Текст книги "Авалон: Хроники Бессмертных (СИ)"

Автор книги: Антон Ермаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 35 страниц)

     Ожидание начинало затягиваться, и стало казаться, что они сидят здесь уже целую вечность. С одной стороны, конечно, было понятно, что Антона там вряд ли пытают за чужие проступки, но ему наверняка приходится отвечать на целую кучу неудобных вопросов, на которые, на самом-то деле, ещё и неизвестно как нужно отвечать. И лучшим ли выходом в этой непростой ситуации было бы где-то соврать, а где-то – рассказать всю правду? Опять же, – если Антон слукавит – способны ли будут сами фантомы распознать его ложь? Ведь они видят все и всех буквально насквозь. Да уж, задача не из легких. Или вот ещё интересно: будет ли Авалон в целом подвергнут какому-нибудь наказанию за случившееся, или все бремя вины духи чертога целиком и полностью возложат на плечи Евгения? Тут определенно есть над чем подумать…

     Прошло немногим чуть более часа, прежде чем тишину галереи нарушил протяжный скрежет распахнувшихся настежь дверей – и появился Антон. Он выглядел очень уставшим и слегка рассерженным. С его возвращением царившая в воздухе сонливость мгновенно испарилась, и все тут же бросились к нему навстречу с расспросами.

     – Все на самом деле довольно скверно. – немного тише, чем обычно, произнёс Антон. – Они требуют, чтобы мы нашли Евгения и привели его на суд.

     – На какой ещё суд? – Настасья спросила это так быстро, что её слова прозвучали слегка невнятно.

     В этот момент следом из зала вышел Алексис и начал неторопливо закрывать плохо слушающиеся двери – снова раздались скрипы и стенания петлей, явно нуждавшихся в смазке.

     Антон тяжело вздохнул и сказал:

     – Я вас всех очень прошу – давайте где-нибудь сядем, и тогда я расскажу вам все по порядку. Не хочется обсуждать такие вещи вот так просто, стоя посреди коридора. А то я и так там слишком утомился.

     Друзья согласились, и они двинулись прочь от Маханаксара. Алексис, затворив створы чертога и снова заступив на свое дежурство, задумчиво глядел им вслед. По выражению его лица совершенно невозможно было понять, о чем он думает, как, впрочем, и всегда.

     Выйдя из галереи, Авалон, ведомый Антоном, начал подниматься все выше и выше по лестницам, пока они не пришли, в итоге, в ту же странную комнату каплевидной формы с тремя окнами, которая предшествовала Тронному залу, являясь как бы его архитектурной прелюдией. Именно здесь, в Тронном зале Нифльхейма, прошла их последняя встреча с Флавиусом и Сильфидой. Стражники-дварфы, как и прежде, охраняли вход, и, завидев их, с достоинством поклонились.

     – Никого не впускать, – строго сказал им Антон, и они лишь обозначили повторным легким кивком головы то, что всё поняли, при этом распахивая перед ними огромные позолоченные двери.

     – Ноэгин Фроуз,– тихо произнесла Малиновская, проходя внутрь следом за остальными. – Но для меня он навеки останется Залом Разлуки, потому что его стены помнят скорбь моего прощания и боль моих слез.

     Тусклая позолота чертога слабо мерцала вокруг, отражая дневной свет, проникающий сквозь узкие окна-бойницы; причудливо подсвечивала потемневшие от времени, инкрустированные повсюду рубины, чьё глубинное алое зарево едва уловимо перекликалось с прожилками красного граната на полу. Все это как-то навевало необъяснимую тоску: такая бывает в сердце, когда догорающее лето медленно и безвозвратно уходит в теплую, нежданно вспыхнувшую торжественную осень, и хотя она никогда не наступала в этих краях, душа полнилась печалью.

     – А чего это стула-то одного… нет… – Славик остановился в растерянности посреди зала, и его голос привлек внимание остальных.

