Текст книги "Авалон: Хроники Бессмертных (СИ)"

Автор книги: Антон Ермаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 35 страниц)

     – Вы сейчас разбудите её своими воплями! – пожаловалась Малиновская. – Долго ещё вы намерены препираться между собой?

     – Пусть Пончик останется здесь, – решил Антон. – Чтобы не тащить Настю в верхнюю спальню, подберем ей подходящую комнату на первом этаже. А медведица может её охранять. В свете последних событий это будет нелишним, а более надежного стража найти трудно, – и Антон подмигнул Малиновской. Та просияла.

     – Я тоже могу её охранять! – Алексис шумно вздохнул. – Для этого вовсе необязательно оставлять в Нифльхейме животное!

     – Друг мой, – обратился к нему Антон, дотронувшись Алексису до плеча и посмотрев в глаза. – Я прошу тебя: пускай сегодня будет так, и Медведица останется в замке. Поверь мне – так нужно.

     Алексис лишь коротко поклонился ему в ответ, как бы говоря, что не желает больше спорить, а потом развернулся и пошёл обратно, на свой пост. Все услышали, как гулкое эхо разнесло его ворчание среди сводов и колонн:

     – Подумать только – блохастому медведю доверяют больше, чем мне! С ума сойти!

     Малиновская и Антон растроганно улыбнулись друг другу.

     – Раз уж я взялся командовать, у меня имеется ещё несколько просьб к остальным, – сказал Антон. – Маш, – обратился он к подруге. – Попроси дварфов, чтобы они разыскали среди своих отваров и снадобий что-нибудь, что могло бы помочь Настасье. А после, я уверен, ей просто нужно будет как следует выспаться в тишине и покое, и назавтра она уже и думать забудет о плохом самочувствии.

     Малиновская согласно кивнула и унеслась на кухню.

     – Бирюк, – Антон посмотрел на Вову. – Распорядись от моего имени, чтобы сегодня центральные ворота замка закрыли на засов, так будет спокойнее.

     – Понимаю, – согласился тот, и в сопровождении Татьяны отправился в одну из сторожевых башен, где на верхнем уровне располагался пост охраны дварфов.

     Вообще-то ворота закрывали каждую ночь, но обычно ограничивались только смыканием окованных железом створ, не утруждая себя запиранием их на засов – всё равно это большое, выточенное из цельного дуба бревно могли сдвинуть лишь восемь дварфов одновременно, и передвигать его туда-сюда каждый день считали делом слишком обременительным. Но в свете возможного непрошеного проникновения извне Антон решил принять повышенные меры безопасности.

     – Ну а вас, – Антон повернулся к Славе с Сеней. – Я прошу найти подходящую спальню на первом этаже: тащить сонную Настасью наверх – только мучить. Да и Пончику незачем подниматься так высоко.

     Парни молча кивнули и пошли прочь по галерее.

     Антон постоял, глядя им вслед, потом медленно подошел к огромному, бурому боку медведицы, мерно вздымающемуся в такт её дыхания, и коснулся руки Настасьи. Пончик покорно стояла, глубоко вздыхая, и Настя пошевелилась во сне, повернувшись лицом к Антону. Как она прекрасна – подумал тот – и почему на этой земле так устроено, что самая большая красота должна проходить через самые большие страдания? Наверное, для того, чтобы не быть просто прелестной картинкой, за которой не скрывается ничего, кроме холодной пустоты, а необходимость обогащения мудростью и знаниями возможна только через боль. Печаль же, навеки запечатленная на лице, делает красоту лишь глубже, а её краски – ярче.

     – Не бойся, всё будет хорошо, – тихо произнёс Антон, гладя Настасью по руке.

     – Ты в неё втюрился, признайся! – раздался сзади Машкин голос. Антон и не услышал, как она вернулась обратно. Он только рассеянно улыбнулся и ничего не сказал в ответ.

     – Дварфы надавали мне целую кучу разных настоек, – сообщила Малиновская. – Я всё сложила на стол на кухне. Как только Настя проснётся, надо дать ей что-нибудь из них выпить. Они говорят – помогает моментально. Пойдем со мной, поможешь мне выбрать необходимое средство.

