Текст книги "Мир Терского фронта. Тетралогия"

Автор книги: Артем Рыбаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 46 страниц)

Слева от входа на небольшом помосте по-турецки сидел пожилой мужчина. Рядом я заметил гитару.

– Репертуарчик здесь, надо полагать, еще тот, – негромко сказал Тушканчик, также оглядывая зал.

Удовиченко со своими уже прошел к большому столу у окна, и здоровяк Седов уже что-то втолковывал местному халдею.

Пока мы пробирались между столиками, остальные посетители молча провожали меня с Иваном внимательными взглядами.

– Я взял на себя смелость заказать и на вас, – негромко сказал полковник, когда мы уселись. – Надеюсь, что пиво вы пьете.

– Сергеич, если честно, то здешнее пиво я бы пить не стал.

– Гриша, – кивнул Удовиченко в сторону Седова, – поспрошал здешнего полового и тот нас клятвенно заверил, что пиво только вчера привезли из Калуги.

– Накололи вас, товарищ полковник, причем жестоко. Видать, по выговору догадался халдей.

– То есть? – не понял «чрезвычайный и тайный посол».

– Калуга отсюда почти в полутора сотнях километров, и дорога к ней мимо Обнинска проходит…

– И что… – начал услышавший мою тираду Седов, но полковник остановил его, положив руку на плечо:

– Обнинск – это где самая первая АЭС была построена, так, Илья?

– Совершенно верно, но дело не только в этом, или вы думаете название «Грязный треугольник» просто так появляется?

– Тула? – продемонстрировал знание местных реалий полковник.

– В основном – Новомосковск, там химия долгоиграющая оказалась, но и «тульское пятно» своего добавило…

Седов прервал нашу беседу, оглушительно свистнув и махнув рукой официанту, иди сюда, мол.

– Гриш, только без крови, прошу тебя, – несмотря на шутливый тон Удовиченко, я несколько напрягся:

– Что, может побуянить?

– Не боись, Следопыт, солдат салагу не обидит, но халдея воспитать надо… – пророкотал прапорщик, вылезая из-за стола.

Когда служка подошел, гигант, не говоря ни слова, сграбастал его за рубаху на груди и подтащил к себе:

– Свежее? Из Калуги, говоришь? – без видимых усилий Седов приподнял своего собеседника за грудки так, что ноги того оторвались от земли. – А водка, надо понимать, у вас «Московская»? Может, и суши японской предложишь? – С каждым вопросом он немного встряхивал официанта, голова которого при этом моталась, как привязанная на ниточке.

– Гриш, – окликнул «палача» капитан Верстаков, – он ответить не может, ты ему кадык воротом пережал.

Прапорщик слегка ослабил хватку и поставил явно струхнувшего аборигена на место:

– Я задал тебе четыре вопроса и не получил ни одного «му» в ответ! Мне по-плохому спросить? – Если бы я не разговаривал с Григорием до этого, то вполне мог подумать что издаваемое им рычание – это его нормальный голос.

Несчастный официант приоткрыл рот, то ли собираясь ответить, то ли просто наконец вдохнуть, но что он хотел сказать, мы так и не узнали.

– Эй, громила, отпусти его! – тембру голоса незнакомца мог позавидовать и дизель моего «тигра» – густой рокочущий бас заполнил все немаленькое помещение «Хризантемы».

Мы все синхронно обернулись, вот только Седов при этом снова «вздернул» вруна-полового. От стойки, или «раздачи», как говорили до Тьмы, к нам подходили трое. Центром группы был тот самый обладатель громоподобного голоса, толстый и широкий в плечах бородач средних лет. Борода его была столь же выдающаяся, как и голос, – черные с проседью завитки ее доходили мужчине до середины груди.

«Протодиакон[274] какой-то!» – вспомнилось мне выражение из старинных книжек.

Наиболее бросающимися деталями его одеяния были кожаный фартук и пояс с парой внушительного размера ножей.

«Или главный повар, или владелец этого шалмана. А может, и то и другое в одном лице», – оценил я социальный статус голосистого незнакомца, вставая и отодвигая в сторону стул – массивное изделие местного столяра стоило заранее убрать со своего пути.

