Текст книги "Запрещенные друг другу (СИ)"
Автор книги: Арина Александер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 34 страниц)
Да, неидеален. У него предостаточно своих тараканов, с которыми Юля периодически сталкивалась и которых пыталась поставить на место. Порой удачно, порой оставаясь в проигрыше. Она часто возвращалась в прошлое и представляла шестилетнего Глеба, оставшегося без материнской любви. Как же жалко его было. До слёз. А когда на его место ставила Сашку, представляя, как бы он чувствовал себя, лишись её любви, так вообще была готова простить все диктаторские замашки и неустанный контроль.
Но если Глеб остался без матери, то и Вал остался без отца. Это боль для обеих семей. Не только его отцу было тяжело. Уверенна, матери Вала тоже пришлось несладко. И если вот так… Боже… даже подумать о таком страшно.
– Мне очень жаль, – прильнула к груди мужа, обняв за шею. – Правда. Но ты должен понимать, что Дударев ни в чем не виноват. Если ты рос без матери, то…
– Не сравнивай. Это совсем разные вещи. Его мать была с ним всегда, до последнего вздоха, я же свою потерял ещё задолго до аварии. Я даже помню, – выдохнул шумно, – что тогда сказал отец…
– И что же он сказал? – застыла, уже зная ответ.
– Сказал… что если для неё размер члена важнее собственного сына, то пускай забудет обо мне.
– Я думала, ты остался с ней, – прошептала шокировано. Глеб никогда не рассказывал об этом периоде. Когда она спросила о матери, он рассержено ответил, что разбилась с любовником в аварии, но с кем именно и где в этот момент находился он сам – ни слова. А тут такие подробности.
– Нет, конечно. Помню, как ехали ночью на железнодорожный вокзал, что спал всю дорогу, а когда проснулся, были уже в Воронеже. Наверное, когда они разбились, она искала меня, – и без того севший от эмоций голос дрогнул, давая понять, что несмотря на показное презрение на душе-то до сих пор ютилась обида.
– А если бы нашла, пошел бы с ней? – замерла Юля, чувствуя под ухом мощные сокращения сердца. Почему-то стало важно услышать ответ.
– Тогда пошёл бы, – поцеловал её в висок, вздохнув. – Это ведь мама. Говорю же, я долго не мог простить отца. Но потом… не знаю… она перестала существовать для меня. Да, мать, да, родила, привела в этот мир, ну а дальше, Юль? Что дальше? Я по сей день помню, как отец любил её, как выполнял всё её прихоти…
– Может, они сорились? – предположила робко. – Тебе было всего шесть, возможно, ты многого не замечал.
– Возможно, – согласился Глеб, выпуская её из объятий. – Но если ты не в силах сохранить семью, тогда какова её ценность?
В ванной долго принимала душ, специально оттягивая время. Понятно, ни о каком сексе не могло быть и речи, но всё равно не хотелось застать Глеба бодрствующим.
Вдруг он вырубиться, так и не дождавшись её? Хотелось бы…
Из головы не шёл такой богатый на события день. По сравнению с её размеренной, порой такой скучной жизнью именно этот день походил на атомный взрыв.
Вал… Вал… Вал… Постоянно он. И злилась на него, и, прикрыв глаза, вспоминала пережитые эмоции. Пила только сок, а такое ощущение, что настигло похмелье. Что всё то время в клубе глушилась шампанским, настолько её вело от его присутствия, взгляда, насмешливой улыбки и пытливого прищура серых глаз.
Не смотрел – в душу заглядывал, и казалось, видел насквозь. Мысли мог прочесть, проникнуть в подсознание. Чувствовала себя перед ним неуютно, полностью голой. Старалась не смотреть в его сторону, не пересекаться взглядом, а если грешила, проявляла слабину – то быстро отводила взгляд, боясь оказаться застигнутой «на горячем».
