Текст книги "Испытание верностью (СИ)"
Автор книги: Арина Александер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 29 страниц)
Я перевела дыхание. Пока живем.
– Что-то мне не нравятся твои задержки на работе, – продолжил папа, окинув меня подозрительным взглядом. – Что это за фирма такая? Они разве не в курсе о восьмичасовом трудовом дне? Конечно, так можно и в старых девках остаться. Кстати, – спохватился, направляясь обратно в гостиную, – к тебе Серёжа приходил. Дважды. Вежливый такой. Изменился очень. Возмужал.
– Да, да. Он хороший. Спасибо, пап. Я обязательно позвоню ему.
– А вот Илонка твоя, мне совсем не по душе. Не путёвая. Один ветер в голове. Вертихвостка.
– Ты так говоришь, будто общаешься с ней, – подобное высказывание ничуть не задело. Это же папа. Ему только подавай комсомолок, студенток, спортсменок. А Тимохина ещё и универ бросила, так это вообще Апокалипсис.
Отец последовал за мной на кухню, передумав смотреть телевизор, и закопошился у холодильника.
– Я, может и не общаюсь, но глаза имею. Видел её недавно на соседней улице с мужчиной в два раза старше её самой. Целовались. Тьфу ты, стыдоба. Да подожди ты, кашу разогрей, – одернул мою руку от приготовленного бутерброда. – Когда ты уже научишься нормально есть? Одна сухомятка.
Я поцеловала любимого ворчуна в гладко выбритую щеку и принялась уплетать холодную гречку.
– И так сойдет, – но бутерброд всё-таки сцапала. – Пап, а если я полюблю мужчину старше меня, как ты отнесешься?
Он как держал в руках крышку от кастрюли, так и присел на стул, уставившись на меня.
– Да я просто так спросила. Ты чего? – рассмеялась, удивляясь подобной реакции. – Не переживай. Никто со стариками встречаться не собирается.
– Ну и вопросики у тебя, знаешь ли, – вытер вспотевший лоб, с осуждением зыркнув исподлобья. – Умеешь поднять давление.
Я вскочила со стула и обняла его за шею, пристроившись со спины.
– Папуличка мой любименький, я тебя вылечу. Хочешь, заварю ромашковый чай? Или завтра с утра напеку блинов? – буквально навалилась на него, продолжая обнимать и поглаживать серебристые волосы. Папа начал смеяться, шутливо пытаясь надавать мне по попе всё той же крышкой, от которой я умело уклонялась.
– Ой, Лида, чувствую, тебе как раз такой муж и нужен, чтобы постарше да помудрее. Потому что одногодки с тобой не справятся. Ушатаешь их своей непокорностью да дурачливостью.
Впервые за долгое время мы вот так проводили вечер: без пререканий, завуалированных обид, недосказанности. А ведь раньше так было всегда.
Убрав со стола и перемыв посуду, заглянула в комнату брата. Подошла к полке с книгами, прошлась по толстым переплетам рукой. Понюхала одеколон, подаренный мной незадолго до аварии. Уже привычно запершило горло. Будущее казалось серым и безрадостным, а неизвестность завтрашнего дня ещё больше нагнетала обстановку.
Вернувшись в комнату, долго смотрела в окно, пытаясь проанализировать поступки Егора. Неужели не примет на работу? Подумаешь, не сказала правду о личной жизни. Сделал проблему на ровном месте. Не любит он лжи. А кто её любит? Или он думал, что после всего я откроюсь перед ним как на ладони? Щас!!!
Только… он ключ к освобождению Дани. Стоит научиться послушанию. Завтра по любому объявится Тимур и я должна предстать перед ним с хорошими новостями.
Засыпая, перебирала в памяти прошедший день: поцелуй с Тарановским; едкий сигаретный дым, опаливший легкие от непривычки; властные пальцы на подбородке, заставившие поднять голову и прикоснуться к голубому льду и жар... жар сильных рук на своей коже.
Глава 7
Чтобы успеть к Студинскому вовремя, пришлось встать пораньше. Даже папа ещё посапывал у себя, а кухня уже наполнилась ароматом блинчиков. В кои-то веки можно порадовать родного человечка. Не всё же ему у плиты торчать. Хотя, что-что, а готовить он любит и считает, что лучшие кулинары мира – мужчины. А мы-то люди не гордые-е-е-е, знаем свое дело, помалкиваем. Кушать ведь хочется всегда. Кто ж меня накормит, если не он?
