Текст книги "Даниил Галицкий"

Автор книги: Антон Хижняк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 36 страниц)

Глава пятая

1

Черные тучи нависли над лесом; хмурые дубы колыхнулись и зашумели ветвями. Ветер гнал по дороге пожелтевшие листья. Наступил осенний вечер.

Сотский Микула, не оглядываясь, гнал коня, изредка посматривая на небо – не пошел бы дождь! Дружинники не отставали от него. Микула молчал. Надо было во что бы то ни стало добраться сегодня до Владимира, хотя ночь и застала их в лесу.

– Не отставайте, спешить надобно.

И снова пришпорил коня. Долог лесной путь, скачешь-скачешь, а ему, кажется, ни конца, ни края нет.

Повеселели дружинники, когда подъехали к Гридшиным воротам. Крепкие стены построили владимирцы – два ряда толстых дубовых свай вбили в землю, а между ними земли насыпали. Высокие и широкие стены устланы деревянным помостом – на возке можно проехать. А сверху на стене заборола возведены, за которыми защитники города от вражеских стрел могут укрыться.

Передний дружинник подскочил к воротам и начал стучать рукоятью меча. От этого стука далеко расходилось эхо. За воротами было тихо. Наконец кто-то подошел и спросил:

– Кто там?

Дружинник ответил:

– Скорее открывай! Сотский Микула к князю Даниле из Галича едет.

Заскрипели запоры, сквозь щели пробился свет. Дозорный открыл маленькое окошко, выглянул.

– Что пялишь буркала? Разве ты сова – ночью видеть? – крикнул дружинник.

Ответа не последовало. К окошку подъехал Микула и наклонился. Дозорный осторожно поднял большую свечу, прикрывая ее рукой, чтоб не погасла.

– Вот теперь вижу, что сотский Микула.

Дозорный, позвав кого-то на помощь, стал возиться с запорами. Послышался стук – выбивали нижний кол, державший половину ворот, потом начали выбивать продольные задвижки. За воротами переговаривались.

– Да что вы там, навеки заперлись? – рассердился Микула. – Вот еще медведи, возятся, как старый дед возле бабы!

За воротами дружнее застучали деревянным молотком. Наконец открылась половина ворот.

– Вишь, неповоротливые какие! – не унимался веселый дружинник. – А еще в детинце ждать будем. Видно, и там спят, лешие замурованные.

Всадники помчались по улицам города к детинцу. Но, к их удивлению, здесь задержки не было. Дозорные, открывая ворота, послали к детинцу отрока сказать, чтоб ожидали людей, едущих к князю Даниилу. Пока Микула доскакал к другим воротам, дозорные уже стучали большим деревянным молотом.

В тереме еще светились окна. Сотский Микула сказал слуге, чтоб немедля оповестил князя. Не успел Микула отряхнуться от пыли, как слуга выскочил во двор – князь Даниил зовет.

Микула поднялся по ступенькам. Дверь из сеней в светлицу была открыта. Даниил и Василько сидели у стола и беседовали с Анной.

Даниил подозвал Микулу ближе:

– Ну, сотский, рассказывай, что в Галиче. Не зря ездил?

Но сразу умолк, увидев обеспокоенное лицо Микулы.

– Что стряслось?

– Плохие вести из Галича. Король угорский послал войска на Галич, и Лешко на подмогу ему своих воевод погнал. Княгиня Хорасана выехала к князю Мстиславу.

– Он еще не вернулся из Киева? Долго гостит.

– Дружина в Галиче малая. Еще и княгиня с собой большую охрану взяла. Надобно Галич защищать.

Даниил сидел задумавшись.

«Выходит, Лешко снова помирился с королем венгерским и помог ему двинуться на Галич».

– Кто есть в Галиче из Мстиславовых воевод? – спросил он Микулу.

– Новгородцев нет, остались одни галичане. Глеб Зеремеевич там старейший, Филипп, Глеб Васильевич…

– Глеб и Филипп… Иди, Микула, отдохни. Скажи, чтоб позвали Дмитрия и Демьяна.

– Поедем, Василько, в Галич, – сказал Даниил брату, когда Микула вышел из светлицы.

Анна подбежала к Даниилу.

– Снова ехать? – На глазах у нее показались слезы.

– Поеду, Анна, – склонившись к ней, ласково промолвил Даниил. – Не горюй, моя милая. Ты же знаешь, какое у нас житье. Когда будет тихо – не ведаем.

