Текст книги "Ледяной коготь: испытания грядущего дня"

Автор книги: Артем Демченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 39 страниц)

– Чего ты медлишь? Открывай скорее!

– В нём не хватает осколка… – пугающе произнес дракон, заставив лиса нервно засмеяться:

– Как это не хватает? Тогда где же он?

– Ты это ищешь, мохнатый? – неожиданно раздался позади наших героев голос доктора Вальмерта. Быстро обернувшись, наши герои увидели забрызганного собственной кровью ученого, который с безумным смехом осматривал ярко светящийся осколок древнего артефакта. – Вы никогда не задумывались, какие удивительные вещи может творить этот камешек, м? Какие возможности, какие новые грани человеческого существования скрыты в нем? Неспроста же Кроноансестеры оставили его нам? Они хотели нас научить чему-то новому, привести наш вид к совершенной ступени эволюции! Возможно, именно он, этот микроскопический камешек и есть ключ спасения нашей галактики! Осталось только правильно применить его.

– Доктор Вальмерт, послушайте, – начал образумливать ученого, жадно смотревшего на камень, дракон. – Эта вещь была оставлена Кроноансестерами не для корыстных целей. Он-ключ к нашему выживанию. Эти существа-наши создатели. Оставив его здесь, как и все остальные артефакты, они хотели дать нам шанс спастись.

– Вот именно, друг мой! – воскликнул Вальмерт. – Спастись! Они хотели, чтобы мы переродились, стали чем-то новым, совершенным. Способным привести нашу Вселенную к новым горизонтам, к новым граням мироздания! Превзойти их начинания!

– А что если нет? – вопрос дракона поставил ученого в ступор. – Что если они хотели, чтобы мы использовали его для другого? Что если Кроноансестеры дали нам шанс связаться с ними? Спросить у них, как остановить этих созданий, разрушающих наши миры? Кто как не они знают, как их уничтожить?

– Чушь! – воскликнул Вальмерт. – Тогда почему они вымерли, а эти твари остались? Они не смогли спастись! Поэтому наши создатели дали нам шанс переродиться, принять новую, совершенную форму, чтобы выжить, адаптироваться, как это делают все живые существа.

– Поймите, даже если мы примем другую форму, ситуация от этого не изменится. Они продолжат нас уничтожать. Какими бы ни были наши способности, возможности, технологии, эти существа сильнее нас, – продолжал дракон. – Девятьсот девяносто тысяч лет прогресса оказались бессильными против них. Неужели ваше открытие, ваши существа, созданные за какие-то десять лет, сумеют остановить это совершенное оружие уничтожения?

– Довольно разговоров! – воскликнул в приступе гнева доктор. Вынув из кармана халата лазерный скальпель, он со смехом продолжил: – Перейдём к действию!

Не успел дракон и сказать хоть слово, как Вальмерт, прислонив жужжавший медицинский инструмент к венам, он аккуратно сделал поперечный надрез вен предплечья. Из разрезанных вен тут же хлынула темно-красная кровь, окрашивая морщинистую руку безумца в цвет предзакатного солнца. Затем, откинув скальпель в сторону, доктор, превозмогая боль и созерцая пульсирующие кровяные потоки, заливающие белый рукав медицинского халата, прислонил камень к месту надреза. В ту же секунду случилось нечто настолько ужасное, что никто из команды Ширланда не мог поверить своим глазам, что такая трансформация человеческого тела вообще возможна: Вальмерт, схватившись за руку и упав на колени, с ужасом наблюдал, как по его телу разрастаются широкие черные вены, заполняя каждый уголок его потрескавшейся кожи.

