Текст книги "И.П.Павлов PRO ET CONTRA"

Автор книги: авторов Коллектив

Соавторы: Иван Павлов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 61 страниц)

Я был потрясен речью Павлова: она не имела ничего общего с тем, что о нем говорили. Его политическое credo было неожи данным для меня – все его считали заядлым контрреволюцио нером, а он оказался чуть ли не коммунистом, – и, во всяком случае, несравненно дальновиднее многих, многих русских ин теллигентов, которые шипели на Октябрьскую революцию, са ботировали и показывали кукиш в кармане.

«Ну, а что касается вопросов вашего калужского знакомо го, – продолжал после небольшой паузы Иван Петрович, – на них никакого ответа дать не могу, ибо не знаю их сути. Если вам не трудно, прошу вас объяснить мне их».

«С большим удовольствием, – прервал я. – Циолковского волнуют две основные проблемы: как человек будет переносить чрезмерное ускорение при движении ракетного снаряда и явление невесомости. Как эти физические факторы будут действовать на физиологические функции человеческого организма, справится ли с ними человек или какие меры защиты следует изобрес ти, чтобы их нивелировать? Разрешите, Иван Петрович, дать предварительные сведения, необходимые для понимания всего последующего. Все тела на Земле обладают определенным весом. Если поверхность Земли не удерживала бы их, они упали бы к центру Земли с ускорением, равным 9,84 метров в секунду. Зна чение величин ускорения определяется силой тяготения и обозначается буквой g. Допустим, что ракетный снаряд Циолков ского поднимается вертикально с ускорением 9,84 метра в секун ду. Тогда наш вес удваивается, так как мы подвергаемся дей ствию силы, равной 2g. Одно g затрачивается на то, чтобы предохранять нас от падения, другое g идет на ускорение наше О посещении И. П. Павлова в 1926 году 469 го подъема. В ракете Циолковского, которая должна выйти за пределы земного тяготения, число g должно будет возрасти в не сколько раз. Как будет человек чувствовать себя в этих услови ях, никто точно не знает, и никаких экспериментов, кажется, никто не производил».

Иван Петрович положил ногу на ногу и слегка крякнул – то ли он нетерпения, то ли от досады, что даром тратит время на выслушивание неинтересных вещей.

Но я был безжалостен и продолжал далее.

«Второй вопрос – это явление невесомости. Как только сна ряд Циолковского прекратит полет с ускорением и начнет рав номерное движение, человек начнет испытывать явление неве сомости, то есть полную потерю в весе. Действительно, он совсем потеряет свой вес – он будет летать по воздуху, внутри космиче ского корабля во всех направлениях. Малейший толчок о какой либо предмет его отбросит в сторону. Какими физиологическими процессами будет сопровождаться явление невесомости – совер шенно неизвестно. Сможет ли человек выполнять свои обычные физиологические функции или не сможет – вот вопрос. Этот вопрос важен еще и потому, что если явления чрезмерного уско рения займут всегонавсего несколько секунд, то невесомость будет сопутствовать человеку дни, месяцы и годы его полета к другим планетам.

По первому вопросу известно, что военные авиаторы, во вре мя мировой войны совершавшие очень крутые развороты на значительных скоростях, ощущали кратковременное затемнение сознания. Допустимо, что кровь при таких ускорениях становится более тяжелой, и сердце не может ее подавать в полной мере до уровня мозга. Легко рассчитать, что нормальное кровяное давление молодого человека поддерживает столб крови высотой около 1,7—1,9 метра; при утяжелении крови в три раза сердце может подать кровь на высоту, равную только около 0,6 метра. Действительно, авиаторы при крутых разворотах на больших скоростях замечали значительное утяжеление рук и ног.

Но эти явления длились секунду или даже доли секунды. При космических полетах чрезмерные ускорения могут иметь дли тельность, равную нескольким секундам. Это может затруднить управление аппаратурой. Циолковский считает, что автомати ка здесь может сыграть важную роль, освободив человека на не сколько секунд от управления. Но остается нерешенным воп рос – не вызовет ли это кратковременное увеличение тяжести дальнейших и существенных патологических последействий в кровяном русле, органах и тканях. 470 А. Л. ЧИЖЕВСКИЙ

По вопросу о невесомости, пожалуй, ничего достойного вни мания неизвестно. Невесомость получена теоретически, и ее су ществование в космических кораблях доказано неопровержимо. Должен, однако, оговориться, что явление невесомости не свя зано с полем тяготения и может быть моделировано при падении тела вниз. Многие до сих пор допускают, будто бы вес тела при свободном полете в космическом пространстве зависит от его местонахождения от той или другой планеты. Это неверно».