     Полчаса спустя ворота Нифльхейма были надежно заперты, нужная спальня – подобрана, а Настасья уложена в кровать и напоена дварфовскими эликсирами. Пончика оставили у двери в спальню, чтобы охраняла её чуткий сон. Раскатистый храп медведицы, улегшейся у самой двери так, что невозможно было пройти внутрь, эхом разносился среди каменных стен. Было похоже, как будто здесь работают огромные кузнечные мехи. Все остальные мало-помалу тоже разбрелись по своим спальням…

     Антон снова не мог уснуть. Отчего-то ощущение тревоги не покидало его, а наоборот – становилось сильнее. Время давно перевалило за полночь, а он всё ещё продолжал мерить шагами собственную спальню, вспоминая обо всём, что произошло в последние дни и стараясь предугадать, что их может ожидать впереди. Столкновение с Евгеном не пройдёт бесследно – он был практически в этом уверен. Женя в ярости, потому что думает, будто бы Настасья ему изменила. Он расценил это как предательство, а потому не хочет и не станет ничего выслушивать. Он сам во все это верит. А даже если и нет – более удобного предлога для неприкрытой вражды придумать трудно. Здесь обстоятельства сыграли ему на руку.

     Что Евгений может предпринять? Очевидно, первостепенной его задачей станет месть, и Настасья здесь – цель номер один. Женя не станет нападать на неё, пока рядом будет находиться кто-либо из Авалона. Вряд ли он жаждет лишних свидетелей и новых трупов. А значит, Евген станет выжидать момента, пока Настя окажется одна.

     По крайней мере, сейчас все они в безопасности и это немного успокаивает. Авалон находится в самом надежном убежище из всех, какие им доступны. Друзья все вместе, под защитой неприступных замковых стен и великого множества дварфов. Даже в собственных квартирах они были бы гораздо более уязвимы.

     Успокоив себя этой мыслью, Антон разделся и лёг в постель. Прохладная подушка приятно обволокла голову, но сон всё равно не шёл. Он снова открыл глаза, стал медленно осматривать комнату, и тут его взгляд остановился на восточном окне спальни. Сквозь плотно сомкнутые массивные шторы пробивался какой-то мерцающий красноватый свет. Нет, померещилось, наверное. Антон посмотрел на остальные окна – те были по-прежнему темны и пусты, в отличие от окна восточной стены.

     Антон встал, зашлепал босыми ногами по каменному полу. Остановившись на секунду, он одним рывком распахнул тяжелые полотна штор. Комнату залили мягкие алые отблески. Впереди, в нескольких десятках метров от окна, возвышался одинокий седоглавый пик Расстегайны. Окна его спальни – единственные из всех остальных – выходили как раз на вершину горы. И она светилась.

     Свет не казался ни ярким, ни тусклым – создавалось ощущение, будто на вершине горят несколько костров, однако их сияние давало широкие красные лучи, уходящие в стороны и вверх, в черное, беззвездное небо. Антон довольно долго стоял, наблюдая явление, которое до этого ему никогда прежде видеть не приходилось, разглядывая эти странные световые столбы: их яркость не менялась, они горели спокойно и ровно, как горят прожектора на каком-нибудь городском стадионе. Что ж, значит, опасность близка.

     Наверное, все его друзья уже давно спят, и не стоит их будить сейчас. Все они надежно защищены, коридоры патрулируют вооруженные дварфы, дубовые двери заперты, а замок окружает широкий ров с водой. Что ещё они могли бы сделать? Пожалуй, более ничего. Остаётся только ждать, и теперь уже – недолго.

     Антон вернулся к кровати, сел, облокотившись на спинку и, погрузившись в раздумья, незаметно для себя уснул. В туманных видениях сна он слышал голос Сильфиды: «Расстегайна… самая высокая вершина в череде Зеркальных гор. Её ещё называют Сигнальной горой; говорят, когда Нифльхейму грозит опасность, вершина горы начинает светиться. К счастью, такого не случалось уже множество лет…»

     Казалось, он только закрыл глаза, а Малиновская уже будила его, изо всех сил тряся за плечо.

