Текст книги "Даниил Галицкий"

Автор книги: Антон Хижняк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 36 страниц)

Глава четвертая

1

Новгородцы шли на юг.

Мстислав вел свое войско не спеша. Он говорил Дмитрию:

– Собираешься ехать, так думай допрежь всего про то, чтоб доехать. Вот ты видишь, мы не спешим. А я мыслю, что так мы быстрее доедем. Коней кормить надо и людям отдыхать. А приедем в Галич – там уж некогда отдыхать, там дело надобно делать. Вот ты и помысли, спешу я или нет.

Через Днепр перешли выше Киева, у речки Тетерев. Оставив тут войско отдохнуть, Мстислав Удалой заехал в Киев, К князю Мстиславу Романовичу Смоленскому. Через гонцов они уже условились между собой. Приятель Удалого Мстислав Романович обрадовался этому походу: теперь уж никто не будет угрожать ему из Галича, если там сядет Мстислав, – и сразу же согласился помочь. Дал две сотни своих дружинников, послал тиунов, чтобы хлеба было вдоволь для новгородцев, чтоб не жалели сена для коней.

После отдыха войско Мстислава повернуло на запад, к Заславлю, а из Заславля на Кременец, а оттуда на юг. Зима была не лютой, и дружина Мстислава беспрепятственно двигалась на Галич. В Теребовле остановились. Мстислав решил узнать, что творится в Галиче, и сказал Дмитрию:

– Ты ближе подъезжай, разведай, а мы за тобой.

Из Кременца Дмитрий послал новых гонцов к Даниилу с радостными вестями.

Извещал, что уже недалеко до Галича, намекнул, что время уже и волынские дружины двигать сюда. И от Мстислава повезли гонцы грамоту: «Собирайся, Данииле, встретимся возле Галича».

Отдельно передал Дмитрий поклон Светозаре.

– Скажи ей, – напутствовал он гонца, – чтоб не плакала, не беспокоилась, живы все и здоровы. А это ей в руки отдай, никому не показывай.

Гонец осторожно спрятал за пазуху грамотку для Светозары.

Дмитрий писал, чтобы рассказала Даниилу – едет с Мстиславом его дочь Анна. «Еще прекраснее, чем в песне Митусы. Нет у нас таких девушек, – сообщал Дмитрий. – Только не с этого начинай, невзначай напомни о княжне, чтоб не подумал, что я в сваты напрашиваюсь».

В Теребовле тиун рассказал, что венгерский воевода Бенедикт, услышав о Мстиславе, собрал с волостей всех воев и позвал их в Галич. Но теребовльские смерды разбежались по дороге, укрылись в лесах и возвратились домой.

Еще сказал тиун, что люди в Галиче ждут Мстислава.

Дмитрий с пятью дружинниками выехал из Теребовли под вечер, чтоб незаметно добраться до ближайшего оселища, а оттуда перебраться еще ближе к Днестру. Они доехали до оселища спокойно и переночевали там; узнали от смердов, что венгры были тут дней пять назад. Дмитрий не захотел ждать до вечера и выехал утром. По дороге не встретили никого и, въезжая в соседнее оселище, увидели пустые улицы. Дмитрий забеспокоился: вымерли все от мора какого или боятся из хат вылезать? В первой хате застали двух детишек. Они сидели на печке, укрывшись рваной дерюжкой, и плакали.

Дмитрий спросил, где их мать. Боязливо поглядывая на него, перепуганные дети ответили, что умерла, а отца забрали в вой, но он обещал скоро вернуться домой.

– А когда забрали? – Дмитрий подошел ближе к печи.

– Сегодня, после завтрака, зашли угры и повели с собой. А мы плакали, так нас вояки на печь загнали, напугали, велели не вставать. А ты из Галича?

– Из Галича, девочка, из Галича, – ответил Дмитрий, – Вы не плачьте, отец скоро придет домой. К соседям пойдите.

Вышел из хаты к дружинникам. Они тревожно смотрели на дорогу, по которой только что въехали в оселище.

– Что стряслось? – подбежал к ним Дмитрий.

– Какие-то всадники мчатся сюда.

Дмитрий оглянулся. Улица, на которой они остановились, была пуста, но она шла прямо, и спрятаться было негде. Дмитрий глянул вокруг – за хатой начиналась тропинка в балку, в лес. Дмитрий приказал ехать по этой тропинке. Сам ехал последним и все время оглядывался. Он видел, как всадники въехали в село, постояли и помчались дальше вдоль улицы.

