Текст книги "Мир Терского фронта. Тетралогия"

Автор книги: Артем Рыбаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 46 страниц)

– Да понимаю я, но неужели на складах разрушенных никто не копался?

– Копались, но немного поздно получилось. Что-то там связанное с ускоренным износом материалов и повышенной коррозией. Мне Матвей Владимирович объяснял, да я по скудоумию своему не запомнил. «Сапог», что с меня взять?

Называть тупым Виталия Андреевича я не стал бы и с великого перепоя – он до сих пор, несмотря на его шестьдесят пять, большинству молодых Следопытов по соображалке фору даст, и это – если забыть, что он на четырёх иностранных языках говорит. А если и славянские включить – то семи. Но не доверять словам деда Матвея – старенького уже доктора физико-математических наук, такого у меня и в мыслях не было. Я только недавно начал понимать, что называется, по-настоящему, какое великое дело наши отцы сделали. Следопытство и боеспособность – это, конечно, замечательно, но погремушки – если по-хорошему. А вот то, что у нас в школах дети учатся и целых два института – вот что главное! И врачи свои есть, и агрономы, и инженеры с химиками. Мало, но есть! И не только старые на общинном коште живут, но и новые появляются!

– С Люберцами понятно. А на втором листе?

– А это ещё одна хохма былых времён – склады авиации ВМФ в Коломне.

– «ВМФ» – это же флот, верно?

– Именно так; В смешное время довелось нам, старикам, жить. Может, слышал про завод подводных лодок в Нижнем?

Я опешил:

– Что катера и моторки там строили, я знаю, но подводные лодки?!

– Да, было такое. Ну, сейчас мы дела давние вспоминать не будем, вот… – Виталий Андреевич осекся, вспомнив, что говорить «когда вернёшься» в нашем Братстве не принято, – напьюсь у вас с Лизкой на свадьбе и расскажу. А теперь самое главное – то, что только тебе доверить могу. – И он пододвинулся вместе со стулом практически вплотную ко мне.

– Да что такое, дядя?

– Илюшка, понимаешь… – Он непривычно замялся в непритворном смущении. – Вышли на нас, точнее – на меня и Андрея Воротникова, люди с Юга. Помощи попросили, – и, заметив, как я возмущенно вскинулся, положил мне на плечо свою далеко ещё не слабую руку. – Сиди, племяш! Знаю, о чем сказать хочешь, но ты выслушай меня вначале! Люди доказательства веские предоставили, что в тех делах кровавых нынешнее их руководство – ни ухом ни рылом! Нашлась одна гнида сучья. А сейчас им помощь нужна. Русские же люди, понимаешь?!

Я заметил, что, обычно невозмутимо-ироничный, дядя сейчас нервничает по-настоящему.

– И тебе надо будет встретить их группу и привезти сюда. Человек, что у них главный, – по уровню равен Валерке нашему, следовательно – встреча важная. И даже очень.

– А что за помощь им от нас нужна? Где Ростов и где мы?

– Всё в своё время узнаешь. А пока запоминай. – Он развернул клочок бумаги с двумя строчками по шесть цифр. – Частоты. Основная и резервная. А ЗАСы[224] у нас несовместимы, так что говорить будешь в открытом канале. И не раньше, чем до Коломны доберёшься.

– Когда контакт?

– Послезавтра. Они в зоне будут после полудня. И только шесть часов. Потом уйдут к себе.

Я мысленно представил себе карту: «Четыре сотни километров, если не напрямик ехать, а по дорогам, потому как от Солнечногорска до Чехова одни развалины остались! Это до Тьмы за полдня доехать можно было, а теперь можем не успеть!»

– Это когда же вы договорились, что такая спешка?

– А вот сегодня с утра и договорились, группа вернулась и подтверждение принесла. Про радио даже не говори, прикинь, что бы случилось, если б твои «шведы» передачу перехватили, а? А у них в вертолёте, совсем некстати, гранаты нашли.

– Какие гранаты? Они взорваться все должны были! – не понял я.

