Текст книги "Даниил Галицкий"
Автор книги: Антон Хижняк
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 36 страниц)
Глава четвертая
1
Прошло два года с тех пор, как папский легат Опизо в Дрогичине нарек Даниила королем и торжественно надел на его голову королевскую корону. Но Даниил по-прежнему именовал себя князем. Титул короля он употреблял только в грамотах к Папе.
– Я русский князь, – говорил он, – жил без Папы Римского и буду жить.
Коронуясь, Даниил стремился обрести военных сообщников на Западе против татар. Но Папа и не собирался помогать ему.
С горечью вспоминал Даниил, как после коронации не раз простые люди и бояре бросали ему обидные слова укоризны. Однажды под Владимиром старик смерд, увидев Даниила во время охоты, поклонился ему и сурово сказал:
– Ты, княже, можешь казнить меня, но скажу тебе правду. Говорил наш боярин, что ты продался латинцам и венец чужеземный на голову надел. Говорил, что королем тебя нарекли. А не было еще такого на Русской земле.
Взбешенный Даниил хотел уже позвать дружинников, чтобы бросить дерзкого смерда в яму, но опомнился. Старик смотрел ему в глаза и ждал ответа. Даниил дернул повод, конь взвился свечой. Смерд решил, что князь не хочет отвечать, и свернул с тропинки в лес.
– Стой! – не своим голосом крикнул Даниил, сдерживая коня. – Стой! Не продавался я и никогда не буду гнуть шею перед латинцами!
Старик оглянулся, рванулся к Даниилу, но, увидев, что тот поскакал прочь, вслед ему размашисто трижды поклонился до самой земли и твердым шагом пошел в лес.
Мог ли он, Даниил, все объяснить людям? Не королевская корона нужна ему, нет, – все помыслы его направлены на то, чтоб защитить родную землю. И разве унижался Даниил перед Папой? Ведь не Даниил, а Папа через три года после неудачного приезда Плано Карпини обратился к Даниилу с буллой о дружбе. Папа думал обратить в католичество Галичину и Волынь, подчинить их своей власти. Но Даниил разгадал его тайные замыслы, и хоть и принял корону, но не дал в обиду русских людей. И разве эта коронация не пресекла притязаний венгерских баронов на русские земли? И разве не оценил Даниил действий Александра Невского по отношению к татарам и Папе? Ведь Папа Римский хотел заключить союз с татарскими ханами, чтоб с востока и запада зажать русских и подчинить себе Русь. И много пришлось потрудиться Александру Невскому, чтоб помешать папским проискам в Орде.
…Тяжело поднимается Даниил на башню. Стучит сердце, одолевает одышка. Его поддерживает Теодосий. С тех пор как Теодосий вернулся с княжичем Романом из Венгрии, Даниил не отпускает его от себя. Острый меч у Теодосия, и столь же остер ум. Иной боярин приносит меньше пользы, чем этот смерд.
Ну вот, наконец взошли… Внизу раскинулся Холм-город. Даниил любил его больше всех других городов. Толь-ко-только взошло солнце, а возле стен уже суетятся люди. Вон Андрей-дворский с людьми. Тиуны из ближних оселищ привели в Холм смердов, чтобы углубить рвы вокруг города, поднять каменные стены. Издалека, из-за Днестра, привозили огромные каменные глыбы; до позднего вечера не утихал грохот. Андрей-дворский остановился возле деревянного сооружения, похожего на таран. К концу толстого бревна смерды привязали огромный камень. Андрей отошел в сторону. К другому концу была привязана толстая веревка. Десять человек ухватились за нее и потащили бревно к земле. Глыба, оторвавшись от земли, медленно поплыла вверх, Приспособление подкатили ближе и камень опустили на стену. Там уже ждали. Каменщики, отвязав веревку, подвинули камень на место, обмазали его белой глиной. За месяц стены выросли на три локтя. Даниил укреплял город, все время напоминал воеводам о татарской угрозе.
Теодосий остановился ниже, на ступеньках, прислонившись к столбу. Даниил смотрел на стены, но мыслями был далеко отсюда. Он так замечтался, что даже не слышал грохота у стен. Перед его глазами стояла Доброслава. Ему казалось, что он видит, как она улыбается, протягивает к нему руки.