Но вены были только началом того страшного представления, которое во всей красе продемонстрировал на сцене человеческого тела артефакт: предплечья доктора с жутким треском пронзили разделенные трансформацией три длинных, заостренных куска сросшихся лучевой и локтевой кости, с молниеносной быстротой увеличившихся в две своих длинны и ставших чем-то вроде острых солдатских пик; тело доктора, казавшееся на первый взгляд щуплым и хилым, приобрело невиданную мышечную массу в течении нескольких секунд, увеличилось в размерах и покрылось толстым слоем костяной пластинчатой брони; из костей копчика начал отрастать массивный хвост, на конце которого зашипела кислотно-выделительная пора; с ногами Вальмерта случилось то же самое, что и с руками, только на концах пальцев ног, выросших в несколько раз, образовались острые, как бритва, когти. Но самый большой ужас вызвала голова: кости черепа трансформировались в нечто ужасное, похожее на голову рыбы-удильщика; зубы в расширившийся ротовой полости заострились и выросли в несколько раз, заставив лиса и дракона содрогнуться в ужасе. Приняв новый устрашающий облик, Вальмерт, посмотрев на свои обновленные конечности, обратил взгляд красных рептильих глаз на наших героев, усмехнулся и, слегка шепелявя из-за своей массивной нижней челюсти, сказал:

– Ух ты! Неожиданно, правда? Да я просто совершенная машина для убийства! Я, наконец, встал вверх над матушкой-природой, и теперь сделаю таким все человечество!

– Не дождёшься, больной ублюдок! – воскликнул дракон и с криком ринулся на чудовище. Увернувшись от удара заостренных костяных конечностей, наш герой впился когтями в чудовищную плоть нового тела доктора и с быстротой молнии вонзил острые зубы в его шею, но тут же, почувствовав ужасающую боль, отпрянул назад: кислота, текшая в жилах доктора, обожгла ему весь рот, причинив невыносимые страдания. Сплюнув из пасти кровь и эмаль потрескавшихся зубов, наш герой с диким криком снова кинулся на Вальмерта. Но доктор уже ждал этот удар: как только взгляды двух отчаянно-сражавшихся бойцов сошлись, дракон получил сокрушительный удар хвостом в область грудной клетки. Наш герой почувствовал, как его крепкие ребра исполнили жуткую барабанную дробь, и с дикой болью свалился на пол, застонав от бессилия. Попытавшись отползти назад, дракон хотел было позвать на помощь, но доктор остановил его жалкие попытки спасти себе жизнь: только схватившись за перила и открыв пасть, чтобы позвать на помощь хоть кого-нибудь, дракон почувствовал, как через мышечные ткани его спины, словно нож через масло, проходят острые когти его врага. Из груди дракона вырвался хриплый, обессиленный стон. Вальмерт, оскалив зубы своего нового обличия в улыбке, наблюдая за отчаянными попытками дракона приподняться над землей, сказал:

– Вот и все, дружище… Я же говорил, что путь спасения нашей галактики – эволюция! Я ведь все делал правильно, все шло по плану, а ты со своими моральными принципами мне только мешал. Что ж ты так? – Вальмерт ещё сильнее надавил на спину дракона. Наш герой, превозмогая ужасную боль, тяжело простонал и вцепился когтями в металический пол. – И даже чуть все не испортил! Благо мой здравый ум помог мне… Ну а теперь, «защитник слабых и отчаявшихся», что ты скажешь напоследок?

– Скажите, доктор, – слабо прохрипел дракон, – вы действительно считаете, что приведете человечество к эволюции? – Вальмерт был озадачен вопросом своего врага. – Посмотрите на себя. Чем вы стали? Вы стали чудовищем… Вы хотите, чтобы все человечество стало таким? Бездушным, кровожадным, жестоким? Тогда на чем будет держаться мир? Физическое совершенство – это важно, не спорю. Но тело не может жить без души…

– Чушь! – рассмеялся Вальмерт, понимая безумие собственных идей. – Посмотри чего я достиг, во что я превратил жизнь! Это венец творения природы!

– Разве машина для убийства – верх совершенства? – спросил дракон. – Нам стоило стольких лет, чтобы, наконец, избавиться от животных инстинктов убивать и желания утолить ненасытный голод. Чтобы перейти на новый уровень сознания. Я добился объединения человечества и всех народов галактики не благодаря своей силе, но именно благодаря мудрости и морали, которые они воспитали в себе. Неужели вы хотите в столь отчаянный момент времени оставить человечество и остальные народы нашего мира без чувств? Разве это того стоит?

– Хватит! – воскликнул Вальмерт. – Ты говоришь полный бред! Чувства – это ахиллесова пята человечества.

