Текст книги "Запрещенные друг другу (СИ)"

Автор книги: Арина Александер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 34 страниц)

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Узнать бы, о чем его мысли, почувствовать, о чем думает, что скрывает? Испытывает ли то же, что и она? Сомневается? Борется ли с самим собой? Иногда слова не нужны. Порой лучше питаться надеждами, мечтать, лелея внутри вспыхнувшее чувство, защищать его от порывов суровой реальности, чем знать что-то наверняка. Хорошо, когда тебя ждет только хорошее. А если нет?

– Нравлюсь? – вторгся в её подсознание насмешливый вопрос на светофоре, отчего Юля смутилась, будучи пойманной на горячем. С ним всегда так: чувствовала себя наивной Красной Шапочкой, оказавшейся в лапах опытного волка. И сама вроде не аленький цветочек, но Вал умел застать врасплох, вызвав в мыслях самый настоящий переполох.

– Нравишься, – улыбнулась, стряхнув пышной гривой волос. Смотрела прямо в глаза, проживая едва не самые яркие моменты в своей жизни. – А что, нельзя?

Его взгляд… жаром растекался по коже, скручивался в болезненный узел внизу живота. Тепло там становилось, влажно. А ещё… во рту пересыхало, словно мучила жажда, мысли путались и в груди так… и больно, и в то же время, легко-легко.

– Да нет, смотри на здоровье. Просто, я тоже так хочу, – рушил с места, пристреливаясь по зеркалам, – сидеть и смотреть на тебя, сколько душе угодно. Может, заедем куда-нибудь ненадолго? В «Риф», например, выпьем кофе, познакомимся ближе, – подмигнул, растянув губы в ставшей привычной для неё широкой улыбке.

– Ну да. У нормальных людей ведь с этого всё и начинается, а у нас…

– А у нас в квартире газ, – перебил её Вал, рассмеявшись. – Юль, не грузись. Прорвемся. Меня и самого, если честно, напрягает эта ситуация, но раз тебе нужно время, не знаю… – помолчал, покусывая нижнюю губу. – В общем, я понимаю, что давлю на тебя, и что со стороны это кажется странным. Шутки шутками, но нам бы реально познакомится поближе, а то я о тебе ни хрена не знаю.

– Я бы с большим удовольствием поболтала с тобой…

– Но это невозможно, – продолжил за неё Вал, потянувшись к бардачку за сигаретами. Закурил, и, приоткрыв окно, выдохнул в щель густую струю дыма.

– Видишь, какой ты понятливый, – выдавила из себя улыбку, отмечая, что до места её работы остались сущие пустяки.

– Угу. Сам с себя в шоке, – подмигнул, накрыв её колено широкой ладонью. Юля опустила взгляд и увидела, как длинные пальцы принялись прокладывать себе путь под платье, оставляя на коже россыпь мурашек.

Повисла напряженная тишина. Что сказать? Что она рада его понятливости? Что сделает всё возможное, лишь бы продолжить начатое? Не могла она так сказать. Впервые в жизни не знала, чего ждать от завтрашнего дня. Какие тут к черту обещания. И так всё сказано: не в его правилах спать с замужними, и не в её – изменять мужу. Было. До недавнего времени.

– Вал, подожди! – перехватила обнаглевшую руку, чувствуя между ног дискомфорт. – Я хочу знать, как отреагировала Марина? На неё не похоже так долго таиться.

Он вдруг резко вывернул руль и, съехав на обочину, остановился. Дернув щекой, преподнес сигарету к губам, и глубоко затянулся, нарочно продлевая паузу. Не спешил с ответом, прикидывая, что можно сказать, а о чем лучше промолчать. То, что Военбург не пропадёт, был уверен на сто процентов, а вот в том, что Юлька не начнет накручивать себя на ровном месте – сомневался.

– Нормально отреагировала. Вечером проревелась, утром нахлебалась кофе и отчалила себе спокойно.

– Как, она не сразу ушла? – Черт. Глупо, конечно, но задело. Зачем оставаться до утра, если всё, разрыв? Она бы никогда не осталась с бросившим её мужчиной в одном доме. Никогда.

