Текст книги "Авалон: Хроники Бессмертных (СИ)"

Автор книги: Антон Ермаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 35 страниц)

     Настасьи и Евгена в коридоре уже не было. Пройдя в гостиную, Маша очень удивилась, увидев, что её лучшая подруга, в числе многих других парочек, танцует под мелодичную музыку медленный танец в обнимку с Маратом! Настасья наверняка делает это назло, только лишь потому, что они с Женьком поругались, – подумала Маша, вертя головой и пытаясь отыскать глазами Евгена. Но того нигде, кажется, не было…

     Ближе к семи утра большинство гостей разбрелось по своим домам, а тех, кто идти был уже ну совсем не в состоянии, аккуратно разложили по всем свободным диванам и кроватям, благо их было в доме много. Несмотря на наступившее утро, за окнами все ещё гуляла едва светлеющая темнота: такая бывает зимой, когда ночь пока не ушла, а рассвет – только приготовился появиться из-под низко нависающих холодных и снежных туч. Вдоль улицы горели фонари; их мягкий, желтоватый свет освещал подъездную дорожку и деревянное крыльцо.

     Праздник подошёл к концу, и пора было ложиться спать, но в одной из комнат на втором этаже все ещё сидели Антон, Бирюк, Татьяна и Маша. Хотя все ужасно вымотались, никто не хотел расходиться, и друзья, рассевшись на полу и креслах, все продолжали обсуждать детали так весело прошедшей вечеринки, стараясь в подробностях припомнить многочисленные смешные моменты, да и просто болтали ни о чем.

     – Представляете, какая несправедливость, – возмущался Бирюк. – Из-за этого дурацкого Нового года все забыли про мое день рождение! Меня никто ведь так и не поздравил толком. Каждый год – одна и та же история. Ужас просто!

     – Ну, так уж и никто. Вообще-то все твои лучшие друзья тебя поздравили. – напомнила ему Маша.

     – Да? Разве? – Бирюк удивленно и немного растерянно посмотрел на неё своими уставшими глазами. – Но вы мне ничего не подарили!

     – Потому что ты сам об этом просил, идиот! – Танька встала с кресла и раздраженно постучала ему по макушке. – Поэтому мы скинулись и подарили тебе деньгами.

     – И где же они?

     – Я их забрала и спрятала, – прокурорским тоном заявила Таня. – Иначе ты все их потратишь на бесполезные вещи.

     Антон с Машкой засмеялись, глядя, как Бирюк, раздосадовано разводя руками, пробормотал: – Хороши подарочки… сплошная конфискация…

     Все произошло в одно мгновение. В комнате продолжал звучать смех, царило веселье. Татьяна неожиданно схватилась за сердце – улыбка при этом ещё не успела сойти с её уст – и отчетливо произнесла: – Ой, что это со мной…

     И в следующий миг она, не устояв на ногах, тяжело повалилась на маленький колченогий столик, приютившийся между креслами, сметая на пол стоящие на нём бокалы. Часть из них как-то нелепо и замедленно шлепнулась на мягкий ковер, часть – разбилась об пол. В воздух поднялись тучи поднятого её падением разноцветного конфетти.

     – Таня… – Бирюк опешил, в ужасе глядя на подругу, так и застыв при этом на своем месте.

     – Эй-эй-эй! – Малиновская опомнилась первой и подскочила к Таньке, пытаясь её поднять.

     – Смерть! – захрипела Татьяна, задыхаясь, и пугая всех ещё больше. – Смерть! Здесь! – её руки судорожно хватались за края стола.

     Следом за Машкой подскочил вышедший из ступора Бирюк:

     – Таня! Таня! Что случилось? Таня, тебе плохо? Ты отравилась? ТАНЯ, ЧТО?!

     – Смерть! – снова натужно прохрипела она. – Кто-то погиб! Только что! Здесь!

     Никто толком не мог понять, что происходит. Все казалось несуразным, диким, каким-то странным стечением обстоятельств. Бирюк в панике начал разрывать кофту на её груди, решив, что Тане не хватает воздуха, и она задыхается, но та оттолкнула его руки от себя и запричитала:

     – Не я! Не мне! Умер! Другой…

     Маша обернулась, встретившись взглядом с Антоном – тот так и продолжал стоять, словно в забытье, безучастно глядя на попытки друзей привести Таню в чувство. Ещё прежде, чем какие-либо слова были произнесены, они уже, кажется, поняли друг друга, и Антон, вдруг изменившись в лице, панически выпалил:

     – Где Евгений? – а в следующую секунду вылетел вон из комнаты. Малиновская бросилась за ним.