Дмитрий и Демьян появились быстро, будто ждали, что Даниил позовет их. А они и впрямь не спали. Дмитрий пришел к Демьяну и рассказывал ему про свои думы, про Галич. Хотелось навсегда осесть на Днестре.

– Вырос я там, Демьян, и, знаешь, куда ни поеду, а все про Галич думаю. Буду челом бить, чтоб Данило отпустил к Мстиславу.

Демьян отвечал какими-то намеками:

– В Галич поедешь – Данило осерчает, тут останешься – сердце будет болеть.

– Не узнаю тебя, – сказал Дмитрий. – Когда-то ты вельми храбрым был и на словах, и на деле.

– Стар стал.

…В большой челядницкой избе сидели дружинники и между ними Теодосий. Он примостился на скамье и следил за свечой. На оплывший бок он пальцем налепливал воск.

– Вот так и мы, – думал он вслух. – Горит и горит жизнь наша, как длинная нить, тлеет, покамест воск есть. По земле топчешься. Был бы я князем, молодцы мои, собрал бы всех и молвил: «Хватит друг другу горло грызть!» Поднял бы иного крамольника за волосы и показал: «Гляди, вон враги, чужеземцы, лезут, а ты, словно свинья, под своего подкапываешься». Тогда и кровь бы не лилась понапрасну. А бояр… – Он оглянулся. – А бояр всех, всех до единого, собрал бы в большой поруб, в глубокую яму и свалил и лестницы не дал бы. Пускай друг друга поедом едят. Люди и без них прожили бы… У закупа ума не меньше, чем у Судислава… – Теодосий окинул взглядом своих друзей. Все слушали его внимательно. – И я не слонялся бы тут, а дома сидел бы. И жена у меня была бы, и сын. Днем я пахал бы, либо на зверя в лесу охотился, а вечером домой. А жена печь истопила бы, ужин приготовила… Да недаром, верно, из Галича Микула прискакал, небось снова на коней садиться…

Даниил глянул на тысяцких.

– Садитесь. Новым походом в Галич пойдем. Лезут на нашу землю враги. – Голос его задрожал. – Войска Андрея и Лешка двинулись на Галич. Еще раз ударим обидчиков. Мыслю так: надобно нам их обогнать, раньше к Галичу прийти. Далече нам, но дойдем раньше. Ждать нельзя. Князя Мстислава нет, мы будем спасать. Немедленно дружинникам скажите – о коне пусть каждый печется, к седлу сумки с зерном приторачивает. Заезжать никуда не будем, передышку коням в пути давать. И пеших взять с собой, но вдвое меньше, чем дружинников, их поочередно на конях везти, пересаживать.

Тысяцкие ушли. Анна опечаленными глазами смотрела на Даниила. Он улыбнулся и крепко обнял ее.

– Не тоскуй, лада моя. Утешься – тут остаются бояре Василий Гаврилович и Семен Олуевич. Их дружины с ними, тебя охранять будут. – И с тяжким вздохом добавил: – И мать моя была бы с тобой, если бы не умерла, сердешная… – и вышел из светлицы.

…Собирались недолго – на второй день, после обеда, выехали. Даниил шутя поддел Дмитрия:

– Ну, что ты нос повесил? К Днестру ведь едем. А он, сказывают, и во сне тебе мерещится. Бежать от меня намыслил?

– Донесли уже? Но не грешно, я мыслю, носить в сердце родной город… Только не бегал я от тебя и не убегу. Вижу, множество врагов зарится на Галич. Буду с тобой…

2

Даниил с Дмитрием стояли на южной башне галицкой крепости.

– Глянь, Дмитрий! Там, у Луквы, на лугу их маловато.

Дмитрий с полуслова понимал намек:

– Послать кого-нибудь?

– Подумать надо. Пошлем ночью, дабы весь день там был, а вечером возвратился. А к следующей ночи всем приготовиться.

Венгерское войско расположилось вокруг Галича и уже не одну неделю осаждало его. Более всего воинов было в Подгородье. Замерла там жизнь. Люди в леса ушли, до самой Теребовли. А всех, кто мог оружие носить, князь собрал в крепость. И на пристани не слышно обычного гомона: как началось, купцы убежали.

