Текст книги "Испытание верностью (СИ)"
Автор книги: Арина Александер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 29 страниц)
Будучи на грани, она почувствовала, как Егор вошел в неё, но уже не так грубо, как было до этого, а осторожно, неспешно, постепенно наращивая темп, поглощая губами протяжные стоны. И сам не понимал, зачем неотрывно смотрел ей в глаза, накрыв пульсирующую горошину пальцами. Зачем изводил её, то надавливая, то слегка поглаживая. Откуда брались силы. Пот градом стекал по лицу, сердце бешено колотилось в груди, а он всё не мог остановиться, не мог насытиться.
– Егор, я не могу больше, – послышалось сквозь шум в ушах, когда он, задыхаясь, опустился на девушку всем весом.
Её тело дрожало от очередного оргазма, сливаясь с его собственной дрожью. Хотел наказать, взять как последнюю шлюху, и не смог. Только уткнулся лбом в её плечо и сдавлено выдохнул, освобождаясь от накопившегося напряжения.
– Мне пора домой, – зашевелилась Лида, когда спустя несколько минут смогла выровнять дыхание.
Егор перекатился на спину, увлекая её за собой, и безапелляционно заявил:
– Этой ночью ты останешься со мной.
Она приподнялась над его грудью, с возмущением уставившись в обнаглевшее лицо.
– Конечно, конечно, мой господин. А завтрак в постель случайно не желаете?
Егор усмехнулся, привлекая разозлившуюся девушку обратно к себе на плечо.
– Хорошая идея. Только вместо завтрака – чашка крепкого кофе и качественный минет. Да не кипешуй ты так, – рассмеялся, обхватив Лиду обеими руками, не позволяя соскользнуть с постели, – у тебя с этим проблем не возникнет.
– Ну и скотина же ты, Егор, – устав бороться, она обессилено опустилась на его грудь, чувствуя, что боль внизу живота никуда не исчезла. Может, стоит переждать её, отдавшись исцеляющему действию сна, чем тратить время на пререкания? Всё равно не отпустит.
– Угу, самая настоящая, – пробормотал мужчина и уже засыпая, добавил: – Да не переживай ты так, отвезу я тебя домой… только утром. Лады?
Будто у неё есть выход.
Не смотря на телесную усталость, долго не могла уснуть. Всё всматривалась в спящего Егора и не могла понять, что это недавно было. В чем причина столь ненасытного желания, балансирующего между грубостью и нежностью? Сейчас его лицо выглядело расслабленным, лишенным привычной надменности. Даже упрямые губы и поросший легкой щетиной подбородок не портили общего восприятия. И то, что он во второй раз не позволил ей уйти – выбивало почву, вносило разногласия в итак искаженное восприятие всей ситуации.
Хотела прикоснуться к нему, да так и не решилась. Занесенная рука несколько секунд повисела в воздухе, а потом опустилась на живот, который показался невероятно твердым.
Когда стало жарко от соприкосновения их тел, Егор поменял положение, перекатившись на живот, но руки с её талии так и не убрал. Лида лежала на левом боку, положив под щеку ладонь и поджав ноги. Тянущая боль так и не ушла. Ощущение такое, что вот-вот, и начнутся месячные. Нехорошо это. Так не должно быть.
* * *
Когда Егор открыл глаза, за окном только начало светать. Лиды рядом не было, однако постельное белье хранило не только её запах, но и тепло.
Перед глазами пронеслись события вчерашней ночи.
Думал, освободится, избавится от проклятого наваждения, получит моральное удовольствие, и нихрена не вышло. Да, удовольствие было, только совсем иного рода. Физическое. Не моральное. И в итоге всего – дерьмовое состояние, приправленное воспоминаниями о Тарановском.
Думал, вы*б*т по полной и на том всё. Ага. Так и вышло. Идти в противовес собственным мыслям начал с того момента, как сменил грубость на ласку и уснул, прижав трепещущее тело к груди.
Не смотря на боль в висках, легко вскочил с постели и направился на поиски Матвеевой. Сказал ведь, что отвезет домой. Куда она в такую рань намылилась?
Буквально слетев с лестницы, неожиданно застыл посреди гостиной, заметив девушку на диване. Она скрутилась калачиком, поджав под себя ноги, и смотрела в окно, никак не отреагировав на его появление.