     – Антон! Антон, проснись! Ради всего святого, вставай, умоляю тебя! – в её голосе звучали паника и ужас.

     – Что там? – он приоткрыл один глаз и увидел перед собой перепуганное Машино лицо.

     – Птицы принесли мне страшные вести! Через лес к замку движется огромная армия! К полудню они уже будут здесь!

     – ЧТО?! – Антон подскочил на кровати. От его сонливости не осталось и следа.

     – И ведёт эту армию, – Маша содрогнулась. – Огненный Князь!

     * * *

     Позолоченные стены Ноэгин Фроуз, Тронного Зала, тускло переливались, создавая ощущение того, будто в древний чертог заглянула холодная, унылая осень, хотя она никогда не наступала в этих краях. Да и узкие окна с мозаикой совершенно не добавляли сюда света. Бессмертное братство собралось практически в полном составе: шёл военный совет. Обстановка была крайне напряженной, если не сказать – зловещей. Антон нервно расхаживал по рисунку серого мраморного пола с проступающими линиями красного граната, и в голосе его звучали тревожные нотки.

     – Я уже отдал несколько наиболее важных, первоочередных распоряжений, – говорил он. – Подвесной мост Центрального крыла поднят – а иным путем в замок проникнуть нельзя. Среди дварфов объявлена всеобщая мобилизация, и в течение часа все они будут вооружены. К их горным собратьям также отправлены посланцы с вестью о внезапной опасности, поэтому к середине дня у нас уже будет все необходимое, чтобы держать оборону и, в случае чего – дать достойный отпор. На данный момент – как мне видится – крепость практически неприступна.

     – Не слишком ли это всё… поспешно? – поинтересовался Семён, отходя от окна и окидывая взглядом зал.

     – Потом может быть слишком поздно, – веско заметил Антон.

     – Я не о том, – Сеня махнул рукой. – Как я понимаю, пока что мы основываемся только лишь на информации, которую принесла одна-единственная пичужка?

     – Я думаю, очень скоро Маша выяснит все как следует, и мы узнаем в полной мере все подробности надвигающейся угрозы, – уверенно заявила Татьяна.

     – Кстати, а где же она сама? – спросила Настя со своего белого мраморного трона. Она выглядела гораздо лучше, чем во все прошедшие дни: заметно отдохнувшая, хотя и всё ещё немного сонная. Эликсиры дварфов действительно сотворили чудо, без труда подняв её на ноги за столь короткий срок.

     – Мария отправилась на дозорную башню, – пояснил Антон, продолжая расхаживать по чертогу. – Там она ожидает новых вестей от птиц.

     – Друзья мои, мы обсуждаем совсем не то, что нам нужно! – Бирюк поднялся со своего места и вышел в центр зала, привлекая всеобщее внимание. – Давайте начнём мыслить с начала. Прошу вас, только предположим, хотя бы на один миг, что птицы ошиблись. Разве не может такого быть? Признаюсь вам честно – мне самому пока что очень слабо во все это вериться. Огромная армия, говорите? Но, помилуйте – откуда Евгений её взял? Откуда?

     – Вот и мне так кажется, – Таня встала рядом с ним, положив руку ему на плечо. – Такой силы в этом мире просто не существует! Опомнитесь, вокруг нас дикий, первобытный лес! Даже если это несколько тысяч воинов, то где все они были до этого? Где скрывались? Где жили? Что ели? Нет, это какой-то абсурд, честное слово!

     – Пускай и так, – Слава, развалившись на троне, неторопливо разминал суставы на своих пальцах, явно не зная, чью сторону принять. – Но разве сейчас мы не в безопасности? Стены Нифльхейма вздымаются на огромную высоту. Что сможет сделать с ними жалкая горстка солдат? Разве только пускать стрелы нам в окна, если они у них, конечно, есть, – усмехнулся он.

     – Возможно, нам грозит опасность гораздо большая, чем мы можем себе вообразить, – предположила Настасья. – Уверяю вас – как человек, который знает Женю лучше всех присутствующих – он способен на многое! Сила его всегда больше, нежели кажется, а цель – иная, чем та, которую он явно преследует.

