Текст книги "Мир Терского фронта. Тетралогия"

Автор книги: Артем Рыбаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 46 страниц)

Я отставил в сторону недопитую кружку:

– Боря, через десять минут еще одну телеграммку в Торжок отобьешь?

– Конечно, чай вот допью и готов!

– Не торопись, я позову, – и с этими словами я достал из кармана шифроблокнот и снова отправился в радиорубку – у костерка было темновато, а там все-таки лампочка горит.

Глава 12

Там же. 23.12 того же дня.

– Илья, проснись! – голос говорившего с трудом прорвался к моему сознанию через пелену сна.

«Хорошо еще, что за плечо трясти не начал! – с этой мыслью я принял вертикальное положение, приподнявшись на локтях. – А то иногда спросонья могу и локтем двинуть. Особенно если за сутки часа четыре выдалось поспать всего…»

Под пологом, натянутым около уже почти погасшего костра для большего тепла, царил полумрак, только слегка озаренный светом тлеющих углей. Поэтому разбудившего меня я не столько узнал, сколько догадался кто это:

– Федь, ты?

– Да. Там цидулька от Лавочника пришла.

– Аааааа, – подавить зевоту я не смог. – Ты читал?

– А как же! Сообщает, что утром Даур с тобой встретиться хочет, мол, его слову тот доверяет, но банкуешь в этом деле ты и гарантии нужны именно от тебя.

– А почему утром, он не сказал?

– Нет.

– А сам Лавочник где?

– На базе у себя – на мебельной фабрике.

Я отвинтил крышку фляги и, плеснув немного воды на ладонь, протер лицо. Вроде как умылся.

– Ладно, пошли к полковнику.

Для того чтобы потолковать с Удовиченко, нам пришлось спуститься на два этажа. Внешние стены в недостроенной больнице были далеко не везде, и, соответственно, подходящее из соображений маскировки помещение нашлось только там, на седьмом. Часовой на площадке нас окликнул и, получив пароль в ответ, просто растворился в темноте. Мы спускались сверху, а ниже были еще посты, но порядок есть порядок, насколько бы параноидальным он ни казался. Мне еще отец говорил, когда стал брать с собой в рейды: «Лучше, сынок, на полчаса меньше поспать, потратив это время на обеспечение безопасности, и утром проснуться, чем полениться – и спать вечно!»

Сергей Сергеевич не спал. Стоило мне, вежливо кашлянув, спросить из-за занавеси:

– Товарищ полковник, к вам можно? – как немедленно последовал ответ:

– Да, Илья, заходи! – а заметив, что я не один, Удовиченко и Говоруна приветил: – И ты, Федя, присаживайся.

– Сергей Сергеевич, что от групп слышно?

– Тихо все вроде… Это тебе Петра спрашивать надо, он текучкой занимается. Как раз сейчас с Малченко на склады пошел, – и полковник махнул рукой куда-то в сторону окна.

– Вернется, спрошу. А пока у меня есть вопрос как раз по Верстакову.

– А что такое? – «чрезвычайный и полномочный посол» выглядел немного удивленным. – Мне показалось, что вы с ним поладили…

– Нет, не подумайте ничего плохого – в военном отношении все просто замечательно. Это скорее вопрос личного характера…

– Продолжай…

– Скажите, а у вас все с таким пренебрежением к чужакам относятся, как Верстаков?

– Не понимаю тебя, Илья. Поясни, пожалуйста.

– Начну издалека тогда. У вас как, те, кого мы бредунами называем, водятся?

– Ах, вот ты о чем! Видишь ли, в чем дело, Илья… – в задумчивости полковник потер подбородок, словно пытаясь поймать ускользающую мысль. – То, о чем ты сейчас спрашиваешь, – и наша беда, и наша счастье. Точнее… Точнее, беда, проистекающая из счастья. У нас так, как живете вы, живет очень незначительная часть населения. Терской район, Крым. Кое-какие поселения по Волге – и все. Для вас прорыв банды бредунов к поселкам и городкам – пусть редкая, но данность, а у нас – ненаучная фантастика. Сторонних бандитов мы давным-давно отвадили. И вдобавок для большинства населения то, что происходит за пределами, так сказать, рубежей – совершенно не интересно. То есть знает кто-нибудь в поселке на Кубани, что с Болгарией мы дружим, а Украина – наш ближайший сосед и почти родственник, и ладно. Пока «Клуб кинопутешественников» свой не завели, с обзором международных новостей – народу и дела нет. Те, кто на Тереке живут, про горцев неплохо знают, на северной границе про бредунов Темной Зоны наслышаны… А для ростовчанина коренного что Псков, что Тверь – земля неведома. Так что на Петю тебе обижаться грех.