     Они неслись по коридору второго этажа, по очереди распахивая все попадающиеся им по пути двери: пустая комната, чулан, снова пустая комната… Распахнув очередную дверь, Антон спугнул какую-то целующуюся парочку. Оказывается, не все ещё спят. Сейчас это неважно. Совсем неважно. Он с грохотом открыл ещё одну дверь – предпоследнюю в этом казавшимся нескончаемым коридоре. Поначалу ему показалось, что и эта комната тоже пуста, но тут же разглядел валяющийся на полу слабо светящийся торшер и забившуюся в дальний угол маленькую, испуганную фигурку.

     – Настя! – вынырнув откуда-то из-за Антоновой спины, Малиновская бросилась в комнату, к подруге.

     Настасья плакала, сжавшись в комок и закрывая лицо руками, размазывая по щекам тушь.

     – Что случилось? Настя, что случилось?! – закричала ей Малиновская в самое ухо, пытаясь разглядеть её лицо.

     Антон медленно зашёл вслед за Машей в комнату, постоял, задумчиво разглядывая поваленный торшер, осмотрелся по сторонам. Часть мебели располагалась как-то странно и неестественно, будто её только что расталкивали в разные стороны – от центра к краям. Посреди всего этого хаоса на полу лежала разметанная, местами почему-то мокрая куча обуглившегося пепла. Кроме того, в комнате явственно ощущался едкий, неприятный запах чего-то пережженного, то ли какого-то горелого мяса, то ли непонятно чего ещё. Антон вплотную подошел к всхлипывающей, скорчившейся в углу Настасье и обнимающей её Малиновской и грозно, и вместе с тем тревожно, спросил:

     – Что здесь произошло?

     Настасья молчала, продолжая плакать и одновременно пытаясь вытереть глаза, отчего ещё больше размазывала потекшую косметику.

     – Отвечай! – оглушительно рявкнул Антон.

     Мария, кажется, впервые в жизни видела сейчас своего друга в таком гневе.

     – Мы… мы поругались с Женей… – вдруг тихо-тихо произнесла Настя, поднимая на него свое заплаканное лицо. – И я пошла танцевать с Маратом… специально. Просто, чтобы… чтобы Женя позлился и приревновал… – голос девушки все ещё сильно дрожал, но она начала говорить громче. – А потом Марат притащил меня сюда. И… и начал приставать ко мне. Я пыталась вырваться. Убежать. Но он ведь очень сильный. Я закричала. И тут появился Евген. – она снова залилась слезами.

     – Дальше! – потребовал Антон.

     – Между ними началась словесная перепалка. Одно за другим… в общем, все это переросло в потасовку… – продолжала Настя, глотая слезы. – А потом… это случилось так быстро… я ничего не успела толком понять, Антон, правда! Просто вспышка, вскрик, и… и…. – она в ужасе посмотрела на Марию, гладившую её по плечу.

     – И Женя испепелил его! – закончил за неё Антон, с отвращением и болью вглядываясь в кучу разметанного пепла на полу, подтверждая свои худшие опасения.

     Малиновская замерла, словно не веря своим ушам. Она посмотрела на подругу, и та лишь молча кивнула ей.

     – Где он сам? – спросила Мария.

     – Убежал, – был ответ.

     В коридоре послышался топот, и через секунду в дверях возникли Слава и Сеня.

     – Эй, что тут у вас происходит? – спросил Славик, с некоторым удивлением оглядывая комнату и учинённый в ней беспорядок. – Там Таньке плохо, Бирюк её водой отпаивает. А вы тут чего?

     – Убийство, – сухо ответил Антон и, не сказав больше ни слова, покинул комнату.

     Слава в растерянности смотрел то на рыдающих девчонок в углу, то в спину уходящему по коридору Антону. Он несколько раз то открывал, то закрывал рот, порываясь что-то сказать, и, наконец, спросил, повернувшись к Семёну:

     – Он ведь это несерьезно, правда?

     Сеня зашел в комнату, посмотрел на остатки пепла, принюхался. Слава внимательно следил за его реакцией, и выражение Сениного лица было красноречивее слов – он и без чужих подсказок явно догадался, что же здесь произошло.

