Текст книги "И.П.Павлов PRO ET CONTRA"
Автор книги: авторов Коллектив
Соавторы: Иван Павлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 61 страниц)
На протяжении многих лет, в течение которых Иван Петро вич занимался разработкой вопросов пищеварения, он бился над тем, чтобы выработать методику, выяснить наилучшие условия работы, изучить и проанализировать каждую мелочь. Прежде всего он остановился на вопросе, как раздражители вызывают работу пищеварительных желез. В этом отношении не сущест вовало единого мнения. Существовала точка зрения, согласно которой работа пищеварительных желез рассматривалась как ре зультат деятельности нервной системы, как рефлекторная дея тельность, и другая точка зрения, сводившая все на химические явления: считалось, что продукты, возникающие в пищевари тельном канале при попадании туда пищевого материала, или продукты, имеющиеся в этом материале в готовом виде, всасы ваются организмом, с кровью переносятся к железам и их раз дражают, т.е. шла борьба мнений по поводу нервного и гумораль ного механизмов.
Иван Петрович пытался разобраться в этих двух течениях и найти механизм, который является господствующим. Был пери од, когда Иван Петрович, увлеченный первыми результатами своих исследований, в которых он доказал бесспорное влияние нервной системы на пищеварение, стал на точку зрения отрица ния гуморального фактора. Но по мере накопления новых фак тов он эту точку зрения изменил.
Весь фактический материал, который на протяжении десят ка с лишним лет был собран, привел к заключению, что работа поджелудочной железы представляет синтез нервного и гумо рального механизмов. Ивану Петровичу удалось провести тща тельный анализ работы всех желез пищеварительного тракта, и в его данных выявилась чрезвычайно интересная подробность, которая сейчас подчеркнута нами и ставится уже как новая спе циальная проблема. Обращает на себя внимание то обстоятель ство, что слюнные железы работают в нормальных условиях ис ключительно под влиянием нервного механизма, а гуморальный как бы отсутствует. Только при перерезке нервов постепенно вы является роль гуморальных факторов.
Железы нижележащие по мере удаления от ротовой полости постепенно теряют нервную регуляцию и все больше подпадают под влияние химических и других местнодействующих раздра жителей.
Дальнейший анализ позволяет сделать заключение, что эта картина является постепенно развившейся и представляет собой результат двух этапов развития: химический механизм является механизмом более древним, нервный же представляет над стройку. Это заключение может быть сделано на основании фак тического материала, представленного лабораторией Ивана Петровича. Оно составляет такую важную и плодотворную про блему, что может занять десятки лабораторий в смысле провер ки правильности этих положений путем изучения эволюции деятельности желез и тех механизмов, которые ею управляют.
На моих глазах в лаборатории разыгралась очень интересная история. Вначале под давлением фактов, свидетельствующих о том, что пищевые раздражители являются толчком для деятель ности пищеварительных желез, у Ивана Петровича создалось впечатление, что ни при каких иных условиях железы не рабо тают, только пищевые раздражители дают толчок к их работе. Однако во многих случаях ему приходилось наталкиваться на то обстоятельство, что у собаки та или иная железа дает секрецию произвольно. Очень скоро факт нашел объяснение. Еще в 50х гг. прошлого столетия в литературе было указание, что железы могут работать под влиянием одного только вида и запаха пищи. Эти указания были хорошо формулированы канадским физио логом Бомоном и вошли как определенное положение в науку. Против этого положения спорил учитель Ивана Петровича – Гейденгайн, который отрицал эту возможность потому, что боль шинство пищеварительных желез стоит, как казалось Гейден гайну, вне контроля нервной системы. Ивану Петровичу удалось показать факт нервного контроля и доказать, что все железы могут начинать свою деятельность и без того, чтобы пищевой раздражитель попал непосредственно в пищеварительный ка нал. Иван Петрович назвал это «психической секрецией». Он научился создавать в лаборатории такую атмосферу, при кото рой этот психический момент учитывался и исключался, и тог да оказалось, что железы работают при условиях пищевого раз дражения. Этот «психический момент» сыграл очень большую роль во всей дальнейшей деятельности Ивана Петровича, роль, с одной стороны, отрицательную, с другой – положительную. Отрицательная сторона «психического момента» заключалось в том, что при оценке наблюдаемых фактов Иван Петрович стал все случаи неожиданного проявления деятельности желез объяс нять вмешательством агентов, вызывающих у животных «вос поминание» о еде.