     Никто из них сразу и не заметил эту вдруг наступившую перемену в интерьере: действительно, мраморных тронов, с таким изяществом выточенных из скальной породы, неожиданно осталось семь. Черный трон Евгения исчез, а остальные словно придвинулись друг к другу, чтобы заполнить собою образовавшуюся пустоту. Теперь оказалось, что два белых трона шли подряд – Антона и Настасьи, внося непривычный глазу диссонанс и нарушая идеальную симметрию зала.

     – Такова магия этой странной комнаты, – пояснил замершим от удивления друзьям Антон.

     – Откуда ты знаешь? – спросила Таня. – Я что-то не совсем поняла…

     – Тронов всегда ровно столько, сколько Бессмертных находится в Авалоне. Комната добавляет либо убирает их тогда, когда посчитает нужным. Никто не знает, по какому принципу это происходит. Я прочитал об этом здесь, в Библиотеке, – добавил Антон, как бы отвечая на вопросительный Танин взгляд.

     – И куда же они деваются? Просто исчезают? – Малиновская заглянула за спинку своего каменного престола, словно надеясь, что исчезнувший трон Евгения спрятался где-нибудь там. Потом она присела, и начала внимательно разглядывать пол, пытаясь отыскать некий скрытый от глаз механизм, который бы производил это действие.

     – Правильно ли я понимаю, что это значит, будто комната уже вычеркнула Женю из нашего братства? – тревожно спросила Настасья, поднося дрожащую руку к своему подбородку.

     – Возможно, он вычеркнул себя сам, – Антон сел на свое место, устало облокотившись на прохладную спинку трона. – Решения комнаты не являются необратимыми – в отличие от решений Совета. Я думаю, если он вернется, то его трон возникнет вновь. Вот только вряд ли он вернется…

     – И это возвращает нас к тому, что именно сказал тебе Совет, – напомнил Бирюк, тоже занимая свое законное место.

     – Не хочу от вас ничего скрывать, – начал рассказывать Антон, – но Совет разгневан. Очень сильно. Причем неизвестно на кого больше – на нас, за то, что мы не смогли это предотвратить, или на самих себя – что они ошиблись в собственном выборе. Наш неразумный друг совершил одно из самых ужасных деяний – лишение жизни невинного.

     – Ничего себе невинного! – воскликнула Настя. – Марат ведь сам его спровоцировал. О, какая жалость, что я не могла присутствовать на совете – иначе я много о чем поведала бы, рассказала бы им всё как есть!

     – Я думаю, они знают достаточно, – веско сказал Антон. – Тем более что подробности произошедшего интересовали их на удивление мало. Духи чертога рассматривали лишь свершившийся факт как данность, а именно – смерть. И поэтому я передаю вам их приказ, – голос Антона сделался громче, сурово отдаваясь от позолоченных сводов, – любой, кто обнаружит Евгения, обязан будет его задержать – уговорами либо силой – и представить его Совету. После состоится суд, где будет решена его дальнейшая судьба. Это их слово.

     – Легко сказать – задержать! – пробормотал Семен.

     – Они ведь убьют его, – тихонько простонала Настасья. – Смерть за смерть.

     При этих словах Татьяна поплотнее придвинулась к Бирюку, будто испытывая страх. Слава и Семён переглянулись. Мария подошла и крепко обняла свою подругу, чтобы та снова не начала плакать. Антон, замерев, как-то слегка беспристрастно смотрел на них обеих, и взгляд его скользил поверх их голов, наблюдая, как солнечный свет золотится на светлых волосах Марии, превращая их в мерцающие блики-вспышки, и тонет в черной ночи локонов Настасьи. Наконец он произнёс:

     – В общем-то, напрямую речь о лишении жизни не заходила. Они не конкретизировали, если уж говорить по правде. Как я понял, сначала Духи лишат его магических способностей. «Он оказался не заслуживающим владеть этим даром» – так они сказали. Таким образом, он перестанет быть Элементалем – на время или навсегда. Совет считает, что это будет наихудшим наказанием для Евгения. А уж потом… Возможно, тюремное заключение. Я не знаю.

     – Но ведь это чудовищно! – возмутилась Малиновская, продолжая гладить Настасью по плечу. – Фактически, мы должны поймать того, кого считаем или считали своим другом! Мне жалко Женю.