Запоздало поняв, что сболтнул лишнего, Вал досадливо поморщился.

– Было поздно, а я не был уверен, что она с дуру не вляпается в какое-нибудь дерьмо.

– Никогда не замечала за ней склонностей к дуростям подобного рода, – вступилась за родственницу Юля, искренне сопереживая её горю. Зная о чувствах Марины не мудрено представить, насколько ей было сейчас плохо.

– Я тоже, но бывали случаи, когда пороли горячку, решив таким образом оставить после себя незабываемые воспоминания. – Выбросил в окно остатки сигареты и, повернувшись к Юле, уверенно завладел её рукой, переплетая пальцы. – Мне было спокойней продержать её под присмотром до утра.

Тут же, так некстати, вспомнил и свое возбуждение в парке и то, как она отреагировала, рассматривая его ширинку…

Не удержавшись, потянул её руку к себе, припав губами к запястью. Она покраснела. Проследив за её потемневшим взглядом, Вал шумно выдохнул и порочно улыбнулся, словно сумел прочитать её мысли. Юля тихо ойкнула, почувствовав на коже легкий укус и ощутимо вздрогнула, когда место укуса накрыл влажный язык. Прошибло так, что кожа покрылась испариной. В голове пронеслись опошленные мысли, наполнив вены огненным потоком. Между ног отдалось мучительной пульсацией. Вот же змей-искуситель.

– И много у тебя было таких неадекватных девах? – попыталась выдернуть ладонь, однако Вал мягко перехватил её, вынуждая остаться в прежнем положении.

– Ни одной! Я никому не давал ложных обещаний. Всегда всё честно и прозрачно. – Соврал. Всякое бывало. Никого не обманывал, жениться не обещал, но истерички тоже попадались. Ни к чему Анатольевне грузиться ещё и из-за племянницы. И так понятно, что не пропадет. – За Марину я тебе уже всё сказал. Не вижу смысла обсуждать одно и то же. Я старался, вон, даже с родней познакомился, – и неожиданно рассмеялся, пройдясь рукой по волосам. – Бля-я-я-я, как вспомню, до сих пор передёргивает.

Юля и не думала обижаться. Для неё тот день тоже был сродни кошмару. А ещё она считала, что Марина поспешила. Племянница была или слишком уверена в своей неотразимости и ничего не опасалась, или, наоборот, спешила жить, стремясь «застолбить» свое. В любом случае, это уже не имело значения. Это тот случай, когда итог был известен ещё с самого начала. Она предупреждала. Два месяца – это не двенадцать лет. Будет в её жизни ещё не один Дударев. Все это понимали. Тут главное, чтобы сама Марина это поняла и не ушла в депрессию, переживая несчастливую любовь.

Странно, что она до сих пор не дала о себе знать. Очень странно. Но и случись плохое, ей бы уже дали знать, так ведь?

– Юль, да не переживай ты так, – приобнял её Вал, заглядывая в глаза. – Ничего с твоей Мариной не случится. Оклемается и придет поливать меня помоями. Вот увидишь.

Юля хмыкнула. Специалист выискался.

– А она спрашивала… ну… причину?

– А ты как думаешь? Но если в целом, тут и спрашивать бессмысленно, и так всё ясно.

– Чё-ё-ёрт, – уткнулась лицом в ладони, протяжно застонав. Вот же угораздило. Бедная Марина. Не была в её шкуре и не могла представить, каково это – стать вдруг ненужной, когда от тебя отвернулся любимый мужчина. Но и обвинить Вала в корыстолюбии или жестокости не могла. Как бы ни болела душа за выросшую практически на руках племяшку, сердце облечено вздохнуло. Вот такая она эгоистка.

– Юляш, ты чего? – Вал закинул руку на её плечо и снова потянул на себя. – Прекращай, слышишь? Нашла из-за чего убиваться.

Юля неуклюже поддалась по заданной траектории, прижавшись к нему всем телом в последней попытке насладиться пускай и недолгой, но такой желанной близостью.

