Текст книги "Даниил Галицкий"

Автор книги: Антон Хижняк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 36 страниц)

Тем временем шум вокруг крепости не утихал. Теодосий пытался навести порядок; увидев, что многие горожане пришли с луками, он обрадовался, расставил их за деревьями, под стенами домиков и сказал, чтобы метко стреляли, как только кто-нибудь появится на стенах. Он хорошо понимал, что попасть в кого-либо очень трудно – воины Бенедикта укрывались за заборолами. Теодосий послал Иванку к той стене, которая не омывалась рекой, велел собрать горожан и там зорко следить за стенами, никого не выпускать из крепости.

Людомир дал волю своему гневу: вот теперь он отомстит и Судиславу, и Бенедикту! За все отблагодарит их, особенно лукавого Судислава. Горожане и смерды слушались Людомира.

– Вот здесь становитесь! – кричал он, показывая двум молодым парням место под небольшим навесом. – Крышу сбросим, и вы из-за стены будете стрелять. – И тут же сам, вооружившись луком, выискивал себе цель. Вот кто-то выглянул из-за укрытия и, что-то выкрикивая, во весь рост встал на стене. Людомир присмотрелся – это стоял воевода, который недавно налетел на их оселище и издевался над смердами. Прислонившись к дереву, Людомир прицелился и пустил стрелу. Воевода покачнулся и схватился за голову. Его стащили со стены.

Бенедикт заметил, кто ранил воеводу, и начал кричать.

– Стреляйте в него! Стреляйте в него! – бесновался он, указывая на Людомира.

Две стрелы вылетели одновременно, но ни одна не попала в отважного закупа. Бенедикт еще больше рассвирепел.

– Бездельники! Безрукие! – хохотал Людомир. – Вам в нищие нужно податься, милостыню у церкви выпрашивать! А ну, Бенедикт, сучий сын, покажи свою морду. Почему же ты спрятался? Давай попробуем, кто в кого попадет!

К Людомиру подбежал Теодосий:

– Ты что, рехнулся? Стоишь как пень… Вояка! Зорко смотри, берегись!

В это мгновение совсем рядом просвистела стрела. Если бы Теодосий не дернул Людомира и не потащил к стене, стрела впилась бы в него.

– Не мешай, я их не боюсь. Чтобы я испугался этого лупоглазого Бенедикта! – огрызнулся Людомир, накладывая новую стрелу. – А где там Судислав? Лижет пятки Бенедикту? Вымой язык, подлец, а то загадил!

Людомир послушался Теодосия и укрылся за стеной. Разозлившийся Бенедикт подпрыгивал.

– В него, в него цельтесь! – кричал он неистово. – Больше стрел на него! Как только выглянет, так цельтесь!

Из многих заборол прожужжали стрелы. Горожане начали прятаться. Людомир, перебегая от дерева к дереву, медленно прицеливался и метко пускал стрелы в заборола.

– Трусы! – выкрикивал Людомир. – Где ты там, Бенедикт? Выгляни! – Он прилаживал новую стрелу, выбирая цель.

Пригнувшись, чтобы в него не попали, Бенедикт выскочил из-за заборола и побежал направо. Там, за широким заборолом, стояли самые лучшие его лучники. Он схватил их за плечи и начал трясти.

– В того, в того цельтесь! – исступленно кричал он, указывая пальцем на Людомира.

Лучники приготовились. Они увидели за деревом смерда в длинной рубашке. Он что-то выкрикивал и держал стрелу на луке. Бенедикт дернул лучников, один из них обернулся и, пожав плечами, показал взглядом: они не смогут прицелиться, если воевода будет толкать их. Бенедикт убрал руки и присел. Стрелы полетели, и в то же мгновение покачнулся Людомир: одна стрела попала ему в голову, другая – в грудь. Высокий позвал Бенедикта к окошечку, и тот увидел – Людомир лежит на земле, а к нему подбегают смерды. Они быстро подняли его и унесли под навес.

Тяжелое ранение Людомира вызвало замешательство среди горожан и смердов, они начали отходить на более отдаленные улицы, только кое-кто из отважных юношей остался на местах. Разлад вносили и женщины, толпившиеся поблизости. Слух о ранении Людомира быстро разнесся по Подгородью. Женщины запричитали и побежали от крепости, их останавливали, но они никого не слушали. Теодосия в это время здесь не было, он отправился вдоль берега Луквы посмотреть, что делается на левой стороне.

