Текст книги "Запрещенные друг другу (СИ)"
Автор книги: Арина Александер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 34 страниц)
Глава 25
Удар получился весьма ощутимым. На губе тут же проступила капелька крови, вызвав на языке металлический привкус.
– Что ж ты за тварь такая? – процедила Марина, швыряя в родственницу одну за другой молнии. Мало ей, видите ли, было физической расправы. Хотелось ещё и за волосы оттаскать, чтобы дошло окончательно: нехрен трогать чужих мужчин. Так и подмывало набросится на тётку с кулаками, лишь бы не считывать с её лица недоуменное выражение. Сука. И у неё ещё хватило наглости смотреть на Марину, словно ничего не произошло!? – Как тебя вообще земля носит?
Пребывая в минутной дезориентации, Юля прижала к вспыхнувшей щеке прохладную ладонь, обалдело уставившись на племянницу. Мало того, что пощечина получилась болезненной, вызвав неконтролируемый прилив жара, так ещё и неожиданной.
– Марин, ты чего? – слизнула вязкую каплю, обретая ясность мысли. Военбург слегка пошатывалась, что натолкнуло на мысль о её нетрезвости. Ну, правильно, удрала из дому, налакалась где-то и теперь море по колено. Трезвой вряд ли бы хватило смелости залепить пощечину, а так, да, всё можно. Не то, чтобы удивилась такой подаче, где-то в глубине души даже ожидала. Чего греха таить, причин для этого было предостаточно, но не сегодня – уж точно.
– Ты прикалываешься? – рассмеялась девушка, повысив голос. – Это как ТЫ могла?! От кого, от кого, но от тебя я такой подлости не ожидала.
Внутри у Юли похолодело. Бросив быстрый взгляд на открытые окна, испуганно метнулась к девушке, спеша прикрыть, пока ещё не поздно, её грязный рот, но та ловко увильнула в сторону, продолжая оглушать не пойми откуда взявшимися придирками.
– Да уж… кто бы мог подумать, – зашлась она противным смехом, сохраняя стойкость благодаря высокому забору. – Мало того, что оказалась слаба на передок, так и ещё и моего… – пошатнулась, продолжая хвататься за штакетник, – жениха увела.
Во дворе залаял Бакс. Юля уже не то, что похолодела, обмерла, испытывая нехватку воздуха. Вроде всё было хорошо, по крайней мере, они договорились, что мах на мах, но потом… чё-ё-ёрт… потом она сказала, что ей пофиг, что Марина может пойти и обо всем рассказать матери. Вот дура… Понадеялась, называется. Лучше бы наплела в три короба, выдумала какого-нибудь Валерона, глядишь, и обошлось бы всё.
– Успокойся, – понизила голос до шепота, придав тихому звучанию уверенные нотки. – Никто твоего Вала не уводил. С чего ты вообще взяла, что мы вместе? Марин, давай так… ты сейчас возьмешь себя в руки, и мы нормально поговорим. Что скажешь? – сделала несмелый шаг в её направлении, всё ещё надеясь на адекватность племянницы.
– Да пошла ты со своими предложениями, знаешь куда! – ударилась та в истерику, переполошив в округе всех собак.
– Марин, послушай, – предприняла Юля последнюю попытку достучаться, – я ещё раз повторяю, что никто с…
– Заткнись!.. – слава богу, перешла пускай и на полный презрения, но всё-таки шепот. – Не смей! – пригрозила пальцем, захлебываясь в водовороте эмоций. – Меня тошнит от тебя. Ты… лживая сука! Я к тебе со всей душой, – всхлипнула, хватая ртом воздух, – Ты же мне как сестра была… Как мама… Я доверилась тебе, открылась, а ты… Знала ведь, как я люблю его, что жить без него не могу и всё равно трахалась с ним, раздвигала ноги, а потом смотрела мне в глаза. Тварь!
Да, всё заслужено и справедливо, так, как и должно было быть, но как же неприятно, больно и стыдно. Каждое слово медицинским скальпелем вспарывало нутро, лишая способности нормально дышать. Вот то состояние, чувство приближающейся беды, которое не отпускало её сердце с самого утра. Это оно шептало не идти к Дудареву, удерживало возле общежития, сдавливало ребра необъяснимым напряжением и страхом, когда смотрела с восторгом в тёмно-серые глаза.
