Текст книги "Даниил Галицкий"

Автор книги: Антон Хижняк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 36 страниц)

– Низкий поклон тебе, княже! – прозвучал в тишине трепетный голос Даниила. – Я сделал так, как ты велел: привел все свое войско!

Мстислав подъехал к Даниилу, наклонился, обнял его и трижды поцеловал.

– Слава тебе, князь Данило! Слава воинам русским!

И войско откликнулось тысячеголосым хором:

– Сла-а-а-вва-а!

Эхо могучей волной прокатилось по долинам и лесам.

Мстислав оглянулся. К нему подъехали ключник и слуга. Взяв из рук ключника большой сверток, Мстислав развернул аксамит и поднял двумя руками меч с золотой рукоятью.

– Прими от меня подарок, Даниил. Этим мечом я десятки лет рубил врагов, далеко с ним заходил. Возьми сей чистосердечный дар, руби врагов земли Русской. А это, – Мстислав взял из рук слуги второй сверток, – золотой шелом. Да будет слава твоя сиять, яко солнце на небе!

Даниил, приняв меч и шелом, растерялся и не мог ничего сказать – так он был тронут лаской Мстислава.

– А еще коня тебе дарю. Он быстр как ветер.

Дружинники подвели к Даниилу серого коня. Конь дрожал, нетерпеливо бил копытом, прядал ушами и хватал ноздрями воздух.

– Прими сии дары в знак уважения нашего к храбрости твоей, – промолвил Мстислав.

По рядам воинов пронесся шепот одобрения. Отважный русский богатырь Мстислав, приветствуя Даниила, чтил тем самым доблесть воинов-галичан.

Книга вторая

Глава первая

1

ано утром, пока еще солнце не показывалось из-за леса, Анна выходила на крепостные стены, и дозорные дружинники уже не удивлялись этому. Словно бы не замечая ее, они отходили в сторону, сходили с башни и шагали по стенам, поеживаясь от утреннего холода. Анна оставалась в башне одна.

Сидит она на башенном подоконнике и всматривается в даль. Вокруг, сколько видит глаз, густой стеной стоит лес, а между деревьями вьюном поползла узкая дорога. Дубы и ясени уже обнажились, но лес от этого не стал прозрачным: сколько ни вглядывается Анна, ничего не видит. Шумит густой волынский лес, будто хочет усыпить, убаюкать. В это раннее утро еще спит славный город Владимир, еще не слышно в пригороде кузнечных перезвонов, еще не выходят купцы из своих хором, еще видит сладкие сны звонарь ближней церкви. Морозным выдалось это осеннее утро, но Анне вовсе не холодно; она не заметила даже, как сполз с ее плеч большой бархатный платок; белыми руками оперлась она на железную ограду башни, но руки ее горят, согревают железо, и кажется, что оно становится теплее. Застывшим взглядом впилась она в облачко, плывущее на юг.

Анна не видела, как к ней подошла Светозара.

Светозаре хочется развлечь Анну после вчерашнего. Как кричала, как волновалась Анна – и все из-за какой-то никчемной девчонки, которая не захотела жить в покоях княгини! Много ли дела там? Только убрать Да побежать туда, куда велит княгиня. И хорошо сделала Анна, приказав тиуну отстегать эту наглую девку кнутами на конюшне. Сегодня привела новую, княгиня останется довольна. Правду сказать, и эта упирается, но это она цену себе набивает, чтобы княгиня добрее к ней была. За эту горничную Анна будет благодарна ей, Светозаре.

Анна оглянулась и увидела Светозару.

– Чего ты так рано встала?

– А я и не спала, княгиня, слышала, как ты ходишь по светлице. Хочу тебя развеселить. Развей свою печаль, не убивайся. Успокоиться тебе надобно, ты так вчера разгневалась…

– Из-за той девки? – быстро спросила Анна.

– Из-за нее. А я тебе подарок приготовила.

– Какой?

– Другую девку привела. И лицом хороша, и проворна. Тебе понравится, ты любишь таких.

Анна схватила Светозару за плечо.

– Спасибо тебе! Я Даниле скажу, как ты меня тут утешала. Он тебя отблагодарит.

– Вот и хорошо. Стоит ли терзать себя из-за какой-то никчемной девки!

– Пойдем, покажи новую.

Они быстро спустились с башни в княжий терем.

Сначала вошли в сенцы, а оттуда – в длинную светлицу, потом перешли в меньшую, миновали еще одну дверь и очутились в широкой, многооконной комнате.