Внезапно появился Иванко. Увидев окровавленного Людомира, он возмутился:

– Чего вы смотрите? Человеку плохо, а вы столпились. Позвали лечца?

– Нет, где его найдешь! – послышались тревожные голоса.

– Нет! А вы ищите! Деда Дубовика найдите!

Два подростка выскочили из толпы и побежали.

Иванко давно уже потерял шапку; он стоял разгоряченный, пот ручейками стекал за ворот промокшей рубахи, подпоясанной кожаным поясом с мечом. В этот июньский день немилосердно палило солнце, на небе не было ни облачка.

– Воды! – властно крикнул Иванко и склонился над Людомиром.

Тот лежал неподвижно. Стрела попала в левый глаз. Людомир сам выдернул ее; вытащил он и вторую стрелу, впившуюся меж ребер, и потерял сознание.

Воду принесли в большом дубовом ведре. Иванко огляделся. Неподалеку стояли две женщины и нерешительно переглядывались.

– Сюда! – махнул им рукой Иванко.

Женщины подошли и застыли в ожидании.

– Полотна! Вот такой кусок полотна, – показал Иванко, разведя руки.

Одна женщина побежала в соседний двор и быстро возвратилась с полотном.

– Помогите мне! – попросил Иванко.

Младшая, та, что бегала за полотном, увидев кровь, закрыла лицо руками и отскочила от Людомира. Старшая смело подошла, взяла полотно, но не знала, что с ним делать. Иванко выхватил из ножен меч и острым лезвием отрезал кусок, намочил полотно в воде и стал смывать кровь с лица Людомира. На месте глаза запеклась сплошная рана. Иванко осторожными движениями, чтобы не причинять боли, вытирал кровь, а она все струилась. Обмыв лицо, Иванко перевязал голову Людомира полотном и принялся за вторую рану. Ребятишки подали Иванке острый нож, чтобы разрезать сорочку. Эту рану промыть было легче, и Иванко сделал это быстро и тоже перевязал полотном. Людомир молчал. Иванко испугался: а что, если Людомир умер? Став на колени, он приник ухом к его груди. Нет, сердце чуть слышно стучит. Значит, Людомир жив!

А где же Теодосий? Иванко примчался к Теодосию и Людомиру за советом. Но Людомир уже ничего не скажет, а Теодосий исчез. А там, возле валов, люди волнуются, спрашивают, нужно ли оставаться. Кое-кто ушел уже домой обедать. Только своей юношеской горячностью Иванко сумел остановить их, упросил остаться. Он пообещал найти ребят, которые сбегают в Подгородье и в оселища, скажут, чтобы родные принесли еду. Но, выходит, и тут не лучше. Оставив возле Людомира женщину, Иванко пошел дальше. Подбегал то к одной, то к другой группе людей и уговаривал их не расходиться.

– Да мы не уйдем, – отвечали ему. – Мы их, как мышей, передавим. Пусть только кто-нибудь скажет, что делать.

«Что делать?» Иванко сам прибежал сюда с этим вопросом, а они у него спрашивают! Ну что ж, теперь он скажет им. Бить Бенедикта! Да так бить, чтобы больше сюда не приходил! Без бояр надо воевать.

– Стойте здесь, не уходите домой! Мы выгоним их из крепости! – горячо говорит Иванко. – Чтобы нам, русским людям, бояться этого никчемного Бенедикта!

– Мы не боимся! – загудели в ответ смерды.

– И не будем бояться! – размахивает мечом Иванко. – Прогоним их, не сегодня, так завтра, а не завтра, так через год – пусть не лезут на нашу землю.

В словах Иванки горела пламенная ненависть к пришельцам. Смерды почувствовали в них правоту: к ним обращается свой человек, его следует слушать и верить ему. Разве боярин скажет простому человеку такое чистосердечное слово?

Иванко волновался. Если б он только мог, он один бы бросился на крепость и там схватил Бенедикта. Люди ждут, что скажет Иванко. А он, подумав немного, начал показывать им места, где надо стоять и откуда стрелять, ребят-подростков послал за стрелами.

