Текст книги "Мир Терского фронта. Тетралогия"

Автор книги: Артем Рыбаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 46 страниц)

– Да.

* * *

Пока я прощался с родными и проводил инструктаж о правилах поведения при радиационной опасности со всеми остальными, Виталик по рации связался с Торжком и сообщил, что мы скоро приедем. Собирались быстро, но без особой спешки, руководствуясь принципом: «Сейчас мелочь какую-нибудь забудешь – потом всю оставшуюся недолгую жизнь горевать будешь». Хорошо ещё, что путь предстоял близкий и никаких особенных приключений нас не ждало – подумаешь, в гости к непосредственному начальству едем – тоже мне большое дело.

Решение вооружить остающихся поосновательнее пришло мне в голову не сразу. Просто, упаковывая свой рюкзак, я вдруг подумал, что шок у большинства «делового» народа должен был уже пройти, и вероятность появления каких-нибудь отморозков в наших краях исключать не стоило. Федеральную трассу и железную дорогу войска контролировали, посты в крупных посёлках стояли, а вот в нашей глуши кое-кому сейчас раздолье полное. А тут и Станислав Сергеевич объявился.

– Василий Семёнович, – начал он, едва войдя в прихожую, – зачем вы с детьми так жестко?

– Что вы имеете в виду? – Мужчиной Пайков был представительным, с благородной сединой и красивым мужественным лицом, но одновременно сквозило в нём что-то такое… «интеллигентское», что ли. Встречались мне такие типажи. Смотришь на такого – походник, мастер спорта, на гитаре песни героические исполняет, а как беда или нештатная приключится – так только кудахтать и крыльями хлопать способен. Таких в советских НИИ по госзаказу в своё время выращивали.

– Ну, они же ещё дети!

– Вот только про детей не надо, я вас прошу! Кто беззащитные крошки? Эти две кобылки молодые? – Я закончил укладку и встал с колен. – Вы лучше мне скажите, вы стрелять умеете?

«Н-да, вопрос, похоже, поставил „красавца“ в тупик…»

– Тогда зовите сюда молодёжь – вооружаться будем!

– Как, вы хотите дать оружие несовершеннолетним?

– А что ещё остаётся, если совершеннолетние не могут? – вопросом на вопрос ответил я.

– Лапочка, можно тебя на минутку? – заглянув в оставленную Пайковым открытой дверь, позвал я жену.

Отложив книжку, которую она собиралась читать малышне, любимая подошла ко мне:

– Да, лапушка? Что такое?

– Ирка, помнишь, как мы в тир ездили?

– Конечно!

– Вот, – я протянул ей «СКС», – быстренько осваиваем. Вот предохранитель… затвор открыть… обойму вставить… большим пальцем нажать… обойму вытащить… – Я быстро продемонстрировал, как обращаться с карабином. – Понятно?

– Ну… в целом – да. Ух ты, увесистый! – Моя жена взяла карабин и приложила его к плечу. – А поменьше ничего нет? Вроде того немецкого ружья?

«Приятно, что Иришка не задаёт вопросов типа. „Зачем мне ружьё?“ или, что ещё хуже, „Мне что, в кого-то стрелять придётся?“».

– «Рээсгу» я кому-нибудь из ребят отдам. Ты всё-таки у нас стрелок опытный, так что, думаю, и с «СКС» справишься… – я поощрительно чмокнул жену в щёчку. – И потом – это так – на всякий случай.

– Угу, – буркнула Ирка и, повесив симоновский карабин на плечо, внезапно встала по стойке «смирно». – Sir! Yes, sir!

– Класс! – искренне восхитился я. – Снимем кино «Солдат Ирк»!

– Не, опять порнография получится! – Жена показала мне язык и вывернулась из объятий.

От дальнейших попыток сграбастать благоверную меня отвлекло появление Станислава Сергеевича и ребят.

– Вот, Василий Семёнович, привёл, – доложил Пайков, с некоторой опаской разглядывая мою милитаризированную вторую половину.

– Солнце, карабин на шкаф положи, там архаровцы наши не достанут, – посоветовал я уже в спину уходящей Иришке и повернулся к молодёжи. – Ну что, орлы, кто стрелять умеет?