– Посидим, отдохну малость, быстро шли, – повела Анна Светозару к скамье. – Уф! Устала. И по ночам не сплю, и днем не усну, хожу по этим светлицам, не знаю, что делать.

– А что тебе делать? За княгиню все сделают, только скажи.

Анна будто и не слышала этих слов, продолжала:

– Истосковаться можно… А почему та служанка не согласилась?

– Плакала, говорила, что больна. У нее под Галичем муж убит, когда в ночные набеги из крепости ходили.

– А откуда она знает об этом? – недовольно спросила Анна.

– Гонцы рассказали. В ту ночь пятерых убили.

– Ну и что Же? – надула губы Анна. – Но если ее к княгине берут, она не смеет отказываться!

Светозара взяла ее за руки.

– Успокойся, княгиня, ты же сама прогнала ее.

– А как она посмела перечить мне! – топнула ногой Анна.

– В груди, говорит, у нее болит, не может наклониться, – сказала Светозара и, чтобы отвлечь внимание Анны, перевела разговор на другое: – Вот я приведу тебе новую.

– Не может наклониться! Боярыня! – не успокаивалась Анна.

Светозара хотела успокоить ее, но это не удавалось. Вдруг она услыхала стук копыт и закричала:

– Кто-то едет!

Анна прислушалась.

– Верно!.. Беги к окну, Светозара!

Светозара подлетела к окну.

– Гонец! – радостно воскликнула она.

Анна побледнела и еле слышно произнесла:

– Беги, веди его сюда…

Светозара метнулась из светелки. Вскоре она вернулась, за ней осторожно шел гонец. Переступив порог, он склонил голову, вытащил из-под кольчуги пергаментный свиток.

– С добрым днем, княгиня! Князь Данило велел кланяться и сказать, что он жив и здоров.

– Ты сам его видел? Жив? Где он сейчас?

– Жив! На Понизье, за Днестром теперь он, вместе с князем Мстиславом. Скоро дома будет. Битва там была великая.

– А князь не ранен?

– Нет, невредим.

– Я говорила тебе, княгиня… – бросилась к Анне Светозара.

Анна закрыла лицо руками и начала всхлипывать. Гонец не знал, что делать. Светозара махнула рукой, и он вышел.

– Вот видишь, как все хорошо! – увивалась около Анны Светозара. – Теперь ты будешь веселой.

– Веселой!.. Зови эту девку!

Светозара выскочила из светлицы и велела привести девушку.

Анна оправила на себе сарафан, коснулась пальцами платка. Слуга несмело открыл дверь и втолкнул в светлицу высокую, стройную девушку. Она боязливо остановилась у порога.

– Иди ближе, – велела Светозара.

Девушка сделала несколько шагов. Анна удивленно осматривала ее. Правду сказала Светозара – хороша девка лицом.

– Как тебя зовут? – сурово спросила Анна.

– Аленка, – тихим голосом ответила испуганная девушка.

Она стояла, освещенная утренним солнцем; ее длинная русая коса, перекинутая через плечо, под лучами солнца казалась еще светлее; голубые глаза смотрели умоляюще; на худых щеках играл румянец; по-детски полные губы дрожали.

– Чья ты? – сурово спросила Анна, уязвленная красотой девушки.

«И где такая выросла?» – подумала она и сравнила ее со Светозарой: Аленка была красивее молодой боярыни.

– Я внучка деда Климяты, он вам мед возит, – боязливо вымолвила Аленка.

Светозара наблюдала за выражением лица Анны и не могла понять, довольна она или нет. Анна кусала губы.

– Будешь мне прислуживать, – сухо сказала она и отвернулась к окну.

Светозара шепнула Аленке:

– Благодари княгиню за ласку, кланяйся!

Аленка оттолкнула руку Светозары, подошла к Анне и упала на колени.

– Прошу я вас, не берите меня, – И поклонилась до самой земли.

Анна порывисто обернулась. «Как? И эта отказывается?!» Такой злой Светозара еще не видела Анну.

– Вы что, сговорились? Останешься у меня! – не своим голосом сказала Анна.

Аленка подползла к княгине.

– Прошу вас, не губите…

– Что такое?

– У нас беда… Мама заболела, умирает… Есть нечего… У меня братик и сестренка – кто же будет за мамой и за ними присматривать?