Со стен крепости изредка прилетали стрелы – враг напоминал о себе. И отсюда тоже отвечали. Люди уже привыкли и зря стрел больше не выпускали – их было мало. Все внимательно следили за стенами. Как только там кто-нибудь показывался во весь рост – стрела сразу же настигала его. Теперь уже Бенедикт видел, что это не мимолетная вспышка: смерды спокойно располагаются вокруг крепости. Он думал, что стоит попасть в Людомира – и галичане перепугаются, но не тут-то было – они так же, как и вначале, настойчиво стоят вокруг крепости.

Узнав, что Людомир ранен, Теодосий прибежал к месту происшествия.

– Где Людомир? Жив он?

– Возле него дед Дубовик, – ответил Иванко.

Теодосий пошел под навес. Дед-лечец уже заново перевязал раны, приложил к ним мазь и сидел, подперев голову руками. При появлении Теодосия и Иванки дед засуетился: ему было приятно, что именно к нему обратились в таком большом деле. Значит, и он помогает воевать против ненавистных баронов. Теодосия он давно знал и удивлялся теперь, что тот, словно воевода, всеми распоряжался.

– Теперь Теодосий за старшего, как воевода, – прошептал ему сухощавый старичок.

– Знаю! – отмахнулся Дубовик.

– Что? Как? – тихо спросил Теодосий.

– Успокоился. Уже со мной говорил… Тяжелые раны… Глаза не будет – вытек, я выскоблил все, что осталось. Заживет… А в боку ребро раздроблено, да это не беда – засохнет. Одного боюсь: зверюги эти, видно, отравленными стрелами ударили Людомира.

– Отравленными?! – вспыхнул Иванко. – Погоди, поймаю тебя! – погрозился он в сторону крепости невидимому Бенедикту.

– Что, не выживет? – отвел Дубовика от толпы встревоженный Теодосий.

– Лекарства у меня хорошие, переборют недуг… Сегодня не скажу, подождать надо денек.

– Один день? – спросил Теодосий.

Лечец не уловил тревоги в словах Теодосия. Разве он знал, что сейчас творится у того в голове, разве он догадывался, какие думы гнетут вожака смердов?! Теодосий размышлял, скоро ли войско Бенедикта возвратится в Галич, удастся ли восставшим ворваться в крепость хотя бы ночью. Надо устроить засады на лесных дорогах, перерезать пути войску. Долго ли удастся продержаться? Теодосий думал сейчас об этом и волновался за Людомира.

Дед Дубовик спокойно ответил:

– Только один день, до завтрашнего вечера. Тогда видно будет.

– Перенести отсюда Людомира!

– Нет, нет, нет! – испугался Дубовик. – Переносить нельзя, пусть так и лежит, стрелы сюда не долетают. Пусть лежит спокойно. Как только пошевелим – умрет: стрелы-то отравленные…

И хотя разговаривали вполголоса, все, кто был под навесом, услыхали ответ Дубовика. Иванко наклонился к Людомиру и спросил:

– Ты слышишь нас, Людомир?

Людомир попытался поднять левую руку.

– Тебе больно?

Людомир с большим трудом пошевелил губами. Теодосий заметил это и цыкнул на всех. В напряженной тишине, словно дыхание Легкого ветерка, услышали шепот Людомира:

– Не болит… Я встану… завтра… Я буду воевать.

Дед Дубовик склонился над раненым и полушепотом велел ему:

– Молчи! Молчи! Отрава в тебе, нельзя шевелиться.

Людомира оставили под навесом. Теодосий поставил пятерых парней, чтобы охраняли раненого и никого к нему не подпускали.

Утром, когда возле крепости собралось еще больше людей, чем вчера, Теодосий ходил с Иванкой от одной толпы к другой и подбадривал:

– Не бойтесь Бенедикта! Если будем все вместе, нам никто не страшен. Ударим по загривку так, чтобы голова слетела!

– Ударим! – весело кричали галичане.

Тут верхом прискакал взъерошенный Мальчонка и крикнул:

– На подворье Судислава тиун собирает дружинников, чтобы в спину нам зайти!

Эта весть напугала повстанцев. Стали сбегаться люди, поднялся шум, кто-то произнес опасное слово: «Пропали!»

Теодосий вскипел:

– Кто там крикнул «пропали»? Мы пропали?! Да еще не родился тот, кто сумел бы нам голову свернуть!