– Скорее, скачем в балку! – кричал он.

Дружинники, и без того понимая опасность, подгоняли коней. Вдруг передний упал с коня, второй с разгона наскочил на него и тоже вылетел из седла. Остальные столпились возле них; назад повернуть нельзя – тропинка узка.

Нужно было немедленно что-то придумать. Сзади венгры, а дальше ехать трудно, тропинка кончилась, кони увязнут в снегу. Но ехать дальше не пришлось – сбоку на них с мечами набросились венгры. Это была засада; Дмитрий разозлился, соскочил с коня и выхватил меч, но на него навалились двое и скрутили руки. Только теперь он сообразил, почему слетел с коня передний дружинник – на него накинули петлю.

– Хитро мы обманули! – загоготал молодой венгр, сотский.

Дмитрий оглянулся. По тропинке от дома к ним направились всадники, мчавшиеся по улице. Среди них он узнал Судиславова дружинника. Тот рассматривал пленных и смеялся. Он спросил у Дмитрия:

– Кто вы такие?

Дмитрий молчал. Дружинник, зорко всматриваясь, воскликнул:

– Да я знаю его: это тысяцкий князя Даниила – Дмитрий!

– Тысяцкий?

Венгр удивился. Он не ожидал, что захватит такую важную добычу, и приказал мчать в Галич.

Дмитрия и дружинников связали и погрузили на лошадей.

Вот уже и Днестр, знакомые Дмитрию места. Он был в ярости на себя. Вызвался вперед, не захотел взять всю сотню. Воин! Глумиться будут все – и свои, и враги. Так ладно все шло, путешествие в Новгород было таким удачным – и такой позорный плен!

Дмитрий был крепко связан, у него онемели руки и ноги; горели на морозе уши – шелом свалился где-то, он и не заметил когда.

Скрипят ворота крепости, пленных везут уже по подворью. Всадники остановились у нового терема. Тут их разделили – Дмитрия повели в терем, а дружинников в другую сторону.

На помощь галичанам шли новгородцы, но и враги не сидели сложа руки. Они знали все подробности о новгородском вече, о возглавленном Мстиславом ополчении. До ушей «самого» Папы Римского долетела страшная для него весть – русские люди помогают друг другу. Новгородцы сорвали коварное намерение Папы окатоличить Галичину. Сообщил обо всем Папе монах Генрих. Тогда, после восстания, он перебрался из Галича в шведскую землю, а оттуда под видом купца в Новгород. Там вошел в доверие богатых бояр, посадников, архиепископа. Пока войско Мстислава медленно двигалось, Генрих не только успел известить Папу, но и сам перебрался в Галич.

О Генрихе и о своих и Андриановых подозрениях Кирилл сказал Дмитрию лишь тогда, когда тронулись из Кременца. Дмитрий не только не разгневался за то, что Кирилл промолчал в Новгороде, а, наоборот, поднял его на смех.

– Бояться ничтожного монаха! Да у нас войско какое! Глянь! А ты все перепутал с перепугу. Зачем римскому монаху лезть в купцы? Что-то нескладно ты выдумал.

– Не купец он, а тайный соглядатай.

– Ты рехнулся сам, наслушавшись безумного Андриана, и мне голову забиваешь.

– Но я же узнал его!

– Узнал? Да то купец, на него похожий. Бывают же похожие люди!

– Чего же он мучил Людомира?

– Мучил Генрих, а тебе оный купец свейский мерещится. Не говори никому – засмеют. Лучше за мечом своим присматривай, книжник.

Пристыженный Кирилл умолк.

Дозорные втолкнули Дмитрия в светлицу и стали возле него, поглядывая, не развязались ли веревки на его руках.

Бенедикт сгорал от нетерпения. Он поспешно явился.

– Кого поймали? – довольно воскликнул он. – Боярин Дмитрий?! Мой старый знакомый. Не забыл, как у нас в Буде гостили с Даниилом? А мы выведали, что ты в Новгороде был. Видно, с Мстиславом и возвращаешься?

Дмитрий не отвечал. Бенедикт посмотрел на дверь и обрадовался, когда увидел на пороге Генриха. Пораженный Дмитрий отшатнулся назад. Его схватили дозорные. Бенедикт махнул рукой, и они отпустили пленника.

Генрих сделал два шага, потом еще два, словно бы примериваясь. На чисто выбритом красном лице застыла хитрая улыбка, маленькие лукавые глазки впились в Дмитрия.

