Текст книги "Запрещенные друг другу (СИ)"
Автор книги: Арина Александер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 34 страниц)
– Тридцать третий, – объявил, остановившись, и не успел повернуться, как Юля, будто ужаленная, выскочила из машины. – Эм… пожалуйста… И тебе хорошего дня, – пробормотал глухо в пустоту.
Осинская юркнула в калитку, даже не обернувшись. Умчалась, как черт от ладана. Точно не пришелся по душе. Ну, он и не плюшевый мишка, чтобы всем нравится, хотя… до сего момента с этим проблем не было.
Не оставалось ничего другого, как плавно сдать назад, разворачиваясь и взять курс обратно на город. Но проехав три двора, внедорожник резко остановился, постоял с минуту посреди дороги, а потом, и вовсе вернулся назад.
Юля вбежала в дом, словно за ней гналась стая волков. С гулко бьющимся сердцем привалилась спиной к двери и накрыла ладонью вздымающуюся грудь, пытаясь унять разбушевавшийся орган.
Нужно успокоиться, взять себя в руки. Никто ничего не увидел, а если и увидел – что тут такого. Подумаешь, поехала в город на автобусе, а вернулась – на дорогом автомобиле. С кем не бывает, да? Идешь такая по городу и – хлоп! – рядом притормаживает Джип, из него высовывается красивенный мужик, предлагает тебя подвезти, и ты, такая всё расплывшаяся в улыбке, бездумно прыгаешь в салон.
И тут только дошло…
– Че-е-ерт, – простонала, ударившись затылком об дверь, – пакет…
Внутри всё похолодело. Ноги, и те стали ватными, отказываясь держать обомлевшее тело. Дрожащей рукой прошлась по волосам, поправляя разметавшиеся пряди и обреченно прикрыла глаза.
Дело ведь не в буханке хлеба и каких-то там колбасах. Дело в том, что она два часа прошлялась не пойми где и явилась с пустыми руками. Спрашивается: какого вообще ездила? Оправдание: любимый, я не купила твой любимый сыр, потому что безголовая, никак не прокатит. Она вообще всё забыла. В машине. У Вала…
Ду-у-ура, точно без мозгов. Мало того, что влекло к нему, не пойми на каких основаниях, так ещё и пакет забыла. Позор… Совсем рехнулась на своих романах. Вечно ей мерещится не то, что есть по факту. Как вспомнила свое поведение – так взвыть от стыда захотелось. То «вы», то «ты», то садится в машину, то требует остановиться… А кульминация – это ж вообще полный треш, не иначе.
На негнущихся ногах заглянула на кухню. Никого. В кабинет – то же самое. Выглянула во внутренний двор – пусто.
Плохо…
– Глеб! – позвала, поднимаясь на второй этаж. – О, ты тут… – споткнулась, заметив мужа у окна в гостиной. Сердце совершило кульбит, после чего рухнуло вниз. Ясно. Видел, значит. – Привет, – улыбнулась, спрятав за спиной дрожащие руки. – А Сашка где?
– Спит у себя в комнате, – полоснул по ней острым взглядом, недовольно поджав губы.
– Видишь, как хорошо: раньше и в обед со мной засыпал, а сейчас сам. Всё-таки садик имеет не только минусы. – Юля подошла к нему и как можно ласковей поцеловала в напряженную щеку, лихорадочно придумывая оправдания. Отстранилась, не почувствовав отклика. Мужские губы оставались плотно сжатыми, холодными. – Глеб, тут такое дело, – начала, уперев в пол глаза. Ну ни разу не спалилась прям. – Я с Маринкой встретилась, у неё такое событие в жизни… кхм… если кратко то…
– Юль, с каких это пор ты разъезжаешь на Джипах? – прошипел сквозь зубы Глеб, перебив её прерывистую речь. – Даже не так, – выставил вперёд руки, удерживая готовые сорваться с губ оправдания, – с каких это пор в твоем арсенале друзей появился Дударев? Потому что кататься с незнакомцем ты бы не осмелилась, да?