– Я тебе велю быть у меня, – уже спокойнее приказывает Анна и размышляет: «Может, подойти к ней с лаской и она не будет упираться? Какие наглые эти смердовские девки, не слушают княгиню!» – Тебе хорошо будет у меня.

– Прошу вас, не берите! – еле сдерживая слезы, умоляет Аленка. – Ой, мама моя!

– Останешься тут! – резко отвечает Анна и обращается к Светозаре: – Скажи, пусть она идет в светлицы и убирает.

Как морозом обдали Аленку эти слова. Есть ли у княгини сердце? Никогда не была Аленка среди князей и бояр, не знает, как вести себя у них. «Неужели они не слышат, что им говорят? Что делать, если они не понимают человеческих слов? Умолять! Еще умолять!» – мелькнула спасительная мысль. И Аленка уже не соображает, что говорит.

– Прошу вас, не берите! Разве у вас нет матери?.. Мама моя больна. – Она поднялась на ноги, выпрямилась, провела рукой по лицу, посмотрела на Светозару.

Но Светозара, отвернувшись, опустила глаза. «Нет, эта боярыня не поможет». Аленка сложила руки на груди, как в церкви на молитве, приблизилась к Анне.

– Я одна везде… День и ночь работаю, кормлю их… Вот мои руки… Я вам тонкое полотно тку, для княжьего двора, и на работу меня гоняют – рожь молотить… Я не отказываюсь, все делаю… Смилуйтесь, княгиня!

– Будешь у меня работать! – вскакивает Анна.

Глаза ее горят. Аленке становится страшно от этого взгляда. «Ну что еще сказать ей? Не понимает!»

– Зови тиуна! – кричит Анна Светозаре.

Боярыне стало не по себе. «Видно, как и вчера, Анна повелит бить эту девчонку. Так им и надо за их непокорность!» Она дернула Аленку за руку и прошипела:

– Проси! В ноги княгине!

Аленка ничего не понимала. Чего они хотят от нее? Может, отпускают? Нет. Обе злые… Аленка падает на пол и заливается слезами.

– Не могу я! Не могу… Ой, погибла! Ой, смерть моя близко!.. Что мне делать? Княгиня! – вопит она.

«Какие упрямые!» Анна машет рукой Светозаре.

– Позови тиуна.;. Пускай… прогонит ее домой. – И отвернулась.

Светозара хватает Аленку за руку и тащит к порогу. Аленка вырывается, но боярыня с остервенением толкает ее в дверь и уже на пороге цедит сквозь зубы:

– Беги!.. Не нужна ты княгине… У, какие противные!

Аленка потрясена неожиданной радостью. Значит, ее не берут! Не взглянув на Анну, она выбегает во двор.

Аленка и не заметила, как пробежала последнюю владимирскую улицу, как очутилась за городом. Пройти еще через лес, а там родное оселище. Она уже подходит к своему двору. Что-то делается дома? Ведь она не была со вчерашнего дня. Их двор крайний, у самого леса. Накренилась, вросла в землю убогая избушка. Аленка с трудом открывает покосившуюся наружную дверь. Порывисто толкает вторую и останавливается на пороге. В комнате полумрак – сколько могут дать света два маленьких оконца? На деревянном настиле лежит неподвижная мать, к ней приникли дети.

– Аленка! – радостно восклицает белявый мальчик и бросается к ней. – А мы маме воду даем, намочим тряпку и ко лбу прикладываем.

Аленка обнимает братика и спешит к матери.

– Как ты, мамо? – наклоняется к матери и смотрит в ее измученное лицо.

– Что тебе сказали, дочка? – спрашивает, тяжело дыша, мать.

Услыхав ответ Аленки, она улыбается.

– Вот мне и легче стало. – Она силится поднять голову, тянется к Аленке.

– Не надо, не надо, мамо, не шевелитесь! – Аленка целует мать в потрескавшиеся губы. – Меня отпустили, и теперь я буду дома.

Она окинула взглядом сырые черные стены, поломанный, прислоненный к углу стол, покосившуюся скамью. Разве такое видела она в княжеских светлицах? Если бы мать лежала в сухом месте, она давно уже поднялась бы.

– Ничего, мамо, все хорошо, я буду полотно ткать. – Она подошла к верстаку, провела по нему пальцами – Буду ткать, пусть одеваются, чтоб их леший взял.

Села, взяла в руки челнок, и он пошел сновать.

Мать застонала. Аленка кинулась к ней.

– Что, мамо?

– В груди печет, и голова горит.