– А он что, ростовчанин? – усмехнулся я обобщению.

– Петя-то? Да. Но служит в Крыму – татар и турок по горам гоняет. Командир отдельной горнострелковой роты. Наш «эдельвейс», так сказать.

– Надо понимать, что бредуна живого он только в этом походе первый раз увидел?

– Верно. Это все, за чем пришли, или еще вопросы есть?

– Утром приходят полсотни наших, так что с Дауром встречусь, участки работы нарежем и можно домой.

– Что Москву нам, провинциалам, показать обещал, не забыл?

– Забудешь тут, когда по пять раз на дню напоминают!

Длинная автоматная очередь, раздавшаяся на несколько этажей ниже, и последовавшие за ней заполошные крики были настолько неожиданными, что я замер, пытаясь понять, что происходит, полковник, отпивавший во время моей реплики из кружки, поперхнулся чаем, а Федя громко и очень нецензурно выругался.

За стеной хрипло и надсадно заорали: «Группа в ружье!» – и темнота наполнилась характерным для экстренной ночной побудки шумом: брякали друг о друга и о бетон какие-то железки, кто-то вполголоса, но очень отчетливо матерился, кто-то кого-то звал… В общем, как в Библии сказано: «Суета сует и всяческая суета»…[325] А внизу продолжали стрелять, правда, теперь уже экономными очередями по два-три выстрела. И почему-то мне показалось, что стрелок один…

Приведя свой «сто пятый» в боевое положение, я направился к выходу, бросив на ходу:

– Федь, полковника посторожи, а я пока узнаю, что там за кавардак такой?

Плащ-палатка, занавешивавшая вход, откинулась, и в проем заглянул один из южан:

– Товарищ полковник, тревога! В здании чужие. Пост на втором этаже уничтожен, на четвертом еще держится.

– Понятно… Кокорев, остаешься со мной, Следопыты идут на подмогу!

Повторять Феде не пришлось, и он выскользнул вслед за мной в коридор.

«Эх, а все ПНВ у ребят, которые в Михнево наблюдение ведут – ни одного себе не оставили…» – мы двигались по направлению ко второй, запасной лестнице, что пронизывала здание на противоположной стороне от основной. Пост на ней не выставляли, так как она была разрушена с первого по третий этаж, но поскольку бой шел уже на четвертом, противник вполне мог ею воспользоваться. А даже если это не так, то мы, в свою очередь, сможем зайти нападающим в тыл.

«Черт, кто это там?» – мелькнувший впереди на фоне окна силуэт не мог принадлежать никому из наших – огнестрельного оружия в руках у него не было, но в призрачном свете новой луны в его руке блеснул клинок.

– Федя, в сторону! – практически одновременно с криком я метнулся к стене, и буквально мгновение спустя что-то звонко лязгнуло о бетон в паре ладоней от меня.

«Нож метнул…» – и я дал короткую очередь в сторону противника. Целиться было некуда и некогда, а так хоть отпугну на несколько секунд. Говорун, если судить по доносившемуся до меня звуку его дыхания, прижался к стене на противоположной от меня стороне довольно широкого, около трех метров, коридора. Переключившись на одиночные, я стал стрелять «на подавление», смещаясь с каждым выстрелом на шаг вперед.

После четвертого выстрела за спиной опять раздался знакомый лязг стали о бетон.

«У тебя их что, много? – и тут же пришел ответ на этот вопрос: – Если это приятель покойного Фрезера, то да!»

Выстрелы в замкнутом пространстве били по ушам, вспышки слепили, но надо полагать, что моему противнику не слаще – в него еще и пули летят.

