Текст книги "Ледяной коготь: испытания грядущего дня"

Автор книги: Артем Демченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 39 страниц)

Но не один он был впереди воинства всесильного. Вместе с ним мчались великие герои ушедших эпох, великие предки, питавшие силой каждого защитника Млечного Пути: здесь были и Ультер IV, и Грышнак III, и король Пендрагон, и князь Луминель, и герои Сталинграда, Курска, Иводзимы, Бородино, Ватерло, и погибшие под Зееловом, и сложившие головы под Фермопилами, Москвой, Каннах, Ржевом, Вязьмой, Арденнах, отравленные под Осовцом, сражённые на Куликовом поле, убитые в Верденских траншеях, оставшиеся на пляже Омаха, участники штурма Берлина, Кенигсберга – все они рвались в бой вместе со своими потомками, гордые их сильным духом и честью, брезжившей в жилах. И не было силы той, которой подвластно было остановить сие воинство славных предков и их доблестных потомков, ибо пока связь эта между ними светилась, ни одной мощи, способной их сокрушить, не явилось.

Воодушевляя солдат призывами идти в атаку, лис вдруг краем глаза уловил вступившее в бой звено «Громовержцев», на которое Арахнорумы сконцентрировали очень сильный огонь. Несколько танков уже пылали ярким, пожирающим крепкий трилитовый метал пламенем, а из них превозмогая боль от жутких ожогов, выползали танкисты туша горящую на комбинезонах плазму. У лиса не было ни капли сомнения, что он должен был делать. Передав знамя пробегавшему солдату из 456-го пехотного полка, он, не мешкая ни секунды, ринулся на помощь раненым, спотыкаясь о воронки и куски обуглившегося метала.

* * *

Оператор орудия «Альботрина-1» Культаран вёл точный и быстрый огонь по атаковавшим порядки бронетранспортёров скорпионам. Каждое попадание «Громовержца» по врагу, который, как правило, больше уже не поднимался с земли, сопровождалось его полным радости и восторга криком. Зарядив плазменным зарядом в голову раскромсавшего БТР скорпиона, оператор орудия засмеялся и обратился к следившему за полем боя командиром:

– Попадание, господин лейтенант! Ох и отделаем мы их сейчас!

– Прекратить разговоры! – отрезал командир экипажа Тилиан, высматривая на экранах следующую цель. – Прицел на координаты F678. Цель движется быстро. Взять упреждение.

– Есть взять упреждение, – ответил Культаран и, повернув головой вправо, нажал на панель выстрела. Заряд вылетел из резервуара и устремился к очередному врагу. Ещё секунда – оператор орудия вновь вопит от счастья, как сумасшедший. Тилиан, заметив свечение ярких красных лазеров в объектив, лаконично отдал приказ мехводу:

– Вельтраен, резко влево!

– Так точно! – ответил мехвод, и в ту же секунду, чудом увильнув от выстрела, направил железного монстра в сторону. И вновь продолжается жаркий бой! Земля встаёт на дыбы, гудят взрывы, обзор затрудняет дым от пожаров и подбитых боевых машин, пот застилает глаза. В танке становится невыносимо жарко, будто капсула находится в нескольких метрах от Бетельгейзе. Непрекращающийся гвалт основного орудия, град осколков, тарабанящих по щит, рёв мотора, лязг гусениц и рикошеты от щита – все эти звуки слились в один громкий оркестр, разрывавший в клочья барабанные перепонки. Жара такая, что плавятся крошечные ремешки на огнеупорных комбинезонах, тряска такая, что с разбитого лба кровь разлетается в стороны, напряжение такое, что ноги ходуном ходят, а глаз дергается, как сумасшедший. Но не сдаются отважные танкисты, всё рвутся в бой они, расчищая проход атакующей пехоте и помогая ей броней. Строчит плазменный пулемет, гремит орудие. Тилиан, руководя действиями экипажа, сквозь страшный гвалт уловил пробирающее до костей сообщение системы: «Внимание! Щит отключён! Устраните поломку в указанной точке». Лезть под днище – самоубийство. Что же делать?