Горячем…
И что только на неё нашло? Могла ведь сразу отстраниться, залепить, как и хотела, пощечину, но зачаровано сидела на месте и хоть убейте, не могла пошевелиться. Вспомнила, как прикрыла от чувственного прикосновения глаза и растворилась в неизведанных доселе ощущениях…
Выключив воду, прижалась виском к кафелю и, прикусив кулак, надсадно застонала. Ей бы мужа пожалеть, себя, дуру безголовую треснуть по лбу, возвращая в чувство, а она, знай, то и дело проигрывала в себе его состояние во время тоста. То, что принял всё на свой счёт – не подлежало сомнению.
Ей бы презирать его, обзывать, ненавидеть… Да не получалось. То, что испытывала, было в сто раз хуже и греховней, чем можно было предположить. Тянуло к нему какой-то неведомой, губительной силой.
О том, что испытывал к ней сам Дударев, совсем не хотелось думать. Он мог специально принести разлад в её семью, по-своему пакостя Глебу, а мог реально… Боже, что реально? Реально заинтересоваться?
Совсем из ума выжила. Глеб прав, где она, а где – он. Только… Каким бы человеком он ни был, проблема-то по сути не в нем. Мало ли что он там нафантазировал в своей больной головушке. Проблема ведь в ней! В ней одной.
Вал, видите ли, скотина. Взял и посмел прикоснуться к ней! А она тогда кто?.. Да она вообще не имела права реагировать на него. Вообще!
Когда вернулась в спальню, Глеб уже спал. Взобравшись под одеяло, придвинулась к нему как можно теснее, положила руку на грудь и постаралась вернуться в то не такое уж и далекое прошлое, когда ещё спала с мужем в тесном соприкосновении и испытывала от этого неподдельное умиротворение.
Это же Глеб, её муж, отец её сына. В него она влюбилась двенадцать лет назад. С ним она училась противостоять бедам, садила деревья, помогала строить дом. Это ведь всё тот же Глеб, пускай и ставший с годами жестче. В чем конкретно его недостаток? Почему разучились понимать и чувствовать друг друга?
Так и не смогла ответить.
Зато ночью был секс. Страстный, жадный, поглощающий. Не хватало воздуха, всё тело – словно в огне. Сгорала она, изнывала. Отталкивала его от себя, чувствуя на щеках горячие слёзы, а потом сама же притягивала обратно, впившись ногтями в сильные плечи.
Он приподнимался, боясь раздавить её, а она льнула за ним магнитом, обнимала за шею, прижималась затвердевшими сосками к редкой поросли жестких волос на груди и приглушенно стонала, упиваясь этими прикосновениями.
А руки… эти умелые властные руки были везде. Испепеляли её дотла, скользили вдоль вспотевшей спины, ласкали грудь, поглаживали промежность, мяли ягодицы и с каким-то животным упоением растирали её смазку вдоль напряженного члена.
– Ммм… – простонала, извиваясь от остроты наслаждения и… вдруг резко подорвалась с подушки, балансируя между тонкой гранью сна и реальности.
Отголоски пережитого оргазма ещё гуляли в крови, туманили рассудок. Дыхание частое, прерывистое. Сердце металось в груди, пытаясь проломить грудную клетку, в горле пересохло, а между ног… между ног настолько пульсировало и было влажно, что даже трусы промокли.
– Господи, только не он, – прошептала в забрезживший рассвет одними губами, боясь потревожить спящего рядом мужа. – Только не он, умоляю…
Глава 5
Хорошо летом в деревне. Куда не глянь, повсюду буйство красок. Всё цветёт и благоухает ароматом спелых черешен, клубники, шелковицы. Вокруг настолько красочно, что глаза слепит. Тут и темно-зелёные деревья вперемешку с красными ягодами вишен, и бескрайнее голубое небо с белоснежными барашками-облаками, и ярко-жёлтые поляны одуванчиков.
А пшеничные поля? Это же отдельный вид искусства. Смотришь-смотришь, а нет им ни конца, ни края. Золотистые покрывала уходили вдаль порой на несколько километров, сливаясь на горизонте с небесным куполом. И были разбросаны на этих покрывалах и темно-синие васильки, и красные головки дикого мака, и крупные соцветия зверобоя.
Да и небо в «Вольном Посаде» особенное. Днем оно высоко-высоко, а вот ночью – опущено настолько низко, что казалось, протяни руку и прикоснешься к самым звёздам.