Даниил повсюду бывал. Приходил к стрельцам на стены, подбадривал; ходил в челядницкую избу, где днем и ночью хлеб пекли для всего войска; со стариками плотниками, что стрелы делали, разговаривал, к кузнецам заглядывал.

Однажды Даниил поднялся на стены и увидел Твердохлеба. Тот устроился, как у себя дома. Неведомо как, он притащил сюда огромный приплюснутый камень, поставил его ребром, укрепил сбоку еще одним камнем, настлал соломы. От врага забороло защищает, а от ветра – камень.

– Тут мы со стрельцом Иванкой и сидим, – сказал Твердохлеб, ответив на приветствие князя. – Он отдыхает – я сторожу, он пойдет спать – я сижу. Кто близко подойдет да зазевается, получит в голову подарок. Нам лучше, мы сверху все видим. И они стрелы мечут, да пользы мало. А ты стерегись, не поднимай головы, а то, не ровен час, и до беды недолго. Они сидят вон в той избе. Заклятый лучник есть у них, вот только не знаю, какой он, увидеть не привелось, не показывают они носа. Мыслю так, что не уйдет он от меня.

Даниил спускался со стены довольный. Воины отважно сопротивлялись пришельцам. Даниил не нашел ни одного малодушного.

Венгры готовились зимовать и спокойно сидели. Но в один из хмурых дней, на рассвете, они пошли в наступление. С вечера приготовили высокие лестницы, сколотили деревянные плоты. Однако их заметили, как только они начали спускаться в реку, и стали метать стрелы.

Но воеводы гнали своих стрельцов, и те садились на плоты, некоторые бросились вплавь. Разъяренные, они пытались подставить лестницы, чтоб взобраться вверх, но галичане сталкивали лестницы кольями, осыпали врага градом стрел.

Даниил появился у стен в начале боя. Он даже кольчугу не успел надеть, так в кафтане и бросился с мечом. Кирилл догнал его уже у самой стены.

– Княже! – кричал он. – Не лезь на стену без кольчуги!

Даниил уже занес одну ногу на лестницу, но Кирилл ухватил его за руку.

– Не пущу! Надень кольчугу!

– Отвяжись! – прикрикнул на него князь.

В это время со стены спускался Дмитрий. Он расставил руки, не пуская Даниила на лестницу. Кирилл осмелел и настойчиво совал кольчугу. Даниил выругал его и, сняв шелом, дал ее на себя набросить. Кирилл неотступно шагал за ним. На стенах не было ни малейшей суеты, все стояли по своим местам, встречая непрошеных гостей. Сотский Микула примостился у камня рядом с Твердохлебом и зорко следил за врагами. Твердохлеб пускал стрелы. После каждого выстрела он высматривал, попала ли стрела в цель.

– Есть! – радостно восклицал он и снова хватал из колчана стрелу, накладывая ее, натягивал тетиву.

Даниил присмотрелся. Венгр, который стремился достать из воды лестницу и приставить ее к стене, упал в воду – Твердохлебова стрела попала ему в шею. Заметив, что стрел у него остается мало, Твердохлеб отложил колчан в сторону и начал вытаскивать из-под соломы камни. Камни были величиной с человеческую голову, но Твердохлеб поднимал их легко, выискивал цель и, раскачав, с криком «ге-ех» бросал. В ответ неслись истошные вопли. А Твердохлеб уже хватал другой камень.

– Бей их! Пусть знают наш Галич! Не лезьте к нам!

С другого конца доносился возбужденный голос Мефодия:

– Сюда, сюда лезь! Я тебя жду! Гу-ух!

Ни одна его стрела не пропала зря, цели были близко, и меткий стрелок не мог промахнуться.

Старики плотники подносили лучникам стрелы.

– Эй, воины, кому стрелы? Берите, свеженькие!

Один из лучников спускался вниз, брал в охапку стрелы и нес на стены, где их быстро разбирали.

Когда первая волна наступления захлебнулась, венгерские воеводы погнали новые отряды. Но эти шли уже без прежнего задора. Они видели рядом трупы товарищей, слышали стоны и крики раненых. Воеводы суетились позади наступающих, подгоняли.

Даниил, проходя по стенам, подбадривал своих воинов:

– Стойте твердо! Еще малость – и они побегут!