– Такие гранаты, фруктовые. Хотя о чём это я? Ты же и не видел их никогда…

Глава 12

Ошарашенный сверхсекретными новостями, я сидел на переднем сиденье «моего» «Тигра» и, жуя кулебяку, бездумно пялился в окно. Ни Тушканчик, ни Говорун, ни выцепленный им в местной «дежурке» и хорошо знакомый мне Сергей, носивший звучное и странное прозвище Свистопляс, вопросов не задавали, резонно посчитав, что, когда надо, начальство в моём лице всё скажет.

Оценив по окончании беседы имеющийся в нашем распоряжении транспорт, мы с «дядей» Виталиком одновременно пришли к выводу, что от добра добра не ищут и трофейные «Тигры» очень кстати. Мало какой из автомобилей мог позволить держать скорость в восемьдесят километров по нынешним дорогам. БТР или «бардак»,[225] пожалуй, смогли бы, но ближайшая такая машина в полусотне километров от нас – аж в Торжке. И для дальнего скоростного рейда «восьмидесятка» хуже подходит, так что остались, как говорится, «при своих». Восьмером мы легко разместились в двух «ГАЗах», и ещё место для припасов и гостей осталось.

Прощание вышло скомканным – из остающихся, кроме Андреича, только Гедеван был в курсе стоящей перед нами проблемы, а вот остальные наши «братья» пребывали в счастливом неведении и потому весьма удивлялись, когда по распоряжению «главных бугров» грузили в наши машины крайне дефицитные РПГ и выстрелы к АГСу. Но кто-то из присных Андреича удачно «проболтался», что мы сегодня уже вертолёт сбили и на очереди – бронетехника противника, так что лишних вопросов никто не задавал. Ещё меня немного нервировала Елизавета, на протяжении всей погрузки тихо стоявшая у крыльца опорного пункта и не проронившая ни единого словечка, что было на неё совершенно не похоже. Я даже подумал тогда, что, может, всё у нас и наладится…

Мы уже давно проехали и Тверь и Эммаус, когда на обочине показались два стоящих следопытских «уазика», рядом с которыми подпрыгивал персонаж в камуфляжном одеянии, размахивавший над головой какой-то тряпкой белого цвета.

– Тормозим? – лениво спросил Свистопляс, бывший у нас за водителя.

Я кивнул, и наш вездеход остановился, не доехав пару метров до «плясуна».

– Привет, брат! Что за танцы с бубном? – спросил я незнакомого мне парня лет двадцати, приоткрыв дверь.

– Привет! Ты Заноза?

– Ну, допустим, что я… И что?

– У меня две новости для тебя.

– Валяй.

– Наши нашли тот английский рыдван, что вы догонять должны были.

– И где? – спросил я, больше чтобы поддержать беседу.

– Да тут бухточка одна хитрая есть, аккурат в пяти кэмэ от Изоплита, напротив Клещёво почти.

– А там следы катера… – закончил я за него.

– Верно! А ты как догадался? – парень был удивлён.

– Интуиция, брат, – это великая вещь! – пришлось отшутиться, дабы не обидеть «салажонка». – Вторая новость какая?

– С нами связались «аналитики» и попросили попросить вас включить рацию… – Похоже, он совсем смутился, так что даже язык стал заплетаться, но краснеть настала пора мне.

– Спасибо за напоминание! Удачи! – Я захлопнул дверь и потянулся к радиостанции.

– Ба, Илюха, ты рацию забыл включить! А я думал, чего это мы «молча» едем, – подначил меня Мур. – Слышь, Говорун, это он, скорее всего, список гостей на свадьбу обдумывал, вот и забыл.

– И когда свадьба? – поинтересовался обычно крайне неразговорчивый Фёдор. – А то я не слышал…

Показав Ване кулак, я успокоил Дейнова:

– Федь, ты что, Тушканчика не знаешь? Балаболит он. Не скоро свадьба.

– А на ком жениться собрался, Илья? – похоже, идея пристроить меня в хорошие женские руки пришлась Говоруну по вкусу.

– Да не нашёл ещё пока, так что не парься, друже. Как найду – тебе обязательно скажу.

– На Лизе Фёдоровне, на ком же ещё. Федь, ты его не слушай, это он специально мозги нам пудрит! Чтобы на застолье сэкономить, – снова встрял неугомонный Тушканчик. – Ты ж сам видел, как они в столовке ворковали, даже нас выгнали!