Что же дать матери? Каких лекарств? Аленка намочила беленькую тряпочку в холодной воде и положила ей на лоб.

– Теперь мне лучше, – прошептала мать. – Так легче… Еще холодного…

Аленка дала матери попить. Мальчик и девочка притихли на скамье. Они рады были, что Аленка дома. Теперь можно побегать и поиграть; только вот есть хочется, а дома нет ничего – еще вчера вечером съели они краюху хлеба, оставленную Аленкой.

Мальчик набрался смелости, подошел к Аленке и, чтоб мать не услышала, Сказал шепотом:

– Есть хотим… Сегодня ничего не ели.

Аленка осмотрелась вокруг, словно могла увидеть что-нибудь в пустом доме. Мать догадалась, о чем они шептались, и через силу, часто останавливаясь, сказала Аленке:

– Сходи к Роксане… попроси хлеба… Потом отдадим!..

«Отдадим!» Откуда же взять для отдачи? Но все-таки придется идти к Роксане, хотя та отрывает от своего рта. Аленка посмотрела на братика и сестричку, на их бледные, маленькие личики. На девочке хоть юбчонка целенькая, а на мальчике штопаные-перештопаные гащи да изорванная рубашка. А ведь Аленка ткет полотно. Но разве для себя? Для княжьего двора. Когда успеет выткать что-нибудь и для себя, то надо на торг нести, продавать – есть ведь надо каждый день.

– Я пойду, мама, к Роксане, она даст, – после долгого молчания тихо проговорила Аленка. – Она не откажет… А вы посидите возле мамы, – велит она малышам. Девочка покорно садится у ног матери, а мальчик с завистью поглядывает на окно: видно – его ровесники побежали в лес. Как там хорошо! Можно корни какие нибудь найти и ягоды, не замеченные людьми и зверями…

– Беги погуляй, – разрешает Аленка, и мальчик срывается со скамьи, стремглав выскакивает во двор.

…В который раз уже шла Аленка к Роксане! А что поделаешь, если в оселище никого роднее Роксаны и Иванки нет, если у них Аленка чувствует себя как дома…

Аленка не узнала Роксану. Сколько горячей радости излучают ее глаза, сколько радости в каждом ее движении! Будто и хатка ее стала веселее: снаружи Роксана помазала стены белой глиной, открыла дверь и подперла ее доской – пусть входит свежий воздух, – а сама подмазывает печь; бросив щетку, она схватила веник и смахнула паутинку в углу. Аленка незаметно стала на пороге, прислонилась к двери, залюбовалась Роксаной. Будто моложе стала Роксана – она была похожа на девушку, которой еще не завязывали косы перед венцом.

– Роксана! – позвала Аленка.

– Аленка! – откликнулась Роксана и, бросив все, подбежала к ней, схватила ее за руки, посмотрела ей в глаза. – Как? Ну? Говори.

– Отпустила княгиня.

– Рада я за тебя! – крепко обняла Роксана Аленку. – И у меня радость: гонец ко мне забегал, после княгини сюда зашел, Иванко весточку передал – скоро домой придет.

Увлеченная своей радостью, Роксана и не заметила сразу, как болезненно отозвалось на Аленке известие о возвращении воинов из похода: Роксана забыла, что Аленке уже не дождаться своего милого – погиб он в Угровске. Вспомнив об этом, Роксана по-матерински приголубила Аленку.

– Вот и хорошо, теперь ты дома будешь. А я уж боялась, что тебя у княгини оставят. – Она посмотрела в печальные глаза Аленки и сказала: – Не надо так убиваться, сушить сердце…

Роксана чувствовала, что говорит не те слова: разве можно помочь чем-нибудь Аленкиному горю, разве можно вернуть ей радость встречи с милым? Не поднимая глаз, Аленка промолвила:

– Сушить сердце?.. Буду сушить, буду думать о Павле. Никто мне больше не мил, так и останусь одна.

Роксана еще нежнее прижала к себе Аленку. «Бедная девушка! Никогда уже не посмотрит она в глаза своему ладе…»

– Аленка, не плачь. Вот приедет Иванко, нам всем легче станет – и вашей семье, и нам с сынком… Он подправит нашу хату и от тиуна защитит.

Аленка молчала, уставившись в пол неподвижным взглядом.