Снова летели сотни стрел, сыпались камни. А наступающие лезли, тащили новые высокие лестницы. В одном месте все-таки внезапно венграм удалось поставить лестницу. Послышались одобрительные выкрики с того берега Луквы, и два стрельца стали взбираться по лестнице. Оборачиваясь к своим, они неистово кричали. Но на стенах поднялись галичане и мгновенно пустили стрелы. Венгры на лестнице остановились, пригнув головы. Стрелы пролетели мимо. Тогда Иванко быстро поднял на веревке ведро, поданное снизу стариками. Схватив ведро обеими руками, Иванко вылил кипяток на головы дерзких стрельцов. Завизжав, они камнем свалились в реку, а сверху кольями толкнули лестницу, и она поплыла по воде.

Из челядницкой избы старики и подростки не переставая носили кипяток, втаскивали на стены камни.

Через два часа наступила тишина. Противник отступил, можно было передохнуть. На стенах остались только часовые. Защитники Галича отдыхали в домах, на подворьях, лежа на соломе под клетями.

Наступление отбили, но сидеть в осажденной крепости было опасно. Когда придет подмога, неизвестно. Посоветовавшись с Дмитрием, Даниил решил послать разведчика.

Кого послать? Даниил велел позвать Иванку, Кирилла, Микулу, Теодосия и Мефодия.

Он сказал им, что надлежит выведать силы противника на юге, за валами.

– Трудное это дело. Может, голову придется сложить. А идти надобно одному. Вдвоем не с руки… Кто пойдет? – спросил он.

– Я! – вызвался Иванко.

– И я! – крикнул Мефодий.

Вышел вперед Теодосий.

– Все пойдут – и Кирилл, и Мефодий, – сурово сказал он.

– Пойдем! – откликнулись они.

– А надобно одного. Я пойду! – отрезал Теодосий. – У Иванки дитя малое, Мефодий высок – не укроется, Микула дороги не знает, Кирилл – не воин. Пойду я – у меня ни детей, никого нет. Пролезу как мышь.

Даниил посмотрел на Дмитрия – тот утвердительно кивнул.

– Иди, Теодосий! – подошел Даниил к нему и положил на плечо руку. – Удачи тебе!

Теодосий вернулся на вторую ночь. Долго сидел он у Даниила. А после этого начались сборы дружины Дмитрия к выходу за стены.

Ночная тишина окутала землю. В темноте еле-еле заметны силуэты часовых на стенах. Ни малейшего шума – кажется, все вымерло, ни живой души в крепости. Венгры спокойны, особенно ночью. Напугали они русских. Спят воеводы венгерские, спит войско в домах и в шатрах. Походив до полуночи, уснула и стража.

Как окаменевшие, стоят мечники под стенами. Даниил то и дело обращается к Дмитрию, объясняет, куда ему надо идти, и говорит Теодосию:

– Ты и Твердохлеб за жизнь тысяцкого в ответе. Не отходите от него ни на шаг. В темноте легко потеряться, держитесь вместе!

Дмитрий обходит всех мечников, тихо расспрашивает, остры ли мечи, не боязно ли кому. Еле уловимый шепот теряется в ночном мраке, в двадцати шагах ничего не видно и не слышно. Даниил после разговора с Теодосием подошел к мечникам и добрым словом поддержал их.

– Смело бейте врага, – шепчет он, – не бойтесь, держитесь вместе! Внемлите приказам тысяцкого. Не возвращаться в крепость по одному. Помогайте друг другу… Ну, в добрый путь! – промолвил Даниил и благословил Дмитрия.

Мечники бесшумно открыли южные ворота и быстро, без суматохи, вышли. Отсюда удобнее всего на врага налететь – нет реки.

Только тут, в поле, екнуло сердце Дмитрия. Вспомнил о Светозаре и сыне… Теодосий рукою коснулся локтя Дмитрия.

– Сразу за валом первый шатер, тут дозорные стоят.

– Где же они?

– Видно, спят, – прошептал Теодосий. – Их не больше пяти.

– Так иди ты. Возьми с собой пять дружинников.