Сколько ночей они провели с сестрой, ночуя на сеновале под открытым небом – не счесть. Запасались одеялами, покрывалами и едва не до полуночи рассказывали друг дружке страшилки. Старшая на семь лет Люда была в этом деле ох как хороша. Порой Юля не спала до самого утра, всматриваясь в мириады звёзд и вздрагивала от малейшего шороха, пребывая под впечатлением от очередной истории, а потом целый день чувствовала себя разбитой.
Вот улица родная, причем, одна на весь посёлок. Домов сорок от силы если наберется, и то хорошо. Тут не только все всех знают, но пристально следят друг за другом. Особенно пенсионеры, которых тут большая часть. Молодёжь-то давно разъехалась по ближайшим городам в поисках лучшей жизни или подалась в другие страны на заработки.
Вот так и пришел «Вольный Посад» в упадок. Многие дворы, оставшись без жильцов, поросли сорняком, акацией, вездесущей амброзией. Некоторые участки были без забора или с плетеным ограждением вместо прогнившего штакетника. Где-то не было окон, а где-то и крыши. И что самое печальное – таких домов было большинство.
От созерцания всего этого «великолепие» сердце обливалось кровью. Помнится, как было тут людно двадцать лет назад. В каждом дворе по двое-трое детей, если не больше. Весело. Шумно. А если ещё добавить живность: коров, коз, кур, гусей – так вообще с утра до ночи такой балаган стоял, что голова раскалывалась. То «му», то «хрю», то «бэ», то «мэ» – ужас, одним словом. То принеси воды, то нарви травы, то насыпь зерна. Носились с сестрой как заведенные, мечтая побыстрее переделать всю работу и улизнуть к подругам. А оно, как назло, не успел прибежать, как уже вечер. И снова всё по кругу: «му», «хрю», «мэ»… А так хотелось поиграть подольше в «Козаков-разбойников» или в те самые прятки. Как же они тогда злились на это неугомонное хозяйство, мешавшее сполна насладиться детством.
Об огородах и говорить нечего. По сей день правый глаз дергался при упоминании пятидесяти соток плодородной земли. И ведь не взбрыкнешь, не заартачишься, когда тебе ни свет ни заря сунули в руку сапку. Надо, значит, надо. Летом ведь как: один день целый год кормит. По этому принципу и жили в теплую пору. Отдых наступал лишь зимой и то, относительный. Хозяйство ведь никуда не девалось; снега, которые порой сыпали сутками напролет, никто не отменял; дрова, которые то и дело заканчивались, нуждались в пополнении. И не знали тогда, что лучше: умирать от жары летом или зябнуть от холода зимой.
Сейчас, конечно, намного проще. В поселок пришла газификация, огород по большей части засеивался зерновыми, во хозяйство состояло из десяти кур, кроликов да козы Марфы. Конечно, помогали матери как могли. И ремонт сделали, и воду в дом провели, и ванную комнату достроили. Вокруг дома возвели высокий забор, отгрохали гараж на две машины, летнюю кухню.
Но зачастую приезжали не только помочь, но и чтобы отдохнуть от городской суеты, пожарить на природе шашлык, погонять мяч, испечь картошку в костре. Осенью всей гурьбой собирали грибы, зимой гоняли на лыжах. Ну а весной… весной просто любовались красотой здешних мест, встречали журавлиные ключи и подготавливали дом к приходу лета.
– Мам, а бабушке понравится моя открытка? – Саша протиснулся между передними сидениями, внимательно рассматривая приготовленную поделку. Они как раз свернули на улицу и от долгожданной встречи с родственницей его отделяли считанные секунды.
– Конечно, понравится, – взъерошила волнистые волосы сына Юля, не забыв поцеловать курносый нос. – Ты же знаешь, она без ума от подарков, сделанных своими руками.
– Да. Но вы с папой подарите ей стиральную машинку, а я только открытку и цветы.
– Ты что, милый? – умилилась его переживаниями Юля. – Если бы ты мог её поднять, мы бы с папой даже не переживали, правда, любимый?
– Именно, – согласился Глеб, останавливаясь у дома. – Я даже так тебе скажу: она настолько тяжелая, что нам придется просить дядю Рому помочь. А подарок будет от всех. Мы одна семья, Санёк. Нету твое-мое. Договорились?