     – Жалко? – с удивлением спросил Бирюк. – А кто, скажи мне на милость, пожалеет нас? Благодаря ему мы оказались теперь словно между молотом и наковальней. Интересно, что будет, если мы не выполним приказа Совета Маханаксара? Полагаю, нас объявят изменниками, и тогда в их глазах мы все будем выглядеть ничуть не лучше, чем он. И нас самих будут судить! Отправят в какие-нибудь сырые подвалы лет на пятьсот, – а что, вполне – мы же теперь бессмертны. И все из-за одного придурка!

     – Вов, перестань, – Таня осуждающе притопнула ногой.

     – Нет, не перестану! Да, признаюсь, пожалуй, сначала мне это казалось даже немного забавным – я имею в виду то, что Евген не всегда контролировал себя. Ну и что, – думал я, – от этого ведь ничего дурного не происходит. Да, порою меня, знаю – как и многих, – раздражали регулярные понукания Антона об ответственности, о том, чтобы мы все были бдительны.

     Сказав это, Бирюк слегка покосился на Антона. Тот невесело усмехнулся.

     – И вот – пожалуйста! – продолжал Вова. – Он оказался прав! Мы вляпались в такую болотную жижу, из которой теперь вряд ли выберемся. И если уж правдой оказалась эта часть его теории, то я с ужасом представляю себе, что произойдет, если наш дружок ещё и окажется новым Воплощением Зла! И что мы станем делать тогда?

     – Замолчи! Что ты несешь! – Настя неожиданно вдруг кинулась на него с кулаками, словно собираясь ударить, но, не добежав каких-нибудь пару шагов, она рухнула на пол, заливаясь слезами, и запричитала: – Они убьют его! Я знаю, убьют! Убьют, убьют, убьют… – и от неё уже ничего нельзя было добиться.

     Маша подумала, что Женя ведь, по сути, и сам убийца, но не стала этого озвучивать – обстановка и так была накалена до предела.

     – А чего она ревет, я что, не прав, что ли? – Бирюк продолжал гнуть свою линию.

     – Прав. Потому она и ревет, – ответил ему Слава.

     Малиновская, пытаясь одновременно поднять Настасью с пола и вытереть ей слезы, рявкнула на них: – Вы не могли бы просто заткнуться! Оба!

     – Я вас всех очень прошу, давайте немного успокоимся, – голос Антона перекрыл гомон перебранки. – Я знаю, ситуация трудная, и все мы на взводе, но не будем погружаться в отчаяние! Я верю, что все ещё можно исправить. Мы сейчас пойдем и…

     Но друзьям так и не удалось услышать, что же именно хотел предложить Антон. Двери Тронного зала вдруг распахнулись, и из них вышли навстречу семь длиннобородых дварфов в своих привычных желто-зеленых костюмах и забавных, казавшихся немного неуместными в данной ситуации, колпаках. Дварф, шедший впереди всех, сделал ещё пару шагов вперед и остановился, с интересом и некоторым удивлением смотря на раскрасневшиеся, напряженные лица ребят и на плачущую Настасью, которая с помощью Малиновской поднималась на ноги.

     – Я же просил, чтобы в зал никого не впускали! – гневно воскликнул Антон, уже и так сильно разозленный.

     – Приношу свои глубочайшие извинения, мой Господин, – вежливо откликнулся дварф и низко поклонился. Остальные сделали то же самое, следуя его примеру. – У меня важное сообщение. Ходят слухи, что один из вас отказался подчиниться воле Сил и находится в бегах, а потому мы, посоветовавшись, решили поделиться с вами некоей важной информацией.

     – Что ж, говори, дварф! – уже немного спокойнее произнес Антон.

     – Монфрод. Его зовут Монфрод, – осторожно поправила его Малиновская.

     Антон медленно повернул голову в её сторону, и Маше на миг показалось, что он сейчас закричит, но Антон, напротив, улыбнулся и сказал:

     – Дорогая, я с огромным уважением отношусь к Малому народу, но все ж-таки знать их всех по именам – слишком обременительно, не обессудь. Пускай это будет твоей почетной обязанностью.