Обычно я на дружеские подколки реагирую более чем спокойно, сам пошутить и подшутить люблю, но то ли нервное напряжение сегодняшнего дня сказалось, то ли груз взваленной на меня Андреичем ответственности, а может, и что ещё повлияло, но я заорал на старого друга:

– Мур, чертяка американский! Прекрати свои шуточки, иначе до Столицы пешком пойдёшь!

Иван хихикнул, но замолчал, а Говорун спросил как ни в чём не бывало:

– Так куда едем, кэп?

– Если «кэп», то надо говорить не «едем», а «идём»! Уж тебе, как питерскому, положено это знать.

– А я не питерский, я – гатчинский, – совершенно серьёзно ответил Фёдор. – И мне тогда только семь месяцев исполнилось, вот и не помню я ничего.

– Извини, что напомнил! – в который раз я забываю, что многие люди не любят, когда вспоминают «времена до Тьмы». Далеко не всем повезло так как моей семье, а ведь и у нас в Столице остались родственники и друзья. Отец буквально в первый свой рейд постарался разыскать хоть какие-нибудь следы. Без особого, впрочем, успеха. Кто погиб во время первого удара, разделив судьбу ещё как минимум пяти миллионов человек, другие были унесены Исходом, когда немногие уцелевшие – больные, обожженные, испуганные люди сплошным потоком ехали и шли прочь от догорающего мегаполиса, вливаясь в поток других бедолаг. По результатам исследований, в Москве уцелело тогда не больше нескольких тысяч человек. Ещё некоторое количество жителей столицы были вне города, подобно нам, но последовавшие затем холода и разгул анархии уничтожили три четверти оставшихся. Как однажды грустно пошутил Виталий Андреевич: «Сбылась мечта россиян – москвичи вымерли!» За почти тридцать лет и он, и отец, несмотря на свои немаленькие возможности, нашли только четверых своих знакомых.

И точно так же судьба обошлась с обитателями других крупных городов. Я знаю; поскольку сам пять раз ходил в дальние рейды, доходил до Смоленска на западе и Рязани на юге, видел развалины Петербурга и Казани, Нижнего Новгорода и Ярославля. И другие из наших тоже видели. Не так много, конечно, но не зря Тушканчик так обижается, когда кто-то его происхождение упоминает. У нас почти везде американца на клочки голыми руками разорвут, если только он не в танке сидеть будет, хотя если в танке – то тоже разорвут. Вместе с танком!

– Мы к Городу едем, на юго-восточную окраину, потом – в область, – отвлёкшись от невесёлых мыслей, ответил я.

– Тогда два варианта есть… Какой выберем?

– Через север поедем. Ты не знаешь, у Яхромы мост починили?

– Да, ещё в том году. Не видел разве? Вроде в рейд недавно ходил?

– Я напрямки мотался, по Волоколамке.

– Значит, сейчас до Клина, а там – налево. А уж потом решим, или по мосту, или в Дмитрове – по наплавному.

– Да.

Связавшись по радио с Гедеваном, я доложил о предполагаемом маршруте, записал частоты и позывные следопытских групп, работающих там, и мы поехали дальше.

* * *

…Вот уже шесть часов мы в пути, места вокруг хорошо знакомые, водитель у нас отличный, и дороги более-менее проезжие, а потому за это время мы добрались аж до Радонежа. И это если учесть, что кусок Большого Кольца от Каменки до Сергиева Посада уже давно разрушился и пришёл в полное запустение, и добираться до нужной точки нам пришлось узкими местными дорожками.

Вообще, нынешняя дорожная сеть довольно сильно отличалась от старой, неплохо знакомой мне по рассказам наших стариков и картам. «Быстрые дороги» со множеством сооружений люди первые лет десять в порядке поддерживать не могли, и мосты, и путепроводы обветшали, асфальт растрескался и был унесён снегом и водой, так что теперь о магистральных шоссе, гордо рассекавших пространство, говорили разве что высокие насыпи, заросшие кустарником, да остатки дорожных сооружений. Даже основная транспортная артерия, делившая нашу Общину на две неравные части, бывшая до Тьмы «федеральной трассой М-10 „Москва – Санкт-Петербург“», представляла собой широкую расчищенную полосу, аккуратно посыпанную щебёнкой, с редкими участками, выложенными разноформатными бетонными плитами. Что уж говорить о краях малонаселённых? Хотя отец мне как-то говорил, смеясь: «В старое время отрезок от Твери до Новгорода считался самым плохим, а теперь, наоборот, только он и работает нормально».