Решила, что сегодня вечером обязательно расскажу об увольнении с предыдущей работы и, дай Бог, порадую утешительной новостью. Хорошее было предчувствие. Не изгаженное серыми тучами с самого утра да мелкой моросью. К обеду метеорологи обещали солнце. На то и уповала, снимая со сковороды последний блин.
– Уже проснулась? – на кухню заглянул папа, сонно потирая глаза. – Что-то ты сегодня рано. Ммм, блинчики? Здорово. Сейчас открою клубничное варенье.
Пока он копошился в кладовой, а потом в ванной, я быстренько переоделась, решив не выпендрёжничать, а одеться с комфортом. Хлопковое белое платье и мягкие удобные балетки. И пускай что хотят, то и думают. Я вчера так намаялась в туфлях, что при всём желании не смогу обуть.
А вот с макияжем пришлось повозиться. С украшений – мамины позолоченные часы. Мой талисман. Всегда пророчили удачу. Надеюсь, и в этот раз не подведут.
– Какая же ты у меня всё-таки красивая, – послышалось в дверях.
Я улыбнулась, послав отцу воздушный поцелуй. Его глаза на какой-то миг озарились гордостью, а потом снова потухли. Вспомнил о Дане.
– Для всех родителей их дети самые красивые, самые-самые, – улыбнулась грустно, прекрасно понимая с кем сейчас его мысли.
– И то правда, – проморгался, пытаясь справиться с повышенной влажностью в глазах. – Я чай заварил. Пойдем, позавтракаем.
Мне хотелось спросить, собирается ли он на этой неделе к брату, но сдержалась. Пожалела. Как бы он не сердился, не отгораживался бетонной стеной, а всё равно видно, что душа болит. Никогда не забуду его слёз после суда. Намертво они врезались в память. Пришлось и самой подставить лицо под настольный вентилятор, прогоняя слёзы.
На этот раз позавтракала, как положено: со здоровым аппетитом, не спеша. Решила, что с сегодняшнего дня возьмусь за правильное питание. Даже положила в пластиковый контейнер несколько блинов, обильно полив сиропом. На худой конец хотя бы этим заморю червячка.
Единственное, что слегка напрягало – расстоянии к офису. Пришлось добираться двумя пересадками, а это весьма затратно.
Перед входом в здание сверилась с часами: семь пятьдесят. Успеваю. Выравнивая дыхание от быстрой ходьбы, грациозно поднялась на первый этаж и сразу встретилась со вчерашней крикуньей-распорядительницей.
– Матвеева! – заорала так, что я от неожиданности едва не выронила сумку. Разве можно так с самого утра? – Ты куда вчера так ломанулась?
– Я?
– Ну не я же. Кстати, я Юля Александровна, начальница отдела кадров. Ты фотки принесла.
Ё-моё… Забыла!
– Нет.
– Нет?! – возмутилась, сложив на пышной груди увешанные браслетами руки. – Ты куда вообще шла? Думать ведь надо.
– Так меня никто ещё не принял работу! – наконец отмерла я.
– Ты мне тут дурочку не включай. Не приняли её. Ага. Ещё вчера поступило распоряжение оформлять.
– Как?
– Вот так! – подбоченилась, подмигнув. – Утерла ты носа остальным профурсеткам. Андреевич так и сказал: «Берем». А ты что, не в курсе?
Я ошарашено переваривала информацию. Ну и… гад. «Заберёшь диплом» значит? Да я из-за него всю ночь не спала. Не мог, что ли, сразу сказать?
– Ладно, – Юля Александровна смилостивилась, устав ожидать от меня внятного ответа, – завтра занесёшь. И смотри, не опаздывай. Студинский терпеть не может непунктуальных.
Я кое-как кивнула головой, давая понять, что информация обработана и усвоена, и начала подниматься на второй этаж. Сердце громыхало в груди как сумасшедшее. Было и радостно, и волнительно одновременно. Я стала ещё на один шаг ближе к освобождению брата.
Словно во сне постучалась в дверь и, дождавшись разрешения, вошла в кабинет.
Студинский стоял возле окна, повернувшись ко мне спиной. Я в нерешительности замерла на месте, гипнотизируя коротко стриженый затылок.