Шум прекратился. Теодосий огляделся вокруг и уверенно бросил:

– Иванко! А ну-ка бери сотню людей. Есть тут закупы Судислава?

– Есть! Есть! – послышалось отовсюду.

– Беги с ними, поговорите с этим тиуном – может, он оглох, так погромче.

Иванко вышел из круга.

– Кто хочет? Пошли со мной!

К нему двинулись люди.

– Да что вы с голыми руками! У кого копья и стрелы – сюда! – воскликнул Иванко. – Вот это хорошо! – радостно похвалил он бегущих к нему вооруженных закупов.

Отобрав человек полтораста, Иванко взмахнул мечом и побежал от крепости. За ним тронулся весь его отряд.

– Воевода! – одобрительно промолвил бородатый старик смерд. Ему трудно было ходить, и он стоял, опершись на палку.

– А ты что думаешь, – спросил Теодосий, – не годны мы быть воеводами?

– Ты что рассердился, добрый человече? – громко ответил старик. – Да я о том и говорю, что воевода хороший.

– А я думал, что насмехаешься, – тепло улыбнулся Теодосий.

– Чтоб ты счастлив был! – примирительно посмотрел на него старик. – Разве я супротив своих? Да эти Суди-славы и Бенедикты вот где у меня сидят, – он показал на сгорбленную спину, – весь век на мне ездят. Бейте их, супостатов!

Миновав последние дома Подгородья, отряд Иванки остановился.

– Подождите, – сказал Иванко, – поразмыслить нужно, всем ли вместе идти или разделиться… Я пойду прямо на ворота, а ты, – обратился Иванко к парню с мечом в руках, – бери половину, со стороны реки нагрянешь. Как добежите, прыгайте через ограду!

Парень лихо свистнул, поднял высоко меч и, широко улыбаясь, крикнул:

– Кто со мной?

Иванко быстро отделил ему часть людей.

– Идите с ним.

За поворотом показалась усадьба Судислава. Ворота были закрыты, вокруг ни души. Иванко велел бежать и сам первым ринулся вперед. До ворот оставалось шагов двести, когда над головами повстанцев засвистели стрелы.

– А, так ты еще и стрелять вздумал! – вспыхнул Иванко. – Быстрее за мной!

Наклоняя головы, все побежали за ним и приблизились к ограде. Попробовали нажать на ворота – закрыты.

– Бревна! Бревна! – послышались голоса.

Иванко увидел сложенные под оградой длинные дубовые бревна.

– Берите, бейте в ворота!

Самые молодые парни моментально схватили два бревна, стали в ряд человек по десять и, раскачав их, начали бить в ворота.

Со двора откликнулись. Чей-то грозный голос гаркнул:

– Уходите, а то кипятком ошпарю!

Иванко сообразил, что действовать надо по-другому. Пускай тут продолжают бить в ворота. Дружинники Судислава соберутся здесь, а тем временем их нужно обойти с другой стороны. Он позвал к себе всех, кто был свободен, и побежал с ними влево. Нужно перелезть через ограду и прыгнуть во двор. Иванко первым стал взбираться на ограду. Его подсаживали, помогали. Вслед за ним лезли и другие.

Здорово выходит! Глянув во двор, Иванко увидел, что тиун Судислава побежал с дружинниками к воротам, а тут никого не было. Воины Иванки – их было не менее пятидесяти – посыпались во двор один за другим, как груши.

– Накладывай стрелы! – нарочито громко крикнул Иванко, чтобы его услышали у ворот.

Повстанцы одновременно метнули двадцать стрел, и многие из них попали в цель. Тиун, догадавшись, что его обманули, повернул всех на Иванку.

– Бей их! – истошно кричал он. Однако напуганные дружинники возвращались неохотно. – Почему вы стоите? – вопил тиун. – Их мало!

Но в это время за спиной у него поднялся шум – это перелезали через ограду закупы, посланные Иванкой со стороны реки.

Тиун завертелся на месте, бежать было некуда.

– Ага! Ну что? Мало нас? – гремел, размахивая палкой, высокий парень. – Мало?

Он стукнул тиуна по голове. Дружинники мигом подняли руки.

– Мы с вами! Мы с вами! – кричали они.

– Не трогайте их, – приказал подоспевший сюда Иванко. – Как тиун? – обратился он к парню.

