Текст книги "Запрещенные друг другу (СИ)"

Автор книги: Арина Александер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 34 страниц)

Глава 21

Выставив перед собой руку, Вал толкнул вперед дверь, и та, надсадно скрипнув, выпустила его из участка на улицу. Время близилось к восьми вечера и если честно, было слегка неожиданно, что его выпустили именно в такой час, не сталв дожидаться завтрашнего дня.

Возле участка было пустынно. Ни души, ни автомобилей. Три дня назад, когда его привезли сюда, будто какого-то уголовника, тут негде было яблоку упасть, а теперь, куда не глянь, сколько не охвати взглядом – одна пустота.

И только когда достал из заднего кармана пачку сигарет вдруг вспомнил, что сегодня День Города. Мда уж, совсем из головы вылетело. Теперь понятно, почему так тихо и безлюдно. Сейчас все жители собрались если не на стадионе за просмотром футбольного матча (на котором он, кстати, должен был выступить с напутствующей речью), так на центральной площади точно.

Сверившись для достоверности со временем, Вал криво улыбнулся и, запрокинув голову, ненадолго прикрыл глаза.

Ка-а-айф. После грязной камеры раскаленный за день ветерок казался едва ли не морским бризом. Хотя… стряхнув руками, принюхался к воротнику рубашки и тихо выругался, уловив обостренным обонянием неприятный запах пота. Вот такие мы, люди, странные существа – когда всё под рукой, оно как бы и не нужно. Душ, отдельный белоснежный унитаз, идеально чистые полотенца, горячий кофе по утрам, заботливо выглаженные рубашки. Всё в порядке вещей. Как неотъемлемая часть. Такая малость…

И вдруг… ты лишаешься этой малости на неопределенный срок.

Всё! Пздц! Конец мира не так страшен, как оказаться в душной вонючей камере без душа. Хорошо, никто не жужжал над ухом и не лез под горячую руку, а то не ровен час мог бы и ответить на эмоциях. И так сдерживался из последних сил, генерируя из остаточных крох самообладания бетонную выдержку.

Всё было на публику. И провокационная статья в газете, и не менее провокационная выходка Осинского. Да возьми ты и пошли его на х**. Ясен пень, что мужика рвало не по-детски. Валу уже сухари сушили, вазелин в подарочной упаковке закупали, а тут нате. Выкусите. Как ходил на работу, так и продолжил являться в мэрию каждодневно, специально демонстрируя офигенское настроение. А то, что Зейналов поднял всех на уши и сделал всё возможное, лишь бы ему не загреметь по хулиганке – никого не касалось.

Какое заявление? Какое избиение? О чем вы? А-а-а, вы имеете в виду Осинского? Ну, упал человек, с кем не бывает. А может, стоял под дверью, развесив локаторы, вот и у*б*шили несчастного ненароком. Внимательным нужно быть. Ага.

Что он ещё мог сказать?

А у самого… С-с-сука… У самого по загривку волосы дыбом и зубы стертые в пыль.

Что ж ты за гнида такая, Глебушка? Что ж тебе всё неймется, а?

Да чтобы его засадить – одного мордобоя мало. Не сажают таких, как он, из-за рассеченной брови и липовых справок. У него ведь тоже есть связи, свои люди и каналы. На что надеялся Осинский, катая на него заявление? Ну вот на что? Что его закроют по первому требованию? Детский сад, ей-богу.

Вот только…

Гнида-то оказалось продуманной. Заявление – это так, умелый ход для отвода глаз. Пока Дударев решал заодно и свои, и Юлькины проблемы, тот договорился с неким неизвестным журналистом «Х» и представил разгромную статью о том, как чиновники их города благодаря коррупционным схемам осуществляют кражу газа и на какие приблизительно суммы государственная казна несёт потери в связи с их деятельностью.

Это был взрыв такой силы, что если бы Вала на тот момент обвинили в убийстве, никто бы так не охренел, как от какой-то там писульки на две колонки самого захудалого издательства.