– Опаздываешь, – прозвучало сухо, и хорошее настроение рухнуло вниз. Какой там «Доброе утро», я вас умоляю!
– Могли бы и не мучить. Раз ещё вчера приняли решение, – нашлась что ответить.
Он развернулся, присев на подоконник и растянул губы в довольной ухмылке:
– А ты, значит, мучилась?
Если бы ты только знал.
– А разве не понятно?
– Это хорошо, что мучилась. – Сцепил на груди руки, продолжая изучать меня. – Если тебе полегчает, то я тоже не спал.
– С чего бы это?
В голосе послышалось сомнение. Что-то мне слабо вериться, что такой мужчина может страдать бессонницей по такому пустяковому вопросу.
Студинский кивнул на стул, приглашая присесть, и я заинтересовано уставилась на белую папку, небрежно брошенную на край стола.
– Видишь ли, Лида, – начал вкрадчиво, – дело в том, что я не могу допустить ошибку. Если ты начнешь работать со мной – то это на всю жизнь. Как в той дурацкой клятве: « и только смерть разлучит нас».
Я оторвала взгляд от папки и сосредоточила на мужественном лице. Что он несёт?
– Да-а-а, вижу, озадачил. А по-другому никак. Люди, работающие со мной – идут до конца. Я должен быть уверен в своей команде. Всецело ей доверять. Поэтому, – оттолкнулся от подоконника, сел в кресло и, облокотившись о стол, подпёр щёку рукой, – или ты сейчас сама расскажешь, что может быть в этой папке, – кивнул на белый картон, – или мы вместе изучим её содержимое.
Я похолодела. Чего он добивался и что за информация там может быть? Я ведь не спецагент какой-то. До этого времени жила спокойно, никого не трогала. Сглотнула, лихорадочно соображая. Мысль о том, что там могут быть доказательства моей связи с Тимуром отогнала прочь. Мы с ним виделись только один раз, правда, весьма насыщено. Разве что…
– Мне нечего скрывать, – голос предательски дрогнул.
– Почему ушла от Полянского?
– Потому что поцапалась с его женой. А она сделала всё возможное, чтобы ни одна из приличных компаний не захотела со мной сотрудничать. Достаточно искренне?
Егор не шевелился. Продолжал изучать, будто я редкое ископаемое.
– Ты дала повод? Смотри, если честно, мне плевать, но… ты будешь со мной везде и всюду. А с Васей я веду общий бизнес, чтобы потом не было конфликта.
– Да не давала я никакого повода! – вскочила с места, заломив руки. – Раз партнеры, зачем спрашиваете? Позвоните и сами проверьте. Сколько можно, а? Жена его приревновала, мымра старая, вот и вся правда. А-а-а, подождите, вы и так всё знаете. Это очередная ваша проверка. Ну конечно! – треснула себя по лбу. Сто процентно изучил папку и теперь пытается подловить.
– С первых уст куда интересней услышать, – улыбнулся, забавляясь моим бешенством. – С этим разобрались. Что с братом? Думаю, тут не стоит объяснять, что его… хмм, репутация, слегка бросает на тебя тень. Ты будешь представлять мои интересы и сама понимаешь…
Подобное мышление меня не удивило. Он всё правильно подметил. Вот только…
– Если со мной сколько заморочек, отдайте документы и разойдемся. – Достал этот прессинг. Вроде ничего страшного не спрашивал, но, было в нем что-то такое, моральная давка, что ли. Может, снова проверка. Не знаю, но я уже задыхалась.
– Хорошая девочка Лида готова сдаться при первом же неудобном случае? Я думал, ты сильнее.
– Я не «хорошая девочка», – огрызнулась, вернувшись на место.
– Это я уже понял.
– Мой брат невиновен. На него повесили аварию. В деле есть нестыковки. И этот свидетель, который типа скрытый, на самом деле…
Пока я говорила, Егор начал рыться в ящике, но вдруг выпрямился, сверкнув глазами:
– … на самом деле этого свидетеля сегодня нашли мертвым. Передозировка наркотиками.
– Как?..
– Обыкновенно. Не рассчитал дозы.
– Нет, вы не поняли. Как вы узнали, кто свидетель?
Он выразительно посмотрел на меня, протягивая скрепленные листы бумаги.