Ребята замялись. Наконец вперёд вышел Антон. «Кто бы мог подумать?» – усмехнулся я про себя.

– Я немного умею, – очень неуверенно пробормотал он себе под нос.

– Из чего?

– Ну… я это… не совсем…

– Говори, как есть – не тяни!

– Ну, я в страйкбол играл раз пять.

«Да уж, богатый опыт, нечего сказать. Видал я этих „игрунов“!» – Несколько раз друзья, увлекающиеся этим современным вариантом «Зарницы», вытаскивали меня на свои «пострелушки», но особого впечатления они не произвели. Некоторое количество народу были вполне вменяемыми. Служившими и даже воевавшими, но малолетки, нарядившиеся в форму и принимавшие картинные позы с оружием в руках, раздражали. А уж во время «войны» я и не знал, то ли смеяться в голос, то ли плакать. Процентов восемьдесят «бойцов» стреляли из своих «автоматов», не прижимая приклад к плечу. Ползающих на поле боя я практически не видел, а уж дисциплина… Хотя некоторые команды на общем фоне выглядели очень даже ничего. Один из отрядов, изображавший подразделение еврейской бригады «Голани», к примеру, почти наполовину состоял из парней, реально воевавших на Западном берегу. По повадкам было видно, что парни, как говорится, знают, «что делать по обе стороны от мушки». Разведчики-диверсанты, косящие под группу американских «морских котиков», действительно занимались разведкой, а отряд «немцев» порадовал основательностью в организации походно-полевого быта. Но тем не менее общее впечатление было не очень.

Однако выбора мне никто не предоставил, и я достал «мелкашку» из чехла:

– Знакомая вещь?

– Ух ты, «эмпэшка»! – радость узнавания осветила лицо парня. – А это глушитель?

– Нет, это ствол длинный с насадкой. – Вытащив магазин и проверив патронник, я протянул «гээсгу» и пустой магазин Антону. – Давай, покажи!

Подросток довольно сноровисто вставил магазин и приложил оружие к плечу.

– Патрон дослать забыл, – указал я ему на основную ошибку.

Парень с непониманием посмотрел на меня.

– Давай назад! – получив оружие, я оттянул и отпустил затвор. – Вот так! Это тебе не «привод», без взведения стрелять не будет. Если вопросы, как с ней обращаться, будут – спроси Ирину Анатольевну, она знает.

«Ничего, время пройдёт – научится! – подумал я, глядя, как, горделиво прижимая к груди карабин, Антон ходит кругами по холлу. – Выхода другого у него нет, как впрочем, и у всех нас…»

– Василий Семёнович, и всё-таки я считаю, что давать в руки детям оружие – это неправильно! – завёл старую песню Пайков, когда ребята ушли заниматься своими делами.

– А что же вы, такой взрослый, не взяли? – Похоже, что данный товарищ начинал меня раздражать. – И паспорт вы хрен знает когда получили! И разумный весь такой… Что ж основную мужскую обязанность выполнять отказались, а? Станислав Сергеевич?

– Это не моё совершенно! – брезгливо поджав губы, с некоторым вызовом ответил Пайков.

– Да? А что ваше? Расскажите, не стесняйтесь!

– Ну производство там… Бизнес.

– И каким же, осмелюсь спросить, бизнесом вы занимаетесь? – Я старался сдерживаться, но высокомерие собеседника раздражало меня всё больше и больше.

– Инженерные сети и коммуникации, к примеру!

– Отлично! – радостно осклабившись, я подошёл к Станиславу практически вплотную. – Вы-то мне и нужны! До вечера сконструируйте короба на форточки с фильтрацией воздуха и возможной принудительной вентиляцией! Договорились? Как раз вместе с подрастающим поколением потрудитесь. Инструменты – вот они, – я показал на сумку, так и стоявшую у входной двери после того, как мы с Борматенко закончили строить тамбур. – Материалы в сарае и гараже. А Антон вас посторожит. И советую слов на ветер не бросать! – последнее, конечно, прозвучало несколько угрожающе, но «не всё скоту масленица», как любили переиначивать в нашей компании старую пословицу.

* * *

Ребятню усадили смотреть мультики, обняли жён, присели «на дорожку», и вот уже наша маленькая колонна мчится по разбитой дороге.

