Текст книги "Испытание верностью (СИ)"
Автор книги: Арина Александер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 29 страниц)
Глава 17
На этот раз меня никто не бил по голове, зато нахлобучили чёрный вонючий пакет. Спасибо, хоть так. А то могли и задушить в нем.
Пошевелив руками, болезненно застонала – тонкую кожу запястья за спиной неприятно сдавливали пластиковые зажимы. Сволочи.
Как бы там ни было, я достаточно эмоционально переживала случившееся, глубокими глотками проглатывая спертый полиэтиленовый воздух и боролась с подступившей тошнотой. Почему нельзя просто завязать глаза? Что за варварские методы? Ещё и этот противный шорох в ушах. Никак не могла сосредоточиться на происходящем вокруг.
Сначала внедорожник мчался по городу, о чем свидетельствовали частые остановки на светофоре и плавное движение по гладкого асфальту. Когда же начало подкидывать на ухабах, стало ясно: меня везут за пределы города, причем на огромной скорости.
Стало страшно… страшно, что опять везли в безлюдное место. Что всё могло повториться. «За что?» Этот вопрос потерялся среди многих других. Зачем? Почему? Уповала на Серёжку. Что понял об опасности. Эгоистично ждала помощи и надеялась на его рассудительность и трезвый ум. А ещё… что даст знать Егору.
Продемонстрировав несколько резких поворотов, Джип остановился.
Меня всё так же, без особых церемоний, выволокли из салона и потащили в неизвестном направлении.
Лестница вверх. Спуск вниз. Долгий переход. Потом повторение пройденного. Снова подъем и спуск... и, наконец, долгожданный привал в подвальном помещении, в которое меня грубо затолкали, после чего оставили в гордом одиночестве.
Пакет с меня великодушно сбросили, а вот руки так и остались в плену жесткой стяжки. Я опасливо крутанулась вокруг оси, в попытке разглядеть комнату и растерялась от представившейся картины. Сначала думала, что приведут, по законам жанра, в заброшенное помещение, грязный подвал или что-то схожее с ним, но я ошиблась. Помещение могло похвастаться окном, правда, расположенным практически под потолком и таким узким, что едва голова пролезет; двумя стульями в самом центре, приятной, отнюдь не мрачноватой расцветкой стен. Ещё здесь были две профессиональные видеокамеры, установленные на треногах в противоположных друг от друга углах, письменный стол и удобное, мягкое кресло.
Выглядело… не так уж и страшно. Постепенно, волна облегчения прошлась по телу. Пускай и насильно привезли, но, может, всё обойдется простым общением без применения насилия? Хотя не понимала, в чем на этот раз провинилась и кому могла понадобиться кроме Удовиченко?
От неудобного, долгого пребывания за спиной запястья ныли, заставляя постоянно шевелить ими, что вызывало ещё больший дискомфорт. Шаг за шагом начала изучать комнату. В надежде чего? Запасного выхода? Ага.
Медленно перемещаясь вдоль стен, напряжено прислушивалась к доносившимся из-за стены непонятным звукам, пытаясь определить, что могло их издавать. Наверное, огромный механизм или машина, в натяжку работающая без остановки. Где-то я уже что-то подобное слышала.
Скользнув безучастно взглядом по полу, громко вскрикнула, распознав в бурых, засохших посреди комнаты пятнах кровь. От увиденного всё застыло внутри, а мимолетное чувство облегчения как рукой сняло. Сердце сжалось от плохого предчувствия. Всё тело окатило волной ледяного отчаяния. Снова одни и те же вопросы: кому, зачем? Удовиченко? Ведь это его водитель затащил меня в машину. Это он был с утра возле дома. Какие бы скрытые мотивы он не преследовал – было от чего затрястись.
Не знаю, сколько прошло времени, но за окном сгустились сумерки. Обо мне или позабыли или специально оттягивали время, играя на нервах. И скажу честно, у них это прекрасно получалось. Неизвестность не то, что убивала морально, она заставляла вздрагивать от любого шороха, скрипа с замиранием ожидая вердикта.
Я уже не чувствовала рук, хотелось пить, живот неприятно ныл, требуя принять горизонтальное положение и расслабиться. А мозг… он отказывался верить в происходящее, цепляясь за самые бредовые объяснения.