Двое спутников бородача были ничем, кроме развитых мускулов и высокого роста, не примечательны. «Мясо» – оно и есть «мясо». Не думаю, что два этих «окорока» будут проблемой для любого из нашей компании.

Наш прапорщик сориентировался быстро:

– Ты, что ль, хозяин этой богадельни? – И для убедительности он еще разок встряхнул полузадушенного прислужника.

– А ты кто такой, чтобы я тебе отвечал? – снова зарокотал бородач, а его ребятки выдвинулись вперед.

«Зря они так, чесслово», – подумав это, я аккуратно ставлю подножку одному из оппонентов. Нет, что вы, ничего грубого! Просто, когда его правая, ближняя ко мне нога при очередном шаге почти встала на пол, я немного подправил ее своей левой. Мягонько так толкнул, и что самое приятное – совершенно незаметно для окружающих! Так что я с чистой совестью мог изображать искреннее изумление в тот момент, когда эти «полтора центнера злобного мяса» запутались в своих нижних конечностях и рухнули, сломав, несмотря на массивность конструкции, один из местных стульев. Григорий, однако, был этому падению не сильно удивлен, поскольку в тот момент, когда второй «злобный гоблин» отвлекся, отарил его, послав в беспамятство.

«Интересное кино! Сюто[275] за ухо на встречном движении… А ты весьма уверен в себе, прапорщик!» – оценил я мастерство союзника.

Удар, в том виде, в каком он был исполнен, требовал, кроме силы, еще и хорошую технику и отменное чувство дистанции, а если учесть, что, проводя его, Седов продолжал удерживать второй рукой официанта, то за рукопашный бой югоросский прапорщик вполне заслужил оценки «отлично», впрочем, на мой вкус скорости все-таки не хватало.

Вырубленный громила свалился на того, кому я поставил подножку, и в ближайшее время «сладкая парочка» нас побеспокоить не должна.

Бородач немного приуныл и несколько раз открыл и закрыл рот, будто хотел высказать свое мнение по поводу нашего поведения, но не находил слов. Полковник вывел его из задумчивости, задав вопрос, в переводе на литературный русский звучавший как: «Позволено ли мне будет узнать, на основании каких предпосылок ваши сотрудники повели себя столь неподобающим образом?» Но в версии Удовиченко было всего два слова.

То ли тональность глава южан выбрал правильную, а может, и наши с Григорием действия были расценены местным мини-вожаком как достаточно впечатляющие, но начало его речи было далеко не тривиальным для места, времени и обстоятельств:

– Покорнейше прошу меня простить…

«Вот это да! – восхитился я про себя. – Происхождение у него явно не „рабоче-крестьянское“».

– … но зачем же так сразу? Мы очень уважаем наших гостей… – в голосе у него появилась уверенность, тут же, впрочем, растоптанная полковником:

– Не похоже что-то! Или если мои люди «хакают», – Удовиченко, похоже, проанализировал произошедшее и нашел причину столь хамского поведения официанта, – то нужно нас за лохов держать? А вместо извинения травить нас «тухлым мясом»? – и он кивнул в сторону начавших подавать признаки жизни «бодигардов» бородатого.

– Нет, что вы, что вы… – Искреннее раскаяние в сочетании с громоподобным басом – это, доложу я вам, весьма занятная комбинация. – Я впотьмах не разобрался. А то знаете, к нам не только приличные и уважаемые люди заходят… Мы заведение самых демократических нравов… – заметив саркастическую ухмылку Удовиченко, толстяк снова сбился.

«А ведь нелегко ему, должно быть, приходится. И статус не шибко высокий, так что права не покачаешь, и имущество беречь надо от шантрапы всякой. Но хуже всего придется этому половому – решил, придурок, над проезжими подшутить, а те, по закону вселенской подлости, „крутыми“ оказались и теперь искать ему новое место работы. Если, конечно, он не хозяйский родственник».

– …прошу меня еще раз покорнейше простить. – Задумавшись, я прослушал начало очередной фразы, но не так уж это было и важно, в конце концов. – Вы можете заказать прямо у меня, и я лично гарантирую качество продуктов и приготовления!