Завелся. Видела, что едва сдерживался, чтобы не перейти на крик. И перешёл, если бы не Сашка. Знала, что ревнив. За двенадцать лет всякое бывало, но она никогда не давала повода. Никогда. Раньше, такое внимание льстило, забавляло. Как же здорово, когда тебя ревнуют. Сразу возрастает чувство собственной значимости. Ревность, приправленная ошеломительной любовью, порождала нереальный секс. Хотя и ревновать-то было не к кому. Разве что к столбам.
– Так вы знакомы? – выпала на дурочку, цепляясь за любой вариант. – Тогда какие проблемы? Валентин Станиславович вместе с Егором Андреевичем спонсируют ремонт садика. Помнишь, я рассказывала?
– Угу. Помню, – не унимался муж. – Интересно, он всех воспитательниц катает в своей тачке или только тебя?
– Боже, Глеб, что за бред?! Мы случайно встретились…
– Ааа, случайно… Ну-ну. А ты знаешь, что эта… – осекся, подыскивая подходящее сравнение, – тварь на пару с твоим любимым мэром провернули у меня под носом левую врезку для своего торгового центра. Связи у них, видите ли, в Москве. Крыша. А я, как последний… – тут должно было последовать ругательство, но Глеб сдержался. – Проехали. Юль, они такими деньгами заправляют, воруя у государства газ, миллионами кубов левачат, а я ничего не могу сделать, понимаешь? Видите ли, безнаказанны они, неприкосновенны, – процедил с презрением, глядя в окно.
А-а-а, так вот откуда растут ноги! Ну да, это существенно меняет суть дела.
– Откуда мне было знать, что он за человек! – воскликнула Юля, обидевшись. – Ты мне ничего не рассказываешь.
– Зашибись! Так я ещё и виноват? – рассердился Глеб. – Слу-у-ушай, – неожиданно перешел на шепот, – а может, знаешь ведь, как бывает: сначала втираются в доверие, дружба там, помощь, а потом – бац! – и нарыл компромат. У них ведь на меня ничего нет. Он что-то спрашивал обо мне?
– Он? – не поспевала Юля за ходом его мыслей. – О чем?
– Блин, не тупи. О знакомых, друзьях, с кем ходим в баньку, на шашлыки ездим.
– Зачем? – оторопела, растерявшись. – Ничего он не спрашивал и вообще, он с нашей Маринкой встречается.
– Чего-о? – округлил глаза Глеб. – С нашей Маринкой?!! Это такая шутка?
– Нет, там всё серьёзно. Мы встретились в городе, она предложила подвезти, и вот – развела руками, мол, и все объяснения, – подвезли.
Глеб удрученно качал головой, переваривая услышанное. Юля прекрасно понимала его, сама до сих пор в ступоре. Так это они, можно сказать, посторонние. Что уж говорить за Рому? Маринка заверяла, что всё пучком, но Юля в это слабо верила. Зная Рому… тут надо или хорошо потрудиться, или понадеяться на занимаемую должность Дударева. Мало ли. Может, перспектива родства с помощником мэра перекроет всё «несостыковки». Если мама с Людой закрыли глаза, то и Рома смирится. Кто ж откажется от такого зятя.
Неожиданно Глеб подался к окну, отодвигая штору. Юля машинально выглянула за ним, а когда увидела возле ворот внедорожник Дударева, так и обмерла.
Только этого не хватало!
– Надо же… – протянул муж насмешливо, наблюдая за вышедшим из машины Валом. – Зятёк, значит, да? Ты смотришь? – привлек Юлю к себе, окольцевав свободной рукой за плечи. – Смотри, смотри… Видишь, как понравилась? Решил продолжить общение, а тут я такой, опа-а-а!!
– Не неси чушь! – скинула с себя руку, разозлившись. Это уже ни в какие ворота. То, что в данной ситуации злилась больше на себе, нежели на мужа, признавать не хотелось. Да, подвезли, но не более. Цепляться по такому поводу – как минимум смешно. Ни разу… ни разу она не дала повода для подобных придирок.
– О-о-о, а что это у нас в руках? – театрально воскликнул Глеб, наблюдая за Валом. Тот как раз достал из багажника пакет и подошёл к калитке, высматривая звонок. – Да ты продукты забыла?! – перевел на неё удивленный взгляд, продолжая насмехаться. – Юль, серьёзно? – откруглил глаза. – Так бежала, так спешила… А человек вон с мозгами, сразу сообразил, вернулся.