За прошедшее время я изучила каждую щель, каждое пятнышко и даже умудрилась вздремнуть. Сердце сжималось от мысли об отце. Фантазии не стоило особо напрягаться, представляя, как он огорчится, не застав меня дома.
Скрипнул дверной замок, в проеме показалась знакомая фигура Тимуровской шавки. Он постоял с минуту, пристально рассматривая меня, а потом отошел в сторону, пропуская новое действующее лицо. Хотя… как сказать, новое. Придерживая под мышкой объемную папку, в помещение вошел Моренко Игорь Александрович. За ним следом засеменил худощавый мужик. Не обращая на меня внимания, он подошел поочередно к каждой из камер, понажимал там что-то, а потом отошел в сторонку, сцепив за спиной руки.
– Приветствую, вас, Лидия Ивановна в своей скромной обители, – начал Моренко, грузно опустившись в кожаное кресло. – Прошу, в ногах правды нет, присаживайтесь.
Я обалдело присела на стул, уставившись в отекшее лицо и судорожно сглотнула. Неожиданно.
– Помню, наше с вами знакомство произошло не весьма лицеприятно. Сейчас мы это исправим, потерпите немного. Заранее прошу прощения за столь радикальные методы современной доставки, – ухмыльнулся, плотоядно сверкнув глазами, и принялся рассматривать меня, – но вы бы вряд ли приехали ко мне добровольно.
Снова послышался звук открываемой двери, впустившей ещё одного знакомого, при появлении которого неприятно засосало под ложечкой. Юхимов. Не удивлюсь, если следующим войдет Молоков, а потом и Удовиченко. Что за сходка такая?
– Надумали учинить допрос? – догадалась, презрительно улыбнувшись. – Не имеете права, – едко выдала и с презрением посмотрела на Валерку.
– О-о-о, ты не в том положении, чтобы умничать, – он скрестил на груди руки, заинтересованно уставившись на мою грудь. – Слышал, Студинского можно поздравить. Интересно, поверил? Я до сих пор готов принять тебя с распростертыми объятиями, только… извини… придется сделать аборт.
У меня язык прилип к нёбу от ужаса, когда сказанное дошло до парализованного страхом мозга, а по позвоночнику заструился холодный пот. Сволочь. Мало ему Егор всыпал. Только сейчас это поняла. Таких не бить надо, а в асфальт закатывать.
– Итак, Лидия Ивановна, – прервал наше «милое» общение Моренко, закончив созерцать меня, – сейчас я кратко введу вас в курс дела, после чего у вас будет минута на размышление.
– После которой?.. – во рту пересохло от самого худшего.
– После которой станет ясно: выйдете ли вы отсюда целой и невредимой или… ваш добродушный отец никогда не узнает, куда запропастилась его милая дочурка.
Он сложил руки на столе, поджал губы. Я, конечно, начинала догадываться, чего от меня захотят в итоге, но блин, я не настолько осведомленна в свете последних событий. Покосилась на долговязого, направившего на меня камеру. Снимает. Железные доказательства, с которыми не поспоришь.
– Что вы хотите? – просипела, еле ворочая языком.
Моренко хитро улыбнулся, не прекращая прожигать во мне дыры:
– Всего лишь правду, Лидия Ивановна. Всего лишь её. Вы расскажите нам о махинациях Студинского. О его связях с налоговой. Сколько. Кому. Когда. Смею повторить – это в ваших интересах, если не хотите стать соучастницей.
– Что? Какой соучастницей? Вы… да я всего лишь секретарь!
– Которой стали совсем недавно. Я знаю, что вы в курсе о многих сделках Студинского и можете подтвердить его дружбу с криминальными авторитетами.
От страха заложило уши. Это самое настоящее предательство. Егора, Дударева, Бердника.
Обманчивая комната, обманчивые, доброжелательные лица. Это в сто крат хуже избиения.
– Смею заверить, что я тут с официальным визитом, – добавил Моренко расправил грузное тело, сощурив глаза.
Я не слышала о чем он спрашивал, скорее догадалась по губам. В ушах продолжало звенеть от зашкалившего пульса. Нервно сглотнула, наблюдая за противными, ухмыляющимися рожами. Твари.