– Не узнаешь? Давно виделись… А я на вече в Новгороде был… Что ты там говорил? Забыл? – подбежал он к Дмитрию.

Бенедикт захохотал.

– Забыл! Ум помрачился. Про иное пусть скажет. Где Мстислав и сколько с ним войска? – зарычал он, придвигаясь ближе.

Дмитрий молчал, а затем спокойно ответил:

– Я русский тысяцкий. Может быть, воевода не будет кричать на меня, а прикажет, чтобы развязали руки?

Бенедикт пуще рассвирепел:

– Развяжем, когда скажешь, сколько войска у Мстислава.

Генрих ждал. Ответа не было. Он обошел вокруг Дмитрия и зашипел:

– Скажешь!

Дмитрий смерил его гневным взглядом. Если бы не были связаны руки, он кулаком бы ответил этой скользкой жабе.

– Кому сказать? – рванулся он к Генриху.

Тот отпрянул и завизжал:

– Держите его!

Дозорные схватили Дмитрия.

– Ты обо мне в Новгороде пронюхал? Хотел поймать? – брызгая слюной и сжимая кулаки, снова подошел к Дмитрию Генрих. – А я ускользнул, ушел, ушел… ушел… Руки коротки у вас!

Эти слова поразили Дмитрия. Значит, кто-то следил за Генрихом в Новгороде. Правильно делали. Но не сознаваться ж, что он, Дмитрий, ничего не знал о Генрихе в Новгороде! Пусть думает, что знал. Молодец Кирилл, правильно угадал!

– Пронюхал! – крикнул Дмитрий. – Жаль, что не схватили тебя тогда!

– А-а-а! – беснуясь, шипел Генрих. – Взять его!

– Погоди, он скажет, сколько войска, – вмешался Бенедикт.

Но Дмитрий стоял, будто немой, словно и не о нем шла речь. Осатанелый Бенедикт приказал бросить его в яму. Там уже лежали спутники Дмитрия.

Мстислав, как и условились, два дня ждал Дмитрия, а потом послал новый отряд разведчиков. Они возвратились поздно ночью и сообщили, что Дмитрий попал в плен. Об этом разведчики узнали в оселище от смердов.

Из ближайших оселищ приводили к Мстиславу людей, он расспрашивал их о войске Бенедикта, о том, что происходит в Галиче. Не хотел идти туда сломя голову, чтобы не терять зря воинов, выжидал, а тем временем снова посылал разведчиков – надо было узнать наверняка, где расположено венгерское войско. Постепенно подтягивал свою дружину к городу, задумал окружить Бенедикта в Галиче. Микула уже знал, где перейти Днестр в двух местах, где укрыть конницу в лесу, чтобы ударить по бегущему врагу. Узнал Микула, что из всех волостей и городов венгерские отряды собраны в Галич. Микуле помогал Иванко. Тут он был как рыба в воде, знал каждую тропинку, каждый кустик.

Не раз приходил к Мстиславу и просил его:

– Надобно идти, княже! Ударим! Я поеду!

Мстислав прогонял его.

– Ударим!.. Не спеши! Дмитрий вызвался, да и пропал. А у тебя ведь жена и сын. Ты что, не любишь их?

Мстислав сам выезжал с сотскими, осматривал все, а по вечерам советовался с ними. Уже все обдумали – какие полки пойдут, а какие будут со свежими силами ждать приказа. И Данило вот-вот подойдет с волынцами, да и галичанам, которые пришли к Мстиславу, надо приучиться, привыкнуть к новгородцам.

Перед ужином в субботу Мстислав собрал всех сотских.

– Поужинать, все осмотреть и трогаться, чтобы к утру крепость со всех сторон… – он рукой очертил круг, – и тогда Бенедикта за горло. Не удержится!

Сотские еще сидели у Мстислава, когда к нему привели галичанина. То был Теодосий.

– Кто ты и откуда? – спросил Мстислав.

– Я не один, много нас.

– Много?

– Много. Послал меня князь Данило из Владимира глянуть тайно, что в Галиче деется. А что смотреть, и так видно: Бенедикт истязает людей, гнать его надо. Я не дошел до города, в лесу застрял. Люду там много. Услыхали, что ты едешь, больше смелости стало. Думаешь, в Галиче такие люди, что спину гнут?

– Не думаю, – ответил Мстислав.