Какое заявление? Какие разборки в суде? О чем вы? Это реально было пылью по сравнению с тем пизд@цом, что последовал после выпуска статьи. Журналюги, мать бы их в рот, тут же бросились осаждать мэрию, требуя от обнародованных в газете фамилий ответа. Божьи одуваны, семидесятилетние пенсионеры, подняли такую бучу, что хрен заткнешь. Им, видите ли, было обидно, что «зажравшиеся твари» наживаются на воровстве, а их пенсии едва хватало на погашение долгов по квартплате.

И все как-то сразу забыли и о ежегодной денежной помощи девятого мая, и про ремонт дорог, и покупку нового аппарата УЗД. Да один ремонт кардиологического отделения чего только стоил! Никто тогда не интересовался, за чей счёт происходило финансирование. Даже в газете никто толком не написал, как следует. Так, между прочим, упомянули тогда между строк, на от*бись, называется.

А ему и не нужно было. Никогда не любил привлекать к себе внимание, а когда стал заместителем, и подавно. Лучше бы вообще не трогали, пускай бы сами выступали на праздниках, толкали когда нужно витиеватые речи, принимали жалобы и самостоятельно реагировали на них.

Лучше бы он не соглашался на предложение Егора, а продолжил и дальше оставаться в тени, по-тихому отчисляя деньги на развитие города, чем вот так тупо оказаться вовлеченным в скандал.

Осинский, мудила, даже не понял, что за осиное гнездо разворошил своей никчемной статейкой. Ладно, Вал. С него взятки гладки. Ни доказательств, ни хрена. Всё шито белыми нитями.

Ну, нанес ему Глеб удар по репутации. Обидно, досадно. Два года пропахал на нужды города, проплачивая многие моменты из собственного кармана. И что? Для большинства он как был вором, зажравшимся олигархом, так и остался им. Только вот не одного Дударева затронула нашумевшая статья. Были люди, дорогу которым даже он не рискнул бы перейти, а Глебу и подавно не стоило рыпаться.

Грядущие проверки пройдутся по всем инстанциям. И начнутся они, как и положенного, со злополучного горгаза, директор которого сколотил нехилое состояние на незаконных выдачах разрешений по подключению к поставке голубого топлива. И не факт, что не заденет того самого Осинского. Даже не так. Глебушку торцонет в числе первых.

Интересно, на что надеялся этот у*б*нь? Что никто ничего не узнает?

Возможно, с его окружения никто и не додумается, считая, что не станет Осинский так подставлять самого себя. Только Зейналов, проныра, давно сложил дважды два и сразу, как только запахло жаренным, передал информацию наверх.

Теперь всё, хрен кто отвертится. И тому же Цыганову прилетит капитально, и советчика его грёбанного заденет осколками.

Единственное, за что Вал был благодарен Осинскому, так это за то, что тот додумался отправить семью на отдых. И пускай ему до одури не хватало Юльки, пускай сходил без неё с ума – зато он был уверен, что её жизни и здоровью ничего не угрожало. Было бы здорово, если бы она осталась в Турции до самой осени, пока всё не уляжется. Он бы заплатил и за гостиницу, и за питание, лишь бы она не возвращалась в эту мясорубку.

Мысли об Осинской заставили Вала достать из пачки сигарету, и слегка прищурившись, наконец-то закачать в себя разрушающую порцию никотина.

Как можно соскучиться по женщине, которую толком и в объятиях не держал? Как можно рвать жилы, добровольно сигануть в ад, если так и не уверовал в её отдачу?

Без понятия.

Сколько не задавался этим вопросом, так и не смог получить ответ.

По глазам видел, что боялась его. Что так и не рискнула до конца открыться, рассказать всю правду. Таилась, отмалчивалась. На что надеялась при этом? Что оградит его от плохого. Сможет как-то уберечь от зла?

Так зря это всё! Зря-я-я.

