Текст книги "Запрещенные друг другу (СИ)"

Автор книги: Арина Александер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 34 страниц)

Глава 17

– Альбин, меня нет, – попросил Вал вошедшую в кабинет секретаршу, остервенело закатывая рукава помятой рубашки. – Ни для кого. Абсолютно. Поняла?

– Хорошо, Валентин Станиславович, – девушка осторожно поставила на стол три чашки с крепким кофе и поспешно удалилась на свое рабочее место.

– Серёж, позвони Томашевскому, пускай бросает свои дела и занимается проходной, – переключился Вал на партнера, ударяя массивным кулаком по распластанной ладони. – Скажешь, потом догуляет отпуск. Если всё получится – я сам куплю ему путевку, куда только захочет.

– Хорошо, сейчас наберу, – подорвался тот с кресла и, достав из внутреннего кармана пиджака сотовый, вышел в коридор для очередного звонка.

– А почему ты не позвонишь Берднику? – поинтересовался нетерпеливо Студинский, взглянув обеспокоенно на Вала. Видел, как сжались у того кулаки, как напряглись плечи, шея. Видел в его воспаленных от усталости глазах так и не сошедшую до конца напряженность, застывшую в уголках губ жесткую морщинку. – Всего два слова и от твоего Осинского не останется и следа, – остановился возле расхаживающего туда-сюда друга. – Ты же сам понимаешь, откуда растут ноги, зачем так рисковать? Ради чего? Если ради неё – так не стоит. Она замужняя, и судя по тому, как тебя штормит в последние дни – вряд ли сделала выбор в твою пользу.

У Дударева на лице дернулась щека. Прекратив избивать покрасневшую ладонь, глянул на Егора исподлобья, едва сдерживаясь, чтобы не послать как можно дальше и протяжно выдохнул. Сейчас только его нравоучений не хватало. Поэтому только и смог, что в сердцах ударить ладонью по столу, отчего стоявшая на краю чашка заметно подскочила в воздухе и процедить сквозь стиснутые зубы, начав терять терпение.

– Не надо приплетать сюда Юлю, – тёмно-серые глаза недовольно блеснули. – У меня с Глебом не заладилось с самого начала, она тут ни при чем.

Егор оставил сей заглушенный взрыв без ответа.

– Тем более, – продолжил Вал, рухнув в кресло, – дело не только в Осинском. Там и Цыганов – с*ка хитров**баная. Не удивлюсь, если Глеб подал идею, а он поддержал. Ты совершил огромную ошибку, подпустив его к общей кормушке. Вот увидишь, мои элеваторы – только начало.

Егор подошел к столу, взял кофе и, сделав осторожный глоток, холодно напомнил:

– У меня не было выбора. Кода тебе звонят сверху и настоятельно «просят» помочь «земеле» – не слишком-то и заупрямишься. Не забывай – это в нашем городе мы с тобой власть. Самая высшая инстанция, не считая Бердника, но стоит выехать из области – как всё – иные порядки. Давай я не буду тебе рассказывать, как оно всё происходит. Я не мог ему запретить вернуться в город. Не пойман – не вор, как говорится. Пока у меня не будет доказательств его причастности к вчерашней проверке – я не смогу пожаловаться. Так что советую пока подключить Костю. Томашевский, конечно, больной на всю голову, но вспомни ситуацию с заводом? Кто нам тогда помог?

– Угу. Я помню. А ещё я в курсе, сколько процентов он за это потребовал.

– А без крыши никак! Я тебя предупреждал. Вчера это был Цыганов с подачи Осинского, завтра ещё кто-то. А ты будешь ходить по лезвию ножа и не спать по ночам, переживая, как бы твое зернохранилище не взлетело на воздух.

Вал откинулся на спинку кресла и ненадолго прикрыл глаза, чувствуя под веками неприятное жжение. Умом соглашался со всеми доводами, а вот сердцем… такая злость брала, прям задыхался. Меньше всего хотелось жить в постоянном тонусе, но и прогибаться под распальцованных уродов для него было хуже смерти.