     Антон рывком распахнул входную дверь, вышел на улицу, на заснеженное деревянное крыльцо. Остановился. Мысли метались в голове, как обезумевшие осы, запертые в банке. Да. Случилось. Это именно то, чего он всегда боялся. Он говорил им, а они не верили. Что теперь будет? Что же ты наделал, Евген…

     Антон тихонько приоткрыл тяжелую чугунную калитку, вышел на проезжую часть. Медленно падал снег. Равнодушный. Безразличный. Машин не было. Где-то вдалеке продолжали громыхать салюты. Порыв ледяного ветра напомнил ему, что он без куртки. Да и черт с нею! Сейчас он не ощущал холода. Антон вглядывался вдаль, бесцельно смотря в конец дороги, и тут увидел, как около самого дальнего фонаря шевельнулась темная фигура. Высокий парень с растрепанными волосами. Они стояли, вглядываясь друг в друга достаточно долго, пока Евгений на том конце улицы не сделал пару шагов назад, уходя из светлого пятна фонаря, и канул во тьму…

     Глава 15. Пропавший без вести

     – Антон, от нас только что уехала полиция, – голос Бирюка в телефонной трубке звучал немного тревожно. – Извини, что так поздно звоню, просто я подумал, что тебе следует об этом знать…

     – Ничего страшного, я все равно ещё не ложился, – Антон искоса взглянул на часы: болезненно-зелёные цифры на циферблате показывали без пятнадцати двенадцать. – Они приезжали по поводу… ну, ты понял?

     – Да, именно за этим, – подтвердил Бирюк. – Ты не находишь, что это не совсем телефонный разговор? Может быть, тебе зайти к нам?

     – Лучше вы ко мне, – предложил Антон. – У вас же там бабушка…

     – Она уже, кстати, разоралась по поводу того, какого лешего к нам полиция приперлась, – сообщил Бирюк. – Надеюсь, родителям она ничего не расскажет, иначе это будет катастрофа!

     Буквально через десять минут Татьяна и Бирюк уже сидели на Антоновой кухне, прихлёбывая свежезаваренный чай с печеньем. Света от тусклого ночника едва хватало, чтобы осветить поверхность стола и расположившихся за ним ребят.

     – Что именно они хотели знать? – спросил Антон, делая небольшой глоток и ставя чашку обратно на стол.

     – Ничего особенного. Больше даже сами рассказали, – Бирюк нервно вздохнул. – Короче говоря, родственники этого Марата позвонили в полицию только сегодня днём, когда не обнаружили его дома.

     – Хороши родные – только на третий день спохватились! – невесело усмехнулся Антон: на календаре стояло аккурат третье января.

     – Как мы поняли из слов участкового, Марат был тот ещё тусовщик, часто не ночевал дома по нескольку дней, – пояснила Таня. – Поэтому поначалу они решили, что он просто загулял.

     – Так или иначе, сейчас он объявлен в розыск, – Бирюк прикусил губу, размышляя о чем-то своем, и добавил как бы нехотя: – Но ведь они его и не найдут.

     Друзья немного помолчали. Антон вслушивался, как за закрытыми окнами приглушенно воет автомобильная сигнализация. Это напоминало слабые беспокойные сигналы. Слегка действовало на нервы. Татьяна негромко кашлянула и спросила:

     – Евген так и не объявлялся?

     – Нет, – ответил Антон. – Телефон у него недоступен, и в окнах квартиры свет не горит. Дверь он тоже не открывает, Настасья уже много раз ходила к нему.

     – Может быть, позвоним остальным, чтобы тоже сюда пришли? – предложил Бирюк. – Хотя бы Насте с Машей – им всего-то на один этаж подняться.

     – Не стóит, – возразил Антон. – Настя и так там вся, мягко говоря, в расстроенных чувствах. Тем более, вчера вечером к ней приехал отец – ей совершенно не до нас, я уверен. У Маши тоже мать сегодня дома – не хотелось бы лишних вопросов с её стороны.

     – Знаете, в такие моменты я чувствую себя преступницей, честное слово! – призналась Таня.

     – В любом случае, никому ничего говорить нам нельзя, – твердо сказал Антон. – Иначе у нас будут очень большие проблемы. Вы же понимаете – мы просто не сможем им всего объяснить.

     – Да уж, – согласился Бирюк. – Тем более что это не убийство в традиционном понимании этого слова. Трупа-то нет…

     – А полиция, кстати говоря, не захотела осмотреть ваш дачный дом? – с новой тревожной ноткой в голосе поинтересовался Антон.