     – Ты хочешь сказать, что мы стоим на пороге войны? – с легким сомнением в голосе спросил Слава. – Как-то в это слабо верится…

     – Вы требуете доказательств, – Антон, наконец, остановился и скрестил руки на груди. – А ведь сегодня ночью, когда все спали, вершина Расстегайны светилась, – наконец признался он.

     Никто как будто не знал, что на это можно возразить. Кто-то воспринял это с тревогой в глазах, кто-то – с непоколебимым спокойствием. Тишина окутала зал. Слышно стало, как бьется в цветную мозаику окна неизвестно откуда взявшаяся муха.

     – Это ничего не значит! – снова не поверил Бирюк. – Вспомните, что говорила нам на этот счёт Сильфида: «Гора предупреждает об опасности». Но с тех пор, как Евгений покинул нас, мы и так живем посреди сплошных опасностей! Быть может, Расстегайна предостерегает нас совсем не об этом.

     – Тогда нас ожидает будущее ещё более худшее, чем мы сейчас можем представить. – заметила Настя.

     – Если он и вправду ведёт против нас вооруженное войско… – начал Семён.

     В это мгновение большие позолоченные двери Тронного зала распахнулись, и вошла Мария. Выражение её лица не предвещало остальным ничего хорошего. Все взгляды мгновенно устремились на неё, и она застыла, словно прикованная к месту, явно не зная, с чего начать.

     – Ну?! – не выдержал Бирюк.

     – Птицы принесли мне новые вести. Сюда направляется поистине неисчислимое воинство Темных сил, – сообщила Малиновская. – Орды друмлинов и горгулий идут впереди, но основная численность армии, которую собрал Евгений – это мёртвые воины. Их тысячи. Десятки тысяч, – она помедлила, а потом сказала, как будто убеждая саму себя: – Пти-цы не лгут. Ибо они не могут так ошибаться.

     – Что ещё за мертвые воины? – воскликнул Слава.

     – Я так понимаю, это что-то типа… зомби? – спросил Антон.

     Малиновская молча кивнула, а после добавила: – Наверное. Мне описали их как ходячих мертвецов, но я так до конца и не поняла, что же они такое.

     – ОТКУДА?! – только и мог сказать Бирюк. – Откуда. Он. Их. Взял?!

     – Я не знаю, – покачала головой Малиновская. – Но одно могу сказать вам наверняка: дварфов окажется слишком мало, чтобы оборонять замок. А их передовые войска уже вот-вот будут здесь.

     – Да нам и неоткуда ждать помощи, – с дрожью в голосе произнесла Таня, плотнее прижимаясь к Вове.

     – Может быть, нам следует отступить? – неуверенно предложил Сеня. – Уйдем обратно через Портал – и всё.

     – И бросим дварфов на произвол судьбы? – Малиновскую возмутило подобное предложение до глубины души.

     – Если мы уйдем, дварфы не пострадают, – справедливо заметил Слава. – Ему нужны мы. Ну и… не будем лукавить – в первую очередь ему нужна Настасья.

     Все обернулись в сторону Насти. Та лишь боязливо поежилась на своем месте и пожала плечами.

     – Если мы вернемся в наш мир, то он все равно последует за мной, – она обхватила голову руками. – Поверьте, это его не остановит. Он наплюет даже на риск быть обнаруженным в нашем мире!

     – Ты хочешь сказать, что эти мертвые – кем бы они ни оказались на самом деле – пойдут за нами даже сквозь Портал? – ужаснулась Таня.

     – Не уверен, что они смогут его беспрепятственно миновать, – усомнился Бирюк. – Они ведь существа этого мира, а значит, у них не должно получиться проникнуть в наше пространство.

     – Это всего лишь неподтвержденная теория, – сказал Антон. – И сейчас не самое лучшее время, чтобы её проверять. Даже манускрипты нашей замечательной Библиотеки не дают исчерпывающих ответов на данный вопрос. Достоверно известно лишь то, что животные не могут пересекать Грань миров. А насчёт мертвых там ничего не сказано. Никто из наших предшественников, полагаю, не сталкивался с этим. Поэтому мы примем бой здесь. Бегство лишь отсрочит схватку, но не спасёт от неё.

