Текст книги "Испытание верностью (СИ)"

Автор книги: Арина Александер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 29 страниц)

– Тогда, для начала, начни со стриптиза, а я решу, сможешь ли ты удивить меня или нет.

Будто по мановению волшебной палочки, звучание музыки стало чуть громче. Егор вернулся на прежнее место и, ухмыльнувшись, принялся наблюдать за каждым моим движением. А я стояла, нервно теребя трикотажную ткань, и пыталась справиться с набежавшей на глаза влагой.

Чувствуя с каждой секундой всё больше и больше нарастающее раздражение ко всему, что находилось в этой комнате, рванула на талии пояс и швырнула в ухмыляющуюся рожу. Егор засмеялся, перехватив тонкую ткань на лету, и сжал в кулаке.

– Немного женственней, Матвеева. Совсем чуть-чуть. Да-а-а, вот так…

Я медленно спустила с плеча сначала одну бретель сарафана, потом вторую. Следом, не спеша, одна за одной принялась расстегивать пуговицы, злорадствуя про себя. Егор заметно напрягся, прекратив лыбиться и вмиг стал серьёзным. Ну давай, скажи, что я не женственна и ты не хочешь меня?

Ещё пять минут назад и предположить не могла, как именно будут танцевать перед ним. Но это как с тем минетом. Всё когда-нибудь бывает впервые. Будь кто-то другой в этом чертовом кресле – не получилось бы, а так... просто отдалась желанию действительно зажечь мужчину. Не в счёт прощения, не ради помощи брату. Нет, всё намного проще. Просто я любила того, кто продолжал изучать меня бессовестно-откровенным взглядом, только и всего.

Когда с пуговицами было покончено, а сарафан пышным ворохом упал к ногам, очередь дошла до бюстгальтера. То же самое проделала и с ним – неспешно спустила с плеч поочередно бретели и, повернувшись к Студинскому спиной, продемонстрировала, плавно виляя бедрами, процесс расстегивания.

Не смотря на звучание музыки, смогла различить, как Егор поднялся с кресла и стал сзади. Сердце так и громыхало, болезненно отдавая в грудной клетке. Даже воздуха не хватало, настолько сильно тело жаждало его прикосновений.

Егор тяжело дышал, опаляя висок. Всё мое чувство превосходства как ветром сдуло, потому что дышала аналогично. Бюстгальтер сам выпал из рук, а я медленно повернулась к нему, подставляя под хмельной взгляд возбужденно-торчащие соски. Я видела, как он дернулся, качнувшись с носка на пятку. Как сжались его кулаки. Он будто сдерживал себя, не позволяя касаться. Только горящие тёмной чувственностью глаза пожирали мое тело, скользили по шее, ласкали потяжелевшую грудь. Я смотрела в отворот белоснежной рубашки и боролась с сумасшедшим желанием сорвать её с широких плеч, зашвырнуть как можно дальше и запустить пальцы в курчавую поросль волос, пройтись по грудным пластинам, почувствовать приятную, прохладную тяжесть золотой цепочки.

Воздух между нами заискрился, стал вязким. Я несмело подняла голову, не решаясь встретиться с насмешливым взглядом. Егор оторвал взгляд от моих губ, наклонился, поднял с пола бюстгальтер, и протянул мне.

– Нет, не удивила, – вздохнул наигранно. – А я-то думал, ты умеешь не только сосать. Даже обидно как-то.

И повернувшись ко мне спиной, достал из заднего кармана портмоне, бросил на стол пару сотен стодолларовых купюр и вышел в затемнённый коридор.

Я пошатнулась, как от пощечины. От неизбежного, тоскливого понимания, вдруг накрывшего с головой, что ничего не получиться. Не выйдет. Как не старайся, как не прогибайся. И раньше это понимала, но упертая, с*ка, вера в самое прекрасное, до последнего продолжала рисовать светлое будущее. А не быть сему. Чтобы не сделала – не быть. Станцую – херово. Сделаю минет – не удовлетворила. Раздвину ноги – шлюха подзаборная. То поманит, посмотрев обезумевшим взглядом, то оттолкнет, окатив холодом. То заступиться, придя на помощь, то сам сделает так больно, что начинаешь лезть на стенку от разрывающих на части спазмов.

