Текст книги "Даниил Галицкий"

Автор книги: Антон Хижняк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 36 страниц)

Неожиданный удар нарушил рады венгров. Галичане раскололи противника на небольшие отряды и начали рубить мечами. Мефодий наседал на яростно отбивавшегося венгра со стягом в руках.

Противник Мефодия был умелым воином. Он отбил уже не один удар Мефодия. Тогда Мефодий рванул коня в сторону и сделал вид, что падает. Венгр на мгновение оглянулся. Этого было достаточно – Мефодий выпрямился и ударил его по руке. Стяг стал клониться. Тут подскакал князь и на лету перехватил вражеский стяг, разорвал его пополам. Венгры, не видя стяга воеводы, закричали:

– Фильний убит! Стяга нет!

А Фильний в это время отбивался от русских дружинников. Андрей со своей дружиной налетел на венгерского воеводу.

– Фильний! – неистово закричал Андрей.

Дружинники Андрея на полном скаку опередили Фильния и перерезали ему дорогу. Фильний обернулся, и они с Андреем скрестили мечи.

Схватка была неистовой, но Андрей выбил меч из рук Фильния, и тот обратился в бегство.

– Не рубите его! Возьмите живьем! – крикнул Андрей опередившим его дружинникам.

Рядом с Фильнием скакал толстый венгр. Фильний надеялся уйти от погони. Но вот его снова обогнали несколько дружинников и пошли на него, и среди них Мефодий. Мефодий ловким ударом рассек ногу коня Фильния. Конь на полном скаку споткнулся. Фильний перелетел через голову коня.

Толстый венгр попытался обмануть дружинников: круто повернув коня, он помчался в противоположную сторону, предполагая, что дружинники растеряются и он проскочит мимо. Однако Мефодий не упустил и этого беглеца – догнав его, он плашмя ударил его мечом по голове. Венгр склонился на шею коня и упал бы, если бы его мгновенно не подхватили сильные руки дружинников. Венгр выругался. Удивленный Мефодий крикнул своим спутникам:

– Да он ругается по-нашему, по-русски!

Пленный тяжело дышал, толстый живот его был скован кольчугой, со лба на щеки и на рыжую бороду ручьями стекал пот.

– Ты русский? – спросил Мефодий.

– Нет! – глухо ответил «венгр», натягивая шлем на лоб и отворачиваясь.

Мефодий сорвал с него шлем, и все остолбенели.

– Угрин! Да какой это угрин? – с ненавистью крикнул Мефодий. – Это крамольник, галицкий боярин Владислав! Вот где тебя нашли. Так ты уже и от русского имени отрекся? Иуда! – замахнулся мечом Мефодий. – Эх, не знал я, что это ты, потому и плашмя ударил, а следовало бы как следует. У! Пес шелудивый! Я думал, что ты сдох давно. Дозволь, я с ним расправлюсь, – сказал он подъехавшему Андрею.

Но Андрей приказал не трогать пленных, а везти их к Даниилу.

А в это время Даниил скакал с Теодосием, разыскивая брата Василько и сына Льва. Вскоре он успокоился, увидев развевающийся стяг брата – тот со своими дружинниками гнался за отступавшим противником.

Раскрасневшийся Лев сам подскакал к Даниилу. Семен уже рассказал Даниилу о схватке его сына с Фильнием. Даниил обнял Льва и велел ему ехать за ним. Венгры уже исчезли среди деревьев. Даниил выехал на широкий луг перед городом. К нему подъехал Василько, и они вдвоем поднялись на высокий пригорок, наблюдая, как дружинники настигали убегавших, брали пленных. Увидев это, вышли из города ярославцы, ударили по венгерским пешцам и обратили их в бегство.

Словно вихрь, влетел Андрей на пригорок.

– Поймали Владислава и Фильния!

– Владислава? За это хвалю. – Даниил направился навстречу дружинникам, приближавшимся к пригорку. – Что Фильния поймали, не удивляюсь, а вот Владислава – не ожидал, думал, что он убежал. Сколько ж раз ты, крамольник, приводил врагов на Русскую землю? Что с тобой сделать?

– Убить! Смерть предателю! – раздавались голоса.

Владислав, трусливо оглядываясь, съежился за спиной Фильния.

– Теперь не спрячешься, – рванулся к нему Теодосий, – не за стеной!

– Черная душа! Видеть тебя не могу! – толкнул Мефодий в бок Владислава.