– Связи. Всё начинается с них. У меня в ментуре хорошие зацепки. Видать, не такой уж этот свидетель и скрытый, раз вышли и прибрали. Кто-то начал копаться, вот и спугнул.
Блин. Однозначно Тарановский навел кипиш и сам едва не пострадал. И как теперь быть? Всё ниточки, ведущие к расследованию, оборвались. Если втайне надеялась как-то отделаться от Удовиченко, то теперь стоило держаться его пуще прежнего.
– Я могу только повторить то, что говорила и раньше: мой брат невиновен.
– Это хорошо, что ты защищаешь его. Мне нравится подобная пылкость. Кровные узы и всё такое. Ладно, – потер лицо, – отгавкаюсь. Ознакомься! – указал пальцем на документ.
– А что это?
– Прочти и узнаешь. Если готова подписать, сразу же приступаем. Нет – расходимся каждый по своим делам, будто и не были знакомы.
Я уставилась в буквы, соображая, что передо мной некий договор, который я заключаю с работодателем, то бишь, Егором и обещаю… что за фигня? – перевела глаза на серьёзное лицо. Он не шутит? – Я должна это подписать?
– Со мной только так, – прозвучало в ответ. – Решать тебе. Я свой выбор сделал.
Ничего себе! Договор о неразглашении личной, финансовой, юридической информации! Самая настоящая расписка, предусматривающая верность. Это как? Я обычная ассистентка, ребят! Принеси-подай там, что ещё, кофе приготовь. Он ведь бросил меня под танк. Положил на наковальню, а сверху прихерачил молотом. А что там внизу мелким шрифтом? А ну-ка, сейчас прочтём. Не убьет ведь. Статья?!!! Подавилась. Пришлось потянуться к графину с водой.
Прищурившись, Егор наблюдал за моими глотками и, наверное, думал, что веду я себя слегка странновато.
– Какие-то проблемы?
– Нет-нет. Всё просто замечательно. Восхищаюсь вашим умением добиваться этой самой верности, – кивнула на абзац, в котором шлось о расплате в виде от трех лет и больше. Мда… Помочь брату выйти из тюрьмы и самой загрохотать туда же? Супер. Удовиченко знал, кого подсылать. Испытания не закончились. Они только начинаются.
Достала из сумки ручку, наткнувшись на запакованные блинчики. Вот это попала. Черт! Черт! Черт…
– Мой род деятельности толкает на подобные меры, – Егор поднялся с кресла и подошел ко мне, наблюдая, как я ставлю подпись. – Я должен быть уверен в своей команде. Доверять ей всецело. Ты не просто ассистентка. Ты – моя тень. Мои интересы – твои интересы. Любое поручение, любая просьба – выполняется незамедлительно. Я не терплю халатности, но могу быть понимающим. Единственное, чего не прощаю – это предательства.
Рука дрогнула, последний виток вышел кривоват. Егор навис надо мной из-за спины и склонившись, поставил размашистую, уверенную подпись в нужной графе.
Я забыла как дышать, переваривая услышанное и не сразу обратила внимание на протянутую крепкую руку.
– Добро пожаловать, Лидия Ивановна. Надеюсь, сработаемся. – Ледяная ладонь утонула в его горячей. – У тебя всегда такие холодные руки?
Легкое поглаживание большого пальца – и я возгораюсь. Буквально почувствовала, как его тепло, через простое рукопожатие согрело застывшую кровь, заставило быстрее бежать по венам.
Не мешало бы прекратить пялиться, да и руку забрать тоже, вот только я продолжала зачаровано изучать лицо Егора, позабыв на миг жестокую реальность.
– Егор!.. – в кабинет без стука влетел чёрноволосый незнакомец. – Ой, простите… я зайду позже.
– Вал! Подожди, – Студинский выпустил мою руку, и магия исчезла. – Есть разговор.
Незнакомец вошел в кабинет и заинтересованно прошелся по мне взглядом, практически раздевая.
– Слышал, у тебя вчера было очень жарко. Жаль, меня не было, – присел за стол, продолжая глазеть. – Надо же, какая хорошенькая, – и вдруг спохватился: – Это случайно не новая Римма?
– Нет, старая Лида, – съязвила, решив поставить на место.
Он засмеялся.