В комплекты химзащиты решили не наряжаться, поскольку в «горячие места» никто прямо сейчас лезть не собирался. Просто накинули привезённые ребятами армейские плащ-палатки. А гробоподобный дозиметр Виталька порекомендовал оставить до поры до времени дома.

– Батареек на него не напасёшься, да и зачем тебе эту тяжесть таскать. На, это сейчас полезнее, – с этими словами он протянул мне небольшой металлический цилиндрик, чем-то похожий на обычную авторучку.

– «Идэшка»?[75]

– Она. У вояк четыре комплекта подрезал.

– То есть у нас их две дюжины есть?

– Так точно.

«ИД – это хорошо! Насколько я помню, этот немудрёный с виду приборчик показывает, сколько его носитель получил жёсткого излучения в общем. Причём чуть ли не на протяжении года, если мне память не изменяет».

– Я ещё «ДэПэ-двадцать два» у них подрезал. Там в комплекте пятьдесят карандашей. Шкала, правда, поменьше – до пятидесяти рад, – продолжал хвастаться Виталик.

– А тут сколько?

– Тут от двадцати до пятисот.

– Погоди… – припомнил я кое-что из курса ГО. – Если до середины шкалы на этом кто-нибудь доберётся – считай труп!

– Не, ты не прав. Мне твой корешок Колмогоров памятку выдал, – Сибанов достал из кармана сложенный листок и прочитал: – «При однократной порядка три-пять зивертов смерть наступает в половине случаев из-за повреждения костного мозга в течение тридцати-шестидесяти суток; при дозе в пять-пятнадцать зивертов каюк будет из-за повреждения желудочно-кишечного тракта и лёгких, но в течение десяти-двадцати суток; если доза больше пятнадцати, то накрывается нервная система и в течение недели каюк!»

– Жизнеутверждающе, млин! – Вовку аж передёрнуло.

– Так, стоп! Здесь шкала в радах, – я всё ещё держал в руках дозиметр, – никаких зивертов тут не нарисовано!

– А для этого случая тут и приписочка имеется! Вот – «один зиверт равен ста бэрам или, примерно, ста радам», – «успокоил» нас Виталий.

Быстренько проведя вычисления в уме, я подвёл итог:

– Три зиверта – это триста рад или смерть от лейкемии за два месяца, так?

– Нет, не так, – перебил Сибанов. – Смертность он для разовой дозы указал, а для размазанной все чуть менее грустно. Ладно, не забивайте себе сейчас мозги, не в эпицентр лезем!

* * *

Поскольку вчера меня вертолётчики высадили, что называется, у порога, да к тому же ночью, сейчас я во все глаза смотрел по сторонам. Хотелось понять, что успели сделать за время моего недолгого отсутствия. Да и к новым соседям приглядеться не мешало бы – как-никак наступает время общинного быта, и от того, кто живёт бок о бок с тобой многое теперь зависит.

Заброшенная, сколько я её помню, часовня, сделанная из строительного вагончика, что стояла у поворота к «Усадьбе», обживалась сейчас беженцами. Окна на первое время затянули полиэтиленовой плёнкой, замки с двери сбили, и над трубой вился голубоватый дымок. В Савинском, насколько удалось рассмотреть, вовсю кипели строительные работы, и во дворах двух до этого момента заброшенных домов сновали люди.

«Ну да, почти во всех деревушках в этих краях едва ли половина домов обитаема, так что только в пустующих можно не одну сотню человек разместить. А если освоить те, которые под дачи купили, то и несколько тысяч. Тесновато, конечно, но всё лучше, чем в палатках или в чистом поле. Другой вопрос, где еду на всех взять? И чем эту ораву занять?»

– Ну как тебе? – словно поняв, о чём я сейчас думаю, спросил Виталик.

– Неплохо. Сколько народу от шоссе перебралось?

– Меньше, чем нам бы хотелось, но больше, чем ожидали. Здесь пока только строительно-ремонтные «ватаги».

– А почему «ватаги»? – не понял я.

– До нормальных бригад им как до Китая на одной ножке, – пояснит Сибанов. – Энтузиазма полно, а навыков не хватает. Стоцкий вчера чуть с катушек не слетел. Представляешь, наши надыбали где-то рубероид, он отрядил народ крыши латать…

– Ну и? – Трагедия архитектора пока была непонятна.