– Вы ошибаетесь, доктор, – возразил дракон, чувствуя, что его силы постепенно уходят. – Именно они и являются нашей самой сильной стороной. Они способны созидать великое, прекрасное, нечто доселе невиданное и великолепное. Но они также способны сподвигнуть нас на разрушение, отчаяние и гибель. Сделайте правильный выбор, доктор. Каждый из тех, кого вы вырастили, заслуживает свободы. Вы подарили им шанс стать личностями, проявить себя в жизни. Разве это не прекрасно? Вы дали им возможность чувствовать, любить, видеть в жизни свет и радость. Так отпустите их и помогите нам выиграть войну. Пожалуйста, одумайтесь. Отдайте нам этот камень, и император простит вас, как и все мы.

– Я… я… – Вальмерт замялся пятясь назад. – Я не знаю, как поступить. Такая сила… В моих руках…

– Отойди от него, сволочь! – внезапно размышления учёного прервал гневный возглас лиса. Не успел Вальмерт обернуться, как пушистый напарник дракона запрыгнул доктору на руку и вцепился в камень, всеми силами пытаясь вырвать его из прочной тканевый оболочки нового тела доктора. Доктор, увидев столь дерзкое действие со стороны его бывшего подопытного, в гневе схватил лиса за шею и что есть силы сжал её так, что Атлант и Эпистафей лиса издали еле слышный хруст. Издав истошный вопль гнева, доктор напряг все свои силы и отбросил пушистого напарника дракона в сторону. Видя, как лис корчится от нестерпимой боли, причиненной ударом о металическую колонну и падением на решетчатый пол, доктор хотел было прикончить ненавистного бунтаря, как вдруг жуткая, невыносимая боль, моментально вонзившая свои острые колья все уголки нервной системы, помешала ему довершить его черное дело. Из глотки Вальмерта вырвался истошный вопль; из ушей и носа, быстро уменьшавшихся в размерах, стройными ручейками потекла густая венозная кровь; хруст костей, мышц и суставов, возвращавшихся в обычное состояние, делал этот процесс ещё более ужасающим. В момент принятия доктором своего человеческого обличия лис с ужасом пятился назад, боясь, что с Вальмертом творится нечто ещё более ужасное, чем трансформация в смертоносное биологическое существо. Но когда последний острый зуб на нижней челюсти обессилевшего доктора встал на место и принял прежнюю форму, доктор покачнулся и, словно мертвый, рухнул на пол. Лис, переведя дух и крепко сжав в лапе камень, не долго думая кинулся к дракону. С его спины, проткнутой острыми когтями доктора Вальмерта, сочились струйки холодной бордовой крови, крошечные капли которой падали на обшарпанную когтями металическую платформу. Застав своего напарника в отчаянных попытках подняться с пола, наш герой положил лапу дракона себе на спину и, отчаянно пытаясь помочь своему другу встать, с перепуганной мордой спросил:

– Как ты? Сильно ранен? Надо скорее доставить тебя на корабль.

– Ничего страшного – раны затянутся, – слабым голосом ответил дракон, встав с пола. Кинув взгляд на лежавшего без сознания доктора Вальмерта, он посмотрел на лиса и спросил: – Камень у тебя?

– Да, – лаконично ответил лис, гордо показав светящийся артефакт дракону. – Не волнуйся – он в надежных лапах.

– Хорошо, – сказал дракон. Посмотрев вниз с платформы, он с облегчением увидел улыбающиеся лица своих товарищей по команде: Эронса, Шоргана, с ног до головы испачканного в крови убитого монстра, Норвина, одним глазом подмигивавшего отважным героям, и Айнона, стоявшего в окружении своих пушистых подопечных. Неподалеку от них валялись трупы убитых творений Вальмерта.

– Офицер Эронс, – восторженно закричал лис, показывая смеющемуся офицеру яркий камень, – мы сделали это!

– Да уж, – усмехнулся Эронс. – Я в вас даже не сомневался. Не хотелось бы вас торопить, но нам пора валить отсюда, пока не набежали солдаты этого психопата. Подумать только, как он решился на такой шаг. Я свяжусь с Ширландом.