– Вельтраен, маневрируй! Щита нет! – приказал мехводу Тилиан, вновь прильнув к экрану внешней обстановки. Танк заходил ходуном влево-вправо, маневрируя среди воронок. Осколки всё с пущей силой стали тарабанить по броне. Строчит пулемёт, грохочет орудие… Внезапно командир ощутил, как машина закрутилась на месте, словно автомобиль на летней резине в Примитивную эпоху, и через мгновение неподвижно застыл.

– Командир, гусеницу сбили! – доложил Вельтраен.

– «Богомольи лапки» – живо! – скомандовал Тилиан и повернулся к оператору, всё ещё управлявшему орудием: – Культаран, стреляй, пока не починимся! Никого не подпускай, слышишь?

Бой накалялся с каждой секундой. Танк стал прекрасной мишенью. Тилиан это понимал, поэтому всячески поторапливал мехвода с ремонтом. И вот, наконец, когда «богомольи лапки» окончательно вцепились в грунт и почти приподняли танк над землей, страшный взрыв потряс огромную боевую машину. Попадание Арахнорума вспороло правый борт и уничтожило резервуар с плазмой, распространив всевыжигающее пламя по разорванной в клочья капсуле. Вельтраен даже не успел ничего сообразить: окроплённые пламенем массивные осколки обшивки почти разрубили его напополам: металическая обшивка перерубила первую руку и ногу, другой её кусок раздробил кости грудной клетки, полностью разорвав правое легкое, разрезав сердце и перерубив трахею. Он скончался в ту же секунду, заливая яркой кровью пламеневший фюзеляж и место водителя.

Тилиана подбросило вверх, как в бочке с сельдью. Он больно ударился головой, разбив лоб. Но это была лишь малая часть всего ненастья, что его ожидала: не успел он и оправиться от встряски, как горящий кусок обшивки с огромной скоростью врезался в него, перемолов ноги в бесформенные кровавые ошметки плоти и костей и превратив правое плечо в болтающуюся красную культяпку. Истошно закричав и сжав зубы от нестерпимой боли, командир танка ухватился за крышку капсулы, чуть приподняв себя над объятым пламенем основанием. Огнеупорный комбинезон был разорван в клочья, поэтому жгучие языки горячего багрянца сдирали с танкиста черневшую с каждой секундой кожу, причиняя адскую боль. Тилиан слышал шипение крови, стекавшей на раскалённые куски обшивки. Посмотрев на сидевшего рядом Культарана, танкист ужаснулся: оператора орудия пригвоздило к месту кусками корпуса и креплениями плазменного резервуара, прошив насквозь грудную клетку, от чего тот сотрясался от жуткого кашля и выплевывал окровавленные куски альвеол.

– Идите, командир, – сквозь зубы прохрипел еле живой танкист, махнув вперёд лишившейся кожи правой ладонью. – Я уже не жилец.

– Культаран, я не могу, – корчась от боли, пробормотал Тилиан. – Мы выйдем отсюда вместе.

– Меня не вытащить без посторонней помощи, – прошипел сиплым голосом оператор орудия. – А Вы может еще доберётесь до спасательной команды. Идите, командир. Кто-то из нас должен вернуться домой.

Тилиан молча кивнул головой и, сказав на прощание: «До встречи, Культаран» – пополз к пробоине в борту. Цепляясь оставшейся рукой за жгучие ошметки брони, он медленно, превозмогая невыносимую боль от ран и ожогов и еле слышно сипя, дюйм за дюймом пробирался к спасительному выходу. Он знал, что должен был вернуться, знал, что не имеет право умереть здесь, в этом огненном аду, пожирающем его изорванную в клочья душу, знал, что где-то там, в цветущем Багратионовском посаде, ждёт она, любовь всей его жизни, которая стоит сейчас на крыльце большого красивого дома и полными ожидания глазами смотрит на горизонт, в надежде увидеть знакомую фигуру в военной форме, блестящих орденах и ярко-синих погонах, готовая тут же кинуться в его тёплые объятия. Именно эта вера помогла танкисту добраться до рваного отверстия в броне, из которого черными столбами валили огромные клубы дыма. Вдохнув полной грудью чистый воздух, он почувствовал, как чья-та мягкая, крошечная рука схватила его за ладонь и всеми силами принялась тащить наружу, спасая от огня.