Марина всё видела. Случайно или преднамеренно – не имело разницы. Важно, что теперь на её руках были неоспоримые доказательства, сыграть против которых, пустив в защиту даже самые шаткие оправдания было уже невозможно.
– Эй! – крикнула Военбург со всей силы и, привстав на носочках, попыталась заглянуть во двор. – Кто хочет посмотреть на возвращение поблядушки – все сюда!
Юля обмерла в прямом смысле слова. Онемение началось с ног и постепенно переместилось выше, норовя парализовать весь кровоток.
Господи… Стояла перед когда-то близким, родным человечком и не могла собрать себя в одно целое. Боль племянницы была и её болью. И как бы ни успокаивала себя, что Марина сама допустила ошибку, она ведь предупреждала её ещё с самого начала, а пробудившееся чувство вины перекрыло все доводы, затмив продуманную расчётливость племянницы обострённой совестью. Не только Маринке было плохо. Она тоже горела в аду. Каждодневно. Час за часом, минута за минутой. Но кого это волновало?
– Прости… – надавила зубами на образовавшуюся на губе рану, тем самым сдерживая разрастающуюся по телу дрожь, и опустила глаза, не имея больше сил считывать устремленное в её сторону презрение. – Мне… – запнулась, прислушиваясь к ощущениям. Было ли ей жаль? Очень. Но слова застревали в горле, раня чувствительные стенки острыми краями. – Я не хотела… правда, не хотела, чтобы всё так получилось. Поверь, я бы никогда не сделала тебе больно… Но умоляю, прошу тебя, давай ты успокоишься, Глеб не должен узнать…
Знала, на что шла. С самого начала готовилась к хлынувшим на голову помоям. Но одно дело знать, представлять всё в сонном режиме и совсем другое – чувствовать, проживать именно сейчас. Несопоставимые сравнения. Их невозможно прожить и отрепетировать заранее.
– Только не начинай, ага? Ещё на колени тут передо мной упади, – процедила язвительно Марина, исходя парами яда. – Смотреть противно. Не хотела она. А спать с чужим мужиком, видать, хотелось сильнее, раз переступила через меня. Да что там меня! Ты через семью свою переступила.
– Что тут за крик? – показалась в проеме калитки сначала Люда, а потом и хмуро-взирающий по сторонам Глеб. – Марин, совсем слетела с катушек, а если отец услышит? – шагнула к пошатывающейся дочери и тут же остановилась, подозрительно принюхиваясь к разившему от неё запаху перегара. – Ты что, пьяная, что ли?
– Да-а-а… И что? В угол поставишь? Так тут не меня надо наказывать, а вот эту тихушницу, – кивнула на побледневшую Юлю. – Да, Юль? Сама расскажешь, как оно, подмахивать на два фронта или мне поведать?
Глеб втянул с шумом воздух и шагнул к вздрогнувшей жене, вмиг оценив ситуацию. Обменялся с ней взглядом, и тут же развернулся лицом к девушке, нацепив на лицо невозмутимую маску.
– Для начала, успокойся! – сказал сухо, спрятав за спиной дрожащее тело жены. Закинув назад руку, нащупал её ледяные пальцы и с силой сжал их, давая тем самым понять, что готов поддержать.
– Мариночка, солнышко, пойдем в дом, – засуетилась вокруг дочери Люда, пребывая в недоумении. – Ты успокоишься, расскажешь нормально, что случилось. Давай не будем устраивать концерт на глазах у соседей.
Военбург пропустила мимо ушей причитания матери, впившись в Глеба цепким, сканирующим до мозга костей взглядом. Юля стояла ни живая, ни мертвая, боясь дальнейшего развития событий, и уже сама впилась в запястье Глеба цепкой хваткой, пытаясь удержаться на плаву губительной реальности.
– Боже… да ты… – вырвался у Маринки шокированный смешок, отчего у Юли стали подгибаться коленки. – Ты в курсе, да? Ты всё знаешь? – начала отступать на дорогу, кивая своим мыслям. – Ну конечно!! Вот я дура! Ты ведь с самого начала знал, – схватилась за горло, массируя пересохшую гортань, – ещё у бабушки на дне рождения, – прошептала изумленно, глядя Глебу прямо в глаза. – Ваш конфликт, он ведь не из-за работы был. Ты уже тогда… Господи… это так мерзко… – обхватила голову руками, пугая мать ещё больше. Она, в отличие от остальных, ничего не понимала и судорожно заламывала руки, ожидая хоть каких-то объяснений.