– Ладно, только давайте по-быстрее, – засмеялся лис, просунув голову через проем между опорами для поручней, – а то как-то уже есть хочется. Да и достали меня эти жуткие твари. Б-р-р! Аж блевать от них тянет. Как вы вообще сумели их нашинковать?

– Мы просто делаем свою работу, дружище, – ответил Айнон, дружески ткнув в плечо стоявшего рядом с ним Шоргана, пафосно положившего бомбомёт себе на плечо. – Профессионализм – ничего более.

– Славно мы с тобой поработали, – сказал дракон, посмотрев на прислонившегося спиной к его ноге лиса. – Остался ещё один артефакт. Но перед этим я был бы не против хорошенько отдохнуть.

– Да-а-а, – мечтательно сказал лис. – Золотые слова…

– Действительно, хорошая идея, – послышался знакомый, всей душой ненавистный голос за спиной дракона. – Вот только, похоже, отдыхать нам всем придется в аду!

Не успели наши герои понять в чем дело, как чуткий слух лиса уловил странное прерывистое пикание неподалеку от себя. Посмотрев назад, он ужаснулся: к нему, вылетев из окровавленной руки доктора, медленно катилась, огибая неровности шершавого пола, разрывная плазменная граната. В тот момент время вокруг нашего пушистого героя остановилось: крик Эронса будто застыл в вязкой массе временного пространства; ринувшийся к колонне Айнон выглядел как манекен, оставленный на витрине спорттоваров. Как раз в этот самый момент в памяти лиса пронеслись, как в тот раз, когда он падал с небоскреба, самые счастливые дни в его жизни. Ничто для него в тот момент не имело смысл. Только пробивающая до костей мысль о том, что вот он – конец всему, конец всем его мечтам и начинаниям, конец всей его ничтожно короткой жизни, волновала его остолбеневшие нейроны. Однако время снова понеслось на всей парах навстречу вечности, когда перед лисом промелькнул силуэт дракона, закрывшего смертоносный заряд своим мощным чешуйчатым телом. Доли секунды… В последнее мгновение перед взрывом лис смог лишь на ничтожные микроны времени уловить взгляд дракона. Этот взгляд… Он… Он не мог сравниться ни с чем… В нем слились воедино страх, отчаяние, счастье, радость, гнев и спокойствие старого горного валуна. Но недолго длился этот момент: через секунду лабораторию потряс оглушительный визг плазменного взрыва, и ударная волна, отбросив доктора и дракона с лисом с шаткой конструкции, потрясла здание комплекса.

* * *

Свист, стоявший в ушах ошарашенного и испуганного лиса, мешал ему сосредоточиться на произошедшем. Жутко болит голова… На гидрокостюме видны маленькие надрезы и разрывы, но, похоже, пронесло. Пытаясь унять шум в голове, наш герой схватился за голову и хаотично замотал ей. Внутри тесно связанных нейронов словно прошелся ураган… Все болит и ноет… «Надо встать!» – с этими мыслями лис, пересилив себя, со стоном поднялся с пола. Осмотревшись по сторонам, он увидел, как Эронс яростно избивает Вальмерта и истошно орет на него, не давая даже встать на ноги. Доктор, пытаясь защититься и сплевывая на пол сгустки крови разбитой губы, что-то кричит в ответ, пытаясь заставить офицера остановиться. Но что именно говорили друг другу офицер и доктор, лис так и не понял: чертов свист заглушал все посторонние звуки. Приподнявшись с пола, наш герой, пытаясь выбить из своей головы надоедливый шум, обратил затуманенный взор наверх. Спускаются люди… Бегут куда-то… Вот и Ширланд… Тоже за ними… Кричит что-то… «Что не так?» – задается вопросом лис. И тут он с ужасом понимает, что что-то липкое осело на шерсти его лапы. Посмотрев вниз, пушистый напарник дракона увидел, что его лапы запачканы холодной алой кровью и что он сам стоит посреди небольшого озера красной жидкости, питающей тело любого живого существа.