– Не нукай, лучше слушай! Короче, на пяти из семи домов рулоны раскатали вдоль ската и прибили гвоздями-«двухсотками» встык!

– А трагедия-то в чём?

Виталий удивлённо уставился на меня:

– Ты придуриваешься или и вправду не понимаешь?

– Алё, где я и где строительство? Это ты, пока ваши хоромы возводили, наблатыкался, а мне что вдоль склона, что поперёк…

– Ската, – поправил меня Вован.

– А мозг включить? – поинтересовался Виталик.

– А надо? Вы мне тут строительный техникум не изображайте – скажите сразу, в чём подвох, и перестаньте долбить клювами темечко!

– Ладно, ладно, – миролюбиво развёл руками Сибанов. – Для «technically impaired»[76] поясню на пальцах. Рубероид всегда кладут вперехлёст, если не на скорую руку и не в одно лицо, то горизонтальными полотнищами, а уж про прибивание такого материала «двухсотками», я думаю, ты сам поймёшь.

– Ну вот! А то накинулись, как вороны на тушу… Я так понимаю, теперь всё переделывать придётся?

– Правильно понимаешь.

– Лиха беда начало… – философски отреагировал я на обстоятельства. Несмотря на весь ажиотаж, тратить время и нервы на проблемы строительства я не собирался, а перешёл к более насущным для меня вопросам: – А чего это Андрюха за нами тащится? Я думал, он у наших останется.

– Он теперь твой прикреплённый водитель, – не отрывая взгляда от раздолбанной дороги, сказал Виталик.

– А я, типа, сам машину водить разучился?

– Нет, конечно, не разучился! Но одному ездить не стоит.

– С фига ли? Или я, по вашему мнению, и стрелять тоже разучился?

– Не надо тут всё кипятком обливать, Вася! Андрюха – парень надёжный и хваткий. А два человека – это уже экипаж! Или ты решил всё-таки ставку на массовый личный героизм сделать?

– Нет, работать по плану куда легче и безопаснее.

– Вот видишь! – хлопнул ладонью по рулю Виталик. – Надо с себя начать, а потом уже других загонять железной рукой к счастью!

– А вот утрировать не надо! Просто я, знаешь ли, не ожидал, что так быстро обзаведусь персональным водителем.

– Ладно, проехали…

Впереди показался подпрыгивающий на ухабах трактор с прицепом. В кузове последнего, судорожно вцепившись в борта, сидело человек семь.

– Виталь, а что это народ без масок? – обратил я внимание друга на вопиющее нарушение правил радиационной безопасности.

– Так противогазов на всех пока не хватает. Вояки обещали по сусекам поскрести, но…

– Прижми их, – оборвал я его.

Несколько раз посигналив, Виталик обогнал «деревенский автобус» и, вырвавшись на пару десятков метров вперёд, остановил джип поперёк дороги.

– Я на минутку, – натянув на лицо противогаз, я выскочил из машины.

Сопровождаемый удивлёнными взглядами пассажиров, я подошёл к трактору и стянул с лица противогаз:

– Что, жить, граждане, надоело? Почему без масок?

– Так где ж их взять-то? – после долгой паузы ответил средних лет мужичок с типичной внешностью сельского жителя – обветренное лицо, испещрённое морщинами, незатейливая цветастая рубаха под потёртым серым пиджаком, под ногтями левой руки, которой он держался за борт, – невыводимая чёрная кайма.

– Что, и респираторов нет?

Мужик развёл руками.

– Из ткани сделайте – всё лучше, чем ничего. Только стирать каждый день не забывайте! С такими вещами не шутят! Наглотаетесь радиоактивной пыли и сами ходячими рентгеновскими аппаратами станете.

После услышанного народ зашевелился, многие полезли в карманы, а одна женщина – по облику явно городская, стремительно достала из небольшой сумочки упаковку одноразовых носовых платков и принялась раздавать их соседям приговаривая:

– Возьмите, возьмите! У меня ещё есть!

«Молодец тётка – быстро сориентировалась!» – мысленно похвалил я её и, снова надев противогаз, зашагал к машинам.