– Заткнись, – оборвал её истерику Глеб, напрягшись всем корпусом. – Тебя это не касается. Я со своей женой разобрался, – выплюнул презрительно, будучи не в восторге, что постыдная тайна его семьи вынеслась на всеобщее обозрение. – А ты… – дернул кадыком, продолжая прижимать к себе Юлю, – раз уж так мерзко, разберись для начала со своим «женихом», с которым у вас, как бы, намечается свадьба.
– Глеб, пожалуйста, – уткнулась Юля между его лопаток, едва не оседая на землю. Внутри всё сжалось от страха. Ещё чуть-чуть, и Марина бросит в неё атомную бомбу. И всё. Заденет всех без исключения. Лучше уйти пока не поздно. – Не надо, не связывайся с ней.
– Всё нормально, – прошептал он, слегка повернув к ней голову. – Узнала, так узнала, сейчас разберемся.
А вот этого ей совсем не хотелось. Какие разборки, когда он не знал самого главного. Всеобъемлющий ужас, подтачивающий её изнутри, вырвался наружу, вызвав неконтролируемый поток солёной влаги. Никогда ещё не чувствовала себя настолько гнилой и испачканной, как в эти долгие минуты ожидания приговора.
– Прошу тебя… – только и могла шептать, судорожно дыша в окаменевшую спину. Не перед Мариной сейчас корчилась, выла её душа, а перед тем, кто закрыв собой, спрятав от злостных нападок, продолжал упорно собирать с полу осколки разбившейся вазы.
– Разобрался? – сорвалась Марина на крик, заметив, с каким бетонным спокойствием вел с ней диалог Осинский. – Как ты разобрался? Да ты хоть знаешь, с кем она только что была, от кого бежала? Нет? Так догадайся!
Юля почувствовала, как сжимающие её пальцы, усилили натиск, впившись в тонкое запястье едва не до онемения и в ту же секунду её захлестнула такая паника, что если бы не крепкая хватка – сорвалась бы с места и бросилась наутёк. Куда-либо, лишь бы подальше от этого кошмара.
– Я своей жене доверяю, – прозвучало севшим голосом. Сейчас Глеба потряхивало не меньше её и Юля не могла даже представить, что ему придется испытать, если Марина продолжит в том же духе.
– Да ладно?! И что, даже в курсе их тайной переписки?
– Какая ещё переписка? Что вообще происходит? – вклинилась в разговор Люда, взволнованно рассматривая дочь.
– А то и происходит, мам, – уперла руки в бока Марина, устав ходить вокруг да около. Хватит. Пускай все знают! – Что твоя драгоценная сестрёнка спит с моим Валом, а Глеб, оказывается, всё знает и прикрывает их связь. Да, зятек? Прикрываешь ведь? Иначе хрен бы допустил. Что уставились? – накинулась на застывшую мать, перейдя на плач. – Не ожидали? А я всё знаю. Давно просекла. Сначала думала: бред, не может такого быть, а оно вон как… – утерла катившиеся по щекам слёзы тыльной стороной ладони, продолжая нанизывать Юлю на острые иглы. – Болтает с ним по телефону, переписывается. Вместо того, чтобы смотреть на меня, как на ничтожество, лучше бы проверили её сумку и увидели, что я не лгу.
Пока она говорила, Глеб повернулся к Юле и от его вспыхнувшего непередаваемой болью взгляда у неё внутри всё оборвалось, ухнуло вниз, разбившись на миллионы осколков. Заторможено сделала шаг назад, отступая к калитке и судорожно вжала в себя сумку, слыша сквозь толстый стой ваты, как племянница рушила её надежды на счастливый исход, рассказывая и про вчерашний конфликт в ванной, и сегодняшнюю встречу за стенами общежития.
– Вот так вот, Глебушка! – победоносно рассмеялась Военбург, вытирая слёзы. – А говоришь: «Я своей жене доверяю». Муфлон ты самый настоящий.