Мальчик поспешно кивнул и, заметив у калитки бабушку, с радостным визгом выскочил из машины.
– Бабу-у-уля, с днем Рождения тебя, – вручил яркую открытку обрадовавшейся женщине и обнял её за талию, уткнувшись лицом в цветастый передник.
– Мое ты золотце! Спасибо! Дай-ка я тебя расцелую…
Пока Софья Ивановна ворковала с Сашкой, Юля схватила собравшегося выходить мужа за руку и потянула обратно в салон.
– Ты помнишь, о чем мы говорили утром? – напомнила осторожно, словив в ответ недовольный взгляд. Ну и пусть. Лучше лишний раз переспросить, чем потом нервно дергаться. Вроде и пять дней прошло, а напряжение никуда не делось.
Он не ответил.
– Я серьёзно. Даже не вздумай цепляться к нему, – продолжила Юля, наблюдая за матерью. – Я прекрасно тебя понимаю и мне не меньше твоего неприятна эта тема, но Дударев не имеет к этому никакого отношения. Я хочу, чтобы ты научился разделять работу и личное.
– Не волнуйся, – освободился от её хватки Глеб, выбираясь из салона. – Сегодня всё пройдет на высшем уровне.
Однако тон, которым это было сказано, свидетельствовал об обратном. Зная Глеба… Вот словно малое дитя, ей-богу. Ладно, она и сама не была в восторге от предстоящей встречи и с радостью бы отсиделась дома, нежели вариться в этой гремучей смеси, но приехала ведь, не побоялась.
Ещё и с Мариной не получилось поговорить. В первые дни Юлю буквально раздирало от противоречивых мыслей. Она то обвиняла себя в халатности по отношению к судьбе племянницы, то с содроганием представляла их встречу. Чем глубже анализировала данную ситуацию, тем отчетливей понимала, что Марина вряд ли прислушается к ней. Да и какие доказательства? В клубе Вал вел себя сдержанно, ничем не выдавая своей заинтересованности, не позволял ничего лишнего. Это при всех. А вот наедине…
А что наедине? Да, выдал номер, вогнал её в краску. В итоге, она вспылила, пригрозила, он тоже не остался в долгу. Блин… Умом понимала, что так неправильно, что должна поделиться опасениями, а вот сердцем… сердце уже давно считало иначе, словно существовало отдельно от её переживаний. Ему что мысли её были чужды, что опасения. Единственное, что волновало его – это Дударев при виде которого бедный орган пускался вскачь позабыв обо всем на свете.
В любом случае, не считая сегодняшнего праздника, им больше не будет где пересечься. В садике Вал не появлялся, с Маринкой она дружна, но не настолько, чтобы видеться на постоянной основе. Так что, промариновавшись не один день в сомнениях, Юля решила похоронить свое негодование под толстым шаром равнодушия и предоставить Валу последний шанс на реабилитацию в её глазах.
Софья Ивановна, отмечающая в этот день свое шестидесятилетие, вмиг учуяла неладное между зятем и младшей дочерью. Пускай и не могла похвастаться идеальным зрением, но никогда не жаловалась на внутреннее чутье.
И Юля вела себя как-то иначе, и Глебушка порой зыркал волком, хотя и пытался улыбаться на все тридцать два. На вопрос, что случилось, оба одновременно отмахнулись и поспешили заверить, что всё в порядке, но она-то видела, что что-то не так.
Посыпавшиеся поздравление, а самое главное, презентация стиральной машинки ненадолго отвлекли её от пристального наблюдения за семейной парой, а когда следом за Осинскими у ворот припарковалась машина старшей дочери, о тревожном звоночке пришлось ненадолго позабыть.
– Ну что, Софья Ивановна, готовы к пляскам? – весело поинтересовался Рома после ритуала вручения подарков.
– Ой, да какие пляски в моем-то возрасте, – рассмеялась та, целуя зятя в обе щеки. – Я свое уже оттанцевала. Это вы отдыхайте, веселитесь, а я полюбуюсь вами.
