Текст книги "Даниил Галицкий"

Автор книги: Антон Хижняк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 36 страниц)

Те, которые оставались дома, кого не брали в поход, выносили свое нехитрое оружие – самодельные копья, топоры, стрелы, – продавали за бесценок. Зачем дома оружие? Пусть воины возьмут его, чтобы бить врага.

Собирались кучками, пробовали оружие, торговались. Лелюк и Петро тоже бродили по торжищу – дома не хотелось сидеть, чтобы не печалить матерей еще больше. Подошли к одной кучке. Высокий рябой детина держал в руках копье и насмехался над лысым стариком:

– Ну и копье! Да им и жабу не заколешь! За что же тебе давать десять ногат?

Петро растолкал зевак и остановился около старика.

– Дедушка! Десять ногат? Ты что? Заработать хочешь на таком святом деле? А я копье и сулицу отдал даром. Такое дело… – Он отдышался, сказал тише: – Врага бить.

Старик замигал, перекладывая копье из руки в руку, поглядывая то на рябого, то на Петра.

– Да я… я ничего… Это он дает десять ногат… А я… я не беру.

В толпе раздался смех. Старик виновато оглядывался.

– Бери! – сунул он копье в руки рябому, – Бери! Я немощен на битву, так пускай хоть мое копье воюет.

Все радостно загудели:

– Так!

– Молодец, дед!

– Сразу воина видно!

Слух об этом разнесся по торжищу, докатился до пристани. Уже никто из тех, кто оставался дома, не думал продавать оружие. Отъезжающим начали отдавать мечи, луки, копья, топоры, сулицы.

Довольный Петро бегал повсюду, хвалился Лелюку:

– Видишь, какое доброе дело мы с тобой сделали!

В кузницах днем и ночью горели горны; кузнецы падали с ног от усталости, но не выходили из кузниц.

Твердохлебы втроем пошли к Днестру. По дороге их догнали Смеливец и Татьяна. Разговор не вязался. Они медленно шли по лесной дороге. В утренней тишине слышны были шаги, под ногами шелестела прошлогодняя листва. Начиналось свежее мартовское утро. Постепенно становилось все светлее – солнце взошло. И у людей легче становилось на душе. Повеселел Смеливец.

– Слышите, – сказал, прислушавшись, – какой гомон стоит на Днестре?

Кончился лес, вышли на опушку. Твердохлеб ускорил шаг, Лелюк не отставал от него.

Вдоль обоих берегов стояло по пятьсот ладей: на правом берегу – галицкие, на левом – Волынские. Первые ладьи были у пристани, а последние терялись вдалеке. Возле каждой ладьи по десять воинов.

К пристани подошли Василько Романович, Юрий Домажирич и Держикрай Владиславович, бояре. Воины были на своих местах – вчера строгий наказ давали воеводы. И хотя было еще рано, но людей собралось много – пришли жены, родители и дети воинов. Каждый десяток был окружен родственниками. Заплаканная Татьяна поддерживала Ольгу. Твердохлеб и Лелюк молчали. Смеливец вытирал глаза. С грустью посматривал он на стройного воина Лелюка, который шептал что-то Петру.

– Лелюк! – начал Смеливец, и голос его задрожал. – Лелюк! Бей врага! Если б Иванко был жив, и он пошел бы с вами.

Услыхав имя Иванки, Татьяна зарыдала. Смеливец бросился к ней.

Но в этот миг Василько Романович махнул рукой, и воины начали рассаживаться в ладьи. Заплакали женщины и дети. Ольга обняла Лелюка за шею и не отпускала. Твердохлеб отвернулся. Жена так рыдала, что он сам еле сдерживал слезы. Лелюк, не зная, что делать, поглядывал на товарищей, вскочивших в ладьи, и пробовал разнять руки матери. Но Ольга еще крепче сжала его в своих объятиях. Твердохлеб подошел, отстранил жену, взял ее за руку.

– Ну, что ты? Послушай, что Василько Романович молвит.

Их ладья была в первой сотне, и слова воеводы Василька они отчетливо слышали:

– Вы идете в поход за Русскую землю… – Ветер относил отдельные слова. Твердохлеб слушал рассеянно: рядом с ним рыдали Ольга, Татьяна и Людомириха. – …чтобы враг неведомый, тоурмены, не взял нас в полон… Чтоб ни мы, ни дети наши не жили в неволе иноземной…

Твердохлеб прикоснулся к плечу Ольги.