Глеб грубо выхватил у Юли сумку и рванув до конца молнию, вытряс её содержимое прямо себе под ноги. Среди упавшей в траву мелочевки мелькнул и подаренный Валом мобильный. Медленно присев, он поднял его и, покрутив в руках некоторое время, демонстративно спрятал в заднем кармане джинсов.
– Отдай! – рванула к нему Юля, пытаясь выхватить улику, но Глеб лишь жестко схватил её за локоть и оттолкнул прочь, остервенело играя желваками. Смотрел так, что по спине полился холодный пот, а громкая пульсация сердца отдавалась в голове давящими спазмами. Сейчас что не скажи, как не преподнеси свои чувства – всё воспримется в штыки и вызовет шквал неодобрения. Никто не станет её слушать и уж тем более понимать.
Господи, пускай это окажется жутким кошмаром. Она всё вынесет, всё преодолеет, лишь бы проснуться в прежней жизни.
– Иии… – прикрыла рот Люда, будучи в шоковом состоянии. Поняла, наконец, весь масштаб катастрофы и по правде говоря, пришла в неописуемый ужас. – Юль, мы ведь одна семья, а ты всё это время…
– А она всё это время смотрела тебе в глаза и нагло лгала, мам, – продолжила гнуть свое Марина и чтобы придать конфликту ещё большую драматичность, обхватила живот руками. – Только хрен ей, ясно? Я не дам разрушить свою жизнь какой-то там похотливой твари.
– Да как же так… Ребёнок ведь… И ты… как теперь всё будет? Что я отцу скажу?
– А то и скажешь, мол, моя сестра позарилась на счастье нашей дочери, трахалась на два лагеря, жрала со всеми хлеб сидя за одним столом и тупо всех на*бывала.
Невозможно передать словами, что Юля испытывала в тот момент. Этот спектр эмоций не смог бы выразить ни один толковый словарь. Как бы ни корила себя и не обвиняла, а то, что слышала в свой адрес, было не только болезненно, но ещё и несправедливо. И так стало тошно, что аж выть захотелось от жестокой несправедливости. Это она тварь? Она лживая сука?
Пульс грохотал в ушах, заглушая доносившиеся извне звуки. Пошатнувшись, предприняла попытку ухватиться за воздух. Казалось, не только сердце замерло, но и весь мир оцепенел, застыв перед чем-то ужасным. Кто что говорил, с какой именно интонацией – ничего не было слышно. Зато четко видела горящие убийственным разочарованием глаза мужа и возмущенное, перекошенное от презрения лицо сестры.
С трудом смогла облизать пересохшие губы и судорожно, словно находясь под бетонной плитой, втянула в легкие ничтожную порцию кислорода. Воздуха катастрофически не хватало.
Вдох… Ещё вдох… Мало. В груди образовался плотный узел, который не получалось разорвать слабыми потугами.
Внизу живота налилось давящей свинцовой тяжестью, а потом… уже теряя сознание Юля почувствовала, как по внутренней стороне бедра побежала теплая субстанция. «Кровь», – мелькнуло перед глазами яркой вспышкой, и в следующий миг её мозг погрузился в кромешную темноту.
Юля пришла в себя на больничной койке.
Сначала, как и положено, активизировались органы чувств, наполняя мозг необходимой информацией, а потом, сбросив с себя вязкое оцепенение, ожило и само тело.
То, что находится в больнице, Юля поняла по характерному стерильному запаху, который, казалось, и привел её в чувство, вырвав из объятий обволакивающей пустоты. Медленно открыв глаза, почувствовала легкое головокружение и сразу же прикрыла их обратно, различая под веками красные мельтешащие точки.
Красные…
Господи! Кровь…
Как только смогла сложить воедино это слово, на неё тут же обрушилась коварная память, восполняя пробелы бессознательного существования событиями пережитого кошмара. Перед глазами в ускоренной прокрутке пронеслись кадры с Валом, сестрой, Глебом, Мариной… Реакция последней ворвалась в уши уничтожающей правдой, презрительным криком, неожиданной яростью. Затопила горькой обидой, безграничным страхом и настолько диким отчаяньем, что успокоившееся ненадолго сердце ринулось в бой, сокращая несчастные клапаны с удвоенной нагрузкой.