«Может, на „стечкина“ переключиться? Тогда с ориентированием в пространстве попроще будет…» – но не только сменить оружие, а и додумать мысль я не успел. Слева сзади раздался шорох, а затем приглушенный вскрик. Чисто на автомате, наплевав на всю и всяческую скрытность, я врубил тактический фонарь, прикрепленный к цевью моего «Калашникова».

Говорун лежал на полу, вяло отпихивая автоматом насевшего на него невысокого человека. Буквально за секунду, что я соображал, что делать, наш противник успел пару раз полоснуть ножом моего друга. Но яркий свет ошеломил его, и он машинально поднял руку, пытаясь прикрыть глаза.

«На тебе!» – поняв, что Говоруна не задену, я, довернувшись всем корпусом к противнику, от бедра выстрелил несколько раз. Дистанция была чуть больше пяти шагов, и уже вторая пуля попала неизвестному в плечо, сбросив его с Федора. Я вскинул «калаш» к плечу и прицельно всадил пару пуль в тушку гада!

– Федя, ты как? – хоть товарищ мой и приподнялся на локте, но в ярком круге света было видно, как по цементному полу растекается черная при таком освещении лужа крови.

– Нор… Сзади!

Я развернулся, одновременно приседая, поняв все с полуслова, но все равно не успел – вражеский нож, клацнув по ствольной коробке автомата, ударил меня в правую сторону груди.

Странно, но боли я не почувствовал, несмотря на то что удар был довольно сильным. Я даже плюхнулся на задницу, не удержав равновесия. Это и спасло меня от второго ножа. Над головой что-то неприятно прошелестело, и спустя секунду за спиной задребезжал по твердому полу очередной нож. В свете фонаря я увидел метнувшийся ко мне темный силуэт, вскинул автомат, но приложить к плечу не смог – приклад во что-то уперся. Скосив глаза, я с удивлением увидел, что широкая лямка моей разгрузки пробита вражеским ножом, который так и застрял в ней, не давая правильно приложить автомат. Но свое черное дело клинок все-таки сделал – пока я очумело хлопал глазами, враг преодолел разделявшие нас метры и снова метнул нож. Левое бедро взорвалось болью! Я попытался выстрелить навскидку, но этот гад ногой отбил ствол моего «Калашникова» в сторону и «рыбкой» напрыгнул на меня сверху.

Единственное, что я успел сделать в ответ, – лягнуть его правой ногой и сомкнуть перед грудью локти, защищаясь от возможного удара ножом. Попал я довольно удачно – в голень, немного замедлив его прыжок, надо полагать, и боль от удара пусть на чуть-чуть, но затормозит его реакцию.

Удар этого живореза припечатал меня к полу, пробитая ножом нога отозвалась острой болью, а отлетевший в сторону и повисший на «трехточечнике»[326] автомат сковал движения. Плохо оказалось и то, что нападавший был практически одного со мной веса, если не больше, и приземлился крайне для него удачно – прижав мои ноги к полу. Обреченно подумав, что такого странного и немного несуразного конца я как-то не ожидал, собрав последние силы, толкнул своего противника предплечьями в грудь, постаравшись одновременно дотянуться пальцами до его горла. Не тут-то было, враг сильным движением правой толкнул мои руки назад, а левой попробовал воткнуть мне в шею очередной острорежущий предмет. На этот раз уже ему помешал засевший в разгрузке нож. Да так, что даже порезал ему кисть. От неожиданности он отпрянул, выронил свое оружие и выругался сквозь зубы:

– Шайтан! – это были первые осмысленные звуки со стороны нападавших за все время схватки! До того с их стороны доносились лишь шорох шагов и резкие выдохи, когда они посылали свои смертоносные клинки в нас.

К моему удивлению, шарить по полу в поисках ножа он не стал, а полез куда-то себе за спину.