– Я ничего не знаю, можете спросить у Удовиченко.
Юхимов гадко рассмеялся, направляясь ко мне. Заметив это, вскочила на ноги, заметавшись по комнате, которая неожиданно уменьшилась. Одна камера, вторая. Стена. Оператор. Моренко. Забившись в свободный угол, яростно вскинула подбородок.
– А ты думаешь, кто организовал всё это? – он обвел рукой помещение и грубо схватив меня за локоть, вернул на место. Я вскрикнула от боли – пластиковая полоска от натяжения врезалась в кожу.
– Советую подумать, если планируешь увидеть рождение ребёнка, – произнес, нарочно зацепив ладонью мою грудь. От этого прикосновения я дернулась, сбрасывая обнаглевшую руку.
– Я… ничего… не… знаю, – злостно отчеканила каждое слово.
– Хм… не верный ответ, – лениво протянул Игорь Александрович, развалившись в кресле, и потянулся к внутреннему карману пиджака.
С затаенной тревогой я следила за его неспешными движениями, чувствуя, как Юхимов принялся изучать мою спину, скользя по ней ладонью. Снова вскочила и снова меня насильно усадили на стул, надавив на плечи.
– Приведите Андриянова, – отдал короткий приказ прокурор и довольно улыбнулся, вернув телефон в нагрудный карман.
– Ещё один? А не многовато ли на одну девушку? – выплюнула едко, содрогаясь от омерзения: ладонь Юхимова опустилась на поясницу и, приподняв джинсовку, нырнула под футболку. – Руки убрал! Вы все продажные сволочи. Если я что-то и скажу, то только о ваших грязных делах.
Он рассмеялся, упиваясь моим страхом. Знаю, его забавляла такая реакция, но ничего не могла с собой поделать.
Но когда спустя несколько минут распахнулась дверь, пропуская двух громил, волочивших под мышки окровавленного мужчину, показная бравада моментально испарилась. Я шокировано уставилась на брошенного к ногам незнакомца, прикусив до крови губу.
– Что, впервые видим? – удовлетворенно констатировал Моренко, подпер рукой подбородок. – А это, Лидия Ивановна, ваш так называемый сторожевой пес. Хорош, зараза, троих моих орлов завалил, пока его скрутили. Что ж ты, Матвей, по-хорошему не понимаешь? Глядишь, и проблем бы не знал.
– Пошел на*** – прохрипел Андриянов, пытаясь подняться. Юхимов ударил его ногой в спину, после чего мужчина завалился на бок, стряхивая головой, словно проясняя зрение.
– Ай-яй-яй, разве можно так с многоуважаемым человеком? – он присел над ним, насмешливо наблюдая за его потугами принять вертикальное положение. Кажется, у него была нарушена координация, так как он то хватался руками за пустоту, то со стоном сжимал виски. – Хорош укол? – продолжал докапываться Валерка. – Можешь не отвечать, и так видно.
– Итак, Лидочка, – вспомнил обо мне Моренко, – жизнь этого человека в ваших руках.
Я встретилась с безучастным измученным взглядом, отказываясь верить в происходящее.
– Ни в коем случае не ведись, – почти беззвучно прошептал Андриянов, пытаясь сфокусировать на мне рассеянное внимание. – Нас уже ищут.
– Да, да, ищут, – язвительно вклинился Юхимов, брезгливо похлопав его по плечу… и вдруг произошло то, чего я меньше всего ожидала – один из бритоголовых качков следуя короткому кивку прокурора, выхватил из-за пояса пистолет и неожиданно выстрелил Андриянову чуть выше коленной чашечки, сорвав с моих губ душераздирающий крик.
Не хочу это видеть. Не хочу это слышать. Зажав уши руками, рухнула перед Матвеем на колени, заливаясь слезами. Он громко застонал и, схватившись за рану, согнулся пополам. Этого не может быть. Не может…
– Ну, Лидия Ивановна, вы готовы к сотрудничеству? – уточнил Моренко с издевкой. – Если нет, то… честно, мне его жаль.