– Отпусти Лелюка. Смотри, он белый как снег, сейчас упадет.

Ольга, всхлипнув, вытерла слезы и погладила Лелюка по лицу.

– Что с тобой, сыночек?

– Ничего, мамо.

Он обнял ее, трижды крепко поцеловал и прыгнул в ладью. Обняв и поцеловав Ольгу, вслед за ним в ладью шагнул и Твердохлеб. Людомириха еще не отпускала Петра. Она не плакала, но все время повторяла:

– Вернись, сынок! Вернись, сынок!..

– Вернусь, мамо! – сдерживая слезы, дрожащим голосом ответил Петро и, в последний раз поцеловав мать, пошел к товарищам.

Юрий Домажирич и Держикрай Владиславович подошли к своим ладьям и одновременно взмахнули рукой. На ладьях воевод взвились красные стяги. Воеводы сели, и их ладьи тронулись. За ними медленно поплыли другие. А по берегу бежали люди и провожали родных напутственными словами:

– Счастье с вами!

– Возвращайтесь здоровыми!

– Бейте врага!

– Тато! – звенел детский голосок. – Приезжай!

Девушки бросали венки цветов вослед своим суженым – пускай плывут с ними, веселят сердца.

Галичане и волынцы отправились в неведомый путь.

7

Никогда не был Мефодий в этих степях. И если бы не половчин, блуждал бы он, не зная, куда ехать. Маленький, юркий, как кошка, половчин уверенно показывал путь. Уже несколько дней прошло с тех пор, как переправились они через Днепр, и непривычно было для Мефодия видеть незнакомый край – вокруг, куда ни кинешь взор, раскинулись степи. Не раз вспоминал он о дремучих волынских лесах. Там можно ехать спокойно – всегда успеешь скрыться от врага: и он тебя не увидит, и тропинку, едва заметную, быстро найдешь. А тут, в степи, равнина, и оттого не по себе становилось Мефодию.

Рано утром, сразу после восхода солнца, Мефодий и половчин вскочили на коней и тронулись дальше. Солнце припекало немилосердно, пожелтевшая трава никла к земле. Мефодий посматривал на небо: хотя бы маленькая тучка появилась! Разморенный Мефодий дремал. Половчин ехал молча, ему тоже надоело блуждать по степи. Всадники въехали в балку, здесь было прохладнее. И кони взбодрились.

– Выедем из балки, – сказал половчин, – и отдохнем – там вода есть.

Мефодий обрадовался: балка вот-вот должна кончиться. Но что это? Он падает с коня. Неужели конь ногой в яму попал? Мефодий оставил повод, чтобы посмотреть, что случилось с конем, и почувствовал, что он в аркане. Падая с седла, Мефодий услышал, как завизжал половчин. Хотя Мефодий и сильно ударился о землю, он все же мгновенно вскочил и хотел бежать, но через два шага снова упал со всего размаха – его удерживала веревка. Вскочив во второй раз, он увидел – невдалеке от него стоит низенький человек и держит в своих руках конец веревки. Этот человек улыбался, оскалив желтые зубы; его маленькие глазки сверкали хищной радостью. Обнаглевший монгол издевался над пленным. В голове Мефодия мелькнула мысль: «А вдруг один?» – и Мефодий, выхватив меч, бросился на него. Монгол начал отходить. Но Мефодий не видел, что сзади и сбоку появились монголы, набросили на него еще одну петлю и связали руки.

Монголы приблизились к Мефодию и с любопытством рассматривали его, переговариваясь на своем, непонятном для Мефодия языке. Мефодий попытался было рвануться в сторону, но монголы крепко держали его на аркане. Побаиваясь его богатырской силы – Мефодий был намного выше самого большего из них, – монголы на всякий случай связали ему и ноги. К Мефодию приблизился высокий оборванный человек со скрученными за спиной руками и заговорил на русском языке:

– Скажи, откуда ты?

Половчин уже лежал рядом с Мефодием, тоже связанный, и успел шепнуть ему:

– Это бродник Плоскиня, я видел его у нашего хана.

Мефодий не отвечал. Плоскиня подошел к нему поближе и ударил ногой в бок.