Предприняв очередную попытку вернуться в реальность, Юля снова распахнула глаза, решительно сбросила с себя тонкую простынь и уже хотела, было, вскочить на ноги, как вонзившаяся в вену игла заставила болезненно охнуть, завалив ослабленные тело обратно на подушку.
– Аккуратней, а то вырвешь с корнями, – запоздало послышалось совсем рядом.
Облизав пересохшие губы, Юля осторожно повернулась на источник звука и широко распахнула глаза, увидев встревоженное лицо мужа.
– Ну вот, – поднялся Глеб со стула, всматриваясь в локтевой изгиб, – всё-таки сместила, – посетовал, указывая на вздувшуюся вену. – Сейчас попробую поправить, только ты не дергайся, хорошо?
Юля проследила за тем, как он с особым вниманием, стараясь не причинить ей боль, поправил положение иглы и непроизвольно вздрогнула, почувствовав прикосновение горячих пальцев. Сейчас, когда вся правда всплыла, такая забота вызвала в её груди беспокойство. Не верила она ей. Как и не верила устремленному на неё участливому взгляду. Должно быть, всё дело в обмороке. Если бы не её отключка, кто знает, как бы всё сложилось дальше. Её могли элементарно вышвырнуть на улицу на потеху оторопелой родни или оттаскать за волосы, обвинив во всех смертных грехах. И это, на минуточку, далеко не самое страшное…
– Как ты себя чувствуешь? – продолжил удерживать её руку Глеб, поглядывая на едва капавшую капельницу.
– Немного кружится голова и ноет затылок, а так… не знаю, вроде нормально, – приподнялась на свободной руке, принимая сидячее положение. Сорвавшаяся с губ ложь так и осталась без должной реакции, потому как Глеб не поверил ни единому слову, продолжая изучать её лицо нахмурив брови. Но она действительно чувствовала себя не так уж и плохо. Знать бы ещё, что случилось. – Почему я здесь? – поинтересовалась тихо, прислушиваясь к ощущениям. Вроде, и ничего такого, жива-здорова, а сердце всё равно лупилось о ребра, отдаваясь в венах гулкой пульсацией.
– Пока и сам не знаю, – сдвинул плечами, застыв возле её изголовья. – Ты потеряла сознание плюс ко всему, ударилась затылком о булыжник. Я сразу привез тебя в больницу. И… – кашлянул, прочищая горло, – у тебя открылось кровотечение. Нехилое такое, я бы сказал. Пока довез, едва с ума не сошел.
При этих словах Юля резко раздвинула ноги, подмечая, что вместо испачканного кровью сарафана на ней была надета медицинская сорочка для беременных и… больше ничего! Мамочкиии! Кожные покровы моментально бросило в пот. Неужели её так залило, что пришлось переодеть, да ещё и подложить непромокашку? Футболка Глеба тоже была в крови, и ей пришлось судорожно сглотнуть несуществующую слюну, проживая едва не самый худший день в своей жизни.
– Я не понимаю… – начала испуганно, вернувшись к созерцанию больничного белья. Что простынь, что сорочка сейчас были чистыми, без каких либо выделений, но это снаружи, а внутри… Внизу живота ещё улавливалась легкая боль, но в целом, чувствовала себя сносно. Обычное состояние перед месячными.
– Как видишь, кровотечение удалось остановить, – прозвучало сдержанно. – Не знаю, что это за лекарство, но оно реально работает. Правда, и капельница уже вторая по счёту. Сейчас подойдут дежурный врач с гинекологом, но мне уже ясно дали понять, что выпишут тебя не скоро.
– А ты… – оглядела палату, различая едва уловимые больничные шумы.
– Я сам. Твои остались дома с Сашкой.
Юля горько улыбнулась: судя по тому, что Глеб привез её сам – родня посчитала её состояние не таким уж и страшным. Неожиданно, конечно. Нет, не то, чтобы она обиделась, ни в коем случае. Марина с сестрой вряд ли бы приехали. Но мать… царапнуло, чего уж там.
Боже… В голове просто не укладывалось. Это точно из-за противозачаточных. Помнится, она читала, что среди списка побочек были обозначены обильное кровотечение и сильные боли внизу живота. Но в инструкции так же писалось, что вероятность таких симптомов одна на десять тысяч. Вот тебе и лотерейный билет.