2

В окно заглянуло теплое мартовское солнце, и под его лучами заискрились драгоценные украшения на рукоятках мечей и на щитах, развешанных по стенам. Давно Даниил не спал так сладко, – сразу после похода он погрузился в повседневные дела, ездил по городам и оселищам, ко всему присматривался, требовал от тиунов, чтобы они больше хлеба, дичи и полотна собирали в клети князя. Смерды жаловались через тиунов, просили князя уменьшить поборы, кланялись и сами Даниилу, когда встречали его в оселищах. Он выслушивал, приказывал все разведывать и ему рассказывать. А что тиунам разведывать, они и так знают: смерды обманывают, им бы только ничего не возить в княжьи клети! И снова именем князя тащили тиуны смердовскую рожь и птицу, сено и полотно. Боярские смерды жаловались князю на бояр, а он опять посылал к тиунам – им обо всем ведать надлежит.

С тех пор как Даниил вернулся из похода, прошло уже немало времени. Как будто спокойнее стало – король венгерский и князь польский не зарятся на Русскую землю, после Фильния ни один венгерский воевода не лезет в Галич.

Проснувшись, Даниил прошелся по опочивальне, остановился у окна. «Хороший день, – сказал сам себе, – и отдохнуть можно». На подворье никого не видно, – дворский приказывал не ходить без дела, князя не тревожить.

Скоро Анна прибежит, позовет к трапезе. Но кто-то стучит в дверь. К чему бы Анне стучать? Даниил прислушивается. Снова негромко стучат. Даниил недовольно отозвался – в дверь заглядывает Андрей-дворский.

– Почто так рано? – сердито встречает его Даниил. – Я велел не беспокоить меня сегодня.

Дворский почтительно кланяется.

– Дела вельми спешные, княже.

Даниил, нахмурившись, садится к столу. Он не хочет спрашивать, ждет, пока дворский сам скажет. Отвернувшись, князь смотрит в окно. Как хорошо начался день – и вдруг Андрей с какой-то неожиданностью…

– На суд твой княжий, – тихо шепчет Андрей. – Разбери милостиво. Ночью в Петричевом оселище твой огнищанин убит, гумно с рожью сожжено.

Даниил быстро повернулся, вскочил со скамьи, глаза его гневно засверкали.

– Поймали татя, разбойника?

– Поймали.

– Казнить! Казнить! Тому, кто осмелился на княжье добро руку поднять, голову с плеч! Кто он?

– Иванко.

– Иванко? – переспрашивает пораженный Даниил.

– Он.

Вошел Мирослав.

– К тебе, Данило. Не спрашивая, прямо иду… – начал Мирослав и замолчал, увидев, что Даниил рассержен.

– Чего тебе? – сурово спросил Даниил.

– Про Иванку…

Даниил не дал закончить:

– Ты уже знаешь? Казнить! Чтоб другим неповадно было. Смердам потакать нельзя: смолчишь – растащат и княжеское и боярское добро.

– Я не о том, – неловко ответил встревоженный Мирослав. – Казнить? Я мыслю…

– Что ты мыслишь? – снова перебил его Даниил.

– Зачем так жестоко? Иванко – хороший воин, ты и в Новгород его посылал, а Роксана – жена его. Роксана тебя выходила.

Даниил задумался, сел на лавку, обхватив голову руками, потом медленно поднял голову и взглянул на дворского. Напоминание о Роксане немного охладило его гнев. Он спросил дворского, глядя в сторону:

– Иванко виноват?

Дворский торопливо отвечает:

– Виноват! Поймали!..

Мирослав подбежал к Даниилу.

– Невиновен… Еще не допросили. Надобно все разузнать.

В комнате воцарилась гнетущая тишина. Мирослав не хотел нарушать ее, он видел, что Даниил еле сдерживает себя и лучше его не трогать. «Он согласится со мной», – думал Мирослав. Дворский на цыпочках осторожно отошел к порогу.

За дверью послышалось бормотание Филиппа. Вбежал слуга.

– Боярин Филипп!

– Пусть зайдет, – махнул рукой Даниил.

Филипп переступил порог, но, увидев Мирослава и дворского, остановился и склонил голову.

– Дозволь, княже?

Даниил кивнул.

Филипп прошел вперед и остановился возле Мирослава. Никто не начинал разговора. Филипп не знал причины молчания, но догадывался, что Даниил рассердился после разговора с Мирославом. Видно, дворский рассказал уже про Иванку. Но что ответил Даниил?

– Ну! Что скажешь?

«К кому он обращается? – Филипп оглянулся. – К дворскому?»

– Филипп, я тебя спрашиваю.