«Сколько там ножиков у Фрезера было?» – мелькнула не совсем уместная мысль, а руки мои, не дожидаясь ответа на этот вопрос, зажили своей жизнью. Левая, описав полукруг, «провалила» его правую, причем мне удалось довольно чувствительно ударить его локтем в плечо, еще больше выводя противника из равновесия, а правая скользнула по его груди вверх, так, что отставленный большой палец ткнулся в основание его нижней челюсти! Инерции моего рывка хватило на то, чтобы сбросить нападавшего с себя, но вскарабкаться сверху у меня не получилось. Тело бредуна придавило мой же собственный автомат, а натянувшийся ремень не пустил меня. С другой стороны, упав, он ограничил подвижность собственной левой руки, как раз достававшей из-за спины нож, что позволило мне сделать единственное, что пришло в этот момент в голову. Левой рукой я выдернул застрявшее в моей разгрузке вражеское оружие и, не обращая внимания на то, что при этом порезал себя, что было сил, ткнул им куда-то в район груди бредунского лазутчика. Легкое сопротивление. Потом очень неприятный хрустящий звук… И клинок трофейного ножа почти целиком ушел в тело врага. Тот захрипел, сильно дернулся и обмяк.

Я без сил рухнул на пол.

– Илюха, ты живой? – донесся до меня слабый голос Говоруна.

– Почти, – сказал я в ответ, но изо рта вырвался только сдавленный клекот.

– Илюха! Мать твою! – и со стороны Федора донеслось невнятное шебуршание – очевидно, он пытался доползти до меня.

Резко выдохнув, я прочистил горло и смог, наконец, ответить членораздельно:

– Жив! Сейчас с силами соберусь и встану!

Только сейчас я сообразил, что стрельба доносится уже как будто издалека, словно бой шел сейчас не в нашем здании, а на улице. Нащупав пряжку «трехточечника», я расстегнул ремень и смог освободиться от него. После чего сел, правда, с некоторым трудом – сказывалась общая побитость, да и нож, все еще торчавший из левой ноги, мешал преизрядно.

– Федя, фонарем посвети! – попросил я, вытаскивая из кобуры пистолет. Сил откатить труп лазутчика с автомата у меня не было, к тому же в магазине «Калашникова» оставалось едва ли больше десятка патронов, в то время как в «стечкине» – все двадцать.

Дейнов как раз достал из подсумка фонарь и включил его. Осмотрев помещение и убедившись, что живых и активных противников рядом нет, мы занялись, так сказать, инвентаризацией «вражеских подарков».

После того как я слегка отдышался и отвалил, в конце концов, труп врага в сторону, я пополз к Феде. Мне отчего-то казалось, что ему досталось куда как серьезнее, чем мне. У себя, к слову, я насчитал всего два заслуживающих хоть малейшего внимания повреждения – неглубокий порез чуть выше правой ключицы и сквозную колотую рану в левом бедре. Первую рану можно было вообще за царапину посчитать, а вторая оказалась весьма, если так, конечно, можно выразиться, удачной. Обоюдоострая железяка аккуратно пробила насквозь четырехглавую мышцу, не задев при этом ни крупных сосудов, ни нервных центров. А с учетом того, что клинок закупорил раневой канал и кровь еле сочилась, то я явно мог потерпеть.

– Заноза, ты того, штаны только не режь – Танька потом зашьет… – как часто случается, во время боя адреналин может так отравить мозг бойца, что ахинее, приходящей при этом в голову, иной патентованный псих позавидует!

– Помолчал бы лучше, хозяйственный ты наш! – Я подтянул автомат с фонарем к себе и пристроил на коленях так, чтобы раны товарища были хорошо освещены. – Этот гад тебе и штаны, и ногу почти в лапшу порезал! Потерпи немного!

Пока я отлеплял прилипшие к ноге и пропитанные кровью лоскуты, Федька только шипел, но, после того как дошел черед собственно до ран, начал крыть меня матюками.

«Так, марлечкой пройдемся… – распечатав упаковку полевого медицинского пакета, я принялся промакивать обильно струившуюся из порезов кровь. – Один, два… Пять. Старательный резчик по живому нам попался!» – раны, хоть и не глубокие, испещрили Говоруну всю переднюю поверхность бедра, причем четыре были нанесены крестообразно. Еще один порез я нащупал на задней стороне – бандит, наверное, хотел перерезать Федьке сухожилия под коленом, но промахнулся и зацепил только мышцу. Достав пакетик со стрептоцидом, я щедро засыпал ногу друга спасительным порошком:

– Штаны расстегнул?