     – Нет. Вроде нет.

     – Это довольно странно.

     – Дело в том, что они уже опросили несколько свидетелей, и никто из них не смог припомнить, чтобы перед исчезновением они видели Марата непосредственно в доме. Из чего полиция, как мне кажется, сделала вывод, что он пропал уже после того, как ушёл с вечеринки.

     – Если так подумать, для нас это даже и к лучшему, – кивнул Антон. – Хотя, конечно, поутру девчонки и вымыли там все с мылом и порошком, наверняка следователи, если бы им пришло в голову посетить дом, разыскали бы какие-то частицы пепла, попавшие за плинтус или ещё куда…

     – Ты думаешь, что человеческие приборы настолько совершенны, что смогли бы установить личность по кусочкам шлака и золы? – с неприкрытой иронией в голосе спросил Бирюк, жуя при этом печенье.

     – Иногда ты, Вов, говоришь так, будто уже не отождествляешь себя с людьми! – немного недовольно заметила Таня.

     – Кстати, у меня иногда тоже такое проскальзывает, – сказал Антон, задумчиво ломая в руках свой кусок печенья и даже, похоже, не обращая на это внимания. – Как будто мы уже не часть этого мира, да?

     – Да, – тихо ответил Бирюк. Он встал, медленно подошел к окну, отодвинул занавеску. Заснеженный двор был абсолютно пуст.

     – Значит, полиция больше ничего не спрашивала? – уточнил Антон.

     – Я думаю, им не особенно интересно было с нами беседовать, потому как мы не могли им толком ничего рассказать, – ответила ему Таня. – Ведь ни я, ни Вовка этого Марата и не знали толком. Его пригласил Илья, наш знакомый из института, которого позвал Вова. Но сам Илья в итоге так к нам и не пришёл, потому что он тогда как раз заболел. Получается, что этот Марат вообще пришёл как будто бы сам по себе, понимаешь? Короче говоря, всё очень запутанно. Складывается такой сумасшедший клубок, который очень сложно, на самом деле, разобрать на отдельные ниточки.

     – Может быть, это и не слишком хорошо прозвучит, но: тем лучше для нас, – заключил Антон.

     – Но мы же вроде здесь не пособники преступления, правильно? – испуганно спросила Татьяна.

     – Пособники – не пособники, но утаиваем важные факты, – Антон вздохнул. – А это тоже не есть хорошо. Я ещё тут вот о чём хотел с вами поговорить: ведь в ту ночь вышло так, что Таня как бы предугадала это убийство…

     – Ой, может, не будем сейчас обсуждать? – неуверенно спросила Таня. – Это был такой кошмар, что мне, честно говоря, даже не хочется всё вспоминать.

     – Танюш, нам крайне важно это обсудить, – настаивал Антон. – Потому что мы, возможно, стоим на пороге обнаружения ещё одной способности – пятого из даров нашего Авалона. Я практически в этом уверен.

     Татьяна задумчиво разглядывала все ещё продолжающего стоять у окна Бирюка, пока тот, наконец, не обернулся к ним, чтобы посмотреть, почему они вдруг замолчали. А потом она произнесла:

     – Наверное, ты прав. По крайней мере, я уже размышляла об этом – когда немного отошла от первоначального шока. Моя скрытая способность, говоришь? Возможно… но я так до конца и не поняла, что же это такое было.

     – Мы все в тот момент так испугались, – сказал Бирюк, снова присаживаясь к столу. – Уж я-то, наверное, больше всех!

     – Как бы это странно не прозвучало, но у меня в тот момент было двойственное состояние, – начала вспоминать Таня. – С одной стороны, я как будто испытывала те же самые ощущения, какие, вероятно, испытывал Марат в момент, предшествующий смерти. А с другой – иная часть моего сознания мгновенно поняла, что, какими бы сильными не были мои «мнимые», фантомные боли, лично со мною все равно ничего не произойдёт, потому что, хотя мое тело и отзывалось на это физически, мой мозг понимал, что я лишь мысленно переживаю то, что происходило поблизости. Иногда я сама уже запутываюсь в этой сложной паутине прошлого. Да я даже не могу вам толком ничего объяснить! – в итоге воскликнула она.

     – Но каким образом ты поняла, что в тот момент все это происходило именно с Маратом, а не с кем-то другим? – спросил Антон. – Подумай, ведь это очень важно!