– Я… – нерешительно начал Филипп. – Я шел к Дмитрию… Мне сказали, что тати уничтожили твое добро… Иванку поймали…

– Дальше, дальше! – оборвал Даниил.

– Я шел…

– Знаю уже – шел. Что скажешь?

– Я мыслю так, что татей надобно карать, не то все добро уничтожат… И еще ругал тебя, что притесняешь смердов.

– Кто ругал?

– Иванко.

Мирослав не выдержал:

– Ты сам слыхал?

– Тиун сказал.

– Слышишь, княже? – подошел к Даниилу Мирослав.

– Слышу! – зло ответил Даниил. – Покарать!

– Княже!

– Покарать! – повторил Даниил. – Филипп будет судить!

Филипп поклонился и выскользнул из комнаты. За ним вышел Мирослав. Андрей-дворский задержался, но, видя, что Даниил задумался и не обращает на него внимания, тоже вышел, потихоньку прикрыв за собою дверь. Даниил склонился над столом. Захотелось вернуть Филиппа, но, вспомнив, что, по словам Филиппа, Иванко ругал его, князь Даниил решительно махнул рукой.

– Непокорных надобно карать, – сказал он вслух и будто успокоился.

Послышался крик в сенях – кто-то пререкался с дружинником, стоявшим на страже. Дернули дверь, потом все стихло. Но через мгновение шум возобновился и на пороге показалась Роксана.

– Ты что же врешь, что князя нет дома? – набросилась она на дружинника. – Он здесь! – И побежала к Даниилу.

Ее коса распустилась, платок она уронила на пороге, левый рукав сорочки был разорван, – видно, боролась со стражником. Глаза у Роксаны были заплаканы, губы дрожали. Добежав до стола, она упала на колени.

– Княже, Иванку забрали! – крикнула она не своим голосом.

Даниил молчал, холодно глядя на нее. Дружинник вбежал в комнату, хотел схватить Роксану, но Даниил поднял руку и знаком велел ему уйти.

– Слышишь, княже? Иванку тиун забрал! – продолжала кричать Роксана.

Даниил не шелохнулся. Она испугалась его застывшего, неподвижного взгляда, отползла назад.

– Княже, княже! Ты слышишь? – кричала она, оглядываясь, нет ли кого в светлице, чтобы помог ей.

– Слышу, – ответил он наконец, и она не узнала его голоса.

Говорил совсем другой человек, не тот Даниил, которого она знала с детства. Как изменился его голос! Роксана затряслась, как в лихорадке.

– Зачем пришла? – спросил Даниил.

– Спаси Иванку! Его потащили… – зарыдала она, схватившись за голову.

– Иди! Боярин Филипп все знает, – сухо промолвил Даниил.

– Филипп?! – вскрикнула Роксана. – Он убьет Иванку!

– Иди! – прикрикнул Даниил. – Иванко поджег рожь, убил огнищанина.

– Нет! Нет! Я все видела. Огнищанин внуков Климяты выбрасывал из избы, а Иванко за них заступился. Спаси!

– Иди! Филипп судить будет.

Роксана снова упала к ногам Даниила.

– Спаси! Отпусти! Тебе стоит одно слово молвить – и Иванко будет жив. Сына нашего пожалей!

Даниил поднялся и вышел из комнаты.

Перепуганная Роксана вскочила и побежала за ним. Она кричала:

– Молчишь?.. Все вы такие! Если бы это был боярин, ты заступился бы, а за простых людей – нет… Все вы такие!

Даниил уже в сенцах гневно крикнул:

– Взять ее!

Но как только стражники кинулись к ней, спохватился:

– Не надо! – И ушел в другую светлицу.

Роксана как подкошенная упала на пол.

В судной хоромине прохладно. Филипп вошел и сел на высокий, простой, без украшений, стул.

– Где разбойник?

– Сейчас приведут, – ответил тиун.

Филипп торжествовал. Он и не думал, что Даниил поручит ему судить Иванку, он лишь хотел наговорить на этого дерзкого кузнеца, чтоб Даниил строго наказал его. А вышло, что Иванко попал к нему в руки, – вовремя ввернул словцо о том, что Иванко ругал Даниила! Филипп не мог скрыть злорадной улыбки, да и кто в этой темной хоромине увидит его радость? Надо спешить! «Сурово наказать», – вспомнил он слова Даниила.

– Накажу, – шепчет Филипп. – Это тебе за Генриха!