– Люду в лесу собралось из оселищ, из городов галицких, да и начали бить Бенедиктовых вояк. Думаешь, почему они так быстро из волостей поудирали? Щипать их начали. Они в Галич, как мухи, налетели, да не все в крепость успели – мы их по дороге ловили. А две сотни отогнали в горы, вот только сейчас оттуда возвернулись…

– А кто же тут у вас за воеводу?

– Нет ни единого, – тихо сказал Теодосий. – Которые бояре были тут, они Бенедикту зад лижут, а которые с Даниилом на Волыни, так они еще не успели сюда доехать.

– А кто же ведет всех?

– Да я правлю. – Теодосий глянул Мстиславу прямо в глаза.

– Ты?

– Я. Мне люди сказали: «Ты бывалый, ты и повелевай, что делать».

– Где же эти люди?

– А выйди во двор, там их сотен пять.

Мстислав быстро вышел из-за стола и велел сотским следовать за ним.

В предвечерней тишине скрипел снег под сапогами Мстислава. Выйдя за угол улицы, князь увидел на широкой площади огромную толпу воинов. То были люди, которые по своей воле собрались в войско, прятались по лесам, нападали на врагов.

Городские ремесленники, смерды и закупы из княжеских да боярских оселищ, старые и молодые – все, кто не мог уже больше переносить надругательств врага. Стояли они по сотням, конные отдельно от пеших.

– Храбрые воины! – похвалил Мстислав и приказал немедленно трогаться.

Бенедикт свое войско расположил по ту сторону реки, перед Галичем, намереваясь отогнать Мстиславовых дружинников за Днестр. «Лед еще тонкий, всех там потопим», – подбадривал он своих воевод.

С утра венгры увидели – русские спешно переходят через мост и бегут по долине. «Скоро назад будут удирать, да не смогут все сразу на мост попасть – в холодной воде искупаются!» – злорадно улыбался Бенедикт и велел начинать бой.

Но русские не удирали. Они не только не испугались грозных рядов вражеской конницы, но сами рвались навстречу. Хотя вначале стена русских воинов и вогнулась под натиском венгерских сотен, но никто не побежал назад. Русские рубились отчаянно. Бенедикт не мог сдвинуть их с места. Иссеченных дружинников, упавших с коней, заменяли их товарищи. Битва уже немало длилась, но русские не отступали. «Их не собьешь!» – сквозь зубы цедит Бенедикт и радуется, что он не в крепости сейчас, а в поле, – отсюда легче будет бежать от этих страшных новгородцев.

А русские вдруг начали неистово напирать, уничтожили первые ряды лучших воинов Бенедикта, рвутся вперед.

Что это там сбоку? Тучей плывут русские – пешие смерды. Откуда они взялись? «Держаться! Держаться!» – шепчет Бенедикт. Уже не о том, чтобы загнать русских на днестровский лед, думает наглый воевода. Он мечтает о другом – отойти без потерь и бежать, бежать. За спиной, как гром средь ясного неба, раздался воинственный клич. То из-за Галича вылетели новые русские сотни – они еще вчера были посланы Мстиславом, чтобы окружить город с юга. Теперь уже Бенедиктовы воины заметались по полю, беспорядочно побежали, думая об одном – только бы спастись, только бы остаться в живых. Вместе с ними ошалело скакал и Бенедикт.

– За Галич! – кричали новгородцы.

– За Галич! – радостно восклицали галицкие ковачи.

Враг удирал, а на поле боя оставались убитые и тяжело раненные.

Чужеземцы были изгнаны из Галича.

Галицкий люд радостно встречал новгородцев, благодарил их за помощь.

2

Связанного Дмитрия Судислав еще до бегства перевез из крепости на свое подворье. Дмитрий потерял счет дням.

Он лежал в темной и мокрой яме, избитый, связанный по рукам и ногам веревками, был не в силах двинуться с места. Сколько дней уже не кормят его – он не знал, в яме он был отрезан от всего живого.

Дмитрий начал засыпать, но до слуха его донесся какой-то отдаленный шум – открывали дверь в поруб.

…Кто-то переворачивает его.

– Где я? – шепчет Дмитрий, никого не видя.

Ему тихо отвечают:

– В яме, под землей.

«Где я слыхал этот голос? – Дмитрий напрягает память. – А может, показалось? Нет, слыхал».

– Это я, Твердохлеб. Вернулся из Владимира, у князя Даниила там был.

– А почто ты тут?

– Вызволить тебя хотел. Со стражей договорился. Уже и вход открыли, оставалось только лестницу спустить, да кто-то ударил меня по голове и бросил сюда. – Руки Твердохлеба ощупывали Дмитрия. – Да тебя так связали, как купцы товар к возам привязывают.