Если бы не татары, давно бы уже он увидел дочь свою Доброславу. Сколько лет не виделись! Только от Бориса и узнавал о ней; сказывал Борис, что уже и внуки есть. И с Александром хочется увидеться. Князь Александр храбр, как Святослав, а умен, как Ярослав Мудрый… Но ехать нельзя, татары не пустят. И тайно поехать – немыслимое дело: узнает хан – только вред от того будет. Но митрополит Кирилл два раза приезжал к Даниилу и мысли князя Александра ему поверял.
Словно очнувшись ото сна, Даниил снова посмотрел вокруг.
– Ты здесь, Теодосий? Иди, я один побуду…
Теодосий спустился по ступенькам и вышел во двор.
Возле дома, где жила княжеская стража, его догнал знакомый дружинник.
– Где ты ходишь? Я с ног сбился, всюду тебя разыскиваю. Едем ко мне, гости из Галича приехали.
– Какие гости?
– Идем скорее. Брат мой приехал, и люди с ним – коломыйскую соль привезли на княжий двор.
– Яромир приехал? Бежим быстрее! Он мне что отец родной. Если б не спрятал меня в своей хате, так челядники Судислава голову мне отрубили бы.
Друзья вышли из ворот крепости и направились на длинную улицу подгородья. Огромную крепость построил Даниил в Холме, много людей поселилось вокруг нее в подгородье. В крепости было четверо ворот, и неподалеку от каждых из них, за рвом и чистым выгоном, начинались улицы. К этим улицам примыкали меньшие улочки, хатка к хатке лепились все новые и новые строения. Отовсюду шли люди в Холм – князь Даниил звал каждого, кто умел что-нибудь делать. Сюда, под опеку Даниила, прибывали и ковачи, и каменщики, и те, что седла делали, и медовары, и купцы, и те, что свечи изготовляли. Были здесь умельцы-железоковцы, которые и мечи мастерили, и серебряные да золотые украшения для женщин делали.
Теодосий вихрем влетел в дверь и остановился на пороге, закрыв глаза. На дворе сияло солнце, а в доме была полутьма – солнечный свет едва пробивался сквозь бараньи и свиные пузыри в окнах.
– Ну и темень! – воскликнул Теодосий. – А где же Яромир?
Из-за стола вышел высокий бородач в длинной белой рубахе.
– А поди-ка сюда! Ругать всех вас буду. Как выехали из Галича, так и не вспоминаете о нас.
– А почто теперь в Галич ездить? Теперь венгерский король забыл туда дорогу – не с кем встречаться. А мед пить я всюду могу! – захохотал Теодосий, обнимая Яромира.
– Отпусти меня, медведь ты мохнатый! Задушишь! Отпусти! – просил Яромир. – Ты все такой же веселый!
– Некогда плакать, Яромир, да и слез нет. Сухие глаза – как камень на солнце. А у вас там и теперь мед сладкий? – спросил Теодосий, усаживаясь.
– Мед сладкий, да жизнь горькая, – тихо промолвил смерд, сидевший рядом с Теодосием.
Его сосед испуганно толкнул смерда в бок, кивая в сторону Теодосия, Яромир заметил это и махнул рукой.
– Не бойтесь, при Теодосии можно обо всем говорить, он не будет наушничать боярам. А про горькую жизнь верное слово сказал Горослав. Тяжело жить на свете. Закупом стал Горослав.
Горослав оглянулся на окно и, наклонившись к Теодосию, прошептал:
– Брат у меня есть, тоже закуп. Теперь боярин его и домой не пускает со своего подворья. Днем и ночью у боярских коней. А дома дети малые.
– Чтоб этим боярам костью подавиться! – буркнул Яромир.
– Да где эта кость? – спросил Теодосий.
– Будет время, – ответил ему Яромир, – кость найдется. Видел я, как вешали князей Игоревичей, Все закупы радовались. И Владиславу голову отсекли… Всех бы бояр в одну кучу!
– А тогда что? – спросил Теодосий, лукаво прищурив глаза.
– В яму всех!.. Дань тянут, как шкуру с живого человека.
– Может, пойти князю рассказать все? – встал с лавки Теодосий.
– Э, брось! – ответил Яромир. – Думаешь, князь сам пойдет дань собирать? Ну, других бояр пошлет, а они все одним миром мазаны. «Пойду к князю»! – передразнил он Теодосия. – Пойди! Так он тебе и поможет!