Теодосий шел на цыпочках, за ним крадучись двигались дружинники. Черное пятно шатра уже совсем близко. В шатре дотлевает костер, поодаль на соломе лежат четверо дозорных, укутавшись в кожухи. Теодосий подал знак и вбежал в шатер. Один из дозорных, услышав шелест, вскочил и, раскрыв от неожиданности рот, не мог произнести ни слова, а лишь толкнул соседей и схватил меч. Но было поздно. Теодосий с дружинниками набросились на часовых. Стычка была короткой. Передовой дозор был уничтожен. Одного часового удалось взять живым. Теодосий подбежал к Дмитрию. Теперь – дальше. Дмитрий послал вперед десять дружинников, умевших хорошо говорить по-венгерски. Каждому был дан наказ – не удаляться от товарищей. В темноте мелькали огоньки костров. Но костры уже догорали, никто за ними не следил – все спали. Дружинники Дмитрия подбежали к костру и истошно закричали: «Русские, русские!» Венгры спросонья вскакивали и бежали, бросив оружие. В лагере поднялась суматоха, слышались крики: «Русские!» Лагерь стал похож на муравейник, потревоженный копьем прохожего. Дмитрий стоял в тени за костром, скрытый от вражеских глаз, и всматривался в темноту. Венгры не оказывали сопротивления. Напуганные криками своих же товарищей, они бежали на луг, думая, что русские вышли из крепости. Много венгров погибло; их воевода погиб в первой же схватке. Дмитрий видел, как дружинники скрещивали мечи с венграми. Звенело, скрежетало железо, стонали тяжело раненные, кричали бегущие. Когда лагерь опустел, Дмитрий велел отходить к крепости. Он приказал бросить добычу – мечи, копья, луки.

– Живее! Живее! – призывал Дмитрий. – Ты, Теодосий, был впереди, теперь пойдешь со своими людьми сзади – будешь охранять.

Отряд Дмитрия спешил к крепости, но враг и не думал его догореть. Венгерские воины, вырвавшиеся живыми, мчались все дальше и дальше от лагеря.

Смельчаков уже ждали. Снова бесшумно открылись ворота и поглотили дружинников. Даниил был поблизости – он не ложился спать, ожидая воинов. Он обнял Дмитрия.

– Ну, Дмитрий? Как? – нетерпеливо засыпал он тысяцкого вопросами.

– Как ты мыслил, так все и сбылося. Теодосий – верный воин, храбрый и смышленый. Подкрадывался, как кошка, а бросался, как лев. Все сделано, как ты велел, княже. Наших только пять пали мертвыми в бою да ранено десять. И пленных мы привели.

3

Бояре собрались у Даниила. В углу сидел молчаливый Демьян. Что-то шептал на ухо Дмитрию вертлявый Филипп. Тихо разговаривали Глеб Васильевич и Мирослав. А у порога на скамье Микула и Кирилл.

Тяжела была осада, но галичане крепко сидели за крепостными стенами. И теперь никто ни единым словом не пожаловался Даниилу на невзгоды и нужду. Только благодарили Мстислава за то, что надоумил сделать колодезь. Хоть и много брали воды, а хватало ее на всех.

…Даниил глянул на друзей и вспомнил свои первые шаги. Мирослав поучал его, указывал, что делать, о делах отца рассказывал. Напрасно надеялось богатое боярство, что молодой князь помирится с теми, кого преследовал Роман. Нет, он, Даниил, нашел себе поддержку у бедных бояр. Разыскал боярских детей, чьих отцов казнили Игоревичи, и наделил их землей и лесными угодьями, отобранными у бояр-крамольников. И становились они, обласканные им бояре, его верными людьми. Безжалостно расправлялся Даниил с великим боярством, подрезал его под корень. Не раз повторял:

«Нет добра на земле нашей от бояр, они, как трутни, все добро к себе тянут. Не мыслят они про дела общие, а всяк сам по себе, и добро от меня прячут, и дружины свои завидят – и все то усобно. А врагу-чужеземцу от того польза: поодиночке передавят нас, как волк ягнят. Хватит того, что Русь на клочки разорвана, так еще и эти куски дробят».

Горожане-ремесленники были благодарны ему за то, что малость прикрутил бояр. Вспомнил Даниил, как приходил к нему старый кузнец из Галича. «Ты, княже, – говорил он, – как зверя дика, приколол рогатиной заносчивых бояр. За это тебе поклон от всех ковачей и гончаров, плотников и каменщиков. Мы твои верные люди. Легче нам дышать стало без Владиславов-крамольников. Они нас задушили непосильными поборами».

Даниила порадовали эти слова – он поощрял ремесленников и торговлю и видел, что не из чувства страха поддерживали его горожане – ремесленники и купцы. В летописи позднее было записано, как однажды встретили Даниила жители Галича: «Пустишися, яко дети ко отчю, яко пчелы к матце, яко жаждущи воды ко источнику».