– Ты, бревно дубовое, почто не отвечаешь, когда тебя спрашивают?

– А я не знаю, кто ты такой, – почему же я буду отвечать?

– Откуда пришел и куда идешь? – уже ласковее спросил его Плоскиня.

– Ехал я степью, а степь большая, – ответил Мефодий.

Монголы прислушивались к разговору, и один из них спросил что-то у Плоскини. Тот ответил ему. Мефодий не понимал, о чем идет речь, но догадывался, что говорили о нем.

– Скажи, откуда ты и кто тебя послал, тогда тебе руки развяжут и отпустят, – обратился Плоскиня к Мефодию.

– А никто меня не посылал, я ехал по степи на охоту.

Монгол снова что-то сказал Плоскине, а затем отдал приказание. Мефодия схватили, положили на коня, привязали, и отряд поскакал на юг.

Если бы Мефодий и его спутник половчин внимательно смотрели вокруг, то они не попали бы в ловушку, они заметили бы, что монголы еще с утра охотятся за ними. Было их не более десяти человек, и они не решались вступать в открытый бой с неизвестным русским воином. Они скакали поодаль и устроили засаду при выходе из балки. Теперь они мчались к старому Субудай-богатуру, давшему строгий наказ во что бы то ни стало поймать кого-нибудь из русских и привести к нему. Монголы весело разговаривали между собой, подгоняя коня с привязанным Мефодием.

Субудай сидел в своей юрте. Он был очень зол. Прошло уже несколько дней, как он велел взять в плен хотя бы одного русского, чтобы разузнать через него о намерениях князей, но приказ его не был выполнен. Не одного нукера с джигитами посылал Субудай. Сегодня он решил пригласить к себе Джебе-нойона и всех тысячников из своего и Джебе-нойонового туменов. Нужно было сказать, что настало время двигаться дальше. Войско отдохнуло, набрались силы кони. Уже не страшны половцы-кипчаки – при одном упоминании имени Субудая они удирают. За спиной не угрожает ему хазарская земля. Субудай был доволен добычей, захваченной в хазарском городе Суроже. Как воронье, налетели монголы на город и захватили там множество невольников и разного добра. Напрасно купцы ползали у ног Субудая, умоляя не забирать их товары. Разве мог их послушать Субудай? В руки монголов попали и драгоценные ткани, привезенные из-за моря, и все то, что приготовили для купцов кипчаки, – шкуры, меха и разные другие вещи…

Отдых закончен, пора уже идти дальше. Субудай сидел на подушке, поджав под себя ноги. Пол в юрте был устлан кипчакскими коврами. Пришел беспокойный, порывистый Джебе-нойон, а за ним начали по одному входить тысячники. Они тихо садились полукругом от порога. Только Джебе-нойон сел рядом с Субудаем.

Субудай-богатур не любил Джебе-нойона и уже много раз желал ему смерти. Поход был успешным, далеко прошли монголы, выполняя приказ Чингисхана, разыскивая хорезмского хана Мухаммеда. Еще никто не мог удержать стремительного движения слуг Чингисхана, и слава о силе монголов разносилась во все концы. Будет чем похвалиться перед великим повелителем. Но Субудай хотел, чтобы слава этого похода принадлежала только ему. А тут этот ненавистный Джебе-нойон! Не раз он стремглав вырывался вперед, оставляя Субудая позади, а вражеские стрелы почему-то миновали его, и мечи не касались его груди.

Субудай мог бросить Джебе-нойона – пусть бы со своим туменом шел один на врага. Но Чингис не разрешал им расставаться, и приходилось выручать тумен Джебе-нойона. Но тумен – одно, а Джебе – другое. Как хотел Субудай, чтобы к нему принесли Джебе мертвым! Но битвы успешно кончались, и Джебе возвращался невредимым.

Тысячники сидели, сложив руки. Субудай молчал, поглядывая на них единственным правым глазом. «Слепой черт», – называли его тысячники, конечно, не вслух, ибо у Субудая были длинные уши, а расправа с виновным была коротка – ему переламывали спину.

Джебе тоже молчал. Как военачальники, оба они были равными, стояли во главе туменов. Чингисхан не без умысла не назначил никого из них старшим. Так и в поход тронулись. Правда, Субудай, как старший по возрасту и более опытный воин, имел право говорить больше, и Джебе тоже учился жизненной мудрости у «одноглазого волка», как он втайне называл Субудая.