– Бояре не лучше татар, – показал Горослав на свои ноги, завернутые в изодранные шкуры. – Не успеешь убить зверя, как велят шкуру нести на боярский двор. А из чего себе постолы сделать? – Он помолчал и добавил: —Одинаковыми люди родятся, да живут не одинаково.
Теодосий смотрел на Горослава и качал головой.
– Садись, Горослав, к столу, – предложил Теодосий, – по корцу меда выпьем. А еще скажу: попадется тебе боярин на охоте, так ты и сдирай с него шкуру. Он ведь все едино не родственник тебе и не приятель.
– Это ты верно молвил, Теодосий. А то: «Пойду к князю»! Выпей корец, и на душе легче станет, – добавил Яро-мир.
Даниил вошел в гридницу с братом Васильком, когда бояре были уже в сборе. Видно, что-то важное скажет князь Даниил, раз Василько из Владимира в Холм прибыл. Открылась дверь, и вошел Лев – он только что приехал из Львова. Лев подошел к отцу и поклонился.
– Садись поближе, – указал Даниил на скамью. – Нет только тысячника Любосвета из Берестья.
В гриднице воцарилась тишина. Даниилу скоро пятьдесят пять лет – не такой уж и старый, да одышка мучает. На ногах держится, как двадцатилетний юноша, а дышать тяжело. Сегодня он одет в красный кафтан, шитый серебром, у пояса меч, подаренный Мстиславом Удалым, черные глаза молодо горят.
– Собрал я вас для того, чтобы сказать: был у меня гонец от князя Александра Невского. Князь передал мне, что татары собираются в поход на Волынь. Сила у них великая, но их войско разбросано по нашей земле. Не хотят они всю орду скликать, ибо тогда некому дань будет собирать с тех земель, где не будет татарского войска. Да и боятся они: уйдут, а там русское войско соберется. А в одном месте ударить могут. Нам же пришла пора свою силу показать. Пусть не думают, что напугали нас. Далеко не пойдем – погоняем татар по Случи и Тетереву, а может, и до Киева дойдем. Батыя уже нет… – Даниил замолк и добавил: – Подох, пес шелудивый. Туда ему и дорога, проклятому!
Лев вскочил с места.
– Давно жду я похода! Дружина моя готова.
Даниил, словно и не слышал, продолжал:
– Там, на Случи и Тетереве, в оселищах татарские тысячи хозяйничают. Прогнать их надобно.
Бояре загудели. Тысячник Демьян что-то горячо говорил Андрею-дворскому. Семен Олуевич подошел к Даниилу:
– Стар я уже стал, а то бы пошел с тобой, как когда-то на Калку ходили.
– Сиди, Семен. Ты учил меня когда-то молодого. Та наука на всю жизнь запомнилась. А теперь я и сам вижу, какие мы совершали ошибки тогда. И князь Мстислав говорил мне потом в Галиче, что зря на Калке вырвался вперед, не ждал князей. Да и князья слушать его не хотели, каждый был сам по себе.
Семен Олуевич стоял, склонив голову под тяжестью воспоминаний.
– Да, Данило, жизнь учит нас! – вздохнул он. – Эх, если бы еще одну жизнь прожить, если бы молодость вернулась, не были бы мы такими глупыми!
Даниил поднял руку.
– Через пять дней начнем поход. В воскресенье выступаем из Холма. Князь Василько ведет свою дружину из Владимира. Галичане во Львове собираются – их поведет княжич Лев. А в Берестье Любосвет к князю Васильку присоединится.
Когда стали расходиться, Демьян подошел к Даниилу и смущенно попросил:
– Хочу остаться наедине с тобой.
Даниил удивленно поднял брови.
– Что-то случилось, Демьян?
– Нет… Про одно дело сказать хочу.
Даниил кивнул Андрею, и тот вышел.
– Говори.
Демьян подошел ближе.
– Садись, – буркнул Даниил.
– Я постою.
Демьян перебирал пальцы, словно четки, – хрустели косточки.
– У меня… – начал он и сбился. – Я… – Потом снял меч и дрожащими руками положил перед Даниилом. – Возьми меч тысяцкого. Не должен я его носить.
Даниил молча смотрел на Демьяна. Лицо Демьяна покрылось капельками пота, Даниил выпрямился в кресле и наклонился к Демьяну.