Перевалившись через край, Тилиан медленно сполз на изрытую взрывами землю и тут же увидел маленькие чёрные лапки, которые всеми силами волокли его в сторону от металической могилы. Подняв ослабшие зрачки вверх, танкист увидел перед собой лиса, который, упираясь лапами в изрытый, обуглившийся грунт, напрягал все свои силенки, чтобы оттащить его изуродованное тело в сторону от пробоины. В тот момент лис показался старшему офицеру какой-то странной проекцией солдата, которую его слегка контуженный мозг успел воспроизвести. Но когда хвостатый спаситель приволок его тело к правому переднему углу догорающего танка, заботливо уложил спиной на покрывшуюся копотью бортовую броню и нечаянно коснулся хвостом почерневшей от сажи щеки, танкист понял, что спаситель действительно был никем иным, как самым настоящим лисом. Тяжело дыша и слегка недоумевающими глазами наблюдая за хаотичными действиями пушистого спасителя, достававшего из сумки стягивающие имплантанты и противоожёговые жидкости, Тилиан слабо улыбнулся и хриплым голосом спросил:

– Ты кто, рыжик? Хм… Мне кажется, я тебя уже где-то видел…

– Потерпите, дяденька, – нервно ответил лис, пытаясь улыбаться. – Сейчас я Вас подлатаю как следует. Где же повязка, где же эта чертова повязка…

– А ты случайно не с моим отцом на корабле служил? – прокашлявшись подступившей к горлу кровью, спросил Тилиан. – Он врачом был, кажется.

От неожиданности лис выронил имплантант и посмотрел прямо в глаза танкиста:

– Так это Вы Тилиан? Сын доктора Амориса?

Танкист, собрав в кулак усилия, оставшиеся в выжженных лицевых мышцах, слабо улыбнулся и коротко ответил:

– Ага. Он самый. А ты, как я понимаю, «Безбашенный лис»?

– Все верно, дяденька, – ответил лис, продолжив перевязывать танкиста.

– Да что ж ты заладил: «дяденька, дяденька»… Не по уставу это, – отшутился Тилиан, чувствуя, что силы покидают его и времени остаётся мало. – Господин лейтенант я.

– И-извините, господин лейтенант, – опешил от неожиданности лис.

– Вот. Так-то лучше, – засмеялся Тилиан, в ту же секунду закашлявшись кровью. Он был совсем слаб, и никакие повязки и сшиватели бы его уже не спасли. – Слушай, а ты бывал когда-нибудь на Юпитере?

– Никак нет, господин лейтенант, – ответил лис, начав подозревать что-то неладное.

– Вот и славненько, – улыбнулся Тилиан, обнажив окропленные алой кровью ровные зубы. – Могу я попросить тебя об одной услуге? Не как рядового, а просто так, как челове… лиса.

– Да… Вернее, так точно, господин лейтенант, – со всей серьезностью ответил лис. – Какие будут приказания?

– Можешь одному человечку безделушку передать? – спросил Тилиан, засунув уцелевшую руку в нагрудный карман разорванного в клочья комбинезона. Вытащив оттуда золотое свадебное кольцо с бриллиантом, он медленно вложил его в правую лапу лиса, который с любопытством принял его.

– Красивое, – сказал наш герой, рассмотрев предмет со всех сторон.

– Это свадебное кольцо, – ответил Тилиан. – Я его хотел женушке отдать, но, по всей видимости, уже не придется…

Лис испуганно посмотрел на Тилиана:

– Н-нет… Нет, нет, нет! Даже не смейте думать об этом! Вы сами принесёте его домой и…

– Да куда ж я пойду, дурачок, – ответил танкист. – У меня и ног-то нет! Запомни адрес: Юпитерская губерния, Багратионовский посад, Давыдовский уезд, улица Раевского, дом шестьдесят три. Понял?

– Ага. Юпитерская губерния, Багратионовский посад, Давыдовский уезд, улица Раевского, дом шестьдесят три… – закивал лис в знак понимания.