     – Да как вообще можно думать об этом? – Маша даже притопнула ногой. – Какое ещё бегство? Вам не стыдно?

     – Опасно, знаете ли, вести сражение с параноиком. – поежился Бирюк, имея в виду Евгена, и развел руками. – Мало ли как там окажется…

     – В тот день, когда все произошло, – тихо сказал Антон, и все обернулись к нему. – Когда Евген атаковал Настю… Я заглянул в его мысли. Так, на несколько секунд… Знаете, у него такая жуткая каша в голове. Он жалеет себя, а ненавидит её, и меня, и нас всех, и получается такой кошмарный бульон из мыслей, которые неизвестно теперь во что выльются. Нам нужно быть настороже.

     – И всё-таки я хочу кое-что проверить, – Бирюк решительно сжал кулаки. – Я телепортируюсь к Порталу и посмотрю, свободна ли дорога.

     – Мы ведь уже решили, что не будем отступать! – сказала Малиновская.

     – Я сделаю это для того, чтобы знать наверняка и не думать позже, могли бы мы так поступить или нет. Кроме того, я хочу своими глазами увидеть этих «мертвых солдат». Как-то не очень я доверяю… птичкам. Марусь, прости, – он сделал шуточный реверанс в сторону Малиновской, но Маша всё равно нахмурилась.

     – Вов, ведь это может быть очень опасно! – Татьяна пришла в ужас от его решения, но сам Бирюк в этот момент смотрел на Антона.

     – Я увижу все собственными глазами и тогда, клянусь, больше не буду упорствовать, – пообещал он.

     – Хорошо, – согласился с ним Антон. – Разведаешь – и сразу назад. Хотя бы расскажешь нам, на что это всё похоже…

     Вова быстро кивнул, потом закрыл глаза, чтобы сосредоточится, и тотчас исчез во вспышке и завихрениях ветра – только пыль взвилась с мраморного пола ему вслед…

     Глава 17. И грянул гром…

     Четырьмя днями ранее…

     Евгений в бешенстве выбежал на улицу и остановился, тяжело дыша. Мысли скакали и путались в голове, глаза застилала пелена гнева. Хотелось только одного – сжечь и испепелить всё вокруг. Чтобы не осталось ничего. Ни людей вокруг, ни их раздражающих голосов, ни звуков смеха и беспорядочных сигналов машин – хотелось, чтобы все это разом умерло, смолкло навеки, чтобы вокруг осталась только оглушительная тишина и выжженная огнём пустыня, созданная им самим.

     Сзади хлопнула дверь в подъезд. Женя вздрогнул, обернувшись, с некоторым облегчением обнаружив, что это просто незнакомые ему люди. Нужно оказаться подальше от этого так ненавистного теперь дома – и он быстрым шагом пошёл прочь. Движение создавало ощущение хоть какого-то действия. По пути он пару раз задел плечом случайных прохожих, слыша недовольные возгласы за своей спиной. Всего одно касание его руки – и эти люди замолчат. Замолчат навсегда. Но это лишнее. Сейчас это – лишнее. Не стоит растрачивать силы на тех, кто этого не достоин. Имеются другие конкретные индивидуумы, которые причинили ему боль. Они в приоритете. И они ответят за это. Все до единого. Нужно только найти способ…

     Кажется, он всё ещё идет недостаточно быстро – как только эта мысль пришла Жене в голову, он побежал.

     Ночь стремительно накатывала на город, зажигая окна московских многоэтажек. Сейчас необходимо скрыться от света, скрыться ото всех. Под ногами захрустел нетронутый, мерзлый, нерастаявший снег, а над головой зашумели могучие, вечно неспокойные ветви парковых деревьев. Они как будто тоже знают, тоже осуждают его за всё то, что он совершил. А что, если за ним началась погоня? Что, если его бывшие друзья решили догнать его, дабы свершить самосуд? Нет, он этого не позволит! По крайней мере, живым он им не дастся.

