Текст книги "Запрещенные друг другу (СИ)"
Автор книги: Арина Александер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 34 страниц)
Глава 2
Утро для Юли – любимое время суток. Особенно раннее.
Ещё детства так повелось: просыпались ни свет ни заря и давай полоть грядки, пока жара не нагрянула. Помнится, как по первой спать хотелось, как злились с сестрой на мать, проклиная ненавистные огороды. А потом втянулись. Весна за весной, лето за летом, а там, и осень, богатая на урожай.
Привыкли. И просыпаться в пять часов утра, и любоваться красотой природы, и наслаждаться чистым воздухом.
Даже тут, в городе, утро было по-особенному чистое, свежее, манящее. С той редкой трелью птиц в кустах отцветшей сирени, крупными каплями росы на алых бутонах роз в её саду и туманной, такой невесомой дымкой вдали.
А ещё с восходом солнца исчезали все страхи, сомнения, тревоги. Не зря говорят, что утро вечера мудренее. Что ночью нас одолевают демоны; грызут плохие мысли; посещают страхи и неуверенность. Хорошо, когда коснулся головой подушки и сразу вырубился, провалившись в глубокий сон. А когда мучает бессонница? Когда настолько плохо, что ни одно самовнушение не срабатывает? Тогда ворочаешься с боку на бок, изводишься тяжкими мыслями, грызешь себя изнутри и в предвкушении смотришь в окно, ожидая, когда же наступит это долгожданное утро.
Так и было.
Пару ночей Юля не спала толком, насилуя себя никому не нужными сомнениями. И всё было бы более или менее нормально, если бы мама не приняла сторону Глеба (что было неудивительно).
– С жиру ты бесишься, доча, – напала она на неё во время телефонного разговора, когда Юля поделилась новостью о предстоящем трудоустройстве. – Смотрю, живётся тебе скучно. Да такого мужика как Глеб…
– Да, да, я знаю, – вздохнула Юля, перебивая, – надо лелеять и оберегать.
– Во-о-от, – протянула поучительно Софья Ивановна, – всё ты знаешь, но ни черта не делаешь. – Вспомни, как мы жили? Как я жила с твоим отцом?
Ну вот, началось… «С твоим отцом» – преддверие очередной лекции о том, каких мужчин не стоит к себе подпускать и на пушечный выстрел, а каких – боготворить и возносить на пьедестал.
Софья Ивановна никогда не говорила «мой муж», не было его у неё по факту. Так, приходил домой под вечер некий подвыпивший мужик, гонял всех с монтировкой, дубасил, если попадались под руку, а потом заваливался спать где попало. Муж? Неее. Дерьмо, самое настоящее. И не выгонишь, скотину, жили-то в его доме. Только и оставалось уповать, что когда-нибудь напьется до усрачки и оставит всех в покое.
Ничего хорошего от такого брака она не увидела кроме двух красавиц-дочерей. Потому сейчас, когда у тех возникали ссоры, непонимания с мужьями – старалась вмешаться и обязательно помирить «непутёвую молодёжь». У них-то, в отличие от неё, мужья самые что ни на есть настоящие, работящие, ответственные, надёжные. А им вечно что-то не так. Ты посмотри, балованные какие стали.
– Мам, давай не будем сейчас об отце, – скривилась Юля, невольно поежившись. Сколько лет прошло, а белесый шрам внизу спины служил отличным напоминанием каким «любящим родителем» был Анатолий Бандурко.
Грешно признаться, но когда он умер, все вздохнули не то, что с облегчением, а с самой настоящей радостью. Только тогда и зажили по-настоящему, вкусили и прелести сытого стола, и спокойного сна. Даже деньги появились на мелкие растраты.
– Нет, доченька, будем, – и не думала сдаваться мать. – Если у тебя проблемы с памятью – так я напомню, как ваш отец избивал меня, изменял, а я что? Терпела. О вас думала в первую очередь. Всегда задавалась вопросом: куда я пойду? Кому я нужна? А ты… – прервалась, набирая в легкие очередную порцию воздуха, – вечно вам с Людой что-то не так. Не сидится на жопе ровно.