– Не один раз обошла землю луна, владычица ночного неба, – начал Субудай-богатур, прищурив глаз. – Уже забыли мы, когда в последний раз видели нашего повелителя великого Чингисхана, но так и не нашли проклятого хорезмского шаха Мухаммеда. С чем мы вернемся к величайшему из великих царей земных? Со славой или с позором?

Тысячники молчали, не понимая, к чему он клонит. Субудай всегда говорил витиевато. Он умолк, закрыл глаз и, будто в такт своим мыслям, качал головой.

– Будем двигаться дальше! – порывисто вскочил Джебе-нойон. – Великий царь царей не похвалит нас, если мы не пройдем по земле оросов. Богатая добыча ждет нас. Скажем Чингисхану – искали Мухаммеда и не могли вернуть назад свое войско, не разгромив оросов. Что бы о нас подумал великий, если бы мы возвратились отсюда, не выведав, кто они такие?

– Верно, – подхватили тысячники, – что бы тогда подумал о нас великий? Сказал бы, что бежали от оросов, как шакалы.

Субудай видел, что тысячники стремятся идти вперед. Он только этого и хотел, но сделал другой ход:

– А что об этом скажет великий: ведь он не разрешал идти на землю оросов?

Джебе-нойон снова вспыхнул:

– Великий Чингисхан послал нас на запад искать Мухаммеда, но он не приказывал останавливаться и возвращаться, если мы встретим другой народ. Стрелы наши летят вперед, а не назад. Мы прогоним оросов туда, где садится солнце, на край земли, а их богатые земли возьмем себе. Здесь богатые степи для монгольских коней.

– Да, широкие степи! – загудели тысячники.

– И я говорю, что надо идти вперед, – промолвил после длинной паузы Субудай. – К повелителю нашему мы должны вернуться с победой. Оросы – храбрый народ, и они могут переловить нас, как табун коней. Тогда некому будет и к берегам Керулена добежать. Мы не сможем с ними сделать так, как с кипчаками. Обманули мы хана Котяна, но он, пес шелудивый, убежал к оросам и рассказал обо всем. Оросы не поверят нашим словам, их надо обмануть. Войска у них много, но нет у них такого повелителя, как у нас светлый Чингисхан. Их коназы друг друга не слушают. Мы не будем начинать бой. Сделаем вид, что идем вперед, а сами будем отступать; они погонятся за нами, и мы уничтожим их поодиночке. – Субудай растопырил пальцы, а потом стиснул их в кулак. – Бродник Плоскиня сказал: «Нет у русских старшего коназа». Все их коназы жужжат, как глупые мухи, а мы их – в паутину… И раздавить будет легко.

В юрту бесшумно вошел нукер, согнулся в поклоне. Субудай расправил плечи и поманил нукера пальцем. Тот подбежал и что-то прошептал. Субудай кивнул головой, и нукер выскочил из юрты. Субудай радостно прошипел:

– Взяли в плен руса! Сейчас приведут, послушаем, что он скажет…

Приподняли войлок, и два нукера ввели в юрту связанного Мефодия. Пораженный, Субудай покачнулся, удивленными глазами смотрели на пленного и все остальные. Субудай еще никогда не видел такого великана – Мефодий головой касался потолка юрты. Джебе вскочил и обошел вокруг Мефодия, ударяя плетью по своим голенищам. Среди монголов Джебе считался высоким, но он еле доставал Мефодию до плеча. Субудай велел привести Плоскиню. Бродник вошел и остановился у порога.

– Расспроси его, откуда он и что знает, – приказал Субудай.

Бродник подошел к Мефодию.

– Расскажи, откуда ты и куда ехал, где сейчас князья. Ты в юрте Субудай-богатура, славного полководца монгольского, а он не любит, когда ему перечат или обманывают его. Рассказывай, – уговаривал Плоскиня.

Мефодий начал отвечать Плоскине. Субудай и Джебе впились глазами в пленного, но вскоре Субудай по поведению Плоскини понял, что пленный отвечает не то, что нужно.

– Пес! – крикнул Мефодий Плоскине. – Хорошо, что ты сказал, где я. Буду знать, куда привели, но не скажу ничего.