– Не дышит, – развел тот руками, – видно, Богу душу отдал. У меня меч легкий, да рука тяжелая, – показал парень на дубинку, – как притронусь, так и просится на Небо мой недруг.

Все захохотали.

– Если бы этой дубиной Судислава попотчевать! – бросил кто-то под общий смех.

Возбуждение начинало утихать. Вдруг в дальнем углу усадьбы раздался крик.

– Идите сюда! Сюда! – звал маленький лысый человек.

Кое-кто уже рванулся было бежать, но Иванко властно остановил их:

– Стойте! Может, это ловушка.

– Да мы знаем деда Николая.

– Знаем, знаем! – недовольно пробормотал Иванко;– Иди сам сюда! – позвал он старика.

Старик приковылял и крикнул:

– Там человек в порубе!

– Бежим к нему! – нажимала на Иванку молодежь, и все двинулись туда.

– Куда вы все? – остановил их Иванко. – Хватит и десяти, а нам за подворьем следить надо.

В порубе-яме нашли избитого, обессилевшего человека. Это был смерд из оселища Судислава. Он, не веря глазам своим, удивленно рассматривал освободителей и, узнав высокого парня, бросился к нему.

– Да это же наш Твердило! – вскричал парень, схватив его за руки. – Э, да у тебя украшения! – Он всем показал кандалы, в которые были закованы руки Твердила.

– Кто это тебя так? – сочувственно спросил Иванко.

– Кто же, как не дорогой да любезный наш Судислав, – гневно ответил Твердило. Заросшее лицо его стало суровым. – Посмотрите! – Он повернулся спиной. Она была исполосована черно-синими подтеками запекшейся крови. – Били меня. Сам Судислав бил, и не помню, кто еще.

– За что же это он тебя так? – строгим голосом спросил высокий юноша.

– Тиуна я прогнал со двора. Пристает и пристает: «Иди на работу», – а я болен. «Дай, говорю, один день – я, может, выздоровею». А он лезет, как зверь, человеческого языка не понимает… Терпение мое лопнуло, ну, я и толкнул тиуна.

– Правильно сделал, Твердило! – прервал его парень.

– А он… побежал к Судиславу и наврал, что я Судислава убить собираюсь. Схватили меня ночью – и в яму. Руки крутили, ноги жгли огнем, чтобы я сознался. А в чем мне сознаваться? Говорю: «Не было ничего», – они знай мучат… Закупа можно мучить, кто его защитит… Спасибо вам, братья! – Твердило вдруг стал на колени.

– Встань! – поднял его за плечи Иванко, – Ты что, перед боярином?

Смутившийся Твердило виновато улыбался:

– Спасибо! У меня дети сидят без хлеба, голодные…

Дальше Иванко уже не слушал Твердила. Оглядевшись вокруг, он громко крикнул:

– В этих вот клетях добро наше, руками нашими добытое! Забирай!

– Сжечь! – пронзительно закричал кто-то в толпе.

– Сжечь все!

– Давай огонь, – подхватили десятки голосов.

– Сжечь? – старался перекричать всех Иванко. – Кто это сказал? А зачем же жечь? Только добро пропадет. Рожь там в клетях. Берите себе, забирайте, – вот у Твердила дети, да и у всех они есть. Разбивай дверь! – И он первым побежал к клетям.

Двери были заперты, их быстро разбили и стали тащить из клетей мешки с зерном, копченое мясо, вяленую рыбу.

– Тащи-и-и-и! Это наше! – радостно кричали смерды и закупы.

Иванко поторапливал:

– Забирайте! Все забирайте!

Нашли возы в упряжке и начали укладывать на них мешки. Клети быстро опустели.

– А теперь жги! – зазвучал над подворьем пронзительный голос Иванки. – Давайте огонь!

Много горя причинил Судислав смердам и закупам. Люди яростно ломали двери, разбивали закрома, выбрасывали пустые бочки.

– Ломай!

– Бей!

В руках у парня, бросившего дубинку, появился горящий сноп соломы, ветер раздувал пламя. Парень поднес огонь к соломенной крыше – сухая солома сразу вспыхнула, красные языки поднялись над клетью. Огня было достаточно – стоило лишь свернуть пучок соломы и прикоснуться к пылающей крыше. Вскоре загорелись все клети.

– В терем! – скомандовал Иванко. – Бревна тяните, берите огонь!