Тогда Юля закатила глаза, оставив свое мнение при себе. Маму не переспорить. Проще с ещё одним Глебом ужиться, чем что-то доказать родной матери. Не то, чтобы она была непонимающей или черствой. Нет. Просто когда человек прожил половину жизни под давлением и побоями, то у него сформировался по этому поводу определенный пунктик, гласивший о том, что если мужчина за мир в семье, ни разу не поднял на тебя руку и не пришёл домой выпившим – это подарок свыше. Таких ещё попробуй найти в наше время.
Отец и правда оставил после себя неизгладимые впечатления не только у Софьи Ивановны. Юля, ещё будучи девятилетней девчонкой, поклялась, что выйдет замуж только за доброго, непьющего парня. Глупо, конечно. У них же на лбу не написано, кто кем станет после десяти лет совместной жизни. Вон, её папка тоже слыл на заводе самым лучшим работником. Красовался на доске почёта, каждый год возил семью в Ялту, баловал, оберегал. А потом… Эх… Ну да ладно. Что сейчас толку вникать во всё это, когда невозможно ни время вернуть вспять, ни стереть болезненные воспоминания.
Бред это всё. Нереально предугадать судьбу, как не старайся. Вначале ты думаешь одно, а в результате – можешь получить совсем иное. И да, мама права, было бы от чего печалиться, грызть себя изнутри. У неё самый красивый и отзывчивый муж в мире. Ну, бывают ссоры, бывает недопонимание, затаенная обида – так разве это беда? Подумаешь, есть у него свои пункты относительно неё – так с этим можно жить. Решаемо всё.
Вон, у Зыкиной, муж блядуном оказался. И не просто пошёл налево, изменив, а вышиб землю из-под ног, перевернул мир с ног на голову, признавшись полгода назад, что уходит к другой. Что семья у него есть. Ещё одна. Дальнобойщик херов. Собрал шмотки, запрыгнул в свой КамАз и укатил в далекие дали, оставив Танюху с дочуркой и больной матерью одних. Так на этом не конец. У Тани ещё и квартиру месяц назад обокрали. И прознали же, сволочи, что женщина продала в деревне родительский дом и копила на однокомнатную квартиру в городе. Не иначе, как свои и обнесли.
Вот где у человека и отчаянье, и безысходность, и ничего – хвост трубой, на лице улыбка, на покрытых редкими веснушками щеках румянец. Чтобы она да пожаловалась когда-то? Не-а. Всё у неё пучком, всё в шоколаде.
Так что… грех Юле жаловаться. Грех копить обиду. Было бы от чего, да? Все живы, здоровы, неголодные, одетые, обутые. Есть крыша над головой. А самое главное – муж, который, вроде, и пылинки с тебя сдувает, и души не чает. Что ещё нужно для счастья?
Да просто улыбнуться новому дню. Встретить солнце с чистой душой, оставив все переживания в прошедшей ночи…
Глеб вел машину, сосредоточенно глядя вперёд и лишь изредка бросал на неё мимолетный взгляд. Он тоже смирился с её возвращением на прежнюю работу, успел-таки свыкнуться. Да и она старалась быть внимательной к нему в эти дни, исполняла все пожелания, готовила любимые блюда, воплощала в реальность сексуальные фантазии, глотая втихаря противозачаточные.
Господи-и-и… ну кого она обманывает?!! Ни черта у них не зашибись. Так… для отвода глаз. Может, для Глеба всё и осталось по-прежнему, но только не для неё. Чувство, что что-то не так, поселилось в груди ещё год назад. Не могла понять, в чем причина? Сколько не проверяла его одежду в поисках следов от помады, чужого волоса, едва уловимого аромата духов – ничего не находила. Чист, как стеклышко. На работу она к нему не ходила – не хватало ещё. Не давал Глеб поводов для ревности, да и их ночные соития опровергали последнее, но относиться стал как-то иначе. Стал более требовательным, беспрекословным. Возможно, это у всех мужчин так со временем, а может, только у него, не знала, но что-то же внесло в их жизнь эти «новшества»?