Щеки горели, когда шла в одиночестве по утопающему уже во мраке коридору. Никому до меня не было дела или было, только никто не подавал виду. Камеры-то были везде, кроме vip-комнат. У входа в клуб поджидало такси. Водитель, на удивление, был проинформирован относительно маршрута и без лишних вопросов, отвез плачущую меня домой, подозрительно медленно скользя по опустошенным улицам.

Глава 7

Утром, поспав всего полтора часа, умудрилась встать раньше отца и сразу поспешила в туалет. Руки дрожали. Да я вся содрогалась от крупной дрожи.

Результат был ожидаемым, но всё же… всё же сползла по стенке, зажав рот ладонью. Две ярко-красные полоски так и стояли перед глазами, размывая светло-голубой кафель в расплывчатые пятна. Казалось, уже и слёз не осталось, а они всё текли и текли, раздражая солью и без того воспаленные веки.

Умылась. Стало немного легче, однако утренняя тошнота, имеющая уважительную причину, напомнила о себе сразу, как только выпрямилась. Да что же это такое? И сколько мне теперь так мучиться, а?

– Лид, ты там ещё долго? – папа постучал в дверь, и я вспомнила, что сегодня он собирался с Петровичем на утреннюю рыбалку.

– Ещё пять минуточек! – прохрипела едва слышно.

Из кухни донеслось позвякивание посуды. Воспользовавшись моментом, я быстро проскочила к себе в комнату и юркнула под одеяло, притворившись спящей. Не хотелось ни завтракать, ни пить чай, вообще ничего не хотелось.

Спустя пару минут по коридору послышались тихие шаги, легкий скрип двери и мягкий смех. Извини, папулечка, сегодня я не составлю тебе компанию. Мне бы постараться не сойти с ума в свете последних событий и собраться с мыслями как быть дальше.

Когда закрылась входная дверь, квартира погрузилась в зловещую тишину. Сначала чувствовала себя комфортно, хватаясь за любую идею. То мне хотелось поехать к Егору и рассказать о будущем малыше, то одергивала себя, заставляя иметь хоть капельку гордости. То порывалась позвонить, послать на три буквы, заявив, что увольняюсь, и пускай что хочет, то и делает, то рыдала в подушку, мучаясь от бешенной ревности. А то и вообще, обнимала ещё плоский живот руками и клялась, что Егор никогда и ни за что на свете не узнает о ребёнке. Я найду способ, как сохранить его отцовство в тайне, тут и париться особо нет смысла. Нагуляла. И все объяснения.

Начала одухотворенно убираться. Главное – не останавливаться. Занять чем-то руки и ни о чем не думать. Дома и так много дел: куча стирки, готовка еды, толстый стой пыли на верхних полках. Засранка, вы, Лидия Ивановна. Вечный вам позор!

До девяти часов утра громыхала шваброй, шумела пылесосом, грюкала дверью вынося мусор. Даже приветливо поздоровалась с Тамарой Васильевной, выгуливающей свору котов. У бедняжки от удивления едва вставная челюсть не выпала изо рта.

Когда квартира засияла чистотой, устало прислонилась спиной к стене и отвела влажную прядь со лба. Внутренняя энергия так и рвалась наружу. Знаю, это защитная реакция организма на недавний стресс. Всё хорошо. Но… пока в духовке пеклась шарлотка, а в чайнике закипала вода – грудь как будто сдавливали тугие тросы. Дышать было невозможно. Если хвататься только за мысль о беременности – словно крылья вырастали. Чувствовала невероятный прилив бодрости. А стоило вспомнить о брошенных на стол стодолларовых купюрах – так начинали бежать слёзы. А я поклялась! Поклялась, что больше не буду плакать. Но что-то продолжало держать, не отпускало. Обида – не обида. Любовь – не любовь. Прикипела к нему, срослась в одно целое, и это ранило больше всего, практически выбивало весь воздух из легких и заставляло презирать себя за собственную слабость.