– Лида, даже не вздумай. Слышишь?! Молчи. Егор Андреевич…
– Заткнись, с*ка, – обезумел Юхимов, с размаху ударив Матвея. – Студинский за всё заплатит. И ты, – ткнул в меня пальцем, заставив потерять равновесие, упав щекой в пол, – тоже поплатишься за свою высокомерность. Давай, зови на помощь, где твой любимый? Пускай придет и начистит еб*льн*к. Вот, возьми, – принялся совать в лицо сотовый, насмехаясь в открытую. Понятно, что никто мне его не собирался давать. Это так, ради прикола.
– Валера, успокойся, – Моренко поднялся с кресла, недовольно сверившись с наручными часами, и направился к двери, кивнув всем присутствующим следовать за ним. – Пускай подумает, осмыслит услышанное. Позже продолжим.
Не помню, как мы остались одни. За завесой слёз ничего не было видно. Знаю, что пришла в себя от спокойного, уверенного голоса, требовавшего повернуться к нему спиной. Шмыгнула носом, выполняя требование, и в ту же секунду почувствовала, как злополучный фиксатор покинул запястья.
– Спасибо, – вытерла рукавом слёзы, повернувшись к Матвею лицом.
– Можешь дать свой ремень?
Послушно сняла кожаный ремешок и с бешено стучащим сердцем протянула Андриянову. Он стянул его на бедре, приостанавливая кровотечение и волоча ногу, отполз к стене, прижавшись к ней затылком.
– Ты главное держись. Они будут морально прессовать, заставляя слить Студинского. Ни в коем случае, слышишь? Нас обязательно найдут… – сглотнул, прикрыв ненадолго глаза, а когда открыл их, я удивилась, сколько в них сосредоточенно упорства, непокорности и жажды противостоять всему миру. – Прости, что не уберег. Знали, твари, как обезоружить. Моя ошибка…
Я всхлипнула, осознав, наконец, что этот человек из-за меня в таком положении.
– Ну-у-у, не плачь. Лида, ты меня слышишь?
Кивнула, давая понять, что слышу, но всё естество противилось подобному насилию. Сняла джинсовую ветровку и смастерила на его ноге что-то наподобие повязки. Сколько ему лет? Тридцать пять? Сорок? Светло-русые волосы, темно-карие глаза. Осунувшееся лицо. Пока я тут мучилась ожиданием, его избивали просто так, ради удовольствия. Я не хочу, чтобы из-за меня кого-то калечили или изводили.
– Я не смогу, – прошептала, боясь нарушить тишину. Как он может просить о таком?
– Сможешь… сможешь. – Матвей резко подался вперёд, лицо приобрело решительные черты. – Это сс*чившиеся подонки, почувствовавшие п*зд*ц. Если Студинский придет к власти в этом городе – им всем конец. Поэтому и дергаются, пытаясь предотвратить неизбежное. Ты – лакомый кусочек, оружие в их руках, и… уязвимое место, его слабость. Чтобы они не говорили, как бы не угрожали – тяни время. Хорошо?
И снова накатила волна дикого отчаянья. Такого не испытывала даже когда очнулась в лесу, в кольце незнакомых мужиков, во главе с Тимуром. Тогда я знала, это конец. Расплата за предательство. Тогда тревожилась лишь о брате. Сейчас… всё намного хуже. Слишком большая ответственность. Слишком…
Мне трудно понять, как жажда власти может довести до подобного. Если в нашем городе творится такой беспредел, то что тогда говорить о столице? С чего всё начинается? С зависти? Жадности?
Лицо Матвея постепенно окрасилось в бледные тона. Под глазами залегли темные круги. Ему стало хуже. Я монотонно раскачивалась, обняв себя за плечи, и заторможено наблюдала за тем, как джинсовая ткань медленно наполнялась кровью.
– Матвее-е-ей, – позвала тихо мужчину. Стало страшно. Он долгое время не открывал глаза. – Матвей…
А что если вдруг он?.. Мамочки-и-и, я же не вынесу, если он умрет на моих глазах. Он просил молчать, не реагировать на происходящее, но как? Как?!.. Я чувствовала, что начинаю терять себя. Терять способность здраво мыслить. Если Егор не подоспеет – не знаю, смогу ли противостоять подобной жестокости. От отчаянья опускались руки, хотелось рвать на себе волосы.