– Стоп! – спохватилась, зацепившись за последнюю фразу. – Что значит, выпишут не скоро? Я нормально себя чувствую, – попыталась содрать с локтевого сгиба клейкую ленту, не собираясь тут оставаться. Дома Сашка, куча нерешенных проблем. Чем валяться на койке в ожидании разбора полетов, лучше сразу поехать домой и завершить начатое. Всё равно от этого никуда не убежать. А то, что Глеб как бы проявлял заботу, её ни капли не ввело в заблуждение. Уже не верила ему ни на йоту. Это так, просто отсрочка. Пускай и смотрел с тревогой, но эта тревога была скорее от незнания, а не от искренней заботы.
– Да сиди ты! – Глеб перехватил холодные пальцы и, поддавшись гневной вспышке, с силой сжал их между собой, сорвав с её губ тихий вскрик. – Пока не узнаем причины – никто никуда не уйдет! Ясно?
– Ясно, – прошептала, испытывая жжение в горле. Выдернув пальцы из металлических тисков, рухнула обратно на подушку и уже хотела попросить воды, раз о ней так «заботятся», как в палату вошли строгий мужчина с припорошенными сединой висками и миловидная женщина сорока пяти лет. «Наверное, гинеколог», – догадалась Юля, рассматривая её мягкие черты лица, и непроизвольно напрягла бедра, сжимая их между собой.
– Вижу, кто-то пришел в себя! – заключил дежурный врач бодро, не смотря на глубокую ночь. – Хо-ро-шо, – протянул нараспев, сверкая довольной улыбкой. – Так… Осинская Юлия Анатольевна, тридцать пять лет, поступила с… – принялся изучать анкету, бормоча себе что-то под нос.
– Доктор, что с моей женой? – нетерпеливо подался к нему Глеб, устав от неизвестности.
– Что с кровотечением? Прекратилось? – проигнорировал мужчина вопрос, обращаясь к гинекологу.
Та приподняла простынь и, заглянув Юле под сорочку, одобрительно кивнула.
– Хорошо, но давление низковато, – принялся листать какие-то бланки, ненадолго потеряв нить разговора. – Такс, хм… анализы говорят о низком уровне тромбоцитов в крови, что и послужило плохой свертываемости.
– А что могло стать тому причиной? – робко спросила Юля, не подозревая об уготовленном ударе.
– Применение противозачаточных, – принялся перечислять врач, загибая пальцы, – врожденные болезни крови, онкозаболевания, гормональные изменения, беременность…
– Беременность? – всполошился Глеб, устремив на Юлю цепкий взгляд.
– Конечно. Как вариант. Более развернутые анализы мы сделаем завтра с утра, а пока Нина Алексеевна, – представил подошедшую к побледневшей Юле женщину, – проведет осмотр, дабы мы могли узнать, в каком направлении двигаться дальше. Давайте пока оставим милых дам наедине, – поманил за собой Глеба, кивнув на дверь, – а потом продолжим.
Глеб с шумом вобрал в себя воздух и, мазнув по гинекологу отстраненным взглядом, заторможено поплелся на выход. Стоило сказать, что Юля пребывала в неменьшем оцепенении, переваривая услышанную информацию. Онкология – это вряд ли, на общие анализы крови она никогда не жаловалась, а вот сбой после таблеток – вполне возможно. Но никак не беременность. Нет-нет-нет.
Нина Алексеевна закрыла за мужчинами дверь и повернулась к обомлевшей женщине.
– Как вы себя чувствуете? – задала вопрос профессиональным тоном, надевая на руки прозрачные перчатки.
– Нормально, – как можно уверенней отчиталась Юля, впившись в края простыни похолодевшими пальцами. Понимала, что без этого никак, но, блин, было не по себе. Стоило признаться, что, не смотря на приподнятое настроение доктора, лично у неё на душе развернулся самый настоящий ураган.
– Ваш муж сказал, вы принимаете противозачаточные, – Нина Алексеевна помогла согнуть колени и развести ноги как можно шире, а потом… боже, как неприятно… принялась за пальпацию стенок влагалища, изучая особо подозрительные места с помощью небольшого фонарика.