– Ты не понимаешь, – прошептала тихо. Давящее чувство вины разлилось по венам приторной горечью. – Как я буду смотреть ей в глаза?

– Обыкновенно! – скользнул губами вдоль её виска. Поверхностно, но от этого не менее чувственно. – Невозможно оставаться для всех хорошей. Всегда найдется тот, кто обольет дерьмом, для кого ты будешь с*кой. Если захочешь счастья, любви, бабла – будешь идти по головам и отвечать на любой удар. Такова правда жизни. Не грызи себя изнутри и ни в коем случае не испытывай вину. Если кто и виноват, то только я.

Юля молчала, наблюдая за остановившимся на остановке автобусом. Из битком набитого салона хлынул люд, заполнил тротуары, побежал ручейками по улицам. Хорошо, что стекла тонированные.

«Если захочешь счастья, любви, бабла – будешь идти по головам…»

– Это правда, что ты угрожал Глебу на глазах у Саши? – сбросила с плеча его руку, опасаясь услышать ответ. Этот вопрос долго не давал покоя. Глеб мог соврать, выставив Вала в невыгодном свете, особенно с учетом связи их родителей, а мог и сказать правду. Не зря же её сын изменился с того вечера. Ей хотелось узнать правду. Почему-то верилось, что сможет её распознать, посмотрев мужчине прямо в глаза.

Вал уставился на неё, словно она выдала несусветную глупость.

– Не понял? Откуда это сейчас взялось? – хрустнул сжатыми в кулак костяшками и так посмотрел, что у Юли перехватило дыхание.

– Не важно. Ответь: да или нет?

Ответом послужило протяжное «ф-ф-ф», которое Вал выдохнул сквозь напряженные губы, после чего подорвался и, не сказав ни слова, выскочил из машины.

Сейчас Юля неслась по спуску под углом в сорок пять градусов, доверившись абсолютно незнакомому мужчине. Да, между ними было притяжение, причем, сумасшедшее. Она словно школьница, влюбилась в него без памяти, растворилась в его глазах до последнего атома. А он? Ну, сказал, что испытывает тягу, что душа у него необъятная. Дальше? Маринку вон бросил. Хорошо. Уже легче. Не вел двойную игру, но и от неё требовал того же. Пускай не прямым текстом, но заявив, что с замужними он никогда не спал и спать не собирается. Ну, молодец, что тут ещё скажешь. А как быть ей? Сама ещё недавно призывала Марину присмотреться, не вестись на поводу у чувств, а сама?!

Господи, как же тяжело принимать решения, брать на себя ответственность, когда со всех сторон как не одно, так другое. Вал с такой готовностью вызвался помочь разрубить удерживающий её канат, что стало интересно: а как же Сашка? Сможет ли он полюбить его, принять, как родного? Успокаивать себя популярным изречениям, будто по-настоящему любящий мужчина способен принять женщину с любым багажом, было бы глупостью. И одновременно с этим… никакие доводы рассудка не смогли помочь, не облегчили внутреннего состояния. Не стало ей легче, наблюдая за расхаживающим вдоль тротуара обозленным Дударевым. Несколько раз порывалась выйти к нему, но брошенный в её сторону предупреждающий взгляд пригвождал обратно к сидению. Бесился. Не хотел видеть её рядом. А что она такого спросила?

Внедорожник качнуло от ощутимых ударов ногой об покрышку. Вал сгонял свою злость, не обращая внимания на прохожих.

– С-с-сука… – послышалось сквозь оставленную приоткрытой дверь. Юля вжалась в спинку кресла, вцепилась пальцами в кожаную обивку и не сводила с Дударева глаз.

Засадив ногой в последний раз, он растёр ладонями лицо и, постояв так несколько секунд, запрыгнул в салон, ухватившись руками за руль.

Юля осторожно покосилась на него, не зная, как реагировать на подобный всплеск агрессии. И представить не могла, что он так вспылит.