Навострив уши, лис быстро обернулся в сторону, откуда доносились голоса. То, что он увидел, сразу же сняло с него чувство смятения и заставило затрястись от ужаса и отчаяния: в нескольких метрах от него, окруженный со всех сторон товарищами по команде, в луже крови лежал дракон, который, жадно глотая пастью воздух и в смятении озираясь по сторонам, пытался сдержать потоки крови, хлеставшие из его разорванного и проткнутого осколками гранаты брюха. Из мышечных развалин выглядывали маленькие отростки окровавленных кишок, безжизненно свисавших с тканей брюшной полости. Прогнав из своей головы смятение, лис, поражённый ужасающим зрелищем, вскочил с места и, в спешке спотыкаясь на пути, стремглав ринулся к дракону.

Растолкав всех, наш герой, чуть не плача, обхватил лапами обрызганную кровью морду дракона и, в отчаянии тряся её, заорал:

– Не смей умирать! Слышишь? Не смей! Ты будешь жить! Будешь! Слышишь? – повернувшись к столпившимся вокруг него офицерам «Гиперборея» он в отчаянии, плача навзрыд, закричал: – Чего вы стоите! Сделайте что-нибудь! Пожалуйста!

Но для дракона вся эта внешняя суета вокруг казалась какой-то странной и отчужденной. Все эти голоса, шум, отчаянные крики, попытки лиса разбудить его – всё это казалось ему каким-то, забавным, веселым, несуразным. Будто бы он находился в неком глупом детском телешоу, и все это действо вокруг него представлялось лишь как веселый, звонкий детский смех. Он не чувствовал ничего – только какое-то странное ощущение легкости, спокойствия, вдруг свалившееся на его плечи, убаюкивало его и как-то спокойно и безмятежно внушало ему, что все будет хорошо. Решив, что неплохо было бы отвлечься от этого нагнетающего сабантуя, наш герой медленно закрыл веки. Он слышал, как снаружи суета усилилась, как снова его начинает отчаянно теребить лис, в попытке разбудить. Нехотя открыв веки, он понял, что обстановка несколько изменилась: вот его несут через один коридор, вот поворачивают налево, и уже новый коридор впереди. Бесконечный лабиринт… Слева от него – Ширланд и Эронс, справа – избитый последним доктор Вальмерт, что-то отчаянно кричащий по рации своим медицинским коллегам. За ними тянется широкий кровавый след… Звуки становятся все тише и тише… Суета меркнет… Сабантуй утихает… Еле различимы грубые слова Шоргана: «Если ты ему не поможешь – я тебя на кусочки лично порежу». Вот и Айнон слева. Держится за гравитационные носилки. «Всё будет хорошо… Хорошо… Хорошо… Не бойся… – отрывками звучат эхом в голове дракона мелодичные нотки эльфийского тембра. – Ты выкарабкаешься. Мы верим в тебя».

Перед тем, как закрыть глаза, наш герой сквозь прищуренные веки посмотрел назад. За ним бежал, отчаянно сдерживая слезы, лис, что-то крича вслед. Но слова дракона уже не волновали. Перед глазами проносились лампы, гермодвери, лампы, опять гермодвери, снова лампы, снова гермодвери… Меркнет взгляд… Меркнут лица… Возглас Эронса прошел, как сплошной свист. И вот – операционная. Распахиваются последние врата, и насыщенный запах чистоты и стерильности впивается в чуткие обонятельные рецепторы дракона. Операционный стол… Кровь… Вальмерт у приборов… Веки наливаются свинцом… Тьма египетская… Египетская тьма застилает взор… «Вот мы и встретились, – подумал дракон. – Прошу, дай мне ещё немного пожить. Ещё немножечко». Снова крики… У изголовья – Эронс… Пустота… Пустота… Темнота…

«Последний бой, он трудный самый…» Второй сон Хранителя Добра

Неспокойное апрельское утро… Из пустых глазниц полуразрушенных берлинских многоэтажек, чьи некогда живописные фасады уныло наблюдали за решающим рывком к торжеству добра на Земле, веяло пропитанным тяжелым смрадом гильз и пожаров воздухом. Когда-то по этим самым переулкам и аккуратным улочкам неспешно прогуливались статные столичные фроляйн, привлекая своим обворожительным взглядом местных мальчишек-почтальонов, на лицах которых сверкали ярким блеском многочисленные черные веснушки. На фасадах кайзеровских домов развевались нацистские флаги, автомобили высшего начальства рейха вальяжно колесили по ухоженным мостовым, пассажиры исключительной важности которых безмятежно помышляли о том, как в далекой и необразованной России, прямо на мостовой Красной площади, они будут пить прохладный баварский шнапс и свободно горланить во всю разжиревшую от толстых сосисок глотку любимый «Августин».