Его и так штормило капитально. И так ничего не видел, и не слышал вокруг, а тут ещё и Глеб, сука, спровоцировал. Мало ему было заявления. Успокоился, только когда закрыли в обезьяннике на трое суток. И то… не было и минуты, чтобы Вал раскаялся. Будь его воля – задушил бы тварь голыми руками и похер на срок…

Глубоко затянувшись, выбросил окурок в стоявшую неподалеку урну и жестко растер лицо руками, прогоняя прочь губительные мысли. Ещё раз посмотрел на наручные часы, отмечал половину девятого, и не успел послать Зейналову мысленный посыл, заставляя поторопиться, как вначале улицы показался знакомый внедорожник.

– Опаздываешь, – нетерпеливо передернул плечами, приветствуя Серёгу коротким кивком.

Тот выбрался из Дударевского Джипа и, бросив владельцу брелок, извиняюще улыбнулся:

– Извини, и так летел, как мог. Центр закрыт, пришлось попетлять.

Чтобы не терять время зря, Вал быстро сел за руль, и выждав, пока Зейналов опустится рядом, рванул с места.

– А ты ничё смотрю, – гоготнул друг. – Мордашка цела, губки бантиком. Неужто никто не приставал?

– Слишком буйный. Никто не рискнул, – подхватил шутку Вал, хотя на душе было хреновезно. – А если честно – спасибо за всё, Зень, – протянул для рукопожатия руку, ненадолго оторвав взгляд от дороги, – я уже думал, всё, пздц. Придется ждать Архипова.

Серёга крепко пожал её, и протяжно выдохнув, развалился на сидении.

– Да как бы и не за что. Наше дело нехитрое. Ты ведь и сам знаешь, что самым сложным было заткнуть журналистов. Как видишь, всё получилось. Спасибо празднику. Егорка там такого понапридумывал, что те с ног сбились, не зная, куда бежать. Вот увидишь, завтра о тебе уже никто и не вспомнит.

Разогнавшись до максимума, Вал выскочил на проспект, и витиевато выругавшись, вынужденно сбавил скорость, подстраиваясь под тащившиеся в пробке автомобили. Гребаный праздник.

– Это они сегодня забыли, – вздохнул, расслабив обхватившие руль пальцы. – А завтра всё по-новому.

– Ну так им пздть, что с горы котиться. Это их работа, Валюш. Каждый зарабатывает на хлеб, как может. Не волнуйся. Наши взялись за Матвейку по полной. Чую, скоро такая бойня начнется, многим головушки не сносить.

– А Егор что там? Злой, наверное, как черт?

– Злой. С утра орал как ненормальный, аж пена изо рта летела. Хорошо, хоть с элеваторами всё решили, а то погорели бы самыми первыми. А Егорка понятное дело будет злиться, один универмаг чего только стоит. Так что, дружище, – похлопал Вала по плечу, – готовь вазелин, завтра он тебе ой как пригодится.

Несмотря на шутливый тон, в салоне витало напряжение. Сергей знал, откуда росли ноги возникшей проблемы и в какой-то момент прекратил улыбаться, внимательно посмотрев на друга.

Начав терять терпение, Вал снова закурил и, приоткрыв окно, направил струю дыма в медленно движущуюся вереницу автомобилей. Побарабанил кончиками пальцев по рулю, глядя в лобовое стекло и прикусил от досады губу, отчетливо понимая, что проклятая пробка так быстро не рассосется.

Уставший, небритый, со следами бессонницы на лице – выглядел он далеко не айс. И в то же время… было в его взгляде что-то такое, отчего Серёге хотелось втянуть голову в плечи, а ещё лучше – выйти из машины и пойти своим ходом. Потому как за годы дружбы он уяснил одну простую вещь: если Вал рвал и метал, крушил всё вокруг – это ещё не мандец. Значит, человек пытается справиться с отрицательными эмоциями, освобождается от их пагубного влияния. Но когда он вот так спокойно сидел перед ним, изредка поигрывая скулами, практически без всяких следов внешнего смятения и написанной на лице тревоги – вот тогда было страшно. И за него, и за себя. Потому что такой Вал мог если не избить человека до смерти, то натворить таких делов, после которых мог запросто наступить полный Армагеддон.