– Матвей, – осторожно прикоснулась к плечу и тут же вскрикнула, оказавшись в плену цепкого захвата. Андриянов тяжело дышал, сжимая мою руку, и пытливо всматривался в глаза, возвращаясь в реальность.
– Лида? – облегченно выдохнул, облизав пересохшие губы. – Я что, отключился?
– Наверное. Я звала, вы не отвечали. Как вы себя чувствуете?
– Хорошо. Я бывалый вояка и не такое проходил. Ранение пустяковое, но если наши не подоспеют…
Договорить ему не дал звук проворачиваемого ключа. Я вмиг напряглась, обхватив колени руками. В помещение вошел Юхимов в компании двух наемников. Моренко не было. Но обрадоваться не получилось: его лицо было настолько перекошенным от злости, что Андриянов не удержался и презрительно хмыкнул, за что получил рукояткой пистолета в висок.
Я вскрикнула, вжавшись в стену, как только пистолет оказался направленным в мою сторону.
– Что, страшно? – Юхимов с упоением изучал мои дрожащие губы. – Правильно, бойся. А знаешь почему? Потому что я не боюсь Студинского. Я не Моренко. Мне похрен. Ясно? Захочу, трахну тебя прямо здесь, засунув пистолет в глотку. Захочу – тоже прострелю ногу. Мне терять нечего.
И резко схватил меня за подбородок, заставляя приподнять лицо. Я противилась, не желая смотреть в обезумевшие, налитые кровью глаза. Вырывалась, наплевав на жесткие пальцы, но он с силой сдавливал щеки, вынуждая смотреть прямо, присекая на корню любую попытку.
Посмеиваясь, он медленно провел пистолетом по моей шее, очертил ключицу и нырнул в вырез футболки. Я дернулась, желая отстраниться, однако зверский оскал пригвоздил меня к полу, наполняя вены жутким ужасом. Что может быть хуже изнасилования? Только смерть.
– Снимай! – приказал он, поддев дулом трикотажную ткань футболки. – Полностью раздевайся! Живо! – закричал, рванув меня за волосы, вынуждая подняться. – Все предатели. Все!!! Стоило почувствовать стальную хватку на яйцах – сразу обос**сь. А мне по*** я не уйду, пока не получу желаемое.
Как не старалась, не получалось поверить в происходящее. Подсознание подсказывало, молило, не провоцировать, действовать осторожно. Если Моренко подался в бега, значит Егор где-то рядом, близко. Главное сдержаться и не плюнуть в ненавистную рожу.
Медленно стянула футболку, не отрывая глаз с направленного оружия, и так же медленно расстегнула молнию на джинсах, замечая боковым зрением, как дрогнула рука пришедшего в сознание Матвея.
Юхимов прикусил губу, закатив от удовольствия глаза.
– Красивая. Жаль, подпорченная, но красива-а-ая, с*ка… Давай, не спеши, – улыбнулся нервно, поддев бретель бюстгальтера дулом. – Слушайся меня и… – прервался, прислушиваясь к доносившимся с приоткрытого окна звукам.
Я не успела ничего сообразить, как послышался звук битого стекла, и что-то звонко ударилось о противоположную стену. Потом хлопок. Взрыв.
Невольно подкосились ноги, и в следующую секунду помещение наполнилось едким дымом. Под окном суматоха. Крики. Неразборчивые команды. Юхимов матерился, зажимая слезившиеся веки, пробираясь к выходу. Я прикрыла лицо скомканной футболкой и, содрогаясь от выстрелов, на ощупь подползла к Матвею.
В считанные секунды вокруг нас замельтешили мужчины в чёрной униформе и защитных масках. В их громких голосах слышались четкие команды задержания виновников похищения и зачистки всей территории.
Я жалась к Андриянову до тех пор, пока меня не взяли меня на руки, крепко прижав к груди. Даже не открывая глаз, я узнала Егора. А когда он заговорил, отдавая указания немедленно отвезти Матвея в больницу, я со всей силы, на которую только была способна, обняла его за шею и расплакалась навзрыд.