– Молодец, – похвалил нашего героя Тилиан. Силы уже почти покинули его: в глазах начало мутнеть, расширившиеся зрачки почти не фокусировались на одной точке, а рука совсем чуть-чуть слушалась приказаний мозга. – А теперь – последняя просьба.

– Говорите, господин лейтенант, – чуть не плача, сказал лис.

– Твоя шёрстка такая мягкая, шелковистая, – начал лейтенант. – Сразу мне волосы моей любимой напомнила. Раз уж мне не удасться её больше повидать, можно я тебя поглажу?

– Конечно, господин лейтенант, – ответил лис, не в силах сдержать солёные слезы, ручьем сползавшие по мягкой рыжей шкурке. Он молча сел рядом с танкистом и положил голову ему на грудь. По рыжим ворсинкам заходили мягкие прикосновения грубой солдатской ладони. С каждой секундой они становились все интенсивнее и интенсивнее, а рука сжимала шерсть все сильнее и сильнее по мере того, как сердцебиение танкиста учащалось. И вот, когда стуки сердца достигли апогея частоты, Тилиан что есть силы сжал клочок шерсти, словно отчаянно пытаясь ухватиться за исчезающую на горизонте перелетную птицу земного существования, и, еле слышно издав короткий, полный отчаяния стон, медленно испустил дух. Последнее, что он видел в своей короткой жизни, – это образ мягкого румяного личика своей невесты, слегка закрытого густой прядью светлых, словно дневное солнце в лучезарном зените, волос, образ которого предстал перед темнеющим взором на покрытом мерцавшими звёздами-бусинками вечернем небе. Крошечная слеза в виде падающей звезды прорубила рваную борозду по душе доблестного воина, пожертвовавшего своим светлым будущим ради того, чтобы сотни таких же молодых ребят, как он, смогли пожениться, родить детей, завести семьи, исполнить все ещё неосуществлённые мечты и прожить жизнь в мирное, счастливое время, не боясь того, что завтрашний день может стать последним…

Так, ровно в двадцать сорок пять по земному времени, за будущее всего Млечного Пути отдал жизнь последний представитель никому неизвестной семьи военных, чьё имя будет затем высечено нефритами на памятнике «Героям Юпитерской губернии, отстоявшим Млечный Путь в тёмное время войны». Пройдут года, танк отремонтируют, водрузят на постамент, тело героя будет погребено в центре столицы, над могилой поставят роскошный памятник. Но каждый год заросшие высокой зеленой травой равнины Новоэльдорасского посада будут чувствовать мягкую поступь маленьких ножек его невесты, которая уже к тому времени выйдет замуж и будет ходить с двумя очаровательными малышами-карапузами. И каждый год она будет оплакивать последнее пристанище героя, словно слепо веря в то, что её любимый появится из неоткуда, тёплой улыбкой озарит её печальный взгляд и обнимет грубыми танкистскими руками, глядя в глубокие ласковые глаза. Но этого никогда не случится: встречать невесту придет лишь быстрый и стремительный ветер, который будет всеми силами сминать яркую зеленую траву, но предельно нежно и с неподдельной любовью ласкать её волосы, губы и шелковистое лицо, шепча на ухо тоскливые любовные песни, которые не успел когда-то исполнить.

* * *

Дракон успел подставить лапы как раз в тот момент, когда Тейнорус с налитыми яростью глазами готов был нанести удар острым концом посоха точно в переносицу и пробить голову. Обхватив конец обеими лапами, дракон напряг все свои силы и отшвырнул мага в деревянный уличный фонарь, который тут же переломился напополам от мощного броска.

– Так что же это за вещь, Тейнорус? – спросил дракон, наблюдая, как его противник медленно поднимается с земли. – Что же, по-твоему, является самымстрашным изъяном всех живых созданий Вселенной?