– А у тебя руки свободны?

– У меня и руки и ноги не связаны. Видно, у них времени не было связывать меня, бежать торопились. Теперь тихо, ничего не слышно.

– А тут всегда тихо, я лежал как в могиле. Руки болят очень, Развяжи, Твердохлеб.

– Трудно это сделать! Тут такие веревки, будто навечно тебя связали, – Стоя на коленях, Твердохлеб снова старательно начал ощупывать руки Дмитрия. – Узлы так завязали, что и концов не оставили. Лежи не шевелись, я зубами…

Твердохлеб лег рядом на солому, удобно примостившись, и, ухватив зубами веревку, начал жевать ее. Было противно, но Твердохлеб отплевывался и продолжал грызть. Тупая боль рвала тело Дмитрия. Он потерял сознание. Когда очнулся, было тихо. Не снится ли все это?

Даниил был недоволен. Прискакал запыхавшийся гонец и сказал, что новгородцы уже в Галиче. «Как я замешкался! – укорял себя Даниил. – Больше воинов хотел собрать. Собрал! Надо было скорее».

Оставив пеших, он помчался в Галич с конной дружиной. Скакал молча, за ним спешили Светозара и Мирослав. Но молчать надоело, и он, чтобы подбодрить себя, обратился к Светозаре:

– Галич уже недалече, Светозара, скоро Дмитрия увидишь. Гляди, – он поднял руку, – к Днестру спускаемся.

Вдали золотым сиянием засверкали на солнце купола церквей. Даниил пришпорил коня, а конь, увидев жилье, сам летел как ветер. Копыта простучали по днестровскому мосту. Промелькнули хатки Подгородья. Вот и крепость. С разгона влетает он на мост, минует ворота и останавливается, На площади всадники. К Даниилу подъезжает мужчина в княжьем шеломе и ласково улыбается, протягивает руки.

– Здравствуй, княже Данило!

Это Мстислав. Он на своем любимом сером коне, одет в зимний белый меховой кафтан. На шеломе пышное перо невиданной птицы. Кафтан перехвачен кованым поясом, а на поясе меч с золотой рукоятью – подарок новгородцев.

Даниил не может найти слов от смущения. Потом снимает шелом и кланяется.

– Славного князя Мстислава приветствую на Галицкой земле. – И добавил: – Как родного отца.

Мстислав поздоровался с Даниилом и, будто не замечая его смущения, спросил о приехавшей женщине.

– Это жена тысяцкого Дмитрия, – ответил Даниил. – Но я не вижу Дмитрия. Где он?

Мстислав приблизился к Светозаре и поклонился ей, сказав:

– Храбрый муж у тебя.

Когда вошли в терем, Мстислав рассказал об исчезновении Дмитрия. Светозара разрыдалась.

– Видишь? – обратилась она к Даниилу. – Чуяло мое сердце, не хотела я, чтобы он ехал в Новгород!

Она вызвалась сама искать Дмитрия, не полагаясь на дружинников.

– Поеду! – решительно сказала она.

Мстислав посмотрел на Даниила. Тот утвердительно кивнул головой, и Мстислав позвал дружинника.

Светозара торопливо вышла на подворье. Ей подвели коня. Она увидела, что к ней кто-то бежит.

– Теодосий! – крикнула она.

– Я!

– Ты не видел Дмитрия?

– Погоди. Я шел к князьям. Давно уже ищу Дмитрия, да нет следов. Вчера исчез Твердохлеб, а я мыслю – он там же, где и Дмитрий. Твердохлеба видели в крепости. Но видели и в Подгородье.

В сопровождении Теодосия Светозара поехала в Подгородье. На площади Теодосий остановился. Светозара недовольно посмотрела на него: «Спешить надо, а он мешкает…»

– Людей тут много ходит, расспросим, может, Твердохлеба видели.

Теодосий сидел на коне, беззаботно посматривая во все стороны. Бегали боярские слуги, горожане. То одного, то другого спрашивал он, не видели ль Твердохлеба.

Светозара тронула его за руку. Он покачал головой, не оглядываясь.

– Подожди!

Подошел старичок, слуга боярина Судислава.

– Твердохлеба не видел? – наклонился к нему Теодосий.

Старик, оглядываясь, прошептал:

– Видел. На нашем подворье был. Он входил в ворота, когда все уже бежали… А опосля не видел.