– Ну что, провёл воспитательную работу? – хмыкнул Сибанов, стоило мне разместиться на сиденье.

– А то! Я ведь не просто так шухерю: пыль – это, пожалуй, самая хреновая хреновина в нашем случае. Наведённой радиации в наших краях пока взяться неоткуда, а вот осадки… Ты понимаешь, что то, что внутрь попало – уже никуда оттуда не денется?

– Ну да, – Виталик посерьёзнел. – А когда они от лучевой болезни или от рака загибаться начнут – уже поздно будет, так?

– Верно, – подтвердил я опасения друга. – Что стоим-то? Поехали!

* * *

«Вот это да!» – единственное, что пришло мне в голову, когда наши машины въехали в Думаново. За неполные сутки посёлок преобразился, полностью подтверждая старинную пословицу про жареного петуха и ягодичную мышцу.

Убежища уже не выглядели сляпанными на скорую руку времянками – вместо чахлых навесов возникли гораздо более продуманные сооружения на базе трейлеров, собранных, очевидно, по всему шоссе.

Типичной конструкцией, как я заметил, была спарка из двух тентованных прицепов, поставленных на расстоянии пары метров друг от друга. Промежуток между ними перекрыли настилом из досок, а поверху натянули крышу из плотного и гибкого пластика. Судя по бочкам, стоящим под одним из концов этого настила, туалеты решили оборудовать внутри – вполне, на мой взгляд, разумный ход, учитывая нынешние времена. Вход в убежище был также организован через тамбур.

– Это чья же идея?

– Стоцкий постарался. Носился, носился, а потом сказал, что не фига огород городить, и, если есть в наличии такие удобные модули, как дальнобойные фуры, то грех их не использовать.

– Как думаешь, десять минут господа генералы подождут?

– Посмотреть хочешь? – догадался друг.

– Угу.

Вместо ответа Виталик вывернул руль, и «кукурузер», перемахнув неглубокий кювет, выехал в поле.

На борту ближайшего к нам убежища крупными буквами было написано «Poztel Poznan». «Ага, польская фура, – машинально отметил я, разглядывая грубо сколоченную лестницу в пять ступеней, ведшую на помост. – Грубо, но надёжно!» Под настилом я заметил какие-то тюки и десятка два пятилитровых пластиковых бутылок с водой – надо полагать, чтобы к колодцу постоянно не бегать, их массово привезли на машине.

Вежливо постучавшись, мы вскарабкались по лестнице и, откинув брезентовое полотнище, прикрывавшее вход, вошли. Сразу за входом был оборудован переходной тамбур, представлявший собой раму из реек, обтянутую всё той же полиэтиленовой плёнкой. Похоже, подобные идеи витают в воздухе.

Пара деревянных столов и лавки при них были взяты из расположенного здесь же в посёлке магазинчика, торговавшего всякими «дачностями» – грубыми деревянными скульптурами, садовой мебелью нарочито грубой, «деревенской», выделки и прочими произведениями народных ремёсел.

Выгородка в дальнем конце не оставляла сомнений в своём предназначении, тем более что на ней висела картонная табличка с аккуратно выведенной надписью «Свободно!».

В собственно жилые помещения вели две прорезанные в тентах фур «двери». Не успели мы как следует осмотреться, как «дверь» слева открылась, и оттуда выглянула пожилая женщина:

– Вы к кому, товарищи?

«Хм, надо же, как быстро это обращение вернулось. Правда, даме лет под шестьдесят, так что для неё оно, возможно, и привычнее…»

– Я комендант района – капитан Заславский, – пришлось снова снять противогаз. Похоже, что скоро этот жест станет для меня таким же привычным, как для современной молодёжи вытащить наушник плеера при начале разговора. Хорошо ещё, что у меня не старая цельнорезиновая «гэпэшка», а то бы все волосы при этих манипуляциях себе повыдёргивал. – Вот, зашёл посмотреть, как люди устроились.

– Василий Семёнович, если я не ошибаюсь? – Женщина водрузила на нос очки, до того висевшие на изящной цепочке на шее. Чем они ей могли помочь в полумраке убежища, было непонятно, скорее всего такой же привычный жест.

– Да, именно так.