Он не был святым, правильным, честным. Да и не нуждались в этих качествах подпускавшие к казне смотрители. Даже если бы захотел развиваться по всем законам честного бизнеса – хрен бы получилось. Повсюду коррупция, уклонение от уплаты налогов, теневые схемы. И появление в городе Цыганова было совсем не к добру. Мало того, что в будущем он мог составить конкуренцию Егору, он ещё и на его добро осмелился раззявить пасть.

– Вал, – проник в ход его мыслей Егор, допив кофе, – ну зачем тебе этот геморрой, м? Поручи Косте охрану и развлекайся себе до упаду, разъезжай по морям, трахай баб…

От этих слов Вал поморщился, будто от зубной боли и раздраженно потер небритый подбородок.

– Спасибо, натрахался уже, – улыбнулся он натянуто и тут же вспомнил о Военбург. Пока подключал свои каналы – постоянно думал о паскуде, вернее, о том «подарке», что мог свалиться ему на голову спустя девять месяцев.

Вокруг мусора, охрана, крики, маты, лай охраняемых территорию овчаров, рев пригнанной спецтехники, а у него в голове не только перечень всевозможных юридических лазеек, благодаря которым можно отстоять свое, а и успевшая укорениться шальная мысль о возможном отцовстве.

Ведь если так подумать… Чёрт! Вот что он имел в свои тридцать восемь, м? Бизнес, ради которого приходилось переступать через себя же? Шикарную квартиру, в которой никто не задерживался надолго? Счета в банках, крутую тачку, перечень многочисленных связей? А толку?

Рисковал вчера, причем, капитально. И ради чего? М? Ради кого он пытался выстоять, взобраться на вершину, собрать вокруг себя высококвалифицированных спецов? Неужели только ради набитого кошелька и карьерного роста?

Нет, конечно. Было что-то ещё. То, что заложено в нас с рождения на некотором подсознательном уровне. То, что не позволяло пасть духом, поднимало с колен, заставляло смотреть в будущее. Это что-то пришло к нему с возрастом, перекроив тянувшиеся с юности стремления на новый лад. Теперь всё воспринималось иначе, виделось под другим углом. Не прельщала его больше двухуровневая квартира. Не будоражили ум пригнанные из-за границы машины. Не возбуждали длинноногие красотки модельной внешности.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Возможно, пришел его час? Настало время остепениться, пускай не так, как завещала мать, пускай, ломая и перекраивая себя в угоду больной на всю голову девчонки, но всё же…

Видимо, судьба у него такая. Построить отношения с достойной женщиной – не его призвание. Вечно какой-то напряг. Не получалось у него по-нормальному. Не-а. Не его это. Так может, если действительно так предначертано, пускай всё и дальше идет своим чередом? Забеременеет Марина – так тому и быть. Пускай рожает. Потом сделают тест на отцовство, и если ребёнок действительно окажется его – значит, судьба. Но жить вместе с ней и тем более создавать семью он не собирался ни за какие деньги мира…

– Ладно, Вал, – вздохнул Егор, нарушая затянувшееся молчание. – Поступай, как считаешь нужным. Я предупредил. Но если передумаешь – номер Бердника у тебя есть.

– Спасибо, – поднялся с кресла Вал, пожимая протянутую руку.

– И ещё, – Егор замялся у двери, уперев в него цепкий взгляд. – Поосторожней там с Осинским, ага?

– Может, мне его грохнуть? Глядишь, и ты успокоишься, и мне станет легче жить, – пошутил, потирая зудящую ладонь. А что? Хорошая идея.

Но Студинский шутку не оценил. В каждой шутке, как говорится…

– Даже не вздумай, – нахмурил светлые брови, предупреждающе ткнув в него указательным пальцем. – Я серьёзно! У меня только один друг и я не собираюсь терять его из-за какой-то там неопределившейся бабы.

Вал только ухмыльнулся, не собираясь внедряться в подробности. Реакцию Егора понимал и частично уважал. Сам рвал и метал, переживая в свое время за друга, но пути назад уже не было. Цепной механизм запустился много лет назад, а Юля… она всего лишь ускорила неизбежное. Стала тем недостающим болтиком, благодаря которому медленно вращающийся движок набрал губительные обороты.

Дай Бог, он найдет управу на Цыганова сам, не ввязываясь снова в криминал. И так с большим трудом отмылся, начав жизнь с чистого листа. Но если не получится. Если придется свернуть с протоптанной в агонии дорожки – всё потеряет смысл. Абсолютно.