Насторожил её уставший вид, словно и не спала, бледное лицо и задумчивый взгляд. Когда диван прогнулся под весом его тела, она даже не пошевелилась, не посмотрела на него.
– Ты почему не спишь? – положил руку на плечо и тут же отдернул, встретившись с потухшим взглядом. Невольно вспомнил о вчерашней жалобе. – До сих пор болит?
Повернув к нему голову, Лида удивленно вскинула брови.
– Надо же, ты проявляешь поразительные способности с утра. Сколько внимания и заботы. – Не хотела язвить, сочиться ядом, но ничего не могла с собой поделать. Устала от этой неопределенности, скачков настроения, каждодневного существованиях в двух измерениях. Хотелось стать цельной.
– Я по-нормальному спросил, – огрызнулся Студинский, в который раз проклиная себя за поспешную отходчивость.
– Да? И ждешь вразумительного ответа? – Лида вскочила с дивана, накинув на плечи плед. – Я тоже вчера кое-что спросила, ты не ответил. Потом, как ни в чем не бывало, призвал к себе. Заставил ждать. Егор, я – живой человек. Я не могу подстраиваться под твое настроение, всевозможные бредни, которыми тебя снабжает Вероника и все, кому не лень и ждать, когда ты надумаешь отыграться.
Егор поразился такой изворотливости.
– Хочешь сказать, что после темы с Удовиченко ты ни разу не лгала мне?
Лида вздрогнула. Внутри неприятно засосало. Что он имеет в виду? Ненадолго повисла тишина. Ей стоило обдумать ответ. О ребёнке он не знал. Это стопроцентно. Вряд ли бы тогда он был так спокоен.
Чем больше она тянула с ответом, тем плотоядней становилась улыбка на лице Егора. Ей и отвечать не нужно. Бегающий взгляд и сцепленные пальцы говорили сами за себя.
С чувством превосходства он поднялся с дивана, возвышаясь над застывшим телом.
– Знаешь, почему я тогда позволил Тарановскому ударить меня? Никогда не задумывалась?
Лида гневно сверкнула глазами, задрав подбородок. Сейчас её волновало совсем другое.
– Не знаю. И знать не хочу.
– А я скажу, – наклонился к ней, заставляя поплотнее закутаться в плед. – Чтобы напомнил мне, идиоту, что дважды в одну речку не войдешь.
И пока она смотрела на него во все глаза, довольно улыбнулся.
– Давай, собирайся, так уж и быть, отвезу тебя домой.
Девушка встрепенулась. Ей позарез нужно попасть к Кузьменко на прием. Зря она ввязалась в этот спор, настроив его против себя.
– Егор, – бросила в удаляющуюся спину, – мне нужно в больницу. У меня реально болит живот.
– Хорошо, поедем вместе. Друг нашей семьи – отличный гастроэнтеролог. Хочешь, я сейчас позвоню ему и договорюсь. Он примет тебя вне очереди
Матвеева вновь побледнела.
– Я сама разберусь. У меня… тоже… есть к кому обратиться.
Егор упивался растерянностью Лиды. Не смотря на разлившуюся во рту горечь кайфовал. Так он и поверил. Есть у неё к кому обратиться. Ну-ну. Он с удовольствием посмотрит на этого специалиста, только вряд ли он ей сможет помочь.
– Тебе виднее. Можешь даже взять отгул. Я разрешаю.
– Ты серьёзно? – никак не могла поверить в подобную покладистость. Это же Студинский. А где привычный стеб? Неверие?
– Угу. Завтра придешь. Я всё равно сегодня буду на карьере. Выздоравливай, так сказать, а то что-то на тебе лица нет.
Целое утро Егор ждал звонка от Андриянова. Чем дольше его не было, тем сильнее он сжимал кулаки, пытаясь вернуть прежнюю невозмутимость.
Ника недовольно дула губы, обижаясь, что он бросил её вчера. Хотя с этим утверждением Егор мог бы и поспорить. Михеева нигде не пропадет. Тем более с ней остался Дударев.
Степанов распинался о возникших проблемах дробильно-перерабатывающего цеха. Требовал от вступившего в обязанности главного экономиста Ермакова повышения зарплаты. Тот только разводил руками и пытливо заглядывал на ушедшего в себя Студинского.