– Угу.

– Тогда раз-два, взяли! – рывком я стащил с Говоруна брюки до колен и принялся бинтовать.

– Эй, Следопыты, живы вы тут?! – Я уже почти закончил, когда со стороны главной лестницы показалась темная фигура.

– Живы-то живы… Но не совсем целы! – По голосу я опознал Верстакова, а это вкупе с прекратившейся стрельбой означало, что нападение отбито.

– Кто это вас так знатно пописал? – капитан опустился рядом и принялся помогать мне.

– Если по почерку судить, то те самые «сайоки», над которыми мы так заливисто поутру хихикали… Вот – покромсали слегонца… – высказал я свои догадки и перешел, как мне показалось, к более важным вещам. – Какие у нас потери?

– Викентия вашего и Андрея Голованова, прапора нашего, они на втором этаже тихо прирезали, – сокрушенно начал Петр. – Серегу, что шум поднял и двоих из них завалил, в плечо ранили. И лицо ему бетонной крошкой посекло, но, что там с глазами у него, мы пока не разобрались. Еще двоих на складе подстрелили, но легко. А мы с Андреем в ответ семерых положили! – Пока южанин рассказывал, мы закончили возиться с ногой Говоруна и теперь угощались духмянистой и крепкой настойкой на бруснике, которую Федя всегда носил с собой в плоской металлической фляжке. Она, кстати, защитила его вторую ногу – противник полоснул по ней, но, поняв, что под тканью металл, переключился на вторую.

– А вот Тушканчика вашего в школе им взять не удалось! – голос капитана повеселел. – У них с координацией плоховато вышло. Тут шум поднялся раньше, чем они там на место пришли. Короче – Ваня ваш на втором этаже в коридоре пару гранат на растяжки прикрутил, и, когда они к радиорубке ломились, им просто мясорубку устроил! Шесть человек в фарш посекло, а он им еще из автомата добавил!

Узнать, что друг детства не только не погиб, но и устроил врагам пренеприятнейший сюрприз, было приятно, но червячок сомнений грыз меня изнутри:

– А второй, местный, который Зяму сторожил?

– С ним наглухо! Горло от уха до уха перехватили.

– Зяма?

– Нет его нигде. Наверное, сбежал…

– Так, давай мне ногу подлатаем, и пошли туда – на месте осмотреться надо, – я принялся расстегивать штаны.

– Да ладно тебе, передохни, Илья!

– Петя, очнись! – пришлось повысить голос. – Тебе нападение это странным не кажется? А вот мне кажется! То, что нас тут с гулькин хер, кто мог знать? Точнее, кто мог сопоставить, что вчерашние гости в «Хризантеме» и есть все наши наличные силы, а? Что мы Малино зачистили и сами тут разместились, кто мог знать? Это два. Расположение штаба срисовали уж очень легко – это три!

Верстаков потеребил губу:

– Ну а как Зяма мог сообщить все это, даже если он что-то и услышал?

– На месте и узнаем. Сантик где?

– На складе он.

– Знаешь, капитан, на твоем месте я бы сейчас отдал приказ нашим группам, что в Михнево, начать щипать все точки Рябого. Да хоть пару гранат через забор забросить – пусть не о новом нападении думают, а о том, как свою жопу прикрыть. Как тебе план?

– Дельный, – одобрительно мотнул головой Петр. – Готов? – и его рука легла на обмотанную синтетическим шнуром рукоять, торчащую из моей ноги.

– Да.

* * *

Первым делом, конечно, мы поднялись на крышу. Точнее, поднялся один капитан, дабы не утруждать наши пораненные конечности – я еще мог самостоятельно хромать, а вот Федьку нам пришлось нести.

Тут опять начала сказываться наша малочисленность – вместо того чтобы обеспечить раненым здоровый крепкий сон, их усадили как часовых на площадке четвертого этажа, а одного из своих бойцов Верстаков отправил на запасную лестницу, приказав в темпе заминировать ее.

Пока Петя пропадал наверху, раздавая ЦУ, к нам спустился полковник.