Маг обхватил свой посох руками, прокашлялся и громко захохотал:

– Ты так и не сумел до этого додуматься. Что ж, хорошо – я открою тебе секрет. Самая страшная вещь во Вселенной – это безразличие. Полное, всеобъемлющее наплевательство, равнодушие ко всему, что происходит вокруг. Даже Вселенная действует по принципу симпатии или антипатии, позитивного и негативного: вещество и антивещество, добро и зло, доблесть и коварство, страх и отвага. Понятия равнодушия не существует в природе! – дракон опустил лапы и стал внимательно вслушиваться в слова волшебника. – Я разочаровался в разумных существах уже давно. Они стали действовать только ради своих интересов, не обращая никакого внимания на просьбы о помощи, содействия, утешения. Безразличие губит великие цивилизации, целые миры, галактики! Такое же наплевательство погубит и сегодняшнее общество. Взгляни хотя бы на своего пушистого дружка.

– Что ты имеешь против него? – спросил дракон.

– Против него – совершенно ничего, – ответил Тейнорус. – А вот против тех, кто проходил мимо всякий раз, когда он просил помощи, умирал, голодал – очень даже. Любопытный факт: ты был первым, кто не выгнал его на улицу и любезно пригласил в дом. Но мы с тобой прекрасно понимаем, что ты не совсем обычное существо, не так ли? Как говорится, вот тебе и наглядное пособие. От безразличия погибли многие города, деревни, Штормград, Эльдорас…

– Брантор, – оборвал Тейноруса дракон. Маг остолбенел – это название погремело в его голове, словно артподготовка перед широкомасштабным наступлением. От раздавшегося в голове знакомого слова, извечный противник дракона запнулся и впал в ступор. Правый глаз стал слегка подергиваться.

– К-кто? К-к-кто сказал тебе это название? – с бессильной злобой произнес Тейнорус. – Ни один живой человек не помнит этого имени… Ты просто не мог его знать!

– Я – нет, – спокойно ответил дракон. – Мельнея и Телиус рассказали мне обо всём случившемся. Ты не дал мне договорить в начале нашей встречи.

По щеке тёмного мага впервые за несколько сотен тысяч лет покатилась скупая слеза оттаявшей души. В нем вновь забрезжило что-то человеческое, что-то светлое, нечто давно забытое, скрытое под толстым слоем злобы, ненависти и жажды мести.

– Так зачем же ты пришел? – с любопытством спросил Тейнорус, всеми силами стараясь скрыть проснувшийся в душе ручеёк добра острыми шипами ненависти.

– Я хотел попросить прощения за содеянное, – ответил дракон, протянув оппоненту лапу. – Ты мог бы стать великим волшебником, спасти многие жизни, привести мир к процветанию. Но наше общество породило монстра в твоей душе, разрушило многообещающую судьбу и утратило, возможно, одного из самых выдающихся гениев, которых когда-либо знал мир. Я готов взять на себя грехи своего отца и простить все злодеяния, что ты совершил. Готов ли ты простить мои и взять на себя свои?

В этот момент все тёмные занавесы души Тейноруса разбились, словно хрупкий королевский хрусталь. Он вспомнил ласковые прикосновения матери, её нежные густые волосы и красивые-красивые, словно океанская гладь, полные заботы глубокие голубые глаза. Вдруг он почувствовал, как тонкий ручеёк добра начинает струиться сквозь покрытые непроглядной чернью чакры души. Тейнорус стал вспоминать детские годы: как он учился магии, лечил больных, раненых, помогал нуждающимся, бросал монетки нищим, поливал поля водой из реки, грациозно водя посохом по небу; помогал материи с домашними делами, пас в полях скот, ходил на рынок в Эльдорас вместе с отцом. Он вспомнил тот последний день перед кровавой бойней: вспомнил, как мать читала ему старую книжку по магии, а он, вслушиваясь в мелодичные нотки её мягкого голоса, смотрел в небо и был абсолютно счастлив. Вспомнил её нежные прикосновения, её мягкие пальцы и полные заботы глаза, сиявшие от счастья при каждом взгляде на ненаглядного сына.

Смахнув с лица скупую слезу оттаявшей души, Тейнорус шмыгнул носом и, гордо выгнув спину, впервые в жизни сказал полные теплоты добрые слова:

– Я прощаю тебя. И пусть все мои злодеяния останутся со мной. Навсегда. Вот только меня смущает один вопрос…

– Какой же, Тейнорус? – поинтересовался дракон.

– Что ждёт нас после всего этого?