– Егор, – позвал Николай друга, – я пересмотрел затраты и проверил начисления в прошлом месяце, и с уверенностью могу сказать, что… – Студинский так и продолжал смотреть в запыленное окно, закрывшись в своем внутреннем мире. – кхм… мы можем поднять в этом месяце зарплату всем рабочим, плюс выдать премии на день города.
– Валяй, – отстраненно выдал он, взглянув на наручные часы.
– Тогда я позже принесу документы на подпись.
– Принеси… – всё так же безэмоционально ответил Егор и вмиг встрепенулся, среагировав на долгожданный звонок. Не дожидаясь, пока участники совещания выйдут, прихватил со стола пачку сигарет и покинул кабинет первым.
– Егор, ты куда? – перехватила его Ника в дверях. – Сейчас будет отгрузка, ты ведь хотел присутствовать.
– В следующий раз. – Как можно мягче сбросил её руку и ответил на звонок: – Да, Матвей!
– Егор Андреевич, – замялся мужчина, не ведая, стоит ли беспокоить будущего мэра по такому пустяку. – Матвеева приехала в женскую… эм… кхм… консультацию. Я… не знаю, важно ли это, но решил сообщить.
Егор так и замер. Ожидал, что она помчится к Тарановскому, а он подловит её и докажет себе, твердолобому, что пора ставить точку в этой истории, причем конкретную такую, жирную. Но гинекология… Неожиданно.
Не понимал. Хоть убейте, не понимал, зачем ему это всё нужно. Что мешало прямо сейчас взять и отказаться? Списать последнюю неделю? Ведь дело не сексе. Совсем. Просто… А что просто? Привычка? Потребность? Любовь?.. А вдруг у неё действительно проблемы, а он не в курсе?
– Егор Андреевич?.. Алло?
– Да, Матвей. Номер кабинета знаешь? – отмер, обнаружив, что уже сидит в машине.
– А то! И номер, и фамилию врача…
– Хорошо. Скоро буду.
Глава 15
Как оказалось, не только я провела бессонную ночь.
Стоило выйти из машины Студинского и по привычке, подняв голову, посмотреть в окно кухни, как сразу стало стыдно. Папа… Он не ушел на работу, а застыв у окна, смотрел прямо на меня полными тревоги глазами.
Не знаю, признал ли он машину Егора, но как только он уехал, я приговорено вошла в подъезд, костеря себя за безрассудность и халатное отношение к родному человеку.
Входная дверь была открыта. В прихожей, со сложенными за спиной руками расхаживал папа. Его плотно сжатые губы и воспаленные от недосыпа глаза сказали о многом. Черт. Простым «прости» тут не отделаешься. Тем более что привез меня не Сергей.
– Лид, у тебя совесть вообще имеется? – начал он, как только я сняла туфли. Знаю, не права. Знаю, стоило позвонить и предупредить Что толку сейчас оправдываться, когда на нем лица нет? Какие доводы предоставить?
– Ты прав, что злишься, – подняла на него такие же усталые глаза. – Пап, я… – ну, чего тянешь? Хотя бы раз скажи правду. – Я хотела позвонить, но было слишком поздно. Думала, ты уже спишь.
Его возмущение не знало границ:
– Ты издеваешься? Да как я могу спать, когда младший приговорен к восьми годам тюрьмы, а старшая приходит домой под утро! Ах, да, чуть не забыл, которая перед этим провалялась с месяц в больнице попав под колеса машины средь белого дня! Лид, что я должен был думать?!
Признаю, виновата.
– Мы ведь договорились, – он устало присел на банкетку. – Неужели так трудно позвонить и сказать пару слов? Тебе совсем меня не жаль?
Я присела рядом, положив на его колени руки, и виновато заглянула в родные глаза.
– Прости. Я не хотела, чтобы так получилось. Прости, пожалуйста…
Голова разрывалась от недосыпала, стало невыносимо трудно дышать от подступивших слёз. В висках пульсировала тяжесть.
– Дело не в прощении, Лида. – Натруженная, испещренная венами рука опустилась на мою щеку и ласково прошлась по ней. – Я не злюсь. Я тревожусь о тебе. Ты девушка. Это с парнями проще и то… как видишь, и с Даней я где-то накосячил. Но ты… я не переживу, если и с тобой что-нибудь случится.
Ну вот!