     – Разумеется, – чопорно кивнула Мария. – Я ведь их любимица.

     – Итак, прошу прощения, Монфрод. – Антон снова повернулся к дварфу. – Мы внимательно слушаем тебя.

     – Ровно две луны назад, – деловито заговорил Монфрод, – сюда явился Огненный Князь. Тогда мы ещё ничего не знали о случившемся – да и сейчас знаем немногое – и потому его появление в Нифльхейме в полном одиночестве никому из нас не показалось чем-то странным.

     Малиновская почувствовала, как стоящая рядом Настасья вытянулась в напряжении, точно струна, вся обратившись в слух. Ей показалось странным, что никто из её друзей не обратил внимания (или сделал вид, что не обратил) на то, что дварф уже не называл Евгения по имени, использовав им самим когда-то выдуманный дурацкий титул. Наверное, даже в такой ситуации дварфы вынуждены продолжать исполнять его прошлые приказы – с некоторым возмущением предположила Маша.

     – Интересно, – сказал Бирюк, прервав тем самым размышления Малиновской. – А ведь Старый Клен, когда мы сегодня проходили мимо, ничуть не обмолвился о приходе Евгения…

     – Возможно, он не заметил его просто потому, что спал? – предположила Татьяна. – Иначе, я уверена, он бы нам наверняка об этом рассказал.

     – Я продолжу, если вы позволите, – напомнил о себе Монфрод. – Так вот, он явился глубоким вечером, в начале наступления темноты, и сперва довольно долго пробыл в своей спальне. Когда же время перевалило далеко за полночь, он покинул её и направился в Библиотеку. А потом он ушёл. Но, когда он выходил из замка, по пути ему совершенно случайно встретился мой брат – Монгрод. Было уже очень поздно, и потому все остальные дварфы давно спали глубоким сном. Монгроду показалось очень странным, что Огненный Князь крадется в ночи по Нифльхейму, подобно вору, тем более, что в руках он держал некий объёмный свёрток из темной кожи. Монгрод попытался заговорить с ним, и когда тот повел себя более чем странно – остановить его. Это была плохая затея. Получилось вот что…

     Брат Монфрода, Монгрод, облаченный в такой же желто-зеленый костюм, чуть-чуть вышел вперед из-за спин остальных дварфов, и друзья увидели его обожженное лицо и довольно сильно опаленную бороду.

     – Какой ужас! – воскликнула Маша.

     – Ну, знаете, это уже слишком! – поддержала её Таня. – Что у человека вообще в голове происходит?!

     Настасья хранила молчание. Она лишь на мгновение посмотрела на покалеченного дварфа, а потом быстро опустила глаза.

     – Печальное зрелище, – грустно констатировал Монфрод. – В пылу, так сказать, схватки, сверток, который нес Огненный Князь, выпал из его рук и раскрылся, и, таким образом, нам стало известно его содержимое…

     – Мне кажется, я знаю предметы, которые он прикарманил, – догадался Антон. – Из спальни, я полагаю, он забрал свою драгоценную корону. Это было несложно: никто не препятствовал ему, тем более что она находилась там безо всякой охраны – я сам много раз видел подобное.

     Монфрод согласно кивнул, подтверждая слова Антона.

     – Не забрал, а украл, – поправил Слава.

     – Достаточно спорный вопрос, – не согласился с ним Сеня. – Ведь корона была откована народом дварфов специально для него, так что это, по сути, подарок, который теперь полностью принадлежит ему.

     – Сейчас это не столь важно, – перебил их Антон. – Обсудим потом, когда будет время. Перейдем к Библиотеке, – продолжал свою догадку он. – Смею предположить, что оттуда он ничего, кроме книг, вынести не мог. Вот только какой же из этих древних фолиантов смог заинтересовать его настолько, что он решил забрать его с собой? Какую из книг счёл настолько уж важной? – спросил он как будто бы сам у себя.

     Ответ пришел с неожиданной стороны.

     – Это же очевидно. Он забрал свою Книгу Жизни, – тихо сообщила Настя, стирая с глаз последние остатки слёз.