Волна разгневанных людей хлынула к терему. Ничто не могло остановить их – так много ненависти скопилось в душе, так сильно допекли унижения, притеснения, обиды: нельзя ни стать, ни пойти вольно – всюду боярский глаз. И вдруг все это исчезло. Люди не задумывались, надолго ли свобода, – они рады были хоть мгновение подышать свежим воздухом без бояр.

Судиславов терем никто не мог спокойно видеть: тут живет ненавистный кровопиец, тут не одного смерда били, бросали с высокого крыльца. А если уж здесь бьют, то путь отсюда только один – в поруб, и не видать больше человеку ясного солнца.

Гудит толпа, бурлит, клокочет. Тут же и закуп Твердило. Теперь он уже не боится войти в терем. Он содрогается от гнева. Здесь его тащили по ступенькам, били головой об дверь. Он ненавидит каждый уголок логова Судислава. Стремглав поднявшись на второй этаж, Твердило метнулся по горницам. От него не отставали старые и молодые смерды. Они вбежали в продолговатую горницу с одним узким окном. Это она! Твердило всматривается: вон там, в углу, стоит кресло, на стенах висят плети, напротив кресла в стене торчит железное кольцо. К этому кольцу привязывали скрученные за спиной руки Твердила, чтобы он не мог отбежать в сторону от страшной плети. И еще для того, чтобы не кинулся на хозяина; побаивался Судислав: вдруг хлоп не выдержит нечеловеческих мучений и в отчаянии бросится на него, – разве убережешься!

Твердило замер на месте. Вот здесь сидел Судислав, бил его, Твердила, плетью, рвал тело острыми гвоздями, вплетенными в нагайку. Глянув на товарищей, столпившихся в тесной комнате, Твердило с трудом выдавил из себя:

– Вот тут нас истязали, тут кровь нашу пили. Разве можно нам забыть об этом! Надо разнести в прах это проклятое место!

– Разнести-и-и! – подхватили в комнате и в прилегающих к ней сенях.

Сорвав со стен плети, Твердило толкнул ногой кресло, оно перевернулось. Тогда мальчишки начали топтать его ногами. Кто-то принес уже огонь.

– Жги! – кричали смерды и закупы, разбрасывая солому по углам.

Двор Судислава превратился в сплошной огромный костер; горели клети, пылал терем, огонь охватил все строения.

Иванко оглянулся.

– Будешь знать! – погрозил он кулаком в ту сторону, где когда-то жил Судислав.

– Будет знать! – засмеялся Твердило. – Пусть не думает, что мы его боимся.

4

Уже третий день длится осада крепости. Бенедикт перепугался: а что, если не подойдет скорая подмога? Эти отчаянные смерды окружили так, что и мышь не проскочит. И в первую, и во вторую ночь Бенедикт тайно посылал гонцов, чтобы добрались они в волости и позвали воевод на помощь. Но галичане перехватили гонцов и утром показывали их связанными. Больше всего поразил его молодецкий голос:

– Эй, Бенедикт! Лысый волк! Скулишь! Прищемили тебе хвост. Сиди и не дергайся. Не гоняй посланцев своих. Вот они.

И сразу же из-за укрытия выставили связанных гонцов. Их подталкивали сзади, но они не могли шагнуть дальше – им мешала веревка, которой они были крепко связаны.

Позеленевший от злости Бенедикт приказал лучникам стрелять в своих гонцов.

– Предатели! Испугались! К грязным смердам перешли! – топтался он на одном месте, трусливо прячась за заборолом.

За два дня галичане сразили уже двадцать лучников. Они наловчились попадать даже в маленькие наблюдательные оконца заборол. Опасно стало находиться на стенах. Бенедикт сидел теперь внизу.

Сверху ему сказали, что оба гонца стоят на видном месте, привязанные друг к другу веревкой.

– Цельтесь в них! Убивайте! – исступленно кричит Бенедикт.

Стрелы тучей полетели через реку. Но ни одна из них не попала в цель – то ли лучники разучились стрелять, то ли глаза их стали плохо видеть. Гонцы стоят как заколдованные, боятся бежать в укрытие, чтобы во время бегства шальная стрела не зацепила.

– Тащите их назад! – сказал Теодосий.

Он понимал, что венгерские лучники щадят своих товарищей. Приказ Бенедикта пускать стрелы они выполняют, но попасть не хотят.