Затронь он тему с ребёнком на неделю позже – она бы ещё подумала и скорее всего, согласилась. А почему бы и нет? Здоровье у них отличное, нет никаких противопоказаний, но… не так, как это ей преподнесли. Трахты-барахты, лишь бы насолить и привязать к дому ещё как минимум на пять лет. Нихрена. Она – не его мать! Пускай не путает грешное с праведным. Не цепляется на ровном месте и не проводит параллели. Не все жены изменщицы, а мужья – гулящие.
Пока Сашка болтал без умолку на заднем сидении, она мило улыбалась в ответ и рассматривала мелькающие за стеклом дома. Какие бы мысли не атаковали, а сегодня у её сына великий день. Переживала, как он вольется в уже сформировавшуюся группу, как его примут дети, как он отреагирует в ответ. Всё-таки мальчик привык к тесному кругу общения, жил в своем мире, и на многие вещи реагировал не так, как остальные.
– Приехали, – без особого настроения констатировал Глеб, остановившись.
Юля рассеяно кивнула, очнувшись от невесёлых мыслей, и заметив в десяти метрах выкрашенный всеми цветами радуги забор, повернулась к Сашке.
– Готов?
– Всегда готов, – юркнул он на улицу и, подойдя к водительской двери, пожал отцу руку. Юля только покачала головой, наблюдая за их серьёзными лицами. Мужчины, что тут ещё скажешь.
– Юль, – подозвал к себе Глеб, оставаясь сидеть за рулем, – домой сами. Я сегодня не смогу забрать, завал на работе, ещё и проверка из Москвы должна нагрянуть.
– Хорошо, без проблем. Погодка отличная, можем и прогуляться пешком, не сахарные. Тем более, тут недалеко автобусная остановка, если что, разберемся.
Наклонилась к нему и чувственно поцеловала, желая смягчить строгие черты лица. Чем больше радовалась, тем больше Глеб хмурил брови, не разделяя её воодушевления.
– Хорошего тебя дня, – улыбнулась напоследок, заботливо погладив пахнущую лосьоном после бритья щеку, и поспешила к убежавшему вперёд сыну.
Сколько шла, столько и чувствовала на себе пристальный взгляд. Прожигал он спину, вынуждая гордо держать голову, тем самым давая понять, что всё у неё получится. Неужели не ясно, что чем больше он будет ставить ей палки в колеса, тем сильнее она будет упорствовать.
– Юля! – позвал вдруг Глеб, когда они уже были у калитки.
Ну что опять? Обернулась, нацепив на лицо доброжелательную улыбку.
– Смотри за ним в оба, – кивнул на Сашку, отъезжая задним ходом. И не понять, была это просьба или предупреждение. – Чтобы без эксцессов, ага?
Юля обалдело проследила за удаляющейся Ауди, переваривая услышанное. В смысле? Он в чем её надумал упрекнуть? Да это она настояла на ребёнке в двадцать девять лет, устав ждать не пойми чего. Это она лежала на сохранениях, трясясь над зародившейся внутри жизнью. Это она рожала двенадцать часов и не спала ночами, когда её частичка души страдала коликами. Сашка падал, всего лишь царапал коленку, а у неё уже сердце разрывалось. Болел – она не спала сутками. Снились кошмары – неслась к нему в комнату и сидела у изголовья до самого утра. Глеб может обвинять её в чем угодно, но только не в невнимательности к сыну.
Вот же… добился всё-таки своего, испортил настроение.
– Осинская, хватит мух ловить, а то и обед скоро, а ты всё никак не проснешься, – прозвучало сквозь смех над головой.
Юля подняла голову и встретилась глазами с университетской подругой. Та едва не вывалилась в окно на втором этаже и призывно махала рукой, зазывая к себе. Её рыжие волосы переливались золотом, напоминая своей пышностью одуванчик.
От развесёлого вида Зыкиной Юля воспрянула духом и, помахав в ответ, поспешила в группу.
Стоило переступить порог хорошо знакомой комнаты, как её затопила давно позабытая атмосфера детского смеха, искренности, отзывчивости.
Таня помогла ей познакомится с детишками и представить Сашу. Рассказала о нововведениях, последних новостях и, пообещав заглянуть под обед, скрылась в параллельной группе за соседними дверями.