Сейчас бояре собрались к Даниилу после ночного наскока на врага. Еще не успокоились Дмитрий и Микула, непрестанно вытирал левую щеку княжич Василько – венгр задел его мечом, но удар был нанесен ослабевшей рукой и лезвие меча только скользнуло возле уха.

Довольно улыбался Даниил.

– Вот мы и ударили по войску короля угорского. Будет помнить, как ходить под Галич! Хоть всех их и не перебьем тут, но будут знать, что руки мы не сложили и голову перед ними не склонили. И никогда этого не будет, чтоб мы, русские, поклонились кому-нибудь, – повысил голос Даниил. – Хоть и тяжело будет, но бить будем, пока не прогоним. Пойдем отсюда не тогда, когда враг захочет, а тогда, когда сами пожелаем.

Мирослав слушал эти слова, не отрывая глаз от Даниила, радовался, что его воспитание дало добрые плоды. Слово за словом западали поучения Мирослава в молодую голову княжича. «Теперь и умереть можно спокойно», – подумал Мирослав и отвернулся, чтобы никто не увидел слез на его глазах.

Боярин Глеб Зеремеевич вошел в гридницу, снял шелом.

– Добрый вечер! – промолвил он басом. – Думал спать, да не спится: знаю, что с набега возвратились.

– Садись, боярин, – ответил Даниил. – Возвратились почти все целыми. Только пятерых на руках принесли – умерли от меча. Да вот Василька угостили.

Глеб Зеремеевич возмутился:

– Сколько я говорил – не надобно княжича выпускать на битву! Ну что ему надо? Сидел бы на стенах да смотрел бы!

– Не могу я смотреть, – вскочил Василько, – когда люди идут в бой! Я учусь воевать, а чтоб постичь военную науку, самому надобно ходить в бой. Я остерегаюсь, меня не зацепят.

Мирослав качал головой. «Упрям Василько, чего пожелал – добьется. И у этого отцовская натура».

– А все же княжича Василька пускать никуда не надобно, – не унимался Глеб Зеремеевич. – Ежели есть старшой брат, то младшему надлежит ему повиноваться.

– А я не пускаю его, боярин, куда не следует. Это только сегодня он отпросился, чтоб пойти в набег.

Василько поглядывал то на брата, то на боярина. В его глазах светились огоньки признательности и молодецкого задора.

В гридницу вошел дружинник и отозвал Дмитрия. Тысяцкий, наклонившись, внимательно выслушал дружинника и быстро вернулся к Даниилу.

– Княже! Прибыл дружинник от князя Мстислава.

Даниил вскочил.

– Сюда его!

Гонец вошел и остановился у стола, переступая с ноги на ногу и потирая руки. Он поклонился князю и боярам. Даниил подошел к нему.

– Кто ты еси? Хвалю за храбрость, за то, что сумел прорваться сюда.

Дружинник порылся в карманах и вытащил оттуда маленький золотой крестик. Даниил выхватил крестик у него из рук и стал внимательно рассматривать у свечи. На обратной стороне крестика виднелась надпись: «Мстислав». Это был пропуск, доказательство того, что гонец действительно прибыл от Мстислава.

Даниил окинул взглядом светлицу – лишних никого нет.

– Говори быстрее.

Дружинник тихим голосом начал;

– Тяжело было, но прорвался – утром переоделся. Князь Мстислав на Понизье. Сказал он, что войска пока мало, не хватит против угров. Говорил князь Мстислав, чтоб ты, княже, со своим войском вышел из Галича и пришел к нему.

Кончив говорить, гонец поклонился.

Даниил жестом разрешил ему уйти, но вдруг остановил, крикнув:

– Иди! Только о словах князя Мстислава никому не говори!

Дружинник, сложив руки на груди, трижды поклонился и вышел из гридницы. Даниил подошел к столу и, сев, оглядел присутствующих.

– Почто молчите? – спросил он.

Филипп поднял голову и пристально посмотрел на Даниила.

– Молчим? – переспросил Филипп. – Да потому безмолвствуем, что горько. Куда идти? Чтоб разбили нас у крепости? Уже голодаем – хлеба нет, а о мясе и вовсе забыли.

– Так что ж? – грозно спросил Даниил.

– А то, что выйдем – перебьют нас. Тут оставаться – с голоду умрем. Посылай гонца к Фильнию, чтоб выпустил нас… – Филипп настороженно посмотрел на бояр. – Чтоб выпустил. И войско наше будет невредимым… Я сам поеду послом к Фильнию.