Тут и ходить далеко не нужно. Вспомнить хотя бы случай трехдневной давности. Всем досталось. Без исключения. А всё почему? Потому что никто из них не железный. Всему когда-то наступает конец, даже чьей-то легендарной выдержке.

Серёга извлек из внутреннего кармана пиджака переданный на хранение сотовый.

– Вот, возвращаю в целостности и сохранности.

Дударев стряхнул за окно пепел и зажал сигарету зубами, забрал телефон. Внутри тревожно ухнуло, но внешне он никак не выдал своего состояния, сохраняя тот же невозмутимый вид.

– Только он сел, – сообщил с сожалением Сергей, коря себя за невнимательность.

– Звонила? – поинтересовался Вал, положив телефон на приборную панель. Спросил между прочим, чтобы заполнить возникшую паузу. По-любому Юля ждала ответа. Иначе и быть не могло. Хорошо ещё, что додумался сразу оставить телефон Зене, а то бы вся дежурка читала их переписку.

– Миллион раз. И звонила, и писала. Извини, не получилось зарядить. У меня разъем на зарядке другой.

– Читал?

– Я что, по-твоему, похож на смертника? – прозвучало обижено.

Вал только кивнул. Что-что, а состояние Юли ему было знакомо. Сам через такое прошел недавно. Конечно, можно было и предупредить, попросить того же Серёгу написать ей сообщение и вкратце рассказать, что стряслось, но… на тот момент он был в таком раздрае, что только и смог, что отставить телефон Серёге от греха подальше. А потом не до сообщений было. Все три дня, что провел за решеткой, задавался одним единственным вопросом: был у неё секс с мужем или нет? Взял он её силой или она добровольно отдалась?

Эти вопросы его так и не отпустили. Долбили молотками в височную кость, напоминая, из-за чего именно он загремел в изолятор.

– Вал, нельзя так реагировать, – словно догадавшись о его мыслях, начал Сергей. – Я ведь в следующий раз могу и не помочь. Ты ведь тоже юрист.

Дударев дернул плечом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Ты сам всё видел.

– Бл*дь, да он что угодно тебе выдаст. Причем, во всех деталях: как и сколько раз она кончала, какое белье было на ней в тот момент, – поймав на себе озверевший взгляд, Сергей благоразумно заткнулся.

Вал в сердцах увалил кулаком об руль. Никому не понять, что он испытал тогда. Он вообще не ожидал увидеть на пресс-конференции Глеба. Охренел – и это ещё мягко сказано. Просочилась всё-таки тварь, нашла лазейку, хотя чётко дал понять охране не впускать суку ни под каким предлогом. И вот он отвечает на каверзные вопросы журналюг, умело ставит их на место, предоставляя ловко подтасованные факты, и тут… эта гнида, берет и достает из нагрудного кармана женские трусы. И не просто там белье, а именно те самые стринги, что были на Юле в их последнюю встречу….

Если бы можно было, урыл бы тварь прямо на месте. Сейчас не мог сказать, как именно всё произошло, но помнил, что пришел в себя уже таскающим Осинского за глотку, а какая-то жирная тётка дубасила его сумкой по плечам. И хрен поймешь, что в том лантухе было: то ли картошка, то ли кирпичи. Потому что спина у него так и не прошла. Ныла по сей день.

И то, что сейчас Зеня застегивал ему об умении сдерживаться, выбешивало ещё больше. Дело ведь не столько в нижнем белье, как в открытой демонстрации превосходства. Осинский тупо смеялся ему в лицо, давая понять, что в курсе всего. Да, он имел доступ к Юлькиному белью и мог хоть обвешаться им, но бл*дь, всё было не просто так. Нутром чуял. Интуиция подсказывала. Не факт, что когда Юля пришла от него домой, Глеб не поставил её в позу. Всё могло быть. Всё!

И хуже всего то, что она… она могла принять его, потому что они, сука, договорились действовать тихо, не привлекая к себе внимания. Он лично её об этом попросил.

С-сука… Снова эта тупая, тянущая боль в груди не давала сделать вдох.