– Ну, если лично, то тогда мы претензий не имеем, – дипломатично свернул конфликт полковник.

Когда содержатель заведения, сопровождаемый прихрамывающим «бодигардом», несущим своего так и не очухавшегося напарника, удалился, за ухо ведя за собой проштрафившегося официанта, Удовиченко припечатал стол ладонью:

– Гриша, что за херня? Что это тебя понесло? Крутизну свою показать халдею решил или «ветер свободы» мозг тебе застудил?

– Сергей Сергеич, да я же в соответствии с легендой… – начал оправдываться Седов.

– В соответствии с легендой ты, Гриша, лучше бы не «хакал»! – зло отрезал Удовиченко. – У тебя из всех нас говор, пожалуй, самый характерный. Вон пусть лучше местные товарищи лясы точат, – и он кивнул в нашу сторону.

– Сергеич, – я продолжал поддерживать имидж «гражданской банды», – не надо на пра… Гришу гнать. Здесь такие разборки на каждом шагу. Кто сильнее – тот и прав. Считай, в каждом поселке своя власть, а даже если какая группировка и держит несколько поселений, то начальник каждого считает себя круче других. Я думаю, вы и так в курсе, только не привыкли еще.

После секундного раздумья полковник спросил:

– Ну а «понятия» там или координаторы есть какие-нибудь, Василич? А то мы в общих, так сказать, чертах знаем что почем, но в подробностях… Сам понимаешь…

– Ну да, – я чуть было не сказал «не царское дело навоз грузить», но вовремя прикусил язык, – не думаю, что вашим эсбэшникам было интересно к каким-то северным бандитам внедрять агентов, а слухи – они слухи и есть. В этих краях последняя попытка централизации пару лет назад была – один деятель в Рязани целое «княжество» создал. Да вот незадача – свои же и зарезали. А уж планов у него было громадье!

– Поняли, башибузуки? – полковник обвел взглядом своих офицеров. – В бане все лекцию слушать будем! – несмотря на необычность предложения, было хорошо видно, что глава «тайного посольства» не шутил.

Глава 3

Еду и напитки нам принесли на удивление быстро, только пиво на квас и морс заменили, но тут я с полковником согласен – не время расслабляться, а конфликт с официантом вполне себе помог замаскировать нехарактерный для местной публики заказ. Непьющий бредун – это персонаж сказочный и в реальной жизни встречающийся не чаще того японского страшилища, что города ело… Громила или Грузило, не помню уже, давно это кино смотрел…

Для маскировки, правда, на стол были выставлены пара фляг и две бутылки с «водкой» – чистой водой, которую периодически разливали по маленьким металлическим рюмочкам и, не чокаясь, «закидывали» в себя.

В процессе трапезы Гриша-прапорщик пересел поближе ко мне:

– Не помешаю?

– Да нет, садись.

– Аккуратно ты того уложил… Красиво! – И в ответ на мое невнятное мычание (я буквально за несколько мгновений перед этим откусил внушительный кусок домашней колбасы и не мог нормально разговаривать) он довольно неожиданно спросил: – Я только не заметил, как именно. Покажешь?

– Показывать нечего, подножка обыкновенная, – сказал я в ответ, прожевав и запив «вкусняшку» брусничным морсом.

– Понятно… Что-то мне эти «Чебурашки» серьезными не показались… – продолжал налаживать контакты прапорщик.

Что значит это слово на Юге я не знал, но, судя по контексту, ничего серьезного. Скорее всего, что-нибудь вроде нашего «душка».

– Ну, им и не положено быть слишком «серьезными». Ты ведь там, у себя, не подпаском служишь, верно?

– Верно, – согласился Седов. – А что, есть и по-настоящему лихие рубаки?

– Попадаются еще. Не все друг друга перебили. Вон, у Бритвы, – заметив недоумение на лице Григория, я пояснил: – Ну, у «князя», про которого я рассказывал… Так у него и «спецназ» свой был, с неплохими, по нынешним временам, ребятишками. Почти сотня ухорезов и вырвиглазов, считай… Так после того, как его завалили, они друг дружку и перестреляли, власть деля. Дисциплины им всем не хватает… Ну и времени на подготовку, конечно.