Но вот в 900х гг., примерно в 1902 г., в лаборатории появляется новый сотрудник – доктор В. Н. Болдырев. Однажды он принес протокол опыта: в течение дня животное не кормили, а между тем поджелудочная железа правильно периодически по казывала секреторную деятельность. Тогда Болдырев берет со баку с фистулой двенадцатиперстной кишки и через каждые 1,5—2 часа наблюдает вытекание смеси желчи и поджелудочного сока, наблюдает правильное чередование покоя и работы желез. Когда с этими фактами он снова пришел к Ивану Петровичу, то произошла чрезвычайно бурная сцена: было сказано, что доктор не умеет работать, не умеет наблюдать, не умеет держать себя в лаборатории, что он, очевидно, или имел при себе пищу, или от него пахло пищей, или он делает ненужные движения и т.д., и предложено Болдыреву оставить его вместе со своими протоко лами. Но сотрудник оказался неподатливым человеком, он взял еще собаку, сидел по 10—12 часов и увидел, что и поджелудоч ная железа, и печень, и кишечные железы дают этот периоди ческий выход соков. Придя в лабораторию, он полоскал рот, надевал чистый халат и т.д., но все равно соки отделялись. Тог да он опять идет к Ивану Петровичу. Упорство Ивана Петрови ча столкнулось с упорством Болдырева. Болдырев решил за браться в лабораторию на 25—26 часов безвыходно. Голодный сидел он неподвижно над животным и вел протоколирование. Наконец, Иван Петрович сам пришел, просидел несколько опы тов от начала до конца и убедился в правильности этого факта.
Тогда весь этот материал был тщательно разработан и послу жил темой для диссертационной работы. С тех пор мы считаем твердо установленным, что наряду с пищеварительной работой существует периодическая работа пищеварительного канала, которая охватывает целый ряд желез и весь двигательный его аппарат. В настоящее время этот факт подтвержден и признан во всем мире.
Периодическая деятельность привлекает сейчас внимание очень многих исследователей и дает нам основание думать, что в ней мы найдем ключ для объяснения процесса эволюции фун кций всего пищеварительного тракта. Тут «психическая секре ция» помешала Ивану Петровичу увидеть те факты, которые действительно имели место. Но она же послужила поводом и средством для разработки нового отдела знания, и в этом поло жительная сторона ее влияния на творчество Ивана Петровича.
Исходя из наблюдений над тем, что железы могут начать ра боту под влиянием вида и запаха пищи и т.д., Иван Петрович построил свою теорию условных рефлексов. Когда я был студен том II курса, Иван Петрович еще говорил, что этот случай рабо ты желез есть дело психологии, что секреции под влиянием пси хических моментов представляют совсем особые случаи, что существенную роль играет «желание есть» и «представление о еде», что эти случаи надо резко отличать от случаев рефлектор ной работы. Я помню те живые беседы, которые протекали в нашей аудитории. Слушатели часто спрашивали: а нельзя ли и этот случай объяснить как рефлекс, только с другого органа чувств. Иван Петрович приводил тогда целый ряд фактов, кото рые как будто бы противоречили такому объяснению и застав ляли отнести «психическую деятельность» к особой группе фак тов. Это было в 1900—1901 гг.