Съехав на обочину, Вал распахнул дверцу и, надавив со всей силы на диафрагму, выскочил на тротуар. В глазах рябило от бликов уличных фонарей. Вокруг людно, празднично. Со всех сторон гремела музыка, слышался смех, но ему в уши словно ваты затолкали. Сосредоточиться бы на чем-то, зацепиться за что-то глазами, чтобы в очередной раз не сойти с ума.

Задыхался.

Чёрт! Что с ним не так?

– Вал… – на плечо легла тяжелая кисть, – он просто провоцировал тебя. Его целью было вывести тебя из строя. Смотри, он добился своего. Старик, да ты сам на себя не похож.

– Ты не понимаешь, – Вал оперся локтями в колени и судорожно втянул в легкие необходимую порцию кислорода. Дышал надсадно, отрывисто. – Это я виноват. Только я…

– Это может быть ложью, – не согласился Серёга, будучи осведомленным насчёт запретной связи. – Я бы на твоем месте не верил Осинскому. Ни сейчас, ни в будущем. Вал, услышь меня, пожалуйста, он ещё много чего может наговорить. Забудь о нем хотя бы на время. Не подходи к нему и даже не дыши в его сторону. Иначе если Архипов копнет глубже, поверь, уже никто не сможет тебе помочь. Потому что там, – ткнул пальцев вверх, – больше не захотят рисковать. – И добавил совсем тихо: – И так все на иголках. Если дело не замнется в ближайшее время, начнут действовать сами, без нас. Надеюсь, ты понимаешь, чем это чревато?

Конечно, Дударев понимал…

– Серёг, я ведь ради неё… – голос предательски дрогнул.

– …готов на всё. Это я уже понял.

– Я серьёзно.

– Я тоже, – улыбнулись ему понимающе. – Поэтому постарайся вести себя паинькой, потому что толку от заключенного партнера ноль, понимаешь? Мы в оной упряжке, Вал. Не забывай об этом, когда в следующий раз будешь душить Осинского при свидетелях.

***

Квартира встретила привычной тишиной. За последнюю неделю он бывал в ней набегами: для смены одежды, легкого перекуса, ну и, если повезет, какого-никакого сна. Иногда даже душ принимал утром, настолько сильно уставал за день. Единственное, что заряжало бодростью, что заставляло с нетерпением ждать приближения ночи – были бесконечные разговоры с Осинской.

Тогда и усталость исчезала, и настроение появлялось. Лгал, когда рассказывал, что всё хорошо. Умело переключался на нейтральные темы, если начинало пахнуть жаренным и, конечно же, делал всё возможное, чтобы помочь с разводом. Слава Богу, хоть с этим проблем не было. Всё остальное не имело значения. Радовался за её отдых, вслушивался в легкое дрожание голоса и мечтательно прикрывал глаза, представляя соблазнительное тело рядом.

Не знал, как выдержит без неё ещё один день. Ведь ещё не ясно, получится завтра встретиться или нет. Но и не видеть её, не слышать в живую её голоса уже тоже не мог. Пока была далеко, пока и мог мириться с пониманием, что сейчас нельзя. Но уже завтра она вернется и удержаться в таком случае на расстоянии станет практически нереально.

Как это всё будет, ещё не знал. В голове пока не укладывалось. Но в одном был уверен точно – если не увидит её в ближайшие дни, то просто слетит с катушек.

Вздохнув, Вал расстегнул на рубашке пуговицы, прошел в гостиную и, отыскав на журнальном столике зарядный шнур, нетерпеливо подключил телефон к питанию.

Жрать хотелось – не то слово. В желудке второй день противно сосало, но ему было похрен на накатывающую периодами слабость. Уже привык. Куда важнее услышать Юлькин голос и зарядиться от неё добротной порцией положительных эмоций.

Разрядившийся в ноль телефон жалобно пискнул, приняв первые ватты подпитки, и снова выключился.

Ясно. Придется подождать.

Оставив устройство напитывать мощность, мужчина застыл посреди комнаты, не зная, с чего именно начать: с утоления голода или душа. Желание поскорее ощутить на себе очищающие потоки воды заглушили урчание желудка на целых тридцать минут.