– Пап, давай не будем? Я понимаю, что не права и прощу прощения. Смотри, я готова понести самое суровое наказание.
Он только вздохнул на мое предложение, а промелькнувшая мимолетная улыбка подсказала, что пик тревоги ещё не миновал, но уже начал стихать.
– Нам надо поговорить. – Начал он серьёзно, нахмурив брови.
Я приготовилась выдержать допрос с пристрастием, которого, судя по папиному настрою не избежать. Внутри всё опустилось. Неуютно стало. Не хотелось снова прибегать к вранью.
У родителя был усталый вид. Под глазами залегли тёмные круги, на плечах – всё та же рубашка, что и вчера. Захотелось прильнуть к нему и обнять крепко-крепко, как раньше, в беззаботном детстве, когда снился страшный сон или кто-нибудь обижал. Знаю, разговора не избежать и в скором времени ему придется многое узнать о своей непутевой дочери, но не сейчас. Не сейчас, когда и сама ещё не определилась.
– Что за спектакль вы вчера разыграли? Я предполагал, ты встречаешься с Серёжей. А тут такое. Уж не знаю, что думать, – полилась его в меру осуждающая речь. – Лид, ты… черт, даже не знаю… – замялся, вдруг опустив глаза. – Если у тебя есть мужчина и у вас всё… короче, ты не считаешь, что я должен об этом знать?
Что ответить? Да? Спросит, кто. Снова лгать? Сказать правду? А дальше как быть? Разбежались. Не сошлись характерами. Только папа старой закалки и привык считать: раз девушка не ночует дома – всё весьма и весьма серьёзно.
– Можно я только скажу, что люблю его. Сильно-сильно, – тихо и твёрдо произнесла я, устав томить отца молчанием. Мои дрожащие от волнения руки, сцепленные на коленях в замок, накрыли его горячие.
– Хорошо. А он?
Хороший вопрос. Знать бы на него ответ. Вздохнула глубоко и, подняв голову, ответила как можно уверенней.
– И он…
– А как же Серёжа?
– А Серёжка… – улыбнулась, почувствовав, как папа обнял меня за плечи и потянул на себя, вынуждая прильнуть к плечу, что я и сделала с большим удовольствием. – А Серёжка просто самый лучший в мире друг.
Он свободно вздохнул, расслабив тело, и уже куда более приветливо поинтересовался:
– Ну, а имя у этого счастливчика есть?
– Есть. Егор, – выдала без тени сожаления. Мало ли у нас в городе Егоров.
– Ммм, надеюсь не Андреевич? – подмигнул, не подозревая, насколько близок к истине и рассмеялся, подловив меня на смущении. – Или всё-таки Андреевич? Думала, я не узнаю его машину? Или что я вообще кроме Петровича и рыбалки ничего не замечаю?
Э-э-э… Я так и сидела с открытым ртом, не зная, как реагировать на подобный поворот. Папа сказал, что уже давно заподозрил «неладное», но всё ждал «подтверждения» и от неминуемой расплаты за легкомыслие меня спас именной сей факт.
– Тебе двадцать пять лет, – напомнил мне, возобновив утренние сборы на работу, – и я не хочу учить тебя в этом возрасте уму-разуму. Мое доверие к тебе безгранично. Не нарушай его необдуманными поступками. Хорошо? Потому что его…
– … можно потерять за одну минуту, – продолжила, грустно усмехнувшись. – Я знаю, можешь не переживать.
После его ухода уперлась затылком в стену, на миг прикрыв глаза. Это ж надо так вляпаться? Ладно, Студинский, потом можно спрыгнуть. А ребёнок? Это не кошка, которую можно притащить с улицы без роду и племени. И россказни о непорочном зачатии тут не прокатят.
Полный трындец. От нахлынувшей безысходного начала монотонно лупиться головой о стенку. Ну перееду я к тетке на месяц-второй. Дальше? На работу не устроишься – однозначно. Живот не спрячешь. Кстати…
Ян Анатольевич долго не брал трубку, а когда, наконец, соизволил взять, я, краснея, как можно внятней объяснила свою проблему.
– Тяжёлое поднимали? Может, занимались спортом? Секс накануне был? – сыпал гинеколог вопросами, ничуть не стесняясь, что именно в этот момент, судя по звучавшим на заднем фоне голосам, он ехал в общественном транспорте. Кошмар. Знала бы, позвонила чуть позже.