От былого упадка сил не осталось и следа. Всё вытеснили неугомонные мальчишки и девчонки. Юля переживала, что в первый день Саша будет держаться отстраненно, зыркая на всех исподлобья, но как же она ошибалась. Сын быстро влился в коллектив, став едва не нарасхват. Таня оказалась права – в группе «Малинка» действительно хорошие дети.
В первый рабочий день Алла Николаевна дала добро не проводить занятия, предоставив детям возможность поближе познакомится с новой воспитательницей. Спасибо, Наташа, выполняющая обязанности нянечки, всегда была под рукой и помогала не перепутать имена.
Были среди её воспитанников и более спокойные, и более шубутные. Те, кто тянулся в поисках тепла и любви, и те, кто с яслей заявлял о самостоятельности. Были из благополучных семей и не очень. Те, кто любил манную кашу и без проблем спал в обед и те, кто тихо играл в игровой и помогал собирать разбросанные игрушки. Всё как всегда, с одной лишь особенностью: меняли лица, имена, судьбы…
Двадцать три маленьких человечка. Все такие разные, но уже не по годам смышленые, с серьёзными, внимательными глазками. Так хотелось поделиться с ними знаниями, удачно подготовить к школе, привить любовь к учёбе.
– Голова не болит? – заглянула на пять минут Зыкина, кивая в сторону орущей толпы.
Юля закрыла журнал посещаемости и откинулась на спинку стула, поправляя волосы.
– С чего бы? Ты разве забыла, как мы вместе начинали после университета? Меня таким не возьмешь.
Таня рассмеялась. Что есть, то есть. Нервы у Осинской всегда были крепкие. Всем коллективом тогда удивлялись, откуда у столь хрупкой девушки столько терпения. А ответ оказался прост: человек она такой, правильный, душевный. Действительно воспитатель от Бога. Выбрала профессию непросто так, а по зову сердца. Не каждому дано так любить чужих детей, перебирать на себя их проблемы, стараться помочь. Лично у Тани, сколько бы ни старалась – ничего не получалось. Детей любила, но и выводили из себя частенько. Ни одни успокоительные не помогали. То ли она – такой человек, то ли дети такие попадались.
– Тань, – обратилась к ней Юля, поднявшись со стула, – а что там за пятно в спальне в левом углу? Я когда в пятницу приносила документы, Николаевна и словом не обмолвилась, а сегодня смотрю, пипец просто.
– Да, пипец. Аварийная ситуация, если кратко. Пятно давно, – принялась вводить в курс дела, спрятав руки в карманах белоснежного халата, которые в их дошкольном учреждении носили все без исключения. – Крыша течет, будь она трижды неладна. Второй год мучаемся. И к мэру на прием ходили, и письма писали – всё до задницы. То денег у них нет, то ума. За счёт родителей, говорят, делайте ремонт. Совсем охренели, – перешла на шепот, подойдя поближе. – Студинский, значит, когда шли выборы, наобещал в три короба, а сейчас руки разводит, мол, не одни мы у него такие. А мы и так уже с родителей на что только не тянем. Стыдно уже.
– Ясно, – вздохнула Юля, наблюдая за сыном. Он как раз играл с двумя девочками «в магазин». Права была Маринка, утверждая, что у него отбоя не будет от невест. Так и вышло. Как не с одной познакомился, и та угостила его конфеткой, так со второй сел рисовать. А их, девчушек этих, аж шестнадцать в её группе. Сашке будет где развернуться и на ком тренировать свое умение обольщать женские сердца ещё сызмальства. – Слушай, Тань, а может, я с Глебом переговорю по этому вопросу. Он с разными людьми общается, много частников, у которых свой бизнес. Вдруг выделят спонсорскую помощь, им же тогда налог меньше платить. Мне кажется, от таких быстрее придёт помощь, чем от нашей власти.
Таня сверкнула глазами, оживившись.
– Отличная идея! За спрос в лоб не бьют, а так хоть какая-то надежда. Кстати, как он отреагировал-то? Не скандалил?
Юля вовремя опустила глаза, пряча за густыми ресницами обиду, а когда снова посмотрела на участливую подругу – от её присутствия не осталось и следа.
– Нет. Мы все решили «полюбовно».