Съежившись и разведя руками, Плоскиня начал переводить, смешивая половецкие и монгольские слова. Субудай понял, вскочил с подушки и подбежал к Мефодию, ударил пленника кнутом по лицу. Таким бешеным Субудая не видел и Джебе-нойон. Субудай бегал по юрте, а тысячники, прислонившиеся к стенкам, боялись промолвить слово.

– Скажите ему – пускай расскажет, что делается в Киеве, где сейчас князья. Ответит – и я его отпущу! – крикнул Субудай Плоскине.

Плоскиня подошел к Мефодию и коснулся его руки, попросив пленного сказать хоть что-нибудь, ибо опасался и за себя: ведь Субудай вместе с Мефодием мог и его казнить.

Субудай не перебивал их разговора в надежде, что удастся сломить упрямство русского. А Мефодий ругал Плоскиню, обещал оторвать ему голову, как только будут развязаны руки. Плоскиня с испугом смотрел на Мефодия, боясь встретиться взглядом с Субудаем.

Субудай не мог дальше терпеть. С такими пленными он еще не встречался. Никогда с ним, страшным ботатуром, пленные так не разговаривали. А этот орос унизил Субудая при всех. Зачем только он начал допрос при тысячниках! Теперь они будут смеяться над ним.

Субудай спокойно приказал нукерам:

– Уведите ороса, сейчас мне некогда возиться с ним! Приведете его завтра утром.

Когда все вышли, Субудай позвал тысячника Гемябека.

– Ты, Гемябек, трогайся к Днепру, ищи оросов. В бой не вступай, заманивай их в степь, к нашему лагерю.

Глава вторая

1

На дворе было совсем темно, когда Мефодия вывели из юрты Субудая. Два нукера шли рядом с ним и держались за концы веревки, которой Мефодий был связан. Пленник шел в окружении не менее десятка нукеров – Субудай велел зорко следить за ним. Нукеры знали: если пленный убежит, им завтра же переломают спины.

Мефодий был так измучен, что думал лишь о том, как бы поскорее упасть на землю и уснуть. Уже трое суток его не развязывали. Монголы, схватив его, мчались без остановки три дня и три ночи, меняя по дороге коней. Сейчас его руки и ноги ныли так, словно они были перебиты. Когда юрта Субудая осталась далеко позади, нукеры толкнули Мефодия, и он упал на траву. Стало немного легче. Нукеры расположились вокруг, вскоре они принесли ужин. Ноздри Мефодия щекотал запах жареного мяса. Он заговорил:

– Есть ли тут кто-нибудь, понимающий русский язык? Дайте поесть, я ведь живой человек.

Никто не откликнулся. И Мефодий понял, что среди них нет бродника. Обессилевший Мефодий задремал, ему хотелось поскорее забыть о еде. Вдруг кто-то потянул его за руку, Он замигал, не соображая, долго ли спал. При свете костра он узнал бродника Плоскиню. Старик принес Мефодию кусок мяса.

– Бери, ешь, – сказал он и поднес мясо ко рту Мефодия.

Забыв обо всем, Мефодий рвал зубами мясо из рук Плоскини. Ему казалось, что с каждой минутой прибывают его силы. Когда Мефодий съел мясо, Плоскиня принес ему воды.

– Завтра Субудай снова будет с тобой разговаривать. Если хочешь остаться в живых, отвечай на все, что он будет спрашивать.

– А ты будешь переводить то, что я скажу?

– Буду. Так и знай: будешь молчать – и тебя убьют, и меня.

Мефодий засмеялся:

– Да ты, я вижу, не обо мне печешься, а о себе.

Плоскиня разозлился:

– И где ты, упрямый такой, родился?

– Родился я на русской земле. А вот ты где родился?

Плоскиня ударил Мефодия ногой в бок.

– Сам скажу Субудаю, чтобы тебе спину переломили!

Мефодий умолк. Плоскиня приставал к нему:

– Кто твой князь? Из какой земли пришел ты? Только это скажи мне, и больше ничего не надо. Я Попрошу Субудая, чтобы тебя помиловали.

– А ты знаешь, из какой я земли? – промолвил Мефодий и снова поразил Плоскиню неожиданным ответом: – Из той Русской земли, где честные люди родятся.

Плоскиня плюнул Мефодию в лицо, встал и исчез в ночной темноте. Мефодий бросил ему вдогонку:

– Много бродил ты по степям, но, видно, и мать родную забыл.