     – Она же вроде как недвижима, разве нет? – изумилась Малиновская. – Прикована древней магией, насколько я помню. Разве её можно вот так просто взять со стола и забрать?

     – В том-то и дело, что нельзя, – недовольно пробурчал дварф. – Поэтому ему не пришло в голову ничего лучше, чем просто выжечь кусок деревянного стола вместе с Книгой и таким образом добиться желаемого! Чудовищное варварство!

     – Но зачем? – не мог понять Бирюк. – Зачем ему понадобилась его собственная Книга? Он что, сам не знает, что делает в тот или иной момент?

     – Все верно, – кивнул головой Антон. – Как раз он-то – знает. Он просто не хочет, чтобы об этом знали мы. Ведь мы могли бы воспользоваться Книгой, прочитать в ней все его действия – и таким образом обнаружить его. А теперь – он нас опередил.

     В Тронном Зале воцарилась тишина. Каждый думал о том, почему эта мысль не пришла им в голову первой. Некоторые вздрогнули, когда Антон довольно громко несколько раз театрально хлопнул в ладоши, а потом воскликнул:

     – Что ж, браво, Евгений, браво! Ты, кажется, предусмотрел всё!

     Эхо рукоплесканий ещё некоторое время продолжало гулко отдаваться под сводами Тронного зала, пока не стихло совсем. Выходит, Ноэгин Фроуз не принимает решений самостоятельно – прежде чем зал исключил из череды престолов черный мраморный трон Евгения, Огненный Князь исключил себя сам…

     * * *

     Быстро пролетели новогодние каникулы, и вот впереди замаячили очередные экзаменационные испытания: для Маши и Насти это означало, что начиналась первая сессия их второго курса обучения. Рано утром в понедельник они явились – как ни странно, без опоздания – на предэкзаменационную консультацию, потому что на завтра уже был назначен первый экзамен – основы современной психологии. Началась нудная и скучная, как это обычно бывает в таких случаях, беседа преподавателя со студентами. Ребята задавали вопросы, ответы на которые им были непонятны или неясны, либо они и вовсе не рассматривали эти темы на лекциях, хотя в билетах они присутствовали – такое тоже иногда случалось по чьей-нибудь рассеянности.

     Поначалу Малиновская ещё пыталась делать вид, что слушает, и даже кое-что записала в блокнот, но постепенно её внимание начало угасать, к тому же монотонный голос преподавателя действовал так усыпляюще, что, в конце концов, она потеряла интерес к происходящему. Она смотрела то за окно – на заснеженную улицу, то на сидящую рядом Настасью, которая что-то тихонько рисовала на уголке тетрадного листа. Присмотревшись, Маша разглядела нечто вроде бушующих языков пламени, не слишком аккуратно заштрихованных карандашом.

     Когда со времени их прибытия в институт прошло уже не менее полутора часов, а вопросы от «особо умных» студентов все никак не заканчивались, Маша окончательно устала и начала думать, чем бы ещё таким интересным себя занять. Томясь, она постоянно ерзала на стуле, пока, наконец, Настасья, до этого хранившая молчание, не шепнула ей:

     – Да хватит уже вертеться! Ты чего?

     – Мне надоело. Я хочу домой. Зачем мы вообще приперлись на эту консультацию? – вздохнула Маша.

     – Ну, мы вроде как пытаемся произвести хорошее впечатление, понимаешь? Преподаватель запомнит наши лица, что мы с тобой сегодня присутствовали, и потом поставит нам на экзамене оценки повыше.

     – Надо же, какая интересная, ничем не подтвержденная теория, – пробурчала Малиновская, роняя ручку и ныряя за ней под стол. Настя снисходительно слушала, как её подруга продолжает что-то бубнить под столом, а когда Малиновская снова появилась в поле зрения, слегка растрепанная, то сказала: – Да и кому они теперь вообще нужны, эти оценки. Мы ведь теперь… ну, ты поняла.

     – Мы все равно не можем бросить институт сейчас, – напомнила ей Настя, – у нас только второй курс. Куда нас с такими знаниями на работу возьмут? Листовки у метро раздавать? Уж лучше потерпеть сейчас.