– Совестно мне… Я… в глаза не могу смотреть… Казни меня! – заплакал вдруг Демьян и упал на колени.
Даниил медленно встал и вышел из-за стола.
– Говори! – сухо сказал Демьяну.
– Казни! Виновен я… Боялся, за жизнь свою боялся, трусом стал, – говорил Демьян. – Еще тебя и на свете не было, поднял руку я на отца твоего, князя Романа… Крамольники ум мой помутили… Благополучно все обошлось для Романа. А он не знал, что это был я… Хотел тогда признаться, но боялся: повесил бы он меня, а мне жить хотелось… Я думал, забылось все, и честно служил Роману и тебе… А потом схватил меня в клещи Филипп, запугал, настращал, что тебе скажет… Я боялся… я знал…
– Знал о покушении в Судовой Вишне?
– В Судовой Вишне? Нет. Но знал, что он крамольник, знал и тебе не сказал… Суди меня… Признался я, чтоб честно умереть… стар уже…
Демьян, не мигая, смотрел в глаза Даниилу.
– Судить не буду, – резко ответил Даниил. – Но и тысячником не будешь… Без тебя на татар пойдем. Пусть это будет тебе карой. Трус! Нет доверия к тебе!
Демьян низко опустил голову.
А Даниил, не оборачиваясь, быстро вышел из гридницы.
2
Войско Даниила расположилось в лесу. Костров в таборе не разжигали. Сотские зорко следили за тем, чтобы соблюдалась тишина. Даниил сидел в своем шатре. Уж полночь прошла, а ему не спится. Мигают свечи в железных подсвечниках. Князь укладывается на пушистые шкуры, пододвигает к себе подсвечник с большой свечой, вытаскивает книгу из сундучка. Зашелестели пергаментные страницы– Даниил читает о Святославе. Эту книгу недавно ему привезли из Киева. И в походах Даниил не оставался без книг – читал книги, писанные русскими монахами, привозили ему и греческие книги, которые передавали из Рима княжеские послы.
Даниил перелистывал страницы, прислушивался. Свечи стали мигать, задымили. Князь хлопнул в ладоши – в шатер бесшумно вошел слуга. Даниил велел принести новых свечей.
– Скоро начнет рассветать? – спросил он.
– Скоро.
– Позови дворского.
Вошел Андрей.
– Ты еще не спал, княже?
– Не спится. Где же Теодосий?
Дворский в ответ лишь пожал плечами. Уже не первый раз спрашивает его Даниил. Теодосий должен был вернуться к вечеру, но вот уже ночь кончается, а его нет.
– Может, он заблудился, сбился с дороги, – высказывал свои предположения Андрей.
Даниил поднимает голову, внимательно смотрит на него.
– Сбился с дороги? Это не похоже на Теодосия. Может, татары схватили.
– Мефодий прибежал бы, Я велел ему не идти вместе с Теодосием, но быть поблизости, присматриваться и, если что случится, скакать сюда.
Замолчали. Неужели татары разузнали о походе? Даниил смотрит на свечу. Может, Теодосий не обнаружил их и поехал дальше? Андрей смотрит на Даниила, глаза у него слипаются, еще бы разок умыться, но выйти нельзя. Возле шатра послышался шелест.
– Кто там? Пойди, Андрей, узнай.
Но дворский не успел даже оглянуться. Слуги подняли войлок, и в шатер вошел Теодосий. Даниил приподнялся на локти.
– Пришел! Целехонек! Не схватили татары?
– Видели, да не схватили.
– А как это?
– На небе звезду видят? Видят. Да не достанут. Так и меня.
– Значит, они теперь узнали, что ты приезжал? Переполошились? – спросил Даниил.
Теодосий мотнул головой.
– Те, что видели, уже больше ничего не увидят. Из-за них-то я и задержался.
– Рассказывай! – нетерпеливо подгонял его Даниил.
– Я все узнал. Много тысяч татар собрал сюда Куремса, а сам за Днепр поехал.
– Откуда тебе ведомо это? Кто сказал? – удивился Даниил.
– А я вчера весь день кумыс пил у одного нукера. Сначала угощал он меня кумысом, а потом я отвязал от седла кожаный жбан и дал ему нашего меда. После этого язык у него стал подобен ветке, которую ветер качает во все стороны.
Теодосий подробно рассказал Даниилу, где расположились татары, по какой дороге двинутся дальше на запад, какие у них силы.