– Был, – промямлила, представляя, как все пассажиры вмиг притихли, пытаясь услышать ответ.
– Единожды?
– Простите?
– Половой акт? Один раз за ночь? Выделения подозрительные есть?
Я покраснела. Человек без тормозов и комплексов.
– Лида, я интересуюсь не просто так, – послышался дверной скрип и шум улицы. Ну, слава богу. – У меня сегодня слишком насыщенный день и я пытаюсь понять, есть ли повод для беспокойства. Зачастую тонус матки имеет кратковременный характер, но бывают и исключения.
– Не единожды, – отбросила неловкость, испугавшись. К черту стеснительность. – Выделений нет.
– Звучит оптимистично. – Это он сейчас о чем? – Тогда приезжайте ко мне в обед. Сделаем УЗИ и решим, как быть дальше…
Как быть дальше… Если бы всё было так просто.
Тревога о ребёнке, страх перед неизвестностью всё-таки сделали свое дело, заставив уйти в себя. Я прислонилась к оконной раме и отстраненно наблюдала за игравшими на детской площадке малышами, пока вдруг не обратила внимания на припаркованный неподалеку внедорожник. Не может быть?!! Чтобы лучше разглядеть его, принялась тянуть на себя раму, едва не вырвав с корнем заржавелый шпингалет. А когда снова посмотрела на улицу – машины и след простыл.
Тут же взяла себя в руки. Это всего лишь совпадение. Мало ли в нашем городе таких «танков». А если нет?
С тяжёлыми мыслями опустилась на стул и уставилась перед собой. Тимура я боялась больше всего и всех в этой жизни, потому что знала, на что он способен. Пульс принялся бешено наяривать, отсчитывая секунды. Реально страшно. Он ведь такой псих. От мысли о нем засаднило под рёбрами. Тут же вспомнился и лес, и удары по всему, что только можно. Единственное, что оставалось вне объяснения – почему не тронул лицо? Пожалел или действительно понравилась? От подобной мысли вздрогнула. Боже упаси.
Тревога тревогой, а визит к Кузьменко никто не отменял. О странном поведении Егора старалась не думать. И так всё тело ныло, истерзанные губы пульсировали, а на шее красовались два засоса. Заклеймил по полной, ничего не скажешь.
На душе гуляла обида. Горькая, как полынь. Кто виноват? Сама. Никто не принуждал. Всё сама. От начала и до конца. Принято считать, что человек сам кузнец своего счастья. Счастья ли?..
* * *
Если бы кто-то спросил меня, подозревала ли я о надвигающейся опасности – я бы ответила, что нет. Как говорят в таких случаях: ничто не предвещало беды.
В гинекологию собиралась в спешке. Едва не проспала назначенную встречу, решив прилечь на часок. В итоге носилась по квартире, на ходу натаскивая вещи и пытаясь равномерно нанести макияж.
Всё-таки тот тонированный внедорожник сделал свое дело. По пути в женскую консультацию постоянно казалось, что за мной следят. Был даже момент, когда хотела прозвонить Егору, но потом передумала. Это мои проблемы, а не человека, с которым через неделю разорву все связи.
Кузьменко встретил меня едва не у самого порога и под недовольными взглядами пациенток провел в затемненный кабинет УЗД.
– Ян Анатольевич, а как же мы? – возмутилась одна из девушек. – Мы тут едва не с самого утра.
– Олечка, вы на часы смотрели? Сколько сейчас? – притормозил он возле беременной. Та посмотрела на часы. – Двенадцать, так? У меня заслуженный обеденный перерыв и в это время я что хочу, то и делаю. Потерпите, милая, и до вас очередь дойдет. Всех приму. Пойдемте, Лидочка, время поджимает.
Чувствовала себя врагом народа. Да разве ж я против посидеть в очереди? Я так и сказала Кузьменко, что не стоит из-за меня терять время на драгоценный перекус, а он только рукой отмахнулся, мол, ничего страшного.
– Напомните, сколько у нас недель? – поинтересовался, ожидая, пока я сниму обувь и лягу на кушетку.
– Восемь, – оголила живот и с замиранием сердца уставилась на монитор. Так волнительно. – Скажите, с ребёнком всё хорошо?