– Смешная. Слушай, – повернулся к Егору, – и где ты их только находишь?
Студинский сдвинул плечами.
– Да они как-то сами.
Ой-ой-ой. Ты посмотри, какой скромный. Сами. Ага.
– Лида, познакомься с моим другом, партнером и юристом Дударевым Валентином Станиславовичем.
Дударев протянул руку, которую я быстро пожала.
– Можно просто Вал, – заявил благосклонно, развалившись на стуле.
– Вал, Лида – моя ассистентка. Отнесись к этому со всей серьёзностью, – Студинский выразительно посмотрел на друга. – Пока меня не будет, введи в курс дела. Кратко. В остальное въедет по ходу.
– А ты куда?
– У меня есть важное дело. Ближе к трем вернусь. И смотри, я предупредил.
Прихватив с кресла бежевый пиджак, Егор бросил беглый взгляд в мою сторону и поспешил из кабинета, оставив меня один на один с этим Валом. Я ещё не отошла от рукопожатия, коварного договора и известия о смерти свидетеля, как на голову свалилась новая напасть.
Дударев ловко вскочил, пересел в кресло Студинского и поманил меня к себе:
– Да не смотри ты так! Не съем. Теперь ты вместо Риммы, доверенное лицо. Трогать нельзя. Эх-х-х, – вздохнул, расслабившись, – может, и себе девочку подыскать. Что я как сирота казанская сам да сам.
– Может, мы приступим к делу, пока нет Егора?
– Деловая? А мне нравится. Палец в рот не клади. Ну, давай, коль не шутишь. Только потом чтобы не плакалась. Только… для начала, приготовь кофе. Что-то я себя неважно чувствую.
А чего я ожидала? Стоит посмотреть на Студинского, чтобы понять, каково его окружение. Нормальным тут не место. Пока готовила кофе в небольшой, но достаточно милой комнате, отведенной под столовую, познакомилась с двумя девчонками: Инной, отвечающей за рекламу и связь с общественностью, а Яной – бухгалтером. Они поведали, что шеф мотается по всему городу и никогда долго на одном месте не задерживается. Может пару дней на заводе ошиваться и руководить делами оттуда. Может – в горсовете в личном кабинете пропадать. А так же я узнала, что некая Римма – это предыдущая ассистентка, сейчас в больнице и не ясно, выйдет ли вообще на работу. Она работала ещё с отцом Егора и была наделена безграничным доверием.
Так и подмывало спросить: заключали ли они коварный договор, но сдержалась. Вдруг это только в отношении меня такой бзик? Это раз. А во-вторых, разве я не должна об этом молчать? Полностью секретные материалы. У каждого есть свои обязанности, задачи и никто не лезет в дела другого.
Пожелав коллегам продуктивного дня, я и сама направилась поглощать информацию. Сегодня вряд ли меня посветят в глобальные проблемы, а вот уже завтра… всё может быть. Поскорее бы разобраться с этим дело и дать дёру. Куда? Ещё не придумала. Но обязательно подумаю в свободное время. В тюрьму я точно не хочу.
Вал припал к кофе, словно измученный жаждой. Удивленно приподнял брови, заявив, что всё так, как он любит и, придвинув кресло поближе, начал вводный курс лекций.
Спустя четыре часа я была в курсе всего: всех объектов собственности Студинского; принципа, структуры и основных задач партии «Прорыв»; кто друг, а кого лучше обойти десятой дорогой. Кстати, Удовиченко числился в числе врагов, что не особо удивило.
Голова раскалывалась. Вал под конец решил добить новостью о грандиозной гулянке, запланированной на завтра в честь подписания выгодного контракта.
– Так, а я причем? – не хватало ещё. Коллектив коллективом и всё такое, но у меня были свои планы.
– Как причем? – удивился Дударев. – Отныне ты с нами. Даже Римма не пропускала, а ей, между прочим, под шестьдесят. Чем быстрее вольешься, тем лучше.
Потом на мои хрупкие плечи легло задание найти бригаду по ремонту, договориться о стоимости услуг, созвониться с тридцать пятым садиком, согласовать строки, потом обратно позвонить прорабу, согласовать с ним и сложить смету. А потом эту долбаную смету стоило показать Егору и получить разрешение. Если нет, то всё сначала, но уже с другой бригадой.