Спустя минуту внедорожник плавно влился в автомобильный поток. Но вместо того, чтобы дать ответ на заданный вопрос, Вал снова потянулся к бардачку, порылся там наощупь, не отрывая глаз от дороги, и в итоге достал… сотовый телефон. Небольшой такой, серебристый, с аккуратными прозрачными кнопочками.

– Держи, – вручил ей мобильный, сумев-таки выровнять дыхание, – будешь звонить, когда посчитаешь нужным.

Юля уставилась на Дударева, полностью растерявшись. И как это понимать?

– Я не могу его взять.

– Можешь и возьмешь, – произнес с нажимом. – Я хочу, чтобы ты всегда была на связи и звонила мне в любое время.

– Но, Вал… – покрутила в руках дорогую штукенцию, не представляя, как будет объясняться перед Глебом. Вчера собиралась продать кольца, не имея за душой ни рубля, а сегодня заявится домой с дорогой мобилкой.

– Мне всё равно, как ты объяснишь его появление, – словно не слыша тревожной интонации, перебил её Вал, остановившись неподалеку от дошкольного учреждения. – Хочешь, прячь, хочешь, придумай что-нибудь, но я должен знать, что ты в порядке. – Заглушил двигатель, и пока она обескуражено смотрела по сторонам, переваривая услышанное, подался к ней всем корпусом, обхватив растерянное лицо слегка шероховатыми ладонями. – Клянусь, я не угрожал Глебу, – произнес с жаром, чувствуя, как зашумело в ушах от неутоленного желания. С трудом оторвал взгляд от манящих губ и сосредоточился на настороженной зелени широко распахнутых глаз. – Виноват, не стоило давать выход эмоциям, но я не жалею. Я весь вечер мечтал поставить его на место. Всё что он получил – было заслужено. Можешь считать меня кем угодно, можешь не доверять, опасаться, но я бы никогда не прибег к угрозам на глазах у ребёнка.

И она верила. Невозможно не поверить, когда на тебя смотрят… так проникновенно, пылко, открыто. Это улыбка может быть обманчивой, на лице – присутствовать искусная маска, но глаза… они никогда не лгут.

– Что он тебе сказал? – расстроилась, чувствуя себя использованной.

– Не важно, – улыбнулся Вал, не собираясь внедряться в подробности. А мог. Ведь по сути, всё было в точности да наоборот. Эту ему угрожали расправой и предупреждали держаться подальше. Промолчал. Ни к чему это сейчас, и так наговорил предостаточно.

– Глеб ревнует меня к тебе, – прошептала Юля едва слышно, будто её могут услышать. – Не знаю как, но он в курсе. Предупредил, чтобы я не подходила к тебе даже на пушечный выстрел. Вал, я боюсь.

– Тс-с-с… – прижал её голову к своей груди, успокаивающе поглаживая волнистые локоны. – Не надо бояться, всё будет хорошо. Ты главное, поменьше слушай своего у*бана и если возникнут проблемы – сразу звони мне, договорились?

Вал замер, ожидая ответа, и когда она кивнула, властно впился в её затылок пальцами, отчего по позвоночнику прокатилась остро-сладкая дрожь предвкушения.

И не понятно, кого успокаивал больше: себя или её. По ходу, Осинский не только ему предъявил заинтересованность женой. Вот ушлепок. Ты посмотри, как завернул. Но и обвинить мудака в стремлении защитить свое – язык не поворачивался. Как бы он сам поступил на его месте?

Да ну нахер!

Такое и представить страшно. Убил бы не задумываясь.

Как же его сейчас плющило, если бы кто только знал. От ситуации этой грёбанной, от сложившихся обстоятельств, которые не позволяли взять любимую женщину за руку и повести за собой. Получить то, о чем бредил не одну ночь. И так сегодня надавил, прессанул, едва не заставляя бросить семью. Ясный хрен, будет бояться, не доверять, переживать. Привык всегда всё брать нахрапом, а тут нужно было время и умение выжидать. Да только как тут набраться терпения, когда вело от одного только её запаха? Льнула к нему доверчиво, обнимала за шею, будто хваталась за спасательный круг, а его ещё больше крыло. Какое ожидание? Какое, к херам собачим, понимание? Отвезти бы её сейчас в первую попавшуюся гостиницу и подмять под себя, получив долгожданное освобождение.