– Верно делают – жаль своих братьев! – заметил Теодосий, когда пленных привели к нему.

Пленные пугливо оглядывались, жались друг к другу. Они думали, что их нарочно подставляли под стрелы, а теперь, когда вернулись невредимыми, – изрубят мечами. Об этом говорил им Бенедикт, когда посылал ночью: «Идите осторожно! Не подниматься! Схватят – замучат: ноги и руки отрубят, нос отрежут, язык вырвут».

На верную смерть шли гонцы, прощались с товарищами. И уж так осторожно ползли, так прислушивались, так хотели до рассвета пробраться подальше, что, казалось, проскользнут незамеченными. Но оба они были схвачены галичанами невдалеке от крепости.

Теперь уже, видно, начнут резать носы? Так и будет. К черноглазому смерду со страшной бородой подбежал молодой галичанин и стал что-то громко выкрикивать. Очевидно, он и будет резать, у него нож торчит за поясом. А может, мечом носы отрубят… Они не знали русского языка и не догадывались, что Иванко рассказывал Теодосию о том, как сегодня утром в лесу на Звенигородской дороге галичане побили пятерых вражеских конников, пробиравшихся к Галичу.

– Они на конях, а наши пешие! – хвалился Иванко. – Выследили, как они ехали, и окружили их со всех сторон. Куда они ни ткнутся – всюду наши их ловят.

Рассказывая об этом, Иванко хватался за меч, а перепуганным пленным казалось, что он собирается рубить их. Но о них как будто забыли, никто не обращает внимания, никто не кричит, не бьет.

– Что с ними делать? – спрашивает Теодосий у Иванки. – Разве они повинны в том, что Бенедикт творит? Разве они сами полезли на нашу землю? Их бояре венгерские сюда погнали… А они такие же люди, как и мы. А ну, покажите руки, – сказал он, обращаясь к ним по-венгерски.

Пленные обрадовались, услышав родную речь, и показали черные, потрескавшиеся ладони, мозоли на огрубевших пальцах.

– Ты кто такой? – спросил Теодосий пожилого.

Тот быстро-быстро затараторил, услужливо улыбаясь и сверкая белыми зубами.

– Говорит, что из оселища, закуп какого-то венгерского боярина… – кивнул Теодосий Иванку. – Такой же, как и мы. – И с напускной суровостью спросил пленника: – Дети есть?

Забыв о веревке, обрадованный венгр, бросился к Теодосию и сбил с ног товарища, крепко к нему привязанною. Когда товарищ поднялся, он показал два раза над землей – ниже и выше.

– Двое, – то ли переспрашивая, то ли раздумывая, сказал Теодосий.

Ободренный тем, что можно объясниться на родном языке, венгр засыпал Теодосия вопросами:

– Не убьют нас? Скоро ли отпустят? Будут ли кормить?

Теодосий успокоительно махнул рукой.

– Идите, там вас накормят. – А когда они вышли, пожаловался Иванке: – Что с ними поделаешь? Отпусти – к своим убегут. А может, не убегут?..

На эти размышления Иванко ничего не мог ответить, он был неопытен в таких делах. Но разбирался ли в них и сам Теодосий? Они лишь сердцем чувствовали одно: эти пленники из войска Бенедикта такие же простые люди, как и они сами, и никакого зла у них к галичанам нет.

5

Рано или поздно Бенедикт все же должен был собрать свои силы, непременно должны были съехаться в Галич все его воеводы с отрядами.

И произошло это в седьмой день осады. Хотя галичане ни одного гонца из крепости не пропустили, все же слухи о событиях в Галиче разнеслись по волостям и дошли до воевод. Договорившись между собой, они начали медленно двигаться к Галичу, чтобы зажать восставших в кольцо.

С утра налетели они с двух сторон – с Коломыйской дороги и со Звенигородской. Думали ошеломить повстанцев внезапным ударом. Но Теодосий тоже не терял времени зря – он устроил на этих двух дорогах засады.

Самой ожесточенной была схватка на Звенигородской дороге. Иванко с нетерпением ждал встречи с ненавистными врагами. Ему не давала покоя неотступная мысль – помериться силами с самим воеводой.