Под обед не выдержала, набрала Илонку. Нуждалась в дружеском участии и возможности выговориться. Она приехала стразу же, вручив с порога огромный шоколадный торт, заявив, что раз предстоят душевные посиделки – без сладостей никак. А я ей в ответ вручила тест, и Тимохину тут же повело. Она даже ухватилась за дверной косяк, чтобы не упасть и во все глаза уставилась на разбитую меня.

– Да-а-а, – выдохнула, рассматривая полоски, будто диво дивное, чудо чудное, – не зря мама с детства повторяла, то две полоски – это жопа.

Я заулыбалась, ни чуть не разделяя подобного настроя.

– Мать, тебя как угораздило-то или это шутка? Ведь шутка, да? – доверчиво заглядывала мне в глаза, пока я разливала по чашкам чай.

– Не шутка, Илон. Через восемь месяцев ты станешь тётей. Так что тортик как раз в тему. Будем отмечать.

Тимохина пребывала в шоке. Ладно я, а она-то? Я улыбалась, храбрилась под пристальным взглядом, но руки, пока разрезала торт, подрагивали.

– Лид, брось ты этот торт, слышишь? – Илона перехватила мою руку, выхватила нож и отбросила подальше. – Давай, рассказывай, как так вышло и кто отец! – и тут же всплеснула руками, в ужасе прикрыв рот. – Надеюсь, не Удовиченко?

Я затрясла головой, прогоняя ненавистные слёзы и, не сдержавшись, нарушила данное с утра обещание – разревелась навзрыд.

– Ну-у-у, Матвеева, ты чего? Прекращай! А-то я тоже начну плакать. Дети – это ведь хорошо! Ты не обращай на меня внимания. По-правде, я тебе даже завидую, ага.

Я недоверчиво уставилась на неё сквозь пелену слёз. Да ладно? Что-то слабо верится. Но в этом вся Тимохина. Для неё стать матерью что в двадцать пять, что в сорок – сущий кошмар, хотя по плескавшемуся в глазах сочувствую было видно – эмоции настоящие, неподдельные.

Я начала свой рассказ с самого начала. Поведала о предложении быть вместе, поступившем от Егора в день исчезновения груза, о неудавшемся сексе в отеле и о самом главном моменте, когда он пришел ко мне ночью. Поделилась и тем, как Егор изъявил желание вытащить брата из тюрьмы, доверив Валентину подать прошение на возобновление расследования с учётом множества несостыковок и как этой ночью призвал к своей ноге.

Тимохина слушала с раскрытым ртом, позабыв о наколотом на вилку кусочке бисквита и только лупала глазищами.

– Вот же козел, – выдохнула под конец, отбросив столовый прибор. – Да тут не торт жрать надо, тут водяры выпить не помешало бы.

Я отмахнулась рукой, мол, забей. Но Тимохина, поднявшись со стула, заметалась по кухне, словно тигр в клетке.

– Давай, звони! – упёрла руки в бока, воинственно раздувая ноздри.

– Кому? Куда? – я удивленно вскинула брови. Выговорилась – и камень с плеч упал. Не так всё безнадежно, как казалось по первой.

– Как кому? Егору! Сейчас устроим ему разбор полетов. Наказать он решил! Поду-у-умаешь... Завода едва не лишился.

– Илон! Илона-а-а, успокойся. Дело не в заводе, понимаешь? Ты разве не слышала, о чем я тебе уже второй час талдыу?

– Я-то слышала. Мне интересно, ты сама себя слышишь? Верность-ху*рность, пофиг. Пускай берет ответственность за ребёнка.