Вздохнул, вспомнив, где они находятся, и что ему тоже не мешало вернуться на работу. Но, блдь, как же не хотелось её отпускать.

Юля прикрыла от наслаждения глаза, чувствуя доминирование сильного и уверенного в себе мужчины настолько остро, что сорвавшийся с губ тихий выдох превратился в призывный стон, тут же поглотившийся мужскими губами.

Сначала он слизал его с поверхности её губ, очертив их мягкий контур, а затем протиснулся в сладкие глубины рта, вступил с её языком в страстный поединок. Словно по щелчку набросились друг на друга, наслаждаясь последними минутами близости, и так же по щелчку отпрянули, прижавшись каждый к своей двери.

Юля накрыла разгоряченные щёки прохладными ладонями, пытаясь успокоиться. Вал в который раз за утро потянулся к сигаретам, будучи на грани от скопившегося в паху давления.

– Я пойду, – пролепетала Юля, поправляя блузку. Переживала, что тонкая кружевная ткань бюстгальтера не справится с торчащими сосками, продемонстрировав всему миру её состояние.

Вал проследил за её маневрами и с шумом втянул в себя воздух.

– Иди. Телефон не забудь! – кивнул на оставленный на сидении мобильный, и мысленно взвыл, стараясь не зацикливаться на мелькнувшей перед глазами аппетитной заднице.

– Я позвоню, когда будет возможность, – заглянула в салон Юля на прощание, не подозревая о царивших в его душе демонах.

– Буду ждать, – дернул кадыком, едва сдерживаясь, чтобы не затянуть её обратно в машину и рванув с места, увезти как можно дальше из этого города.

– Пока! – хлопнула дверцей, разделив их миры на две части.

– Угу, – ответил безэмоционально, наблюдая за удаляющейся фигуркой, и вдруг навалился на руль, уткнувшись лбом в кожаный чехол. – Твою ж ма-а-ать, – засадил кулаком по бедру, и прикусив от боли губу, надрывно промычал в пустоту. Ещё и минуты не прошло после её ухода, а его уже ломало.

Глава 9

Точка невозврата начала свой отчёт и уже ничто не будет так, как прежде. И дело вовсе не в поцелуе. Ну… не только в нем. Целоваться можно где угодно и с кем угодно, даже с незнакомым человеком, даже не любя. Но если в момент соприкосновения губ вспыхнули чувства – это уже серьёзно.

Говорят: бес попутал. Если бы… Если бы всё ограничивалось только одним физическим влечением – было бы проще. Но когда к сексуальной тяге подключается сердце – это сродни взрывоопасной смеси. Становится пофиг и на вопящие об опасности мозги, и на то, что будет завтра. Повышенная температура тела, рваное дыхание, потяжелевшая грудь, влажное белье – вот что имело значение в тот момент. Только чудом пришла в себя, колоссальным усилием воли смогла переключиться на реальность, вспомнив, кто она, что она. Почему именно так, а не иначе.

Было такое чувство, словно сейчас на её лбу светится яркая надпись «предательница». Паршивое чувство, если уж на то пошло. От неё ждали хотя бы намёка на обнадёживающий ответ, а она не знала, что ответить, пригрузившись от давящего чувства вины. Ладно, Марина – с ней разобрались. Жалко, что всё так сложилось, но не смертельно. А как быть с Глебом? Как вообще подвести к такому разговору? Даже не представляла, если честно.

То, что их отношения дали трещину, а из общения исчезло понимание и терпеливость друг к другу – ещё не значит, что нужно рубить с плеча. Люди ходят к семейным психологам, пытаются найти точку соприкосновения, проводят вместе больше времени, учатся заново разговаривать, делиться мыслями, а она, получается, тут же включила заднюю, даже не попробовав склеить разбитую вазу. А смысл? Невозможно скрыть трещины, даже если их искусно затереть и зашлифовать. Всё равно уже не то. Будут дефекты, как не крути.