Владислав от страха присел.

– Повезем их с собой в Холм? – спросил Андрей.

– Врагов земли нашей и предателей казнить немедленно!

Даниил махнул рукой. Дружинники потащили Владислава и Фильния в лес.

– Иди! Иди, собака! – ударил Теодосий Владислава. – Не дергайся! Забыл Людомира? А Иванку?

Сбежавшиеся пешцы радовались, видя Владислава в руках Теодосия и Мефодия.

– Поймали врага! – кричали галичане.

…Утих шум битвы. Солнце бросало последние приветливые лучи на воинов, на притихшие зеленые леса. Наступал вечер, и от дубов простирались на луг длинные тени. По траве скакали напуганные шумом боя кони без всадников.

К Даниилу подлетел запыхавшийся гонец.

– Княже! Идут литовские полки и полки князя Конрада Мазовецкого!

Даниил посмотрел на дорогу – пыль тучей поднималась из-под копыт многотысячной конницы.

– Опоздали! Сами уже управились. Но за крепкое слово и за то, что клятву не нарушили и пришли, спасибо скажем.

Ярославской битвой завершилась тридцатилетняя борьба против бояр-крамольников и венгерских королей. Весть о победе русского войска под Ярославом ошеломила и венгерского короля, и немецких крестоносцев. Это было новое доказательство силы и могущества русских.

6

Русское войско возвращалось после победы домой. Теперь и отдохнуть можно. Мефодий подошел к Андрею-дворскому.

– Отпусти в родное оселище, там у меня отец старый, уж восемь десятков лет ему. Еще перед походом сказывали мне, что болен он вельми, и не был я у него давно.

На радостях Андрей не возражал:

– Хорошо бился ты. За то, что воин храбрый, дозволяю.

Тут и Теодосий подошел.

– И меня пусти с ним.

Андрей удивился:

– А ты чего?

– Пусти его. Он мне что брат родной, – попросил Мефодий за товарища.

Теодосий добавил:

– Одному ехать скучно, а вдвоем веселее. Войско и без нас дорогу в Холм найдет.

Андрей вынужден был и Теодосия уважить:

– Хорошо. Только не засиживайтесь там.

Долог путь из Ярослава в Угровск. Бежит он лесами, вьется вдоль рек-потоков, выходит на простор полей, где смерды трудятся. Когда-то на месте этих полей были леса, но трудолюбивые смерды вырубали деревья, выкорчевывали пни, вырывали цепкие корни – расширяли поля. Теперь даже трудно поверить, что здесь когда-то шумел лес. А там, где поле, и оселище поблизости ищи. Но не всегда оселище расположено у дороги, нередко оно прячется где-нибудь в широкой балке, в лесу. Сверни с дороги – и узенькая тропинка приведет тебя к смердовым хатам.

Славный месяц август! Видит смерд плоды трудов своих. Не случайно предки этому месяцу дали наименование «сер-пень». Пошло это от серпа, потому что в это время много работы серпу – без серпа в поле не выйдешь. Кузнецам в страдную пору тоже много хлопот: просят их, чтобы серпы ковали острые да удобные. Так уж повелось, что жатва женское дело, и серп женщинам так же необходим, как пряслице. После жатвы празднуют обжинки – благодарят землю за щедрый урожай. И не только благодарят, но и просят землю, чтоб и в будущем году была милостивой к смердам.

Всем оселищем встречали смерды свои праздники, славили солнце, дающее тепло и свет. Хорсом солнце называли. А еще поклонялись Велесу, чтоб милостивым был к скоту, чтоб плодились и овцы, и коровы, и кони. Молили Стрибога, посылающего ветер, чтоб тучи по небу гонял, – для земли дождь нужен. И трава на лугах, и злаки в поле жаждут дождевой воды…

Праздники проводились в поле и в лесу.

Более двухсот лет прошло после Крещения, но не могли отвыкнуть смерды от старых обычаев. В церковь ходили, попов слушали, а старины придерживались. Смешались новые, церковные обряды со старыми обычаями и мирно уживались рядом.

…Солнце за полдень перевалило, но все еще припекает. Не спеша ступают кони, мотают головами, отгоняя мух. Теодосий, разморенный зноем, дремлет в седле; следом за ним едет Мефодий. Оба наговорились уже вдоволь.

– Мефодий! – оглядывается Теодосий. – Ты только посмотри, сколько снопов! Может, обжинки в оселище справляют?