Еще не развеялась утренняя прохлада, когда на дороге показалась воеводская конница. Укрывшиеся в лесной чащобе галичане увидели первых всадников. Это были не дружинники, которые обычно идут впереди, чтобы проверить, нет ли противника, – это ехал сам воевода. Он высокомерно пренебрегал всеми предосторожностями.

– Со смердами воевать! – хвастливо хохотал он. – Я разгоню их, как собак!

Иванко задрожал от радости, увидев врага, – пришел час сразиться с воеводой! Почти все галичане были пешие – у них было мало коней, – но зато какие это кони! Из конюшни Судислава! Ведь похозяйничали там смерды, как сами хотели. Иванко взял себе самого лучшего коня. И как он теперь пригодился!

Иванко быстро сообразил и сказал своим, что надо делать. Около десятка всадников вместе с ним внезапно вылетают на дорогу и бросаются к воеводе. Все остальные находятся в укрытии и пускают в ход стрелы, чтобы не подоспела помощь к воеводе. «А потом? Потом – увидим», – улыбнулся Иванко и вскочил на коня.

Кони шли медленно, лесная тишина убаюкивает, и воевода углубился в размышления. Бенедикт будет ругаться. Скажет: «Семь дней боялись, не могли прийти на выручку, смердов испугались». От этих мыслей злится воевода, ничего хорошего не сулит ему встреча с Бенедиктом… Воевода едет впереди, несколько поодаль – десять его телохранителей, а войско лентой растянулось позади.

Но что это? Как будто с неба свалились всадники, мчащиеся из Галича навстречу. Видно, посланы Бенедиктом. Воевода всматривается. Кажется, свои. И тут смерды перехитрили его, сбили с толку: всадники были одеты в венгерскую одежду, снятую с пленных. Уже оставалось несколько десятков шагов. Сердце Иванки колотится, вот-вот выскочит из груди. Хоть бы не узнал воевода, хотя бы не удрал! У Иванки все замерло внутри, он уже не замечает, едут ли за ним его друзья, – перед ним только воевода. Ага, все хорошо, не узнал; Иванко взмахивает мечом и направляет коня влево от воеводы, чтобы сподручнее было его ударить.

– Русские! – завопил в испуге воевода.

Этот его истошный крик услышали сзади и поспешили на помощь. Но пробиться сразу к воеводе они не могли – на них ливнем посыпались стрелы; кони взвивались, сбрасывали всадников, топтали их, а из лесу летели новые и новые стрелы.

– Хлоп! Прочь с дороги! – Голос воеводы срывался.

– Нет! Доставай меч. Или ты не желаешь с хлопами сразиться? Не к лицу тебе, зверюга? – крикнул Иванко.

Воевода направил коня на Иванку и хотел одним ударом покончить с ним, но молодой мечник умело отразил удар, мечи скрестились.

– Хлоп? – приговаривал Иванко. – А этот хлоп такой же, как и ты!

Силы были равными. В голове Иванки промелькнула тревожная мысль: долго возиться с этим чванным воеводой нельзя – его маленькому отряду не управиться с войском врага. Иванко усилил натиск на воеводу. Уже несколькими ударами угостил его, но меч каждый раз попадал на хорошо выкованные латы, на шелом. Скрежетало железо, звенели мечи. Иванко был в худшем положении – ни лат, ни кольчуги на нем не было. Но у него было более надежное оружие – жгучая ненависть. Воевода замахивается, хочет ударить Иванку по правому плечу: коварный у него замысел – отрубить руку, и тогда всему конец. Но Иванко разгадал это намерение, дернул за повод, и конь мгновенно отпрянул в сторону; меч воеводы разрезал воздух, сам он потерял равновесие, не встретив сопротивления своему удару. А Иванко уже выскочил с другой стороны и, напрягая все силы, нанес сокрушительный удар, лезвие меча попало в щель между латами, и правая рука воеводы безжизненно повисла.

– Хлоп? Это тебе за хлопа! – загремел Иванко и наотмашь так ударил воеводу, что тот с рассеченной головой мешком свалился на землю.

Тем временем охрана воеводы опомнилась и начала окружать Иванку и его товарищей, да и те, которые были задержаны стрелами, тоже прорывались сюда. Противники смешались, и это сдерживало галицких лучников – они боялись нечаянно попасть в своих. Увлекшийся Иванко ничего этого не заметил, и его с трудом удалось вырвать из окружения вражеских всадников.