Петрович встал и направился к двери, пригласив меня выйти первым. Я немного задержался и хотел уступить ему дорогу, но Павлов взял меня за локоть и подтолкнул. «Вы, молодой человек, наш гость и будете выходить и входить первым…»
Это было приказом, и я уже больше не задерживался у две рей. Начался обход всех основных лабораторий. Во всех лабора ториях на больших столах стояли деревянные станки, в стан ках – собаки, по большей части овчарки, но были и других пород. Всюду пахло псиной. Издалека доносился жалкий слабый вой, видимо из операционной, гдето скулил щенок. Иван Пет рович оказался любезнейшим и предупредительным хозяином, он, можно сказать, у каждой установки читал мне лекцию, и не только читал, но иногда проверял мои знания.
«Ах да, напомните мне, как это явление трактует Шерринг тон?» 3 – Услышав от меня верный ответ, Иван Петрович вос кликнул: «Совершенно верно! Но в этомто я с ним не согласен!.. Легко понять, почему правда на моей стороне. Вот взгляните на эту запись». – Табличка состояла из двух колонок: время в ми нутах и число капель слюны.
В следующей лаборатории ставился опыт, по поводу которо го Иван Петрович упомянул о Кенноне и поинтересовался моим знанием трудов его американского коллеги. Так как мой ответ понравился Ивану Петровичу, он сказал: «Вы биофизик, так вас рекомендует Леонтович, а так подробно знакомы с физиологи ческой литературой. Это хорошо, очень хорошо». – «Биофизик должен владеть не только физиологией в полном объеме, но еще и многим другим». – «Ну, это почти невозможно», – возразил в сердцах Павлов. «Приходится», – спокойно ответил я.
С особым удовольствием Иван Петрович показывал мне свое детище – «Башню молчания» и всю ее остроумную телемехани О посещении И. П. Павлова в 1926 году 465 ку. Двойная дверь (как в банковских сейфах) с тамбуром вела в изолированные от внешних звуков и света помещения для подо пытных животных – абсолютно темное и абсолютно тихое по мещение. Однако там могли раздаваться различные звуки и вспыхивать различные света, но только по воле эксперимента тора. Число же вытекающих из слюнной железы капель регули ровалось автоматически.
В одной из лабораторий Иван Петрович Павлов познакомил меня со своим верным помощником – профессором Купаловым.
В учении Ивана Петровича Павлова меня всегда поражали два явления. Необычайный примитивизм эксперимента и возмож ность именно с помощью этого примитивизма увидеть насквозь всю бездну человеческой психики и установить основные прин ципы ее работы. С одной стороны – такоето число капель слю ны за такоето число минут, а с другой – краеугольные камни физиологии высшей нервной деятельности. Аналог Павлову в физикохимии – Фарадей, обосновавший электродинамику с помощью кусочка железа, проволоки и магнита. Оба, конечно, – гении без всяких оговорок, проникшие в природу вещей с помо щью подетски наивных способов. В этом – их величие и бес смертие.
И вот сейчас этот знаменитый великан науки быстрыми ша гами обходит со мной лаборатории и любезнейшим образом рас сказывает о своих экспериментах. Тут – все его, это его дом, его идеи, его опыты, его людипомощники, тщательнейшим образом подсчитывающие число капель собачьей слюны, словом – вся его вотчина, его дело.
По тону лекции он не допускает, что в этом доме могут быть посторонние мысли, ибо здесь все сделано им, продумано им, все результаты – его. Властная рука хозяина – все всем. Помощ ники, с видными именами, – только его alter ego, не более.
И несмотря на этот монополизм, к Ивану Петровичу идут и работают с ним, однако некоторые не выдерживают его фельд маршальского жезла, сбегают… Его слово – свято, как приказ командира. И никаких возражений …– так сказал Иван Петро вич Павлов. Натура жесткая… Фарадей был мягкий, нежный, милый человек. Иван Петрович – эгоист: все во имя науки, хотя бы и во вред себе. Десятки лет он и его помощники считают кап ли слюны, идут споры, обсуждения, и не только в лаборатории, у Павлова на дому, на его «средах». Железная логика побежда ет все. Капли слюны и логика – вот два прибора, одухотворяю щие новый мир высшей нервной деятельности. Кто может тя гаться с Иваном Петровичем! Знамена физиологии всех стран 466 А. Л. ЧИЖЕВСКИЙ склонились к его ногам. На всех континентах земного шара зна ют имя Павлова, знают даже дети, знают его портрет – челове ка с белой бородой, хитрого и «умнейшего» русского мужика.
Но Павлов галантен, всегда одет поевропейски, предупреди телен, но неистов. Надо было видеть, как сверкают его глаза, когда я чегото не понял в его объяснениях.
«Это слишком просто, чтобы не понять!..» – строго сказал он и снова повторил свое объяснение опыта.
Я должен был согласиться с его трактовкой, железная логи ка руководила им, но иногда дело не только в логике. Суть ве щей имеет свою собственную логику. Иван Петрович этого и знать не хотел. Он принес науку в дар самому себе и считал, что различных точек зрения может не существовать. Сейчас важно было одно – число капель слюны, время, раздражители, реак ция. Все прочее – потом, об этом прочем сейчас – ни полслова, никаких фантазий, только – предельно четкий эксперимент и логика.