Затем в ближайшие годы я узнал, что наши беседы происхо дили в тот период, когда он сам переживал определенную пере стройку и стремился выбраться из рамок психологии на путь чистого физиологического исследования. Как раз в 1901 г. Иван Петрович начал со своим сотрудником И. Ф. Толочиновым раз работку учения о «психическом» отделении слюнных желез. В промежуток времени с 1901 по 1903 г. он собрал ряд фактов, которые позволили ему выступить на Международном съезде врачей в Мадриде со смелым докладом «Экспериментальная психология и психопатология на животных». Он утверждал, что можно изучать все акты высшей нервной деятельности объектив но, пользуясь в качестве показателя психических состояний работой слюнной железы. Он держался тогда психической но менклатуры. Но с 1903 г., изгнав из своей лаборатории все во просы пищеварения, он целиком сконцентрировал свое внимание на изучении этой объективной психологии и стал на точку зрения, что психологическая трактовка и попытка обозначать яв ления психологическими терминами мешают делу. Работа эта была прервана русскояпонской войной на полтора года, а в 1905 г. полностью возобновилась. Иван Петрович отказался от психологической трактовки и номенклатуры, он стал рассмат ривать эти явления как рефлексы, но «рефлексы условные». Он так их назвал отчасти потому, что для их возникновения требо вались особые условия, отчасти же потому, что само причисление их к рефлексам носило для него тогда условный характер. Ему удалось дать правильное объяснение механизма их возник новения и, таким образом, обеспечить себе возможность искусственной выработки этих рефлексов и концентрации своих мыс лей на тридцать с лишним лет над этим предметом.
Эти моменты представляют большой интерес, потому что мы видим, как человек начал с психологических представлений, сделал попытку построения «психологии» на основе изучения работы слюнных желез, затем перешел на чисто физиологиче скую трактовку явлений. За тридцать лет детальной разработки этих вопросов он собрал огромный материал и получил возмож ность говорить о том, что им подведена естественнонаучная база под психологию, что он собрал научный фактический, физиоло гический материал, который дает возможность «всю субъектив ную жизнь человека уложить на канву» этих физиологических данных. Это очень важно, что он сумел на тридцатилетний пе риод изгнать, отстранить всякие ссылки на психологию и сконцентрировать свое внимание на тех сторонах дела, которые должны были обеспечить успех работы, с тем чтобы потом снова вернуться к психологии и установить законную связь ее с физио логией.
В этом отношении бросалась в глаза большая разница между ним и теми лицами, которые около него стояли. В оценке его работы было сделано много ошибок. Одним казалось, что мы имеем дело с отрицанием существования психического мира у человека, другим – что это есть подмена психологических терминов физиологическими, третьим – что это просто самоуб лажение человека, который не дает себе отчета в полученных результатах. А между тем мы видим сейчас, как эти данные пере носятся в психиатрические клиники, как некоторые психопати ческие состояния трактуются с точки зрения условных рефлек сов. Мы знаем, что Иван Петрович собрал богатейший материал клинических наблюдений, чем и обеспечил нам возможность на основе лабораторного эксперимента анализировать ряд психиче ских заболеваний. Этим он внес новую струю в психиатрическую клинику.
Сам он проявил максимум осторожности в этом деле, и нуж но призвать всех его последователей к тому, чтобы этот момент переноса на человека результатов изучения нервной системы со баки они проводили, вооружась той осторожностью, которую показал он. До 1918 г. Павлов оставил в стороне вопросы психи атрии. Однако на протяжении десяти лет он регулярно посещал психиатрическую клинику, занимался в одиночку и только пос ле этого позволил себе выступить с публичным докладом в Пси хиатрическом обществе на тему «Психиатрия как пособница физиологии». Физиологию он обогатил материалом, полученным при наблюдении над человеческим мозгом, а психиатрию обога тил данными по физиологии мозга, полученными в тщательном эксперименте на животных.