– Нее, такой ответ нас не устраивает, правда, Санек? – Рома поднял племянника на руки и несколько раз высоко подбросил, вызвав восторженный писк на весь посёлок. – Мы такие пляски устроим, всё село на уши поставим.
– Ещё чего, – спохватилась Софья Ивановна, – мне только проблем с соседями не хватало.
– Мам, да какие соседи в этой глуши, – поддержала мужа Люда, продолжая шушукаться с Юлей. Столько всего стоило обсудить, стольким поделиться. Шутка ли, сам заместитель мэра встречается с её дочерью, тут было от чего понервничать. О разнице в возрасте она вообще молчала. Это чудо, что муж дал добро и разрешил детям приехать на юбилей матери.
– Что верно то верно, – подал голос Глеб, после того, как загнал машину во двор. – Мы-то люди привыкшие, нам эти джунгли, – указал рукой на соседний заброшенный двор, – нипочем. А вот зятька вашего, – подмигнул вмиг изменившемуся в лице свояку, – могут и отпугнуть. Смотрите, чтобы ещё на трассе не повернул обратно.
– Я же просила, – подошла к нему Юля, забирая из багажника сумку со сменной одеждой. – Вот что ты за человек?
– А что я? Говорю, как есть. Я тоже по первой боялся тут расхаживать, так это было почти что тринадцать лет назад. С той поры многое изменилось, – начал оправдываться он. – Представляю, в какой ужас придет наш депутат, как только увидит сей Чернобыль.
– А ты не представляй, – рассердилась Юля, не обращая внимания на присутствующих. – Никто его тут жить не заставляет. И ехать сюда его тоже никто не заставлял. Даже в таких глубинках живут люди. Здесь в тысячу раз красивее, чем в вашем хваленом городе, – разошлась не на шутку, отчего-то чересчур остро отреагировав на замечание мужа. Как ни странно, но ей не было всё равно на реакцию Дударева. Хотелось, чтобы он смог разглядеть красоту её родного края. Не шарахнулся в сторону от заброшенных домов, а увидел то, что находится значительно дальше поломанных заборов.
– Юля, Глеб, а ну прекращайте! – протиснулась между ними Софья Ивановна. – Нашли из-за чего сориться.
Глеб хотел что-то сказать, но посмотрев на Юлю передумал. Под недоуменные взгляды присутствующих подхватил сумку и зашагал к дому. Юля, было, собралась последовать его примеру, но мамина цепкая хватка вернула её обратно на место.
– Ты ничего не хочешь мне рассказать? – впилась в её локоть жесткими пальцами. Плохо. Чутье у неё что надо. Всегда поражалась её умению настолько тонко чувствовать что её, что сестру. Но и повода для беспокойства не было. Подумаешь, сцепились. Не впервой ведь, да и причина… ой, маме лишь бы придраться. Вечно ей мерещатся скандалы да разводы. – Что там между вами с Глебом?
Поняв, что мешают, Военбурги прихватили из машины купленные по списку продукты и поспешили в летнюю кухню.
– Ничего, мам, тебе показалось.
– Будешь воспитанникам своим лапшу на уши вешать, а меня не обманешь. Вон, даже ребёночка не хочешь, значит, есть же какая-то причина?
Юля уставилась на маму, поражаясь болтливости мужа. Хотя… как болтливости. Глеб никогда ничего не делал просто так. Накапав на неё матери, он тем самым заручился поддержкой и настроил против неё родного человека.
– Мы сами разберемся. Давай ты не будешь вмешиваться, ага? – взмолилась, покусывая от нетерпения губы. Вот же напасть, теперь хрен отвертишься. – Скоро Марина приедет, а у нас ещё стол не накрыт.
– Смотри, как знаешь, – пожурила её указательным пальцем женщина. – Чтобы потом не кусала локти. Захочется, а будет поздно.
Может, она бы ещё что-то добавила, это так в её духе: прочитать воспитательную лекцию о преклонении перед таким мужем, как Глеб, но в тот момент её дому подъехал уже знакомый Юле внедорожник.