Как же неприятно было слышать его стеб. Да, виновата. Да, имел полное право, но блин, просто в голове не укладывалось: её Глеб и такие заскоки. Ведь сказала уже, что Маринка с ним, что вместе они, так нет, надо поиздеваться. Не знай его так хорошо, реально бы поверила в ревность. Но это была не просто ревность или вспыльчивость, это была самая настоящая злость. Не на неё. На Дударева. Видимо, конфликт между ними настолько болезненный и давний, что всегда сдержанный в эмоциях муж впервые в жизни отреагировал на кого-то столь яро. А ведь это только начало, впереди ещё мамин день рождения. Рома плюс Глеб, да ещё подвыпившие… Взрывоопасная смесь одним словом.
– Я заберу, – рванула в коридор, собираясь спровадить Дударева без свидетелей. А то мало ли, что у него на уме. Да и игравший желваками Глеб не внушал доверия.
– Стоя-я-ять!!! – рявкнул он, на ходу схватив её за руку. – Ты куда? – сдавил запястье, возвращая в гостиную.
– Пакет забрать, – выдернула руку, скривившись от боли. Беспечность в голосе дорогого стоила. Это с виду она старалась выглядеть безучастно, а внутри – самый настоящий хаос. Дрожала, извивалась, металась. Ощущение, будто подловили с поличным, заглянули в душу и увидели все тайные помыслы, опошленные мысли, эротические фантазии.
– Стой тут, я сам, – припечатал он, направляясь к выходу.
– Как хочешь, – сдвинула плечами, делая вид, что идет в спальню. Но стоило ему хлопнуть входной дверью, как бросилась обратно к окну, изнывая от беспокойства. Кто бы мог подумать, что они знакомы да ещё настроены друг к другу настолько враждебно.
Став так, чтобы не было видно, осторожно отодвинула край занавески и проследила за вышедшим к Дудареву мужем. Вал отдал ему пакет и сунул руки в карманы джинсов, вмиг выровняв спину.
Лица не видела, но то, что он напрягся, смогла определить по осанке. Белая футболка моментально натянулась на широких плечах, открывая для обозрения литые мышцы. Интересно, какие там эмоции на лице. Насмешливый взгляд? Кривая улыбка? Или полная апатия?
Зато Глеб стоял спокойно, даже пытался улыбаться. Не приветливо, нет, скорее пренебрежительно, но и не лез на рожон. Видимо, больше говорил Вал, потому как он только кивал головой и иногда бросал в её сторону беглый взгляд. Тогда она шарахалась от окна, словно он мог видеть сквозь стены, и с замиранием сердца выжидала несколько мучительно долгих секунд, после которых снова кралась к окну, покусывая от нетерпения губы.
О чем можно так долго говорить? Глеб не станет грубить, не будучи уверен на сто процентов. Вал, судя по ставшей небрежной позе – тоже был не в восторге, но сохранял нейтралитет. Так что же тогда?
Спустя десять минут мужчины наконец-то разошлись. Вал сел за руль, а Глеб, подождав, пока он не скроется из виду, закрыл увитую ковкой калитку. Юля опрометью бросилась в спальню и начала быстро переодеваться. Руки дрожали, ладошки вспотели, сердце громыхало. А ещё… лицо горело. Да так, что и сама была в шоке от пылающего на щеках пожара. И вот как в таком виде предстать перед ним?
Не придумала ничего лучшего, как закрыться в ванной. Включила на всю воду и давай умываться, охлаждая разгоряченное лицо заледенелыми ладонями. Глядя на себя в зеркало, то и дело повторяла, что ничего не произошло, что всё хорошо. Её реакция на Дударева навеяна… мамочки, чем же она навеяна-то? Чем?
– Юль? – позвал Глеб, поднявшись в спальню.
– Я тут, – выглянула к нему, пряча лицо в складках полотенца и придав голосу ровное звучание, поинтересовалась буднично: – Как поговорили?
Глеб опустился на кровать и, подавшись назад, расслабленно оперся на согнутые в локтях руки.
– Оказывается, нас пригласили в «Ингул», – произнес с укором, впившись в её лицо изучающим взглядом.
