Текст книги "Ты (не) выйдешь за меня (СИ)"

Автор книги: Арина Лефлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц)

Глава 41
Людмила

– Привет, – отвечаю Мише и чувствую, как кровь приливает к щекам.

Божечки-лепешечки, ну взрослые же люди, а вот мне стало как-то стыдно, что Миша уже в нашем доме по-хозяйски, и с папой, кажется, в наше отсутствие уже спелись. И спились. У Миши глазки сверкают ненормальным блеском, почти как на Таниной свадьбе. А папа стоит, покачиваясь, застенчивый. В смысле, за стеночку держится. Вот же мужики! Правильно мама говорит, что за ними глаз да глаз нужен, иначе пропадут без нас.

Пока разуваюсь, успеваю обдумать линию поведения. Немного неловко, но это нужно сделать, застолбить, так сказать, границы наших отношений. Территорию любви отмерить, ага.

Не при родителях же!

Тянет неимоверно в его объятия, просто невыносимо хочется прижаться к его горячему мускулистому телу, почувствовать его руки на себе, его страстных поцелуев хочется. Не виделись день, а я уже соскучилась… Но не при родителях же?

– О, Мишенька в гостях, здравствуй соколик, – ласково приветствует гостя мама, а на папу смотрит пытливо. Пытается высчитать градус напряжения. Ага. Так знакомо. – Ты мальчика покормил? – говорит с интонацией строгой мамаши. И это нам не привыкать. В нашем доме один генерал, и это не папа. Папа всего лишь полковник.

Чтобы чем-то занять себя, проскальзываю мимо мужчин в кухню.

– Покормил, мам, не волнуйся, – кричу ей в коридор, а сама убираю в мусорное ведро под раковину четыре пустые бутылки из-под пива.

Даже сама не знаю, зачем. Мама же все равно увидит стекло в мусорке.

В дверях появляется Миша, за ним громоздится папа.

– Миш, ты уже ужинал? – поднимаю голову и смотрю на Мишу.

– Когда? – отвечает за него папа. – Он после работы сразу сюда, а тут полный абзац… Зачатие ремонта…

– Ну скажешь тоже, – ворчит мама и протискивается в кухню. – Зачатие ремонта, – возмущенно, – как напридумывает вечно.

В комнате становится тесно, не повернуться. Это чувствуют все, и папа уходит первым.

– Пойдем Миша, не будем женщинам мешать. – Поворачивается к нам. – Давайте уже пожрем, я чувствую что ближайшие две недели мне на сухомят жить.

Это он намекает, что готовить мы не будем, будем обои клеить. Напрасно. Никогда такого не было, чтобы мама не приготовила обед или ужин. Даже когда по военным городкам скитались в начале его службы, папа всегда приходил обедать домой. Конечно, если только не был в полях.

«Как бы хорошо не готовили в офицерской столовой, лучше моей Нины меня никто не накормит», – говорил он всегда, уплетая мамин борщ и отбивные в кляре.

Миша уходит вслед за папой, а я наконец могу вдохнуть воздух полной грудью.

Мама сразу подмечает мое волнение, но корректно молчит. И я молчу. Молча нарезаю салат из огурцов и помидоров, выкладываю сыр и колбасную нарезку. Наш семейный девиз: что есть в печи, на стол мечи – в действии. Но пока я все это проделываю, замечаю, что мои пальцы уже не так сильно дрожат, а сердце не бьется ошалелой птицей.

Рядом, что-то довольно мурлыкая, мама разогревает котлеты и варит спагетти. От ее пения становится еще спокойнее, как в далеком детстве, когда в ожидании отца, мама пела нам с Таней колыбельные.

Когда ужин готов и стоит на столе, мама громко зовет мужчин:

– Кушать идите, все готово!

А я ищу место, куда бы поставить салфетницу, переставляю с места на место. Только бы не смотреть на Мишу и родителей.

Как ни странно, папа и Миша заходят в комнату довольные. Папа хлопает Мишу по плечу как родного. Вижу в его глазах довольство и уважение.

Вот интересно мне, о чем они там болтали? О нас? Обо мне? А со мной?