Софья Ивановна вздрогнула, вскинула на неё испуганный взгляд, ожидая появление внучки ближе к вечеру. Из летней кухни выскочила Люда, со стороны хоз. двора спешил Рома, а на крыльцо дома вышел успевший переодеться Глеб. На Сашку возникшая шумиха не произвела должного впечатления. Ему куда интересней было познакомиться с маленькими серыми крольчатами, чем путаться под ногами у взрослых.
– Мариночка, милая, – поспешила навстречу гостям Софья Ивановна, оставив в покое оторопевшую Юлю. – Не стоило, – растерялась, приняв из рук Вала огромный букет тёмно-красных роз.
– С днем Рождения, бабуль… – послышался счастливый голосок младшей Военбург.
Посыпались поздравления, тихий смех матери, довольный, слегка встревоженный голос сестры, сдержанное рокотание Ромы, и едва уловимый смешок мужа.
– Софья Ивановна, приятно познакомится.
– Взаимно, Валентин Станиславович.
– Ну что вы, можно просто Валик.
– Мариночка сколько о вас рассказывала.
– Надеюсь, только хорошее.
Минутная заминка. Знакомство с родителями Марины. Юля не видела всего этого, только слышала. Как стояла возле машины, так и продолжила стоять, превратившись в оголенный нерв. Внутри неё творилось что-то невообразимое. Щёки залило краской, а сердце стучало настолько громко, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Знала, что придется встретиться. Готовилась к этому моменту, проигрывала в голове фразы, поведение, заранее готовила колкости. Но стоило услышать его голос – и всё, мир вокруг пошатнулся. Он ещё там, за забором, а её уже трясло, как ненормальную.
А потом… зря она так накручивала себя. Вся процессия нагрянула во двор, продолжая шутить относительно маминого шестидесятилетия. Люда облегченно улыбалась, и Юля отлично понимала её состояние. Когда дочь приводит в дом парня, на семь лет младше её самой, не слишком-то и завизжишь от восторга. Но что поделать. Сердцу ведь не прикажешь, да и занимаемая должность Дударева умело сглаживала острые углы. Породнится с таким человеком мечта едва ли не каждой девушки в их городе. Так что долой сомнения и неутешительные прогнозы подруг, всё у её дочери будет хорошо.
Рома, пускай и зыркая на Вала исподлобья, старался не выделяться на общем фоне. Софья Ивановна не могла нарадоваться женихом внучки, охала и ахала, приговаривая, что не успела встретить дорогих гостей как полагается. На что её тут же успокаивали, заверяя, что сейчас всё будет, пускай не расстраивается.
Юля внутренне сжалась. Вот и долгожданный обмен взглядами. С его стороны ни единого намека на недавний конфликт. Взгляд внимательный, пробирающий до мозга костей и в то же время быстрый, поверхностный. Не придраться к нему, не уличить в чрезмерном внимании. А вот с её стороны… Черт! И хотелось ответить тем же, да не получилось. Оказалось, это выше её сил, выше врожденных возможностей.
– Привет, Анатольевна! – подмигнул ей Дударев, проходя мимо. – Ты что такая хмурая?
Надо же, у кого-то отличное настроение. И хотела съязвить, но вовремя вспомнила о притихшем сзади муже. Тому только дай повод. Поэтому лишь сдержанно кивнула, и не думая отвечать на заданный вопрос и спрятав под длинными ресницами мимолетные чувства, поспешила в дом.
– Господи, как неловко-то, – сокрушалась Софья Ивановна, наблюдая за мужчинами в окно летней кухни. Пока женщины хозяйничали на кухне, они решили не терять зря время и починить забор на хозяйственном дворе. – Пригласили, называется, на праздник, да ещё кого? – причитала, не отрывая глаз от таскавшего доски Дударева. Рома замерял расстояние между штакетниками, периодически прикладывая уровень к прожилине, а Глеб орудовал молотком и с каким-то остервенелым рвением лупил по шляпкам гвоздей.
– Всё нормально, бабуль, – отозвалась Маринка, пребывая в приподнятом настроении. – Для Вала – это не проблема. Тем более, что тебе его должность? У тебя кроме головы сельсовета априори никаких авторитетов не должно существовать.
Рассмеялись. Что правда то правда. Что селу какой-то заместитель мэра, когда у них своя власть и свои порядки. А то, что у Ивановны расхаживает по двору чертовски привлекательный мужчина… так у него на лбу не написано, кто он там на самом деле.