– Мы можем и не идти, – сдвинула плечами, вешая полотенце. – Тебя никто не заставляет.
– Но ты согласилась, – не то констатировал, не то обвинил.
Признавала, упорола горочку. Но сейчас важно сохранить безэмоциональное выражение на лице и придать голосу как можно больше нейтральности, чем пуститься в разъяснения.
– Ага, – только и смогла выдать. С голосом получилась накладочка. Дрожал он, как и руки. У неё вообще было такое состояние, что вот-вот заболеет: изнутри горела, а снаружи холодная.
– Я тоже согласился, – ошеломил Глеб, продолжая бурить в ней дыры.
Согласился? После всего-то?
– Не смотри так, Юляш. Ты же знаешь пословицу: держи друзей близко, а врагов ещё ближе?
Кивнула. Конечно, знала. Теперь понятно, откуда столько спокойствия. Глеб вел себя, как ни в чем не бывало, потому что начал выстраивать вокруг себя оборонительную крепость и продумывать ухищрённую стратегию. Раньше эти способности вызывали одни восхищение. Ей всегда симпатизировали умные, умеющие думать наперёд мужчины, но не в данном случае. Теперь такая позиция пугала больше всего. Куда понятней злость и недовольство, когда знаешь чего ожидать, чем вот такая наигранность и затаенность.
– И как давно ты в курсе их… романа? – продолжил докапываться Глеб, испытывая её нервы.
– Это имеет значение?
– Ну… мы же одна семья, никаких секретов, помнишь?
– Меня попросили не говорить, – бросила через плечо, принявшись перебирать в гардеробе вещи.
– А теперь, значит, дали добро? – прозвучало с сарказмом.
– Ну, если они собираются к маме на день рождения – значит, нет смысла таиться. Я же сказала, что у них всё серьёзно, а тебе лишь бы прицепиться.
– Представляю сие событие, – протянул Глеб пораженно, пропустив мимо ушей её колкость. – По-любому будет скандал, Ромка этого так не оставит. Я бы точно не смирился. Чтобы мою дочь трахал почти что мой ровесник? Да никогда в жизни!
– Можешь не особо усердствовать, – не удержалась от язвительного тона Юля, – он в курсе, как и мама с Людой. Так что шоу отменяется.
По крайней мере, хотелось в это верить. На языке вертелась тысяча вопросов, но задать их – означало выдать свою заинтересованность, заострить на себе внимание. Оно ей надо? Особенно в свете последних событий? Конечно, нет. Ей бы клуб пережить для начала, а там – хоть потоп.
– Ой, что-то слабо верится, – поднялся с кровати Глеб, направляясь в её сторону. – Ну да Бог с ними. Время покажет, что там у них за чувства. Лично я не верю в их любовь.
Юля никак не прокомментировала его размышления, продолжая перебирать платья. Результат не радовал. Оказалось, что у неё всего лишь три вечерних платья и то, одно длинное в пол, второе – мешковатое, с широким поясом на талии, а третье – приталенное, вполне себе приемлемое, но с открытой спиной. Блин, проще диплом по электротехнике защитить, чем подобрать наряд.
Когда мужские руки неожиданно окольцевали её талию, властно сжав в тисках, она неконтролируемо вздрогнула, уронив платье на пол.
Горячее дыхание коснулось виска, скользнуло вдоль щеки, опалило шею.
Только не сейчас, пожалуйста…
– Ты же не сердишься на меня? – прошептал, перемещая руки вверх. – Юль… – позвал, распахивая края халата, оголяя грудь. Обхватил пальцами полные полушария, притягивая за соски к себе.
Больно…
– Да, признаю, приревновал, – покаялся, скользя ладонями вниз живота. – Но ты даже представляешь, насколько ты красивая… Насколько желанная… – сорвал с себя футболку, и прижавшись к ней грудью, начал оттеснять к стене. – Насколько сексуальная…
Там, внутри, она была сухой. Глеб приспустил шорты, выпуская на волю эрегированный член, сплюнул на пальцы и распределил по его длине вязкую слюну. Затем, то же самое повторил и с её промежностью.