Мефодий, стегнув коня плетью, сказал:

– Да это ведь мое оселище. Приехали!

– Что же ты не сказал, что уже близко? – спросил Теодосий и поскакал вперед.

– Чтоб ты удивился, – засмеялся Мефодий, догоняя своего спутника.

Они свернули на тропку, заросшую травой, проскакали без малого полтора поприща, и перед ними вынырнуло оселище, раскинувшееся в ложбине. Разбросанные на большом расстоянии друг от друга, хатки прилепились у самого леса… А что это там, на опушке?

– Глянь, Теодосий! – воскликнул Мефодий. – Собираются!

На подворье возле крайнего дома стояли три девушки и плели венки. Всадники подъехали внезапно, и девушки, испугавшись, бросив венки, разбежались.

Теодосий остановил коня.

– Почто испугались? Идите сюда.

Девушки боязливо выгладывали из-за соседнего дома. А навстречу приезжим уже бежал смерд в длинной белой рубахе, подпоясанной цветистым поясом.

– Да это же Мефодий! – закричал он.

– Вот и брата Василия встретили! – обрадовался Мефодий и соскочил с коня. – Челом тебе, брат мой!

Они крепко обнялись и трижды поцеловались.

– Как отец? – спросил Мефодий.

– Поправился, – ответил Василий, – уже на ногах. Пошел на обжинки. Привязывайте коней – и тоже туда.

На поляне стояли мужчины, а дальше, под лесом, собрались женщины и девушки. От группы мужчин отделился старик и направился к прибывшим. Он присматривался к ним, прислонив ладонь ко лбу. Мефодий побежал ему навстречу.

– Мефодий! – промолвил старик, вытирая слезы. – Живой! – Он обнял сына, гладил его.

К ним, здороваясь, подходили люди.

– Вот радость! Вот радость! – твердил отец Мефодия. – И не ждали… А у нас обжинки… – Он то расспрашивал Теодосия, то снова обращался к Мефодию.

– Ну, дедушка Федор, начнем, а потом позовем гостей в дом, – промолвил худой смерд, тоже одетый в белую рубаху; его штаны – гащи – были выкрашены соком ягод бузины в сине-черный цвет.

– Начнем! Начнем! – засуетился старик. Ему, как самому старшему в оселище, выпала честь начинать праздник обжинок.

Он повернулся лицом на восток и трижды низко поклонился, каждый раз касаясь земли правой рукой. К нему подошли три девушки; одна дала в руки сноп ржи, другая повесила через плечо перевясло, третья надела венок из ржи и проса. Взявшись за руки, девушки закружились вокруг старика, запели:

 
А вы жито
Сеяли, сеяли,
А мы жито
Жали, жали.
 

Запев подхватили остальные женщины и девушки. Обойдя трижды вокруг старика, девушки разняли руки, отбежали, а через мгновение и остальные окружили старика широким кольцом.

 
А вы жито
Сеяли, сеяли,
А мы жито
Жали, жали,—
 

повторили они запев, кружась в хороводе. К ним присоединились мужчины:

 
Взошло жито
Зеленое, зеленое.
У нас сердце
Веселое, веселое.
 

 
Снегом поле
Покрыло, покрыло.
Наше жито
Согрело, согрело.
 

Мужчины все ближе придвигались к хороводу.

– Смотри, Мефодий, сколько девушек! Жаль, что мы с тобой уже в годах, – подмигнул Теодосий.

А девушки выступали, как настоящие боярыни. Да куда там до них боярыням! Тем легко наряжаться да навешивать дорогие украшения. А сколько потрудились дочери смердов для своих нарядов! На них длинные сорочки из белейшего полотна. Подолы сорочек вышиты разноцветными узорами. Бабушки и матери учили их, какие цветы и корни в лесу собирать и как варить, чтоб прочные краски получить – и красные, как заходящее солнце, и синие, как утреннее небо, и лазоревые, как небо предвечернее.

Сорочки перехвачены тоненькими поясами, на головах кокошники. Ну, чем не боярыни! Кокошники разукрашены бусинками, любовно нанизанными на нитки, медными пластинками, сияют, как радуга. А на шее мониста. Умелые руки эти чудесные мониста делали. Вот красная бусинка – каплю крови напоминает. А эта, желтая, – что золото. А та, синяя, – словно вода речная. А серьги-колты, украшающие каждую девушку! Не такие они дорогие, как у боярышень да княжон, нет на них ни золота, ни каменьев драгоценных, но и они сверкают.