Наконец, осмотр лабораторий был окончен и мы вернулись в его кабинет, со стены смотрел принц Ольденбургский.
«Ну, как, – спросил он, – убедительно?» – Я был так пре исполнен впечатлений от всех грандиозных проблем, которые тут решались, что не знал, что говорить, и я откровенно признал ся: «Не спрашивайте, Иван Петрович, сейчас ничего. Я должен все увиденное переварить, передумать, обсудить сам с собой. Единственное, что я могу сказать, что я потрясен, и потому счи тайте, что я потерял дар речи».
Мы сидели и смотрели друг на друга: он со строгой улыбкой, я – пунцовый и растерянный. И вдруг я решился – будь что будет – скажу ему о Циолковском, и начал: «Разрешите, Иван Петрович, еще на пятьшесть минут воспользоваться вашей любезностью». – «Пожалуйста, слушаю вас…» – «Я из Калуги. Там живут мои родители, и я часто бываю там. Там же живет Константин Эдуардович Циолковский, и я имею от него поручение к вам».
Павлов нахмурил брови.
«Циолковский, припоминаю, он изобретатель в области воз духоплавания. Кажется, так? Подробностей не знаю. Так что же, он интересуется моими работами?» – «Да, очень, но мне страш но вам сказать о причине его интереса». – «Говорите…» – «Ви дите ли, Иван Петрович, сейчас техники и у нас, и на Западе заняты проблемой межпланетных перелетов с помощью огром ных ракет. Конечно, еще понадобится лет сорокпятьдесят для решения всех технических вопросов, но появились и физиоло О посещении И. П. Павлова в 1926 году 467 гические вопросы: как влияет на организм ускорение – ведь ракета должна будет развивать скорость от 11 до 16 км в секун ду, – и затем явление невесомости. Циолковский считает, что эти явления пора уже изучать, чтобы физиологи могли дать от вет: вредны ли человеку эти явления, тогда техника разрабо тает меры предупреждения. Циолковский просил меня узнать у вас, что вы об этом думаете…» – «Ровно ничего, – отрезал И. П. Павлов. – Не думал и не могу думать, ибо этими вопроса ми я не интересовался… Не очень ли спешит Циолковский с по летами на другие планеты?.. Хочется задать ему встречный воп рос: надо ли это человеку вообще? Не плохо ли ему живется на Земле, что он думает о небе. Допустим, что и я не доволен своей жизнью, но я не мечтаю улететь с Земли, ибо не жду в небе осо бых благ… Возможно, что это будет интересно, даже увлекатель но, но не обязательно. Надо, по моему разумению, стремиться к улучшению человеческих отношений на Земле. Вот что является первейшей задачей любого человека. А что мы видим? Наши политические деятели ставят широкие эксперименты, но пока что для меня их результаты неубедительны. Правда, прошло очень мало времени, для истории – это секунда, вот выто уви дите, что будет через четверть века… Но ясно лишь одно – им, нашим властителям, надо помогать, иначе у них ничего не вый дет, ровно ничего. Поэтомуто я категорически протестую про тив обезглавливания России: сейчас каждый ученый должен быть на своем посту и помогать им, большевикам. Иначе хаос, анархия, голод и мировая язва. Я – не большевик и не разде ляю их программы, что они задумали, помоему, слишком рано, еще человеческое общество не созрело для коммунизма… Но уж если на то пошло, если двести миллионов человеческих жизней втянуты в эту опасную игру, то разум требует одного – надо им помогать, надо искоренять межживотные отношения, которые выпирают наружу. Просветительская деятельность сейчас является обязательной для каждого русского интеллигента и особенно для каждого ученого. Я, несмотря на свой возраст, несу бремя науки – и не только для науки – но и для того, чтобы просла вить Россию, хотя бы и большевистскую, чтобы нас признали во всем мире, а не считали дикарями, поправшими все свойствен ное до сих пор человеку. Многие думают, что Павлова больше вики покупают, – не верьте этому. Павлов не продается, но Павлов пришел к логическому выводу – надо помогать больше викам во всем хорошем, что у них есть. А у них есть такие заме чательные вещи, которые и не снились там, за границей. Кто знает, может быть, это и есть “свет с Востока”, который предви 468 А. Л. ЧИЖЕВСКИЙ дели прошлые поколения. Все это дело рук русских людей, хотя среди них много иноверцев, евреев. Но это тонкая прослойка. В основании большевизма лежит потребность русского духа к со вершенству, к справедливости, к добру, к великой человечнос ти. Карл Маркс создал эту систему, но русский дух ее перевоп лотил посвоему. Маркс был еврей, но и Христос – тоже еврей, большевизм в своем конечном итоге многограннее и совершен нее христианства, но этого надо еще ждать – десятилетия, пол века, не меньше. Передайте, пожалуйста, Леонтовичу эту мою точку зрения, чтобы он понял, что я отказываю в его первой просьбе не из-за упрямства или другой причины, а из принци пиальных соображений. Прошу вас также понять меня и не счи тать, что я боюсь чегото, боюсь большевиков. Нет, в моем воз расте уже ничего не страшно, но я следую своим убеждениям – и только».