Плакала за весь страх и пережитый ужас. За невозможность признаться в любви. Плакала от моральной, каждодневной усталости и надоевшей горечи. А он утешал, уткнувшись носом в мой висок и нашептывая слова успокоения. Если бы он только знал, как я нуждаюсь в нем.
Матвей сказал, я уязвимое место Егора. Его слабость. Так вот пускай знает, что он тоже моя слабость. Моя слабость и сила одновременно.
Глава 18
Два месяца спустя.
– Лид, а Даня с папой когда приедут? – тёть Люда просунула голову между шторок, привлекая к своему наряду мое внимание и застыла в ожидании, пока я зайду в примерочную. Как же они похожи с мамой. Только у мамы были длинные волосы, а тётя, сколько её помню, предпочитала боб-каре.
Костюм, который она выбрала на бракосочетание дочери, как нельзя кстати подчеркивал стройность её фигуры и отлично гармонировал с цветом глаз. Нежные кремовые оттенки придавали облику легкость, свежесть и молодили лет так на десять.
Я подняла большой палец вверх, одобряя выбор.
– Обещали, что к церемонии должны успеть.
– Блин, даже стыдно, как-то. Муж сестры с племянником приезжают, а у нас негде приютить, – запричитала тётя, снимая брючный костюм.
– Ну, что вы, какие обиды?! Переночуют в гостинице, делов-то. Главное, что мы все в полном составе отпляшем на Танюшкиной свадьбе.
– Это да-а-а, – протянула она, поманив к себе продавца-консультанта, одобряя покупку, – Освобождение Дани – самый лучший подарок. Двойное событие, если можно так сказать. Как я рада, словами не передать. Наконец справедливость восторжествовала. Я всегда верила, что он невиновен. Люди говорят, в мире нет справедливости. Вот же она, самая настоящая. Разве его освобождение – не доказательство её существования?
Я только кивала головой, соглашаясь с подобными рассуждениями, и внутренне содрогалась от нахлынувших воспоминаний. Да, справедливость есть, только добиться её ох как не просто. Иногда можно поплатиться самым дорогим, что только есть в жизни.
– Ты себе ничего не присмотрела?
Я заверила, что у меня есть что надеть и, забрав пакеты с покупками, поспешила на свежий воздух.
Домой к тётке возвращались полностью обессиленными. Я сидела на заднем сиденье такси и думала о том, как быстро летит время. Как неуловим его бег. Ещё недавно бросалась из крайности в крайность, пытаясь добиться освобождения брата, а сейчас вспоминаю об этом промежутке как о чем-то невероятно далеком. Словно это было в другой реальности. Всё осталось в ней, кроме зародившейся во мне жизни. Она и была тем связующим, тем мостом, соединяющим два города, две души, два мира.
Егор…
От одной только мысли о нем сжималось сердце. Иногда, всматриваясь в прохожих, я представляла, что среди них может быть он. Вот, например, мужчина, застывший на светофоре в ожидании зелёного цвета – он вполне мог быть Студинским со спины. Он тоже высокого роста, коротко стрижен, одет в драповое пальто и выдыхал сигаретный дым, поглядывая в небо. Но это не он. Мой Егор нордической внешности. Далекий, холодный. Изредка задумчивый. Сдержанный. Он может задорно смеяться, шутить, быть самим очарованием… только когда никто не видит.
Обреченно вздохнула: в гостях, конечно, хорошо, но дома в разы лучше. И дело не только в том, что родные стены лечат. А в самом Студинском. Меня постоянно тянуло к нему. Хотелось быть рядом, иметь возможность слышать его, прикасаться к нему. Но он запретил приезжать. Сам собственноручно отправил к тетке в окружении двух надзирателей, замаскировано следовавших за мной по пятам. Хорошо, что родные ничего не замечали, а то пришлось бы о многом рассказать.
Таня встретила нас у порога, в нетерпении заломив руки. Она жила с родителями в небольшой двушке. В тесноте, как говорится, да не в обиде. С Олегом, женихом, я виделась всего несколько раз и то, вскользь. Он постоянно пропадал на строительной фирме, которой руководил после смерти отца. «Зять у нас не бедный, – любила повторять тётя. – Нужно соответствовать его статусу». Ну да. Куда ж без этого. Как будто ему есть дело до их нарядов и положения. Так и подпирало сказать, что не в соответствии счастье, но благоразумно помалкивала.