Загляделся Теодосий на дивное зрелище. Плывут девушки по кругу, то вдруг, как волна, к деду Федору приникнут, то снова, не разрывая рук, в кругу колышутся.

 
А весна красна
Жито подняла, подняла,
Колоситься оно
Начало, начало, —
 

выводит русокосая девушка. Вот она вышла из круга и с венком в руках подошла к старику, склонилась в земном поклоне, и еще громче зазвенел ее чистый голос:

 
Ой, ладо, мой ладо,
Приди, приди,
Выручи жито из беды.
Из беды!
 

Выбежали парни, нарушили круг – они становились между девушками, хватали их за руки. Хоровод двинулся в обратном направлении. Русокосой девушки уже не было в хороводе. Вокруг старика бегал парень, искал ее.

 
Выручи жито из беды, из беды!
 

Но вот снова запела девушка, и хоровод умолк.

 
Ох, Стрибоже!
Просим, просим
Принести дождя,
Принести дождя!
 

Девушка вскочила в круг, схватила парня за руку и запела:

 
А мы в поле
Выйдем, выйдем,
А мы жито выжнем,
Выжнем.
 

Она вытащила из-за пояса серп и, наклонившись к земле, сделала вид, что жнет. Хоровод остановился, и все девушки тоже начали «жать». Парни, покачиваясь, пели. Но вот девушки, спрятав серпы за пояс, стали «вязать снопы» – подпоясывали парней тоненькими перевяслами. Разделившись по трое, девушки закружились вокруг «снопов».

 
А мы жито
Выжали, выжали.
 

И, пропев хором:

 
Слава Хорсу светлому,
Слава богу доброму! —
 

окружили деда Федора. Каждая поклонилась, выдернула из снопа по стебельку. Старик, кланяясь девушкам, все ближе подходил к парням. Тронув первого за плечо, он воскликнул:

И нам всем слава!

– Сла-а-а-а-а-ва-а! – подхватили все.

Откуда-то появилась музыка. Играли на гуслях, на рожках, били в бубны. Молодежь снова закружилась в хороводе.

Пожилые мужчины и женщины пошли в оселище. Солнце опускалось за лес, наступал вечер.

– Ну что, Теодосий, как тебе нравится? – спросил Василий.

– Славно. Вспомнил молодость. Так же вот ходил в хороводе с девушками…

На подворье их встретила жена Василия. Она раньше вернулась с обжинок. Застенчиво улыбаясь, пригласила гостей в дом.

Бедно, как и все смерды, жил Василий, но всюду видна заботливая рука хозяев.

В хате было темно. Жена Василия засуетилась, достала тоненькие сосновые лучинки, сбегала к соседям за огнем. При свете стало видно, что комната чисто прибрана, земляной пол устлан свежей травой.

Жена Василия вынула из печки горшок с супом да немного жареного мяса.

– Недавно с соседом кабана в лесу убили, – сказал хозяин. – Надобно бы опять на охоту пойти, да княжеское жито на гумно свозить велено.

Спать пошли на чердак над клетью. Теодосий расположился на сене рядом с Мефодием и дедом Федором. Давно уже уснул Теодосий, а дед Федор все расспрашивал, как жил сын, рассказывал о себе.

7

Как только приехали в Холм, Лев отправился к зодчему Авдею. Старый умелец сидел с женой за столом. Войдя в комнату, Лев снял шелом. Авдей встал, толкнул жену, шепнув ей:

– Княжич пришел. – И пошел навстречу, кланяясь: – Прошу к столу, княже, окажи честь, не отказывайся!

Старуха принесла кубок, предназначенный для знатных гостей. Появился жбан с медом – старуха принесла его из погреба. Авдей похвалился перед княжичем, что сам этот мед готовил.

– Старый мед. Еще как Холм начали строить, залил в бочку и только недавно открыл.

Лев выпил кубок меду, поблагодарил хозяев и приступил к тому, зачем приехал:

– По вельми важному делу пришел я к тебе, Авдей. Отец мой, князь Данило, повелел новый город воздвигнуть.

Авдей обрадовался. Любил он свое дело. Кому неведомо, что во всей земле Галицкой и Волынской нет другого такого зодчего! Это он дивные терема княжьи, церкви и монастыри воздвигал. Князь Даниил почитал Авдея за его трудолюбие и умельство.

– А в каком месте, княже?