Все это носится в моей больной головушке, но весь ужин мило улыбаюсь и подаю вовремя соль.

Ужин проходит почти в спокойной обстановке. Единственный раз только Миша чуть не отхватил люлей от мамы.

– Нина Павловна, зачем вам мучиться с ремонтом? Давайте, я к вам своих людей зашлю, они вам за день-два все закончат.

– Спасибо, Мишенька, но смею отказаться, – играет мама роль викторианской королевы. – Мы сами справимся.

Миша открывает рот, желая сказать еще что-то, но я вовремя успеваю наступить на его ногу под столом.

Это вообще удивительно. Так не похоже на маму. Помню лет пять назад папа предложил нанять людей для ремонта, так тут такой бой без правил случился, мама не горюй. А это она Мишу поджалела. Или меня. Я же наверняка кинулась его защищать, если бы они захотели моего Мишу обижать.

– Спасибо за ужин, Нина Павловна, Людмила. – Кивает старомодно Миша. Смешно смотрится. – Но мне пора. – Смотрит на меня в ожидании. – Завтра на работу нужно пораньше. Проводишь? – кивает и выходит из-за стола.

Провожу. Конечно, провожу. Куда ж я денусь.

Глава 42
Михаил

– Спасибо огромное, все очень вкусно, у вас золотые руки, Нина Павловна, и доброе сердце, давно так вкусно не ел. У Людмилы тоже вкусно… вкусный салат получается. – расхваливает Миша нашу стряпню.

Я краснею от такой наглой Мишиной лести, прекрасно помню, кто кого постоянно кормит. Нормально кормит.

Хочется засмеяться, но я молчу. Потом выскажу ему все. Не при родителях же?

– До свидания, – прощается Миша с моими родителями: кивает маме, с папой крепкое рукопожатие. – Доброй ночи.

За окном уже темно. В квартире горит свет. Мы выходим на темную площадку. Дверь закрывается за спиной. И…

Миша набрасывается на меня, как голодный на еду. Обнимает, прижимает крепко и целует. Страстно, горячо, жадно, желанно.

Его руки мгновенно облапывают меня всюду: гладят спину, спускаются ниже на поясницу и попу, возвращаются и ложатся на лопатки.

Я задыхаюсь от его внезапного напора, от счастья и правильности происходящего.

Обнимаю его за шею и чуть не повисаю на нем. Мне так хорошо в его руках, так хорошо…

Миша прижимает меня еще крепче.

– Люся, я соскучился, – шепчет он мне, оторвавшись на миг от моего рта. – Когда мы увидимся? – И снова целует, целует, целует и тискает, будто любимую плюшевую игрушку.

А я растворяюсь в его руках, мне так хорошо в его руках.

Где-то на задворках мысли мелькает, что нужно ответить на его вопрос. Хотя бы попытаться.

Но в голове любовный переполох.

С усилием прекращаю поцелуй.

– Ой, Миш, я тоже скучаю, но судя по обстоятельствам, не скоро, – судорожно хихикаю и повисаю на его сильной шее. Прижимаюсь и трусь об него, чувствуя его возбуждение.

– Завтра? Послезавтра? – Кажется, он меня не слышит.

Зацеловывает лицо, брови, чмокает в нос.

Его рука уже проникла между нашими телами и мнет мою грудь, зацепляет твердый сосок.

Ах, по телу побежали приятные мурашки!

Другая рука лежит на пояснице, придавливает и нежно поглаживает через ткань.

Таю от Мишиных нетерпеливых ласк и уже готова бежать за ним прямо… в его квартиру.

Прижал так крепко к своим бедрам, что я чувствую его твердое желание. Чувствую, как тепло наполняет мою промежность, и мои бабочки устраивают буги-вуги, требуя немедленную разрядку.

Я так долго не выдержу. Потеку и сдамся. Вернее, отдамся прямо тут, в родном подъезде.

Мы отстраняемся и спускаемся по ступенькам на один пролет и снова набрасываемся друг на друга.

Я сама прилипла к нему в этот раз. Мне не хватает его ласки и тепла в этот жаркий летний вечер.