Может, и к лучшему, что не стал звонить сразу. Так он и успокоиться успел, и рассудительно взвесил все «за» и «против». Да и Юля вряд ли смогла бы нормально ответить. Стоило подождать хотя бы до полуночи. Зато пока принимал душ, основательно убедился, что нехер юлить и придумывать ложь. Лучше сказать всё как есть, не испытывая судьбу, но избегая детальных подробностей.

В душевой он долгое время смотрел на свое отражение, выискивая во взгляде присущую раньше беспечность.

Не было её. Исчезла куда-то.

Смотрел на усталое лицо и честно, не узнавал в нем себя. Не то, чтобы вымотался или устал после трехдневной игры на нервах. Нет. Прекрасно знал, что ни черта ему не будет и что вся эта показушность лишь игра на публику для удара по занимаемой должности. Просто… в какой-то момент чёрная ненависть настолько затопила разум, что стало на всё похер. Страшно стало и от своей неадекватности, и растерянного умения сдерживаться.

Реально страшно.

Поэтому и не рвал жилы, требуя у адвокатов немедленного освобождения. Пока мерил шагами клетку и смотрел обезумевшим зверьем на мелькающие лица блюстителей закона, пока и была гарантия, что не грохнет Осинского. Ему нужен был вакуум, в котором мог задохнулся от дикой ярости, а не свобода, которая снесла бы ему крышу бредовыми идеями.

Теперь он был спокоен. Пребывание в четырёх стенах не прошло бесследно. Вытрясло всю дурь, устаканило мысли. О произошедшей во время конференции потасовке старался не думать. Он вообще приказал себе поставить на блок мысли определенного характера. И так едва успокоился. Если снова начать строить догадки, отравляя разум «было, не было», тогда можно сразу возвращаться в мусарку и писать чистосердечное.

Почувствовав, что ещё немного, и его снова накроет, Вал стряхнул головой, разорвав с самим собой зрительный контакт и повязав крепкие бедра широким полотенцем, прошел на кухню.

Александровна мировая тётка. Будучи осведомленной насчёт его освобождения, заранее приготовила море блюд. Часть из них хранилась в холодильнике, часть – так и осталась в духовке, сохраняя умопомрачительный аромат. А остальная часть была заботливо оставлена на столе под вафельным полотенцем.

Вал без разбору закинул в себя холодную нарезку, поел прямо из сотейника запеченный картофель с бужениной и, выпив залпом полный стакан апельсинового сока, уже умиротворенно вернулся в гостиную.

За это время телефон успел набрать пять процентов и Вал, облегченно выдохнув, рухнул с ним на диван. Стоило выйти на связь, дождавшись полной загрузки, как на него тут же посыпались сотни сообщений и не менее десятка уведомлений о неотвеченных звонках.

Переживала его Юляшка. Нервничала. Ещё бы. Он и сам изрядно стресанул, оставшись без средства связи.

Пока читал сообщения, периодически сверялся со временем, изнывая от ожидания. Минутная стрелка едва перемещалась по циферблату, заставляя его материться сквозь зубы.

Сначала читалось без напряга. Юля в краткой форме писала, как проходил её отдых, ни на что особо не жалуясь, и параллельно спрашивала о его делах. Потом, когда поняла, что он пропал, стала писать коротенькие смс с просьбой ответить как можно скорее. А затем и вовсе пригрозила придушить его, если не перезвонит ей в сию же минуту.

– Ох, Юлька-а-а-а, – смеялся Вал, бегая глазами по гневным строчкам. – И откуда ты только взялась на мою голову?

Едва стрелка часов стало точно на двенадцать, Вал от нетерпения подскочил на диване и с замиранием сердца набрал Осинскую.

– Юля, – позвал вкрадчиво, прислушиваясь к шумному дыханию. Даже показалось, что смог различить едва уловимый всхлип.

– Вал? – дрогнул на том конце связи любимый голос.

– А кто же ещё? – растянул губы в довольной улыбке, утопая в хлынувшей на сердце щемящей нежности.