– Точно! – подключился к нашей беседе Федя-Говорун. – А еще они как дети малые…

– Поясни! – попросил южанин.

– На всякую фигню падкие. То у них поветрие было Алмазный фонд искать, а то – традиции Дикого Запада восстанавливать.

– С этого места, пожалуйста, поподробнее, – наш разговор заинтересовал остальных гостей с юга.

– Вам про что, конкретно? – переспросил Удовиченко Федор.

– Про Алмазный фонд не надо, и так знаю, что это ваша с посадскими мулька.

«А неплохие у них там, на Юге, аналитики, – подумал я, прикрыв глаза. – Просчитали, что слухи о несметных сокровищах Алмазного фонда и Оружейной палаты распускаются кем-то преднамеренно. И даже организаторов вычислили. Хотя чего нас со „святошами“ искать? Тут мы, на виду. Для опытного глаза, конечно. А что делать – оперативно-стратегическая, если так можно выразиться, необходимость. Пока наиболее резкие и отмороженные молодчики пробивались к центру Города, мы спокойно себе работали по реальным объектам. Причем даже не столько мародерили, сколько опорные пункты создавали и делянки помечали. И еще один интересный побочный эффект был – насколько я знаю, тот же Тушканчик неплохо заработал на продаже „совершенно точной и надежной информации“».

– Про Дикий Запад давай!

– А за это родственника Ильи нашего свет Васильича, благодарить надо! – Федя оскалил зубы в подобии «обворожительной улыбки». – Короче – подхватили местные молодчики от наших «кинопередвижников»[276] моду на дуэли в американском стиле… Ну, это когда кто быстрее из набедренной кобуры ствол вытащит и в пузо противнику пулю всадит.

Работа моя – ганфайтер,

Моя жизнь для меня – мой кольт,

И нервы под напряженьем

В несколько тысяч вольт.

Он зря тогда дернул рукою,

Мог бы жить без проблем, идиот —

Никогда не стреляй на вздохе,

И жизнь проживешь без хлопот,[277] —

совершенно неожиданно процитировал хорошо известного мне автора капитан Верстаков. Вот уж от кого поэзии не ожидал, так от него.

– Ага, и ты Андрей «Скоростную стрельбу» вспомнил? – улыбнулся Удовиченко.

– О! И у вас эту песенку поют! – Тушканчик отходил на несколько минут, «воздухом подышать» скорее всего, и вернулся, как раз когда капитан занялся декламацией.

– Да мы толком и не знаем, чья это песня. Давным-давно кассету, еще с прежних времен оставшуюся, кто-то из стариков приволок, ну и подхватили.

– Кассету? – удивился Тушканчик. – Это ж сколько ей лет?

– До фига! – Полковник наморщил лоб, пытаясь, очевидно, вспомнить числовое значение этого определения. – Они и до Тьмы-то уже редкостью стали даже в нашей глуши, не то что в столицах… – Он мотнул головой, словно отгоняя неприятные воспоминания, и полог, на мгновение приоткрывший тайны его прошлого, снова опустился. – А что, у вас эта песня тоже известна?

– А то! – улыбкой Мура можно было подвалы освещать, настолько она получилась ослепительной. – Говорят, – он перешел на трагический шепот, – Илюхин отец лично автора знавал, – и он посмотрел на меня.

– Ух ты! – искренне восхитился Седов. – А…

– Про фольклор давайте позже поговорим, – перебил его полковник. – Что с дуэлями этими? – И он посмотрел на Говоруна.

– А чего с ними? Все – как всегда. Смертность в этом районе выросла раза в три, если не больше. Местные – народ, и так-то не слишком выдержанный, а тут по любому поводу давай стреляться. В иных бандах едва треть народу на ногах осталась.

– Ну это-то понятно… Так, а это что за чучела? – и полковник посмотрел мне за спину, туда, где располагался вход в заведение.

Обычно я спиной к двери никогда не сажусь, тем более в таких веселых местах, но шесть человек с нашей фактурой, все как один разместившиеся в кабаке за одним столом лицом ко входу, это, согласитесь, весьма подозрительно. Так что пришлось мне развернуться.