– Ну вот, сами видите, не хоромы, конечно, но и не в чистом поле бедуем. Нас со Светланой Владимировной дежурить оставили, а все остальные на работы ушли. Вчера вечером так на общем собрании посёлка решили.

– А поподробнее можно? – похоже, что это было новостью и для Виталика.

– Да всё элементарно, – женщина поправила очки, и в её голосе появились лекторские интонации. – На такой блок, как наш, приходится человек двадцать, может – тридцать. Тут уж как повезёт. Фёдор Александрович объяснил, что впятером домик такой оборудовать – часов пять занимает, а если десять человек – то всего два. Ну вчера и поделили обязанности. Часть мужиков наших вместе с военными по шоссе грузовики собирать уехала, часть – за дровами в лес, а часть – строить. Вон, слышите, молотки стучат.

– Разумно, что тут скажешь! А по деревням развозить уже начали?

– Туда больных и семьи с маленькими детьми в первую очередь повезли.

– Простите, а как вас зовут? – Общаться безлично уже становилось неудобно, да к тому же тётенька, похоже, из «активисток», так что не мешало бы взять полезного члена общины на заметку.

– Валентина Сергеевна Молчанова. Из Москвы. Преподавала до… – она запнулась, – войны в Плехановском. На факультете экономики торговли и товароведения. Доцент, – чётко, чуть ли не по-военному отрапортовала женщина.

– Очень приятно. Ну а нас вы, похоже, знаете?

– Да, ещё по вчерашнему митингу запомнила.

Снаружи послышались громкие голоса, но слов разобрать не получилось.

– О, геморрой ходячий припёрся! – сварливо пробормотала Молчанова.

– Это кто такой?

– Да Дробченко, – и, видя, что фамилия мне ничего не говорит, она пояснила: – Вы ему ещё вчера взбучку задали.

– Префект, что ли? – Виталик сориентировался быстрее меня.

– Он, придурок несчастный! Всё ходит, кусочек власти урвать пытается!

– Ну-ну, – хмыкнул Сибанов. – Как считаешь, капитан, обуздаем мы этого тёмного властелина районного масштаба?

– Отчего же не обуздать, – ответная улыбка, надо полагать, получилась достаточно зловещей, поскольку Валентина Сергеевна перестала недовольно поджимать губы, а радостно и, я бы сказал, лукаво улыбнулась.

Мы с Виталиком разошлись, так, чтобы оказаться по обе стороны от входа, а доцент встала прямо напротив двери.

Не прошло и минуты, как лестница заскрипела под грузным заместителем префекта, и входной полог откинулся.

«Нет, он точно конченый придурок! – Дробченко вошел, даже не дождавшись, когда внешнее полотнище тамбура закроется, так что весь смысл в этих противорадиационных ухищрениях пропадал. – Наверное, он так по своей префектуре рассекал, покрикивая и раздавая „ценные указания“ направо и налево. До сих пор уверен, что он при власти и кому-то тут вообще нужен». Вполне возможно, что со временем беженцы сами бы приструнили охреневшего чинушу, но это когда ещё случится, к тому же отказать себе в удовольствии заняться «куращением и дуракавалянием», как выражался один шведский толстячок с пропеллером на спине, было выше моих сил.

«Мистер Твистер, бывший министр» время на пустые разговоры тратить не стал, а сразу перешёл к делу:

– Мы собираем оборудование и средства для организации органов самоуправления! – выпалил он, едва войдя. Нас с Сибановым он, очутившись в сумраке убежища после дневного света, естественно, разглядеть не мог.

«Вот же хваткий гадёныш! – я искренне восхитился предприимчивостью бывшего чиновника. – Уже органы управления, скотина, создаёт. В то время как все нормальные люди вкалывают ради спасения себя и других!»

Неслышно перекатившись с пятки на мысок, я положил руку на плечо Дробченко.

– Почему не на работах?! Тунеядствуем?! – гаркнул я ему чуть ли не в ухо.

Это надо было видеть! Когда я коснулся его, зампрефекта вначале испуганно вжал голову в плечи, а когда я задал свои вопросы – подпрыгнул почти на полметра вверх!

– Ещё налицо попытка вымогательства и мошенничества! – не менее громогласно заявил Виталик, хватая чинушу за другое плечо.