– Едем на подворье Судислава. Влезай сюда. – И он, подхватив старика, посадил впереди себя.

Во дворе все пошли за стариком. В саду, на опушке, он остановился возле груши и постучал палкой о землю, послушал и пошел дальше; опять постучал – раздался глухой звук. Ползая по земле, он, обернувшись к Светозаре, промолвил:

– Повелел мне Судислав, чтоб я никому об этой яме не сказывал, стращал, что убьет. Да теперь уж все равно, мне умирать скоро. А знают про нее мало людей – я да еще двое.

Он ощупывал рукой землю, отбрасывал комья и наконец потащил на себя дверь. Открылся вход в подземелье. Оттуда потянуло сыростью и прелью.

– Ступайте за мной, – сказал старик.

Теодосий и Светозара полезли за ним.

– Поднимай эту откидную дверь! – приказал дед.

Теодосий ухватился за огромное кольцо, но оно не поддавалось. Из-под земли глухо доносились голоса.

– Тут! – сказал дед. – Поднимай крышку, Теодосий!

Теодосий уперся обеими ногами и рванул кольцо. Дверь со скрипом поднялась вверх. Голоса в яме умолкли.

– Дми-три-ий! – надрывно закричала Светозара.

– Я… – послышался стон.

– Твердохлеб! – гаркнул Теодосий.

– Тут я. Скорее подавай лестницу!

3

Столько забот у Микулы! Всех новгородцев надо где-то разместить. А их много! Микула уцепился за рукав Мирослава.

– Нет, ты от меня так не уйдешь. Помоги…

– Да я и не собирался бежать, – шутит Мирослав. – Всех укроем под крышей, никто на морозе не будет.

Пеших расположили в Подгородье, но для всех не хватило домов, – тогда тиуны повели оставшихся в соседние оселища. Конные дружинники разместились в крепости, на Судиславовом подворье да во дворах бояр, убежавших с Бенедиктом.

…В сотне, которая ходила с Дмитрием в Новгород, было много волынцев. Теперь, когда венгерских баронов уже выгнали, можно и домой отпроситься. Мирослав никого не задерживал, условился с Даниилом, чтобы всей сотне дать отдых.

Иванко твердо решил – завтра днем тронется во Владимир.

Как только его отпустили, он вскочил на коня и поскакал к родителям. Повидаться с ними и завтра лететь к Роксане! Теперь можно было беспрепятственно ехать, не то что при проклятом Бенедикте, когда приходилось на родной земле от своих же прятаться… Иванко, лихо заломив шапку, подбоченясь сидит в седле, сдерживает коня, чтобы шел медленно: хочется так въехать, чтобы мать и отец обрадовались. Здесь было тише, чем в крепости, – До их улицы еще не дошла очередь принимать новгородцев на постой. Но и тут суетилось много людей. Иванку сразу заметили. Первыми его увидели ребятишки.

– Новгородец! Новгородец! – восторженно кричали они, забегали вперед и здоровались: – Здравствуйте! Здравствуйте!

Новгородцем Иванку они называли потому, что он был в высокой новгородской шапке. Иванко только улыбнулся. Детвора бежала за ним, подпрыгивая, выкрикивая. На шум люди выходили за ворота. Уже недалеко и до родительского дома. Кто-то стоит во дворе. Иванко узнал мать. Она наклонилась над кучей хвороста, «Видно, для печи берет», – подумал Иванко и въехал в калитку.

– Ой, кто это? – испуганно вымолвила мать.

Она и впрямь не узнала сына – он надвинул шапку на лоб, закрыл глаза.

– Как же ты, Татьяна, Иванку нашего не узнала! – неожиданно появился отец с топором в руках.

Мать уронила хворост, зарыдала.

– Ой, сынок, сынок! – И бросилась к нему.

Иванко спрыгнул с коня и, обняв, поднял на руки свою маленькую, щупленькую мать.

– Вернулся! Вернулся! – только и могла промолвить она, целуя сына в лоб, в глаза, в щеки.

– Чего же мы стали на улице? Идемте в дом. Ты, Татьяна, вовсе голову потеряла.

– Потеряла. Радость-то какая большая! А ты чего смеешься? Идемте в дом.

– Идем! – степенно сказал Смеливец. – Только куда же твоего коня? Конюшни у нас, ковачей, нет. Может, в дом завести?

Теперь уже возмутилась Татьяна:

– Вот ты уж, верно, голову потерял. Коня в дом!

– А куда же его?