На этом я кончил свою речь. Иван Петрович слушал внима тельно, не перебивая, лицо его выражало большую сосредоточен ность.

«Что я могу ответить на вопросы Циолковского или посове товать ему. Мне думается, что следует изобрести способы полу чения в земных или же в лабораторных условиях этих двух физических явлений, то есть создать модели чрезмерного уско рения и невесомости. Первое, мне думается, осуществить нетруд но при помощи огромной центробежной машины, подобной цен трифуге. Ведь в центрифугах ускоряется оседание частиц только за счет увеличения их веса. Следовательно, этот вопрос даже для техники сегодняшнего для не является чемто недоступным. А вот как получить невесомость в лабораторных условиях, сразу не сообразишь. Пусть подскажут физики. Поскольку, как вы го ворите, явление невесомости не зависит от поля тяготения, по стольку ее можно получить если не в лаборатории, то на самоле те, при специальных его виражах. Но на этом мои знания кончаются. А вот что касается до физиологических опытов, то сперва надо справиться с физическими задачами, а на это уйдет немало времени. Как физиолог я считал бы, что основное вни мание следует обратить на реакции тех органов, которые фик сируют изменение силы тяжести, например органы равновесия внутреннего уха» *.

После минуты размышлений он сказал: «Все, о чем вы гово рили, конечно, очень интересно и важно для науки. Не думай те, что мне как физиологу чужды другие интересы и увлечения. Ничуть не чужды. Но область, о которой мы говорили сегодня с вами, нова, и я предполагал, что она является пока что предме том фантастических романов, но я, оказывается, ошибся. Уже эта область вошла во владения науки. Если это так, то сегодняш нее поколение физиологов и врачей займется этими вопросами вплотную и затмит нас своими познаниями и открытиями. К это му мы все должны быть готовы».

* Исследования мирового пространства. М., 1959. С. 210—211. О посещении И. П. Павлова в 1926 году 471

Павлов встал. Это значило, что аудиенция окончена. Я вытя нулся перед ним в почтительной позе.

«Прошу вас, – сказал он, – передайте мой поклон Леонтови чу, а также и Циолковскому, хотя я не имею удовольствия его знать, но он вспомнил обо мне, и я благодарю его за внимание. Когда будете в следующий раз в Ленинграде, заходите как зна комый. Буду вам рад…»

Мы пожали друг другу руки, я удалился, стараясь максималь но осторожно, беззвучно закрыть за собою дверь. Опять собачий запах обдал меня. Служитель, повстречавшийся мне навстречу на лестнице, вел на поводке двух овчарок. Одна из них прихра мывала. Опыты. Опыты.

Я был возбужден, щеки горели, руки слегка были влажны. «Как лягушка», – подумал я. Яркое солнце светило над Ленин градом. Опять по пути попался памятник собаке. Я остановился и прочел надпись: «Пусть собака, помощник и друг человека с доисторических времен, приносится в жертву науке, но наше достоинство обязывает нас, чтобы это происходило непременно и всегда без ненужного мучительства. Иван Павлов». Надпись была справедлива. Я был вполне удовлетворен. Я говорил с гением.

* * *

Впоследствии мне довелось еще трижды встречаться с Иваном Петровичем Павловым и однажды даже вызвать неудовольствие, когда я предложил математическую обработку полученных им в опыте кривых. Мне казалось, что математическое выражение этих кривых позволит еще глубже проникнуть в существо воп роса. Но Павлов вознегодовал: «Какая там математика! При чем тут математика! Наша наука еще молоко сосет, а вы говорите о математике!»

Я не знал, куда мне деваться, хоть проваливайся сквозь зем лю. Однако я не так просто сдался. Я спокойно возразил Ивану Петровичу: «Ведь вы, Иван Петрович, сами недавно писали о том, что “придет время – пусть отдаленное – когда математи ческий анализ, опираясь на естественнонаучный, охватит вели чественными формулами уравнений все эти уравновешивания, включая в них наконец и самого себя”». – «Да ведь это отно сится к будущим поколениям. Я же писал “придет время”, а не теперь», – уже спокойнее сказал Иван Петрович. – «А если по степенно…» – «Нет, еще рано, – ответил он и широко улыбнул ся. – Еще рано, мы еще младенцы. Но принципиально я не 472 А. Л. ЧИЖЕВСКИЙ против математики, только вы, биофизики, весьма спешите Смотрите, чтобы не оказаться в смешном положении».