Вспомнив о дефектах, подошла к огромному зеркалу в пустующей во время тихого сна раздевалке, отбросила за спину тяжелые локоны и провела рукой по замаскированному под толстым слоем тоналки позавчерашнему засосу. Глеб, сволочь, иначе и не назовешь. Знал о её отношении к сюрпризам подобного рода и всё равно сделал назло. Возможно, этот засос (слава Богу, что справа) и сдержал её от опрометчивых поступков. Он словно клеймом продолжал жечь её душу, напоминая о принадлежности другому мужчине. Да, его было не видно, особенно, если не акцентировать внимание, но она-то знала, что он там есть! А ещё она помнила, как он там оказался. Приятного в тех воспоминаниях было мало. Её просто зажали в ванной, грубо забросили на стиральную машинку, и широко раскинув ноги, жестко трахнули, обвинив попутно в холодности.

А что она хотела? Месячные прошли, голова не болела, какие ещё могут быть предпосылки для отказа? Не разогретая вагина? Так не беда, и со смазкой неплохо. Он мужчина, ему всё можно. Он идеальный, безупречный. Он добытчик. Она же… дура она, вот и всё. Эта её покладистость, стремление всем угодить, никого не обидеть – сыграла против неё же. Зыкина права – нужно было возвращаться на работу сразу после окончания декрета. Глядишь, и Сашка бы втянулся, и у неё была бы своя копейка. Да что только значит ощущение собственной значимости! Сидя дома, занимаясь уборкой и штопая образно говоря носки она похоронила эту значимость глубоко в одном месте. Ребёнок, которого так ждала, и над кроваткой которого не спала сутки напролет, заполнил её жизни до отказа. Ничего не имело значения, только здоровье и счастье сына. Только семейный уют, чистота в доме, переполненный яствами стол.

Зато на вопрос о возвращении на работу всегда слышала один и тот же ответ: «Разве тебе чего-то не хватает? Так скажи – купим. Разве тебе плохо живется? Тогда давай разнообразим твою жизнь всевозможными хобби». Вязание, вышивка разными техниками, кулинария, косметический уход за лицом и телом на дому, оригами, макраме, йога – всё это она освоила в считанные месяцы, не забывая об обязанностях мамы и жены.

Если возникал конфликт – она его быстро устраняла, считая, что нет такой проблемы, которая бы не решилась мирным путем. Если её что-то не устраивало – она тут же вспоминала родителей – и всё чудесным образом приобретало иной смысл. Ведь если мужчина добытчик, то женщина была хранительница очага. Это она должна была проявлять покладистость, смиренность, понимание.

Допроявлялась…

Придирчиво рассматривала свое отражение и с ужасом наблюдала за тем, как дрожат скользящие вдоль шеи пальцы. Лицо пылало, глаза горели необузданным огнем, края губ, подбородок, скулы покалывало от соприкосновения с жесткой щетиной, а на рецепторах языка до сих пор гуляла никотиновая терпкость. Одному лишь сердцу было плевать на её внешний вид. Оно пошло в разнос, затрепыхалось, защищая сугубо свое, личное, и впервые за долгие годы, билось настолько громко и быстро, что его стук эхом отдавался в ушах.

Благо, девчата ничего не заметили, будучи взвинченными от присмотра сразу за двумя группами. Таня то и дело повышала голос, умоляя детей прибирать за собой разбросанные игрушки, а Наташе априори не было ни до кого дела. Бондарчук ходила, словно в воду опущенная и рассеяно встретила её появление, даже не удосужившись поинтересоваться о причине её отсутствия. Но стоило Юле вручить ей плотный толстый конверт, как Наташа ошарашено уставилась на подругу, вмиг догадавшись, что там может быть.

Вот что стало темой номер один для обсуждения. А то, в каком виде она пришла, пылало у неё лицо или зудела раздраженная кожа – всем было пофиг.