Работая над изучением пищеварительных желез, Иван Пет рович разработал целый ряд оперативных приемов. При этих хирургических операциях он натолкнулся на побочные явле ния – на болезненные симптомы, которые возникали у живот ных под влиянием той или иной операции. Эти факты легли в основу его представлений о трофической роли нервной системы. Занимаясь изучением иннервации сердца, Иван Петрович при шел к убеждению, что усиливающую иннервацию сердца нуж но рассматривать как трофическую, управляющую питанием мышцы сердца. Занимаясь вопросом, как железа восстанавли вает свои запасы после проделанной ею работы, он должен был заняться изучением роли нервов в процессе восстановления фун кции слюнных и других желез. Все эти наблюдения выросли в большой вопрос о трофических нервах, и в своем докладе «О трофической иннервации» Иван Петрович заявил, что наряду с нервами, вызывающими функцию органов, нужно допустить существование трофических нервов, регулирующих питание тканей. Со стороны многих это выступление вызвало отпор, но, однако, большинство клинических деятелей отнеслось к этому вопросу весьма сочувственно. Клиника дает большой материал, подтверждающий необходимость признания трофической иннер вации.
Выделившись из лаборатории Ивана Петровича, я собрал во круг себя группу сотрудников, которые доказали влияние симпа тической нервной системы на скелетную мышцу, органы чувств и на центральную нервную систему. Это учение выросло из мыс лей, высказанных Иваном Петровичем. Нам удалось доказать, что не только вызов функций, но и регулирование обмена и фун кциональных свойств является характерной особенностью не рвной системы, что регулирующие влияния протекают по осо бым нервам независимо от нервов, вызывающих работу органов. Наряду с этим из лаборатории Ивана Петровича выросла и дру гая школа – школа профессора А. Д. Сперанского, которая пред ставила богатейший материал, свидетельствующий, что в воз никновении целого ряда болезненных процессов существенную роль играет нервная система.
Таким образом, мы видим, что и тут те данные, которые Иван Петрович собрал в 80х гг., которые тогда еще заставили его скло ниться к признанию трофической иннервации, оказались пра вильными. В лице Ивана Петровича мы имели исследователя, который умел не только наблюдать, не только оценивать факты, не только перестраивать свое мировоззрение, но мы имели так же человека, который высказывал соображения, предсказыва ющие ход науки на много десятков лет вперед.
Эта способность видеть вперед, предвидеть является после дней характерной чертой Ивана Петровича, на которую я хотел обратить ваше внимание. В лице Ивана Петровича мы потеряли научного работника исключительно мощного, исключительно сильного, исключительно строгого, исключительно чуткого, чрезвычайно крупную, цельную фигуру, в которой научная и общественная сторона были в высшей степени гармонически слажены. Это был человек, проживший 86 лет жизни с исклю чительной красотой и пользой. Вот основные характерные черты этого великого человека: скромность, настойчивость, последова тельность, требовательность, свобода догматизма, честность – это те черты, которые явились действительными источниками его исключительных успехов. Он оказал влияние на миллионы людей. Ведь, бесспорно, сейчас условные рефлексы занимают внимание миллионов, о них знают и говорят даже далекие от науки люди.
Перед нами сейчас стоит серьезный вопрос – что будет с на учным наследием Павлова. За несколько дней до смерти Иван Петрович успел написать короткую заметку для комсомольской газеты, в которой он обращался к молодежи с призывом оправ дать упования родины. В этой короткой заметке он дал заветы и научным работникам, и я позволил себе в надгробной речи на кладбище от имени всей нашей Академии и от имени всех фи зиологов нашего Союза дать ему обещание в том, что эти заветы явятся руководящими для всех нас в нашей будущей научной деятельности.
<1936>
Я. Я. TEH-KATE
Работа И.П. Павлова и встречи с ним
По окончании университета, пробыв 2 года за границей, в 1914 г. я вернулся в Петербург, где и обосновался. Практическая деятельность врача меня мало привлекала, и я с первых же шагов моей медицинской «карьеры» начал присматриваться, где бы и у кого начать научную работу.
Выбор пал на лабораторию И. П. Павлова. Откровенно гово ря, это произошло совершенно случайно, но эта случайность впо следствии имела для всей моей жизни решающее значение. Здесь, я думаю, будет небезынтересно рассказать о моем перво визите к Ивану Петровичу.