Я потупил взор, и Павлов подумал: я его убил. Я же думал как раз наоборот. Я уже ясно представлял себе, что может дать физиологу хорошее знакомство с математическим анализом. И тут же решил: ни одной работы без математики!

<1960>

К.М.БЫКОВ

Мои первые встречи сИ.П. Павловым

Почти 40 лет назад, окончив курс в Казанском университете, я был оставлен при физиологической лаборатории для приго товления к профессорскому званию. По обычаю того времени через год или два мне предстояла командировка за границу для знакомства с работой лабораторий в западных странах. Однако счастливая случайность изменила мой план аспирантской подго товки. У букиниста в Казани я купил и прочел книжку И .П .Пав лова под названием «Лекции о работе главных пищеваритель ных желез», вышедшую в свет в 1897 г. Я понял, что у нас в России живет и работает необычайно оригинальный исследова тель, открывший новые пути изучения деятельности животного организма. Тогда у меня появилось желание побывать в павлов ской лаборатории и познакомиться с нашим великим ученым, прежде чем поехать в Западную Европу. Из журнальной лите ратуры я знал, что Павлов ведет интенсивную работу и создает новую главу в физиологии, до сих пор неизвестную ученому миру. Мало того, мы, молодые работники, прислушивались осо бенно чутко к тем критическим статьям и разговорам о том, что Павлов ушел от физиологии и занимается бесплодным изучени ем психической деятельности. Эти разговоры усугубляли инте рес к необычайной и дерзкой попытке физиолога проникнуть в запретную область познания психического мира животных и человека. Я обратился с письмом к Ивану Петровичу, в котором просил разрешения приехать в Петербург в летние каникулы 1914 г., а во время зимних каникул посетить его лабораторию и договориться о предполагаемой летней работе. К своему удивле нию, через неделю я получил ответ, в котором Иван Петрович писал: «Я очень рад видеть Вас в моей лаборатории и предоста вить Вам возможность в ней работать и все знать и видеть, что у нас делается», и в заключение письма: «Готов сделать все, что 474 К. М. БЫКОВ для меня возможно в данное время, чтобы сделать пребывание в моей лаборатории Вам полезным и интересным». Это письмо буквально потрясло меня. Совершенно необычайным для того времени было такое товарищеское, дружеское отношение миро вого ученого к начинающему работнику

Я вскоре воспользовался предложением Ивана Петровича и, в январе 1914 г. получив командировку, приехал в Петербург и пошел в павловскую лабораторию. Не зная лично других физио логов, кроме своих весьма известных казанских учителей, я, как провинциал, не бывший до сих пор в столице, представлял себе, что встречу какого-то необыкновенного, может быть, несколько сурового, замкнутого ученого, перед которым я должен трепетать и которому я робко должен изложить свои пожелания. Но все произошло не так, как я предполагал

Ивану Петровичу, находившемуся в верхнем этаже, в своей лаборатории Института экспериментальной медицины, сообщи ли, что я пришел. Вскоре я увидел, как по лестнице сбегает ко мне седой, но чрезвычайно бодрый человек, называет меня по имени и отчеству (очевидно, он спросил, как меня зовут) и на чинает расспрашивать, как я доехал, как работают физиологи в Казани, а через 2—3 мин. говорит: «Пойдемте, я вам покажу, что у нас делается»

Павлов обладал необыкновенным даром излагать просто и ясно предмет, и через полчаса он ввел меня в ту работу, которая шла в лаборатории. Так как это было время зимних каникул, то я приехал только на две недели. Все это короткое время я нахо дился в каком-то необыкновенном состоянии, впитывая в себя впечатление творческой атмосферы павловской лаборатории, пребывание в которой было для меня настоящим научным праз дником. Яркое пламя научного энтузиазма, страстность в иска ниях самого Ивана Петровича, его необычайная исследователь ская напряженность и какаято особенная животворящая атмосфера всей лаборатории так на меня подействовали, что я находился в каком-то восторженном настроении