Он подхватывает меня на руки и усаживает на подоконник. Ввинчивается между бедрами, прижимается к моему животу своим восставшим пахом. Обнимает и снова целует. Мои губы, наверное, уже как вареники от его нежностей. Чувствую легкое жжение на губах.

– Давай завтра в кафешку сходим или в кино? – Ищет он мой взгляд и находит, смотрит уверенно, и даже немного возмущенно.

Мише не хватает меня. Верю. Мне тоже его не хватает.

– На последний ряд?

– Что?

– На последний ряд? Билеты будем брать на последний ряд? – говорю в ухо и прижимаюсь грудью.

– Можно и на последний… – шепчет и прикусывает мочку уха.

Глупо хихикаю и ерзаю попой по подоконнику.

Миша добрался до голой кожи: приподнял майку и гладит мой живот, спуская ладонь ниже.

Он что тут решил устроить? Прямо в моем подъезде откровенный петтинг, что ли? А если сейчас какой-нибудь соседке приспичит срочно выйти за солью?

Возмутиться не успеваю, Миша снова лишает меня возможности говорить. Снова целует взасос, с языком.

Вкусно-о-о-о.

Слышу свой стон. Будто со стороны.

А его пальчики уже в моих трусиках. Проходят по влажным складочкам и возвращаются к набухшей горошине.

– Люся, оху…ь, ты мокрая!

Сказать что-то не успеваю. Он закрывает рот поцелуем. Его горячие пальцы там.

Я кручусь словно уж.

Пытаюсь вырваться из сладкого плена, но даже сдвинуться не могу.

Мишины сильные руки держат крепко. Он знает, что мне сейчас нужно.

Двигаюсь навстречу его пальцам. Тихо постанываю в Мишин рот.

Стыдна-а… и сладко-о.

Пищу и вцепляюсь в его мощные плечи.

Миша рычит прямо в ухо.

Мне щекотно, и я веду плечиком.

От горячего Мишиного дыхания волоски на затылке начинают посылать импульсы по всему телу. Импульсы собираются там, в излучине, встречаются с бабочками и…

Взрываются!

Превращаются в ночные искры.

Яркие и острые!

Разлетаются из моих глаз слезами.

Я точно сейчас кончила.

Так мне сладко там.

И везде.

Обмякаю.

Так бывает?

Это и есть микрооргазм?

Или оргазм?

Не знаю.

Но со мной только что это случилось.

Всхлипываю, утыкаясь носом в плечо.

Миша замечает мое состояние. Придерживает, поглаживая спину.

– Ч-ч-ч, тише, лапа моя, подъезд перебудишь. Все хорошо, милая.

Это я что ли?

Профурсетка!

Глава 43
Людмила

– Миш?

– М-м-м?

– Если ты меня еще раз поцелуешь, то я начну стонать еще громче, и тогда точно начнут выходить соседи, – шепчу ему, на миг оторвавшись от его губ.

– Ну и пусть смотрят, – мурчит, словно довольный кот.

– Ага, конечно, пусть смотрят на бесплатное порно представление с нами в главной роли, – не могу удержаться, чтобы не хихикнуть.

– А мы с них по рублю будем брать за просмотр, чтобы не бесплатно, – ворчит, но отстраняется от меня и смотрит на часы.

Чувствую себя девочкой-подростком, зависящей от общественного мнения.

Словно услышав мои мысли, вверху щелкает замок в двери соседней квартиры и дверная ручка начинает скрипеть.

Кому-то все же понадобилась соль в столь позднее время.

Мы молча срываемся с места и спускаемся к выходу. Ведем себя, словно подростки.

Не такой ты смелый, как хочешь казаться, мистер «доведу Люсю до оргазма!»

Пищит домофон, выходим на улицу.

Свежий ночной воздух слегка охлаждает наш пыл.

– Ты выпил, – напоминаю Мише, кивая на его автомобиль, припаркованный рядом с палисадником под соседским окном. Мы стоим рядом с его машиной.

– Я помню. – Миша сплетает наши пальцы и рывком отправляет меня в свои объятия. И я чувствую животом его неудовлетворенное возбуждение.

– Маленькая моя. Давай прогуляемся? – предлагает, поглаживая ладонями лопатки и утыкаясь в макушку.