Немного посовещавшись, решили завернуть всё же в Посад, отдохнуть у тамошних монахов, а заодно и новости узнать. Относительно недавно в регионе проложили и наладили компьютерную сеть – отдалённый аналог древнего Интернета, но воспользоваться терминалом мы перед выездом не сообразили, к тому же от людей новости и сплетни узнавать – оно, на мой взгляд, надёжнее как-то – по крайней мере, видно, когда собеседник привирает, а когда просто фантазирует. А у меня ещё и хорошие знакомцы в Софринской бригаде среди высокопоставленных иноков имелись. Виталий Андреевич их в шутку «ментомонахами» называет. Но только среди своих.

Сказано – сделано, и через четверть часа мы уже подъехали к первой заставе Посада, стоящей в том месте, где от Ярославского шоссе ответвлялось шоссе Московское. Из монументального блокпоста, построенного из бетонных блоков, вышел здоровенный, под два метра, детина с нашивками старшего инока на рукаве серой камуфляжной куртки и большим крестом на чёрной вязаной скуфье.[226] У нас, правда, такие шапочки называют по-другому – «менингитками». Но в чужой монастырь со своим уставом лезть не следует, и, навещая посадских или других каких соседей, живущих отличным от нашего укладом, я старался себя контролировать.

– Старший боевой инок Громовержцев, начальник дорожной заставы, – поприветствовал нас здоровяк, поправив «семьдесят четвёртый» «Калашников» со складным прикладом и подствольником, при его габаритах выглядевший совсем несерьёзно.

– Как в Твери дела?

«Хм, опытный мужик, сразу опознал! – отметил я про себя. – Хотя для соседей в этом особой проблемы нет – новый „Тигр“ из Арзамаса, на всех „горки“, ухоженных стволов до хрена… И гадать не надо».

– Следопыт Заноза, начальник рейдовой партии, – представился я в ответ, показав жетон. Надо понимать, что окно я открыл ещё на подъезде к посту – без проверки посадские в город мало кого пускали, хоть и славились жалостливостью «Христа ради». Правда, это – больше к «домашним» монахам, а не к «боевым».

– Приветствую достославного путешественника! – Некоторая вычурность речи была свойственна подавляющему большинству обитателей этого анклава, включавшего в себя все территории от Софрина на юге до Плещеева озера на севере, и от Дмитрова на западе до Киржача на востоке. – Вы к нам по делу или проездом?

– Можно сказать, что по делу. Не подскажешь, наставник Никодим сейчас в городе?

– Да, у себя должен быть, на тренировочном подворье.

Я, вспомнив некоторые детали, попросил:

– Не в службу, а в дружбу, звякни, скажи, что к нему в гости Заноза приехал.

– Обождите, – и, махнув рукой кому-то во втором укреплении, инок скрылся в доте.

«Сразу видно, что жизнь тут спокойнее стала, – пришло мне на ум. – Раньше, чтобы подъехать к этому блоку, надо было преодолеть лабиринт из бетонных надолбов под прицелом минимум трёх пулемётов, а сейчас – благодать, но пропуск в „Цитадель Света“ всё равно лучше заранее получить…»

«Цитаделью» мы между собой называли территорию Троице-Сергиевой лавры. Давным-давно, я уже сейчас и не вспомню точно в каком году, один из молодых Следопытов, побывавший в экспедиции в этих краях и прочитавший перед этим Толкина, так впечатлился увиденным в Сергиевом Посаде, что сравнил древний монастырь и его обитателей с Гондором. Так с тех пор и пошло. И многие здешние обитатели сами использовали этот топоним. Брат Никодим – точно.