– Этот мир уже больше не нуждается в наших силах и наставлениях, – ответил дракон. – Мы наверняка покинем его, а там уж – кто его знает, какие галактики откроют нам двери.

– Что ж, звучит не очень-то и трагично, – усмехнулся маг. – Вот только одно непонятно – что мы будем делать с Арахнорумами?

– Аер-Ариш сказал, что их можно использовать во благо, – ответил дракон. – Все зависит от намерений тех, кто ими управляет. Мы можем все исправить, Тейнорус: восстановить города, озеленить парки, отстроить дома, небоскребы. Но для этого нам нужно соединить силы хаоса и порядка. Но для этого нам нужно объединить силы.

– Хм… Звучит, по-моему, неплохо, – подметил волшебник, отшвырнув посох в сторону, и протянул дракону бледную морщинистую ладонь, усеянную многочисленными холмами-морщинами. – Давай-ка закончим все это побыстрее.

– Охотно, – сказал дракон, улыбнувшись Тейнорусу на прощание. – В таком случае, до встречи?

– До встречи, мой дорогой друг, – кивнул волшебник.

И вот, когда длани двух вечных противников, наконец, сошлись в перекрестном рукопожатии, когда бурное биение их сердец слилось в гармоничный горизонт, великие силы хаоса и порядка достигли долгожданного равновесия. Они не чувствовали ни боли, ни страха, ни ненависти, ни отчаяния, ни сожаления, ни непреодолимой жажды мести. Лишь всеобъемлющее, небывалое ощущение легкости, невесомости и вселенского покоя окутывали два великих духа мироздания. Вот уж исчезли острые когти, зубы, покрытые ультрамариновой чешуёй мощные лапы, растворился в пространстве длинный хвост, канули в небытие широкие синие крылья; рассыпались лоскуты красной мантии, испарились шершавый дубовый посох, густая чёрная борода крошечными нитками, кружась, играючи разлетелась по разным уголкам, растворились глубокие морщины на бледной коже. В тот самый момент, когда от двух величайших личностей истории всех народов остались лишь два бесформенных потока синей и зеленой энергий, противники в последний раз посмотрели друг на друга ещё не успевшими померкнуть глазами. Но лишь на мгновение, чтобы запомнить свои прежние образы, которые навеки отпечатаются в памяти будущих обличий. В ту же секунду две вечных энергии хаоса и порядка закружились в бешеной ураганной вьюге и устремились прочь из ненавистных тюрем разума.

* * *

Ожесточённый бой в районе Новоэльдорасского посада был прерван несчетным количеством ярких сине-красных вспышек, устремлённых в покрытое непроглядным смрадом войны небо, ослепляющий свет которых закрался даже в самые дальние уголки покрытых мраком разрушения окрестностей. На удивление всех, именно в этот момент ещё секунду назад сеявшие смерть пушки Арахнорумов прекратили ураганный огонь, которые застыли на месте, словно вкопанные. В их ярко-красных устрашающих глазах, чей прожигающий насквозь взгляд внушал ужас в защитников Млечного Пути, теперь яркой синевой блестели искорки океанской лазури. Стрельбу прекратили и защитники: когда последний выстрел плазменной винтовки вырвался из покрасневших дул, все как один с неподдельным удивлением и настороженностью уставились на обездвиженных паукообразных железных исполинов. Никто не мог понять, что произошло. По невидимым струнам связи войск поползли взволнованные донесения командиров частей, батальонов, флотилий и взводов, которые были не в состоянии объяснить случившееся: в донесениях проносились лишь предположения, догадки и рациональные выводы, касающиеся странного поведения врага. Но ни одно из них, сколько бы растерянных слов не было произнесено, не содержало и капли истины.