Нукеры не обратили внимания на разговор двух русов – Плоскиню они знали, а пленный не был им страшен, ведь он крепко связан. Нукеры шумели, пили, ругались между собой.

После неожиданного ужина усталый Мефодий быстро уснул. Проснулся он от легкого толчка. В таборе было тихо, монголы спали, лишь кое-где догорали костры.

– Слушай! – раздался едва уловимый шепот. – Я русский бродник. Плоскиня рассказал мне о тебе.

Голос умолк, ибо нукер, лежащий поблизости, зашевелился. Бродник приник к Мефодию и, выждав, когда нукер притих, снова начал шептать:

– Плоскиня молвил, что завтра, если ты ничего не скажешь, Субудай велит тебя казнить.

От этих слов сердце Мефодия забилось и надеждой, и страхом. Радостно было услышать родной русский голос, и он спросил у незнакомца:

– Кто ты еси?

– Ты меня не знаешь. Бродник я. Нас много в дикой степи – мы рыбу ловим в реках, коней пасем. Беглецы мы, от гнева князей да бояр на волю, в степи, убежали.

– А теперь врагам прислуживаете?

Обиженный бродник замолчал. Потом он снова обжег ухо Мефодия горячим шепотом:

– Не служим мы врагу. Нас вместе с половцами в плен захватили. Не все такие, как Плоскиня. Я давно хотел бежать, но боялся, что мне не поверят князья русские. А теперь слушай – тебе помогу бежать и сам вместе с тобой поеду. Знаю, что ты в степи был, что князь послал тебя о монголах разузнать.

Мефодий хотел схватить бродника за руку, поблагодарить его, но, вспомнив, что связан, только плюнул в сердцах.

– Тише! – прошептал бродник. – Развяжу тебя, разрежу веревки, и мы поползем отсюда. Я уже приготовил двух коней. Стража спит: я им такого в кумыс подсыпал, что они будут спать до утра.

Он начал ножом разрезать веревки.

– Темно, ползи за мной, – прошептал бродник. – Мы в конце лагеря, тут и кони поблизости.

Мефодий пополз за бродником. Они то и дело останавливались, проверяя, не заметил ли их кто-нибудь. Вскоре сползли в балку. Бродник поднялся и потащил за собой Мефодия.

– Вот и кони, смотри.

Мефодий подошел к коню, пощупал его, прикоснулся к седлу и переметным сумам.

– Еда в сумках, – прошептал бродник. – Бери коня и иди за мной.

Мефодий взял повод в руки, и они тронулись. Кони ступали так легко, что казалось, будто дорога устлана пухом. Бродник повернулся к Мефодию:

– Не слышно, как ступают? Я ноги обернул им тряпками. Еще малость пройдем и сядем верхом. А сейчас надень вот татарскую одежду. Надевай! Не беда, что рукава коротки.

Они остановились. Бродник отвязал от седла узел и подал Мефодию.

– Поедешь за мной. Встретится стража – молчи. Я буду отвечать им.

Сели верхом и поскакали что было духу. К утру беглецы были уже далеко в степи и мчались к своим.

2

Передав коня слуге, Даниил остановился на берегу. Ревел Днепр, на порогах разбрасывая белесую пену, а перепрыгнув через них, катил успокоенные воды дальше. За Днепром раскинулась зеленая степь. Где-то там проклятые тоурмены. Даниил вспомнил, как Мстислав поучал его: и Днепр, и Днестр нужно защищать. Задумался и не услышал, как к нему подошел тесть.

– Что, Данило, про Днестр думаешь? – улыбнулся Мстислав. – Угадал я? И про Анну…

Они сели на берегу Днепра и молча смотрели вдаль. Что ожидает их на том берегу? От самого Киева Мстислав ехал озабоченный. Черниговский князь Михайло Всеволодович не захотел идти вместе с галичанами.

Мстислав доказывал ему, что порознь идти невыгодно: ведь они еще не знают, сколько у врага войска и каков этот враг… Но черниговский князь отказался. Ругались и с киевским князем. Киевляне начали избегать галичан, прятаться от них, и разгневанный Мстислав Удалой приказал спешно идти вперед…

– Киевский князь стоит на своем, – сказал Мстислав, бросая камешки в реку. – Молвил, что не даст ладей переправляться на левый берег. Но мы и без него переедем. Скоро прибудет тысяча наших ладей.