И не придраться. Сказала чистую правду. Таня одарила её придирчивым взглядом, но не заметив и намека на блеф, успокоилась. Зря Юля переживала, считая себя плохой актрисой. Всё у неё получалось. Даже очень хорошо.
– А ты как? – быстро сменила тему, не желая нарываться на допрос с пристрастием. Таня слишком проницательна. Если начнет расспрашивать, копнет поглубже – надавит на больной мозоль. А он только начал стихать. – Как мама? Анютка?
Таня тяжко вздохнула, покосившись на дверь. Близилось время обеда, нужно помочь нянечкам расставлять тарелки, но несколько минут поговорить можно.
– Да нормально всё, Юль, – полыхающий внутренним огнем взгляд тут же потух, противореча только что сказанным словам. Паршиво всё было, но старалась не киснуть. Не было когда печалиться. – Полгода прошло, смогла отпустить и себя, и его. Знаешь, – прошептала доверительно, наклонившись к уху, – ненависть – хреновое чувство. Разрушающее. Я когда увидела, что ногти стали слоиться и волосы выпадать от стресса, сразу себе сказала: а пошел он нах**, Бог сам воздаст по заслугам. А заживо хоронить себя из-за такой мрази? Не стоит он того. Кому я сделаю хуже? Только себе и своим родным. Кто-то будет жить припеваючи, а я должна в дерьме захлебнуться? Нетушки. Не бывать такому. Сейчас лето, каникулы, с мамой Аня сидит, иногда соседка захаживает. Смотрят сериалы целыми днями, семки щелкают.
– А в милиции что говорят? Есть зацепки? Сумма немаленькая, где-то же должна всплыть?
– Ой, – отмахнулась в сердцах подруга, – эти туда же, что и наша власть – одни обещания. Им пока не помажешь – никакой отдачи. А где я им сейчас возьму бабосики эти. Ой, – нервно хихикнула, утирая краем рукава повлажневшие глаза, – хохма, одним словом: чтобы найти украденные деньги – надо ещё и на лапу дать. Ну, ничего, – поправила воротник, улыбаясь, – будет и на нашей улице праздник. Прорвемся.
Юля приобняла её за плечи, прошептав слова поддержки. Теперь они будут видеться каждый день, смогут говорить и делиться наболевшим открыто. Это сейчас они осторожно прощупывали друг дружку, отвыкнув оголять душу, потом станет проще.
– Ну всё, всё, – засуетилась Таня, шмыгнув носом. – Я позже загляну к вам, отметим, так сказать, твое возвращение в родные пенаты. У меня и винчик есть, и шоколадка с миндалем. Так что ждите!
И правильно. Что там у тебя на душе, насколько паршиво – никто не должен догадываться, особенно дети. Они ведь как рентгены – быстро всё считывают, чувствуют твой настрой на подсознательном уровне и капризничают потом. Что бы не стряслось у тебя дома, как бы ни было паршиво на душе, а на лице всегда должна присутствовать улыбка
Пока Юля убирала со столов карандаши, в группу на всех парах ворвалась Наташа. Наполненная доверху кастрюля с супом едва не расплескивалась от быстрого бега, а сама нянечка была чем-то взбудоражена.
– Юля… Анатольевна, – подлетела, на ходу поправляя съехавший набок платок, – тебя Николаевна вызывает к себе. Срочно!
– А что случилось? – отставила коробку с набором для рисования, заволновавшись. С чего бы? Виделись же недавно. С документами у неё порядок, медосмотр тоже без изъяна.
Наташа поставила кастрюлю на подставку и, запыхавшись, ответила:
– Из мэрии приехали. Наконец-то приняли нашу заявку, и насколько я поняла, собираются чинить всю крышу.
Действительно, было от чего разволноваться. Не каждый день в их учреждение наведывались птицы столь высокого полета да ещё без предупреждения.
– А я тут при чем? – не поняла Юля, растерявшись. Есть директриса, есть завхоз, экономисты там, вот пускай и решают, что да как.
– Так в нашей же группе течёт? Вот тебя и вызывают. Проведешь, так сказать экскурсию. И халат не забудь, – напомнила Наташа, вынуждая вернуться и набросить на плечи медицинский атрибут. Когда такие гости – соблюдение всех правил обязательно.