Юля ощутимо сжалась, противясь неизбежному. Эти пальцы внутри неё… не клитор гладили, не половые губы сминали, а подчиняли себе. Ставили клеймо, прожигали плоть. Послушно приподняла ногу, открываясь для вторжения и привстав на пальчиках, обняла Глеба за шею. Пускай не видит её лицо, не упивается притаившейся в уголках глаз потерянностью.
– Моя-я-я… – обняли её в ответ, болезненно проникая вглубь лона. С приоткрытых губ сорвался тихий стон. – Вот так, моя хорошая… Не сдерживайся. Покажи, как ты хочешь меня.
Толчки до упора, такие отрезвляющие. С надрывом. Прикрыла глаза, вцепившись в крепкие плечи. Яркой вспышкой, где-то на краю сознания полыхнули слова: «Я уже давно мечтаю о ребёнке… Девочку хочу. А ты? Ты хочешь?».
Закружилась голова, сдавило горло приступом удушья.
Не знала она. Запуталась. Потерялась во всколыхнувших сердце чувствах. Думала, сложно у них всё, непонятно. Как же она ошибалась. Разве это сложно?..
Глава 4
– И это не подходит! – расстроилась Маринка, снимая с себя очередное платье, наверное, десятое по счёту. – Попень, вроде, и ничего, а вот сиськи… Что скажешь?.. Вал? – позвала притихшего на диване мужчину, к слову, уже полностью укомплектованного для предстоящей поездки в клуб.
– М? А-а-а, платье… – очнулся, окидывая её беглым взглядом. – Норм. Тебе очень идёт.
– Идёт? Ты издеваешься? – выпятила вперёд соблазнительные полушария груди, демонстрируя чересчур тесный лиф, который настолько безобразно сдавил грудь, что та едва не вываливалась из лифчика. – Где тут нормально? Вот где? Ты вообще меня слушаешь?
Вал протяжно вздохнул, посмотрел на наручные часы и бодро поднялся с дивана, расправляя на темно-синей рубашке образовавшиеся складки.
– Слушаю, Марин. Уже целый час слушаю и признаюсь, у меня сейчас мозги взорвутся от твоего трёпа. Люди за это время договора подписывают, контракты заключают, рожают, торты выпекают, а ты не можешь определиться с каким-то там тряпьем.
Марина обижено выпятила губу. Что он вообще понимает? Мужику что? Чтоб рубашка была выглаженной, брюки там отутюжены, обувь начищена… Всё! Женщинам в разы сложнее, тем более, когда хочешь утереть нос.
Сегодня воскресенье, а это значит, что в «Ингуле» соберется едва ли не весь бомонд. Та же самая Ленка Бегунова, с которой не получилось пересечься в салоне красоты, по-любому там будет. Она, и многие другие девочки из их универа в этот «Ингул» ходят каждодневно, как на работу, пытаясь охомутать влиятельного папика. А тут она, Маринка Военбург, обычный рабочий класс, возьмёт да заявится с Валентином Дударевым. Да ещё в обнимку. Да ещё в статусе его девушки. Тут будет от чего выпасть в осадок. Пускай выпадут, крысы блондинистые. Пускай подавятся собственной желчью. Она будет наслаждаться их завистью, упиваться колючими взглядами. Сегодня день её триумфа и выглядеть она должна на все сто.
– Ну-у-у, – нарочно медлительно сняла с себя бретели лифа, выставляя напоказ тёмно-коричневые соски, – если тебе всё равно, в чем появится твоя любимая, то я могу и так пойти.
Вал только хищно сверкнул глазами, оценив завуалированное приглашение к сексу, и демонстративно постучал указательным пальцем по циферблату, и не думая вестись на наживку.
– Без четверти девять, Марин. У тебя десять минут. Максимум. Если за это время ты не будешь готова – я поеду сам.
– Ну ты и зануда, – повернулась к нему спиной, продолжив выбирать наряд. – Неужели так сложно сказать: «да» или «нет»?
Вал подошел к окну и, спрятав руки в карманах чёрных брюк, уставился на ночной город.
– Мне не всё равно, во что ты одета, – произнес, не оборачиваясь. – Ты в любом платье красивая. Но я терпеть не могу непунктуальных людей.