Нет, нет, такой поворот событий мне не по душе. Такой взгляд на ситуацию шел врознь с установленной с утра позицией. Я заартачилась, представив насмешливый взгляд Студинского и ехидную физиономию Ники. Ещё чего?!

– Слушай сюда, – я перехватила её мелькание по кухне, от которого начало подташнивать. – Никто никому ни о чем не говорит! Врубилась?! Я сама рожу, сама воспитаю. Мне никто не нужен. А Егор тем более! У него есть с кем строить семью. Я не нуждаюсь ни в чьих подачках.

– Да ты что?

– Угу.

– А что ты скажешь, когда появится живот? Ты мне тут талдычишь о верности и сама же собираешься молчать о таком шаге? Это уже не шутки. – Илона стала напротив меня, скрестив на груди руки. – Я считаю, он должен знать.

– Нет!! Смотри, Илон, не дай бог… Поссоримся. Будут вопросы, скажу, что не его ума дело. Я сама себе хозяйка. С кем хочу – гуляю. С кем хочу – сплю.  Блин, да кого хочешь можно подцепить и влюбиться.

– Ну-ну, – Илона вернулась за стол и продолжила поглощать торт. – Ты хотя бы мне по ушам не езди. Влюбится она, ага. Да ты уже влюблена, как кошка. И ревешь белугой, потому что втюрилась по уши, а он, скотина, притащил на работу бабу и играет на твоих и так расшатанных нервах, наказывая за все грехи мира. А ты давай… давай, корч из себя жертву, захлёбывайся в собственной горечи и держи перед ними свечку.

– Я лучше захлебнусь в собственной горечи, чем буду ждать подачек от человека, который презирает меня всем сердцем.

– Уверенна, что презирает? После всего-то, что ты тут мне рассказала.

– Уверенна. Ты просто его не знаешь.

* * *

После ухода Тимохиной, я и сама засобиралась на улицу. Захотелось подышать свежим воздухом в парке. Денек выдался пасмурным, с легкими порывами ветра. Осень уже дышала в затылок, напоминая, что вот-вот постучится в окна красными гроздьями рябины, полетом замысловатой паутины в воздухе, коричневым дождем из каштанов. Именно в последние дни лета солнце приобретает свою значимость. До этого, как только на него не ругались, проклиная за несусветную жару, а сейчас, за неделю до первого сентября все вдруг заохали и заахали, признав, что не готовы  проявить гостеприимство талантливой златовласой красавице. Гнали её прочь, поедая мороженое, продолжая купаться в речке, и с надеждой всматриваясь в нависшие серые тучи, ожидая появления солнечных лучиков.

Сидя на лавочке, поймала себя на мысли, что высматриваю молодых мамочек. Вот одна прошла мимо, правда без коляски, а под ручку с мужем и с огро-о-омным животом. Представила себя с расплывшейся талией и прыснула со смеху. Пингвин да и только. Вторая уже важничала в гордом одиночестве, на пару с тёмно-синей коляской. Были и такие, что и с животом, и с коляской. Вот это да-а-а-а…

Потом подалась в универмаг, тот самый, «Юбилейный» и долго прохаживалась среди отдела детской одежды, не решаясь заглянуть. А когда всё же отважилась – не смогла остаться равнодушной и купила малюсенькие белые носочки и такого же цвета нецарапки. Вовремя сдержала порыв прикупить ещё пару распашонок с ползунками. Куда? Ещё даже у гинеколога не была, а крышу снесло капитально. Да и неожиданно вспомнились забобоны, запрещающие преждевременные покупки.

В общем, до самого позднего вечера только то и делала, что блаженно улыбалась каждому приветливому лицу и делала вид, что у меня всё хорошо. При этом с такой тоской поедала глазами счастливые пары, что самой становилось тошно. Ничего, я и сама справлюсь. Кто сказал, что для счастливой семьи нужно двое? Нифига. Две мои одноклассницы матери-одиночки и живут же как-то. Он, у одной девочка в садик пошла, а у второй сын собирается в первый класс. Чем я хуже? Я сильная. Да! Так и есть. И только стоило подумать об этом, как слёзы сами собой наворачивались на глаза. Ага, сильная. Какая к черту сильная, если представляя Егора с другой начинала лезть на стену и едва не захлебывалась от неспособности вычеркнуть гада из сердца.