Хоть это может показаться странным, но Следопыты были по большей части людьми начитанными, не зря же я вспомнил про тот книжный магазин, и молодыми, отчего некоторые наши словесные построения вызывали оторопь у чужаков. К примеру, когда посадские воевали с владимирскими в двадцать шестом году, то мы даже в официальных отчётах называли этот конфликт «Войной за Кольцо» или «Войной Кольца». Почему? Да потому что камнем преткновения тогда стал город Кольчугино с его предприятиями, а творчество древнего английского писателя было популярно. Воевали же местные долго и упорно, и было за что! Завод по выпуску генераторов и электродвигателей, кабельный завод, предприятие «Кольчугинская сельхозтехника», делавшее отопительные котлы, работавшие на отходах деревообработки, бетонный завод. После почти десяти лет войны до кого-то всё же дошло, что ещё немного, и воевать станет не за что, и ранее непримиримые враги пошли на попятный. Четыре года назад это было. Мы так обрадовались! Ведь до того на восток Московской области приходилось добираться через «Зону Смерти» – выжженные американским ударом западные и южные районы. Слишком много до Тьмы там было стратегических и военных объектов.

Буквально через пару минут Громовержцев вышел наружу и, подойдя к машине, протянул мне пропуск:

– Отец Никодим ждёт вас. Куда ехать, знаете?

– Да, конечно! Спасибо, и удачи вам!

– Храни вас Господь! – По знаку инока шлагбаум поднялся.

* * *

Проехав мимо института военной вирусологии (да-да, несмотря на всю свою веру, посадские сохранили это учреждение!), мы подъехали к самому городу. После Тьмы население здесь выросло раз в пять, если не больше. Выжившие из Москвы, Мытищ, Королёва и множества других подмосковных поселений постарались перебраться как можно дальше от пепелищ, и многие остались здесь навсегда. Вначале их размещали во всяких санаториях и пансионатах, восстанавливали заброшенные детские лагеря (отец ещё называл их «пионерскими», но к северной Пионерии они никакого отношения не имели, я проверял). Потом начали строить свои дома, и теперь почти вся территория между Московским шоссе и железной дорогой была застроена. А на старой карте здесь отмечены только рощи и поля. Да и дальше, на месте почти полностью сведённого Копнинского леса, тоже всё застроено. Я бы, кстати, не смог здесь жить – «железка» ведь у посадских уже много лет работает! Даже местные «добытчики» в Столицу на дрезинах и мотрисах[227] катаются. Ну, не совсем в Столицу, но до Пушкино доезжают, а там всего полтора десятка вёрст до Внешнего Кольца. Знаю – наши «стекольщики» люто им завидуют.

До тренировочного подворья, в прошлом спортивного комплекса «Луч», нам надо было проехать через весь центр Посада, мимо «Цитадели».

Как я уже говорил, посадские были людьми радушными, и если бы не их повышенная религиозность, то контакты между нашими «государствами» были бы гораздо теснее. А так на каждом шагу кресты-распятия, по любому поводу богослужение или крестный ход – на мой взгляд, непонятно, когда они работать успевают! Правда, народу у них много – точнее, столько же, сколько у нас, но почти втрое меньше площади, и болота реже встречаются.

И сейчас нашей маленькой колонне преградила путь какая-то религиозная процессия – впереди несли здоровенный медный крест, над головами развевались хоругви, а возглавлял шествие православный священник с медным сосудом, которым он покачивал, окружая себя дымом. Кажется, это называется кадило, но я не уверен, если честно. Толпа была внушительная, человек триста, если не больше. В основном женщины, но и мужиков хватало. Вышли они справа, со стороны главной железнодорожной станции, и заняли весь проспект Божественного Откровения, по которому мы и ехали. Карта мне подсказала, что ещё двадцать девять лет назад проспект этот был Красной Армии, но никто из местных это название при мне ни разу не употреблял, из чего я в своё время сделал вывод, что переименовали его в первые годы после Катастрофы. Шествие, скорее всего, направлялось к Цитадели, до которой отсюда было чуть меньше километра, а это значило, что в ближайшие полчаса нам тут проезда не было.