– На горе, у Звенигородской дороги, по которой из Звенигорода на Владимир ехать.

– Когда же начинать, княже, и как будет назван сей новый город?

Лев ответил тихо:

– Сей город будет называться Львов. И место красное князь Данило выбрал для него, и дорога через него пройдет из Холма на Галич, а на восток – прямая дорога в Киев.

– Пойду, пойду, княже, с тобой! Еще один город помогу воздвигнуть.

Жена Авдея приуныла, качала головой: непоседлив Авдей – все ездит из города в город…

Лев встал из-за стола, еще раз поблагодарил хозяев и, направляясь к порогу, сказал напоследок:

– Завтра мы и отправимся с умельцами.

Утром Даниил провожал старшего сына. Вместе со Львом ехали Семен Олуевич и зодчий Авдей.

– Начинай, сын мой, созывай строителей. А я отсюда подмогу пришлю и сам наведываться буду. Нужны нам новые крепости, вельми нужны…

Глава вторая

1

Новая гридница в холмском тереме, высокая, просторная, светлая. В большие окна льется солнечный свет. Князь Даниил впервые пригласил сюда гостей и в душе гордился, что гости расхваливают гридницу. А гости трогали пальцами украшения и качали головами. Особенно удивляли всех фигуры по углам гридницы, держащие потолок в своих руках. Восторгались гости лепным младенцем в центре потолка. Как живой, смотрит вниз, и в руках светильник…

– Все это Авдей наш сделал, – говорил Даниил. – Золотые у него руки.

Даниил пригласил гостей к столу. Сегодня праздновали победу над Фильнием. Теперь враг изгнан из Галицко-Волынской земли. Даниил торжествует.

Рассаживались по старшинству: рядом с князем митрополит Кирилл, а слева и справа расположились бояре; по правую руку первое место занял князь Василько, за ним княжич Лев и младшие княжичи – Роман и Мстислав; по левую руку первым сидел дворский Андрей, пожалованный князем за доблесть в ярославской битве.

Были тут бояре из Берестья, из Перемышля, из Угровска, из Владимира, из старого стольного города Галича, из Бобрки, из Коломыи, Дрогичина, Ярослава, Кременца и других галицких и волынских городов. Впервые князь Даниил собрал вместе всех бояр.

Всматривается Даниил в лица воевод, многих не видит. Нет Дмитрия, Василия Гавриловича – честно сложили они головы в жестоком бою. Их место заняли другие. Вот сын Дмитрия Любосвет, который сидит тысяцким в Берестье. Доблестно сражался он при Ярославе со своей дружиной. Рядом с Любосветом Никодим кременецкий.

– Знал я отца твоего, – говорил он Любосвету, – на Калке вместе тоурменов рубили. А теперь сижу в Кременце. А время бежит и бежит. И тебе уже лет немало.

– Тридцать и шесть, – ответил Любосвет.

Даниил поднялся. Слуги наполнили кубки. Стольник Яков кивнул князю – все, мол, в порядке. Гости замолкли. Даниил провозгласил:

– Дорогие мои гости! Русский человек и воевать может, и веселиться умеет. А нам сегодня пить пристало. Выпьем же за нашу победу над врагом и за семью нашу дружную!

Он поднял кубок, и бояре по старшинству стали подходить к нему с кубками, чокались и поздравляли.

Когда осушили не один жбан, стольник Яков побежал на подворье, позвал музыкантов. Они сели у порога на скамьях и заиграли на трубах и на гуслях. Незаметно и вечер подошел. Даниил встал из-за стола. Это был знак для всех – обед закончился, Даниил поклонился и вышел, за ним стали выходить бояре.

Даниил пошел отдохнуть. Радостно встретила его Анна. «Ты доволен, ладо мой?» – целовала она его. Теперь будет Даниил дома, наступает спокойная жизнь. А потом они вместе поедут в Галич. И Лев звал посмотреть, как строится новый город.

Даниил прилег на скамье, положив голову жене на колени. Анна разглаживала пальцем морщины на его лбу. Вот уже и седые волосы вплелись в буйные Данииловы кудри. А давно ли, кажется, они поженились? Ох, давно, уже больше двадцати пяти лет! А вместе пришлось быть мало, ой как мало!

Даниил задремал, дышал ровно и тихо. Анна не шевелилась, оберегая его сон.

Приоткрылась дверь. Анна махнула рукой – тише! В комнату заглянул дворский Андрей. Его шаги не были слышны на устланном звериными шкурами полу. Андрей подошел к Анне:

– Разбудить надобно князя! – прошептал он.