– Людей попросим приютить.

Она оглянулась. В их дворе было много детворы. Вон Людомиров сын Петро. И она позвала его.

– Петруня! Петруня! Поставь в вашу конюшню коня, – попросила его Татьяна, – а я тебе гостинец дам.

– Поставлю! – радостно откликнулся Петро. Ему шел пятнадцатый год, он был самым старшим среди братьев и сестер.

Петро повел коня. Иванко крикнул ему вслед:

– Поить сразу нельзя, он горячий.

– Пойдем, сыночек, в хату, – потянула его за собой Татьяна.

Давно не был Иванко дома, но в хате ничего не изменилось.

Татьяна не знала, за что взяться. Глянула в печь, где весело потрескивал хворост, и обернулась, будто хотела что-то взять.

– Садись, сынок. Дай погляжу, каков ты есть, – И заплакала. – А я тебя выглядывала, выглядывала. Устал? Дома побудешь, отдохнешь?

– Побудет, – успокаивающе сказал отец. – После такой дороги!

Иванко смутился: и родителей не хотелось тревожить, и к Роксане во Владимир сердце рвалось.

– Побуду! Сегодня побуду, а завтра уеду.

– Куда? – встрепенулась мать. – Только что приехал. И снова?

– Нет, мамо, туда уже не поеду… Я к Роксане и к Ростиславу. Вырос, верно, без меня.

Татьяна на радостях и забыла, что сын уже оторвался от дома, что уже о своей семье думает.

– Увидишь их, Иванко, но и с нами побудь хоть денечек.

Что мог сказать Иванко матери? День? Как вытерпеть, чтобы еще днем позже увидеть Роксану и сына?

Заметив беспокойство сына, Татьяна взглядом попросила поддержки у Смеливца. Но Смеливец только покачал головой: подожди, мол. Поудобнее усевшись на скамье, он начал расспрашивать Иванку о Новгороде. А Татьяна села рядом с сыном, взяла его за руку, глаз с него не спускала.

Как быстро и незаметно вырастают дети! Кажется, еще совсем недавно бегал Иванко маленьким мальчиком, а уже как вырос! Всегда мать тревожится, всегда волнуется: и с малым ребенком хлопоты, а поднимется на ноги, станет взрослый – еще больше горестей! Никогда не бывает спокойным материнское сердце.

Слушая рассказ Иванки о новгородском вече, Смеливец заговорил о Галиче:

– Чужих бояр мы прогнали, дышать легче стало, может, теперь и свои не такими злыми будут.

– Молчи! Доколь ты их бранить будешь? – Татьяна дернула мужа за плечо. – И так горя много. Сболтнешь что-нибудь на людях, дойдет до бояр – голову снимут. Иванко! Почто ты ему про вече рассказал?

Иванко громко рассмеялся и обнял мать.

– Чего это вы, мамо, так на отца! Я еще и про Мирошкинича поведаю.

– Про кого? – испуганно спросила Татьяна.

– Был в Новгороде такой лютый боярин, вроде нашего Судислава. Да не побоялись его новгородцы. С такими надобно как с волками разговаривать – рогатиной. Ох, мамо, мне рассказывали: как новгородцы встанут заедино – дрожат перед ними бояре, боятся.

– Что ты, Иванко! – испуганно промолвила Татьяна.

– А что, мамо?

– Ты такой же, как и прежде, горячий. Я думала – станешь старше, поумнеешь. Нельзя так, Иванко!

– А я и поумнел, мамо, свет повидал, узнал, как люди живут. Ужель так и надлежит нам спину перед боярами гнуть, разве мы не люди?

Смеливец улыбался в усы, тайком от Татьяны подмигивал Иванке, подбадривал сына взглядом.

– Иванко! Ой, что ты! Сынок у тебя есть, про него не забывай. Не лезь на бояр – злые они люди, боюсь я, сиротой будет внучек мой… Внучек мой дорогой, я же тебя еще и не видела.

– Теперь увидишь, Татьяна. Поедем ко внуку, теперь дорога не закрыта, – прервал ее Смеливец.

– Поедешь! Князь какой! – накинулась на него Татьяна. – Задумал да и поехал!

– А я их, мамо, сюда привезу, Роксану и Ростислава, – встал на защиту отца Иванко.

– Береги себя, Иванко, для сынка своего… Вон Людомир оставил детей сиротами… – всхлипнула она. – Не связывайся с боярами…

Иванко еще нежнее обнял мать, прижал к себе и положил голову ей на плечо. Татьяна улыбнулась.