– Сейчас узнаем. Олечка Тимофеевна, готовы?
– А то!
Размазывая прохладную каплю геля, по животу заскользил специальный прибор.
– Видите, у нас уже хорошо видны ручки, ножки? – Кузьменко призвал к просмотру, указав пальцем на экран, а меня и зазывать не нужно, и так прикипела глазами к маленькому чуду. – Конечно, головка пока выглядит несоразмерно по сравнению с туловищем, но это нюансы, которые со временем сгладятся. Вот эти темные пятна – это глазки. А вот уши. Вес… приблизительно 5 грамм. Рост… где-то 42 миллиметра. Положение плода продольное…
Дальше он перечислял нормы и показатели, которые медсестра старательно записывала в соответствующий бланк.
– Не переживайте, Лидочка, с ребёнком всё хорошо, просто… – прервался, так как в этот момент кто-то в наглую, без стука завалился в кабинет. – Не понял?! Мужчина, вы что себе позволяете?
– Выйдете немедленно! – переполошилась Тимофеевна, поднявшись со стула.
Я сначала не придала этому внимания. Подумаешь, человек ошибся дверью. Тем более, лежу за ширмой, никто меня не видит. Но потом… словно меня со всей силы ударили под дых, настолько вышибло дыхание внезапное появление Егора.
Честно? Растерялась. Дебильная ситуация. Чувствовала, что должна что-то сделать, что-то сказать. Не сидеть вот так, с оголенным животом и широко распахнутыми глазами.
Ещё и Кузьменко возмущенно пыхтел, выказывая недовольство по поводу «несанкционированного» вторжения в святую святых и всё пытался достучаться до охреневшего посетителя.
– Уважаемый, вы кто? – он поправил на переносице очки и надменно посмотрел на Егора. – Муж?.. Брат?.. Может быть, отец ребёнка? На каких правах вы врываетесь в мой кабинет?
Каждое его слово вколачивало в меня гвоздь, заставляя жмуриться от ощущения надвигающейся катастрофы.
– Идти погуляй, – не особо замарачиваясь в соблюдении элементарных правил вежливости, посоветовал ему Студинский. После чего перевел обалделый взгляд с обомлевшей меня на монитор компьютера.
– Что, простите?
– Что слышал. Пойди, покури.
– Я… да как вы смеете! – Ян Анатольевич побагровел, и повернулся ко мне, ожидая прояснения ситуации. А я… я только и могла, что хватать ртом воздух и сжимать простынь мечтая сейчас оказаться далеко-далеко. Желательно, на другом конце планеты.
Ольга Тимофеевна оказалась самой сообразительной из нашей четверки. Она поспешно подхватила Кузьменко под локоть и буквально выволокла из кабинета, рассказывая о чем-то на ухо, многозначно сдвинув брови. Последнее, что я слышала, это бухтение гинеколога о том, что ему пофиг на всех спонсоров вместе взятых. Никто не смеет врываться к нему без стука. Но чем больше бубнела медсестра, тем тише становилось его недовольство.
Наконец, мы остались одни. Нервно сглотнула. Всё произошло так стремительно, что даже не успела опомниться. Как же меня захлестнуло в этот момент. И не важно, как узнал, как нашел – не имело значения. Сейчас бы выжить под убийственным взглядом, и если уж на то пошло, суметь объясниться.
Его лицо… никогда не видела на нем столько эмоций одновременно. Он неотрывно смотрел на экран и тяжело дышал, словно пробежал стометровку на время.
В голубых глазах, всего лишь на короткий миг проскочила такая теплота и нежность, что мое сердце болезненно сжалось. Егор опустился передо мной на корточки и скользнул глазами по испачканному гелем животу.
Это длилось с минуту, на протяжении которой я чувствовала себя в западне. Если не признаюсь сейчас, то не признаюсь никогда. Показалось, или время действительно остановилось?
Мысли – на уровне предчувствий. Им хотелось открыться, объясниться. Снять невидимые оковы сомнений. Внутри всё плавилось, рушило воздвигнутые барьеры из запретов, сомнений, страхов. Следовало вычленить всего одну мысль – самую главную – но как же тяжело это сделать.
– Кто? – прозвучало хрипло. Спокойно? Нет. Скорее затаенно. Обманчиво мягко.