Так же мне выделили небольшой кабинет, смежной с кабинетом Студинского и я приступила к выполнению поручения изредка бросая на Вала нетерпеливые взгляды. Он вообще думает сваливать? Или у него нет своего угла? Такая возможность пошерстить по документам, нарыть что-нибудь стоящее утеряна.
После обед вспомнила, что собиралась позвонить Илонке. Вал был не против часового перерыва и закрыв за мной дверь главного кабинета, пошел на перекус.
Тимохину набрала с телефонной будки в конце улицы. Ритмично пережевывая блинчик, поведала о вчерашнем собеседовании и сегодняшнем попадалове. Подружалька охала и ахала, искренне сочувствуя моей невезучести.
– Мне нужно проработать все пути к отступлению, – жуя очередную порцию теста, подытожила я.
– Тогда начинай присматривать жилье где-нибудь в глухомани. Чтобы наверняка.
– Как у тебя всё просто. Ты бы видела его лицо, когда он говорил о предательстве. Такой и на Северном полюсе найдет. Я просто в шоке, Илонка. Из огня да в полымя.
– Не парься. Как-то оно будет. Сама сказала, у него врагов предостаточно. Пускай сначала докажет, что это ты.
– Не знаю, – вздохнула, отметив, что уже пора возвращаться. – Чем дальше в лес, тем больше дров. Боюсь, что уничтожит меня, сотрет с лица земли и даже не моргнет.
Тимохина шумно вздохнула. То-то же. Советы и я умею давать.
Поболтав ещё немного на нейтральные темы, я вышла на улицу с невероятным желанием покурить. В ближайшем магазине купила ультра-легких сигарет и, расположившись на заднем дворе офиса, отдалась на волю горестным мыслям, осторожно выпуская в небо молочный дымок. Вовсю пели птицы, ярко светило солнышко, дул легкий ветерок. Эффект плацебо работал: спустя две минуты всё казалось не таким беспросветным.
– Вообще-то, Матвеева, тут курить не положено?
Я распахнула глаза и встретилась с испепеляющим взглядом «распорядительницы», возвышающей надо мной грозной тучей.
– А где тогда положено? – потянулась на лавочке, разминая ноющие мышцы. Юля Александровна возмущенно фыркнула:
– Нигде. Хочешь покурить – занимайся этим дома. Там хоть укурись до опупения. Студинский не празднует курящих женщин.
Я вскинула брови.
– Это что-то новенькое. У нас свободная страна, что хочу, то и делаю. Может, ваш Студинский ещё что-то не празднует?
– Я не праздную женское слабоумие, – послышалось сзади.
Я подскочила на месте, едва не выронив сигарету, и заторможено проследила за тем, как Егор перехватил эту самую сигарету, поднеся к своим губам. Александровны и след простыл, а я во все глаза смотрела на то, как он затянулся, выпустил немного дыма изо рта и неспешно втянул носом. Никогда не видела, чтобы мужчина так возбуждающе и утонченно курил.
– А ещё… – выразительный взгляд и окурок полетел в урну, – я не праздную, когда женщины ведутся на поводу у обстоятельств и не умеют говорить «нет».
Надо же, как его заело.
– Иногда обстоятельства складываются так, что по-другому никак. Станешь на колени, ноги раздвинешь, потеряешь гордость и ещё много-о-о чего. Потому что выхода нет.
Стало обидно. Не спорю, обо мне можно подумать не самое лицеприятное, но ему ли не всё равно?
Егор присел на лавочку, в который раз окинув меня изучающим взглядом. Иногда казалось, что он в курсе моего пребывания здесь, и каждый раз дает возможность на чистосердечное признание.
– Выход есть всегда, как и выбор, – сказал поучительно. – На то и дана жизнь. Если поплывешь по течению, отдавшись на милость судьбы – считай, что проиграла. Так что бросай курить, тебе ещё рожать. Потом спасибо скажешь.
Я не хотела вступать в спор, заведомо зная, что проиграю. Он опытный мужчина, многое повидавший. Имеет связи, деньги, влияние. Ему проще. Интересно, как бы он повел себя, окажись в моей шкуре?
Егор потянулся к внутреннему карману и ненадолго замер, словно решаясь на что-то. В итоге достал плотный, запечатанный конверт и протянул мне.