«Вот блин горелый! Вляпались на пустом месте», – ругнулся я про себя и спросил сидевшего за рулём Мистера Шляпу:

– Знаешь, как объехать?

– Не вопрос, командир! – оптимистично ответил Саша. – Через вокзал ихний, а там мимо Гостевого двора и по Вознесенской обгоним этих. А не обгоним, так до Валовой доберёмся и там проедем.

– Ну, если знаешь, так поехали, нам спешить надо…

Буквально через десять минут и полтора километра мы действительно выскочили на главный проспект Посада, обогнав толпу верующих метров на триста, и спокойно покатили дальше, любуясь величественной картиной Троице-Сергиевой лавры.

Через пару километров мы свернули на так и оставшуюся непереименованной улицу Матросова, и я скомандовал:

– Саш, вот сюда, к КПП сворачивай. Да, за этим большим зданием.

Перед воротами «Тигры» остановились, и я вылез наружу. Бросив взгляд на огромный металлический медальон, изображавший букву «Л», вписанную в стилизованное солнце, и надпись «Луч», располагавшуюся в левой нижней части, я направился к двери пропускного пункта.

Внутри у турникета сидел смутно знакомый мне дюжий инок, который, разглядев меня, встал с табурета и радушно поздоровался:

– Здравствуйте, Илья Васильевич! Как здоровье ваше?

– И тебе не хворать! – сказал я в ответ. – Я к отцу Никодиму.

– Так точно. Наставник мне уже звонил, – и он покосился на чёрный телефонный аппарат, стоявший на тумбочке. – Машины ваши снаружи оставьте и проходите. И автоматы.

– Спасибо тебе, отрок Николай. – Я вспомнил, как зовут этого бойца, как и то, что пару лет назад по просьбе Никодима проводил здесь семинар по рукопашному бою на ограниченном пространстве, и этот парень был в числе занимающихся.

Высунувшись в дверь, кликнул своих ребят, и мы степенно, по одному, прошли через турникет.

В большое здание, бывшее в прежние времена плавательным бассейном, нам не надо, епархия[228] Никодима была в другом здании. И как раз от него нам навстречу поспешал невысокий и щуплый монашек. Увидев меня, он широко заулыбался и радостно замахал руками, приветствуя.

Я улыбнулся в ответ:

– Привет, Ахметка! Как жив, как здоров?

Брат Ахмет, чернявый и горбоносый, подобно большинству своих соплеменников, был местной достопримечательностью. Сразу после Катастрофы большинство «весёлых людей с гор» с лёгкостью вспомнили давние традиции предков и начали жизнь абреков.[229]

Причём большинству из них не пришлось прилагать к этому никаких усилий – сплочённые и до этого группы горцев просто в открытую стали делать то же, что прежде делали скрытно, – грабить. Нашему сообществу повезло – мало у нас было «этнических организованных преступных групп», как называли такие объединения писатели минувших времён. А немногочисленные владельцы магазинов и придорожных кафе, стоявших у «Большой дороги», и так жили с соседями в мире. А вот посадским довелось хлебнуть с этими бандами лиха. Как рассказывал мне отец Андрей, Главный пастырь Софринской бригады, менты (тогда они ещё монахами не стали) денно и нощно мотались по всей территории, пытаясь защитить переселенцев и местных. «Представь себе, Илюшка, – говорил он мне, – мы за месяц столько патронов расстреляли, сколько в Чечне за год не тратили! Сорок семь человек убитых и сто семьдесят раненых, и это – без ополченцев и мирняка!»

А годовалый Ахмет был захвачен во время одной из стычек. Вся его семья, включая мать и сестёр, стреляла по софринцам до последнего. Разъярённые бойцы уже собрались прислать окопавшимся на втором этаже большого кирпичного особняка «Шмелей»,[230] когда молодой отец Андрей, носивший в ту пору лейтенантские погоны и бывший командиром штурмовой группы, услышал негромкий детский плач. «Представляешь, заглянул я за угол, а он там сидит. Голожопый, в одной рубашонке. Над ним пули визжат, мат до неба стоит, а он сидит и тихонько так поскуливает… Ну и не выдержал я – заорал ребятам, чтоб прикрыли, и к нему. А эти как ждали – из всех стволов как дали, но, спасибо Богородице, не попали. Ну а там я уж из дома выскочил и в грязь вместе с Ахметкой закопался. Тут уже и наши жахнули!»