От Юли потребовали подробного отчёта: начиная от встречи с Дударевым и заканчивая её возвращением на работу. Тане было интересно, как он принял её, много ли было народу в приемной. Наташа смущалась, безустанно благодарила Юлю за помощь и журила, что её никто не поставил в известность.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Ну, девочки… партизанки, блин, хоть бы предупредили.

– А мы хотели сделать сюрприз, – отозвалась Таня, пересчитывая деньги. – Так, не поняла, – подняла удивленно голову, – а чего только тридцать тысяч? Только не говори, что зажал.

Юля поднялась из-за стола и поставила в мойку пустую чашку. Легкая дрожь отступила, лицо уже не так пылало. Бушующий внутри ураган под именем «Дударев» начал потихоньку затихать, возвращая былое спокойствие, а вместе с ним и положительный настрой.

– Почему сразу зажал? – обиделась, чувствуя, как встрепенулось сердце. – Вал… – осеклась, резко обернувшись к притихшим подругам, – кхм… остальную часть Валентин Станиславович привезёт вечером. Наташ, я дала адрес Макса, так что предупреди его, пускай сидит дома, а то ещё разминутся.

– Я после работы сразу пойду к нему. Завтра вылет, нужно помочь собрать сумки. Плохо, что у нас побоялись делать, одни немцы не отказались. А оно, сами понимаете: перелёт, проживание, питание. Потом ещё наблюдение до двух недель. Они вроде и заявили, что операция бесплатная, но всё остальное – за свои деньги, – тихо всхлипнула Бондарчук, приняв от Тани конверт с деньгами. – Спасибо большое, вы реально спасли жизнь Полинке.

– А мы-то тут причем? – удивилась Таня. – Это всё Дударев. Хорошего человека видно издалека, а охренительного мужика – тем более.

Юля предательски покраснела, вспомнив о недавних поцелуях с этим самым «охренительным мужиком». Вроде и смирилась с мыслью, что всё, грешная по всем фронтам и нет прощения её блядской натуре, а всё равно стало стыдно. Стыдно и мерзко. Сквозь землю хотелось провалиться, не то, что домой возвращаться. Это тут, на работе, она геройствовала, раз за разом возвращаясь в прожитые минуты наслаждения, а вот дома придется несладко.

– Повезло Маринке, – протянула восхищенно Таня, подперев щеку рукой. – Такого мужика отхватила. Красивый, высокий, – принялась загибать пальцы свободной руки, – при бабле, ни жены, ни детей. Сказка, а не мужик.

Все трое протяжно вздохнули. Таня и Наташа – мечтательно, Юля – тяжко, словно воздуха не хватало, на что подруги тут же обратили внимание.

– Что случилось, Юляш? – моментально среагировала чересчур зоркая Зыкина, уловив во взгляде Осинской грусть. – Опять с Глебом поцапалась?

«Ещё нет, но и это не за горами» – вздохнула про себя, вернувшись за стол. – «Рассказать сейчас, или оставить на потом? Хотя, какая разница, всё равно узнают».

– Марина рассталась с Дударевым, – повергла подруг в тихий шок, напустив на лицо невозмутимый вид. Дорогого стоила такая маска. Пока никто не видел, впилась ногтями в сцепленные на коленных руки, и с невиданной доселе стойкостью выдержала направленные на неё удивленные взгляды.

– Как так? – вскинула брови Таня. – Они ведь только начали встречаться?

– Не знаю, я с Мариной ещё не виделась.

– А от кого же ты узнала? Стоп! Стоп-стоп, – замельтешила руками Зыкина. – Это ОН тебе сказал, что ли?

– Угу.

– Блиин, нехорошо получилось. Кто ж знал… Я думала, вы уже там всё, родня, вон, все между собой перезнакомились, – протянула с сожалением, словно знакомство с предками выступало залогом счастливых отношений.

Юля ещё плотнее сцепила между собой пальцы. Да, неудобно. Знала бы – вовек не пошла.