– Это стоит вручить Моренко и передать на словах, что я ничего не забываю. Сможешь?
– Конечно, смогу, – забрала конверт, ломая голову, что же там такое внутри.
– И ещё… ты водить умеешь?
Я насторожилась.
– Почти, – и тут же поспешила добавить самое главное: – У меня прав нет.
Студинский отмахнулся, мол, не проблема.
– Будут тебе права. И машина будет. Сегодня Юрка отвезет, а там посмотрим. – Поднялся, поправляя брюки, и пригрозил пальцем: – Надеюсь, на счёт курения разобрались. Передашь конверт и можешь быть свободна. Завтра с утра поедем на «ТехМаш».
И спрятав руки в карманах брюк, прогулочной походкой направился к офису, насвистывая по пути. Я шла следом, получив ни за что ни про что выговор, и мысленно не соглашалась с подобной дискриминацией. Видите ли, я ещё не рожала. Да кто он такой, чтобы вмешиваться в мою жизнь?
Вернувшись в кабинет, старалась не обращать внимания на его присутствие. Оказалось, что Вал ещё не пришёл. Жаль. С ним было бы проще.
– Вот, возьми, это сотовый Риммы. Ей он всё равно не нужен. Здесь все важные контакты.
Я уставилась на протянутый мобильный. Ого! Круто. Такой маленький. Nokia 5110.
– Спасибо!
– Следи за зарядкой и всегда будь на связи.
– Можете не волноваться.
Он так посмотрел. Никак не пойму, не разгадаю, что скрывается за этим пристальным взглядом. Кажется, вот-вот поймаю суть и… всё с самого начала. Не пробиваем. Наверное, люди его полета такими и есть: со скрытой душой и привычкой всё контролировать. Иначе один неверный шаг – и тебя уже нет. Сметут с пути, раздавят, устранят.
* * *
С водителем Егора, Юрой, как оказалось, я уже знакома. Это он подпёр Опель Тарановского. Что тогда, что сейчас, он был предельно вежлив, спокоен, с лишними расспросами не лез, а молча вел машину, лишь изредка бросая на меня пытливые взгляды. Я тоже не отличалась болтливостью. Мозги закипали от предстоящего визита к прокурору. Подумать только! Я и ОН! Не думала, что в первый же день на меня повесят что-то подобное. Может, это очередная проверка?
В любом случае, изучить содержимое конверта не получилось: запечатан он был намертво, да и не при Юрке же рассматривать? Доложит стопудово.
В приемной было многолюдно. Не стала выделяться особым положением. Тут все такие. Хотя Студинский намекнул, что я могу идти на пролом, ни перед кем не объясняясь. Я же, как культурная, воспитанная девушка, терпеливо дожидалась своей очереди, не прекращая глазеть по сторонам и в нужный момент, холодея, остановилась перед высокой, оббитой чёрным дерматином дверью ведущей в кабинет прокурора города, мысленно перекрестившись. Не знаю, что в этом конверте, но мне особо остро захотелось использовать десятки вариантов демарша, сослаться на какую-либо причину, лишь бы оказаться как можно дальше. Набравшись храбрости, решительно потянула на себя дверь.
Моренко восседал в кожаном кресле, подобно царю. Внушительный, добротный, мордатый. При моем появлении аж привстал, рассматривая с ног до головы.
– Ты кто? – взгляд удивлённо-брезгливый, как на таракана, неожиданно оказавшегося в его супе.
– Я от Студинского, – достала объемный конверт и протянула прокурору. – Он просил передать привет и сказать, что память у него хорошая.
Моренко поменялся в лице. Сначала покраснел, как рак, а потом побледнел, стоило только распечатать и изучить содержимое конверта.
– Ах ты ж… су**ра, – озверел, вскочив с кресла и отшвырнул конверт на пол. Из него выпали снимки, какие-то расписки. Пока он стоял ко мне спиной, я успела разглядеть одну фотографию, на которой он, полностью голый, ублажал двух загорелых красавиц. – Твой шеф мастак выбить землю из-под ног, ничего не скажешь, – обернулся, продолжая бурно дышать. Лицо пошло бордовыми пятнами. – Передашь ему, что я всё понял и к завтрашнему дню проблема решиться.
Вот это да! Умеют ведь люди давить на слабые места. А вся суть в чем? В проинформированности. Подобного добивался и Удовиченко.