В лаборатории Института экспериментальной медицины на Лопухинской Иван Петрович встретил меня очень любезно, обра тившись ко мне со словами: «Ну, милостивый государь, что же вы, собственно, от меня хотите?» Я высказал мое желание рабо тать по пищеварению, но Павлов к выбору моей темы отнесся отрицательно, заявив, что его в данный момент интересуют ис ключительно условные рефлексы; если это меня интересует, то я могу начинать у него работать хоть сейчас. Этим закончилось мое первое знакомство с Иваном Петровичем. Обдумав его предложение, я переменил мое намерение, решив попробовать поработать с условными рефлексами.
В это время у Павлова работало очень мало постоянных со трудников, так как большинство из них было призвано на вой ну или исполняло врачебные обязанности в лазаретах, а поэтому бывало в лаборатории только урывками. Как мне показалось, Иван Петрович был очень доволен моим решением начать рабо ту в его лаборатории, особенно ввиду того, что я, как иностра нец, был освобожден от всяких воинских обязанностей.
Каждое утро Павлов регулярно приходил в Институт экспе риментальной медицины, а днем шел в Военномедицинскую Работа у И. П. Павлова и встречи с ним 385 академию, и эта аккуратность, доходящая до педантизма, меня всегда поражала. Его живейший интерес, проявляемый к теку щим работам, удивлял меня своим постоянством. Когда он захо дил ко мне во время опытов, то проявлял много внимания, входя в мельчайшие подробности, высказывал свое мнение, различные предположения и строил целую теорию. Но мысли Ивана Петро вича в этот период кроме любимой им науки были заняты также другим важным событие м– войной. Он был великим патрио том, в лучшем смысле этого слова, и поэтому каждое поражение или успех русских волновали его до глубины души. Его интерес к вестям с фронта был так велик, что каждый сотрудник старался сообщать ему все сенсационные новости с фронта, полученные частным образом. При этом особенно замечательно было то, что он реагировал на все со свойственной ему страстностью, иногда разражаясь ругательствами по адресу немцев или русских, смот ря по обстоятельствам.
Получив определенную тему, я начал работу. Как я уже ука зал выше, в это время все три лаборатории Ивана Петровича (в Институте экспериментальной медицины, Военномедицинской академии и Академии наук) работали по условным рефлексам, которыми он так глубоко интересовался. Его ежедневные посе щения сотрудников и интерес, проявляемый к каждому в отдель ности, были колоссальным стимулом в работе. Он входил во все подробности и радовался каждому удачному опыту; если же опы ты не удавались, то на него это действовало угнетающе.
Как я уже заметил, посещения Павловым сотрудников были стимулом к работе, и я бы сказал больше – это были уроки любовного, внимательного отношения к науке, которым был про никнут Иван Петрович, а его сотрудники и ученики заражались его живым энтузиазмом. Каждое его посещение вносило всегда какоето движение, заставляло больше и глубже думать о рабо те, а его возможные предположения и теории заставляли интен сивно работать мысль.
Отношение Павлова к сотрудникам и ученикам было таково, что каждый в его лаборатории чувствовал себя как «дома» – лучшей характеристики не придумать. Бывало нередко, что Иван Петрович вспылит на кого-нибудь со всей горячностью своей молодой натуры, но его гнев никогда не был продолжитель ным. Очень часто после такой вспышки он как бы невзначай за ходил к обиженному, узнавал об опыте, о собаке, ничем не на поминая о случившемся.