     Неожиданно показалась знакомая поляна. Евген и сам не понял, как за столь короткое время он смог преодолеть такое большое расстояние. Хотя… он ведь бежал… возможно и так. Хорошо знакомое ощущение сжатого воздуха – и вот он уже пересек Грань миров. Теплый ветер хлынул ему в лицо. Листья на кленах зашумели, и в их шелесте, как никогда прежде, с неестественной ясностью ему слышалось слово «убийца». Нет! Нет! Нет! Он сходит с ума!

     Женя снова быстро побежал, подобно загнанному волку, который уже слышит лай преследующих его собак. Свернув с тропы, он бросился в густые, непролазные и цепкие переплетения кустов. Колючие ветки несколько раз задели его по лицу, оставляя неглубокие, кровоточащие порезы. Пробежав ещё довольно долго, он начал задыхаться. Становилось нестерпимо душно: он с запозданием понял, что на нём все ещё теплая зимняя одежда. Скинув куртку с шарфом и оставшись в легком свитере, Евген двинулся дальше, так и оставив их лежать на траве.

     Ему постоянно казалось, будто за ним следят, что его преследуют, он никак не мог избавиться от ощущения погони. И он бежал сквозь лес всю ночь, и ярость и гнев гнали его вперед, и ему казалось в тот миг, что они навеки поселились в его сердце.

     Когда первые лучи рассвета стали пробиваться сквозь плотно сомкнутые зеленые листья-пятерни, он, наконец, упал, обессиленный, и провалился в чёрное беспамятство. Неизвестно, сколько он так пролежал, и путь его сознания был тёмен, как бывает темна летняя, беззвездная и безлунная ночь: кромешный мрак окутал его.

     Когда же Евгений открыл глаза, вокруг стоял тихий, безмятежный и солнечный день. Он поднялся, отряхнул с себя мелкие веточки и сор. Постепенно воспоминания прошедшего дня медленно возвращались к нему, а вместе с ними возвращалась и боль. Нет, это не страшный ночной кошмар – всё произошло на самом деле, и он не в силах этого забыть. Ему снова захотелось испепелить все вокруг, но теперь со всех сторон его обступало лишь безмолвное, безразличное ко всему окружающему великое лесное царство. И он здесь – чужой.

     О, какая жалость, что он не может выжечь из своей памяти такие ненавистные ему теперь воспоминания! Он тихо двинулся вперед по неизвестно откуда взявшейся лесной тропинке: казалось, она сама услужливо ложилась ему под ноги. Местность постепенно понижалась, уходя в глубокий и сырой овраг, а чаща вокруг становилась все сумрачнее и гуще. Тропа то появлялась, то снова исчезала в высокой и колкой траве, и так, бредя по ней, Женя неожиданно вышел к широкой реке, что текла сквозь Кленовый лес, а левый берег её, высокий и крутой, с многочисленными каменными осыпями и торчащими обломками скал, пронизывали русла более мелких ручьев и родников, спешащих слиться с рекой. Это место дварфы знали как Ластор-Бет-Ламмен, Утёс Содрогающейся Воды, ибо всегда с беспокойством и шумом бурлила там среди каменных порогов вода, ударяясь о них, пенясь, закручиваясь в водовороты, а после уходя в глубокие, темные и холодные омуты у корней дерев. Но дварфы редко приходили сюда, так как очень уж далеко было отсюда до центральных врат Нифльхейма.

     Женя остановился, улыбнулся сам себе: когда-то он уже был в этом месте раньше. Сейчас он понятия не имел, каким образом ему удалось снова здесь оказаться – в прошлый раз он добрался сюда совершенно иной дорогой. Если только сама судьба привела его в этот странный, потерянный край.

     Окончательно сойдя к реке, он уверенно зашагал вдоль берега, пока не оказался у небольшого водопада. Стеклянная завеса воды скрывала за собою множество гротов и пещер, а среди разбросанных повсюду валунов росли странные корявые кусты с какими-то незнакомыми ягодами. В другой раз Женя не обратил бы на них никакого внимания, но сейчас ему очень хотелось есть, и он остановился, раздумывая, не могут ли они оказаться ядовитыми. По фигуре листьев кусты походили на смородину, но ягоды на них были гораздо крупнее, по форме напоминая вытянутые, слегка помятые сферы.