– Позови князя Василька, – приказал Даниил дворскому.
– Он тут, у шатра, с княжичем Львом.
Даниил взял лист пергамента, слуга подал ему большое гусиное перо.
– Все ли ты рассмотрел, Теодосий? А ну-ка, подойди сюда поближе.
Василько вошел с княжичем и приблизился к Даниилу.
– Смотрите сюда, времени мало. – Даниил начал чертить на пергаменте. – Это вот река, а это большое оселище; тут татары, а в этом оселище тоже они; а мост через речку вот здесь…
– Мост один, за большим оселищем, – вставил Теодосий.
– Река глубокая, вброд татары не перейдут. К мосту побегут. Холмские дружины тысячник Любосвет поведет на большое оселище, а ты, Василько, пойдешь влево, туда, где у татар одна тысяча.
Лев коснулся руки отца.
– А я что же, буду сидеть без дела?
Даниил недовольно посмотрел на него.
– Разве ты пришел мед пить? В лесу, неподалеку от моста, укроешься – туда погоним басурманов.
– Возле моста большой выгон, – подсказал Теодосий.
– Знаю, ты уже говорил про то, – перебил его Даниил и обратился ко Льву: – В лесу притаишься. А двадцать дружинников возле моста поставишь. Когда татары побегут, пускай эти дружинники отходят через мост, а ты тогда всей дружиной закрой мост и встречай мечами. А теперь живее, скоро уже рассветать начнет!
– Доскачем еще затемно. Отсюда десять поприщ, – вставил свое слово Теодосий. – А на зорьке татары спят, как коты возле печи.
Даниил пошел к дружинникам.
Любосвет в последний раз расспросил Даниила, что делать, и вскочил на коня. В темноте быстро исчезали его сотни. За ним тронулись владимирцы.
– Смотри, брат мой, – обнял Василька Даниил, – береги себя!
Львовский и галицкий полки выстроились рядом. Даниил подошел к сыну.
– Пора трогаться? – нетерпеливо спросил Лев.
– Трогайтесь! – тихо прошептал Даниил.
Лев рвался в бой. Львовяне догнали владимирцев у дороги, сворачивавшей в лес, в котором должны были расположиться полки Льва.
– Тут становитесь, заезжайте в лес! – крикнул Лев сотским. – Только не залазьте в чащу. От берега вдоль дороги становитесь!
Он помчался с тысяцким назад, на левое крыло своего войска, – там должны были появиться татары. Увидев Льва, дружинники прекратили разговоры. Начали вырисовываться верхушки деревьев. Светало. Сотский бранил неповоротливого дружинника:
– Не звенеть мечами! У тебя не ложка в руках!
Лев был недоволен: «Ужель нельзя было послать меня первым? Кто-то начнет бой, наскочит на татар, а ты сиди тут и жди. Может, и татары не побегут сюда…»
Вокруг молча стояли дружинники.
Вот загудела земля – сюда мчались всадники.
Показались татары. Трудно было удержаться, чтоб не выскочить из засады и не броситься на врага. Но никто не нарушал приказа. Татары не заметили скрытых в лесу русских дружин. Вырвавшись на открытую дорогу, они мчались к мосту. Это было спасение, ибо сзади нажимали русские сотни. Вот уже рукой подать до моста. Впереди скакал тысячник, за ним татарские сотни. Тысячник поднял руку, чтобы хлестнуть коня нагайкой, но рука его бессильно повисла в воздухе. Тысячник упал. Он уже не видел, как русские выскочили из леса и преградили путь к мосту. Татары не остановились. «Сколько этих русских? Два десятка безумцев! Изрубить их саблями! Да они и сами испугаются…»
А русские и впрямь «испугались» и помчались к мосту. Татары быстрее погнали коней. Русские пропали. Но что это? Путь преградили русские сотни. Дорога была полностью отрезана.
– Бей тоурменов! – раздался клич.
Бежать татарам было некуда. Сотников уже никто не слушал. Многие из татар бросились в реку, но и там не было спасения – беглецов настигали меткие львовские лучники.
…К мосту стягивались все русские дружины, не было только владимирцев – они задержались в дальнем оселище.
Но вот над дорогой поднялась пыль – приближались владимирцы.
– Задержались мы, – сказал Василько, – но ни одного тоурмена сюда не пустили. Ни один не прорвался к Куремсе.