– Ну герои! Ну молодцы! Какие твои соображения, Илья?

– Есть у меня две версии, и одна другой гаже. Вам какую?

– Мне, Василич, все равно. Начни с любой.

– Версия первая. Сиюминутная, так сказать… Пленнику нашему, я Зяму имею в виду, каким-то образом удалось сбежать. Причем сделал он это относительно недавно. Иначе бы на нас навалились все люди Рябого… Он поделился со своим боссом кое-какой информацией, которую мог случайно услышать. Да и направленность моих вопросов во время допроса вполне давала простор для размышлений. Рябой возбудился и послал своих самых смелых и умелых с нами разобраться.

– Хорошая версия. Непротиворечивая. Осталось только понять, как этому бандиту удалось ноги сделать.

– Так, сейчас Петю дождусь, и пойдем. На месте посмотрим, и хрен к носу прикинем. Он и Сантика со складов вызвать должен. Вторую версию готовы выслушать или одной обойдемся?

– Давай следующую!

– Вторая на текущий момент совершенно бездоказательна, так что считайте ее чистыми моими умствованиями…

– Валяй, не скромничай.

– Местные могли сдать.

– А им какой резон? Долю ты им, насколько я знаю, предложил приличную. Это, если не считать профита с будущих дел.

– Верно. Но меня смущает то, что Даур встречу на завтра перенес. Можно рассматривать это как попытку остаться в стороне?

– Можно. Но я бы, поверь старому дипломату, так глубоко в данном случае не копал.

– Верно, Илюха! – вступил в разговор до того внимательно слушавший наши рассуждения Говорун. – Я за день кое-какую дополнительную информацию подсобрал, и знаешь что? Похоже, Рябой в этих краях основательно всех достал, так что наше тут случайное, в общем-то, появление просто камушек с горы стронуло.

– Ты хочешь сказать, что его и без нас бы бить начали? Свежо предание, да верится с трудом…

– Резать и стрелять – это вряд ли, а пакостить – легко. Ты мне скажи лучше, сколько люди Лавочника продержались бы против пятерых ребятишек, подобных тем, с кем мы так славно полчаса назад месились, а? Мне так кажется, что не больше чем на день работы. А мы эту большую дубинку у Рябого из рук выбили. Так что не кати баллоны на местных – они просто пока не определились, как правильно под нас лечь.

* * *

К зданию школы мы подъехали, когда на моих часах было семь минут второго. Мне, в ожидании когда капитан закончит свои дела, даже удалось подремать минут пятнадцать. Сам полковник настоял на этом. И даже плеснул каждому раненому по пятьдесят граммов коньяку. Помню, что, проваливаясь в чуткую полудрему, я еще подумал: «Эх, если сообщение с южанами наладим, то обязательно литров двадцать себе закажу!»

В вестибюле нас встретил Тушканчик.

– Ну, как вы там? – с неподдельным сочувствием спросил он, бросившись ко мне навстречу.

– Не плохо, но бывало и лучше!

– До свадьбы заживет? – тут Ванька, видимо надеясь, что мрак, царивший внутри школы, поможет скрыть его гримасы, явно перестарался. Издевка в его вопросе была слышна невооруженным ухом.

– До моей – не знаю, а вот до твоей – вряд ли. Я тут тебе пару симпатичных бредунш присмотрел. С тремя сиськами, как ты любишь!

Верстаков хмыкнул, очевидно, представив себе подобную радость, прапорщик Седов так и вообще заржал в голос.

– Ладно, посмеялись – и хватит. Рассказывай.

– Вы как в семь к себе на верхотуру залезли, так я вздремнуть прилег. Буквально на часок, а караулить Сантик и второй оставались. В радиорубке у нас вроде как караулка была. До восьми вечера Зяму караулил Володька, потом его сменил этот шкет. Он до того со мной в комнате сидел – все журнал с голыми девками рассматривал.

– А ты откуда знаешь, ты же спал вроде?

– Харе подкалывать! Сам же знаешь, что я чутко сплю. Да и проснулся я один раз – до ветра сходить.

– Так. Понятно. Во сколько Сантик на склады ушел?