– Пожалуй, хозяйка, проводим мы этого гражданина в комендатуру. Для выяснения всех обстоятельств!

Шутка более чем удалась, я даже стал опасаться, что Дробченко удар хватит от испуга. С другой стороны – а что нам оставалось делать? Других-то методов воздействия на подобных уродцев не было. Но, как выяснилось, я ошибался.

– Товарищ капитан, – сухости тона Молчановой могли позавидовать столетние дубовые половицы, – а разве ж вы не власть тут?! – она добавила лёгкую нотку удивления. – К тому же вы, наверное, запамятовали – с утра на торфоразработки прошла ваша, военная, колонна. Так они же и объявили, что с радостью примут нарушителей общественного порядка на временные работы.

– Точно, – хлопнул себя по лбу Сибанов, – я совершенно забыл тебе сказать. Это ещё вчера приказом оформили!

– Так это же замечательно! Говорят, труд сделал из обезьяны человека, посмотрим, сможет ли он сделать то же самое с чиновником?

Бывшая преподавательница смотрела на нас с улыбкой, словно на расшалившихся не по возрасту студентов.

– Подержи клиента, подполковник! – И оставив чинушу на попечение друга, я выскочил наружу. По взмаху руки бывший морской пехотинец подогнал «мой» «уазик».

– Выводи!

«Смешно – вроде только повязали болезного, а ведёт себя как опытный арестант. Ручки за спиной сложил, взгляд не поднимает… Неужто доводилось на мир из-за решётки посмотреть?»

Когда Дробченко усаживали на заднее сиденье «Патриота», я покосился на Борматенко – интересно, как бравый «водоплавающий» отреагирует на смену статуса своего бывшего шефа. Нормально отреагировал – хмыкнул, бросив быстрый взгляд в зеркало, и замер, как и положено ревностному служаке «при исполнении».

* * *

Здание бывшего поселкового Совета украшал теперь большой транспарант с надписью «Штаб», у крыльца скучал часовой в нежно-голубом полиэтиленовом плаще-дождевике и респираторе – налицо были изменения к лучшему.

Стоило нам остановиться, как часовой встрепенулся, но, видимо узнав машины, вопросов задавать не стал, как и оглашать окрестности банальщиной вроде: «Стой, кто идёт!» или «Не влезай, убьёт!».

Когда до крыльца оставалась всего пара метров, страж встал по стойке «смирно!», а дверь открылась, и на крыльцо вышел, нет – скорее вылетел, худощавый молодой человек в стареньком хабэ времён афганской войны и, приняв уставную стойку, отрапортовал:

– Здравия желаю, товарищи командиры! Дежурный по штабу, командир отдельного ударного музыкально-свистоплясного взвода сержант Баталов! – по окончании скороговорки боец широко улыбнулся.

– Тьфу ты! Не узнал!

– Какого-какого взвода? – хором сказали я и Виталик.

– И немудрено, товарищ капитан! Музыкально-свистоплясного, товарищ подполковник! – продолжая озорно улыбаться, доложил сержант.

«Да, узнать в этом аккуратном и подтянутом представителе младшего командного состава давешнего „растамана“ очень тяжело! Даже „железки“ из носа и губы вытащил. И форму где-то раздобыл…»

– Ладно, посмеялись – и будя. Вот этого толстячка, – я показал на Дробченко, – в «холодную». Завтра на торф на недельку поедет. А про обстановку внутри доложишь, шутник! – В принципе, парень мягонько так нарывался на выволочку, но и одновременно проверял нас на предмет отношения отцов-командиров к уставщине. Эдакое военно-музыкальное фрондёрство. Не знает только малёк, что нормальный командир на такие подначки редко ведётся… А пистон свой он получит чуть позже… И ни разу не маленький.

Комнату немного «переформатировали» – при входе появился «оружейный шкаф» – металлический распределительный щит, который снабдили замком и нанесли соответствующую надпись; два стола сдвинули к стене, прямо к неизвестно где найденной карте области; на столе рядом с телефоном появилась рация, практически уперевшись головой в которую кемарил в наушниках незнакомый мне парнишка лет двадцати.