Так и шлялась как неприкаянная между отделами, запоминая расцветки колясок, прицениваясь к их стоимости и заодно присматривала подарок на день рождения Тарановскому. Между людей ведь проще. Легче держать себя в руках и одновременно оставаться самой собой, ни перед кем не объясняясь за побитый вид или наоборот, чрезмерную весёлость.

У самого входа в универмаг произошла неожиданная встреча. Будь моя воля – обошла бы десятой дорогой, но столкновение нос в нос на корню обрубало такою возможность. Будущий именинник тоже опешил, уставившись на растерявшуюся меня, и ловко подхватил под локоть, не позволяя отделаться коротким «привет» и проскользнуть мимо.

– Лидка, вот так встреча! Давно не виделись. Ты как? – карие глаза так и шерстили по мне, подмечая мельчайшие изменения.

– Привет, Серёж. Я хорошо. А ты?

– А с виду и не скажешь, – отошел со мной в сторонку, пропуская посетителей. – Ты вообще здорова? Выглядишь… измученной.

Я и забыла, насколько он проницателен. Пришлось собраться и как можно правдоподобней улыбнуться.

– Нет, я в порядке. Просто устала на работе.

Тарановский недовольно поджал губы, так и не свыкнувшись с мыслью, что я работаю на Егора. Повисло неловкое молчание. Я обратила внимание, что он сам. Он тоже осматривался вокруг, выискивая… а фиг знает, кого он там выискивал.

– У меня на следующее воскресенье день рождения, – начал слегка замявшись.

– Я помню, – улыбнулась открыто. Мог бы и не напоминать.

– Придешь?

– Как всегда?

– Угу.

– Приду. Куда ж я денусь.

Он хотел что-то сказать, но нас разделила толпа шубутной молодёжи. Я смущалась под его пристальным взглядом и подозревала, что не смотря на присутствие в его жизни Наташи, он до сих пор неравнодушен ко мне.

– Кстати, у меня есть отличная новость.

У меня тоже. Но о ней ты узнаешь чуть погодя. Я вопросительно приподняла бровь, ожидая, когда смогу подойти поближе. Сергей нетерпеливо шагнул в мою сторону, устав пропускать посетителей и отвел меня под широкую лестницу.

– Батя подогнал на днюху квартиру. Правда однушку, но… – начал он скромно и я, в радостном порыве, обняла его, поздравляя с отличным подарком. Он так долго мечтал о своем жилье.

– Серёжка, так это же здорово! Супер! Когда новоселье?

Он не спешил размыкать обвивших вокруг талии рук, и мне пришлось надавить ему на плечи, высвобождаясь от ставших вдруг интимными объятий.

– Серёж, – всё же удалось отстраниться, сбросив тяжёлые кисти, – мы ведь всё оставили в прошлом и решили двигаться каждый своим путем. Так?

Он улыбнулся. Сдержанно. Совсем не так, как всегда. Отчужденно.

– Смотри, если ты до сих пор…

– Ничего такого, Лид. – Вскинул ладони вверх, извиняясь за своеволие. – Я всего лишь был рад встрече, только и всего. У меня, раз на то пошло, девушка есть, если ты забыла.

Я почувствовала, как запылало лицо. Неужели показалось? Если так, то тогда… боже, как неловко. Парень действительно уже больше месяца с другой, а я вечно жду, что он начнет подкатывать и предлагать перепихнуться по старой дружбе. Молодец, Матвеева. Так держать. Ещё немного, и начнешь на столбы бросаться.

– Извини, – опустила глаза, лишь бы избежать проникающего в самую душу взгляда и вцепилась пальцами в прозрачный пакет, в котором лежали купленные детские вещи. –  Конечно, я помню о Наташе. Кстати, как она? – быстро сменила тему и незаметно отвела руку с пакетом за спину.