Анна погрозила – нельзя. Но Андрей настаивал:

– Дело вельми неотложное.

– Вставай, Даниил! – прошептала Анна. – Боярин Андрей пришел.

– Княже! Всадники татарские приехали, – сообщил Андрей неожиданную новость. – Гляди!

Даниил встал, подошел к окну и увидел на подворье татарскую сотню. Татары в островерхих шапках сидели на конях и осматривали все вокруг. Неподалеку от них стояли дружинники. Из теремов вышли бояре.

– Гонец ханский приехал, что ему сказать?

Анна заломила руки. Даниил подошел к ней, обнял и ласково промолвил:

– Успокойся! – и вышел из светлицы.

В сенях он остановился.

– Ты говорил с ним, Андрей?

– Спрашивал. Он ничего не ведает. Только грамоту привез.

– Это не посол, а гонец. Негоже князю разговаривать со слугой. Позови к себе, а мне потом поведаешь.

Он отослал Андрея, а сам, охваченный тревогой, пошел в гридницу. Задумался и не заметил, как вошел Андрей.

– Грамоту привез, – подал Андрей свернутый в трубку пергамент.

Князь впился глазами в татарские письмена.

– Прочел? – спросил он Андрея.

Всего два слова было обращено к Даниилу: «Отдай Галич», – а значили эти слова: «Отдай землю Галицкую и Волынскую».

Так и делал Батый – отбирал землю у одного князя и отдавал другому. И князей между собой ссорил, и силы русские разъединял.

Прибежал обеспокоенный Василько, за ним Лев и митрополит Кирилл. Князь приказал позвать Семена Олуевича и тысяцкого Демьяна.

– Видели? Еще гости приехали. – Даниил горько улыбнулся. – Не ждали непрошеных гостей, а они тут как тут.

– Ас чем приехали? – спросил Кирилл.

– Хан Батыга хочет, чтоб я Галич отдал, – в гневе сказал Даниил. – Отцовскую землю. А это значит – и всю Волынь! Что скажете вы мне, что посоветуете?

Тут открылась дверь, и в гридницу вошел Мирослав. В такую минуту и болезнь не могла его удержать.

Первым заговорил Кирилл:

– Княже! Гнев твой справедлив. Сердце болит за землю нашу. Подумай ты, и мы помыслим, что будем делать.

Поднялся Лев, выбежал на середину гридницы.

– Не отдавай, отец, Галича! Пойдем на них походом! – Он дрожал. – Походом против них! А этих, что приехали, вели изрубить! – И Лев схватился за меч.

Даниил подошел к нему, взял за руку.

– Ты, сынок, зол на врага, как и отец твой. Но сказал не дело. Изрубить – не такая уж хитрость, татар тут немного. Только храбрость на поле брани показывают.

К Даниилу подошел тысяцкий Демьян.

– Прогони их, княже, это и будет твой ответ.

– А потом что? Придут всей ордой и снова наш край разорят. Что ты мыслишь, Мирослав?

Мирослав сидел в глубокой задумчивости, склонившись к столу. Он поднял голову.

– Как я мыслю, княже? Как бы землю, нашу спасти. Я так скажу: враг сильнее нас, его одним мечом не возьмешь!

Даниил сел, снова встал, подошел к столу.

– Не токмо мечом, но и разумом бороться с ними надлежит. Узнать их должны мы, хорошенько узнать, тогда и меч нам пригодится.

Даниил умолк на мгновение, а потом отчеканил:

– Я сам поеду к Батыю. Не дам Галича.

Все молчали, потрясенные смелыми словами Даниила.

– Ответствуйте, верно ли я молвил?

Ответа не было. Только Андрей осмелился:

– Коль надобно ехать, поедешь, княже. Об одном только прошу – возьми меня с собою, помогать тебе буду.

2

Двадцать шестого октября 1245 года князь Даниил отправился в дорогу. Ехал он через Владимир, Луцк, Дорогобуж. Во Владимире на день остановился у брата.

Василько показал Даниилу, как он стены заново переложил. Удивлялся Даниил: как много сумел Василько за малое время!

По дороге в Киев часто встречались следы нашествия Батыя.

В Киев приехали поутру. Даниил велел свернуть в Выдубецкий монастырь – там жил его знакомый игумен. У ворот монастыря, где остановились всадники, Теодосий крикнул в окошко:

– Открывай, слуга Божий, князь Данило к вам в гости едет.