…Солнце уже поднялось над лесом, когда все съехались. Высоко развевался на ветру княжеский стяг – широкое вишневое полотнище, вышитое золотом. Тысячник Любосвет наклонился к Даниилу, шепнул на ухо.
Лицо Даниила омрачилось, он спросил:
– Всех узнали, всех знаете, откуда они?
– Всех… И Микула погиб.
– Новгородец? Храбрый дружинник был… Похоронить всех тут, на берегу, возле моста.
Воины притихли. Даниил снял шелом и склонил голову, став на правое колено. За ним то же самое сделали все.
– Где Теодосий? Почему его не видно? – спросил через некоторое время Даниил.
Мефодий тихо ответил:
– Сотский сказывал, что он тяжело ранен.
Даниил рассердился:
– Почто мне не сказали? Где он?
Любосвет показал рукой – под ветвистым дубом дружинники окружили раненого. Даниил пошел туда. Теодосий, закрыв глаза, лежал на зеленой траве. Даниил спросил у лекаря Гостряка, стоявшего у изголовья Теодосия:
– Как он?
– Жив будет, – прошептал Гостряк. – Рубанули его саблей по правой руке да бок задели. Две раны. Я зелье приложил – не так жечь будет.
Теодосий раскрыл глаза.
– Это ты, княже?.. А я не успел доскакать до реки… – Он облизнул языком пересохшие губы. – Не успел… Но я поднимусь, с вами на коне поеду.
Лекарь прошептал:
– На каком коне? Ему возок нужен. В табор уже поехали за возком. А сейчас пусть отдохнет.
Даниил молчал. Лечец взволнованно продолжал:
– Не беспокойся, встанет Теодосий, только правая рука отсохнет.
– Будь возле него, подними на ноги. Это мой приказ тебе.
– Я и так буду, княже, без приказа. Он мне что брат родной.
Отдохнув, войско двинулось обратно. В возке за холмской дружиной везли раненого дружинника Теодосия.
3
К четвертому корцу Теодосий не прикоснулся.
– Довольно, нельзя больше, Мефодий! Мне еще надобно идти к папским послам.
За два года он уже забыл о своих ранах. Только правая рука висела как плеть.
– Тебе, Теодосий, уже не поднимать больше меча, да и стар ты стал, – сказал ему Даниил. – Будешь теперь помогать дворскому: принимать чужеземцев, присматривать, чтоб накормлены были, чтоб спать было где. А к нам много людей теперь ездит – и от Папы, и из Польши, и из Венгрии, и из Чехии, и купцы знатные приезжают. Да и наших – суздальцев, новгородцев, киевлян – пышно принимать надобно.
Сейчас Теодосий сидел в гостях у Мефодия. Мефодий укоризненно посмотрел на него.
– Боже ты мой! Сухо в моей избе всегда, как в печи. Раз в год достал меду, и то ты отказываешься. Что я, боярин? Может, я на последнюю гривну меду достал, а ты не пьешь. Ну что тебе четыре корца?
Теодосий сдался:
– А! В доме четыре угла… А больше не проси, не буду. Еще с монахом толковать надо. Вдруг язык заплетаться начнет? Что Данило скажет, ежели узнает?
– Не будет заплетаться, – подмигнул Мефодий. – На дворе мороз, весь хмель из головы выскочит. Да ты про послов папских поведай нам.
– Пять монахов приехали, все допытываются, скоро ли у нас латынщина будет, и про Папу рассказывают. Один говорит, что он у Папы во дворце дважды был.
Все придвинулись ближе. Мефодий спросил:
– Самого Папу видел?
– Молвит, что видел. Их десять монахов под стенами стояли, свечки держали. К Папе тогда король какой-то приезжал. И все кардиналы, как войдут в светлицу, где на троне Папа сидит, трижды на колени перед ним падают. А как доползут к нему, так надо целовать Папе руку или ногу. Кардиналы целуют правую руку около застежки мантии, епископы к колену припадают, а король должен и руку и ногу целовать.
Мефодий трижды плюнул.
– В ногу целовать? Так Папа хочет, чтоб и русские целовали его постолы?
– Хотел Папа, да не вышло. Уж лучше пусть Папа моего коня в хвост поцелует… А налей-ка еще, – разошелся Теодосий. – Что-то не распробовал, вкусный ли у тебя мед.