«Да уж, „феерия варварского искусства“, как батя говаривал». Почти всегда бредуны, особенно напавшие на «жилу», цепляли на себя добычу без всякого смысла и меры. Вскроют, бывало, магазин спортивных товаров, так вся банда в тренировочных костюмах и хоккейных доспехах щеголяет. Или в дорогущих кашемировых пальто все ходят, пока не истреплют или покупателя не найдут. Здесь – похожая ситуация. Вошедшая четверка была как раз из поклонников стиля «Дикий, Дикий Запад», о чем говорили широкополые шляпы на головах двоих из них и набедренные кобуры у всех. Вожак вдобавок щеголял еще и двумя богато украшенными кобурами на животе, из которых торчали рукоятки «наганов».

– Сержио Леоне[278] и Клинт Иствуд[279] в одном кармане, – буркнул сидящий рядом Иван. – Есть мнение, что мальчики по нашу душу пришли.

Последнее, впрочем, было ясно без комментариев Мура, поскольку бравая четверка совершенно недвусмысленно направилась к нашему столу.

– Сергеич, похоже, ребята пострелять в приезжих собрались, как ты считаешь? – быстро спросил я Удовиченко.

– Есть такая буква…

Для стороннего наблюдателя ничего практически не изменилось, так – мелочи. Тушканчик опустил правую руку под стол – никому не видно, но я-то знаю, достал он свою трещотку.

Верстаков откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди – зуб даю, расстегнул ремешки на обеих подмышечных кобурах и готов шмалять с обеих рук.

Федя-Говорун чуть развернулся и, кажется, сильно заинтересован тем, что ему рассказывает Удовиченко, – но можно быть уверенным, что ствол его «сайги» смотрит в сторону недругов, а патрон дослан в патронник.

«Как там раньше было принято говорить? „Хорошо сидим!“ – кажется? Вот так и мы…»

– Эй, вы там! – «Ох, какое тривиальное начало! Фантазии у этого „ковбоя“ – ноль целых ноль десятых! А ведь если судить по голосу, мужику лет тридцать, не меньше. Должна была жизнь научить».

– На «эй» зовут блядей! – сурово отбрил его полковник, причем интонационно сыграл так, что я поневоле поверил древней байке, что до наступления Тьмы в военных учебных учреждениях был курс «второго командного».

«Жаль, что не могу посмотреть на лицо этого „ковбоя“. Начну елозить и дергаться – может нехорошо выйти… Так что сиди, Следопыт, не петюкай и жди, когда лепший дружок Ваня знак подаст».

Пауза затягивалась. У Удовиченко на лице замерло брезгливо-презрительное выражение, Федор уставился на незваных гостей с плохо скрываемым раздражением, капитан Верстаков играл бицепсами (не выпуская, впрочем, пистолетов), а Тушканчик просто сделал вид, что назойливые посетители значат для него не больше, чем парочка мух, залетевших в помещение.

– Самоед, – «О, это уже другой заговорил, поддерживает вожака!» – да чего с этими пришлыми цацкаться? Давай вызовем, а если сольются, так заберем добро-то?

«Да уж, этот совсем головкой скорбный. Они что же, даже во дворе не посмотрели, на чем мы приехали?». Тут я заметил, что Иван приподнял указательный и мизинец так, что его правая кисть стала похожа на улитку с ее смешными «рожками».

– А этот заморыш что тут расселся? – И тяжелая рука легла на мое правое плечо.

«Опрометчивый поступок, бредун! – Я вильнул плечом, и рука „ковбоя“ провалилась вниз, застряв между моими корпусом и локтем. – Ну, теперь им стрелять мне в спину совершенно без мазы!»

Опершись на руку придурка, я встал со стула, прикрываясь «ковбоем».