– Да… Эм… Это из-за них у меня кровотечение? – нарушила Юля затянувшуюся паузу, закусив изнутри губу. Пускай прикосновения женщины были аккуратными, в меру осторожными, но внутри всё протестовало против такого «вторжения».
– Нет. – Коротко. Содержательно и… ни черта неинформативно. Как воспринимать это «нет» – с облегчением или беспокойством? Видела, что её изучали не только по «женской части», но и пристально ощупывали каждую мышцу. Зачем, спрашивается?
– А из-за чего тогда? – встретилась с сочувствующим взглядом, когда Нина Алексеевна заметила припухлость в уголке её губ, и нервно скомкала простынь, придав лицу беспечное выражение. На её грудь опустились теплые ладони и принялись осторожно прощупывать их, проверяя на наличие уплотнений. Ноющие полушария тут же болезненно отреагировали, послав по всему телу короткие импульсы.
Нина Алексеевна покосилась на прикрытую дверь и неуверенно улыбнулась, выдав ошеломляющую новость:
– Вы беременны, – погладила Юлю по плечу, увидев, как её лицо покрылось мертвенной бледностью. – Конечно, это ещё не стопроцентно, но… поверьте моему опыту, завтра на узи вам скажут то же самое.
Юля тряхнула головой, прогоняя из ушей оглушающий писк.
Перед глазами всё поплыло.
Руки, ноги – будто онемели.
Работа сердца на разрыв. Практически на износ. Жизненные запасы рухнули в самый ноль. Ей бы сейчас отдышаться, как следует, прийти в себя, восполнив утерянные запасы, но разве ей предоставят такую роскошь?
– Как БЕРЕМЕННА? – прошептала с отдышкой. Сфокусировала взгляд на карих глазах, смакую на языке произнесенное слово. Как так? Не может быть. – А таблетки? А месячные? Это ведь из-за таблеток, меня предупреждали. Просто…
– Ну-у-у, – пожала плечами гинеколог, выбрасывая в мусорное ведро перчатки, – против природы не попрешь, да и таблетки иногда дают сбой. Насчёт месячных… иногда они идут вначале беременности. У вас же где-то третья неделя, плюс-минус, могу ошибаться, так что нечему удивляться.
Нечему удивляться? Она говорит, нечему удивляться?! Боже…
– Завтра проведем дополнительные анализы, и если вы рады сей новости, ваш участковый гинеколог поставит вас на учёт. Вы ещё молоды, судя по анкете, уже рожали. Конечно, придется постоянно сдавать анализы и проверять кровь, так как это не шуточки, но я думаю, что это в первую очередь из-за таблеток. Уверенна, прекратив их прием, вы выровняете показатели тромбоцитов. Если же беременность для вас нежеланна… – последовала выразительная пауза, отчего у Юли по спине пробежал холодок, а на затылке зашевелились волосы, – тогда не затягивайте.
Всё. Юлю накрыла паническая атака. Чтобы не взвыть, закрыла ладошкой рот и почувствовала, как из глаз брызнули слёзы.
Нет-нет. Только не аборт. Она бы никогда не сделала аборт, даже если бы знала, что это стопроцентно ребёнок Глеба. Две-три недели. Может, больше. Если месяц, тогда Глеба, если меньше – Вала. Как она не почувствовала, что их теперь двое? Как? Почему не прислушивалась к вопящим симптомам, списывая всё на смену обстановки, нервы, такие-то таблетки. Почему?!
Боже, помоги…
Её реакция была воспринята на свой лад. Со стороны можно было подумать, что она не рада, что льет слёзы, не желая этой беременности, но это было не так. Радовалась она, ещё как, просто… нависшее над ней грозовое облако быстро скрыло от неё мелькнувшую радугу, обрушившись на голову леденящим душу ливнем.
Когда в палату всё так же заторможено вошел Глеб, Нина Алексеевна кинула в его сторону сочувствующий взгляд и повернулась к коллеге, сделав при этом едва уловимый кивок.