Может, Теодосий еще попробовал бы меду Мефодия, да прибежал слуга – завтрак надобно подавать папским людям, старшой уже ждет Теодосия.
– Хитрый монах! – захохотал Теодосий. – Пить им нельзя, закон, мол, не дозволяет, так он идет вдвоем со мной, говорит – молитву сотворить, а сам к меду прилипает как муха. Вчера три корца высосал. Вот и теперь ждет, не хочет без меда завтракать.
Слуга два раза подсаживал Теодосия – тот никак не мог попасть в седло и все ругал татарина, который рубанул его по правой руке.
В гриднице у Даниила сидел дворский Андрей.
– Где же он, посол? – спросил Даниил.
– Теодосий завтракать повел.
– Коль с Теодосием пошел, то без меду не обойдется.
– А Теодосий невиновен. Он мне вчера рассказывал, как монах к нему приставал и просил меду тайком, чтобы его спутники не увидели.
– Хитрецы! Все на хитростях! На словах – пить нельзя, а за спиной пьют.
– Еще говорил Теодосий, что монах шепнул ему, будто Папа поход против нас объявляет.
Даниил прищурил глаза.
– Монах шепнул? Значит, пугать надумали. Услышим, скажет ли мне про то посланец… Папа сам нас боится, хоть и молвят, что Папа Александр более лютый, чем Иннокентий.
В дверь заглянул Любосвет.
– Заходи. Не видел папского посла?
– С Теодосием пошел.
Но папский посланец не задержался. Он выпил сегодня лишь один корец. Теодосий довел его до княжеского терема и приказал слуге оповестить князя.
Даниил сидел в княжеском кресле с высокой спинкой, а Андрей и Любосвет по бокам. Монах был одет в праздничную рясу, в руках держал папскую буллу. Не дойдя пяти шагов до князя, поклонился. Его маленькие глазки мигали под тяжелыми веками. От выпитого меда лицо его покраснело; Теодосий нарочно дал ему самого крепкого меда, «дикого», как он говорил.
– Королю русскому кланяется посол святейшего Папы.
Даниил кивнул головой.
Монах развернул пергамент и начал торжественно читать высоким голоском.
Даниил слушал, закрыв глаза. Монах читал не спеша. После обычных приветствий Папа в своей булле перешел к угрозам. Он напоминал о том, что, приняв корону, Даниил не хотел покоряться Папе. Папа милостиво простит все это Даниилу, если он будет повиноваться Римской церкви. Если же нет, то Папа проклянет его властью, данной ему от всемогущего Бога.
– «Дошло до нашего слуха, не без печали сердца нашего, – старательно вычитывал монах, не поднимая от пергамента головы, – что ты неблагодарен за великую благодать, не помня о добродетельстве Церкви нашей, пренебрегая слова послушания и сохранения веры, не выполнил обещания своего на безопасность твоей души, кривду самой веры, гордыню вышеупомянутой Церкви и образа Иисуса Христа.
Поэтому, желая перед тобой апостольскими напоминаниями на том настаивать и привязывать тебе отеческими предостережениями к правде, которая есть у Христа, и надеясь, что ты признаешь тяжкую вину против Бога и его Церкви, достойно раскаешься и пожелаешь искупить свой грех – считаем необходимым напомнить тебе, с какой ревностью, с каким тщанием заботился апостольский престол, чтобы тебя возвысить, думая, что не Церковь, но самого себя обманываешь, пагубно не сдерживая своего обещания. Уповаем, что ты не замедлишь отречься от пути, которым грядешь, и постараешься вернуться к словам своим, таким, которые мы, услыхав про славные дела твои, преисполнены великой радости, тебе в ознаменование твоих заслуг с большим чувством подали сосцы той же Церкви, которые ты сосал, принимая благо ласк… Дано в Латеране, тринадцатого февраля, третьего года нашего понтификата»! – визгливо выкрикнул в заключение монах и, свернув пергамент, передал его Даниилу.
Даниил, не посмотрев на бумагу, отдал ее дворскому.
– Более ничего не передавал Папа?
– Неужели король не уразумел того, что я читал?
– Уразумел все. А когда посылал тебя Папа, что сказал?
Монах пожал плечами, попробовал улыбнуться. Его глазки потонули в морщинах, брови поднялись. Он поклонился, развел руками.
– Король слышал – я прочел, что пишет Папа. Я, грешник, получил повеление привезти буллу и взять у короля ответ Папе.