     Малиновская подумала, что работа, возможно, в их сегодняшнем положении тоже пока находится под вопросом – неизвестно ведь, как много времени в будущем будет отнимать то, чем они сейчас занимаются. Хотя, с другой стороны, им все равно необходимо что-то есть, не говоря уже о других прекрасных благах цивилизации, поэтому им, в любом случае, необходимы деньги. А откуда же они возьмутся без работы? Поразмыслив, она пришла к выводу, что подруга в какой-то мере права.

     – Хорошо вот Антону с Евгеном, – сказала она через пару минут. – У них уже пятый курс. Почти финишная прямая. У Антона, кажется, уже половина диплома готова. Шустрый какой, да? Кстати, Евген так и не появился? – добавила Маша как бы между прочим.

     Настасья помедлила с ответом, потому что преподаватель в упор уставился на них – очевидно, они забылись и начали разговаривать слишком громко. Когда он, наконец, от них отвернулся, она сказала почти шепотом:

     – Нет. Телефон по-прежнему недоступен, и дверь он не открывает. Я, если честно, даже не могу понять, был ли он дома с тех пор, как все произошло. По крайней мере, свет в его окнах не горел ни разу. Ушел, так сказать, в тень…

     – Где же он может быть? – недоумевала Маша. – И вообще, как долго он планирует вот так скрываться? Ему в институт надо ходить, опять же. Может, на вокзале ночует?

     – Понятия не имею, – пожала плечами Настя. – Но, на мой взгляд, это было бы чересчур. Да и зачем? У него куча знакомых. Может быть, остановился у кого-нибудь в Бутово или Тушино – его там и не найдешь. Или вовсе уехал в Выксу, к своим родственникам. Из всех вариантов этот кажется мне наиболее вероятным.

     Мария, слушая подругу, не могла не заметить какого-то нового, слегка отстраненного оттенка в её голосе, и потому осторожно спросила:

     – А как же ваши отношения?

     – Я так понимаю, что все закончилось, – прохладно констатировала Настасья и опустила голову так, что волосы закрыли её лицо.

     – Ты это серьезно? – Маша придвинулась поближе, не веря своим ушам.

     – Ты сама видишь – ему абсолютно на меня наплевать. Если бы я хоть что-то значила для него – он бы каким-то образом меня известил. Хотя бы написал смс, что с ним все в порядке. Но прошло уже десять дней – а от него ни слуху, ни духу. Меня просто выкинули на помойку, как ненужную более игрушку, только и всего. Ты даже представить себе не можешь: чего я уже только не передумала за эти десять дней. Если бы не папа рядом, я бы, наверное, сошла с ума. Честно. Вот только папа сегодня уезжает… и снова надолго. Что со мною будет – я не знаю.

     – Мне кажется, нельзя вот так просто все взять и бросить. Понимаю, это очень сложные, я бы даже сказала, выстраданные тобой отношения, но всегда нужно давать шанс, – Маша пыталась поддержать её, как могла.

     – В том-то и дело, что эти отношения нужны только мне, – вздохнула Настя. – Ему безразлично. Всегда было безразлично. Как жаль, что я только сейчас это поняла.

     – Я бы так не смогла, – после небольшой паузы ответила Малиновская.

     Настя подняла на неё свой печальный взгляд, и, проникновенно взглянув ей в глаза, спросила:

     – Скажи мне… только честно… Ты бы смогла смириться с тем, что твой парень убил человека?

     – Господи, ты говоришь прямо как Антон. Это ведь была случайность! – Маша с удивлением отметила, что сейчас они как будто поменялись ролями, обычно это Настя всегда оправдывала Женю, а теперь выходило наоборот.

     – Да или нет? – снова спросила Настя.

     Мария молчала, не зная, что ответить.

     – Ты бы тоже не смогла смириться с этим, – Настя невесело усмехнулась. – Он не может контролировать себя. Ты и сама это знаешь. Мне надо было заранее это понять. Ещё с того самого случая в столовой в институте, помнишь? Но тогда он сдержался. Было много свидетелей и всё такое. Тогда он ещё не был так сильно переполнен этим чувством собственной исключительности и значимости. А может быть, я снова ошибаюсь. В любом случае, теперь он сдержаться не смог. Или не захотел. Да и откуда я могу знать, что в следующий раз, когда он разозлится, очередной его жертвой не стану я? Такой же размазанной по полу горсткой пепла – и всё.