В тишине послышались шаги. Два дружинника втолкнули в дверь связанного Иванку, подтащили ближе к Филиппу и стали с двух сторон. Незаметно, бочком, протиснулся в дверь судный тиун и сел возле маленького дубового стола, напротив окна.

Иванко ни на кого не смотрел, он стоял со связанными за спиной руками, подняв голову, Тиун дернул его и прошипел:

– Глянь в глаза боярину, тать!

Иван повернулся к тиуну и спокойно ответил:

– Что ты за боярина говоришь? Он сам скажет.

Филипп исподлобья следил за Иванкой. Услыхав дерзкий ответ, он крепко сжал поручни. Не просит кузнец! Стоит связанный, а держится как птица на свободе.

– Глянь сюда! – кусая губы, рычит Филипп.

Иванко поднял голову и посмотрел на боярина чистыми и прозрачными, как ключевая вода, глазами. Ни колебаний, ни страха не увидел Филипп в этих больших глазах. Будто равный с равным в мирном разговоре, смотрел кузнец на боярина и еле заметно улыбался уголками губ. Он не насмехался над своими угнетателями, а лишь приготовился к ответу. «Что, он смеется надо мной? Как нагло держится!»– дрожит Филипп.

– Есть свидетели? – сурово спросил он.

Но Иванко опередил ответ тиуна:

– А зачем тебе свидетели, боярин? Я сам все скажу. – И повел плечом, словно бы отгоняя назойливую муху.

– Что скажешь? – свирепел Филипп.

– Все… И не беспокойся ты, гумно не я сжег…

– А кто? – задрожал Филипп.

– Я не видел.

– Кто видел? – повернулся Филипп к тиуну.

Тиун льстиво поклонился.

– Я тиун в оселище и все скажу. Гумно сжег Иванко.

Иванко рванулся к нему, но стража не пустила – его схватили-за руки.

– Как тебе не стыдно! Ты же старый человек! – порывался вперед Иванко.

Тиун втянул голову в плечи и, не глядя на Иванку, торопливо бормотал:

– Сжег… видели… встретили.

– Кто видел? Кого? – с возмущением кричал Иванко.

– Замолчи! – гаркнул Филипп. – Теперь все известно.

– А огнищанина кто убил?

Иванко склонил голову к плечу, задумался, будто готовясь к тяжелому ответу, и, медленно выговаривая слова, отчеканил тихо:

– Я заколол его, бешеного волка.

– Убил человека! – поспешил вмешаться тиун.

– Человека? – выпрямился Иванко и сделал движение, будто хотел разорвать туго связанные веревки. – То не человек, то зверь… И люди мне за это спасибо скажут. Да и не убивал я его, а защищался, он сам лез на меня, хотел убить. Люди видели, спросите их.

– Замолчи! – рявкнул побагровевший тиун.

– Оставь! – властно приказал ему Филипп и, кивнув судному тиуну, промолвил: – А что в «Русской правде» о таких разбойниках написано?

Иванко заволновался. Он видел, что боярин не хочет его расспрашивать, что суд уже кончается. И оттого, что так больно было на сердце, он рванулся к боярину, но его перехватили дружинники.

– Боярин! – кричал Иванко, стремясь выразить все, что наболело, выразить и за себя, и за своих ближних, за смердов. – Где же я правду найду, ежели нас за людей не считают? Где? Огнищанин шкуру с людей драл, как лыко с березы. Рожь ли, просо ли, дичь ли какая – все отымает у смерда, у закупа, а дети голодные сидят. У деда Климяты внуки умирают, я за них заступился, а он на меня с мечом бросился.

Филипп смотрел себе под ноги насупившись, словно и не слышал слов Иванки. Только крикнул тиуну:

– Нашел то место? Читай!

Иванко не успокаивался:

– Что это за суд? Почему ты меня не спрашиваешь, боярин? Разве я разбойник? Я же только жизнь свою защищал. Огнищанин лез на меня с мечом и добрых слов не хотел слушать, грозил голову срубить. Кто же виноват – он или я? Ужели мы должны свою голову подставлять злодею?

Тиун вскочил со скамьи, держа в руках толстенную книгу в плотном кожаном переплете, и начал читать:

– «Аже убиють огнищанина у клети, или у коня, или у говяда, или у коровье татьбы, то убити в пса место».

Еще сильнее начал вырываться Иванко из рук стражников.