Отбросит его тогда к первоистокам на несколько лет назад, снова поставит на распутье, дыша в затылок пробирающим до дрожи зловоньем разлагающихся трупов и всё… пздц. Крест на него рухнет подъемный. Не выберется из-под него. Уже не сможет. Единственный человек, который мог бы помочь, который болел им, переживал за него, молился бессонными ночами и всегда ждал у двери, заливаясь счастливыми слезами при встрече, сейчас был на небесах. Теперь никто не вытащит его из засасывающей воронки, никто не напомнит о человечности, заглядывая с тревогой в обезумевшие глаза.

Связаться сейчас с Бердником, означало плюнуть этому человеку "в лицо". Перешагнуть через всё то светлое и дорогое, что ещё ютились в пыльных закромах зачерствевшей души благодаря её напутствиям перед смертью.

Если бы не мать… Даже страшно представить, где бы он сейчас был. И был ли вообще.

– Что, обстановка накаляется? – вошел в кабинет Зейналов, намекая на встретившегося по пути недовольного Студинского.

– А что, у нас когда-нибудь было иначе?

– Да нет, – гоготнул Сергей, плюхнувшись в кресло, – всё как всегда. Кстати, Толян уже выехал. Так что можешь не переживать – мимо элеватора даже птица без твоего ведома не пролетит.

– Спасибо, Серёг.

– Да как бы и не за что. Я ведь тоже бабла немало вбухал. За одно дело болеем. Я тут начал пробивать потихоньку информацию насчёт Цыганова. Нужно ведь как-то утихомирь зарвавшуюся тварь. И знаешь, что я нарыл?

Вал вопросительно приподнял брови, продолжая перебирать оставленные Альбиной документы.

– Дочка у него есть, семнадцатилетняя. Выпускница. Говорят, оберегает её как зеницу ока, спрятав от всего мира в каком-то зажопье. Я уже дал своим людям задание отыскать её. Вдруг пригодиться.

Отложив документы, Вал плотно сцепил между собой пальцы, вытянув на столе увитые венами руки.

– Я не признаю похищение действующим средством. Никогда не опускался до такого и впредь не собираюсь. – В голосе появились резкие отрывистые нотки. Хотелось быть сдержанней, но проведенные в напряжении часы рвались наружу не только усталым взглядом, но и неподдающимися контролю эмоциями.

Зейналов понимающе улыбнулся и, подавшись слегка вперед, заговорщицки подмигнул.

– Тебе просто некого терять, так что можешь не переживать по этому поводу. Пока у тебя нет семьи – ты неуязвим во всех отношениях. Согласись, выгодная позиция?

Вал напрягся, почувствовав в висках пульсирующую боль.

– Ты сейчас серьёзно?

– Вполне. Если человека нельзя купить, припугнуть или как-то иначе поставить на место, то… сам понимаешь, его всегда можно взять на крючок, использовав в противовес самое дорогое. Я не шучу сейчас, Вал. Если Цыганов или тот же Осинский не успокоятся – на него найдут управу, причем за считанные минуты и без всяких там крыш.

Вал настолько охренел, что невольно поднялся на ноги, и слегка подавшись к партнеру, угрожающе сгруппировался всеми группами мышц. Какой Осинский? Какое припугнуть? Зейналов что, планировал использовать в своих целях Юлю?

И словно в подтверждение его мыслей Сергей продолжил вполне себе решительным голосом:

– Слышал, жена у Осинского красавица. Если муженек и дальше продолжит рыпаться – придется познакомиться с ней и на личном опыте убедиться в достоверности с…

Договорить не успел, так как Вал стремительно выбросил вперёд руку и, схватив его за грудки, словно невесомую пушинку подтащил к себе одним мощным рывком.

– Вал, ты чё? – опешил Зейналов, перехватив скрюченными пальцами удерживающую его руку. – Что я такого сказал?

Вал только и мог, что порционно закачивать в себя воздух, боясь даже представить такой расклад. И если до этого момента ему ещё хоть как-то удавалось сдерживаться, глуша рвущуюся наружу злобу накатившей усталостью, то сейчас его терпению пришел конец. На многое был зол, со многим не хотел мириться и принимать как должное, но то, что его Юльку могли использовать в воспитательных целях – стало последней каплей.