– Маленьким был – вот так же у меня на плече прятался. Отдохни, Иванко. Роксанины родители придут…

– Я поеду к ним сегодня.

– Они сами придут, я Ольге передавала.

– Что ты передавала? Про Иванку? – вмешался Смеливец. – Да откуда же ты знала, что он придет домой?

– Не знала я, что с новгородцами он. А слухи про новгородцев шли, да и видели мы, как Бенедикт удирал. А я думала: новгородцы придут – может, и про Иванку что скажут. Ольга скоро прибежит… Ох, что же это я? Обрадовалась, что тебя, сынок, увидела, и есть не даю.

Татьяна заспешила к печи, достала горшок варева, миску с коржами.

– Садись, Иванко, к столу! Хороша мать, кормит баснями! Стара стала, забываю… А ведь и ужинать пора.

– С дороги и умыться надо, – добавил Смеливец. – Такой уж обычай – за стол садись с чистыми руками. Становись, сынок, полью тебе на руки.

– Что? – возразил Иванко. – Поливать на руки? Нет, где это видано, чтобы старшие молодым услуживали!

– Становись! Становись! – приказывал отец. – Ты заслужил, воин наш.

Иванко наклонился над большой глиняной миской. Не успел он умыться, как в дом вошли Твердохлеб, Ольга и Лелюк.

– Услыхали мы, что ты приехал, – с порога промолвила Ольга и бросилась к зятю, – и прибежали. – Она пристально глянула на него. – Такой, как и был. Только борода стала больше. – И со слезами упала ему на грудь.

– Что вы, что вы, мамо! – растерянно говорил смутившийся Иванко.

– От радости! Ой, Роксанушка моя, когда же я тебя увижу? – И, обернувшись к Твердохлебу, решительно сказала: – Поедем к ней.

– Легко сказать «поедем»! Что ты за боярыня такая – как сказала, так и поедешь! И я бы поехал, да не на чем. А где кони, где деньги?

Ольга укоризненно глянула на него, покачала головой.

– Ты всегда такой…

– Такой, Ольга.

Чтоб утешить Ольгу, Иванко пообещал ей:

– Я приеду за вами… скоро.

В хату робко заглянул Петро.

– Что? – забеспокоился Иванко. – Конь?

– Конь ничего, сено ест, – ответил Петро. – Поди сюда, Иванко, – таинственно позвал его мальчик.

Все удивились, а Петро потащил Иванку в угол, к печи, и что-то зашептал ему. Выслушав его, Иванко бросился к скамье, схватил меч.

– Куда? – остановил его Смеливец. – Отдыхай.

– Надо! Скоро вернусь. Такое дело, отец! – горячо воскликнул Иванко и направился к порогу.

Но выскочить не успел. Сколько сегодня неожиданных встреч в хате Смеливца! Дверь открылась, и на пороге появилась Роксана, держа за руку Ростислава, закутанного в шубку.

– Иванко! Иванко мой! – завопила она и опрометью бросилась к Нему. – Ох, как я соскучилась по тебе! – Она стала целовать его, не давая сказать ни слова;—Молчи! Смотри на нас и молчи. Сынок, иди к отцу!

Ослепленная радостью встречи с Иванкой, Роксана не видела никого. Отдав Ростислава Иванке, она обняла их обоих и радостно защебетала:

– Вот и приехал наш отец, сынок! Вот мы и дождались его!

Ошеломленная Ольга в первое мгновение не могла ни сдвинуться с места, ни заговорить.

– Дочь моя! Роксана! – бросилась она к Роксане.

И Роксана не думала встретить здесь мать.

– Вы все тут! Мамо! – приникла она к Ольге.

– И я тут! – подал голос Твердохлеб.

Роксана подбежала к отцу.

– О! И Лелюк пришел! – радостно воскликнула она.

Ольга позвала сына к себе. Мальчик исподлобья смотрел на незнакомых людей.

Роксана поздоровалась со Смеливцем и Татьяной.

– Вся семья собралась! Как я рада! Ой, сколько перемучилась! Как летела сюда, к вам, мыслями своими. О! А про дитя и забыла. Раздевайся, сынок. – Она сняла с него мохнатую шапку и шубку.

– Смотрите, какой у меня сын беленький! – похвалилась Роксана.

Иванко смотрел то на Роксану, то на Ростислава и снова кидался их целовать.

– А я обещал повезти вас во Владимир, – улыбнулся он Ольге.