– Я тебя умоляю! Нашел из-за кого нервничать. Вот увидишь, мы их ещё и ждать будем. Кстати, – остановилась-таки на платье с запахом и пока собирала вверх волосы, продолжила свою мысль, – как тебе Глеб?
– Никак, – ответил бесцветно, непроизвольно дернув щекой.
Марина закончила возиться с волосами, собрав их в высокий хвост, и быстренько облачилась в платье, периодически поглядывая на часы. С Валом игры плохи. Если сказал десять минут – будь добра успеть, иначе… придется бежать за машиной.
– Ты не спеши делать выводы, он нормальный мужик. Сначала может показаться, что замкнут, чересчур скучный, но это не так, – тараторила, крася ресницы. В воздухе повисло напряжение и ей хотелось его сгладить, прекрасно зная, что первое впечатление от Осинского не всегда положительное. – С ним очень весело, поверь. Помню, как Юля начала с ним встречаться, мне тогда было девять, так вот он тоже мне тогда не понравился. Слишком правильный, слишком идеальный. А потом привыкла. И знаешь, я даже в некотором роде завидую Юле. Глеб в ней души не чает, на руках носит, но с опекой порой перегибает палку. Любит, чтобы всё было только по его. Вон, даже работать с трудом отпустил. Что там у него за бзик по этому поводу – я не в курсе, но…
Она ещё что-то там говорила, описывая "занимательные" черты зятя, но Вал и не думал слушать. Всё, что надо, он и так узнал. На всё остальное: какой дядик за*бательский родственничек и что к нему «просто нужно привыкнуть» – даже не обращал внимания.
Пфф… Да эта чмошная с*ка априори не может быть хорошей. Матов таких не существует, чтобы передать весь спектр эмоций, которые испытал при встрече с начальником службы безопасности «ГазоТранса». Чего угодно ожидал, кого угодно, но только не Осинского.
Этот контуженный на всю голову г*ндон и Анатольевна?.. В голове не укладывалось. Привычней, когда каждой твари по паре, но Юля… она ведь совсем не вписывалась в его рамки. Вот честно.
Глеба он знал не первый год. Как началась тема с элеватором и распределением ветки газопровода – так и начались между ними контры. Хитрожопая с*ка. А главное, как сказала Марина – правильная. Весь такой честный, идеальный… блюститель закона херов.
Все всегда брали взятки. Все! Любого человека можно купить, на любого надавить или завлечь выгодным предложением. Этого? Не-а. Мудо*б упрямый. Вечно палки в колеса ставит, докладные строчит. А им потом проверки и незапланированные траты, потому как тамошние толстосумы склонны к склерозу и просто не в праве не отреагировать на поступившую маляву, тем более, когда они сами и призваны следить за контролем потребления голубого топлива.
В общем, девять часов вечера, а Вала так и не отпустило. Мало того, что с Анатольевной непонятная по*бень завертелась, так ещё и муженек её – геморрой в одном месте, нарисовался так некстати. Знал бы, что всё так обернется – хрен бы согласился на встречу. Чем и не родня, блдь.
Да он такую родню в лице Осинского…
Подавшись вперёд, прижался лбом к прохладному стеклу, охлаждая раскаленную голову. Вот куда он лезет, а? Во что ввязывается? Жить, что ли, опостылело? Баб мало вокруг? Какое, в ж*пу, знакомство с родителями в тридцать семь лет? Какая нах** любовь?..
– Пообещай, что не будешь вот так и дальше маяться по бабам, – упрашивала мать чуть больше полгода назад. – Пора остепениться, Валюш, – шептала обессилено, перебирая с любовью его волосы. А он сидел у её кровати и боялся пошевелиться. Боялся остаться без её поддержки и порой, такой осуждающей улыбки. Всё бы отдал на свете, лишь бы удержать её в этом мире. Но разве можно откупиться от смерти?
Смотрела она тогда проникновенно, с теплотой и неким затаенным сожалением. Сокрушалась, что так и не увидела его женатым, не понянчила внуков. Умирала, оставляя его самому себе. Больше у него никого не осталось. Отец, устав от семейной жизни, ушел из дому, когда ему было восемь. А потом, спустя месяц, в один из серых дождливых дней Вал узнал, что он попал в аварию, разбился на машине и, судя по шушуканью приехавших поддержать мамку подруг, разбился не сам, а с любовницей.