Боже, боюсь даже представить, что за мысли сейчас роятся его голове. К горлу подкатил тугой ком. Пальцы ещё сильнее впились в мягкую обивку. Егор это заметил.
– Ты!..
– В глаза мне смотри, Лида! В глаза… – обхватил руками мое лицо, заставляя наклониться к нему. Его ладони обжигали, не позволяли отстраниться, и все мои реакции сосредоточились в этом, пускай и лишенном нежности, прикосновении.
– Ты, Егор… Ты – отец, – выдала на выдохе, заглядывая в недоверчивые глаза. Стало нечем дышать. Хотя он и опустился на корточки, но его широкие плечи, обтянутые белой водолазкой, да и вся массивная фигура подавляла, лишала воздуха, обрывая все пути к бегству.
Егор опустил ресницы, заиграв скулами.
– Лид, признайся, чего ты добиваешься? Какие цели преследуешь?
– Я?.. Ничего.
– Ничего?..
Наступил самый важный момент.
– Егор, посмотри на меня! – он нехотя распахнул глаза, отпустил меня и поднялся, снова сосредоточившись на мониторе. Ясно. Не хочет смотреть. – Я не могла… не хотела говорить о беременности именно из-за такой вот реакции. Из-за недоверия. Я устала оправдываться перед каждым стол…
Он резко схватил меня за руку, оборвав на полуслове и я увидела, насколько ранимы его чувства. Насколько он уязвим в данный момент. Заблестевшие глаза, которые он быстро спрятал, прикрыв на мгновение веки, рассказали о том, о чем молчали губы.
– А как мне реагировать, м? Подскажи! Потому что я не знаю. У тебя что не слово так брехня. Что не шаг – так на*бка.
– Я не понимаю, о чем ты?
– Не понима-а-аешь… – протянул, зловеще сверкнув глазами.
Я заторможено закивала. К чему он вообще клонит?
– Ты действительно думаешь, что я не знаю о твоих шашнях с Тарановским? Я даже больше скажу: я видел, как вы не могли распрощаться вчера после моего звонка. Ах да, – треснул себя по лбу, – может ты и не лгала, сказав, что уже засыпала. Только забыла уточнить, с кем именно… – замолчал, играя скулами, потом прошелся по лицу ладонями, зарычал: – С-с*к-а-а-а… Ты за дурака меня держишь? Таблетки надежные и всё в этом роде? Я ведь спрашивал. Бля-я-ядь. Ты уже тогда…
И только тут до меня дошло. Серёжка-а-а. Плевать на себя. Не на шутку испугалась за друга, вспомнив угрозы у «Аиста».
– Так ты… так вот откуда… – меня переполняло возмущение. – Что ты с ним сделал?
Егор ожесточенно ударил ногой по кушетке, едва не выбив хлипкую ножку. Я вцепилась за края матраца, боясь свалиться с неё.
– Переживаешь? Правильно. Я бы на твоем месте тоже переживал. Кому ж ты будешь нужна после меня, если не ему. Интересно, он в курсе, что мы с тобой… того… или в блаженном неведении?
Каждое слово – ощутимый удар прямо в сердце. Но именно эта боль не дала забыться, раскиснуть, заставила взять себя в руки.
Снаружи постучались. Надо же, сколько чести. Небось, Тимофеевна промыла мозги Кузьменко какой нев**бенный спонсор Егор Андреевич. Зря. Лучше бы его выставили вон.
– Гуляй! – рявкнул Студинский не отрывая от меня глаз и ответил на мучавший вопрос: – Жив-здоров твой хахаль. Через два дня оклемается.
Что? Оклемается?
– Егор… ты в своем уме? Я говорю правду! Ты – отец. Помнишь наш первый раз? Сейчас восьмая неделя. Посчитай, умник херов! – разозлилась, видя, что он никак не реагирует, и попыталась подняться, но меня тут же пригвоздили к кушетке, надавив на плечи.
– Да-а-а? Тогда почему до сих пор молчала?
Я со всей силы ударила его кулаком в грудь, выплеснув в этом жесте всю злобу:
– Потому что ты меня вынудил! Твое неверие, обвинения в близости с Тимуром… Я боялась, что ты не поверишь и вот… что и требовалось доказать – ты свалишь ответственность на любого, только не на себя. Да? Давай свалим на Тимура, который только то и делал, что истязал тело, но ни разу не трахнул. А может, на Тарановского? Давай! Только опять неувязочка. С ним у меня давно не было. И вообще, – меня начало штормить, каждое слово давалось с огромным трудом. Я прерывалась, чтобы набрать в легкие воздуха, настолько перекрывало кислород.