Сергей оглянулся назад, пристреливаясь к толпе посетителей, и махнул кому-то рукой. Как оказалось, Наташе. Она недовольно сопела, волоча за собой огромный пакет, и с ходу набросилась с обвинениями:

– Серёж, ну сколько можно? Вышел, называется, покурить на пять минут.

Я прям увидела, как вытянулось её лицо от неожиданности, стоило заприметить меня.

– О, привет, Лидусь. Ты тоже за покупками? – Мельком пробежалась по мне глазами и, оставшись довольной увиденным, благосклонно улыбнулась. Видимо, я действительно неважно выгляжу, раз даже Наталка оценила.

– Привет, Наташ. Рада встрече. Готовитесь к празднику?

Если честно, поддерживать с ней разговор не было желания. Но раз я собиралась прийти к Сергею на именины, то не проявить элементарной вежливости было бы свинством.

– Ага. Столько дел, просто ужас. Пока выходные, нужно успеть заказать кафе и из одежды кое-что прикупить. Серёж, пойдем скорее, пока отдел не закрылся, я тебе там такую рубашку присмотрела, закачаешься.

Намёк понят. Я попрощалась, сославшись на кучу дел, и поспешила к автобусной остановке. Ничего не значащая на первый взгляд встреча подействовала на меня отрезвляюще и напомнила, что жизнь не стоит на месте. За Серёжку безмерно рада. Чтобы там не говорила Тимохина, а ему с Наташкой в разы лучше, чем было бы со мной.

Всё воскресенье только то и делала, что придумывала, как лучше наведаться в женскую консультацию без лишнего напряга на работе. Ирина Станиславовна, гинеколог, принимала в первой половине дня с восьми до двенадцати, и получалось, что как не крути, а отпроситься придется.  Проблема была в другом: что сказать при этом? После пятницы я Егора не то, что видеть, я его слышать не хотела. А тут такое.

В общем, устав ломать голову, решила написать сообщение. Была немногословна и предельно вежлива (хотя последнее далось тяжелее всего). Пришлось для начала, как положено, пожелать доброго вечера, ну а дальше выдать и саму суть-матку, мол, нуждаюсь в двухчасовом отсутствии на рабочем месте по личному вопросу.

Ответ пришел незамедлительно: «А не охренела ли ты, девочка?»

«А если да, то что? Уволишь?»

Ха! Мне даже на руку.

Егор тут же позвонил.

– Матвеева, давай без выпендрёжа, угу? Пожалей мои нервы. Сейчас конкретно называешь причину и я решаю, отпускать тебя или нет.

Что за упёртый баран! Я же написала.

– По личному вопросу, Егор Андреевич. Такой ответ вас не устраивает?

Он подзавис. Думала, связь оборвалась, а нет, антенна полная.

– Алло? Егор…

– …какая у тебя может быть личная жизнь, Матвеева?

О-о-о, он даже не подозревает, насколько она разнообразна.

– Самая обыкновенная, Егор Андреевич, – вздохнула, не желая накалять обстановку ещё больше. – Поход в больницу, например. Вам такое на ум не приходило?

– Ты себя плохо чувствуешь?

– Мне просто нужно на медосмотр. И всё! – начала терять терпение, повысив голос.

На заднем фоне мелькнул голос Михеевой и я тут же напряглась. Вернулась, значит. Внутри всё  болезненно сжалось, стоило только представить его с другой женщиной.

– Ладно, Матвеева, хрен с тобой, иди. Можешь даже на целый день. Разрешаю. Всё равно от тебя одни проблемы.  – И отключился.

Сдерживая слёзы от обиды, прикусила губу. Это от меня проблемы? Сам нажил себе кучу врагов, а я – виновата. В сердцах швырнула телефон на кровать и впервые за всё время пожалела, что рассказала об Удовиченко.