– Неплохо, неплохо, – для начала я счёл своим долгом похвалить подчинённых. – А вот скажи-ка мне, сержант трубопроводных войск, ты с чего такой борзый, а также о том, что сподвигло тебя столь радикально сменить имидж?

Поняв, что шутки закончились и начальство гневается, Баталов изобразил смущение и, потупясь, ответил:

– Виноват, Василий Семёнович, настроение с утра просто хорошее, вот и разыгрался.

– «А не рано ли ты, Федя, задембелевал»? – процитировал гоблина Виталий, толчком в плечо разбудив радиста.

Паренёк встрепенулся, попробовал вскочить, но запутавшийся провод наушников не позволил ему этого.

– Сиди спокойно, воин! – Подполковник присел на стул рядом. – Из Торжка сообщений не было?

– Нет, не было!

Я заметил, что сержант украдкой показал своему подчинённому кулак.

– А по второму пункту что скажешь, Баталов?

– Всё просто, тащ капитан. Мне кажется, с водой и шампунями в ближайшее время будет некоторая напряжёнка, так что потому волосы и остриг, а пирсинг мне по большому счёту надоел.

– Опять прикалываешься? – Сурово насупив брови, я повернулся к весельчаку.

– Никак нет! На самом деле надоел, товарищ капитан!

– А форму где добыл?

– Местный один подарил. Он на местных торфоразработках за главного вроде как. В Афгане воевал. Но эта ему мала, вот он мне и накатил с барского, так сказать, плеча.

– Андреич, – окликнул я друга, – а торф вроде уже сколько лет не копают тут, или я что-то путаю?

– Не путаешь, но со вчерашнего вечера на Осиновой Гряде снова копать будут. Кстати, того молодчика, что ты на заправке захомутал, я уже к делу пристроил. Он теперь оператором совковой лопаты пару месяцев поработает.

– Принято, – я снова повернулся к Баталову: – Сержант, теперь поведай нам про славное подразделение, носящее такое громкое, я даже не побоюсь этого слова, кричащее наименование.

* * *

Власть в древнем Торжке военные взяли прочно и быстро. На главной площади, перед зданием районной администрации, мы увидели сразу три «кашээмки» – одна «сто сорок вторая» на базе шестьдесят шестого «газона» – такие обычно используют на полковом уровне; старенькая «сто сорок пятая»[77] на базе бэтээра-«шестидесятки» и более новая «сто сорок девятая» на шасси «Урала».

Машины, если судить по установленным антеннам, снующим вокруг людям и протянутым в здание кабелям, работали вовсю. Скорее всего, связь с Солнечногорском теперь постоянная, а может, и до кого ещё дотянулись связисты. Если мне память не изменяет, «сто сорок девятая» на коротких волнах дальность в три сотни вёрст имеет. Хотя, как радиация и прочие факторы от «ядрёных бонб» на связи скажутся, я понятия не имел – не специалист.

– Что, загляделся? – толкнул меня в плечо Сибанов. – Это ещё что! Мужики сейчас «Эр-166»[78] расконсервируют. Нашлась в закромах.

– Это что за зверь?

– Мобильный пункт связи. Там киловаттные передатчики стоят! Дальность на коротких волнах, если мне память не изменяет, при развёрнутых антеннах до двух тысяч. Может сразу две сети абонентов обслуживать.

– Круто! – Прикинув в уме расстояние, добавил: – Это же до Ростова и Волгограда можно достучаться?

– Там видно будет… Пошли, генералы заждались.

Дежурный пропустил нас, как только сверил наши личности со списком, и мы поднялись на второй этаж. Клубы табачного дыма, люди, снующие туда-сюда – ни дать ни взять Смольный в дни Октябрьской революции!

– Ушаков! Ушаков, твою мать! Машины готовы? – оглушительно кричал пробегающий мимо капитан с эмблемами инженерных войск в петлицах.

– Давно уже, Палыч! – отвечал ему кто-то из дальнего конца коридора. – Только миксера из хозяйства не подошли пока.

– Урою гадов! – удаляясь, пообещал капитан.

– Да, сейчас перебрасываем часть оборудования на Адреанополь, – объяснял один проходивший мимо лётчик другому. – Две «коровы» под погрузкой. Говорят, нефть там искать будут.