     – Перестань, пожалуйста, – попросила Маша, поморщившись.

     – В чем я сейчас не права? – Настя не замечала, как тон её голоса начал повышаться, и некоторые студенты стали на них оборачиваться. – Ты ведь не видела того ужаса. Не видела, как человек, который только что трогал тебя, говорил с тобой, вдруг обращается в золу. Золу, и больше ничего. Но перед этим кричит от неистовой боли – до тех пор, пока не сгорает. Я это видела! Я знаю, о чем говорю! И его крик все ещё звенит у меня в ушах. И это… это…

     – Девушки, если вам неинтересно, вы можете покинуть аудиторию, – строго предложил преподаватель, разглядывая их и приспустив свои очки на кончик носа.

     – Извините, – пробормотала Настасья и снова опустила голову.

     Малиновская тоже понурилась, бессмысленно глядя на полированную поверхность стола перед своими глазами. Она даже отчего-то боялась повернуть голову, чтобы посмотреть, плачет Настасья или нет. Ещё меньше ей хотелось думать, что подруга плачет из-за неё. Зря она вообще начала этот разговор. Ничего, кроме новой боли, это не приносит. Если Настя решила, что историю пора закончить, пускай так и будет. Это её жизнь.

     Маша незаметно опустила руку под стол, нащупала Настасьину ладонь и крепко-крепко сжала её. Настя лишь молча сжала руку в ответ.

     Уэн Винг – Великие Сёстры. Дварфы не зря дали нам эти имена – подумала Мария. Не бойся, я никогда не оставлю тебя, сестрёнка. Всегда буду рядом. Всегда!

     * * *

     Самое начало февраля ознаменовалось двадцатиградусными морозами и новой чередою снежных бурь. Было очень непривычно порою идти сквозь воющую на все лады пургу, кутаясь по самые глаза в шерстяные шарфы, чтобы после долгого скаканья через сугробы и снежный наст оказаться посреди зелени лета, пройдя магический Портал, и потом все эти шерстяные вещи с себя стаскивать. Родители, друзья и остальные «непосвященные» пребывали в полном недоумении относительно того, каким образом Марии посреди зимы удается быть загорелой. Она уже порядком подустала слушать постоянные мамины нотации о том, что слишком перебарщивает с солярием. Не могла же Маша им всем рассказать, что каждую неделю (а иногда и чаще) она принимает потрясающие солнечные ванны, нежась на свежей, зеленой травке, да ещё и вдыхая при этом настоящий горный воздух!

     За прошедший месяц Евгений так и не объявился, однако окончательно «раствориться в легендах» ему всё-таки не удалось. По просьбе Марии лесные птицы, обитающие в Кленовых чащах, вели постоянное наблюдение за всем, что происходило в округе. Таким образом, ушей Авалона достигли слухи о том, что «Огненный Князь дважды пересекал границу Портала», однако мимо Старого Клёна он не проходил. Каким способом ему удавалось это сделать, оставалось неясным. Конечно, особенно надеяться на показания Клёна тоже было нельзя – хотя бы по причине его вечной сонливости, но одно можно было утверждать наверняка: в Нифльхейм Евгений больше не приходил.

     По распоряжению Антона в замке была установлена круглосуточная охрана, и теперь вооруженные дружины дварфов, экипированные легкими арбалетами, постоянно, даже по ночам, патрулировали бесконечные каменные коридоры дворца. Охрана Библиотеки, несмотря на её магические двери, также была удвоена и, таким образом, вряд ли теперь кто-либо мог проникнуть в Нифльхейм незамеченным.

     Подвесной мост через ров пока решено было не поднимать – по мнению Антона, это уже было бы слишком, ведь они пока что не находятся в осадном положении.