Вечерние сумерки спускались на Днепр, окутывали степь. Князья сидели молча. К Даниилу подошел Микула и коснулся его плеча.

– Княже, на той стороне два всадника.

Мстислав, услыхав слова Микулы, поднял голову.

– Где всадники?

Микула показал рукой, но Мстислав ничего не видел в сумерках.

– Вон там. Я их уже давно заметил. Слушайте!

С того берега глухо доносился крик.

– Люди кричат, княже Данило, – промолвил Микула, приставив ладонь к уху.

– Крикни – пускай на конях переплывают сюда, и ладью пошли навстречу.

Мстислав и Даниил спустились ближе к воде. Когда ладья приблизилась к берегу, Даниил воскликнул:

– Мефодий!

Мефодий и его спутник выскочили на берег и поклонились князьям. Даниил удивленно посмотрел на своего воина. Лицо Мефодия было бледным, он осунулся и оттого казался еще выше. Короткие рукава чепана едва закрывали локти.

– Возвратился… В руках у татар побывал… Спасибо, этот бродник спас меня от смерти.

Все направились в шатер Даниила слушать рассказ Мефодия.

Русское войско прибывало к Днепру. Через два дня подъехали черниговцы и стали вдоль берега. Киевляне обошли галичан и расположились ниже порогов. А в стороне от них разместились смоленцы и трубчевцы. А там еще куряне, ростовцы… Как ни враждовали между собой князья, но день прибытия галичан и волынцев на ладьях стал праздником для всех. На берег Днепра сбежались воины всех русских земель и обнимали своих братьев. Увеличилось войско Мстислава Удалого и Даниила – десять тысяч новых воинов сошли на берег.

Вечером Даниил пришел в шатер Мстислава. Старый князь лежал на ковре и пригласил Даниила тоже прилечь.

– Не идут? – спросил Даниил. Мстислав понял вопрос.

– Не идут, – хмуро ответил он. – Боятся, что я стану над ними. – Мстислав Немного помолчал. – Вчера послал к нему, а он не захотел приехать, ответил, что болен.

– Ну и что же? Одни тронемся? – спросил Даниил.

– А почто здесь сидеть? Еще подумают басурманы, что мы их боимся. Надо перейти Днепр и ударить по ним. Они не идут, боятся нас. Говорил Же Мефодий, что на Калке стоят. Видно, уж знают, что мы у Днепра, но не решаются нападать. Слыхали про русских. Это им не половцы.

Даниил встал и начал ходить по шатру.

– Дозволь, я завтра со своей дружиной поеду, попробую.

Мстислав улыбнулся:

– Горяч ты, сын мой! Слыхал ведь; у них войска два тумена, – что ты им сделаешь со своей дружиной?

– А доколе тут сидеть будем? Надо идти вперед, прогнать врагов!

– Не пойдешь ты один. Завтра наши галичане и волынцы переходят на тот берег, тогда и поедем в степь.

…Даниил верхом ездил вдоль берега, подгонял ладей-ников, чтобы они быстрее поворачивались. Галицкое и волынское войско переправлялось на левый берег Днепра. К полудню все закончилось, и Даниил, условившись с Мстиславом, помчался в степь со своей дружиной. Под вечер заметили на горизонте всадников, стоявших на пригорке. Даниил мгновенно полетел туда, но всадники скрылись. Русские выскочили на пригорок, но и оттуда увидели только маленькие точечки вдали – татары убегали.

Вечером Даниил снова говорил Мстиславу, что нужно двигаться всем войском в степь.

– Пойдем, не спеши, успеешь еще повоевать. Ты посмотри– как только мы переправились через Днепр, за нами и другие князья двинулись. Пускай все перейдут, тогда и тронемся.

Русское войско сосредоточилось на левом берегу, растянулось большим табором. Время уже и на татар наступать, но князья все выжидали, никто из них не хотел идти за советом к соседу. Воины глухо роптали. Было мало хлеба, все меньше становилось волов – не хватало мяса.

Тысячник Гемябек строго выполнял приказ Субудай-богатура. Он не приближался к русским близко. Его сотни виднелись вдалеке и бросались наутек, как только русские пытались приблизиться к ним. Даниил упрямо рвался за татарами. Своим бегством они дразнили его.