Домой ехала, полностью сосредоточившись на предстоящей встрече.
Даже не успела переодеться, как он позвонил и вызвал на ковер.
Тонированный, устрашающий Джип притаился у соседнего дома, предварительно переполошив «местную братву» и призывно моргнул фарами. Из заднего пассажирского окна торчала рука с зажженной сигаретой. Она махнула, подзывая к себе поближе, и я приговорено запрыгнула в салон, содрогаясь от предстоящего разговора.
– Какая же ты всё-таки умница, – начал Удовиченко, довольно улыбаясь. – Я знал, что не прогадал, выбрав тебя на это дело.
– Было не просто, – опустила взгляд, чувствуя себя неуютно.
– А кто сказал, что будет легко? Это только начало. Дальше будет ещё сложнее. Но ты ведь понимаешь, что, влюбив его в себя, значительно облегчишь себе жизнь. Что тебе стоит соблазнить, а? – мужская рука легла на мое колено и легонько сжала. Я вздрогнула, никак не ожидая подобного поворота. – Расскажи, как всё прошло. Я хочу знать в мельчайших подробностях.
Ненавидя и презирая себя, я поведала о вчерашнем и сегодняшнем дне, почему-то утаив о заключенном договоре. Тимур одобрительно кивал головой, изредка улыбаясь, и скользил рукой по бедру, подымаясь всё выше и выше. Платье бесстыдно задралось. Я попыталась отсесть, избегая дальнейшего вторжения, однако он сжал второе колено свободной рукой, пригвоздив к сидению.
– Не рыпайся, – прорычал, уткнувшись носом в мой висок. – Чем больше ты дергаешься, тем больше я возбуждаюсь. Ты ведь не хочешь, чтобы я трахнул тебя прямо здесь?
Я замотала головой, проглотив ком в горле. Сволочь. Какая же всё-таки своло-о-очь…
– Ну, чего зависла? Что было в конверте?
– Я не знаю, – непроизвольно скривилась, почувствовав весьма ощутимые поглаживания лобка. – У меня не было возможности посмотреть.
Говорить о фотографиях перехотелось. Знала, что не на руку, но подобное обращение убило желание откровенничать. Если такой умный, пускай сам докопается.
– Ты ведь не думаешь играть со мной в игры? – Удовиченко с силой, до боли сжал колено и просунул два пальца под кружево трусиков. – Сидеть!!! – громыхнул, когда я принялась сбрасывать наглые руки.
– Мне больно!
– А ты как хотела? Разочаровала под конец, вот я и злюсь. За каждый успешный доклад – поощрение. За провальный – буду наказывать. Ты ведь ещё не в курсе, а твой брат переведён в одиночную камеру с намного лучшими условиями. Ты хоть понимаешь, что это значит?
Я так и замерла, прекратив вырываться.
– Понимаю… – выдохнула, почувствовав, как один из пальцев нырнул между половых губ и начал неприятно массировать клитор.
– Не слышу слов благодарности!
– Спасибо... – промямлила, незаметно сжав руку в кулак.
– Вот та-а-ак, – откинулся назад и, оставив меня в покое, поправил галстук. – Скажи спасибо, что для Студинского выбрал. Иначе… была бы подомной. Смотри, в следующий раз жду более конкретной информации, – и открыв дверь, дал понять, что на сегодня разговор окончен.
Домой шла не разбирая дороги. Странно, но слез не было. Человек когда плачет? Когда незаслуженно обидели. Когда больно и плохо. Когда утеряно нечто ценное, самое важное в мире. Я ощущала лишь пустоту. Будто не принадлежу самой себе.
Так и залезла в ванную: в нижнем белье и платье. Только вода не смогла смыть невидимое болото, в котором вязла с каждым днем всё больше и больше.
Это путь к саморазрушению. Медленный, но уверенный. Я или себя погублю, или брата.
Это не мой мир и не моя жизнь. Где-то на задворках подсознания проплыло осуждающее лицо отца, послышался счастливый смех матери.
Долго терла себя мочалкой, остервенело смывая липкие прикосновения. Долго рассматривала свое отражение в запотевшем зеркале, пытаясь найти себя прежнюю. Что-то треснуло во мне. Надломилось. Что-то такое, что, наверное, не исправиться уже никогда.