Помнится, он ещё тогда удивился: как любовница? Как другая? А мама? Как можно смотреть на другую, полюбить другую, когда рядом, вот же, самая красивая мама в мире?
Откуда ему было знать, второкласснику непутевому, что любовь – не такая уж и простая штука, как кажется по первой. Что не валяется она под ногами, не встречается за каждым поворотом. Что не каждому дана и не у каждого получается пронести её спустя годы.
Конечно, обвинял отца. Конечно, обижался. Даже на мертвого. Оставил их одних, на съемной квартире, без опоры и поддержки. Видел, как мучилась мать, как пыталась найти отцу должную замену и как рыдала по ночам в подушку, разочаровавшись в проявленных к ней чувствах.
Где ж их взять, толковых ухажеров? Чтобы и по сердцу были, и к нему, пацаненку обозлившемуся, относились, как к своему. А не было таких. Приходили на месяц-другой и исчезали, наигравшись всласть в счастливую семью. Потому что любовь, настоящая, та, что дается как дар свыше, и правда не валяется на дороге, не встречается в каждом понравившемся тебе встречном. Мало одной симпатии. Мало страсти и телесной тяги. Должна присутствовать ещё и душевная совместимость. То, что заставит твое сердце биться не смотря на любые испытания и трудности.
Мать любила только отца. Сильно и самозабвенно. Уверен, что так было до самой смерти. Все её мужчины после него – это так, попытка выжить в жестоком мире, стремление позаботиться о нем, поставить на ноги, дать образование. И как же паршиво, что от неё отвернулись, растоптали в свое время.
С той поры и вбилось в его бошку понимание: если не уверен в себе до конца, не уверен в своих чувствах – нехрен давать надежду. Не зачем разочаровывать и разочаровываться самому. Меньше всего хотелось повторить судьбу отца: жениться, а затем понять, что не его это половинка, не его судьба.
Но время шло, и то ли он разуверился в чувствах, то ли они обходили его стороной, но он так и не смог повстречать свою любовь. Ту, что смогла бы перевернуть его мир с ног на голову, заставить не спать ночами, не есть, не пить. Не было такого. И уверен, никогда уже не случится. Поэтому и пообещал умирающей матери взяться за ум, остепениться и обзавестись, в конце концов, семьей.
И дело не в кружке воды на старость или в том же одиночестве. Нет. Просто реально стало не по себе после её похорон. В голову полезли мысли о бытие, что такое жизнь и каков её смысл. Может, её смысл не в бездумном трахе и деньгах, которых как не пытайся, а не заберешь с собой на тот свет, а в крохотной частице, что останется после тебя на земле?
Задумался. Оживлял в памяти прожитые годы, оглядывался по сторонам. У всех друзей и деловых партнеров уже есть семьи, дети. Как не крути, а хорошо, когда тебя ждут дома. И пофиг что она – не та единственная. Куда важнее уважение, доверие, дружба, совместимость в плане секса. А любовь?.. Как говорится, стерпится, слюбится. В свои тридцать семь он так и не узнал, что это за чувство такое. По-настоящему не прочувствовал. Так что… тут главное выбрать себе в спутницу ту, что и глаза порадует, и душу согреет. Сердце же… да кому оно нужно, это сердце?
В итоге – долго перебирал. Оказалось, не так уж и просто найти подходящую для этого дела девушку. Что-что, а за долгие годы шатания по бабам уже обзавелся неким багажом знаний. И то, что цепляло в двадцать пять – категорически не кодировалось почти что в тридцать восемь. Мало красивой внешности. Мало чистоты и искренности. Ему хотелось такой, что и кровь разогреет и будет его отражением. Такой же напористой, дерзкой, бесшабашной и без каких-либо комплексов.
Вот Маринка приглянулась. Сразу подошла под описание. И что самое интересное, в тот день не был настроен на поиски. Просто не разминулись с ней на лестнице, столкнувшись лбами в буквальном смысле. Смеялись потом долго, сидя там же, на ступеньках и так, слово за слово, улыбка за улыбкой и завязалось знакомство. Никто ни кого не завлекал в свои сети, никто ни на кого не охотился, не соблазнял. Всё само собой получилось.