«Так, теперь немного подтолкнуть… Здесь потянуть…» – и диспозиция кардинально поменялась! Теперь я стою лицом к нашим недоброжелателям, их приятель – передо мной… А в кадык ему упирается небольшой такой ножик – дай бог, сто миллиметров клинок. Ножик этот всегда со мной. Память об отце, подаренная им в том самом рейде, когда мы книжный магазин на Сухаревке вывезли. Нож, естественно, не в канцтоварах найден, а совсем даже наоборот, в магазине, куда мы первоначально ехали – что рыболовно-туристическими товарами торговал. Помню, отец, когда мне его отдал, сказал: «Их один хороший мастер из Нижнего делал. Хорошо, если полсотни штук в год, а тут целых два нашли!» И прицепил свой в боковой карман камуфляжной куртки. У ножа этого клипса очень удобная на ножнах – как хочешь можно повесить, хоть вверх ногами. И хоть мал ножик, но ладен. Сколько раз меня с тех пор «Четыреста двенадцатый» (так он называется) выручал!

Вожак «ковбоев» вцепился в рукояти своих «наганов», но достать их не спешил. Скосив на мгновение глаза, я увидел, что Верстаков держит его на прицеле обоих своих «фортов».

«Ага, а с другой стороны наверняка маячит дуло „сайги“ Говоруна и Тушканчиковой „поливалки“, и ребятишки внезапно осознали, что дергаться не стоит – все одно не успеют».

– У тебя еще неотвеченные вопросы остались, – с явной угрозой поинтересовался полковник, – стрелок недорезанный? Заноза, вскрой парню кадык!

– Э… не надо его убивать… – голос главы «грозных мучачос» теперь был не похож сам на себя, теперь он больше напоминал жалкое блеяние.

– Погоди, Заноза. – И, хоть я все равно не собирался столь радикально завершать мое с пленным общение, но в ответ на просьбу полковника демонстративно отодвинул лезвие от шеи пленника.

– Ты, который в шляпе, грабки от пукалок-то убери! – продолжал между тем командовать Удовиченко.

Местный отпустил рукояти револьверов и поднял руки пусть не над головой, но на уровень плеч – точно! Остальные его сподвижники, видимо, тоже решили, что агрессивность лучше припрятать, и резких движений не делали.

– Вот и молодец! Хороший мальчик! – Сергей Сергеевич откровенно веселился. – А теперь осторожно, двумя пальчиками, доставай стволы и кидай их сюда. – Голос его был мягок и вкрадчив. – Вас это тоже касается! – внезапно рявкнул он на остальных, да так, что «ковбои» отшатнулись.

«Психологически мы их уже задавили, но удастся ли на одном „базаре“ сломать этих тертых „воинов дороги“? – Насколько я знал, многие бредуны весьма любили эстетику древних фильмов про Безумного Макса и довольно часто называли себя именно так. – Я бы, при таком раскладе, скорее всего, начал в ответ стрелять, и, несмотря на то что диспозиция явно не в их пользу, бдительность терять не следует!»

Однако нам повезло – стойкость наших оппонентов оставляла желать лучшего. Наткнувшись на жесткий, я бы даже сказал жестокий, отпор, бредуны «сдулись». Вначале их вожак аккуратно, как и просили, достал из кобуры первый револьвер и бросил его на пол перед собой, потом стоявший от него справа бандит, демонстративно изогнувшись, вытащил двумя пальцами из кобуры на боку потертый ТТ… А потом… Потом перед нами образовалась небольшая кучка оружия. Причем все разоружение заняло едва ли больше пары минут. Все это время мы молчали.

– Все? – спросил Удовиченко спустя десяток секунд после того, как последний ствол брякнулся на пол.

– Да, – сдавленно ответил Самоед, – только у Гучки осталось, но ему сейчас не двинуться, – и он мотнул головой в мою сторону, точнее – в сторону моего персонального пленника.

– С ним мы сами разберемся, – тон полковника не предвещал упомянутому Гучке ничего хорошего. – А вы ступайте себе… Или вон чайку, что ли, попейте, нервы полечите…

– А? – и грозный «ганфайтер» жалобно посмотрел на бывшее свое оружие.

– Там видно будет… Хотя ты, похоже, умный… – ирония в словах Сергеевича была заметна, как прожектор в безлунную ночь. – Слово «контрибуция» знаешь?

– Чего?

– Должен ты мне! Вот чего! – не вдаваясь в долгие объяснения заявил полковник. – Завтра придешь – решим тогда, за сколько я железяки ваши верну. Все – свободен, как негр в Африке!