Даниил подался вперед, схватившись за ручки кресла; глазами он впился в папского посла. Тяжело дыша, Даниил бросал гневные слова:
– Передай Папе – пусть он угрожает своим кардиналам, а не князю русскому. Писать не буду. Передай Папе – пусть он научится учтивости… Не забудь это сказать! И еще скажи – не было никакого короля Даниила. Ни единого дня не называл себя королем. Я князь русский, как водится у нас на Руси. У нас своя вера есть… И проклятие Папы к нему возвернется. – Он умолк, откинувшись назад.
Монах, растерянно глядя то на Даниила, то на Андрея, то на Любосвета, робко попытался продолжить разговор:
– Великий король! Папа – наместник Христа на земле, и нельзя его гневить. Я слуга Папы и должен еще сказать, что мне Папа велел. Я от него письма отвез к епископам оломоуцкому и вроцлавскому. А в тех письмах начертано: ежели я привезу твой отказ, то они проклянут тебя.
Даниил вскочил с кресла, побледнел, в глазах его вспыхнул огонь, столь знакомый Андрею и Любосвету. Они невольно придвинулись к Даниилу.
«Утишить надобно, а то еще ударит папского посла», – подумал Андрей.
Даниил отмахнулся от них и заговорил:
– Скажи, чтоб епископы выполняли повеление Папы. Скажи им, что русские не признают того проклятья. Пускай проклинают своих, а к нам не лезут! А где слово вашего Папы? Он же клялся, что поможет мне против татар! А где эта помощь? Не обманет меня ваш Папа! Золото на той короне, которую он мне послал, не ослепило глаз моих. Так и передай Папе – не было и нет никакого короля Даниила, и я Папе не холоп…
Он порывисто встал и исчез за занавеской бокового выхода. Монах попятился к двери, не переставая кланяться. Прием посла окончился.
4
Татары притихли. Бурундай, сменивший Куремсу, отступил к Днепру, разорив польские оселища и города. Болеслав Краковский принял предложение Даниила встретиться с ним.
…Стремя в стремя с отцом ехал Лев, готовый в любой миг поддержать его. С другой стороны ехал брат Шварно. Лев просил отца не отправляться в дальний путь, но Даниил и слушать не хотел. Выезжая из Холма, в возок не сел.
– Пускай бабы в возке ездят.
Даниил силится крепко держаться в стременах, но клонится вперед, руками опирается на седло. Понимая немой взгляд Шварна, Лев обратился к отцу:
– Далеко еще ехать. Садись в возок.
Даниил молчал. Вся дружина смотрит на него. Скажут – старый князь уже не в силах сидеть на коне.
Шварно подъехал ко Льву.
– Сам отец не попросит.
Лев подал дружиннику знак рукой. Возок выехал вперед. Лев сошел с коня и подошел к отцу.
– Отдохнуть тебе надобно, – шепчет Лев и берет отца за руку.
Даниил бросил поводья и, не поднимая головы, начал слезать. Только промолвил: «Ехать!» – и, поддерживаемый сыновьями, взобрался в возок.
Возок сделан так, что и сидеть в нем можно, и лечь, как в постели, на мягких шкурах.
Впервые ехал Даниил перед войском не на коне. Но дома не хотел оставаться. Раз уже договорился с Болеславом – надо ехать.
Колеса возка подпрыгивали по замерзшей дороге, возок качало. Но все же здесь легче, чем в седле. Даниил вытянул ноги. Снял шелом – на голове остался меховой подшлемник – и уронил голову на подушки. Был сердит. Проклятая болезнь! «Ужели не сяду больше на коня? А без коня уж не воин. С татарами бы еще нужно было встретиться. От князя Александра снова радостная весть пришла – в Суздале и Ростове татар прогнали».
В возке тепло. Кажется Даниилу, что это не возок, а светлица и над ним склонилась Анна, а возле нее стоит князь Мстислав. Откуда они? Анна зовет. Но это не ее голос. Он раскрывает глаза. Дверцы возка открыты, и над ним улыбающиеся лица Льва и Василька.
– Княже Данило! – будит его Василько. – Уже в Тернаве мы.
– В Тернаве? – очнулся Даниил и подумал: «Как же так? Ведь я хотел лишь отдохнуть в возке. Почему не разбудили раньше?»