Егор нервно отошел на пару шагов, а потом снова вернулся, навис надо мной, лишая возможности дышать на полную грудь.
– Проваливай отсюда… Я не собиралась говорить и никогда бы не сказала. Понял? И в признании твоем не нуждаюсь. И в отцовстве. Ты мне никто! И ему – тоже. Усёк? Ребёнок мой. Мой!!!
Он схватил меня за руку, вынуждая подняться. Притянул к себе, наплевав на выставленные вперед руки.
– А вот это уже не тебе решать. – Смотрел испытующе, выжигая душу. – Пока он не родится – так точно.
– А чё так? Передумал? – в груди остро заполыхала обида. – Вот только неделька осталась, – напомнила, победно сверкнув глазами. – Ты ведь у нас мужик, да? Человек слова. Привык его держать. Зачем связываться с подстилкой, когда под боком запаска. Так ведь? – хотелось высказаться. Выплеснуть всю боль. К Серёжке он придрался. Да что он ему сделал? Зато сам на моих глазах… Черт! Противно до тошноты. – Пускай Михеева тебе рожает. Тогда точно наверняка. И голову ломать не придется, а то вдруг обломаешься и…
– Закрой рот! – прогремел, сжав мои плечи, и конкретно так стряхнул, сдерживаясь из последних сил. У меня аж зубы клацнули, едва не прикусив язык. – Никакой недели. С учётом озвученого срока – ещё семь месяцев.
Я чуть не разревелась от ярости, а он, забавляясь моей злостью, наконец, оставил меня в покое, и уходя, ещё раз внимательно посмотрел на экран, словно запоминая изображение.
Обессилено опустилась на кушетку, чувствуя, как над головой сгущаются тучи; как замкнутый круг, который вот-вот был готов разорваться – снова уплотняется вокруг меня, вплетая обновленный виток, из которого уже не вырваться. Жить ещё семь месяцев в окружении полнейшего недоверия – это же сущий кошмар.
Кузьменко сконфужено влился в кабинет. Судя по тяжкому вздоху – слышал всё до единого слова. Вот и познакомились, как говорится.
Тимофеевна клипала глазенками, пребывая в прострации, как и я. Да, такого по телевизору не покажут. Страсти самые настоящие.
Мне протянули бумажное полотенце, хотя уже было нечего вытирать. Футболка успешно справилась с этим заданием и теперь неприятно липла к телу. Я тупо пялилась перед собой, в который раз жалея, что невозможно вернуть время. Ну почему, когда хочешь как лучше, получается через задницу? Я просто летела в ледяную пропасть и не знала, как остановиться.
– Кхм… Лидочка… Что же вы молчали о своем… эм… «друге»? – Ян Анатольевич поставил свою печать на бланке с результатами УЗИ и протянул мне. – Благодаря спонсированию Студинского у нас появилось новое оборудование. Кстати, и этот УЗД аппарат тоже.
Как здорово. Браво ему. Какой порядочный, белый и пушистый. Прям слов нет, одни эмоции.
– Ян Анатольевич, если результаты хорошие и причин для беспокойства нет, я могу идти?
– Конечно, конечно. Только… я бы хотел посоветовать вам, во избежание подобных состояний, более щадящий график занятия сексом. Вы меня понимаете?
Я покраснела. Ну Егор… Гад. Вовремя смотался. Пускай бы послушал.
– Понимаю.
Мне было жутко неловко за недавний концерт, но Кузьменко так отрыто и заинтересовано разглядывал меня, что стало ясно – о скотском поведении депутата умело позабыли.
Пасмурное утро сменилось ярким солнышком. Наверное, пришло долгожданное бабье лето. Я бы на его месте повременила. Не спешила бы вселять в человеческие умы призрачные надежды.
Избегая шумных, оживленных участков я неспешно шла по улице и настороженно смотрела по сторонам. Прислушивалась к городской суете, ни на минуту не теряя бдительности, и прокручивала в голове прошедшую ночь. Разбирала по сегментам каждое произнесенное слово, каждое движение.