Девушка оказалась весёлой, остроумной, склонной к дерзости, раскрепощенной, и что самое удивительное – девственницей. Вот тут-то у него и щелкнуло. Судьба не судьба, а попробовать стоило. По-нормальному, как положено, приложив максимум усилий для создания тех самых благоприятных условий для формирования здоровой полноценной семьи. Пускай и не воспылал к Военбург пылкой любовью с первого взгляда, но то, что зацепила, смогла пробиться сквозь толстую шкуру цинизма – стало тем самым ключевым моментом, за который и ухватился обеими руками.
И всё было хорошо, и всё его устраивало, всем был доволен, пока в его жизнь не ворвалась воспитательница.
А ведь именно ворвалась. Внаглую, без какого-либо намёка или предупреждения. Рывком распахнула дверь, шагнула вперёд и… замерла, встретившись с ним взглядом.
Впервые в жизни смотрел кому-то в глаза так долго. Прям мистика какая-то. И казалось бы, ну глаза, ну красивая форма разреза, цвет необыкновенный, зелёный, насыщенный. Что он, глаз красивых не видел? Видел. Но дело ведь не в цвете или форме, а во взгляде. В том, как именно смотрела на него.
Говорят, глаза – зеркало души. Никогда не мыслил столь сентиментально и пафосно, но тогда промелькнула такая мысль. Будто в душу ей заглянул. И то, что увидел, что смог разглядеть, коснувшись самого сокровенного, до сих пор не отпускало. Потряхивало крупные мышцы, вынуждая покрываться мелкой россыпью мурашек.
Теперь, спустя время, понял, что же так цепануло в ней с самого начала: взгляд у неё мамин, пробирающий до мозга костей. В них и теплота, и нежностью с любовью, и затаенная тревога с нотками щемящей грусти. Она, эта грусть, была ему хорошо известна. С восьми лет с ней жил, научился распознавать в любом взгляде, в любом виде. А у Юли она ещё была и неприкрытой, выставленной напоказ всему миру.
Это потом уже он оценил и её внешность, и шикарную фигуру, и волнистые, струящиеся по плечам волосы. Да так оценил, что когда увидел мужа – будто с размаху под дых получил.
Как такое может быть, а? Ну вот как?
– Валик, ау-у-у… – позвала Маринка, обняв его со спины. Тонкие запястья овили грудную клетку, погладили пульсирующую от надрывных мыслей поверхность, сжали. Легонько, едва ощутимо. Но именно этот натиск помог мужчине выбраться из прошлого, стряхнуть с осознания губительную трясину. – Ты ехать вообще собираешься?
– А может, ну его? – накрыл её руки своими, расслабив напряженную спину. Уже сейчас понимал, что ни к чему хорошему эта встреча не приведёт. – Останемся дома, посмотрим какой-нибудь фильмец. У меня где-то завалялась бутылка французского, устроим полный романтик.
– Ты что?! – воскликнула Маринка, представ перед ним во всей красе.
Вал прошелся по ней взглядом, отмечая проделанную работу. Красивая, ничего не скажешь. Такой не грех и похвастаться.
– Какой фильмец, какое вино?!! – продолжила она возмущенно, не обращая внимания на нахмуренные брови. – Сам только что застёгивал про пунктуальность, а теперь что? Не подставляй меня так. Я Юльку выдернула из дому в кои-то веки. Думаешь, это так просто?
Вал сдвинул плечами, мол, данная тема ему вовсе не интересна. И вообще, чем дальше он будет держаться от Анатольевны, тем лучше. Для всех. А для Маринки – в первую очередь.
– Пошли, – потащили его за собой к выходу, – оторвемся на полную. А потом, обещаю, будет тебе и вино, и романтик, и даже кое-что покруче.
Всё-таки опоздали. И не из-за Марины, сам не спешил.
Если уж на то пошло, и избежать общения с Осинскими не удастся, то стоило ограничить сей контакт всеми возможными способами.
Специально ехал не превышая скорость, с дотошностью следуя всем указателям вдоль дороги. Даже тащившийся впереди Жигуленок смиренно пас аж до развилки, наплевав на удивленные взгляды водил. Похер.