Теперь уже Юля неслась по лестнице, пребывая в возбужденном состоянии. Вот так удача! Потолок в спальне действительно в плачевном состоянии. Под таким находиться опасно, не то, что спать.
Перед самым кабинетом притормозила, дабы успокоится. Сквозь неплотно прикрытую дверь слышались негромкие голоса. Говорила Николаевна, жалуясь на состояние злополучной крыши и завхоз, поддакивая в нужных местах.
Периодически, их рассказ перебивался бархатным, слегка хрипловатым баритоном, от которого у Юли на коже зашевелились мелкие волоски. Ошарашено уставилась на дверь, не зная, как реагировать на неожиданную реакцию. Впервые с ней такое. Необычное ощущение. Чтобы вот так, от одного только голоса?!.. В жизни такого не было.
Мамочки, кто же там такой? Аж интересно стало. Не Студинский – это точно. Мэра она видела вживую на открытии детской площадки недалеко от их дома и могла со стопроцентной уверенностью сказать, что данный голос принадлежал не ему.
Что толку гадать? Надо идти и смотреть.
Набрав в легкие как можно больше воздуха, коротко постучала и, дождавшись разрешения, с замиранием сердца вошла в кабинет.
На днях Марина утверждала, что все мужчины первым делом смотрят на женские ноги, постепенно перемещаясь вверх. Возможно. Но поднявшийся при её появлении мужчина, разрушил её теорему в пух и прах, уставившись Юле прямо в глаза.
Может, смотрел ради приличия, как того требовал протокол знакомства, но почему тогда не отвел взгляд? Почему так и замер, всматриваясь в лицо?
Всё заняло от силы несколько секунд, но каких секунд… Вот что бы такое подобрать… На ум ничего не шло. Ничего не щелкнуло в её голове. Не было ни разряда молнии, ни химии с искрой, ни помутнения перед глазами. Ничего из вышеперечисленного не испытала. А вот не пойми от куда взявшийся ступор и разрывающий барабанные перепонки пульс – даже очень. Просто… что-то вдруг заставило её замереть, позабыв, где и с кем она находится.
Тёмно-серые глаза настолько цепко удерживали в своем плену, что просочившаяся сквозь образовавшийся вокруг неё вакуум фамилия незнакомца лишь со второго раза достигла пункта назначения – головного мозга, заставив расширить от удивления глаза.
Кто? Дударев?! Тот самый Дударев, что стал первым у её Маришки? Тот, кому тридцать семь лет и ещё ни разу не был женат?
Эти мысли вспышкой озарили серое вещество, заставив её очнуться.
Не заботясь, как это будет выглядеть со стороны, стряхнула головой, прогоняя секундное оцепенение, и перевела взгляд на Аллу Николаевну.
– … а это Юля Анатольевна, – просочился в подсознание переполненный эмоциями голос директрисы. – Юленька, покажете Валентину Станиславовичу спальню? А мы с Сергеем…
– Эдуардовичем, – подсказал коренастый мужчина пятидесяти лет.
– С Сергеем Эдуардовичем, – поспешила исправиться Николаевна, – будем ждать на улице. Валентен Станиславович, а сметой лучше кому заняться?
Только тут Юля обратила внимание, что в кабинете, помимо перечисленных участников присутствовало ещё двое: упомянутый выше Эдуардович и молоденькая девушка, ненамного старшее Марины с ежедневником в руках, то ли ассистентка, то ли секретарь. На ней красовалась едва прикрывающую задницу мини юбка и полупрозрачная блузка, сквозь тонкую ткань которой отчетливо проступали очертания бежевого бюстгальтера. Интересно, Марина в курсе, что за фифы ошиваются вокруг её «Вала»?
К слову, Дударев сразу переключился на обсуждение озвученного вопроса, словно и не пялился до этого на Юлю. А может, ей показалось? Вон, все такие серьёзные, сосредоточенные, одна она – выпавшая из действительности по непонятно каким причинам.
Странно. Тем более, что помощник мэра и не думал больше смотреть в её сторону, акцентировав внимание на директрисе. Зачем вообще вызывали? Непонятно. И сами бы справились. От неё-то какой толк?