Кортак-Арол был единственным, кто понял суть случившегося. Убрав магмовую пушку и с облегчением присев на останки уничтоженного скорпиона, он еле слышно пробормотал сквозь удивлённые возгласы его подчинённых и командиров частей союза радостным шепотом: «Наконец-то». Для остальных же поведение Арахнорумов показалось, по меньшей мере, странным. В том числе и для лиса, которого это по истине необыкновенное явление застало возле сгоревшего танка. Озадаченный внезапным окончанием канонады, он вскочил с земли и посмотрел в небо. Опешив от удивления, наш пушистый герой не проронил ни слова – на его глазах отовсюду тонкими ровными линиями стекались яркие красно-синие ниточки энергии, образуя огромную спиралевидную фигуру над молчаливыми окрестностями Новоэльдорасского посада, становившуюся все больше и больше с каждой секундой. Лис никак не мог понять, что произошло. Победа? Поражение? Где дракон? Его голову терзали множество вопросов.

Но не только его. Не менее озадачены были и оставшиеся в живых «гиперборейцы»: ни Норвин, ни Шорган, ни Айнон, ошеломлённые внезапно-прекращенным

[Закрыть] сопротивлением Арахнорумов, не смогли найти внятную причину столь пугающего явления.

– Что за чертовщина? – с нотками недоверия в голосе удивился гном, все ещё целясь в застывших на месте скорпионов. – Как это понимать?

– Я думаю, мы не из тех, кто сможет дать тебе внятный ответ, Норвин, – ответил Айнон, растерянно озираясь по сторонам. – Интересно, это только у нас так?

– Чую пятой точкой, что это затишье перед бурей, – лаконично сказал Шорган, взведя плазменный дробовик. – Приготовьтесь – сейчас будет…

Но не успел орк закончить цитату, как вдруг Арахнорумы, к полнейшему недоумению всех бойцов Союза, начали отрываться от земли и, кружась в хаотичном разноцветном танго, словно подхваченные мощным торнадо, устремились к спирали, увеличившейся к тому времени в несколько десятков раз. Один за одним, стекаясь со всех концов планеты, они занимали четкую позицию на её острых хвостах. Что было ещё более странным, это событие не носило локальный характер: о похожих явлениях сообщали и правительства эльфов, гномов и орков, губернаторы Марса, Юпитера, Сатурна, Меркурия, Нептуна, Плутона. Вражеские корабли с орбит также прекратили сопротивление и, к полнейшему недоумению адмиралов объединённого флота, стали выстраивать ровные цепи между планетами разных систем. Многие жители Млечного Пути, отважившись выйти из укрытий после прекращения стрельбы, с неподдельным напряжением и закравшимся в сердца страхом неизведанного наблюдали за причудливым ритуалом смертельных врагов.

И вот, как только последние лучи закатного солнца скрылись за стройными столбами обкусанных небоскрёбов, когда свет тысяч ярких звёзд готовился озарить необъятные просторы восточного полушария Земли и коснуться заснеженных Ротодорских вершин, мощные пушки застывших в воздухе Арахнорумов издали дружный яркий залп, ослепив перепуганных горожан ярким лучезарным сине-красным свечением. Однако страх сменился радостным изумлением, когда огромная волна пёстрой световой волны, никому не причиняя вреда, стала творить потрясающие воображение вещи: на глазах у солдат везде, где проходило мощное энергетическое цунами, вновь начинала зеленеть трава, сожжённые деревья покрывались яркой листвой, небоскребы и дома собирались по кусочкам, вновь пронзая высокими шпилями очищенное от смрада войны небо, дома покрывались новым слоем солнечных батарей, парки и скверы снова начинали пестреть тысячами ярких красок, являя оправившемуся от войны миру новую страницу счастливой и беззаботной жизни.

И понёсся свет, пожары тушащий, через планеты и системы, и понёсся свет, дома и города из руин отстраивающий, по пёстрым мирам через цепи арахнорумские, благодать единства хаоса и порядка сея; и не было ни одной травинки, что вновь зелёным багрянцем бы не забрезжила, и ни одного дома не было, где бы очаг давнего уюта вновь не запылал. И не был обделен ни один разрушенный дом, ни один цветок, ни одно дерево забыто не было. И лицезрели все, как огромная спираль, продолжая бешено вращаться в небесах и разгоняя пёстрыми хвостами чёрные смрадные тучи, устремилась ввысь, и лицезрели все, как понеслась она прочь через туманности и созвездия, планеты и метеоры огибая, исчезая в небытии холодного космического холста, и лицезрели все, как махнула она на прощание своими хвостами, растворившись в безмолвии Вселенной, и устремилась на поиски новых миров, где очаги добра и зла должны были вот-вот запылать, чтобы дать возможность родиться новой жизни. Жизни, что ещё нуждалась в наставлении и заботе, жизни, что ещё не познала гармонию хаоса и порядка, жизни, которой ещё предстояло достигнуть высших точек Вселенской гармонии и пройти первую ступень на пути к ней, как прошли в тот день народы Млечного Пути.