В то время в лаборатории разрабатывался вопрос о движении процессов возбуждения и торможения. При помощи маленько го органа – слюнной железы – можно было с часами в руках измерять и скорость, и направление движения этих удивитель ных процессов, текущих в бесчисленных нервных клетках коры мозга. Наблюдая удачный опыт, Иван Петрович говорил мне: «Считайте, Константин Михайлович, себя счастливым, так как первый видите замечательное явление, протекающее в мозговой коре». И это действительно были счастливые часы созерцания Мои первые встречи с И. П. Павловым 475 чудесных явлений природы, впервые обнаруженные в лаборато рии Павлова благодаря гениальному методу, созданному вели ким экспериментатором

После окончания опытов, ровно в 5 час. 30 мин. (Павлов ра ботал с точностью лучшего хронометра) мы вышли вместе из ла боратории и пошли по Лопухинской улице на Каменноостров ский проспект и здесь сели в трамвай. По пути Иван Петрович поинтересовался, где я остановился по приезде в Петербург. Я ответил, что поселился у своих знакомых на Спасской улице (ул .Красных курсантов). Проехав по Большому проспекту до угла Введенской улицы, мы оба вышли. Заметив, что я плохо ориентируюсь в большом городе, Иван Петрович проводил меня почти до самого дома, где я накануне остановился

Два раза в неделю мы ходили с Иваном Петровичем пешком из Института экспериментальной медицины на Аптекарском острове через Сампсониевский мост на Выборгскую сторону в Военномедицинскую академию. Словоохотливый, увлекающийся Павлов много рассказывал о своих работах и трудностях, о равнодушии общества к науке и о разъединении русских физио логов. В его горячих словах чувствовалось желание объединить русских ученых и поднять знамя отечественной науки, так как он верил в творческие способности русских людей и в мощь на шей страны

В работе Павлова поражали изящество и последовательность его планов, настойчивость и упорство в достижении намеченных задач. Павлов думал вслух, всегда делился со всеми своими уче никами предположениями и проектами новых опытов и, по выражению одного из наших физиологов, «не входил, а влетал в лабораторию», и это заражало всех участников его дела, рабо та шла бурными темпами и создавала возвышенную атмосферу подлинного научного коллектива, небывалого по своим разме рам

В советский период деятельности Павлова участники работ павловской лаборатории были поглощены и увлечены теми высо кими целями, которые стояли перед учителем. До И .П .Павло ва никому из ученых на протяжении многих веков не удавалось взять в руки факты, ощущаемые только поэтами и философами, раскрывающие деятельность головного мозга, удивительного аппарата, который материально обеспечивает все высшие про явления животного организма. Недаром в конце своего творче ского пути Павлов сказал: «Да, я рад, что вместе с Иваном Ми хайловичем и полком моих дорогих сотрудников мы приобрели для могучей власти физиологического исследования вместо по 476 К. М. БЫКОВ ловинчатого весь нераздельно животный организм. И это – це ликом наша русская неоспоримая заслуга в мировой науке, в общей человеческой мысли»

Так посчастливилось мне впервые иметь общее с великим ученым и великим патриотом нашей Родины, с которым в даль нейшем мне удалось проработать еще десять прекрасных лет, полных творческого воодушевления и увлечения, в поисках на учных истин в неизведанных еще областях

<1965>

У.X.ГЕНТ

Павловсая лаборатория Университета Джона Гопинса

11 октября 1922 г. я записал в своем дневнике: «Самый сча стливый медицинский день, который я пережил в Европе до это го времени, – день в лаборатории И. П. Павлова в Институте эк спериментальной медицины».

На стене моей лаборатории, павловской лаборатории в Уни верситете Джона Гопкинса, висит фотография, сделанная в 1922 г. и изображающая Быкова и Павлова, которые наблюдают за собакой в экспериментальной комнате Института на Лопухин ской улице, дом 12.

Когда я 9 июня 1922 г. прибыл в Россию, закончив только за 2 года до этого медицинскую школу, я хотел пробыть здесь че тыре месяца, но работа и сам Павлов задержали меня в Европе и в России на 7,5 лет.

Павлов был тот, кто впервые вселил в меня уверенность, что объективное изучение психической жизни возможно. Изза пута ницы, двусмыслицы и ложных философских теорий, которые характеризовали психиатрию, я потерял надежду серьезно зани маться в этой области. Но учение Павлова было тем ветром, кото рый наполнил паруса моего корабля надеждой. Этот ветер подул так сильно, что привел меня через бурные моря ложных фило софий и квакерства к пристани, где превалируют факты и науч ный метод порождает факт.