На прощание я освободил Гучку от обреза охотничьей двустволки, потертого ПМа и двух ножей и присовокупил все это к нашей остальной добыче.

* * *

Когда переполох, вызванный нашей небольшой размолвкой с местными жителями, улегся, Верстаков негромко спросил:

– А не очень круто мы забрали?

– Федор в местных раскладах дока, – перевел я стрелки на Говоруна. – И если пока молчит, значит, ничего страшного.

Дейнов как раз возился с лежащими перед ним трофейным пистолетом, выщелкивая патроны из магазина, а потому ответил не сразу, а только закончив работу:

– Все путем, мужики! Я про этого Самоеда слышал. Ничего особенного – мелкая шайка на подхвате.

– Мелкая, это сколько? – не унимался Верстаков.

– Тебя, кэп, как звать-то? А то все время по званию неудобно, а по фамилии – долго.

– Андрей, – ответил капитан, протянув руку. – Или Зуб – это как кому удобнее, – добавил он, отвечая на рукопожатие Говоруна.

– А меня Федор или Говорун, но это ты и так понял, я думаю. Так вот, Андрей, их всего, дай бог, пара десятков наберется, так что нам ни с какого боку не помеха. Да и наехали они сам видел как криво. Без разведки, без прикидки. У нас деревенские, бывает, жестче прихватывают.

– У нас тоже.

– Вот я о том и говорю. Им, скорее всего, кто-то из местной челяди стуканул, что совсем не местные приехали, они и решили на шару патрончиков срубить.

– То есть продолжения не будет?

– А кто ж его знает? – развел руками Федя. – Но думаю, серьезных проблем не будет. С утра к городовому местному сходим, «наган» подарим. Так, Илья?

– Отчего же не сходить? Сходим, раз надо.

– Все поели? – спросил после минутной задумчивости полковник. – Тогда пошли к машинам, там и разговоры разговаривать не в пример удобнее, и вторую смену пора кормить.

Глава 4

К девяти вечера весь личный состав был «сыт, пьян и нос в табаке», график ночного дежурства составлен, и наступила пора привести себя в порядок. Тем более что, по словам банного распорядителя Воронка, парная готова была уже полчаса как.

– Только вас ждут, уважаемый! – очевидно, что байки о наших «подвигах» в «Хризантеме» уже пошли гулять по городку, поскольку тон бредуна сильно отличался от того, каким он разговаривал до нашего ужина.

– А сколько в вашу баню народу зараз влезает?

– Восемь – с полным нашим удовольствием, а десять – уже тесновато будет, уважаемый!

«Да что он заладил „уважаемый“ да „уважаемый“? Мы даже никого не убили! А восемь человек – это даже неплохо, в три смены уложимся, хотя если уплотниться, то можно и в две».

– Сколько с нас?

– Десятку серебром за час.

Я быстро прикинул в уме соотношение цен и сделал контрпредложение:

– Три «макарки» дам, магазины, естественно, полные, – отдавать серебро, которое всяко компактнее и легче, не хотелось, да и от нежданных трофеев избавиться не мешало, хоть и получалось, что я даже слегка переплачиваю.

– Самоеда стволы?

– Нет, но могу и его отдать.

– Его не надо, давайте другие.

«Учитывая наглость вышеупомянутого Самоеда, понятно, что лишние проблемы тебе ни к чему», – сообразил я.

– Тогда считай, что мы на три часа баню твою арендовали. Если что, продлить можно?

– Девочек звать? – снова поднял скользкую тему Воронок.

– Нет.

Договорившись с банщиком-распорядителем, я «вернулся в расположение», то есть сделал пяток шагов и поднырнул под растянутую масксеть.

«Вот что значит опытный народ! Даже уют кое-какой организовали!» – отметил я, копаясь в багажнике «уазика».

Наши гости, привычные к бивачно-походной жизни, устроили на пространстве, ограниченном машинами, подобие полевого штаба. Рядом со своими «Донами» южане установили три складных туристических стола из алюминия и несколько складных стульев. На одном из них уже скучал дежурный. «Вот это да! – мысленно восхитился я, заметив красную нарукавную повязку с соответствующей надписью. – Вот это дисциплина и порядок!»