Узнав, что прибыл князь, монах быстро открыл ворота и уставился подслеповатыми глазами на князя, о котором много слышал.

Татары не пощадили и Выдубецкий монастырь – разграбили его и кресты с церквей посрывали. Лишь большую церковь не смогли уничтожить они, огонь не взял ее – из крепкого камня выложена она. Стены новых строений сделаны из камней и толстых дубовых бревен.

Во дворе Даниил сошел с коня. К нему подбежал смуглый монах.

– Игумен ждет князя, – поклонился он.

Даниил направился за ним.

– Святой отец там, у своей кельи, – показал монах в сторону маленького домика, огороженного забором.

Оттуда навстречу гостю вышел среднего роста человек с бледным лицом, обрамленным седой волнистой бородой. Это был игумен.

– Мне уже сказали, княже, что ты прибыл, – начал он грубым, хриплым голосом. – Здравствуй! Много лет живи! Да бережет тебя Господь. Будь гостем моим.

И он пригласил князя сесть на скамью, стоявшую возле домика, напротив церкви Святого Михаила. Церковь прилепилась на высокой, обрывистой круче. Даниил собственными глазами увидел теперь красоту, которой славился Выдубецкий монастырь. Отвесной стеной спадала круча от церкви к берегу Днепра; отсюда открывался чудесный вид на Заднепровье. Внизу шумела река, а за рекой бежали вдаль поля и перелески.

– Хорошо? – спросил игумен.

Даниил в ответ только приложил руку к сердцу.

– Надолго ли к нам, княже?

– Нет, еду дальше. А как вы тут?

– Вельми плохи дела у нас. И князя нет в Киеве, миновали золотые времена. Батый пожаловал Киев владимиро-суздальскому князю Ярославу Всеволодовичу. Но сам Ярослав не приезжал сюда, а прислал своего воеводу. Горе великое в Киеве – города нет, оселище теперь на месте города.

– А я, владыко, к Батыю еду. Помолись за меня, отслужи молебен, ибо в страшную и тяжелую дорогу я собрался.

– Не смогу сегодня, княже, завтра отслужу. А может, и сегодня вечером.

Даниил подумал и ответил:

– Хорошо, пусть будет завтра утром. Только собери всех монахов, чтобы пели.

О многом рассказывал игумен, а потом, словно бы невзначай, сказал:

– Ох, воины вы храбрые! Когда же воспрянет наш Киев?

Эти слова болью отозвались в сердце Даниила. Он посмотрел на игумена.

– Не только ты о Киеве мне молвил, отче. Повсюду люди сим опечалены. Одно скажу – не горюй. Поднимется наш Киев, может, не сразу, но поднимется.

Игумен, обрадованный этими словами, схватил Даниила за руки.

– Поднимется Киев, помогут ему города русские, – продолжал Даниил после небольшого молчания, – и ты, отче, так и говори людям: «Будет жить наш Киев, пока солнце светит». Деды наши построили его не для того, чтобы отдать чужакам.

Успокоенный словами Даниила, игумен хлопотливо вскочил со скамьи.

– Отдохни в моих покоях, никто тебе не помешает. А может, голоден с дороги? Ох, стар я стал, забывчив, не пригласил тебя сразу к трапезе, уж ты прости меня, княже: ныне я обо всем забыл, радость у меня великая. А я уж думал, что так и умру тут, не увидев ни одного русского князя.

Подошел Андрей и поклонился игумену.

– Здрав буди, владыко! Да поможет тебе Бог!

Игумен ответил ему с поклоном:

– Садись, боярин!

– Да нет, мы пойдем на Киев поглядим, – сказал Даниил.

– Кони стоят нерасседланные, тебя ждем, – обратился к нему Андрей.

– Я монаха вам дам, он вам покажет. Может, и к Дмитрию Ейковичу, боярину Ярослава, заедете?

– Хорошо придумал ты, владыко, посылай с нами монаха.

Монах Варлаам, тот, который привел князя к игумену, легко вскочил на коня.

– Дозволь ехать, княже!

Выехали из ворот, свернули в лесную чащу – дорога в город терялась между деревьями. Монах рассказывал, как скрывались от татар:

– Долго мы в лесу обретались, и игумен с нами – стар он уже, здоровьем плох, но все же выдержал. А не все наши монахи живы, сорок пять, самые молодые, сложили головы на киевских стенах, с мечами стояли против ворога.