– А кто тебя пошлет? – вырвалось у Дмитрия.

– Постой! – прервал его Даниил. – Может, Филипп и мудрое молвит.

– Я все сказал, – вскочил со скамьи Филипп.

– Все! – не то переспросил, не то подтвердил Даниил. – А кто еще скажет слово? Кто с Филиппом согласен?

Все молчали.

– Слышишь? Видишь? – покраснел разозленный Даниил и двинулся на Филиппа. Тот испуганно вобрал голову в плечи, попятился к порогу. – Кланяться? – гремел Даниил. – Перед кем? Перед этим… этим… – он подбирал слова, – перед этой собакой? Сами выйдем, без позволения Фильния!

Глеб Зеремеевич откликнулся первый:

– И я так мыслю, как ты. Выходить скорее!

Даниил улыбнулся.

– Вот так! Слышишь ты, трусливый заяц? Выходить будем. А сейчас спать. Всем надобно отдохнуть.

Бояре стали молча расходиться.

– Иди, Василько, спать, – приласкал Даниил брата, когда все вышли.

– Вместе пойдем, – ответил Василько.

– Нет, ты иди ложись, а я еще схожу на стены – посмотрю, что там деется.

Даниил остался один.

Но на стены не пошел – это была лишь отговорка, чтобы выпроводить Василька. Он хотел наедине подумать.

Его тревожил выход из крепости. О многом передумал он за эту ночь. Всех своих ближайших друзей вспомнил. Дмитрия любил за храбрость и преданность. Веселый и подвижной, Дмитрий никогда не отчаивался, как бы тяжело ни было. Вспоминал, как кинулся к нему Дмитрий, когда освободили его из ямы в день прихода Мстислава. Дмитрий так встретил Даниила, будто ничего и не произошло: улыбался и непрестанно рассказывал, как он ездил в Новгород. Сотский Микула не похож на Дмитрия, он порывист, полыхает, как сосна в огне. А когда шел в бой на врага, можно было подумать, что идет на свадьбу. Сколько раз одергивал его тысяцкий Демьян, на удивление спокойный человек. Демьян никогда не волновался, ничем нельзя вывести его из равновесия. Во время боя на стенах стоял так, будто находился в светлице и будто вокруг вовсе не жужжали стрелы. Это спокойствие передавалось и воинам. Только задумчив что-то стал Демьян, и холодом веет от него. Видно, все это от старости; видно, засох Демьян. А еще по душе князю был Кирилл – книголюб, самый большой книжник среди приближенных Даниила. Князь мыслил так: пускай Кирилл еще в монастыре побудет, а через год-два можно будет его игуменом сделать, а потом…

Даниил верил своим друзьям, не боялся, что предадут его. А вот Глеб Зеремеевич? Не мог разгадать его Даниил. Этот галицкий боярин был человеком гордым, никогда Даниил не мог поговорить с ним откровенно. И по выражению лица невозможно было узнать, о чем он думает, – его лицо словно бы маской прикрыто. Маленькие черные глаза сидят глубоко, над ними нависли огромные, мохнатые брови, сросшиеся с волосами, покрывающими лоб. Даниилу тайком рассказывали, что этот гордый боярин часто бывал у Владислава, дружил с Судиславом. Но никто не мог сказать об этом уверенно. А Глеб Зеремеевич сам пришел к Даниилу, когда венгры окружили Галич. Много мудрых советов дал он князю. Но не предаст ли он сейчас? Эта мысль беспокоила Даниила. Он позвал слугу. Тот неслышно, как тень, стал у двери.

– Позови боярина Мирослава! – сказал Даниил.

Мирослав не замедлил явиться. Он еще не ложился спать.

Даниил сел рядом с ним, открыл свою душу.

– Боюсь, отче, боярина Глеба Зеремеевича. При нем я принимал посланца, а не оповестит ли он угров о том? Ведь и Судислав умел прикидываться хорошим, а сам переметнулся к королю венгерскому.

Мирослав посмотрел на Даниила и покачал головой.

– А ты, вижу я, и старого превзойдешь. Молодец, Данило, что такую голову имеешь! Об нем и я уже подумывал. А ты не беспокойся, тут много наших людей, я сказал уже Микуле – за боярином Глебом будут так смотреть, что он ничего и не заметит. Не только за ним одним, но и за Глебом Васильевичем и за Филиппом. Будем знать не только то, что они делают, но даже и то, куда идти замышляют. Если с уграми хотят якшаться, так мы сей узелок разрубим.