Интересно отметить, что, несмотря на все же довольно зна чительное количество сотрудников в трех лабораториях, все ра 386 Я. Я. ТЕНКАТЕ боты, за редким исключением, производились по идеям Павло ва, и нужно сказать откровенно, что он не любил, если ктони будь из сотрудников высказывал свои собственные идеи, к кото рым он, как правило, относился скептически. Сотрудники, сами того не замечая, беспрекословно выполняли его волю, и он действительно талантливо направлял их работу и руководил всеми сложными вопросами, возникающими у того или другого из его учеников. Он был гениальным учителем и руководителем. Но благодаря именно его гениальности и тому, что он сам все глу боко продумывал, его сотрудники как бы лишались самостоя тельности. Это происходило, конечно, совершенно непроизволь но, без малейшего давления со стороны Ивана Петровича.
Вначале я не решался высказывать Павлову свои собственные соображения, боясь вызвать с его стороны отрицательное отно шение, но впоследствии, изучив хорошо его характер, я мог без риска найти подходящий момент, чтобы заговорить о моих соб ственных предположениях и догадках и высказать сложившееся у меня собственное мнение, с которым он часто соглашался.
Эта система беспрекословного подчинения сотрудников воле Ивана Петровича, по моему мнению, имела один недостаток – она лишала учеников возможности проявления индивидуально сти. Но, с другой стороны, она имела свое преимущество, а имен но: благодаря только этой системе Ивану Петровичу удалось при вить такую любовь к науке, такой энтузиазм, как будто бы частица его самого входила в его учеников. Он был примером для всех, сам он совершенно уходил в науку; можно с уверенностью сказать, что его жизнью была лаборатория.
Характерно для Павлова было то, что каждый новый факт в исследовании вызывал в нем взрыв энтузиазма, и он, как юно ша, страстно увлекался каждым новым открытием. Но зате наступало охлаждение, и тогда он со свойственной ему прямоли нейностью начинал критиковать; случалось иногда так, что от вчерашнего увлечения не оставалось камня на камне. Таким был Иван Петрович, которого мы все так хорошо знали.
В 1921 г., когда я с другими голландцами покидал Советскую Россию, Иван Петрович советовал мне не теряя времени заняться научной работой у какого-нибудь известного физиолога за гра ницей. Он по своей инициативе дал мне письма к голландски физиологам проф. Цваардемакеру и Эйнтховену, с которыми был лично знаком. По прибытии в Голландию я не замедлил доста вить письма по назначению. Интерес, проявленный со стороны голландских ученых к письмам Ивана Петровича, был ко лоссальным. Здесь все думали, что Ивана Петровича Павлова Работа у И. П. Павлова и встречи с ним 387 уже нет в живых и даже во многих газетах появились некроло ги по поводу предполагаемой его смерти. Меня засыпали вопро сами о Павлове. Все интересовались его работами, здоровьем и личной жизнью.
На ближайшем общеголландском физиологическом собрании письма И. П. Павлова были прочитаны в переводе и для большей убедительности подлинники проецировались на экране.
После этого собрания в печати появились опровержения о смерти Ивана Петровича Павлова.
После отъезда из Петрограда я был некоторое время в пере писке с Иваном Петровичем, но постепенно с годами связь по рвалась, пока я в 1926 г. на конгрессе в Стокгольме не встретился с ним снова. Мы встретились так, что казалось, будто мы и не расставались, такой простой и естественный подход был у него к людям.
Несмотря на громадную популярность Павлова среди делега тов конгресса, которые в буквальном смысле осаждали его, мне посчастливилось несколько раз побеседовать с ним наедине. Иван Петрович много рассказывал о своих работах, о жизни лаборатории, что меня, конечно, глубоко интересовало. Он расспрашивал меня о положении физиологии в Голландии, ее направлении и жизненности. Он тронул меня своим внимание к моим физиологическим работам и интересовался моими пла нами, так как в это время я окончательно порвал с медициной и занялся исключительно физиологией.
Во время Стокгольмского конгресса со мной случилась не приятная история: я попал под автомобиль и получил довольно сильные ранения головы. На другой день, когда я встретился с Иваном Петровичем, после того как мне наложили швы на го лове, он вместо того чтобы спросить меня, как я себя чувствую, довольно сердитым тоном начал: «Ну, милостивый государь, не ожидал от вас такой выходки; столько времени живете за грани цей и от русского разгильдяйства еще не oтделались». На дру гой день, не повидавшись с Павловым, я уехал в Амстердам.