Но теперь от всех этих сладких грез остался только еле ощущаемый призрак немецкого триумфа, испуганно витавший в пустых глазницах окон поверженной столицы «коричневой чумы» и «отребья человечества»: Красная Армия штурмовала последний оплот Третьего Рейха, готовясь раз и навсегда стереть с лица истории черную опухоль национального превосходства и ненасытной кровожадности. На раздробленных каменных мостовых, вцепившись колесами и потертыми гусеницами в грунт, вели беглый огонь по Рейхстагу мощные артиллерийские орудия, исполнявшие оглушительную предсмертную симфонию для загнанных в угол фанатичных приспешников рейха и спешно-сформированных частей «гитлерюгенда». Прямо за ними, подняв в небо широкие железные рамы, ревели во всю свою железную глотку милые «душеньки-Катюши», вытряхивавшие последнюю «душу из врага». В этих залпах таилась вся потаённая злоба, вся месть советского народа за поруганных жен, за убитых сыновей, за сожженные деревни и хлева, за оскверненную Родину, Родину-мать…

Рядом с расчетом противотанковой пушки ЗИС-3, расчет которой расположился в окружении руин близлежащей пекарни «Brötchen», был развернут полевой командный пункт, координировавший действия одного из соединений 150-ой стрелковой дивизии – 674-го пехотного полка. По правде говоря, его сложно было назвать командным пунктом: представлял он из себя небольшой уголок, на крошечной территории которого разместились рация, вынесенный из жилого дома покореженный дубовый стол, некогда стоявший в комнате крупного столичного банкира, и лежавшие на нем планшеты с картами. Вокруг него, изредка отрывая взгляд от расчерченных топографических карт, оживленно обсуждали возможные варианты прорыва к Рейхстагу два командира – капитан Метюнинский и лейтенант Семен Сорокин, которому в подчинение достался взвод отважных разведчиков.

– Товарищ капитан, – прытким, пылким, но уважительным тоном упрашивал опытного командира Сорокин, год назад освободившего Минск от немецких войск. – Прошу Вас – дайте нам продвинуться к Рейхстагу. Танкам вперед ехать одним – самоубийство. Их же чертовы фаустники посжигают!

– Разговорчики, Сорокин! – рявкнул на молодого лейтенанта суровый командир. Сняв с головы фуражку и тяжело вздохнув, он еле слышно выругался, вздохнул и уже более спокойным тоном продолжил: – Ну пойми ты, Семен, ну не могу я! Не могу я группой попросту рисковать! Мне начальство за это голову с плеч снимет и в кабинете, как трофей, повесит.

– Но мы же всего-то в нескольких метрах от победы, – продолжал настаивать Сорокин. – Ну вот же она, вот! У меня парни в группе – ну все молодцом! И Булатов, и Проворотов, и Орешко! Да что там Орешко! – отмахнулся Сорокин, чем вызвал смех у Метюнинского. – Вы Морозова бы видели! Ну красавец! Ай да молодец! Он и под Москвой был, и в Сталинграде, и под Курском, и Минск освобождал, и Кёнигсберг брал! А какие истории рассказывает…

– Ну, ну, Сорокин, брось ты эти свои байки да прибаутки, – рассмеялся Метюнинский. – Знаю Морозова, знаю. Хорош паренек – своё дело знает. Дерётся, как чёрт, а в душе как ангел, ей Богу. На него посмотришь – на душе теплее становится.