– Что случилось? – тёть Люда заметила состояние дочери, обеспокоено прошла в глубь квартиры, бросив на диван пакеты.
– Вика вывихнула ногу.
– Кошмар! И что теперь?
– Я тут подумала… – замялась сестрёнка, умоляюще сложив руки, – в общем, Лида, на тебя вся надежда.
Я недоуменно перевела взгляд с тётки на кузину и замахала руками:
– Нет, нет, даже не проси. Это такая ответственность.
– Да какая ответственность, Лида? Я тебя умоляю…
Ага, знаю я. Мало того, что нужно везде таскаться за молодожёнами, лыбиться всем подряд, так ещё участвовать практически во всех дебильных конкурсах.
– Нет!
– Лид, ты чего? У тебя что, сестра каждый день замуж выходит? Или я прошу что-то непосильное? Обещаю, никто тебя и пальцем не тронет. Зуб даю, – упрашивала слезливо, доверчиво заглядывая в глаза. – Ну так получилось. Разве я планировала такое? Соглашайся. И свидетель у нас красавец. Знаю, видела вчера. У Олега с ним бизнес строительный. Вот увидишь, ещё спасибо мне скажешь.
О-о-ой, как же я не люблю такие моменты. Вот задницей чувствую, что не будет всё так просто. Просто – это когда пришел в ресторан, подарил подарок, сел на свое место и спокойно насладился торжеством. Ладно, ещё потанцевал. Ну не в том я настроении и положении, чтобы светиться радостью от предстоящего события.
– Хорошо, – вздохнула и тут же оказалась в крепких объятиях. – Только, Тань, без фанатизма, ага? «Горько свидетелям» и прочей ерунды.
– Боже, Лида, ты из какого века? На свадьбе будут деловые партнеры Олега, люди серьёзные и уважаемые. Никакого перекатывания яиц, стриптиза и бега со свидетельницей на руках. Обещаю.
Ну-ну, хотелось бы в это верить.
– Девочки, кофе будете? – Люда краем уха слушала наш диалог, не встревая. Когда с расфасовкой покупок было покончено, она переоделась в домашние вещи и принялась за приготовление ужина. Олег предупредил, что заскочит вечером на полчасика.
– Нет, спасибо. Я сейчас переоденусь и помогу вам.
Тётя начала отмахиваться, мол, не нуждается в помощи, но я не могла просто сидеть сложа руки. И так чувствовала себя неудобно.
Стоило занять себя чем-то, отвлечься на что-то, лишь бы не думать о Студинском.
Не получалось.
Даже когда чистила картошку, резала лук, задумчиво смотрела в окно, помешивала сахар в чашке или стояла под зонтом, прислушиваясь к шуму дождя – всё равно мыслями была с ним. Ночью, днем, утром, вечером. Постоянно. Тоска по холодным голубым глазам не проходила, а, наоборот, с каждым днем усиливалась. Старалась спрятать её, никому не показывать, а она нет-нет, да и проявлялась, находила выход, лишая возможности дышать.
Хорошо, что Таня часто оставалась у Олега и у меня была возможность коротать бессонные ночи в одиночку, не оголяя ни перед кем наболевшее в душе. Слегка округлившийся живот прятала под свободными свитерами и такими же туниками. Правда, с нарядом на свадьбу пришлось повозиться. Вместо облегающего фасона, купила легкое, струящееся платье, акцентировав внимание на пока ещё тонкой талии и груди.
Грудь – это вообще отдельная тема. Мало того, что увеличилась в разы, так ещё болела, налившись неприятной тяжестью. Спасибо, хоть тошнота перестала донимать, а то тётя точно бы заподозрила неладное. Она и так чересчур внимательно рассматривала меня, когда предоставлялся случай. Её пристальное внимание заставляло контролировать каждый вздох, каждое слово, что доставляло огромный внутренний дискомфорт и неудобство, не позволяя спокойно общаться, как раньше.
…Закончив возиться на кухне, вернулась в комнату сестры. Таня поехала к мастеру по маникюру, заодно прихватив и маму. Вздохнула с облегчением. Наконец появилась возможность остаться наедине с самой собой.