Несколько секунд повисшей тишины показались для него вечностью, и тут… Осинскую прорвало, да так, что пулеметная очередь нервно курила в сторонке, уступив пальму первенства разгневанной, обезумевшей от тревоги женщине.

– Гад ты, Вал, понял? Ты… ты… чурбан бесчувственный… У тебя нет ни совести, ни сострадания, нихрена! – разрывался динамик от её плача, стерев с лица Дударева широкую улыбку.

– Я… – попытался вклиниться в сбившуюся речь, но его никто не стал слушать.

– И сердца у тебя нет! Ты… жестокий, напыщенный… Я чуть с ума не сошла. Да я едва не поседела, не зная, что и думать. Неужели так сложно написать сообщение? Ты специально, да?

Ну-ну, вот как мы запели, да? Знакомая до боли ситуация. Теперь поняла, каково это – жить в неведении и подыхать от тревоги.

Пришлось смиренно переждать, пока Юля окончательно не выдохлась, продолжая сотрясать телефон сдавленными всхлипами.

Она переживала, плакала, а у него дрожь по всему телу и темные круги перед глазами. На многое согласился, лишь бы оказаться сейчас рядом.

– Юль, я… в общем… – замялся, подбирая правильные слова и так ничего и не придумав, выдал, как на духу: – Короче, мне пришлось немного посидеть в обезьяннике.

– Что?!.. В обезьяннике? – не поняла с ходу Юля.

– Только не путай с зоопарком, – заулыбался Вал, решив пошутить. – Эй, Юляш, ты там? – забеспокоился, прижимая динамик к уху. Блдь, зря сказал.

– Тварь… какая же он всё-таки тварь… – послышалось совсем убито. – Я думала, он заберет заявление.

– Даже не думай накручивать себя, слышишь? Всё хорошо, я дома. Всё позади.

– Это из-за меня… Зря я тогда пришла к тебе…

– Ну вот, наша песня хороша, начинай сначала. Юль, я тебе русским языком говорю: всё хорошо, я жив, здоров и невредим. Жду твоего возвращения, пускаю слюни, мечтаю поскорее обнять тебя. А стояк-то какой, ты даже не представляешь, аж зубы сводит.

На том конце связи рассмеялись. Тихо, правда, но хоть какой-то прогресс. От воспоминаний их последней близости Вал действительно едва не взвыл.

– Дурак, – шмыгнула носом Юля, продолжая рвано дышать, – кому что, называется.

– Ну а что, роднуль? Я соскучился. Тюрьма тюрьмой, а секс…

И тут его накрыло. Зарекался думать об Осинском, но память коварная штука, так не вовремя и так жестоко обломала его откровения, напомнив о недавней агонии.

Забей. Даже если и было, она его жена. Серёга прав, не стоит мучить ни себя, ни её.

И всё же…

Вал поднялся с дивана и, подойдя к окну, прижался плечом к откосу, рыская по ночному городу отстраненным взглядом. Ну, вот как у неё спросить, а? Как узнать? Всё равно лица её не видел, в глаза не смотрел. Даже если Глеб и окажется прав, всё равно не признается, соврет, как пить дать.

– Расскажешь, как всё… – попросила тихо Юля, не подозревая о его душевных терзаниях, и вдруг осеклась, приглушенно охнув.

Вал мгновенно напрягся, вслушиваясь в непонятно откуда взявшуюся тишину.

– Юль, ты там?.. Чёрт! Алло?!

Ноль реакции.

В груди шевельнулась тревога. Только бы не с Юлькой чего…

Как бы то ни было, мысль о том, что могло произойти что-то нехорошее, вызывала внутри тревожное чувство. Что опять не так?

Снова набрал. И снова тишина. Затем и совсем охренел, поняв, что телефон тупо отключили.

Зашибись. И что теперь делать? Она что там, решила довести его до инфаркта?

– Твою ж мать, Анатольевна! – сжал телефон в руках, пытаясь утихомирить сорвавшееся в бездну сердце. – Какого хрена!