– Куда?

– По улице?

– Ага, в парк, – отодвигаюсь от него, – прямо в ту беседку, бегу и падаю, ага.

Жестокая!

С чего это решила повредничать, даже не знаю.

Ну почему не знаю? Знаю. Скрываю свои чувства. Мне сейчас было и хорошо, и стыдно.

К тому же я весь день о Мише мечтала. Вспоминала, представляла и думала. О наших быстрых отношениях. О его напористости и моей податливости.

Немного даже досадовала на себя: ну почему я такая влюбчивая?

А сейчас я ему про ту ночь после Таниной свадьбы напоминаю?

Сумасшедшая! Или безбашенная!

Чувствую, как напряглись его руки, тяжелый вздох вырывается из его груди, и он выпускает меня из объятий.

– Ну хочешь в парк, пойдем в парк, – в глазах блестит озорство, – пошалим, молодежь попугаем.

Сволочь! Да он надо мной подтрунивает!

Ну я тебе сейчас устрою!

– Ну ладно, Миш, спасибо тебе за прекрасный вечер. – Чмокаю его в щечку. – Я пойду, – демонстративно зеваю, прикрывая ладошкой рот.

– Куда?

– Домой, Миш. Поздно уже. Тебе завтра на работу, мне обои клеить. Да и… Сейчас кто-нибудь обязательно выйдет, потом разговоров слушать, не переслушать, как в молодости.

– А сейчас?

– Что сейчас?

– А сейчас не молодость? – смотрит и ухмыляется.

– Дурачок, – хлопаю шутливо по плечу, – сейчас тоже молодость, но уже глубокая, а то была ранняя, – объясняю, как маленькому.

– Вот сейчас ты мне училку напомнила, – смеется Миша. – Сейчас тоже молодость, но уже глубокая, а то была ранняя, – передразнивает меня, кривляясь и подстраиваясь под мой тон.

Снова притягивает меня к себе, чмокает где-то в районе между щекой и шеей. Щекотно.

– Люсь, – снова целует в губы, запускает язык в мой рот.

Чувствую новую волну приятного тепла в животе. Обхватываю в ответ, сливаюсь с Мишей в одно целое, только без этого самого. Слияния.

Миша отрывается от меня наконец и произносит:

– Я только не понял, почему к вам бригаду строителей нельзя прислать, чтобы они ремонт по-быстренькому сделали?

– Да ты что? – отстраняюсь от Миши. – Так нельзя!

– Почему нельзя? – Миша в недоумении.

– Потому что, – я отодвигаюсь от Миши еще и смотрю в глаза. – Ты не понимаешь, это…

Так не хочется ему лить в уши наши семейные байки, но без моих объяснений он вряд ли поймет. Но как он отнесется к маминым загонам, тоже меня вдруг начинает волновать. Не хотелось бы выглядеть в его глазах какими-то обывателями.

Хотя кто мы есть? Обыватели и есть. Сегодня – холодильник, завтра – шифоньер. Это не помню уже, у кого вычитала.

Сомневаюсь пять секунд и решаюсь.

Заинтересованное выражение Мишиного лица дает мне на это право.

– Это у мамы не просто бзик, это ритуал такой: обои клеить. Он остался еще с тех времен, когда мы за папой по военным городкам мотались. Знаешь, с чего всегда начинался наш приезд в новый гарнизон? – рассказываю и непроизвольно глажу его по плечам. Миша держит меня за талию.

– Уже понял, с поклейки обоев. – Миша водит щекой по моим волосам. Так приятно. По телу бегают мурашки, губы сами тянутся за очередным поцелуем. но держу себя в руках. Надо уже закончить историю.

– Нет, не так. – Вдыхаю побольше воздуха в легкие. – Сначала мы складывали вещи в угол, мама знакомилась с соседками, такими же женами военных, узнавала, где находится ближайший военторг. Магазин такой для…

– Знаю, можешь не объяснять, – Миша прерывает меня на полуслове.

– Определяла нас в школу, – зыркаю на него недовольно. Нечего перебивать, когда рассказываю. Могу мысль потерять.