В который раз вспомнила похищение и то, что последовало после. Тогда была в таком ужасе, что без пререканий, с ходу согласилась уехать. Была готова на всё. Да и сейчас готова, только не существовать вдали. Не вянуть в неведении.
С Илоной постоянно на связи. От неё в курсе всех новостей. Папу старалась не тревожить по пустякам. После разговора с ним всё изменилось. Стало намного легче. Проще. Теперь я не была наедине со своими чувствами и постоянно ощущала его поддержку. Первые два дня после похищения были самыми сложными. Я решила не таиться и немного рассказать о своем положении.
Сказать, что папа был поражон – ничего не сказать. Хотя он знал всего лишь четвёртую часть. Я открыто поделилась с ним новостью о беременности. Благо, надо мной не учиняли допрос с пристрастием. Он сразу сложил дважды два и сделал выводы. Куда сложнее было объясниться на счёт поездки к маминой сестре. Да, свадьба. Ну и что? Она ведь не скоро. Зачем ехать на целых два месяца, а то и больше?
Помощь пришла неожиданно от самой тёти. Узнав, что я в отпуске (в который меня безоговорочно отправил Егор) она сама настояла на приезде и значительно облегчила дальнейшее мое существование. Вот только и выборы уже прошли, и Егор стал мэром, а меня так и продолжали держать под охранной, ни разу не позвонив и не узнав, как я.
От этого болело сердце, становилось горько. Ведь в ту ночь, когда держал на руках, что-то изменилось в нем. Я чувствовала. И страх его чувствовала. И тревогу. То, как он сжал мое лицо, как прижимал к себе, забывая дышать – сказало о многом.
Егор не просил, а требовал послушаться его, уехать, пока не решится вопрос с выборами. Пока не станет ясно кто кого. И пока этот момент не наступил, мне лучше быть подальше. Если бы знала, что будет так тяжело, фиг бы согласилась.
Вот это подвешенное состояние изматывало больше всего. Не давало окончательно принять ситуацию и решить, как быть дальше. Егор не отпускал, но и сам не приближался. Следил за каждым шагом – но ни разу не позвонил. Ревновал к каждому столбу, но сам, я уверенна, продолжал куражиться с Вероникой. Взял под контроль Кузьменко, требуя отчёта по всем анализам, но ни разу не поинтересовался самолично у меня. Всё это злило невероятно.
Даже на освобождение Дани запретил приезжать. Так и передал охраной, чтобы и не мечтала. Вот как так можно, а? Я сколько натерпелась ради этого, сколько всего пережила – а он ни в какую. Понимаю, что опасно. Мне ли не понимать после пережитого. Но я не собираюсь сидеть тут вечно и поддерживать связь с родными через телефон. Пускай даже не надеется.
Вечером, как и обещал, к семейству Осиповых заглянул Олег. К тому времени с работы подоспел дядя Вася, и все дружно расселись за стол.
Не скажу, что мне не понравился Олег. Наоборот. Он симпатичен, приветлив, любит пошутить в тему. Принципиален. Трудолюбив. Не смотря на дорогущие часы и костюм от Armani ведет себя обыкновенно. Приземисто. Без всякой там напыщенности и высокомерия. Ему нет разницы до твоего статуса и размера кошелька. Приверженец здорового образа жизни. Не курит. Не пьет. Активно занимается спортом.
За столом, как всегда главной темой была предстоящая свадьба. Тётя Люда переживала, что что-то может пойти не так. Дядя Вася успокаивал её, заявляя, что всё будет хорошо. Таня не сводила влюбленных глаз с будущего мужа, а будущий муж вторил ей. Я, как всегда, уныло пялилась в тарелку и мечтала поскорее сбежать на кухню мыть посуду.
– Ой, Олег, у нас произошли небольшие изменения, – вспомнила сестра, немного опечалившись состоянием подруги. – Вика вывихнула ногу, представляешь? Вместо неё будет Лида.
Он заинтересовано посмотрел на меня и одобрительно улыбнулся, отчего на щеках заиграли ямочки.
– Так это же здорово!
– Я знала, что тебе не нравится Вика, но не настолько же, – обиделась Таня, надув губы.