На крюке, торчащем из трехметрового шеста, поддерживающего тент, висел светодиодный светильник, запитанный от автомобильного аккумулятора, освещая стоящую на столе рацию-«базовку» и лежащую рядом большую тетрадь в клеенчатом переплете.

Следопыты мои были значительно менее официозными – Чпок, как самый молодой, пошел в наряд первым и сейчас с комфортом расположился на коврике-скатке у колеса моего «тигра».

– Андрюх, – обратился я к нему, – давай, мухой достань мне из «уазика» три «макарки», что мы в Люберцах добыли!

– Угу, – Чпок отложил в сторону книгу, которую, держал в руках, и, быстро вскочив, отправился к своей машине.

Еще на подъезде к Коломне мы с Саламандрой решили, что трофейный «козлик» будет неплохим подарком нашему коллеге. Естественно, не бесплатно – треть стоимости он должен будет выплатить всем остальным, включая семью погибшего в тех же Люберцах Мистера Шляпы. Не совсем халява, но и получить такую классную машину не за пару тысяч золотых, а за несколько сотен – это всегда приятно. К тому же до подачи отчета в нашу финчасть мы всегда сможем между собой договориться.

«Рвачество» и жадность в нашей среде не приветствовались, но против разумной бережливости и финансовой сметки никто не возражал.

Да, добыча, сдаваемая в Экономуправление, в зачет шла не по рыночным ценам, но и за топливо со снаряжением мы тоже не из своего кармана платили. И аккумуляторы с батарейками тоже не на базаре покупали. Одно дело три, а то и четыре «рубчика» за «двойную А»[280] отдать и совсем другое – получить пять таких батареек за потертый ПМ, которому красная цена – десятка в базарный день.

После недолгой возни Андрей высунулся из окна задней двери:

– Илья, допмагазины доставать?

– Не, давай как есть. И патронов пачку.

– Так в пачках у нас трофейных нет! – удивился Чпок. – Только россыпью.

– А мне какая разница, давай две дюжины россыпью.

– На, держи! – буквально несколько секунд спустя Андрей снова появился над бортом машины, но на этот раз с ярким пластиковым пакетом в руках.

– Спасибо, дорогой! В благодарность командование в лице меня разрешает снизить интенсивность несения службы на семь десятых процента!

Андрюха слегка призадумался, очевидно вычисляя, что же значит моя тирада, потом хохотнул и вскинул руку в воинском приветствии:

– Да, мой генерал!

Я притворно скривился:

– Запомни, к непокрытой голове руку прикладывают только в том случае, если она пустая, Следопыт! – с важным видом отчитал я «молодого», но потом не выдержал и засмеялся.

Дежуривший у рации южанин тоже рассмеялся:

– А вы, Илья Васильевич, служили? И в каких войсках? – в последнем вопросе проскользнула явная ирония.

«Ну как же „военная косточка“ над шпаками, в солдатики играющими глумится, что ж тут непонятного…»

– В Отдельном добровольческом разведывательно-диверсионном батальоне семьдесят шестой гвардейской Черниговской Краснознаменной десантно-штурмовой дивизии! – четко и внятно, как четырнадцать лет назад на прощальном параде в славном городе Юрьеве, отрапортовал я. – Еще вопросы будут, лейтенант?

Лицо южанина вытянулось, и он, пробормотав «Простите, Илья Васильевич», сделал вид, что ему срочно необходимо внести какую-то запись в журнал.

Андрюшка просек фишку и, выйдя из машины, попытался продемонстрировать строевую подготовку, но уже на втором шаге запнулся, да так, что чуть не упал. Пришлось его подбодрить и одновременно сделать внушение:

– Покривлялись и будя, – негромко сказал я ему, подойдя вплотную. – Но не умеешь – не берись, а берешься, так учись. Кстати, я сам всей этой шагистике не обучен. Не до того было в двадцать шестом.

– Я понял, Илья.

– Ну и чудненько… А устав, если хочешь, я тебе могу дать почитать. В Торжке у меня лежит.