– В семнадцать минут девятого, я время специально отметил.

– А с поста он когда сменился?

– Ровно в восемь. А паренька этого я в десять должен был сменить, мы на двухчасовой график как раз перешли.

Так за разговором мы поднялись на второй этаж. Картина разгрома, устроенного Муром противнику, впечатляла – трупы уже вынесли на улицу, но густой запах крови и сгоревшего тротила, казалось, пропитал воздух, и это несмотря на то, что стекол в окнах коридора не осталось вообще! Деревянные полы никто, естественно, отмывать не стал, и нам пришлось аккуратно переступать через уже начавшие подсыхать, в буквальном смысле, лужи крови.

– Эй, Тушканчик! – окликнул рассказчика Седов. – Ты, я надеюсь, больше растяжек не ставил?

– Ой, и не помню сколько было, сколько стало! – кокетливо начал Ванька, но закончил уже нормально: – Нет, больше не ставил, не боись, военный!

«Следственная комиссия» проследовала прямо в тот самый кабинет, где я днем допрашивал Зяму и который до того служил ему штабом и квартирой одновременно.

Вопросов о том, как главарь малинских покинул помещение, ни у кого не возникло – этаж хоть и второй, но от подоконника до земли было чуть больше трех метров. Прыгай – не хочу. И наручник болтался пристегнутым к трубе отопления. Похоже, что бывший глава местной банды как-то ухитрился открыть замок наручников (хотя для умелого человека это проблема, скажем прямо, небольшая), причем сделал это незаметно для своего сторожа, затем завладел оружием и отправил беспечного часового на небеса. Впрочем, в последних двух пунктах могли быть расхождения – вначале убил, а только потом завладел оружием – так считал Гриша Седов.

Таким образом все вставало на свои места, и Лавочник с Дауром оказывались к нападению на нас непричастными.

Глава 13

Торжок. 279 километров от предыдущей точки. 2.43.

«И такая дребедень – целый день, целый день», – этот отрывок из детского стишка вертелся в голове у Валеры Терешина вот уже несколько часов не только из-за прилипчивости, но и потому, что очень точно описывал события последних часов. Друг Илюха в очередной раз подкинул задачек, для решения которых потребовались сейчас все его, Гедевана, силы. Больше всего обидно было то, что это именно он не догадался объявить днем хотя бы «готовность номер два», и оперативников пришлось буквально собирать по домам. Тут еще повезло, что группа Трезубца почти в полном составе праздновала день рождения командира. Вот только жене подруги срочно выдернутых с пьянки Следопытов претензии выскажут – к бабке не ходи!

Хорошо еще Виталий Андреевич подбодрил и поддержал:

– Все, что ни сделаешь, я санкционирую. И перед Советом прикрою… – после чего поднял трубку и, нисколько не смущаясь, поднял с постели Кладова, Председателя Экономического Совета.

– Вася, это Сибанов тебя тревожит. Прости старика, что разбудил. Дело очень срочное – наши ребята вышли в Подмосковье на питомники института садоводства… Да, действующие… Угу… И мне надо срочно перебросить им подмогу… Да, хочу «корову» задействовать, но нужна твоя санкция на перерасход топлива.

«Хрена себе! – мысленно присвистнул Валера. – Я уже и не помню, когда „двадцать шестой“[327] по делу использовали, лет пять только прогоны и тренировочные полеты».

– Даешь добро? Ну и ладненько… Еще раз извини, что потревожил.

Положив трубку, глава Следопытов несколько секунд задумчиво барабанил пальцами по столешнице, а потом повернулся к Валере:

– Давно у нас столько всего за раз не случалось. Похоже, зря я Илюху с Ванькой в свободный поиск не отпускал – забывать начал, что у ребят, что ни прикуп – так два туза.

– И даже на мизере! – стандартно ответил начальник аналитического отдела.

– А наша задача – чтобы они мизера играть не садились! Понял, Валерка? Так… Ты кого им на подмогу настропалил?

– Из нашего района только группу Трезубца. У него двадцать ребят и пять машин. В Старице ждут. Остальные уже выдвинулись из мест временной дислокации.