Через шесть лет, в 1932 г., я поехал на Физиологический кон гресс в Рим. Первая встреча делегатов происходила в Остии – в окрестностях Рима. Из списка членов конгресса я узнал, что Иван Петрович будет в Риме, и с нетерпением ожидал встречи с ним. Несмотря на то что со времени Стокгольмского конгресса прошло шесть лет, Иван Петрович моментально меня узнал, и мы во время осмотра раскопок Остии оживленно беседовали на различные темы. Затем все разместились на развалинах старого амфитеатра, чтобы выслушать приветственную речь одного из 388 Я. Я. ТЕНКАТЕ организаторов конгресса. Мы думали для удобства Ивана Петро вича предложить ему сесть в первых рядах амфитеатра, но он запротестовал и высказал желание пойти на самый верх, чтобы иметь возможность как можно лучше видеть развалины старого города. Продолжительная прогулка, видимо, очень утомила его, и на вопрос Всеволода Ивановича, не устал ли он и не хочет ли отдохнуть, Иван Петрович с раздражением ответил: «Ах, что ты там отдохнуть, да отдохнуть, я совсем не устал, а вот жара здесь невыносимая и пить не дают».
Когда мы наконец взобрались на верх амфитеатра, Павлов выронил из рук шляпу, которую моя жена хотела поднять, но он с такой быстротой и легкостью подхватил свою шляпу, что все мы были положительно поражены. Интересно отметить, что его как будто раздражало желание помочь ему как старому че ловеку, ведь мы все хорошо знаем, что Иван Петрович не хотел стариться, не хотел поддаваться старческой слабости и все его существо было проникнуто протестом против естественного от живания организма. Он считал глубокой несправедливостью природы, которая каждую весну одевает деревья новой листвой, совершенно не заботясь о возобновлении сил человеческих. Ве чер, проведенный в Остии, на развалинах старого амфитеатра, надолго останется в памяти тех, кто был свидетелем того, каки живым и занимательным собеседником мог быть Иван Петрович в обществе.
Во время конгресса я каждый день встречался с Павловым. Несмотря на жаркую римскую погоду, он держался очень бод ро. В день его доклада мы не виделись, так как он не покидал гостиницы, и все мы с волнением ждали его выступления. По чти полуторачасовой доклад с прениями очень его утомил, и, когда по окончании я подошел к нему, чтобы поздравить с успе хом, он выглядел очень усталым и взволнованным. Сейчас же его окружили итальянцы, засыпая вопросами, но он попросил передать им, что в данную минуту не может удовлетворить их ответом и просит его извинить.
Вечером того же дня Иван Петрович назначил мне свидание в гостинице, куда я и отправился к назначенному часу. К моему великому удивлению, Иван Петрович с Всеволодом Ивановиче уже ждали меня в вестибюле гостиницы, где мы, выбрав уют ный уголок, расположились побеседовать. Иван Петрович очень интересовался моей работой в Амстердаме, расспрашивал обо всем и обо всех, кого он знал в Голландии, и в конце концов подарил мне свою книгу, собственноручно сделав на ней надпись. Так мы расстались с ним, чтобы потом уже встретиться в Ленин Работа у И. П. Павлова и встречи с ним 389 граде на XV Международном конгрессе физиологов. Эта после дняя встреча навсегда останется у меня в памяти. Прибыв в Эт нографический музей, где, как известно, была первая встреча делегатов, я сейчас же столкнулся в общем зале с Иваном Пет ровичем. Его первые слова были: «Вы уж, наверное, думали, что я умер, а вот еще живу и к тому же чувствую себя великолепно, несмотря на то что перенес столько всяческих болезней». После этой встречи во все время конгресса мне не удалось ни разу по говорить с ним наедине, так как он, будучи хозяином конгрес са, все время был окружен толпой почитателей.
<1936>