Юля закончила оформлять сырную нарезку и тоже подошла к окну. Переживала, что Глеб в любой момент может вспылить. И так бросал на задорно улыбающегося Вала косые взгляды, поигрывая в руках рукоятью молотка. Того и гляди, запустит.
Интуитивно ощущала его злость. Видела, как сжимал орудие труда, провожая Дударева долгим взглядом. А тот, знай, как назло, то анекдот какой-то выдаст, что Рома заржет как ненормальный, то к околачивающемуся тут же Сашке подойдет и по-отечески потреплет по волосам. И вроде, ничего такого: подумаешь, изъявил желание подсобить в починке забора. Подумаешь, переоделся, сменив строгий костюм на повседневную неброскую одежду. Человек прост в общении, никаких понтов и короны на голове, а Глеба всё равно коробило.
Если Ромка смеялся над шутками Вала, снизойдя с пьедестала отцовской строгости, что тогда говорить о придирчивой к любым мелочам матери? Да она практически растаяла от одной его улыбки, не говоря уже о подаренном букете роз. Но блин, как же он не вписывался в ареал их обитания. Вроде ничем не выделялся и в то же время… Было в нем что-то… настораживающее.
Боялась его. А ещё больше боялась тех чувств, что всколыхнул в ней своим появлением.
О чем именно говорили мужчины, было не разобрать, но то, что Сашка за считанные секунды сдружился с Валом – было понятно и так. Сынишка бегал за ним хвостиком, помогал носить доски и постоянно о чем-то рассказывал. Зная о любви сына к железной дороге, Юля сразу догадалась, о чем идет речь и с замиранием сердца посматривала на нахмурившегося мужа.
Конечно, его можно понять. Тема с мамой, рабочие моменты… Он ненавидел Дударева всей душой и тут… такой удар. Мало того, что в какой-то мере стал вхож в его семью, будет сидеть с ним за одним столом, так ещё и с сыном болтает.
– Ты надоумила Валика взять сменную одежду? – поинтересовалась у дочери Люда, тоже подключившись к просмотру.
– Нет, сам додумался, – ответила с гордостью Маринка. – Сказал, что в курсе, куда едет и что в таких местах вечно хватает работы.
Юля освободила для неё место, вернувшись обратно за стол. Её ожидали тонкие ломтики ветчины и листья салата. Сейчас она разложит их красиво на тарелке и сделает всё возможное, чтобы ни одна душа не заметила её состояния.
«Надо же, какой молодец! И шорты прихватил, и футболочкой запасся. Даже бензопилу не поленился притащить. Будто у них своей нет. Ха! Он куда вообще ехал? На необитаемый остров?»
Как же он бесил своим умением быстро переключаться. Она, значит, места себе не находит, мечется, словно по раскаленным углям, а он расхаживает перед ней, как ни в чем не бывало. Нечестно так и несправедливо.
Чувствовала, что ещё немного и взорвется. Ну не получалось у неё искусно прятать пробегающую при его приближении дрожь; смело смотреть в глаза; отвечать ровным тоном на безобидные вопросы.
Блин, да что же это такое? Что за напасть такая и главное, откуда она взялась?
– Мой тебе совет, дочунь, – задумчиво констатировала Люда, рассматривая «зятя», – не спеши.
– Мам, ну сколько можно! – взбрыкнула Марина, устав от родительского недоверия. – Раз сто уже обсуждали! Даже папа смирился, а ты…
– Отец согласился, потому что выгодно. Я до сих пор в шоке, Марин, – завелась Люда. – Семнадцать лет! Не три, не пять, а целых семнадцать!!! Он на семь лет младше меня. Охренеть. Ему было семнадцать, а ты только родилась. – И тут же осеклась, наткнувшись на недовольный взгляд матери. – Что? Или я неправа по-твоему?
Софья Ивановна недовольно поджала бледные губы и отвернулась от окна.