– Нет, не так, – морщу лоб: все-таки потеряла мысль, трусь носом о Мишину руку.

В уютном коконе его сильных рук не хочется думать, хочется просто кайфовать. Он присел на капот машины, расставил ноги и придвинул меня поближе. Дразнит, поглаживая спину, но не наглеет.

Вдруг за нами в окно подсматривают? Бдит мою честь. Нашу честь. Приятно. Вызывает доверие.

Можно, конечно, спрятаться в машину, но так только больше для разговоров повода дать.

– И потом мы шли в военторг. Вооот, – нашлась-таки мысль, снова трусь носом о Мишину руку.

Миша слушает, не перебивает. Понял с полувзгляда мое недовольство.

– Там мы выбирали обои, покупали и несли в новую жилплощадь. И? Эврика! Обклеивали квартиру новыми обоями. И только потом разбирали вещи. Как-то умудрялись сделать это за один день. Пока папа решал свои командирские вопросы, мы обустраивали наше жилище. Еще и ужин всегда был наготове. Папа всегда обедал дома. Если только не на полевых учениях находился, конечно. – Рисую восьмерки на Мишиной руке, наблюдаю, как топорщатся волоски. Не только я кайфую от нашей близости. – Так что поклейка обоев для мамы, это как доказательство, что они еще в силах, еще могут… ого-го, как говорит папа. Вот.

– С этим понятно, у каждой избушки свои погремушки, а сколько времени в этот раз будет длиться ваш фееричный ремонт? – в Мишином голосе проскальзывает легкое недовольство. Он прижимает меня к себе, и я вынуждена говорить ему в ухо.

– Ну… Минимум неделю, может, больше. Как пойдет. – Пожимаю растерянно плечами, чувствуя его горячие руки. Отодвигаюсь и смотрю ему в лицо, улыбаюсь виновато.

Миша огорченно морщит моську. Пытаюсь успокоить его и подарить надежду.

– Ну не знаю. Думаю, неделю, не больше.

Чмокаю Мишу в нос и глажу плечо.

– Ты понимаешь, с каждым разом мама стала растягивать это удовольствие. В прошлом году мы втроем, и Таня с нами, большую комнату неделю клеили. Два раза переклеивать пришлось.

– Почему?

– То обои не понравились, на стенах плохо смотрелись, то неправильно поклеили, – пожимаю я плечами.

– Вооот, поэтому я предлагаю доверить эту работу профессионалам, заодно силы поберечь для других подвигов.

Уходить не хочется, расставаться с Мишей не хочется. Смотрю на наше кухонное окно, оно выходит во двор. Вижу как шевелится занавеска. Знакомые тени возле окна. Мама, потом папа. Они не трогают занавеску, не выглядывают в окно, так, легкое шевеление, но я словно слышу мамин голос и чувствую себя маленькой девочкой, которую сейчас позовут домой.

Загулялась!

– Миш, я пойду?

Угу, – уткнулся носом в макушку, тяжко вздыхает и выпускает меня из объятий.

– Ну ты реши, когда в кино сходим на последний ряд, – подмигивает и шлепает меня ниже спины. Идет к водительской двери.

Слышу как пищит сигналка и щелкает внутренний замок.

Как не хочется, чтобы Миша уезжал…

Глава 44
Михаил

– Миш, ближайшую неделю точно не увидимся, – говорит мне Люся, а я открываю машину, тянусь к бардачку за барсеткой.

– Миш, а куда ты ехать собрался? – слышу в ее голосе тещины нотки.

Возмущается? Заботится? И то и другое?

Не зря говорят, хочешь знать какой жена станет лет через двадцать – посмотри на ее маму, глядишь и желание жениться пройдет.

Но у меня с желанием все нормально, и теща меня вполне устраивает и внешне, и изнутри. Пока устраивает.

Я может, еще не все про нее знаю. Конспирация говорят у всех тещ ацкая. Они, пока их дочке кольцо в загсе на палец не наденешь и роспись в амбарной книге не поставишь, будут самой ласковой, заботливой и, как там в песне поется? Прямо вторая мать.

Вот я чувствовал, что Нина Павловна как вторая мать мне. Поэтому, наверное, мне пришлось ждать аж две недели, когда они с Люсей поклеят эти злосчастные обои.