Когда я поехал в Россию, то совершенно не владел русским языком и даже русским алфавитом. Но здесь я выучил русский язык, чтобы читать произведения Павлова и работать с ним. И я перевел с помощью Фольборта, Спирова и Кеннона работу Пав лова «Двадцатилетний опыт объективного изучения высшей не рвной деятельности». В течение этих лет я также работал с Фоль бортом, Быковым, Сперанским, Фурсиковым и Купаловым и 478 У. Х. ГЕНТ близко сошелся с другими его учениками, в частности Орбели, Анохиным, Асратяном, Майоровым, Скипиным и многими дру гими.

После моего пребывания в СССР и работы с Павловым, с 1922 г. по август 1929 г., я вернулся в США с русской делегаци ей на Международный конгресс физиологов в Бостоне. Когда Павлов, прощаясь со мной в конце этого конгресса, сказал, по жимая мне руку: «Ну, др Гент, я предполагаю, что это навсег да, так как я вас больше никогда не увижу», – в моих глазах появились слезы.

Но мне посчастливилось встретиться с ним в Колтушах в 1933 г. и еще раз на Международном конгрессе физиологов в Ле нинграде и Москве в 1935 г.

Все мы, и знавшие Павлова лично, и познакомившиеся с ним через его печатные труды, одинаково высоко ценим Павлова и как ученого и как человека. В то время как личные воспомина ния о нем с годами сглаживаются, мы не можем забыть, что он никогда не шел против правды, что он боролся, чтобы дать ос новы для международной науки – науки, которая предназначе на для улучшения жизни человека.

Он пережил два правительства в России, прошел через самые большие испытания бедности, войны и революции, но всегда ставил честь и принцип выше личного благополучия. К счастью, он жил так, что получал все увеличивающиеся почести и вознаг раждения от своего правительства.

За границей знание его работ растет хотя медленно, но не уклонно, так что мы начинаем видеть, как исполнилось предска зание Герберта Уэллса: «Павлов – это звезда, которая освещает мир, проливает свет на еще неизведанные пути», и что «через сто лет его работы еще более будут цениться, чем при его жиз ни».

Русская земля породила Павлова – человека, равного кото рому еще не было.

У народа СССР имеется преимущество, что Павлов с ним жил и что он, этот народ, способствовал его работе, начиная от декре та Ленина о необходимости науки для новой культуры. Весь мир обязан исключительному гению Павлова.

<1965>

Н. А. КРЫШОВА Иван Петрович в нервной клинике

Осенью 1933 г. я была приглашена работать в нервную кли нику Всесоюзного института экспериментальной медицины, где И. П. Павлов вместе с группой сотрудников занимался изучени ем патологии высшей нервной деятельности человека. На одно из клинических «сред» (в сентябре 1933 г.) я была представлена Ивану Петровичу как новый сотрудник. К подбору сотрудников для работы в нервной клинике он относился с особым внимани ем и тщательностью; я это почувствовала при первой же наше встрече и беседе. Мне было известно, что Ивану Петровичу 84 года, но его юношеская живость, жизнерадостность и привет ливое обращение поразили меня. В разговоре с сотрудниками он настойчиво призывал всех работать дружно, сообща, с сознани ем чувства ответственности.

Твердый порядок проведения клинических «сред», введен ный И. П. Павловым, при котором соблюдался точный регламент времени, где каждому было отведено и свое определенное место в комнате, убедили меня в том, что Иван Петрович очень ценит свое время и время своих сотрудников.

Годы, которые мне довелось работать в клинике с И. П. Пав ловым, оставили в моей памяти неизгладимое впечатление от этого замечательного человека, обладавшего исключительно памятью и такого внимательного к своим сотрудникам и боль ным клиники. Правда, иногда он говорил, что в последние годы отмечает у себя признаки старения, ослабления памяти и вни мания.

Меня удивляла огромная подвижность ума И. П. Павлова, его способность быстро переключаться при исследовании от одного вопроса к другим. Он мог остановиться на фразе, прервать ход своей мысли и совсем прекратить свою речь, если наступило время закрыть заседание. Но эта же мысль Ивана Петровича 480 Н. А. КРЫШОВА развивалась им в начале следующего заседания через неделю, как будто бы она и не прерывалась.