Но толк был. Чисто случайно, по стечению незапланированных обстоятельств она познакомилась с Маринкиной любовью. После такого люди зачастую выходят на перекур, дабы устаканить мысли и прийти в себя. Тут было над чем подумать, тем более, что подобные виражи с ней случились впервые.
И снова она ушла в себя, пропустив основную часть разговора.
– …договорились, – поднялась со своего кресла Николаевна, тем самым ознаменовав переход к действиям. – С нас – чеки и расчёт, с вас – финансовая сторона. Юля, – наконец-то вспомнили и о ней, – проведи, пожалуйста, Валентина Станиславовича в группу.
Растерянность первых мгновений исчезла, особенно, когда заметила, что на неё давно никто не смотрит. Упрямо взяла себя в руки и чтобы избежать столкновения с обладателем проникновенного взгляда, первой покинула кабинет, не собираясь раскланиваться на каждом шагу.
В голове – сплошной винегрет. Будто с бодуна, которого у неё никогда не было. Полная дезориентация. И казалось бы, с какого перепугу? Да, этот Дударев и правда смазливый. Ну и?.. Что она, красивых мужиков не видела? Если присмотреться, не особо там есть за что и зацепиться. Ещё и этот шрам, рассекающий правую бровь сверху вниз, не делал из него аки писаного красавца. Видно, что белесая полоса давняя, возможно, ещё с юности, но такой «боевой раскрас» что-то не особо внушал доверия в профессионализм обладателя. Такому не в мэрии сидеть, а заправлять штангами в спортзале.
И чего это она так разнервничалась? Чем не событие. Дударев, скорее всего и не в курсе, кто перед ним. Как взглянул, знакомясь, так больше и не смотрел в её сторону. А когда поднимались по лестнице на второй этаж, так вообще рванула вперед, не желая отвечать на вопросы.
Завернув в небольшой коридор, разделяющий западное крыло на два отдельных помещения, неожиданно наскочила на Таню. Видать, Наташа уже доложила.
Зыкина с вызывающим пренебрежением окинула шедшую позади «делегацию» и скрестила на груди руки.
– Надо же, какие люди! Вот уж не думали, что этот день когда-нибудь наступит.
На прозвучавший стеб отреагировала только Юля, ошеломленно уставившись на подругу.
– Тань, ты чего? – шикнула, пропуская гостей в группу. – Думай, что несёшь.
Дударев одарил Таню снисходительной улыбкой и, проходя мимо взвинченных подруг, окутал их ароматом дорогого парфюма.
– Как только, так и сразу, – ответил спокойно и тут же отреагировал на дружный хор детский голосов, прокричавших «Добрый день»: – Добрый! Приятного аппетита, – окинул всех весёлым взглядом, отмечая, насколько те чинно сидят на низеньких табуретках. Да, в их царство миниатюрных размеров его огромный рост и широкие плечи никак не вписывались.
– Второй год, между прочим, Валентин Станиславович, ждем от вашего руководства новостей, а вы только сейчас надумали? – увязалась следом Таня, решив сорвать на нем все недовольство городской властью. – Ладно, ваш предшественник, ничего святого за душой, мы привыкшие, но Егор Андреевич… – запнулась, вовремя вспомнив, кто перед ней находится. Пускай и не сам мэр, но лицо максимально к нему приближенное, не последний человек, так сказать, – кхм… обещания давал…
Все вошли в спальню, уставившись на демонстрируемое Юлей повреждение. Ассистентка, обладательница огромных, едва не в пол-лица очков, открыла рот; Дударев нахмурился, оценивая аварийное состояние потолка, а Таня довольно фыркнула. Они думали, что им с Николаевной нефиг делать, каждое лето обивать порог мэрии? Ага. Щас. Бессовестные. Хоть бы раз пришли и посмотрели. Вечно завтраками кормили. А теперь стоят тут и охают.
– Видите ли, Таньяна… – обратился он к Зыкиной, прочитав вышитое на верхнем кармашке халата имя.
– Просто Таня, – буркнула та, скрестив на объемной груди руки. Настрой боевой, но уже с заметными проблесками примирения. Когда на тебя смотрят так же, как ещё недавно смотрели на саму Юлю – невозможно долго противиться. Тут любая растает.