     Евген сорвал одну из ягод и осторожно надкусил её. По вкусу она отдаленно смахивала на клубнику. Лучше уж возможное отравление, чем нестерпимый голод – подумал он, и съел столько ягод, сколько смог, пока не обобрал их большую часть с кустов. Теперь чувство голода немного отступило, и пора было действовать дальше.

     Приблизившись к водопаду, он прошел под каменным карнизом, с которого бежала вода, и, совершенно сухим, очутился в небольшой темной пещере. Потолок грота низко нависал над головой, а под ногами шуршала мокрая галька. Евген вздрогнул, когда из темноты неожиданно вылетело несколько летучих мышей и унеслось прочь.

     Евген дошел до самого дальнего закоулка грота. Здесь было совсем темно, и он двигался больше наощупь, чем доверяя зрению. Присев на корточки, он начал шарить руками по камням, пока не наткнулся на довольно объемный сверток из выделанной кожи. Женя распахнул его, и своды грота озарили мягкие красные отблески – здесь, сокрытые от посторонних глаз и любого вражеского посягательства, он когда-то давно спрятал свои величайшие ценности: книгу и корону.

     Листы Книги Жизни слабо мерцали во мраке пещеры алыми отсветами и, даже спрятанное под накидкой из темной кожи, перо продолжало свою работу, бесстрастно записывая без помощи чернил всё, что делал Евгений.

     Женя тяжело вздохнул и облокотился спиной к прохладному камню: ему стало гораздо спокойнее. Никто не тронул его сокровищ – хотя бы в этот раз все получилось так, как он и хотел: книга надежно запрятана, а значит, никто не может отследить его перемещения. Просидев так какое-то время, он поднялся на ноги и надел корону на голову. Тотчас же тринадцать кровавых рубинов на ней вспыхнули, отражаясь от благородной платины, загнутые вовнутрь зубцы-крючья грозно сверкнули. И тогда ему на ум пришли давние слова, которым он когда-то не придал значения, но вспомнил о них сейчас:

     «Гонишь меня… а ведь скоро сам ко мне придёшь. Будешь искать – да только искать меня не нужно: кликнешь – и я уже здесь…». Теперь Евгений знал, что ему нужно делать.

     Снова укрыв надежной пеленой Книгу, он, не снимая короны, вышел из грота на яркое солнце. Водопад шумел за его спиной. Платина, отражая солнечные лучи, заиграла бликами на его голове, а камни, наоборот, померкли, словно вбирая в себя весь свет. И Евгений, помедлив какое-то мгновение, громко крикнул: «Морфиус!».

     Он замер, слушая, как эхо его призыва продолжает разносится над гладью речной воды и ожидая, что сейчас что-нибудь произойдёт, но ответом ему был лишь шелест ветра в ветвях огромного леса. Женя сделал осторожный шаг вперёд, галька скрипнула под ногами, и тут за его спиной раздался тихий голос:

     – Ты звал меня, Огненный Князь?

     Евген медленно обернулся и увидел его совсем рядом с собою, стоящего на камне. Морфиус ничуть не изменился с тех пор, как он в последний раз видел его: высокое, закутанное в черный, развевающийся саван и слегка сутулое тело, опирающееся на посох; серая кожа, покрытая непонятными рунами и желтые, кошачьи глаза.

     – Да, звал, – ответил ему Евген.

     Какое-то время они молча внимательно присматривались друг к другу, словно пытаясь понять, на что каждый из них способен. Потом Женя неохотно выговорил: – Мне нужна твоя помощь.

     Видно было, как ему не хотелось этого произносить.

     – Я предупреждал тебя, что однажды ты явишься ко мне, – Морфиус улыбнулся, обнажая тонкие острые зубы.

     Евген не ответил.

     – Ты стал гораздо сильнее с нашей последней встречи, – заметил Морфиус. – Я прямо-таки ощущаю твою магическую силу. Но мы посмотрим… да… посмотрим. – он опустил голову и, казалось, говорил сейчас сам с собой. Потом он поднял свои желтые глаза, и взгляд его впился в лицо Евгена.