– О! Человека с псом сравнивают! Не разбойник я, говорю тебе, боярин! Огнищанин закупов убивает, и нет на него никакого суда – кто же нас послушает! А дети наши голодными сидят…

Филипп пришел в бешенство. Еще миг – и он сам бросился бы на Иванку.

– Заткните ему рот!.. Делайте, как написано. Такова воля князя! – закричал Филипп.

Он спешил покончить с Иванкой: боялся, что Мирослав приведет свидетелей и Даниил передумает. А Иванку надо уничтожить: ведь это он Генриха поймал, еще и до него, Филиппа, доберется.

Дружинники потащили Иванку к месту казни.

После разговора с Роксаной Даниил вышел из своего терема и встретил на подворье Мирослава и Дмитрия. Ни слова не промолвив, прошел мимо них на конюшню, велел оседлать подаренного Мстиславом коня и поскакал в Петричево оселище. За ним помчалась сотня дружинников.

В свое княжеское оселище ехал Даниил лютый на смердов. Это уже не в первый раз жгли они рожь, загоняли в лес коней из княжеских имений, убивали огнищан. Под страхом жестокой казни княжеская власть в повиновении держала смердов. Но смерды не хотели повиноваться.

Разгневанный Даниил гнал коня галопом, стегал его плетью. Так тихо и ласково начинался день – и так испортил хорошее настроение этот Иванко. Да еще и Роксана прибежала. Он никак не мог забыть ее отчаянный взгляд и мольбу: «Пожалей сына, княже!»

«Пожалей!» – думает Даниил. – «Тогда и другие полезут, будут терема жечь… А как рыдала Роксана, как ползала в ногах!»

Даниил мчится лесом, и его преследует страдальческий голос Роксаны. Князь бьет коня, еще быстрее летит вперед, но голос Роксаны по-прежнему звучит в его ушах: «Княже! Что ж ты делаешь? Я же тебя вынянчила…»

Вечером Теодосий пришел к Роксане. Она седела на скамье, крепко обняв пятилетнего Ростислава. Взгляд ее блуждал где-то далеко, она ничего не видела перед собой.

Переступив порог, Теодосий остановился. Где найти слова, чтобы успокоить Роксану после того, что случилось?

Он еще и до сих пор не опомнился. Все видел будто в ужасном сне. Кто может поверить, что уже нет в живых Иванки? Кто поверит, что уже не явится он, веселый и ласковый? В самое сердце поразила Теодосия казнь Иванки. За эти полдня Теодосий осунулся, пожелтел. Сотский боялся посылать его в дозор, зная, какими неразлучными друзьями были Иванко и Теодосий.

Роксана, неожиданно увидев Теодосия, задрожала и завопила не своим голосом. Мальчик отодвинулся от нее, испуганно оглядывался вокруг.

– Ой! Что мы будем делать без тебя, Иванко? Не верю! Не верю-у-у! – протяжно зарыдала она. – Он жив! Иванко! Приди ко мне!

Ростислав приник в уголке к стене, испуганными глазами смотрел то на мать, то на дядю Теодосия, Теодосий шагнул к Роксане, взял ее за руку.

– Скажи, Теодосий, неужели нет моего Иванки? – неистово кричала Роксана. – Звери! Звери! Взяли его!.. Не буду я жить без него! Иванко мой!

Теодосий сел рядом с Роксаной.

– Горе великое, Роксана! Что поделать? Нет Иванки… Тяжко тебе, я знаю… Для сына живи. Ростислав, поди сюда!

Мальчик, словно подбитый птенчик, спрятался в уголок. Теодосий подошел, взял его на руки, принес к Роксане. Он гладил его по головке, а Роксана рвала на себе волосы, рыдала.

– Ой! Куда же мне идти, кому сказать о моем горе? Иванко, мой Иванко, я не увижу тебя больше! Уже не скажешь мне: «Умница моя!» Куда мне голову преклонить?

Теодосий растерялся, он не знал, как облегчить горе Роксаны.

– Тяжело, – промолвил он печально, – но мы тебя не оставим…

Роксана посмотрела на него, ее тронули эти сердечные слова. Теодосий обрадовался: Роксана, кажется, стала спокойнее.

– Не оставим… А у тебя сын есть, – тихо добавил Теодосий.

Мальчик, увидев, что мать не плачет, потянулся к ней. Она обняла его и прижала к себе. Горе изменило Роксану: лицо осунулось, даже ростом она как будто стала меньше, а плечи стали острыми, как у девочки-подростка.