– Видите ли, «Просто Таня», – продолжил он всё так же спокойно, переглянувшись с блондинистой ассистенткой, – я что-то не припомню, чтобы давал вам лично какие-то обещания, – поставил её на место, рассматривая под потолком потемневшие обои. – На данный момент на балансе города не только ваше учреждение. Есть ещё детский дом, гериатрический пансионат, те же школы, у которых не только крыша неисправна, но и отопление после зимы накрылось. Хотите – верьте, хотите – нет, но разорваться мы не можем. Мне и самому неприятна сложившаяся ситуация, но обещаю: раз уж мы приехали, – сосредоточился на ней, улыбнувшись, – крыша будет отремонтирована в ближайшие дни.
«ПростоТаня» буквально расцвела на глазах. И пока Юля ютилась под стенкой, пялясь на мужскую спину, подруга перебрала на себя всё внимание, продемонстрировав заодно и рассохшиеся окна, и состояние чугунных батарей. Как по Юле, то отопление у них отличное, просто нужно почистить трубы, прогнав в холостую несколько раз саму систему.
Дударев внимательно слушал и периодически поворачивался к ассистентке. Та понятливо кивала и тут же склонялась над блокнотом, поспешно записывая озвученную просьбу.
Стоило признать: чисто по-женски Юля понимала Маринку. Будь она на её месте – тоже бы влюбилась. В двадцать лет чувства по-особенному яркие, этот тот момент, когда юношеская пелена уже спала с глаз, а разочарование зрелостью ещё не наступило. Ты, типа, знаешь, чего хочешь от жизни, у тебя уже сложилось представление о парнях.
В двадцать лет всё только начинается. Ты полна энергии, мечтаний, планов. Когда на тебя обращает внимание именно такой мужчина – повышается и самооценка. Значит, в тебе что-то есть. Значит, ты не только красивая, но ещё и интересная.
Ну а Дударев… С ним и так всё понятно. Высокий, статный, темноволосый, с необыкновенным оттенком серых глаз, напоминающим цвет мокрого асфальта, и с такой разящей мужской силой, что перехватывает дыхание.
Дударев относился к той касте мужчин, которые даже работая простыми сантехниками, заставят вас томно мечтать о близости. Что уже говорить о дорогом деловом костюме, белоснежной рубашке с небрежно расстегнутой верхней пуговицей и начищенных до блеска кожаных туфлях? Тут у любой пошатнется выдержка, не только у одинокой Зыкиной. Зачем такому мужчине вообще жениться? Стоит только поманить пальцем – и любая девушка станет его.
От этих мыслей передернуло. Аж стыдно стало, если честно. А ведь ещё пару дней раз утверждала, что чхать хотела на проявленный со стороны мужчин интерес. Надо же, как переклинило. И не скажешь, что неудовлетворенная или обделенная вниманием. Всё у неё есть: и то, и другое.
В общем, пока анализировала свое недавнее помешательство (иначе это состояние и не назвать), Таня выполнила её обязанности, успев провести помощника мэра едва не по всему второму этажу, рассказывая о накопившихся проблемах. Плюс ко всему, Зыкина ещё и грузовик песка выпросила для летних площадок. Таким подходом оставалось только восхищаться. Юля бы на её месте и двух слов не связала, не говоря уже о каких-то там просьбах. По Тане сразу видно – бой-баба. Такой палец в рот не клади, а если уж хватило ума сунуть – будь готов, что откусит по самое плечо.
Так и Дударев не терял времени зря. То расплывался в обольстительной улыбке, от чего Зыкина готова была едва ли не петь ему оды, то щурил взгляд, окидывая её с ног до головы. А у Тани там было на что посмотреть. Пускай и вкалывала как лошадь, и не могла похвастаться «двадцаточкой» в паспорте, но выглядела для своих лет весьма аппетитно. И не знай Юля всей ситуации, ещё бы и порадовалась за подругу, мол, вон как перья распустила, авось и клюнет. А так… аж переклинило от праведного гнева. Ладно Танька, видно, что подыгрывает, но он? ОН?! Кобель, одним словом.