– Мудро сделал ты, поставив Микулу присматривать за всем. Зоркие глаза у него.

4

День прошел спокойно. Так же спокойно и вечер начался.

В сопровождении Мирослава Даниил вышел из терема.

– А ночь вельми темная, словно бы и она с нами в сговоре.

– Верно сказал! Не будем зря время терять, надо уже выступать, ибо до утра далеко уйти надобно, – прошептал Мирослав.

Направились к южным стенам. По пятам осторожно шагали дружинники.

Даниил приказал, чтоб не было ни малейшего шороха. Приказ строго выполнялся. Вдруг от церкви донеслись крики, и сразу же все затихло. Даниил остановился и послал к церкви дружинника.

– Что сие может означать, отче? – тревожно спросил князь у Мирослава.

В это время к ним подбежал Микула, а за ним еще несколько человек.

– Княже! – запыхавшись, прошептал Микула. – Только что поймали двух злоумышленников. С мечами стояли, на тебя руку хотели поднять.

От терема прибежали еще два дружинника. Один из них был с факелом, и Микула, выхватив его, осветил лица задержанных.

– Кто такие? Кто вас послал? – спросил Даниил, тяжело дыша.

Задержанные не отвечали, отворачивались.

– Я уже спрашивал, – сказал Микула, – не хотят сказать.

Мирослав схватил высокого за подбородок.

– В глаза смотри, пес поганый! Кто послал тебя на грешное дело?

Высокий качал головой, ничего не отвечая.

– Убрать их, – махнул рукой Даниил, – некогда возиться с ними. – И добавил: – С собой не поведем, тут прикончить.

Услыхав последние слова, высокий упал к ногам Даниила и дико завопил:

– Не убивай меня, княже! Все расскажу тебе. Послал нас боярин Глеб Васильевич, обещал денег много дать и земли.

Микула выжидал, что скажет Даниил.

– Возьми их, – глухо приказал Даниил, – и кончай сейчас же. А ко мне Глеба веди.

– Глеб молвил моим дружинникам, что болен, что он в тереме сейчас, – выпалил осведомленный во всем Микула.

– Сюда давай его! Я его вылечу! – заревел Даниил.

Мирослав наклонился к его уху:

– Верно мыслили мы с тобой. Враг тут, внутри, в крепости, как змея, притаился.

Микула долго не задерживался, скоро приволок связанного Глеба Васильевича. Разъяренного Даниила никто не мог остановить. Он с размаху ударил Глеба ногой в лицо.

– Ты что? Умышлял на жизнь мою, да и войско погубить хотел?

Глеб застонал, выплевывая кровь. А Даниил снова в исступлении бил его ногами.

– И сего туда же! Отрубить голову! Некогда с ним. Это собака, а не человек, и смерть ему собачья! – со злостью бросил Даниил Микуле и отошёл.

– Отрубить?.. Княже! Прости! Жить хочу, не казни! Верен тебе буду…

Даниил весь дрожал от бешенства.

– Верен? Вишь, когда уразумел! Уберите прочь эту падаль!

Микула потащил Глеба Васильевича.

Филипп, улучив момент, когда Глеба уже далеко оттащили, вставил свое:

– Поделом ему! Верно молвил, княже! Отрубить голову бешеной собаке!

Услышав это, Демьян крепко закусил губы и выругался про себя: «Ой, страшен! Ой, лукав! Съест!» С перепугу его затрясла лихорадка, руки и нога дергались.

– А кто же старшим будет над пешцами? – спросил Микула. – Глеб должен был вести их.

Не долго думая, Даниил ответил:

– Иди, Мирослав, бери пеших, мало времени для размышлений.

Слышался едва уловимый шум – это перешептывалось войско. Все вой были подтянуты к стенам – и конные дружинники, и пешие.

Микула успел уже побывать у ворот и подбежал к Даниилу.

– Княже, разведчики возвратились. Угры спят, не ждут в эту ночь набега.

– Ладно!

В сопровождений Мирослава и Дмитрия Даниил пошел вдоль рядов своего войска. Впереди дружинник нес завернутый в пергамент фонарь, и воины видели князя в походном боевом снаряжении.