По словам всё того же отца Андрея, Ахметом мальчонку назвали сами бойцы, были предложения переименовать его на русский лад, но он настоял на сохранении национального имени. И вот уже двадцать семь лет живёт в Посаде русский боевой монах брат Ахмет, правая рука местного тренера и наставника отца Никодима. А поскольку мы с последним весьма дружны, то для Ахмета я – старший брат, и, сойдясь поближе, мы с чувством похлопали друг друга по плечам и даже приобнялись.

– Илья, ты хоть бы предупредил, что приедешь! – с непритворным возмущением сказал он.

– Извини, в спешке ехали, не успели.

– А что такое? Проблемы какие-нибудь? – Ахмет даже остановился. – Ты скажи, поможем, сам знаешь! – Импульсивность характера соответствовала происхождению, но акцента у него не было вовсе.

– Всё хорошо, друг, не переживай. По следу нехорошего человека идём, да потеряли его.

– Вы? Потеряли?! – изумился он. – Не верю!

– Хитрый, словно лиса, попался – водой ушёл!

Мы подошли ко входу, и инок распахнул дверь:

– Вы, ребята, проходите, отец Никодим ждёт, а я пока до трапезной дойду, насчёт обеда распоряжусь.

Отказываться мы не стали, дабы не обидеть хорошего человека, но и привычка экономить свои припасы в каждом Следопыте в кожу и в кости въелась. Про все «кладки» не скажу, но у первых восьми, ещё заставших пешие и конные рейды, – точно!

Предложив ребятам обождать на лавках в «предбаннике», я разулся и толкнул массивную дверь в тренировочный зал. Никодим был здесь.

– Отроки, поприветствуем гостя! – зычным голосом скомандовал он, заметив меня в дверях.

– Здрав-будь-и-благослови-тебя-Господь! – хор молодых, сильных голосов.

– И вам не хворать, Божьи воины! – Я знал, что такое обращение им очень нравится.

– Алексий, над партером поработайте, – бросил Никодим своему помощнику и, раскинув руки в стороны, пошёл ко мне.

Надо сказать, что зрелище было впечатляющее – размахом плеч наставник если и уступал мишке, то ненамного. А вот росту был среднего, на пару сантиметров пониже меня. Но силы в нём… Мы, когда первый раз подрались (в шутку, конечно), долго под впечатлением были. Иноки и Следопыты тогда об заклад бились, кто выиграет. С их стороны – грешно, а с нашей – глупо, к тому же проиграли все, и те, кто на Никодима ставил, и те – кто на меня. Поскольку ничья случилась.

Я, признаться, будучи весьма самоуверенным молодым человеком, сам не ожидал тогда подобного результата, ведь до встречи с Никодимом у меня «большой шкаф всегда громко падал». Но первая же плюха от этого «квадрата», как я про себя называл противника, снесла мой далеко не вялый блок, и только винчуновская привычка работать корпусом позволила мне «слить» удар и устоять на ногах. Впрочем, и моя стремительная контратака оказалась для оппонента полной неожиданностью. Получив раз пять по всяким неприятным местам, монах с трудом разорвал дистанцию, и, постояв пару минут друг напротив друга, мы рассмеялись и, поклонившись, пошли обниматься. С тех пор десять лет прошло, а дружба наша только крепнет.

Вдоволь наобнимавшись, мы прошли в каморку наставника.

– Всё бегаешь, Илюшка? – спросил Никодим, доставая из шкафчика стаканы и вазочки с мёдом и вареньем.

– А что делать, служба такая. – Мой друг относился к тем немногим за пределами нашего «государства», кто знал как задачи, так и возможности нашего Братства, и потому более подробные объяснения ему не требовались.

– А чего к нам прискакали? – щелкнув клавишей доисторической редкости электрического чайника, монах присел на стул.

– Пришлых гнали, – посвящать даже его во все подробности нашего дела я не имел права. – Издалека пришли гости дорогие, аж с янтарных берегов.