Мне хотелось бы здесь подчеркнуть большую требователь ность И. П. Павлова к своим сотрудникам и строжайшую дис циплину, которую он прививал всем нам.

Я заметила, что его очень раздражали многословные, не кон кретные выступления некоторых врачей, предположения, не подкрепленные наблюдениями и фактами; тогда он сердился, обрывал говорившего, бывал иногда невежлив. Павлов полагал, что такие слова, как «я думаю, я предполагаю», показывают лишь склонность человека рассуждать вообще, отвлекаясь от действительности, и он не любил выслушивать несерьезные речи, а предпочитал узнавать продуманные и аргументирован ные обобщения сотрудников, которые бы опирались на наблю дения и анализ хода лечения больных. Нас удивляло, что наря ду с такой требовательностью и жесткостью во всем, что имело отношение к работе в клинике, у Ивана Петровича всегда про являлось чуткое и внимательное отношение к сотрудникам. Наша клиника помещалась в доме № 4 на 15й линии Василь евского острова, около Невы, а Иван Петрович обычно после за нятий в клинике отправлялся к себе домой, на 7ю линию. По кидая клинику, Иван Петрович подходил к ожидавшему его автомобилю «Линкольн» и весело кричал нам: «Дамы, дамы, садитесь, пожалуйста!» – и усаживал нескольких женщин. «А как же вы, Иван Петрович?» – спрашивали мы его. Но он уже быстро удалялся по направлению к Неве, слегка прихрамывая, опираясь на свою палку.

Для меня остались незабываемыми беседы И. П. Павлова с больными: он вдумчиво и деликатно расспрашивал их о здоровье, симптомах болезни, о профессии, семье, условиях быта, интере совался, нравится ли им в клинике, как они относятся к врачам, не имеют ли жалоб. Сведения, которые он получал в результате задушевной беседы, цепко удерживались в его памяти и помога ли Ивану Петровичу оригинально, посвоему анализировать причины заболевания пациента, намечать соответственное лечение.

Пытливость и сосредоточенность мысли Ивана Петровича, его доброта и сердечность помогали ему легко устанавливать контакт с больным, замечать некоторые особенности его психики, кото рые могли бы иногда быть не замеченными более опытными врачами. Повидимому, сама новизна исследований больных в клинике физиологами, ласковое и чуткое отношение И. П. Пав лова к больным, да и весь его облик, манера речи, добродушие и Иван Петрович в нервной клинике 481 живость – все это располагало больных к откровенному разго вору с академиком, заражавшим своим оптимизмом и больных, и врачей.

Иван Петрович стремился применить последние научные до стижения для лечения больных, он был убежден в том, что со трудничество физиологов и невропатологов будет плодотворным для решения важных проблем патологии нервной деятельности. Большой интерес Иван Петрович проявлял к изучению у различ ных больных характера смены сна и бодрствования: он совето вал врачам применять различные приемы для того, чтобы упо рядочить сон больных.

Следует сказать о том высоком чувстве ответственности перед больными, которое было присуще Павлову. Это находило свое отражение и в строгом контроле за действием того или иного лекарства, и в периодических опросах больных об их субъектив ных ощущениях по ходу лечения, и в той осторожности, с кото рой он давал советы лечащим врачам.

Я хорошо помню, как однажды перед началом заседания в клинике И. П. Павлов обратился к нам со следующими словами: «Ктото из вас прислал мне вчера приехавшего из провинции больного, сопровождаемого матерью. Мать не знает, может ли она держать его дома. Я расспросил больного и дал совет мате ри, что дома он будет в лучших условиях, чем в психиатриче ской больнице. Они ушли, а я не спал всю ночь. Может быть, совет мой неправильный, я все же не психиатр. Они – приез жие – остановились в гостинице, а поезд у них идет днем. Сей час же поезжайте, еще раз как специалисты оцените ситуацию и дайте ответственный совет».

В этом эпизоде вскрывается глубочайшее чувство долга и от ветственности, которое было у Ивана Петровича перед больным и его семьей.

Тревога за будущее больного, сомнения в правильности свое го совета лишили его сна!

Образ Ивана Петровича Павлова, его жизнерадостность, эн тузиазм и те замечательные горизонты науки, которые он от крыл для нас, останутся навсегда в сознании тех, кто имел сча стье работать и встречаться с ним.

<1965>