Он послал гонцов к Мстиславу с просьбой трогаться поскорее. Наконец Мстислав велел выступать. Волынские и галицкие дружины рассыпались по степи. Половецкая орда двигалась за ними. Хан Котян ежедневно приходил к Мстиславу. С тех пор как перешли Днепр, Котян повеселел: в степи для него были знакомы все дороги.

Войско медленно продвигалось вперед. Боялись оставить свои возы далеко позади. Да и пешцы – не то что конные дружинники, не поспеть им за всадниками. Ночью отдыхали, а с утра снова шли вперед. Дружина Даниила мчалась все дальше и дальше. Она оторвалась от войска и на ночь располагалась отдельно от общего табора. Мстислав посылал гонцов разыскивать Даниила.

Уже пять дней длился поход. На шестой день Даниил разбудил своих дружинников рано, на рассвете. Сегодня он хотел во что бы то ни стало догнать татар.

Рядом с Даниилом ехали Мефодий и бродник – они показывали князю дорогу. С ними был и Теодосий. Ни на шаг не отставал от Даниила Микула. У него в походе много было забот – он должен был все разведывать. Чтобы обмануть татар, на этот раз двинулись вправо, намереваясь настигнуть врага с тыла. Гемябек каждое утро высылал своих гонцов вперед, но, как только показывались русские, гонцы возвращались и сотня его отступала. Русские и Не догадывались, что они постоянно видели одну и ту же сотню.

В это утро долго никто не возвращался из дозорной сотни. Уже солнце высоко поднялось, а Гемябек все еще спал на разостланных воловьих шкурах. Он приказал Не будить его, пока гонцы не вернутся с вестью о русских. Монголы пасли коней, жарили на кострах свежее конское мясо.

Гонец прискакал на взмыленном коне и просил разбудить тысячника Гемябека.

– Что, русов увидели?

– Нет, сегодня их не видно, куда-то исчезли.

Нукеры Гемябека не разрешали тревожить тысячника.

Раз нет русов, так зачем же его будить? Гонец долго пререкался с ними. Тут прибежал перепуганный монгол, который ходил собирать бурьян для костра. Он крикнул, что слева на горизонте увидел всадников. Только тогда разбудили Гемябека, но было уже поздно – Даниил обходил татарский табор с правой стороны. Вчера ему посоветовал Микула: перед рассветом выехать и мчаться направо – где-нибудь да удастся захватить татар, когда-то же ложатся они спать! Такую мысль подал Микуле Теодосий, возвратившись с преследования татарских всадников. «Они следят за нами, – настаивал Теодосий, – и видят каждый наш шаг. А нам надо их перехитрить, обогнать! Тогда они под наши гусли запляшут».

Так и сделали – опередили Гемябекову тысячу и оказались у нее за спиной.

…Гемябек вскочил на коня и приказал бежать, но путь был перерезан – русские появились и с другой стороны. Татары вскакивали на неоседланных лошадей и, забыв о колчанах со стрелами, мчались куда глаза глядят. Уже начали долетать до них стрелы русских. Гемябек оглянулся, ударил коня, за ним помчались его воины. После отдыха кони бежали резво, и войско Гемябека быстро выскочило из балки.

Кони русских были в ночном походе и устали, но Даниил не отставал от татар.

Гемябек уже видел красный щит русского князя. Монголы сбились в кучу, и Гемябек велел им стать цепочкой, стрелами остановить русов. Но какие стрелы? Колчаны остались в таборе. А русские стрелы роем жужжали, Настигали врага, и сраженные монголы падали с коней. Гемябек резко осадил коня и повернул вправо, к Днепру. Монголы устремились за ним. Скрывшись в широкой балке, Гемябек разделил свой отряд на две части; половину оставил на месте – встречать русов, а с остальными поскакал вдоль балки. Верные нукеры, мчавшиеся за ним, увидели, что из шеи Гемябека струится кровь. В горячке боя он и не почувствовал, как стрела коснулась его шеи и разорвала кожу. От балки у монголов был единственный путь – снова на степную равнину, – но там их непременно встретят русские. Гемябек потерял много крови и еле держался в седле. Нукеры подхватили его и спрятали в кустарнике, а сами поскакали дальше.