– Ага, даже так! Ну, тогда поздравляю! – похлопал оторопевшего Глеба по плечам врач, ввергая того в ещё больший шок. – Мои предположения оказались верны – в вашей семье грядет пополнение. Конечно, теперь нужно держать руку на пульсе, – вмиг стал серьёзным, делая какие-то пометки, – кушать витамины, спать, избегать нагрузок, не нервничать – и вот увидите, всё у вас будет хорошо. Машунь, – обратился к вошедшей медсестре, не обращая внимания на гнетущую атмосферу, – выпиши на утро все необходимые направления. Извините, но я не могу отпустить вас домой. Угроза выкидыша, нужно поберечься пару деньков. А пока что капельницы, покой и здоровый сон.
– Спасибо, доктор, – отчеканил жестко Глеб, не разрывая с Юлей зрительного контакта.
– Тогда отдыхайте, – улыбнулся им врач, направляясь к двери. – Я завтра утром ещё загляну. А вы, – обратился к хмурому Глебу, – езжайте домой и отдохните, как следует, а то на вас тоже лица нет.
Когда послышался тихий щелчок двери, Юля всем своим нутром почувствовала исходившую от Глеба угрозу. Ещё десять минут назад в его глазах плескалась тревога, но сейчас… чего в них только не было. Медленно опустив веки, постаралась собрать себя воедино, осознавая, что теперь она не одна и так же медленно распахнула их, приготовившись к самым настоящим пыткам.
– Значит, беременна, – едко резюмировал муж, пребывая далеко не в самом радостном настроении. Конечно, когда за спиной маячила тень Дударева, особо не поскачешь от счастья. То, о чем мечтал не один день, сейчас повисло на чаше весов, разделяя его жизнь на «до» и «после». Не измена жены подкосила его окончательно. Не обнаруженный недавно телефон, по которому она поддерживала связь со своим любовником, а именно эта, сука, новость, парализовавшая его воспаленный мозг похлеще любой анестезии. Его словно резали по живому, а он смотрел, корчился в агонии, крошил в пыль зубы, раздувал ноздри, захлебываясь собственной кровью, а пошевелиться, сделать хотя бы что-то, чтобы облегчить эти муки, так и не мог.
Юля молчала и только судорожно вздымающаяся грудь давала понять, что она пребывала в неменьшем шоке, нежели он и что для неё данное известие тоже стало открытием.
– Кто отец? – процедил, непроизвольно сжав кулаки.
Юля спрятала заплаканное лицо в ладонях, и надрывно выдохнула, отрицательно замотав головой.
– Что ты мямлишь? – взревел, подлетая к ней. Хотел стряхнуть, оторвать с корнями эти дрожащие руки, сдавить заплаканное лицо пальцами и вытрясти из неё всю ту дурь, что успел увидеть, прежде чем она спрятала от него взгляд.
– Я не знаю! – зашлась горьким плачем, чувствуя, что уже всё. Не выдерживает. Что накрыло безысходностью. Подкосило, придавив сверху каменной глыбой. – Не зн-а-а-аю… – так и не убрав руки. Горло сдавило, сжало колючей проволокой, наполняя палату хриплым звучанием, а она всё не решалась посмотреть на Глеба, боясь, что не выдержит, не сможет смириться с его приговором.
– Ясно-о-о… – судорожно выдохнул, отступая назад. Юля, поняв, что его давящая энергетика сместилась в сторону, отлепила от лица мокрые ладони и подняла голову, щурясь от искусственного освещения. – Я так понимаю, в этом уже нет необходимости, – и ожесточенно рванув с безымянного пальца обручальное кольцо, со всей силы швырнул его в дальний угол. Ударившееся об стену, оно звонко приземлилось на коричневый линолеум, закатившись под одежный шкаф.
Поняв, что означает этот жест, Юля подорвалась с кровати и, выдернув с вены катетер, бросилась за ним следом.
– Глеб, подожди, стой… – Ирония судьбы. То, к чему она так стремилась, из-за чего так настрадалась и наревелась, именно сейчас вызвало в душе животный страх.
– Что такое? – окинул он её потухшим взглядом, заметив, что она вырвала иглу. Недовольно сжал губы, словно сдерживаясь от неугодного порыва, и преодолев в два шага образовавшееся расстояние, всё же сжал её дрожащие плечи, впившись пальцами в хрупкие плечи. – Ошиблась в подсчётах? А ну, давай, спой мне, что ребёнок стопроцентно мой, переубеди меня, заставь поверить.