     – У всех дварфов без исключения имеется четкий и ясный приказ, – говорил он. – При обнаружении Евгения постараться задержать его всеми возможными способами или хотя бы попытаться выяснить его местонахождение, после чего незамедлительно сообщить об этом нам. Так что, поверьте мне, – рано или поздно Женя отыщется.

     Шло время, однако ни патрули дварфов, ни птицы, помогающие Марии, так и не смогли Евгения выследить. Они лишь знали, что он переходил Грань, но его дальнейший маршрут оставался для всех тайной. Возможно, он просто сходил с хорошо знакомого им тракта, углубляясь в лесные дебри, что было ещё более непонятным по двум причинам: во-первых, что именно ему могло там понадобиться, и во-вторых: каким образом он находил путь назад? Насколько было известно, никаких верных тропинок, кроме Дороги, в лесу не существовало, и даже Антон, постоянно фонтанирующий новыми идеями в этом вопросе, не мог ничего сказать наверняка.

     * * *

     И снова была метель. Стремительным вихрем ворвавшись в глубокую, беззвездную ночь, она запорошила улицы и тротуары, превратила тихие московские дворики в одно сплошное, нетронутое, бесконечно-белое покрывало. Безжалостный ветер гнал снежные хлопья с такой силой, что даже свет уличных фонарей казался мерцающим и прерывистым, точно это были какие-то далекие огни терпящего бедствие корабля, застрявшего во льдах.

     Девственную гладь снегов нарушала лишь одинокая, петляющая цепочка следов, ведущая к одному из подъездов – видимо, кто-то прошел здесь совсем недавно, и снег ещё не успел замести следы случайного прохожего. Тихо скрипнула дверь в подъезд. Высокая, худощавая фигура в длинном черном пальто, с растрепанными волосами, в которые забился снег, оглянулась, и украдкой нырнула внутрь. Бледные, холодные пальцы будто бы наощупь отыскали в лифтовой кабине кнопку нужного этажа под номером «пять». Раздался звуковой сигнал и лифт, услужливо распахнув двери, доставил полночного гостя на нужный этаж.

     Евгений вышел на лестничную клетку. Светильник на этаже горел слабо, иногда выдавая конвульсивные вспышки света раз в несколько секунд, и видно было очень плохо. Его рука медленно потянулась к кнопке звонка, на миг замерев, словно в сомнениях. Вот сейчас. Сейчас он нажмет на звонок, и к нему, распахнув дверь, выйдет Настя. Конечно, она, должно быть, очень удивится его столь позднему приходу, а потом, наверное, обрадуется. Он так давно не видел её.

     Некий странный шорох заставил Женю обернуться, и он вздрогнул, неожиданно обнаружив, что не один здесь. У окна, спиной к нему, кто-то стоял, устало прислонившись к стене. Человек тихо повернул голову, и свет упал ей на лицо – это была Настасья. Евген замер, и довольно долгое время они просто молча стояли, пристально вглядываясь друг в друга, пока он, наконец, не произнёс: – Привет.

     – Привет, – ответила Настасья.

     – Почему ты здесь?

     – Не спится.

     – И часто ты выходишь вот так, посреди ночи, когда тебе не спится? – немного настороженно спросил Евген, слегка наклонив голову и недоумевая.

     – В последнее время частенько, – Настасья выглядела какой-то странной: то ли задумчивой, то ли отрешенной. – Зачем ты пришёл? – довольно резко спросила она.

     – Я пришел, чтобы забрать тебя с собой, – выпалил Евген на одном дыхании, словно боясь, что забудет это сказать.

     – Зачем? – снова бесстрастно спросила Настасья.

     – Я скучаю по тебе. Мне плохо. Плохо без тебя.

     Настасья улыбнулась какой-то загадочной, вымученной улыбкой – её лицо отчего-то стало выглядеть зловеще в неярком, дрожащем свете подъездной лампы. Она сделала пару шагов вперед, навстречу к Евгену, и, посмотрев ему в глаза, засмеялась. Эхо от смеха моментально отдалось от стен, неестественно искажаясь, и, устремившись вверх, долго затихало где-то среди лестничных пролетов. Евгений был слегка обескуражен, непонимающе глядя на Настасью.