А могучие творения Кроноансестеров, выполнив возложенную на них задачу, навсегда утратили заложенную в них вселенскую силу: яркий огонь погас в грозных глазах, и все жители Нового Эльдораса увидели, как ненасытные, кровожадные существа, ещё несколько минут назад терзавшие народы Млечного Пути, аккуратно опустились на свои массивные железные лапы и безжизненно рухнули на выжженную пламенем войны землю. В двадцать одну ноль два по земному времени самый разрушительный конфликт в истории всех рас галактики, унёсший десятки миллионов жизней всего лишь за одну неделю, подошел к победному концу.

На окрестности Новоэльдорасского посада опустилась долгожданная благодать тишины, и только лишь оправившиеся от пожара жестокой войны певчие птицы нарушали её прекрасную бесшумную симфонию. Айнон, оглянув неподвижные железные тела грозных врагов, засиял от восторга: в ярких радужках глаз вновь засверкал неповторимый, полный оптимизма романтической души блеск радости, на лице заиграла ровная белоснежная улыбка, а на умытых грязью щеках вновь забрезжил яркий мальчишеский румянец. Отбросив трясущимися руками в сторону пистолеты-пулемёты, эльф радостно засмеялся и, озарив радостным взглядом покрытые копотью пожаров лица опешивших солдат ровной белоснежной улыбкой, со слезами на глазах воскликнул: «Ребята, победа!» Повторяя одну и ту же фразу, раз за разом, он ходил среди ещё не в силах осознать случившееся солдат Союза, зажигая в каждом из них искрящийся фейерверк восторга и непомерного счастья. Цепная реакция не заставила себя долго ждать: от бойца к бойцу, от спешившегося танкиста к танкисту, от санитара к санитару, от орка к человеку, от человека к гному, от гнома к эльфу, от эльфа к орку искрился фитиль эйфории, зажигая так давно забытый и такой вожделенный уголёк победы. Вскоре атмосфера Тенгоронского поля в считанные мгновения изменилась до неузнаваемости: тихие рукопожатия переросли во всеобщие братания с неумолкаемыми ни на секунду криками восторга и возгласами: «Победа! Победа!». Отдельные голоса слились в один большой гвалт, словно на выжженном поле расположился огромный восточный рынок: все смеялись, обнимались, подкидывали друг друга вверх; кто-то звонко смеялся, кто-то был не в силах сдержать слезы и утыкался в форму близстоящего товарища, кто-то просто стоял и молчал, тихо и скромно улыбаясь. За акапеллой счастливых возгласов последовал салют из плазменных винтовок, ярко-голубые сгустки которых затмили усыпанный звездами-блёстками необъятный космический небосвод. К столпившимся на поле солдатам начали стекаться растерянные мирные жители ближайших округ: ясноликие девушки, выбегая из крепких укрытий на освещённую пламенем победы поверхность, со слезами счастья на глазах без разбору кидались в объятия победителей, не взирая на то, будь то орк, эльф, гном, человек или даже обладатель пушистого меха.

К общей радости присоединились и педанторцы: Кортак-Арол, собрав всех своих бойцов, от чистого сердца поздравил свой народ с победой над врагом и пообещал умело руководить им до скончания своих веков. Его обещание было встречено бодрым возгласом: «Слава верховному мра'алу!», после чего в небо Нового Эльдораса понеслись сотни ярко-голубых магмовых зарядов, подчеркнув великолепие праздничной ночи. Вскоре на поле было уже не протолкнуться: казалось, все жители Земли собрались в тот день на нем, встречая победителей, однако в действительности там была лишь самая малая часть всех тех, кто в тот самый день не мог нарадоваться приходу долгожданного мира.