     – Чего ты хочешь от меня, Огненный Князь?

     – Я хочу, чтобы ты помог мне отомстить! – гордо произнёс Евгений. – Меня предали. И неверные должны получить по заслугам!

     – О, не думай, будто неведомо мне, что произошло, – Морфиус спустился с камня, неуловимо подходя ближе; казалось, он будто бы парил над землей. – Я знаю. Мне известно всё, о чем ты думаешь. Но тебе не справиться в одиночку.

     – Я – Огненный Князь, и я могу всё! – Евген вскинул голову.

     – Недостаточно, однако, быть неизмеримо могущественным, – Морфиус приблизился к его уху и прошептал: – Если тебе кажется, что этот мир стал без неё пуст, тогда мы заполним его… войной! Тебе нужна армия!

     – Ты знаешь, где её взять? – Евген недоверчиво покосился на него.

     – Следуй за мной, – загадочно ответил Морфиус.

     И они отправились в путь: высокий, решительный, преисполненный уверенности в себе юноша, увенчанный пылающей короной, и мрачный, согбенный мужчина в черном плаще, тяжело опирающийся на посох и преследующий свои собственные, неведомые иным цели. Морфиус не сказал, куда именно они направляются, а Женя не спрашивал, полностью доверившись своему странному и неожиданному союзнику. Они вообще практически не разговаривали по дороге: Евген был поглощен собственными думами, а о чем размышлял Морфиус, не мог сказать, пожалуй, никто из живущих.

     Эти двое двигались вдоль русла реки и шли очень долго, пока её далекие друг от друга берега не сблизились настолько, что сама речка стала уже больше напоминать быстро бегущий ручей, чем серьезную водную преграду. В пути им попадалось множество родников, спешащих из лесной чащи, и Евген много и жадно пил их ледяной воды, чтобы утолить свою жажду. Морфиус к воде не притрагивался, и вообще старался обходить её стороной. Лишь единожды Евгений случайно разглядел, как край его мантии угодил в незаметное озерцо с водой, и ткань зашипела, точно на неё плеснули кислотой. Сам Морфиус, кажется, ничего не заметил, а Женя не стал у него об этом интересоваться.

     Наконец, после многих часов пути они достигли такого места, где смогли без труда переправиться по камням на противоположный берег, а потом снова углубились в лесные дебри и шли так до самого вечера. Никаких троп тут не существовало и в помине, кругом были овраги с бурно разросшейся на дне ежевикой, глушь и бурелом, но Морфиус каким-то образом угадывал правильное направление и ни разу не сбился с пути. Как ему это удавалось – оставалось загадкой, но с уверенностью можно было сказать лишь одно: они не плутали, идя по возможности прямо и быстро к неведомой цели. Женя оставался спокоен, будучи совершенно уверенным в том, что его провожатый никуда от него не денется. Хотя, конечно, он вряд ли нашел бы путь назад из этого захолустья в одиночестве. Он не знал, куда они идут, тем более, что уже не помнил, откуда.

     Неожиданно Евгений разглядел среди широких древесных стволов угасающий свет медленно садящегося солнца. Это могло означать только одно – они достигли границы, где лес заканчивался, хотя он, как ни старался, не мог припомнить, чтобы ему когда-нибудь довелось слышать о том, что Кленовый лес вообще имеет границы. Им всегда говорили, что лесное море практически бесконечно. Но что же тогда может скрываться там, впереди?

     – Мы почти дошли, – удовлетворенно констатировал Морфиус.

     Лес окончился стремительно, идеально ровной, прочерченной чертой. Ботинки Евгена остановились на краю обрыва: каменистый известняковый пласт, с которого свисали корни крайних деревьев, неожиданно уходил вниз, метров на двадцать, точно в этом месте две гигантские земляные плиты изломились пополам, и одна из них опустилась, а вторая, наоборот, – приподнялась. При осмотре окрестностей на ум приходил шоколадный торт и острый нож, разрезающий его: по краям порций нож, каким бы острым он ни был, всегда оставлял трещины и поломанную глазурь. Здесь, у обрыва, с пластами земли творилось нечто похожее.