– Во-первых, я не вижу в этом проблемы, – приняла сторону внучки, рассматривая поочередно собравшихся на кухне женщин. – У Жофрея и Анжелики тоже была разница в возрасте и…
– Боже, мама, это книга! – воскликнула Люда, накрыв лоб рукой. – Нашла с чем сравнивать!
– А во-вторых, – продолжила та с нажимом, игнорируя панический всплеск старшей дочери, – раньше надо было думать. Согласились? Теперь будьте добры, обхаживаете человека.
– Мам, слышать и представлять – это одно, а увидеть – совсем другое. Думаешь, я враг своей дочери? Я тоже желаю ей счастья, но…
– Эй-й-й! – загремела посудой Марина. – Вообще-то я тут, если вы не заметили. Нечего обсуждать мои отношения, будто я пустое место. Запомните раз и навсегда: я люблю Вала и мне плевать на ваши сраные семнадцать лет. Вы или со мной, или нет. Если «да», мы продолжаем накрывать на стол, если «нет» – я забираю Вала, и мы уезжаем. Прости, бабуль, но вы сами начали. И так, ваш ответ?
Люда сокрушительно покачала головой.
Софья Ивановна отвела взгляд, считая, что от судьбы не уйти. Она воспитывала Маринку, когда Люда работала в две смены и знала её характер как свои пять пальцев. Если девчонка сказала, что полюбила, что жить без него не сможет, значит, так и есть. А дальше… жизнь покажет.
У Юли было желание вмешаться, но вовремя спохватилась. Аж передернуло, представив реакцию Марины. Она могла тупо рассмеяться ей в лицо или же вычеркнуть из списка доверенных особ. Тут не с племянницей нужно говорить, а с Дударевым. Не бросать в лицо угрозы, а нормально построить диалог, как двум взрослым людям. Задать конкретный вопрос и получить такой же конкретный вразумительный ответ. Как-то у них изначально не заладилось. Тут нужно или внести ясность, или основательно рассориться и уж потом, исходя от результата, принять решение: рассказать о случившемся в клубе или утаить.
– Я так и знала, – подытожила Марина результаты немого голосования.
***
Никогда ещё Юля не радовалась так загруженности, как именно сейчас.
Забыли соль, не вопрос, сейчас принесёт. Что-что? Вилки не хватает и фужера под шампанское? Нет-нет, она сама всё принесет. Сидите, отдыхайте. Будь её воля, вообще бы забилась в дальний угол на кухне и не показывалась до самого окончания застолья.
– Юль, хватит уже бегать, – положил конец её метаниям Глеб, поймав за руку. – Садись и поешь нормально. Не инвалиды, сами принесём.
О, она бы весь вечер так бегала, лишь бы не пересекаться с ним взглядом. Казалось, все видят её замешательство: сестра, мама, Марина, а самое главное – Глеб. Его внимание и забота заставляли её задыхаться, чувствовать себя неблагодарной дрянью. Такой мужчина рядом, так смотрит влюбленными глазами, а она, стерва, только то и делает, что напрягается от любого, даже самого незначительно движения сидящего напротив мужчины.
Не смотрела толком в его сторону, даже голову не смела поднять. Как сидела до этого, уперев взгляд в гарнир, так и продолжила ковырять вилкой овощи, поджав от напряжения на ногах пальцы.
– Мариночка рассказывала, что у вас не так давно умерла мама? – нарушила затянувшееся за столом молчание Софья Ивановна.
– Ма-а-ама, – возмутилась Люда. – Разве это тема для обсуждения? – Ладно, их семья, так Софья Ивановна ещё и подругу пригласила. Той только дай повод посмаковать подробности.
– А что такое? Все мы там будем. Я ведь не для праздного любопытства интересуюсь, а чтобы выразить соболезнование, – обиделась женщина, пригубив шампанское. Пора тостов и поздравлений отгремела и сейчас за столом чувствовалось вязкое напряжение.
– Всё нормально, – улыбнулся Людмиле Вал, отложив вилку. Обвел присутствующих взглядом, ненадолго задержавшись на Юле и облокотившись руками об стол, остановился на имениннице. – Да, умерла полгода назад. Сердце.
– Ой, как жаль. Терять матерей в любом возрасте больно, – последовало резонное замечание подруги, чье имя Дударев и не думал запоминать.