– Вот тебе и охренительный мужик, – хмыкнула Наташа. – Нет, вы не поймите меня неправильно, – начала оправдываться, вовремя спохватившись, – я благодарна за помощь. Дай Бог ему крепкого здоровья, счастья и всего самого наилучшего. Но, девочки, там сразу было видно, что голяк. Он может быть добрым, внимательным, галантным, самым красивым и самым невероятным, но… такие мужики неисправимы. Это его ещё надолго хватило.

– А давно поср*лись?

– На днях, – прохрипела Юля, проклиная себя за несдержанность. Теперь хрен отвертишься.

– Жаль. Я-то надеялась, что сказка стала реальностью. Ну, думаю, молодец Маринка, такого мужика отхватила. Помнишь, Юль, только вчера говорили об этом?

– Это натура такая, Танюш, – заметила Наташа, поглядывая на настенные часы. Из спальни послышалась возня, а потом и чей-то громкий смех. – Ему сколько? Сорок?

– Тридцать семь, – ответила расстроено Юля, чувствуя себя словно на раскаленных углях. Жгло со всех сторон.

– Не-а, девочки, не будет из него толку, – вынесла свой неутешительный вердикт Наташа. – Может, человек он и хороший, добрый, безотказный, но… несерьёзный. И дело не в Маринке или ком-то ещё, а в нем. Я знаю. У нас сосед такой. А ему, между прочим, уже пятьдесят восемь. Месяц прошёл – и новая баба, причем ни разу не был женат. Так он обыкновенный токарь на заводе. Что тогда говорить о вашем Дудареве?

– Интересно, что там между ними стряслось? – тут же начала докапываться до истины Таня. – Не сошлись характерами или…

– Конечно «или», – удивилась наивности подруги Наташа. – Только и с той будет то же самое. Вот увидите. Покувыркаются месяц-второй и всё, гуд бай. Говорю же – натура такая.

– Юль, а ты что скажешь? – потрясла Осинскую за плечо Таня, заметив, что та задумалась о чем-то своем. – Что-то не верится мне, что Дударев вот так просто взял и порвал на ровном месте. Да, кобель, да, непостоянен, значит, не нашлась ещё та, единственная. Маринка наша не подошла, жаль, конечно. Но я ни за что не поверю, будто ему самому не надоело вот так маяться по жизни.

– Ну, ты и сказочница, Танюха, – прыснула со смеху Наташа, спасая Юлю от ответа. – Прямо-таки и надоело. Да горбатого могила выпрямит, слыхала такое? Не создан Дударев для нормальных отношений – вот и вся надоедливость.

Таня пробубнела под нос что-то нечленораздельное, но по выражению лица было видно, что мнение Бондарчук её ни капли не переубедили. У Юли же болезненно резануло в груди. Сидела, опустив голову и не смея поднять её, испытывала попеременно, то жуткий страх, то разрывающую на части безысходность. Если бы можно было заглянуть в будущее и узнать правду. Где гарантии, что её не будет ждать та же участь, что и племянницу? Боялась этого больше всего. А тут ещё и Сашка выбежал из спальни сразу бросился к ней в объятия, напоминая о суровых реалиях.

Забрав сына к себе на колени, уткнулась носом в его курчавые волосы и с наслаждением вдохнула родной запах, пытаясь обрести утраченное равновесие. Страх страхом, но счастье её семьи трещало по швам. И не Вал был тому виной, а она. Сама.

Жутко боялась ошибиться, приняв проявленную с его стороны страсть за показушную любовь. Боялась сделать сыну больно, стать той двигающей силой, что положит начало концу и разделит их, казалось бы, идеальную семью на два враждующих лагеря. Боялась осуждения, презрения, обиды. Боялась не выстоять и сломаться, увидев разочарование в детских глазах.

Было тошно от самой себя. Ну как можно вот так просто взять и заявить, что всё, разрыв? Что нашла себе другого, что у них любовь. Как? В голове просто не укладывалось. Ладно Глеб, с ним всё понятно, к нему у неё целая куча претензий. Но Сашка? Как объяснить пятилетнему ребёнку, что мама разлюбила папу и хочет себе другой жизни? Он ведь не поймет. И многие не поймут.