Дорога шла оврагами.

– Там вот Владимир киевлян крестил. Яр Крещатый называется, – кивнул Варлаам в сторону широкой балки.

Поднялись на гору, подъехали к Золотым воротам. Глянул на них Даниил и ничего не сказал; молчали и спутники. Разрушенные, исковерканные зияли ворота. Рядом с развалинами кое-где прилепились вновь отстроенные домики, а дальше опять пустырь. Улицы и сады заросли густой травой, заборов не видно.

– К боярину Дмитрию Ейковичу завернем? – спросил Варлаам.

– Нет, к Десятинной церкви, – ответил Даниил.

Встречающиеся изредка киевляне с удивлением смотрели на необычных всадников.

В конце улицы виднелись развалины Десятинной церкви, Даниил вспомнил о своем помощнике боярине Дмитрии, и на сердце стало тяжело. Здесь, на этой земле, ходил он, призывал киевлян защищать Киев.

Возле церкви сошли с коней.

Под ногами валялись камни, а между ними пробивалась трава. Сколько людей погибло под этими обломками!

Долго сидел Даниил на камне и рассматривал печальные руины.

К боярину Дмитрию Ейковичу не пришлось ехать – он сам прибыл сюда. Найти Даниила было нетрудно – в городе только и разговоров было что о приезжих.

Боярин сошел с коня, поклонился.

– Здрав буди, княже! Рад приветствовать тебя в Киеве!

– Здрав буди, боярин! В гости к вам в город заехали.

– Прошу ко мне. Вы гости дорогие, не татары. – Он оглянулся с опаской. – Но кто ты еси, княже? – спросил Дмитрий Ейкович.

– С другого я конца земли Русской, из Холма.

3

От Киева поехали правым берегом. Остановились напротив Переяславля. Нужно было переезжать Днепр. На том берегу сидели татары, грелись на солнце. Теодосий закричал;

– Эй вы, желтоносые! Ладьи сюда подавайте!

Татары повскакали и что-то ответили. Теодосий, сняв шапку, замахал ею: «Сюда! Сюда!»

От берега оттолкнули ладью. В нее вскочили шесть человек и поплыли. Теодосий кричал:

– Да что вы только одну ладью? Разве мы все в нее войдем?

Андрей остановил его:

– Замолчи, Теодосий. Послали одну ладью – хотят узнать, кто едет.

Ладья подошла к берегу. Седобородый старик крикнул:

– Татары спрашивают: кто едет?

Кроме старика, в ладье сидело пятеро татар.

Андрей ответил:

– Скажи, что князь Данило из Галича к хану Батыю едет.

– Коназ Данила! Коназ Данила! – закричали наперебой татары и погнали ладью обратно.

– Куда же вы? – возмутился Андрей, но старик ответил ему, что они поплыли к сотнику.

Вскоре татарский сотник сам переправился сюда, и с ним пришли все ладьи, стоявшие у берега. Татары кричали: «Коназ Данила!» Воевода Куремса приказал встретить князя. Сотник много слыхал про страшного князя Даниила, а теперь этот князь перед ним.

– Ты коназ Данило? – спросил сотник.

Даниил кивнул головой. Сотник жестом руки пригласил переправляться.

Даниил вошел в первую ладью, за ним вскочил Теодосий и еще два дружинника – они сели к веслам. Сотник сидел напротив князя и пристально смотрел на него.

Ханский темник Куремса получил приказ Батыя сопровождать князя Даниила в Орду. В дороге он не разговаривал с князем, а после каждой остановки садился на коня и в сопровождении сотни нукеров ехал вперед. За ними трогался Даниил со своими дружинниками, а за русскими шла сотня татар.

Долго пришлось ехать русским путникам, морозы застали их в дороге. Даниил все время молчал. Андрей с Теодосием пробовали развеселить его, но князь неохотно улыбался и не отвечал на шутки.

Рядом с наезженной зимней дорогой шла другая, по которой верблюды тащили арбы, груженные бревнами. Два верблюда выскочили из обоза и опрокинули арбы.

– Смотрите, смотрите! – воскликнул Теодосий.

К опрокинутым арбам с бранью бежали татары-надзиратели, размахивая плетями. Возле арб возились невольники, пытавшиеся поднять и снова погрузить бревна, но, обессиленные, валились в снег. К ним подбегал надзиратель, стегал беззащитных людей плетью.