– Вал!.. – дернулся в руках Серега, моргая удивленными глазищами. Впервые видел Дударева настолько взбешенным. – Это даже не моя идея. Если собьется просушка зерна и китайцы разорвут договор о поставке – поверь, мне даже делать ничего не придется. Там и без нас разберутся. Ты меня слышишь? Эй!!

Разжав судорожно сцепленные кулаки, Вал сделал шаг назад и, накрыв лицо ладонями, смачно выругался. Придурок. Совсем мозги отключились.

– Да ладно, проехали, – похлопал его по плечу Сергей, не имея привычки долго злиться, тем более, когда у обоих нервы ни к черту. В одной лодке ведь барахтались, сдастся один – пострадает и второй. А они команда, одно целое. Нельзя им терять бдительность и проявлять слабину. Врагам это только на руку.

Понимая, что со стороны его реакция выглядела как минимум подозрительно, Вал уже хотел внести некую ясность относительно прозвучавшей угрозы, как из приемной послышались Альбинкины вопли:

– К нему нельзя! Вы меня слышите? Юля… как вас там… Анатольевна. Валентин Станиславович никого не принимает сегодня! Да стойте же!

– Мне можно! – огрызнулись ей в ответ, стуча по паркету каблуками.

И не успел Вал опомниться, сосредоточившись на открываемой двери, как схлопотал такую увесистую пощечину, что из глаз посыпались искры.

– Валентин Станиславович, – промямлила Альбина, опешив от увиденного, – я пыталась…

– Оставьте нас! – перебил её холодно, испытывая неприятное жжение на левой щеке. – Серёг, – на Зейналова даже не посмотрел, – потом поговорим.

– Хорошо, как скажешь, – отмер тот, отступая к двери. Не каждый день увидишь такое. Однако не сама пощёчина поразила его до глубины души, вызвав удивлённый ступор, а обладательница изумрудных глаз. Кажись, это не первая их встреча в этом кабинете.

Когда послышался звук закрывшейся двери, подохреневший Вал грубо схватил Осинскую за локоть и сцепил на многострадальной руке пальцы. Как же он был зол… Это ж надо до такого додуматься?! Мало того, что заявилась внаглую, так ещё и пощёчину залепила на глазах у партнера. Тут у любого накроется выдержка. Да и не только от пощечины охренел. Серёга, мать бы его так, словно учуявшая добычу ищейка, уставился на его Юльку, словно позабыл обо всем на свете. Тому лишь дай повод. В два счёта вычислит, кто тут перед ним воинственно размахивал мечом и всё… пздц. Сразу приступит к реализации своего дебильного плана.

– Ты чё, озверина нажралась? – рванул на себя накрученную до предела Юлю, впившись обезумевшим взглядом в испуганные глаза. – Совсем еб*нулась?

– Это тебе за Марину, – трепехнулась Юля, пытаясь вырваться из захвата. Вал и бровью не повел, продолжая сжимать её локоть едва сдерживаясь, чтобы не сделать ещё больнее. Тогда она наступила ему на ногу, стараясь продавить тонким каблуком кожаную поверхность туфли.

Громко зашипев, Вал грубо оттолкнул её от себя, а потом, видимо передумав, так же грубо притянул обратно и переместив руки на нижние ребра, ощутимо сдавил тонкую талию. Ни разу не поднял на женщину руку, но в тот момент… видит Бог, в долгу бы не остался. Хотя… в кабинете ещё был отдельный санузел с небольшой, но достаточно удобной душевой. Зашвырнуть бы её туда и включить на весь напор холодную воду. Глядишь, успокоилась бы и гонор свой поубавила.

С сожалением покосившись на нужную дверь, Вал сосредоточился на раскрасневшейся Юле и протянул вкрадчиво:

– Интересный расклад, Юляш. Как позвонить – так мы вне зоны. Знать не знаю и всё такое. А как Маринка пожаловалась – так сразу всё бросила. Что же она тебе такого понарассказывала, что ты сорвалась из дому, оставив мужа на произвол судьбы? Ай-яй-яйй… Нехорошо получается.

Юля ещё сильнее залилась краской, мечтая лишь об одном – прекратить настолько остро реагировать на перемещающиеся по талии руки и придумать достойный ответ, но… увы… вся её воинственная речь, отрепетированная по дороге к мэрии, трусливо испарилась. Ни одного остроумного ответа, ни одной здравой мысли. Только хаос. Теплый. Обволакивающий. А ещё мурашки. Уже и забыла, каково это – находиться в его сильных руках, чувствовать на себе заворачивающий взгляд, дышать с ним одним воздухом. Многое бы сейчас отдала, лишь бы не млеть перед ним, не дрожать осиновым листом. Равнодушной хотела быть. Остывшей.

– Да много чего, – сбросила с плеч накатившее наваждение, вспомнив, зачем пришла сюда, рискуя будущим сына, – я даже не знаю, с чего начать.

– А ты не стесняйся, начни с самого элементарного. Я всё думал: кто же из вас двоих заявится первым. Признаюсь, у тебя были шансы так себе. Не очень. Ты же у нас мастер включать заднюю. Но ты удивила, чего уж там, – протянул насмешливо, пытаясь сбавить бороты. А оно, как назло, крыло всё сильней и сильней. С головой. До темноты перед глазами. То ли от усталости, то ли от нервов. Стоял и рвано дышал ей в губы, проклиная и свою поплывшую, словно маргарин, выдержку, и сорвавшееся в самую бездну сердце.

– Это так… так подло, мстить мне через неё. Хотя, – улыбнулась дрожащими губами, – другого я и не ожидала. Зато теперь я знаю, что ты за человек. Никогда не верила сплетням, но сейчас впервые пожалела.

– М-м-м, даже так, – начал терять терпение. – Так я тоже тебя узнал, Юль. Оказывается, мы с тобой не так уж и отличаемся. Попользовались друг другом и по домам, дальше играть свои роли, – усмехнулся, заметив, как она вздрогнула. – Не зря я не связывался с замужними бабами. Себе же дороже в итоге получилось. Но знаешь, чего я больше всего ненавижу в женщинах?

Юля вскинула подбородок, мол, давай, валяй.

– Непостоянство и корыстолюбие, – припечатал откровением, стараясь задеть как можно больнее. Хотелось взреветь: «Блдь, какого хрена вообще? Ты откуда такая взялась?». – Пора бы уже и определиться, Юляш. А то вчера одно, сегодня – другое.

– Это я-то непостоянная? – прошептала она севшим от возмущения голосом.

– Угу. Ты сама себе противоречишь. То подпускаешь, то отталкиваешь. Я похож на щенка по-твоему? Похож или нет? – рявкнул на весь кабинет, едва сдерживаясь от желания схватить её за плечи и вытрясти задутую в эти маленькие уши дурь, но лишь сильнее окольцевал руками, продолжая удерживать во властном плену.

Чтобы скрыть сжавший диафрагму спазм, Юля рассмеялась.

– Боже, Вал, если со мной всё ясно, то, как быть с тобой?

– А что такое? – выгнул темную бровь, рассматривая себя. – Я в порядке.

– Да-а-а?! – от подобной наглости у Юли аж голос сел. – А с Мариной кувыркаться в постели после фееричного расставания – это у тебя в порядке вещей, да? Подумаешь, переспали, на утро можно выбросить на улицу, как отработанную шестерёнку. Так получается?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Вал часто задышал. Если честно, задело. Да так, что только что остывшее нутро снова накалилось до предела.

– Юль, давай начистоту. Ты сюда зачем пришла, м? Защитить племянницу? Зря. Она сама кого угодно за*бет до смерти. Или тебя зависть задавила? Так я тут причем? Я свободный мужик, как оказалось, что хочу то и делаю.

Только… Вместо того, чтобы послать прямым текстом, ещё сильнее прижал её к себе, основательно пропадая в изумрудных глазах. Что он там говорил? С глаз долой, из сердца вон? Бред. Такую не возможно забыть за несколько дней. Ведьма – и этим всё сказано.

– Ты!.. Да ты… – захлебнулась, забившись в его руках словно пойманная в силки птица.

– Надо же, какой развернутый ответ! – посмотрел на неё сквозь холодный прищур, испытывая едва ли не животное удовлетворение. Хотя на самом деле хотелось совсем иного.

– Мне даже смотреть на тебя мерзко, не то, что говорить! – огрызнулась она, найдясь с ответом.

– Так не смотри! – переборов себя, всё же отпустил её и, приняв небрежную стойку, закинул за голову руки. Жаль, нельзя то же самое сделать и с пробравшимся в ноздри запахом. – Какого хрена тогда пришла, если так противно? Ты уж определись как-нибудь и дай честный ответ, чего тебе хочется от жизни больше: чтобы тебя умело трахали или сидеть у муженька под боком, корча из себя неприступную…

Пошатнувшись, будто получила ответную пощечину, Юля поменялась в лице. Недавний запал испарился, а в нереальных глазах отобразилось что-то доселе ему незнакомое. Рядом с уже привычной ранимостью вдруг неожиданно проявилась то ли тревога, то ли страх. Чего она боится? Что скрывает?

Юля опустила глаза, спрятав мимолетные чувства за угольными ресницами. А ведь Вал прав: будь она нормальной и к тому же верной женой, если бы реально переживала за сына – никогда бы не прибежала к нему, даже не смотря на выжженную ревностью душу.

От предусмотрительно заготовленных обвинений в скотстве не осталось и следа. Испарились они, стоило столкнуться с насмешливым взглядом.

Господи, какой стыд… Неужели она настолько эгоистичная?

Да она чуть с ума не сошла ночью, представляя всевозможные варианты дальнейших событий. И Маринку беременной видела, и Вала рядом с ней счастливого и довольного. Да, возможно, он и не стал бы жить с племянницей, но, блин, это же ребёнок.

Накрыло. Будто пелена на глаза опустилась. Где был разум, когда вместо возвращения домой, взяла и поехала к Дудареву? Это ведь настоящее безумие. Риск. А остановить себя, уберечь от последствий уже не могла. Стоило представить его с Мариной, и всё, в груди такой вихрь поднимался, что все здравые мысли тонули в воздушных массах. С кем угодно мог спать, честно, смирилась бы и поняла, но только не с племянницей. Это не то, что удар ниже пояса. Это выстрел на поражение, причем в самое сердце.

Почему-то перехватило дыхание. Правду говорят, что влюбленная женщина глупеет, но не настолько же. Не столь бесповоротно. Разве её должны волновать его связи? Да пускай хоть утрахается до потери пульса. Пускай обречет и себя, и Марину на адские муки – ей-то какое дело?! Подумаешь, сдохнет от боли, зато получила хороший урок. Хуже всего то, что Глеб оказался прав. Что им и, правда, стоило обратиться к психологу, не побояться рассказать о проблемах. Нужно было открыться, выговориться, пожаловать друг на друга, а уже потом рубить с плеча. Чего она добилась своей обидой, самостоятельностью, стремлением никого не задеть? Ни-че-го. Только хуже сделала.

К Валу вот пришла. Зачем, спрашивается? Захотела лишний раз убедиться в правильности принятого решения?

Убедилась? Полегчало?

– А я определилась, – перехватила тонкую шлейку сумки, отступая медленно к двери. В груди, словно кислотный дождь прошёл. Жгло непередаваемо. – С мужем буду, – пыталась казаться равнодушной, хотя внутри уже давно всё дрожало натянутыми струнами. – Он тоже неплох в постели и знаешь, – вогнала острые ноготки в ладонь, обмирая от пущенной вдогонку запредельной злости, – спасибо тебе. Теперь я точно знаю, чего могла лишиться, выбери тебя в то утро. Лучше быть двуличной стервой под боком нелюбимого мужа, чем довольствоваться членом такого бабника, как ты.

Последнее можно было и не говорить, потому что не успела она отвернуться, собирайсь уйти с гордо поднятой головой, как Вал тут же бросился к ней и рванув за плечо, развернул к себе лицом.

– Бабника, говоришь? – склонился над ней буквально впритык и процедил сквозь зубы: – А ты тогда кто, Юляш? – Взгляд бешеный, дыхание тяжелое. Прерывистое. Ноздри с шумом выталкивают отработанный кислород. И в груди такая ломка… ни вдохнуть, ни выдохнуть.

– Вот и разобрались, кто мы друг другу, – улыбнулась, призвав на помощь всю свою стойкость. По крупицам собрала, соединила в одно целое, лишь бы не разреветься перед ним позорно. Если он бабник, то она… ладно, и так всё ясно. – Счёт 1:1. Я сделала больно тебе, ты – мне. А теперь пусти! – накрыла его руки холодными пальцами, норовя сбросить с плеч тяжелые кисти. – Всё, что нужно было знать, я и так узнала.

– Ну, уж нет, – ухмыльнулся криво Вал, швырнув её сумку на пол.

– Пусти, сказала! – едва не прорычала от отчаянья, чувствуя, что начинает плыть. – Мне больно! – воскликнула, имея в виду совсем не физическую боль. Хотя каждое прикосновение отдавалось тысячами иголок. Лучше вот так, разойтись, наговорив кучу гадостей, чем пытаться понять друг друга.

Вал перехватил её ладони и накрыл ими свое пылающее лицо. Отпустить её? Да щас. Поздно. Она уже спалилась по всем фронтам. Чтобы там не говорила и как бы ни отравляла душу – её реакция на его прикосновения была красноречивей любых слов.

– Признай… – обхватил её лицо в ответ, надавливая на челюсти, и надсадно прохрипел, задавливая застрявший в глотке эмоциональный ком, – что стерва ты двуличная. Что не хочешь меня… Что плевать тебе на чувства других… Признай, и я отпущу. Ну же!

Она кивнула. Всё верно. Но Вал лишь сильнее прижался к её лбу, не веря в происходящее. Это не может быть правдой!

– Юлька-а-а… что ж ты делаешь со мной?

А что она? Боялась она себя. Сильно. Кричала внутри тревогой. Приказывала вырваться из этого губительного плена, а всё никак не могла. Не задели его слова. Даже и не думала обижаться. Видно же, что не со зла. Что обида в нем говорила затаённая. Причина ведь не в нем, а в ней. В её непостоянстве и неопределенности. Но у неё не было выбора.

– Да, я стерва. Причем не только двуличная, а ещё лживая и трусливая… – прикрыла припорошеные влагой глаза, спрятавшись от горькой реальности. – И ты мне сто лет не нужен… – выдохнула тихо, беззвучно шевельнув одними губами. – И мужа я выбрала, потому что не хочу тебя. Попробовала – не понравился, – перешла на шепот, стараясь не реагировать на умелые прикосновения. Вал оставил в покое её лицо и переместился чуть ниже – сначала на шею, потом неспешно переключился на ключицы, а затем, прошелся пальцем по выступающей из декольте ложбинке, ныряя между налившимися половинками шикарной груди. – Не мой ты типаж, Дударев. Не хочу с тобой ни спать, ни просыпаться по утрам, ни жить. Ничего не хочу с тобой…

Всё. Выговорилась. Смогла выстоять, не поддавшись губительному искушению. По крайней мере снаружи. Но стоило открыть глаза и встретиться с недоверчивым взглядом – как сердце пошло в такой разнос, что едва не застонала от оглушающей боли.

– Юлька… Какая же ты у меня всё-таки дурочка… – прозвучало у её губ совсем безобидно. Практически ласково. – И врунья из тебя никудышная. И стерва так себе, на двоечку. Бери пример с племянницы. У той по всем категориям стопроцентные отметки.

И всё…

Трудно сказать, кто поддался наваждению первым. Возможно, она, а возможно, он. Помнил только, как накрыл ладонью её затылок, зафиксировав его широким обхватом и окинув взглядом пылающее лицо, в ту же секунду впился в распахнувшиеся навстречу губы изголодавшимся поцелуем.

Не пошли мы от человека. От зверья пошли. Ненасытного. Властного. Порой жестокого. Порой примитивного.

Сострадание, внимательность, понимание – всё померкло под опустившейся на их души волной дикого желания. Единственное, что играло на краю воспаленного сознания – это жажда поскорее ворваться в неё, стать с ней одним целым и больше никогда не расставаться.

Стоило только прикоснуться друг к другу – и сразу двести двадцать по покрывшейся испариной коже. Сразу в омут с головой. Испытали в нем и успевшую вытравить душу тоску, и дикую, отчаянную ненависть, и поработившую сердце ожесточенную любовь.

Боже, разве бывает так? Когда добровольно с разбега в пропасть? Когда заведомо приставляешь к виску пистолет и смиренно ждешь выстрела?

Это вообще нормально? Может, это уже неизлечимая болезнь? Но тогда даже если бы ему дали исцеляющую таблетку, способную вернуть всё на круги своя – отказался бы. Хотел хронически ею болеть. Пожизненно.

Разве можно такому сопротивляться?

Нет!

Не помня себя от страсти, Вал быстро расстегнул ремень брюк и, подхватив Юлю под ягодицы, заставил обвить свои бедра ногами, что она и сделала, как только оказалась приподнятой над полом.

Широким размахом руки он смел со стола чашки, подставку для папок, какие-то документы. И не успела Юля предупреждающе зашипеть на него, призывая к тишине, как оказалась заброшенной на стол, да ещё и с широко разведенными бедрами.

– Вал… – задохнулась от нехватки воздуха, почувствовав внизу живота неприятную тяжесть. С трудом переводила дыхания, постанывая от накатившего желания. Теперь уже бесполезно делать вид, что равнодушна. Что не хочет его, что плевать ей на него с высокой колокольни.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Сейчас, моя хорошая… Сейчас всё будет, – шептал в её губы, не зная, что лучше: ворваться в неё сходу или всё-таки позволить немного прелюдии.

У самого искры из глаз. Член налился кровью и готов был взорваться от одного прикосновения с влажной плотью, пульс долбил по вискам, а вот сердце с надрывом закачивало кровь, грозясь лопнуть к чертовой матери.

Хотела его Юлька, тут даже нечего было и думать. Мокрая была, дрожащая. А ещё… ароматная. Будто из сна. И глаза её блестящие… то ли от страсти, то ли от слёз.

Дурочка…

Прижав её к себе, Вал накрыл чувственные губы жадным поцелуем и, проглотив приглушенный стон, заскользил рукой в уже изрядно мокрые стринги.

– Чё-ё-ёрт… – задохнулся, не в силах больше сдерживаться. – Прости, Юляш, но я больше не могу.

Отодвинув в сторону влажную полоску белья и размазав между припухлыми складками вязкий секрет, он ворвался в неё до упора, сорвав с искусанных губ громкий стон и неожиданно замер, боясь, что кончит в ту же секунду.

Юля тоже замерла, ослепленная яркой вспышкой удовольствия. Было больно и до головокружения приятно. Это такой разряд… Такое напряжение там, внутри неё, когда вот-вот разлетишься на тысячу осколков и в то же время, вы словно одно целое, без которого уже никак.

Порой Вал с животной жадностью изучал её тело, стащив к талии однотонное полупрозрачное платье, а она с маниакальным упоением прочерчивала языком дорожку вдоль его шеи, впиваясь зубами в пульсирующую венку. Пылко отвечала ему, то замирая, прикусывая язык, то сплетаясь с ним в хаотическом танце. То ласкала его, то посасывала. Отвечала так, как никогда ещё не отвечала.

Кто с кем переспал, кто не отвечал не телефонные звонки – стало всё равно. Их даже не волновала присутствующая за дверью секретарша. Пофиг. Ничего не было слышно и видно за полнотой ощущений. Всё исчезло, всё померкло под шальным водопадом интимных ласк.

Когда Вал расстегнул бюстгальтер, и накрыл губами затвердевший сосок, она впилась зубами в его плечо, давясь громким стоном. Его обжигающие прикосновения сводили с ума. Влажный язык, в меру терпимое нажатие на покрывшиеся мурашками ореолы, ласки налившихся полушарий высекали из неё горящие искры.

Прикасаться к ней стоило осторожно. Нельзя было ласкать её до упоения, порыкивать в томящуюся от тяжести грудь, оставлять на нежной коже следы. Даже самые незаметные. Поэтому пытался сдерживаться, как только мог, но… если к её коже он относился с неким трепетом, то наполненную любовными соками плоть брал и двигался в ней бесконтрольно. Без особой нежности.