– Двадцать? Добавь им уже сейчас дежурную группу…

– Сделал, Виталий Андреевич.

– И… И вообще всех, кто под рукой есть! – голос Командора, как его еще иногда называли, звучал строго. – Гостей с Юга и группу Илюхи сюда вывезти воздухом. Нет времени на фигли-мигли всякие! Понял?

– Да, конечно. Может, мне самому полететь?

– Нет. А вот врачей я бы им перебросил – что-то на сердце у меня ни хрена не спокойно, – Виталий Андреевич несколько демонстративно потер грудину. – Да, Валер, я сейчас к связистам сам пойду, так что сообщай все изменения обстановки туда.

* * *

Старица. 55 километров от предыдущей точки. 4.30.

– Ну что, тезка, как настроение? – Терешин подошел к командиру группы, двухметровому здоровяку, одетому в традиционную для Следопытов «горку», у ног которого стоял ПКМ с пристегнутым патронным коробом.

– Сказал бы я тебе, Валерка, да при подчиненных некрасиво выйдет. Только, понимаешь, сели, только выпили… – Трезубец сплюнул на утрамбованный грунт вертолетной площадки. – Половина моих до сих пор прокашляться не может – как твои с сиреной подъехали, водка не в то горло пошла!

– Валер, говорил я тебе – подавайся в «стекольщики». И жизнь спокойней, и денег больше.

– Да ну тебя, Гедеван, – отмахнулся Следопыт. – Ты ничего к вводной добавить не хочешь?

– Все подробности в конверте, – заместитель председателя Совета Следопытов ткнул пальцем в желтый бумажный сверток, торчавший из бокового кармана парки[328] Трезубца. – Но в компенсацию за порушенную гулянку приоткрою завесу тайны… Если коротко совсем, то Заноза с ребятами нарыли такое, по сравнению с чем неоприходованный склад Госрезерва – семечки и детский лепет! Но их, похоже, неслабо прижали. Ты про Илюху наслышан, и знаешь, наверное, что он парень хваткий и рисковый. Но по нашим оценкам, они сейчас в двадцать стволов против пяти сотен бодаются. Причем есть подозрение, что эти гаврики – не простая банда, а нашими «лучшими друзьями с Севера» поддерживаются. Расклад ясен?

– С этого бы сразу начал, – по-прежнему недовольно проворчал группник[329] и повернувшись куда-то в сторону внезапно заорал: – Весло, ленивый черт! У тебя все готово?

– Да, командир! – донеслось из недр огромного вертолета.

– Докторишки на месте?

– Да!

– Тогда пни летунов! Пусть заводят свою шарманку, там парни дохнут! – и, повернувшись опять к Гедевану, уже нормальным голосом сказал: – Бывай, тезка. Все сделаем в лучшем виде!

– Ни пуха вам… – негромко, практически шепотом пожелал он в спину беловолосому гиганту, легко подхватившему свой пулемет и широкими шагами поднимавшемуся сейчас по пандусу вертолета, чьи винты как раз начинали раскручиваться. Как и винты трех «крокодилов»,[330] стоявших в отдалении.

Глава 14

Михнево. 56 километров от Города. 220 километров от предыдущей точки. 5.07.

Пожилой, лет сорока, человек, одеждой ничем не отличающийся от обычного хорошо обеспеченного жителя Темных Земель, вышел из ничем не примечательной калитки, когда-то очень давно выкрашенной в зеленый цвет. Когда? Этого не мог сказать никто. Прежний владелец дома, собственно и красивший забор и калитку, сгинул в пламени войны. А может, и в стуже Тьмы бог весть когда, а новым обитателям подобные мелочи были глубоко безразличны.

– Все собрались? – голос говорившего был на удивление звонким и звучным для его непритязательной внешности.

– Да, Змей, – нестройно ответили ему с десяток разновозрастных мужчин, одетых разномастно и пестро, как на подбор. Мотоциклетные куртки с яркими, кислотных цветов, синтетическими вставками соседствовали с потертыми ватниками чуть ли не времен древнего Союза, а фасонистые армейские ботинки – с кожаными говноступами, явно сваянными деревенским сапожником. Только одно объединяло их всех – оружие.