– Так точно, товарищ капитан, – согласился Сорокин, бросив взгляд на близстоящую самоходку ИСУ-152, возле которой мирно спал наш герой – Михаил Алексеевич Морозов. – Как-то после боя на Кенигштрассе у нас с ним пошел разговор о семье. Мол, ждет ли кто-то дома. Сказал, что родню еще ребенком потерял. Всю, говорит убили.

– Да-а-а… – покачал головой Метюнинский. – Нелегкая судьба ему выпала на душу. Ангел в душе говоришь?

– Так точно, – ответил Сорокин. – Взгляд у него какой-то особенный – как посмотрит, так сразу душа теплотой наливается до краев. Никогда еще таких не видел.

– Наша планета полна чудесами, Сорокин, – подметил Метюнинский и бросил взгляд на часы. – Тринадцать пятнадцать… Пора! Собирай бойцов, Сорокин. В тринадцать тридцать с танками пойдете в атаку после того, как вдарит артиллерия. Мы покажем им, где раки зимуют.

– Так точно, товарищ капитан, – отдал честь командиру Сорокин и быстро побежал, ступая блестящими кирзачами по разбитой мостовой, по направлению к самоходке.

* * *

Склонив одетую в каску голову и скрестив почерневшие от копоти и сажи мозолистые руки на груди, Морозов, словно не слыша звуки непрекращающейся канонады и звонкого акапеллой пулеметных очередей, внимательно листал очередную энциклопедию сновидений, мирно сопя в широкой тени могучего «Зверобоя», чей грохот, казалось, мог разбудить даже пребывавшего в зимней спячке медведя. Мало таких спокойных и по-настоящему умиротворенных минут было в жизни нашего героя: бесконечные конфликты, войны, бомбежки и обстрелы, голод, тоска, страх, печаль, чувство скорби и вины за все причиненные людям страдания своими ошибками – все это не давало ему нормально спать вот уже десятки тысяч лет, заставляло просыпаться в холодном поту. Благо израненная душа его не утратила той теплоты, того незаменимого чувства оптимизма, помогавшего всему человечеству с гордостью преодолевать невзгоды и медленно, но уверенно подниматься к своему величию. В то время наш доблестный Хранитель Добра и подумать не мог о том, что через девятьсот девяносто с лишним тысяч лет на Земле воцарится долгожданный мир и человечество никогда больше не испытает на себе трагедию глобальной гражданской войны.

Внезапно, его чуткий слух уловил в воздухе стук подошв широких кирзовых сапог, который быстро приближался к нему. Открыв свои яркие ультрамариновые глаза, успевшие стать его своеобразной визитной карточкой во всех частях, в которых ему удалось повоевать, и окинув взглядом почерневшие руины Берлина, он с протяжным стоном потянулся и быстро встал с холодной каменной мостовой. Отряхнувшись от пыли, осевшей на его измятой гимнастерке, Морозов поправил каску, повесил автомат на плечо и, поправив гимнастерку, отдал честь своему командиру и замер в стойке «смирно».

– Здравия желаю, товарищ лейтенант! – хриплым сонным голосом поприветствовал Сорокина наш герой. – Прошу прощения за непристойный вид: задремал чуток, устал совсем.

– Вольно, рядовой, вольно, – улыбнулся Сорокин и протянул Морозову израненную ладонь. Улыбнувшись в ответ, наш герой с радостью принял рукопожатие. – Как ты тут? Не обижают?

– Да было б кому, – ответил наш герой, перейдя уже на дружеский тон. – Ребята у нас в части просто золотые. Вот, к примеру, Кошкарбаев горланит лучше филармонии, Булатов – им аккомпанемент играет на пианино, а Проваторов – мастер на все руки, настроил его. Ну точно «золотой взвод» получается.

– Да уж, – рассмеялся Сорокин. – А чтоб было, если б не война… Ладно, авось потом поговорим. Делу время, потехе час, – сказал Семен и посмотрел в окно, откуда доносились мелодичные ноты фортепиано, сопровождаемые голосистым пением Ракымжана. – Взвод! Общее построение! Бегом, марш!

В ту же секунду музыка оборвалась, и послышались быстрые шаги, становившиеся все более отчетливыми по мере спуска солдат с третьего этажа. Не успел Сорокин посмотреть на часы, как перед ним в ровную линию, «все как на подбор», выстроились, выгнув стройные спины, Проваторов, Кошкарбаев, Булатов и Орешко. Последним примкнул к взводу Морозов.