– Да ну?! – Никодим недоверчиво изогнул бровь. – Всё не успокоятся, ироды? Чего на этот раз хотели?

– Странного. Ты отца Андрея когда увидишь? У меня для него от Виталия Андреевича весточка.

Никодим переменился в лице и смущённо затеребил бороду.

– Что не так, Никодимушка?

– Отче вчера преставился, – грусть в голосе монаха была не показной.

Я опешил, отцу Андрею ведь и шестидесяти не было!

– Болел он, – после долгой паузы произнёс инок. – В феврале месяце слёг, почитай сразу перед днём Русского воинства, да и сгорел в три месяца. В нём едва половина от прежнего осталась. Вы людей на улице должны были видеть – прощаться народ с раннего утра идёт, хорошего человека Господь к себе прибрал…

Я достал маленькую фляжку и, пробормотав: «Помянем!» – сделал большой глоток. Настойка обожгла глотку, выбив слезы из глаз, но стало легче. Я протянул фляжку Никодиму. Обычно он спиртного не употребляет, но сейчас приложился. Помолчав с минуту, он сделал ещё один глоток и тряхнул коротко остриженной головой:

– Вот так вот, брат. Батя твой два года назад, отче сейчас… Уходят старики. Уходят. Как хоть Андреич, ничего?

– Нормально с ним, здоров и силён пока, вот полковник Поликанов из псковских зимой умер. Сердце.

– Эх, судьба, судьбинушка… На себе вытащили нас, кровь проливая… Прощаться пойдёшь?

– Конечно! Он мне не чужой был!

– Я отведу. Позже. Что за послание? – он перешёл на деловитый тон.

– А кто вместо наставника теперь? Отец Владимир?

– Пока он, а там видно будет.

– Этот поймёт, тоже из прежних. Послание такое: «Трехголовые начали игру. В деле и те, с кем дедушки бились. Юг готов проснуться и прислал карфагенские яблоки раздора. Солёные уши что-то затевают не во благо всем».

– Вычурно, ничего не скажешь! – хмыкнул Никодим.

– Это что, вначале вообще в стихах было.

– Мне подсказку не дашь?

– Нет. Но своими словами расскажу, что со своего шестка вижу.

– Давай, а я уж мужикам нашим пошепчу.

– Ну, слушай… Всплыли шведы, причём у нас они давно. Базировались между вами и нами. Серьёзно вросли. Кликуха Дуб тебе о чём-нибудь говорит?

– Да.

– Так вот, пришлые под него косили. Шалить начали с недетского наезда на меня лично. – Заметив удивлённое выражение на лице собеседника, пояснил: – Как барана увезти попытались, еле отбился. Мы их зажали и затрамбовали.

– Охотно верю, – улыбнулся Никодим.

– Но их главный соскочил, причём так хитро, что мы только диву давались. Гедеван его пробил по старым документам и выяснил, что он ещё из «древних». Прикинь, одним из вариантов ухода был вертолёт.

– Щедро, ничего не скажешь!

– А на борту были мальчики со шведскими «собачьими бляхами», не фальшивыми ни разу.

– Весело у вас!

– И у вас – тоже будет. У пришлых – база под Кимрами.

– То есть они могут на все стороны работать.

– Я думаю – недолго, Андреич сказал «фас», потому я и сюда заехал, чтобы вы веселье не пропустили.

– Я понял, Илюха! Вы пока в трапезную сходите с Ахметкой, а я к Старцам нашим пойду.

Глава 13

Уже стемнело, когда мы, вместе с Тушканчиком и Шляпой, тоже знавшими отца Андрея, пришли в Цитадель. Никодим пошёл с нами, и потому нас пропустили через Каличьи ворота, в отличие от обычных посетителей, которым вход был разрешён только через главные, Святые.

Прощание с Наставником проходило в церкви Зосимы и Савватия, что примыкала к белоснежным Больничным палатам. Даже сейчас, в половине девятого вечера, длинная вереница людей тянулась от входа в храм мимо церкви Смоленской Богоматери и скрывалась за колокольней. Никодим, понимая, что времени у нас немного, сразу направился к дверям, махнув на ходу служкам, чтобы они отодвинули загородку.