Обои действительно пришлось переклеивать два раза.

Атавизм… апх… апх… архаизм какой-то самим клеить обои.

Ешкин кот, ну делов-то. Мои тетки из бригады быстрого реагирования за день бы все сделали. А за две недели весь подъезд бы обклеили.

Но я молча наблюдаю это пиздострадальством любимой и тещи.

Свои услуги предлагать не рискую. Решаю послушать Люсю. Каждый вечер приходить не мог, своей работы полно и к родителям наведывался на кофе. Но пару раз мы с Петром Васильевичем пивка попили.

Мне это все не нравилось жуть как, но кто бы меня спрашивал? Только я заметил хитрые смешинки в глазах Петра Васильевича, заметил и заподозрил: а не специально ли все это затеяли?

Прямо мировой заговор какой-то!

Я же помнил их фразочку тем вечером, что две свадьбы в один год не играют.

Старые предрассудки.

Сашка с Таней свадьбу в мае сыграли, мои родители тоже, помню, бухтели, что свадьбу играть в мае – маяться всю жизнь, и что?

Живут душа в душу, надышаться не могут друг другом. Мне даже как-то совестно перед Сашкой, что пытался за его Таней ухлестывать. Но кто его знает, не будь их свадьбы так и я свою Люсечку никогда не встретил бы?

В общем, я смиряюсь. Понимаю, что нельзя начинать отношения с ссоры с будущей тещей. Неделю я терплю. Потом приезжаю вечером с букетом и вином.

Дверь открывает Петр Васильевич.

– О, Мишаня, а чего это ты? Праздник какой что ли? – деланно удивляется он, я по глазам его лукавым вижу, что все он понимает, мое нетерпение понимает.

– Юбилей какой или годовщина?

– Здравствуйте, – глухо отвечаю и смотрю в светящийся проход. В свете появляется моя Люся.

– Привет, – говорим одновременно, она смотрит на меня настороженно, переводит взгляд на букет и фирменный пакет. – Что-то случилось? – произносит она и стоит мнется в проходе.

Твою мать! Как я соскучился! Я бы сейчас утащил ее, ну или хотя бы поцеловал, но папаша… идите в кухню, папаша.

– Это вам, – протягиваю пакет с вином Петру Васильевичу, не глядя протягиваю, сам смотрю на Люсю. Съесть готов.

Петр Васильевич догадывается наконец уйти в кухню, и я обнимаю Люсю. Целую целомудренно в нос и в макушку. Рука тянется к нижней части спины, но я вовремя отдергиваю руку, в прихожку заглядывает Нина Павловна, окидывает нас всепонимающим взглядом.

– Миша добрый вечер.

Исчезает, и слышу ее голос на кухне, спрашивает:

– А это еще что? Праздник какой что ли?

Да, блт, праздник, сидите и празднуйте, а мы с Люсей хоть погулять куда-нибудь сходим. Июньская жара уже вымучила и высушила.

– Пошли в кафешке посидим, что ли? – ворчу Люсе в ухо.

– А пошли.

Так просто, что не верится.

Люся осматривает себя придирчиво.

– Щас, – мягко освобождается из моих объятий и исчезает в глубине квартиры.

Я помню, что моя Люся дочь военного офицера, поэтому ничуть не удивлен, когда моя любимая через четыре минуты стоит рядом в полном боевом: легчайший макияж, и это правильно, даже ночью жарко и накладывать штукатурку, только время тратить и природную красоту портить. Белый сарафан идет ей, и босоножки на низком ходу в самый раз для ночной прогулки. Ноги не переломает. А вот волосы я хочу видеть распущенными, но Люся замастыривает хвостик. Ну и пусть, так она еще моложе выглядит.

– Мам, пап, мы ушли! – кричит Люся вглубь квартиры, замечает цветы, я про них совсем забыл. – Это мне или маме? – Кивает на букет.

– Тебе. – Протягиваю ромашки в стильной упаковке.

– Мам, цветы в воду поставь, пожалуйста. – Люся, забирает у меня букет, кладет на тумбочку и выталкивает меня на площадку.