– Товарищ лейтенант! – громогласно начал отчитываться Морозов, приложив правую руку к измятой осколками снарядов каске. – Взвод построен и к исполнению боевой задачи готов!

– Та-ак… – протянул Сорокин, взглянув на часы. Стрелки показывали тринадцать двадцать девять. – Сейчас должны заголосить наши «дамы».

– «Дамы»? – только и успел переспросить Кошкарбаев, как в ту же секунду к югу от построившегося отряда громко донесся четкий приказ: «Артиллерия! За поруганных жен! За убитых детей! За сожженные хлева! За оскверненную советскую землю! По Рейхстагу! Прямой наводкой! Беглым!.. Пли!», – и жуткий грохот сотен крупнокалиберных дивизионных гаубиц, беглым огнем осыпавших схоронившихся в руинах Рейхстага солдат Вермахта, начал вершить свое предназначение. Пронзительный свист – громогласный грохот, пронзительный свист – громогласный грохот… Всё короче и короче промежутки между этими двумя нотами симфонии опустошительного акапелло верных приспешниц бога войны. Под восторженные крики советских воинов грозные дети пушек взметали в воздух сотни обломков мостовых, разрушали наспех-построенные блиндажи и окопы, косили ряды перепуганных гансов своими смертоносными осколками, разрывали в клочья металические каркасы зениток последней немецкой обороны.

Казалось, этой веселой орлятской песни смерти не будет конца. Как только закончилась артподготовка, песню подхватили старшие сестрицы грозной богини. Оглушительный рев десятков реактивных снарядов, взмывавших один за другим, как саранча, как стая стрел разящих, в почерневшее от дыма пожарищ европейское небо, огласил опустевшие окрестности Берлина, разрывая в клочья последние умиротворенные мгновения жизни перепуганных солдат Вермахта. Горизонт затмила сплошная черная пелена дыма и тяжелого смрада. Но вот, кончилась симфония смерти – настал черед основной партии.

Загудели моторы, засуетились танкисты, задвигали своими орудиями карающими тридцатьчетверки, одетые в сетчатые доспехи-экраны. Сорокин, поняв, что время пришло, достал из полевого планшета красное полотно. Вручив его Булатову, он, пытаясь перекричать шедших в атаку солдат, строго настрого приказал:

– Что ж, ребята, вот и пришел наш черед. Булатов, ты понесешь знамя. Береги его, как зеницу ока – головой отвечаешь, понял?

– Так точно, товарищ лейтенант, – отдал честь знаменосец.

– Спрячь его под гимнастеркой, чтобы немцы меньше целились, ясно? А то пуля и так дура. Меньше её дразнишь – меньше шанс, что от нее получишь.

Булатов, аккуратно сложив священное красное знамя, бережно спрятал его под помятой и почерневшей гимнастеркой.

– Ладно, ребятушки. Ни пуха, ни пера!

– К черту! – все как один ответили на отцовское напутствие лейтенанта. В этот момент впереди раздалось громогласное: «Ура!» – и отважные знаменосцы группы лейтенанта Сорокина, сняв с плеч автоматы, ринулись за атакующими порядками пехоты и танков на штурм логова противной «фашистской нечисти», чтобы раз и навсегда искоренить «коричневую чуму» из мировой истории.

* * *

Под грохот снарядов и мин, под беспрерывными вереницами смертоносных очередей «гитлеровских циркулярных пил», под дуновением смерти, страха и отчаяния, отважный отряд лейтенанта Сорокина – Булатов, Кошкарбаев, Проваторов, Орешко, примкнувший к ним Морозов и сам лейтенант – сквозь град осколков пробирался к заветной цели каждого советского солдата – изуродованному зданию Рейхстага. Чуть было не попав под взрыв осколочного снаряда 88-миллиметровой зенитной пушки, отважные бойцы схоронились за руинами ветхого здания. Пригнувшись под осколками снаряда, Кошкарбаев с присущей ему задорностью сказал: