Текст книги "Запрещенные друг другу (СИ)"
Автор книги: Арина Александер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 34 страниц)
Глава 11
Это была долгая и весьма изнурительная ночь.
Два часа… Три… Всего лишь шестьдесят минут, а по ощущениям – целая вечность. До шести утра еб*нуться можно, а до восьми – и совсем сдохнуть. Зато накурился-я-я… аж тошно стало. Пока вышагивал по застекленной лоджии, напоминая разъяренного тигра, сигареты таяли во рту в прямом смысле слова, но когда стало першить в горле – со злостью зашвырнул зажигалку вдаль, пытаясь согнать на несчастном приспособлении скопившийся негатив.
Не помогло.
Трясло, как ненормального, рвало на ошметки, бросало из одного угла в другой, а заставить себя не думать об Осинской не мог. Даже не так: Юлька всегда была в его мыслях с недавнего времени, но как отдельная единица. Просто Юля, просто до одури сногсшибательная женщина. Запретная. Невозможная. Чуткая. Ранимая.
Чувствовал её своим звериным чутьем, улавливал малейшие эмоциональные скачки и от этого ещё больше заводился. Когда женщина просто сексуальная и вызывает прилив крови в то, что ниже пояса – это одно. А когда у тебя получается ещё и заглянуть к ней в душу и распознать там что-то свое, родное – тогда вообще взрыв мозга. Тогда начинаешь хотеть её не только на одну ночь, а на всю жизнь. Завораживающие по своей силе ощущения. Магнетические. Манящие.
Чтобы не делал: спал, бодрствовал, работал, смотрел фильм – она всегда шла фоном. Всегда маячила на задворках сознания, фантомно становясь с ним одним целым. Так легче абстрагироваться от реальности, проще противостоять навязчивым выматывающим мыслям. И дело вовсе не в неиссякаемом желании и звериной тяге. Нет. Всё намного хуже. Дело в самой обычной ревности, которою ничем не вытравить, ничем не вырвать из сердца, как не пытайся.
Вот где самая настоящая агония. Мыслительная, физическа, душевная. Он тут, а она там. С ним. В одной комнате, постели, под одним одеялом. Возможно…
Ох ты ж с-сука-а-а…
Обхватил рукой затылок и начал нервно его тереть. О таком лучше не думать. Зверел только от одной мысли об их близости. Лез на стены, представляя их соитие, и сходил с ума, понимая, что кто-то другой, а не он имеет на неё права, причём, законные, неоспоримые. А она… тут можно сколько угодно уповать, лелеять в душе глупые надежды, но если Глеб захочет её – то возьмет. Потому что ЕГО она по всем фронтам. И то, что он накурился тут до кумари, что избил руку в кровь, словно неуравновешенный больной на всю голову дебилоид, было до задницы. Сколько не изводи себя, сколько не калечь, а факт оставался фактом: позарился на замужнюю – научись терпеть и делиться. Хотя бы некоторое время.
Вот только ни хрена. Не собирался он делиться и уж тем более мириться с Юлиной принадлежностью Осинскому. Чтобы не говорила, за какими бы доводами и страхами не пряталась – отвоюет. Вцепится в глотку и вырвет живьем. Заберет себе и никому не отдаст.
Сегодня перегнул палку, надавил, не рассчитав силы и в итоге результат не заставил себя ждать. Испугалась, переполошилась. Едва не дала отбой. Еле вернул на путь истинный, надоумил не рубить сгоряча. Пускай думает, он не будет настаивать и давить открыто. Он просто будет ждать, пока она сама не придет к нему и не признает свои чувства. Пускай только скажет «да» и тогда его уже ничто не удержит.
Тяжело придется. С терпением у него всегда были проблемы. Никогда не отличался сей положительной чертой. Всегда брать нахрапом, загнав жертву в угол, а тут… ну всё не так. Юлька – верная, правильная, старательная. Такой кол на голове теши – пофиг. Если жена, то жена. Если до гроба, значит, так и будет. Заслужить любовь такой женщины буквально нереально. И это действительно чудо, что у неё с Глебом пошел разлад, иначе… иначе так и остался бы он Валентином Станиславовичем, без малейшего шанса на успех.
С таким трудом нашел с ней общий язык, добился хоть какой-то взаимности и тут… нарисовалась Военбург. Признаться, и самому стало интересно, что там задумала неугомонная бестия. Недооценил он её, пожалев той ночью. Возможно, начал стареть и ударился в сентиментальность, а возможно, немаловажную роль сыграло её родство с Анатольевной. Не хотел потом видеть в изумрудных глазах осуждение. Впервые в жизни захотел поступить по-человечески, да видимо переусердствовал.
Уснул около пяти утра, полностью убитый от разрушающих мыслей. И не успел закрыть глаза, как тут же ожил будильник. Твою ж мать! Это что вообще такое и как с этим жить? Если так пойдет и дальше, то проще вообще не ложиться.
Несколько минут смотрел в потолок, прогоняя сонную вялость, и пытаясь не обращать внимания на утреннею эрекцию, вспоминал вчерашний день. Было от чего потерять голову. Эх… Сейчас бы Юлю сюда… Так! Стоп!!! Никаких сейчас!
Шумно выдохнул, и рывком подорвавшись с кровати, направился под ободряющие потоки ледяного душа. Выдавил на ладонь добротную порцию геля и уставившись на себя в зеркало, заторможено нанес густую субстанцию на мускулистую грудь. Движения стали плавными, поверхностными, действовал на автомате, неспешно, с ленцой разминая напряженные мышцы пока вдруг, не замер, вспомнив кое-что важное.
– Твою ж мать! – начал быстро смывать ароматную пену, и впопыхах стерев остатки влаги огромным полотенцем, вихрем понесся на первый этаж.
Напротив входной двери висело огромное в человеческий рост зеркало, на причудливом завитке которого всегда висели запасные ключи. Сейчас их там не было.
– Зашибись! – рухнул на пуфик, и, опустив между ног голову, обхватил её руками. И что теперь? Довыёживался, называется. Теперь придется менять замок. В рот вашу ж мать, а… И Марина, тоже молодец. Какого хрена не оставила ключи? Забыла, что вполне объяснимо с учетом продемонстрированной истерики или специально выпала на дурочку?
Ч-черт!! Как бы там ни было, а легче от этого не стало. Ещё и так не вовремя.
– Любовь Александровна, надеюсь, не разбудил? – набрал домработницу, поднявшись назад в спальню. Вошел в просторную гардеробную и стащил с вешалки идеально-выглаженную рубашку. – Знаю, что у вас сегодня выходной, но у меня возникла небольшая проблемка, нужна ваша помощь… Угу… Рад это слышать. За это я вас и ценю, – расплылся в широкой улыбке, подобрав под белоснежную рубашку светло-серый костюм. – Любовь Александровна, у меня к вам просьба: я улетаю сегодня на выставку, ну вы в курсе, да?.. Ага… Мне нужно сменить замок. Срочно… Да. За ключами я заеду по возвращении. Сможете проконтролировать?.. Нет-нет, ничего не случилось, просто решил сменить… Угу… Тогда до встречи… И вам всего хорошего.
***
– В общем, Валентин Станиславович, как мы не пытались отвести угрозу, а знали, с*ки, к чему придраться, – сокрушительно вздохнул Тарасов, инженер главного элеватора. У мужика такие связи, такой послужной список заслуг перед Дударевым, а всё равно чувствовал себя виноватым. Сам же предупредил о грядущей проверке, вылизал всё под чистую, не придраться не подкопаться, и тут такой залет.
Вал расстегнул пиджак, распахнул его полы и спрятав руки в карманах брюк, подошел к окну. Тарасов не сводил с него глаз, пытаясь понять по напряженно-застывшей спине, что за наказание ему прилетит. Только невдомек ему было, что все мысли заместителя мэра сосредоточились не вокруг снятого на внеплановую проверку счётчика, а замерли в режиме ожидания. Что не отчёт о недавнем визите Осинского он слушал в пол-уха, а пристально всматривался в подъезжающие к мэрии автомобили.
– Что будем делать? – поерзал на кресле, вытирая со лба собравшиеся капли пота. – Рязанцев в отпуске, без него в лаборатории могут такого накрутить, последние трусы снимем, чтобы расплатиться.
– А вызвать с отпуска слабо?
– Дак… – замялся инженер, – пытались уже. Нет его в городе, говорят, на Украину к родне поехал. Ничто ведь не предвещало проблем, Валентин Станиславович. Всем дали на лапу, даже больше, чего уж там, – принялся оправдываться, гипнотизируя мощный затылок. – Лето так сказать, отпуска, все хотят отдохнуть по-человечески. Я просто не могу понять, какого хрена они опять за нас вцепились?
Выйдя из минутной задумчивости, Вал всё же обернулся ненадолго к Тарасову, бросил на настенные часы поспешный взгляд и сосредоточился на посетителе. Ожидал чего-то подобного. Был готов и морально, и финансово. Но никак не мог предвидеть несостыковки с начальником лаборатории. Вот и думай после этого: случайно он укатил в отпуск преждевременно или то же Глебушка подсобил. Хотя… так не делается, по-нормальному стоило предупредить и передать дела приемнику.
– А напомни-ка мне, кто там у них завлаборатории?
Тарасов послабил галстук, сделав сосредоточенное лицо.
– Так это… баба… как её… то ли Ольга, то ли Зинаида Федоровна. Хотите через неё рискнуть? Но я сразу предупреждаю, там стерва ещё та. Я раньше пробовал подкатить – бес толку. Коза ещё та.
– Значит, плохо пробовал, – поскреб небритый подбородок Вал. – Это хорошо, что коза. Козы хоть и упрямые, но тоже жрать хотят. А что у нас зачастую уплетают козы?
– Травку, – гоготнул Тарасов, поняв, куда клонит шеф.
– Правильно, травку, зелёную и хрустящую, – снисходительно улыбнулся Вал, наблюдая, как у мэрии притормозило такси. И вроде, ничего такого, Юля могла прийти как пешком, так и приехать на автобусе, но почему-то сердце дрогнуло именно сейчас. – Говоришь, отпуска надвигаются? Вот и подарим ей путевочку, например, в Египет.
– Понял, не дурак, – обрадовано подорвался с кресла худощавый Тарасов. – Тогда я пошел?
Из салона такси показалась темноволосая головка, а следом и хрупкая фигурка, облаченная в строгую блузку и обтягивающую юбку-карандаш. Точно, Юлька! Вал подошел к высокому кожаному креслу, бросил на его спинку снятый пиджак, и закатал рукава.
– Давай, на связи. Только, Андрей, – пожал протянутую руку, нахмурившись, – чтобы без косяков, ага? Меня не будет три дня, если что, сразу к Егору, он в курсе.
– Не волнуйтесь, Валентин Станиславович, – прозвучало уже у двери, – всё сделаю в лучшем виде.
– Уж постарайся.
Через некоторое время в деверь коротко и тихо постучали.
Услышав пробирающее до дрожи «Да!», Юля провела вспотевшими ладонями по юбке, и стараясь не обращать внимания на заинтересованный взгляд секретарши, решительно потянула на себя дверь. Сердце выносило грудную клетку, восторгаясь и ужасаясь одновременно.
Вот уже второй раз она приходит к нему. Сама. Пускай первый раз был и недобровольно, но всё же. Будь она верной женой, обошла бы это место десятой дорогой, но как оказалось, не была она ни верной, ни уж тем более совестной.
Стоило увидеть вальяжно прислонившегося к столу Дударева, как скрестились на его груди жилистые, с выпуклыми венами руки и как улыбнулись при её появлении порочные губы – как вся её напускная серьёзность канула в Лету.
О каком благоразумии могла идти речь, когда её потряхивало от одного его взгляда, а от волнения все мысли разбежались кто куда? Эти его глаза… тёмно-серые, глубокие, проницательные… заглядывали в самую душу. Если бы они могли читать мысли, вряд ли бы их обладатель остался столь сдержанным. Не встретил бы её появление с приветливой улыбкой, а взял бы её прямо тут, в отведенном под прием посетителей кабинете и Юля и пискнуть бы не успела, как оказалась разложенной… да хотя бы вон на том, приютившимся у дальней стены удобном диване.
Бесконтрольно покраснев, Юля сосредоточилась на наблюдающим за ней мужчиной, радуясь, что это всего лишь мысли и ему ни за что не догадаться об их содержании.
Дударев был одет в сверкающую белизной рубашку и светло-серые приталенные брюки, выгодно подчеркивающие длину спортивных ног. Юля и хотела, и боялась смотреть ему в глаза, трусливо застыв у двери. Прекрасно знала, что увидит там отблеск собственного желания, поэтому блуждала по сильному телу, невольно подмечая каждую мелочь.
– Привет, – улыбнулась робко, наблюдая, как он шагнул к ней навстречу: уверенно, быстро, словно и не был ещё недавно в расслабленно-вальяжной позе.
– Ну, здравствуй, – пахнул на неё терпким ароматом парфюма, заключая в крепкие объятия.
Юля с благодарностью легла щекой на мужское плечо, полностью растворившись в ощущениях и в надежде зарядиться исходившей от Вала силой. Переживала, что он сходу набросится на неё с поцелуями, не даст возможности высказаться. Но он словно чувствовал её замешательство, понимал, насколько было тяжело прийти к нему, поставить его выше установленных ею же правил. Поэтому и обнимал без всяких там пошлостей. Похоть была вчера в парке, а сейчас… сейчас ему хотелось просто обнимать её, просто вдыхать полюбившийся цветочный аромат и наслаждаться минутами терпкого счастья.
– Успокоилась? – поинтересовался, не размыкая рук.
– Немного, – ответила нехотя, мечтая пробыть в надёжных и таких крепких руках как можно дольше. Зачем пришла, что хотела сказать – совсем позабыла. Периодически пробирала дрожь, которую Вал чувствовал, как свою собственную, и от этой тесной близости попеременно бросало то в жар, то в холод.
Не выпуская Юлю из объятий, Вал попятился назад и присев на край стола, поместил её между своих ног. Сейчас их глаза были практически на одном уровне.
– Рассказывай, давай: что, как, зачем? – вздохнул, нарушая такую вязкую тишину. С радостью бы помолчал, прижавшись друг к другу лбами, но… кто-то ведь должен был начать первым.
– Только Вал, я ненадолго, – подалась назад Юля, хаотично поправляя и без этого идеально заправленную блузку. С большой неохотой отстранилась. Будь её воля, простояла бы у его груди всю жизнь.
– Кто б сомневался, – ответил сухо, прекрасно помня, кто перед ним находится. Всего лишь на минуту позволил себе забыться и вот… пробуждение не из приятных. Обручальное кольцо так и мельтешило перед лицом и немалых усилий стоило не обращать на него внимание.
Юля сдержанно улыбнулась.
– Я могла и не приходить.
– А я могу и не отпустить, – тут же прилетело ей невозмутимо. – Что тогда?
– Что тогда? – повторила эхом, встретившись с обжигающим взглядом. – Тогда бы ты потерял меня, – не осталась в долгу, давая понять, что в их ситуации последнее слово по-любому останется за ней.
Только вот Вала такая позиция лишь позабавила.
– Уверенна? – приподнял скептически бровь.
– Вал, давай не будем, – вздохнула устало, будучи не в настроении усложнять и без того непростую ситуацию. – Я тебе уже и так всё сказала. – Говорила тихо, осторожно и в меру рассудительно. Лгать не умела, Вал это и так подметил. Отнекиваться и отрекаться не собиралась. Даже если будут пытать – никогда уже не сможет вытравить его из сердца. Но и бросаться сломя голову, вот так сразу, резко, не продумав наперёд каждый шаг – не могла и не хотела.
– Нет, раз уж начали, тогда давай проясним один момент, – подался к ней Вал, сокращая и без того скудное расстояние. – Для меня не существует слова «нет». Не потому, что я конченый и ограниченный, привыкший идти по головам, наплевав на чувства других. Нет, Юляш. И хотел бы таким стать – не смог бы. Воспитание не то. Мать у меня была совестной, да и жизнь кое-чему научила. Но я скажу тебе одну вещь: пока я не набью себе шишак с размером в кулак и не получу плевок в душу – не отстану. До последнего буду ждать, верить, бороться, но только если зная… что мои чувства взаимны. Что всё, чтобы я не делал ради этого, будет иметь смысл. – От недавней мягкости в его голосе не осталось и следа. Взгляд стал холодным, с прищуром. На шее проступила вздувшаяся от внутреннего напряжения венка. Запульсировала, привлекая к себе Юлин взгляд. Говорил то, что лежало на душе, о чем думал всю ночь, сгорая от дикой ревности. Не такая уж он и мразь, чтобы не понять и не принять от неё болезненное, вспаривающие вены «нет». Принял бы. В память о матери смирился бы. – А теперь скажи: ты мне веришь? Веришь, что я не способен сделать больно, отвернуться, бросить на полпути? Что для меня это не игра, а самые настоящие чувства?
Юля замерла под его взглядом, чувствуя между лопаток зарождающуюся дрожь. Пускай пожалеет об этом тысячу раз, пускай попадет прямиком в ад, но ответить «нет» уже не смогла бы. Да и не было в этом смысла, он бы всё равно учуял ложь.
– Верю. Но и ты меня пойми, всё слишком… быстро. Я так не могу. Мне нужно время. Если ты готов подождать… – теперь настал её черед вопросительно выгнуть бровь.
Вал протянул к её щеке руку и с неожиданной нежностью провел по ней пальцем, постепенно перемещаясь к губам. Какие же они у неё мягкие, чувственные, манящие. Хотел её так, что челюсти свело от усилий, которыми пытался контролировать взревевший пульс. Раньше бы, одолей его такое желание, без разбору нагнул бы первую приглянувшуюся давалку и выпустил-таки распирающий изнутри пар. Или, на худой конец, предался рукоблудию и дело с концом. Чем не проблема. Но с Юлькой всё было иначе. По-новому всё. Ярко. Остро и… пздц как больно. Яйца ломило так, что искры с глаз едва не сыпались, но прибегнуть к помощи вышеперечисленного так и не смог. Не то пальто. Не те ощущения. Пробовал уже с Мариной, не зашло.
– Да куда ж я от тебя денусь, – выдохнул протяжно, продолжая исследовать её лицо. – Только, Юляш, я на одних телефонных разговорах долго не продержусь.
– А как же твое табу? – прикусила нижнюю губу, прислушиваясь к нахлынувшим ощущениям.
Так близко её губы. С ума сходил от этих губ. Да и вообще от неё с ума сходил. Не помнил, когда в последний раз испытывал такое бешеное влечение к женщине.
– Да ну его на хер, это табу. Я этой ночью чуть не тронулся. И если вот тут, – ткнул себя пальцем в висок, – я ещё могу что-то контролировать, то вот с ним, – кивнул на свою ширинку, – ой как тяжело. Совсем не идет на контакт. Вся моя дипломатия коту под хвост. Юльку мне, говорит, подавай и всё тут!
Юля рассмеялась. Только Вал мог так рассмешить её. И сказать что-то в ответ, придумать такое же развесёлое или остроумное у неё вряд ли получилось. Она тоже хотела его, чего уж там, на одних поцелуях далеко не уедешь. Вот это и пугало больше всего. Пугала черта, через которую неминуемо придется переступить. Сердцем она уже предала, а вот телом…
– Вал, я… – ну вот как ему объяснить, что став с ним одним целым, она уже не сможет подпустить к себе мужа. Не сможет спокойно реагировать на его прикосновения. Её уже штормило от их близости, что будет, когда она прочувствует Дударева до конца?
– Всё нормально, – обнял Юлю сзади, поднявшись со стола, и почувствовал, как она вздрогнула. Так приятно и беззащитно, что у него защемило в груди от затопившей вдруг нежности. – Не нужно оправдываться. Я всё понимаю.
Понимать-то понимал, да только не мог отпустить её так просто. Нутром чувствовал её страх, и больше всего хотелось, чтобы научилась доверять ему. Чтобы не боялась с ним близости.
– Тогда хорошо, – судорожно сглотнула Юля, почувствовав жаркое дыхание на шее. Уверенными движениями Вал поддел заправленную в облегающую юбку блузку и нырнул слегка шероховатыми ладонями под шелковую ткань. Это было настолько остро, что в промежности тут же запульсировало, а перед глазами всё поплыло. – Вал… – захлебнулась, почувствовав горячее скольжение рук по талии, потом чуть выше… выше… и вот уже они завладели потяжелевшей грудью, проворно нырнув под тонкое кружево бюстгальтера доводя её до исступления. Параллельно с этим Дударев с оттяжкой вколачивался в обтянутую плотной тканью попку, имитируя медленный трах. – Там Марина… – облизала пересохшие губы, хватаясь за уплывающую реальность.
– Да-а-а… – развернул Юлю к себе лицом и начал неспешно оттеснять к её стене, не предоставляя возможности увильнуть в сторону. Она загнанно отступала, пока не почувствовала спиной прикосновение к холодной поверхности. – Я тебя внимательно слушаю, – уперся ладонями в стену, заключая Осинскую в свой жаркий плен. Не вдохнуть, не выдохнуть. Бурлила кровь, натягивала мышцы острым возбуждением. До одури хотелось прижаться к ней голой кожей, попробовать её на вкус, вылизать каждый миллиметр ароматной кожи.
– Там Марина задумала что-то, – выдавила из себя с трудом, считая сей момент не менее важным. – Она сказала, у тебя в среду день Рождения и-и-и… она в курсе, что ты собираешься отмечать его в «Ингуле» с друзьями и собирается заявиться туда. Мне как бы всё равно, – смутилась, наблюдая за длинными пальцами, которые словно жили своей жизнью. Вал слушал её с блуждающей на лице улыбкой, и ей хотелось верить, что он понимает, о чем сейчас идет речь, но его пальцы… они внаглую расстегнули две верхние пуговицы на её блузке, а затем с мучительной медлительностью прошлось вдоль греховной ложбинки, собирая скопившиеся на её поверхности бисеринки пота. В горле тут же пересохло. – Вал, ты меня слышишь?
– Конечно, – прохрипел, любуюсь открывшейся взору картиной. Его и самого бросило в пот от созерцания призывно торчащих светло-коричневых сосков, к которым до ярких вспышек перед глазами, ну просто позарез хотелось присосаться губами. – Плевать я хотел на твою Марину, Юляш. Я вообще могу остаться дома и еб*сь оно всё в рот.
– Да, но ты не забрал у неё ключи, – сказала укоризненно. – Ты просто не видел её вчера. От неё можно ожидать чего угодно. Только представь: ты уезжаешь, квартира без присмотра, и потом… ох-х-х… – прикрыла глаза, вцепившись ноготками за его плечи, как за единственную опору. От её стона у него по телу пробежала тихая дрожь. Напряжение в паху стало невозможно болезненным.
Вал положил ладонь на её соски, очертил их контур, провел костяшками пальцев по соблазнительной полноте груди, специально едва прикасаясь к умопомрачительной нежности, и обессилено ткнулся носом в ямочку за её ухом.
– Не переживай за ключи, я сменил замок, так что никто ко мне не придет.
– Это радует, – прошептала облегченно Юля, дрожа под напором мужских рук. Колючий подбородок царапал шею, влажное скольжение языка вызывало на коже табун мурашек. Между ног болезненно запульсировал клитор, требуя немедленного освобождения от скопившегося напряжения. Дышать становилось всё труднее, грудь вздымалась всё чаще, ноги предательски слабели.
Вал ласкал её, нежился в женской обволакивающей теплоте, целовал её плечи, губы, шею и она, то пылко отвечала ему, то замирала, хватая ртом воздух. Яростная пляска языков лишала дыхания, напористые губы поглощали стоны, жесткая щетина царапала нежную кожу, распаляя ещё больше.
Неожиданно Дударев напрягся. Юля медленно открыла глаза, собираясь спросить, в чем дело, да так и замерла с приоткрытым ртом, поняв, что стало тому причиной – его заинтересовала её шея, а если быть точнее, то проступивший из-под тоналки, так и не сошедший до конца кровоподтек.
– Не смотри так, – прикрыла засос прядью волос, мечтая провалиться сквозь землю.
– Как «так»? – На напряженном лице тут же вздулись желваки.
– Осуждающе.
– Тебе показалось, – отстранился, лишая её тело приятной тяжести. Сразу стало неуютно и как-то одиноко. К горлу подкатил колючий комок.
– Ты не понимаешь, – горестно качнула головой, – он мой муж и…
Вал резко закрыл ей рот, заглушив сорвавшееся с губ продолжение.
– Это не дает ему права ставить на тебе метки. – Бесился. Ох, как же озверел, прекрасно понимая, кому именно предназначался сей «посыл». Никогда бы не подумал, что ненависть может быть настолько разрушительной. Ни разу не сталкивался с ней во всей красе, поэтому и охеревал, будучи не в силах мириться, принимая очевидные вещи.
– Он не специально, так получилось, – пробормотала едва внятно, касаясь губами горячей ладони. Вал молниеносно отдернул руку, представив эти самые губы на других участках своего тела, и грубо выругался.
– Избавь меня от подробностей вашего интима, – процедил сквозь стиснутые зубы, окончательно освобождаясь от накрывшего дурмана. И вовремя, потому как в тот же миг послышался робкий стук. – Да! – рявкнул, закрыв собою переполошенную Юлю.
В приоткрытую дверь протиснулась блондинистая головка с опущенными в пол глазами.
– Валентин Станиславович, простите, что отвлекаю, но вы просили напомнить: через пять минут у вас встреча с Зейналовым. Если хотите, я могу сказать, что вы заняты.
– Не нужно, – прошелся рукой по волосам, возвращаясь в реальность. – Я уже освободился.
– Как скажите.
Юля едва закончила возиться с блузкой, как Вал повернулся к ней и, заключив пылающее лицо в ладони, упёрся в её лоб своим. Больно упёрся, надавил, вынуждая прижаться обратно к стене.
Захлестывало. Захлёбывался. Представлять – это одно, но видеть результат их близости – совсем другое.
– Юля-я-я… – просипел вкрадчиво, от чего у неё на затылке зашевелились волосы. – Не доводи до греха…
– Ты же сказал, что подождешь! – воскликнула, прекрасно понимая, что это всё было для красного словца. Вряд ли бы она сама смогла делить его с другой женщиной.
– Я передумал, – отрезал, продолжая фиксировать жесткими тисками её лицо. – Это сильнее меня. Ничего не могу с собой поделать.
В приемной послышались голоса, и Вал вынужденно оставил Юлю в покое. Почувствовав свободу, она юркнула к двери, прижимая к раскрасневшимся щекам не менее пылающие ладони. А на что она надеялась? С таким мириться просто нереально. И она бы не мирилась. Но, блин, ей тоже тяжело.
– Юль! – позвал её Вал, так и оставшись стоять на прежнем месте, уставившись перед собой невидящим взглядом.
Она остановилась, боясь обернуться. Внутри всё тоскливо сжалось, к глазам подступили слёзы. Разрываясь от напряжения и боли, ждала, что же последует дальше. Он её в такие жесткие рамки вогнал, бросил между молотом и наковальней, что как не юли, а всё равно кто-нибудь да расплющит.
– Ничего, – вздохнул, опустив голову. – Иди.
Послышался тихий щелчок проворачиваемой дверной ручки и громогласный смех Зейналова, не упустившего возможности позаливать к Альбине. Затем дверь закрылась, оставив Вала сам на сам с разрушающей ревностью. Мужчина уперся кулаками в стену, борясь с сумасшедшим сердцебиением, и только когда засадил по ней несколько раз, смог спокойно перевести дыхание, встретив появление делового партнера с уже ставшей для всех привычной широкой улыбкой.