     – Мне жаль, но вот этого я уж точно не смогу сказать наверняка, – Танька пожала плечами и одним глотком допила весь оставшийся чай из разукрашенной чашки с желтым цыпленком. – Могу лишь одно сказать наверняка: тогда я не была ни в его теле, ни в его мыслях. И физически, и умственно я оставалась в той комнате, рядом с вами. Я осознавала и видела все, что вы делали и говорили. И ещё я никак не могла понять, почему до вас никак не дойдет, что помочь нужно не мне…

     – Если бы мы догадались чуть раньше, наверное, все было бы по-другому. – медленно проговорил Бирюк. – Мы бы успели…

     Антон, не обратив внимания на последние Вовины слова, сказал:

     – Я бы назвал твой дар «предчувствием смерти».

     – Но почему она так бурно на это реагирует? Это будет происходить каждый раз? – спросил Бирюк. – Мы ведь живём в огромном городе, вокруг нас постоянно умирают сотни людей. Почему же она не чувствует сейчас их смерти?

     – Слишком много вопросов и слишком мало ответов, – Антон потер свои ладони друг об друга, пытаясь собраться с мыслями. – Это очень странная способность. Я бы сказал, даже немного пугающая. Она затрагивает тайны жизни и её конца, а это всегда было областью, крайне затруднительной для понимания. Откуда мы можем знать? Мы ведь никогда ещё не умирали.

     Ветер сильнее завыл за окном – начиналась новая метель. Антон встал, поплотнее закрыл форточку и заговорил уже более деловым тоном:

     – Таня может чувствовать смерть – это факт. Она косвенно испытывает те же ощущения, что и умирающий – это тоже факт. Происходит сие не мгновенно – иначе мы бы просто столкнулись с Евгеном в коридоре, когда он убегал. Но задержка невелика – немногим более пяти минут, а может и меньше. Как если бы это была передача данных из России в Америку по оптоволоконным кабелям, проложенным по дну океана. Они совершенны, но даже им требуется некоторое время. Ладно, неважно. – он взмахнул руками, словно фокусник, признававший, что трюк не удался. – Почему она почувствовала именно эту смерть? Возможно, потому, что Марат был очень близко. Или потому, что смерть была мучительной, – скажем так, не по доброй воле… Или почему-то ещё? Одна теория – никакой практики. И, скажу вам откровенно… – Антон облокотился на стол, по очереди внимательно глядя то на Бирюка, то на Татьяну. – Я искренне надеюсь, что в этом вопросе теория так и останется на уровне теории.

     – Да уж, – невесело усмехнулась Таня.

     – Хотя тема, безусловно, крайне интересная, – пробормотал Антон себе под нос, прикрывая фарфоровой крышкой стоящий на столе чайничек для заварки.

     * * *

     Настасья первой подошла к границе Кленового леса, слегка щурясь от ярких лучей восходящего солнца. Башни и шпили Нифльхейма были окутаны утренней дымкой, а лежащая внизу долина чуть серебрилась от ещё не успевших высохнуть капель росы на изумрудной траве. Сегодня она встала очень рано и, приготовив вернувшемуся к ней на неделю папе завтрак, предупредила его, что возвратится только к вечеру. Пришлось немного слукавить – вроде как она вместе с Малиновской отправилась гулять по центру города. Отец возражать не стал: несмотря на то, что ему, естественно, ничего не было известно о событиях последних дней, он не мог не заметить, что его любимая дочь о чем-то сильно тревожится, хотя Настя держалась из последних сил, поэтому он был вовсе не против, чтобы она развеялась в компании лучшей подруги.

     Настасья стояла, красивая и печальная, любуясь восходом, и ветер едва заметно играл с её темными волосами. Плакать она будет потом, когда папа уедет, друзья разойдутся по своим домам, когда захлопнутся все двери и она останется совершенно одна. Вот тогда можно будет залезть в ванную прямо в одежде, врубить горячий душ и долго-долго сидеть вот так, сотрясаясь от рыданий. В душе плакать легче, потому что соленые слёзы смешиваются с обычной водой и не видно, сколько же выплакано на самом деле. Но это только её. Её личное. То, о чем никто никогда не узнает – даже лучшая подруга – потому что на людях плакать нельзя. Потому что она сильная. Всегда. И даже сегодня, когда хочется вырвать сердце из своей груди, потому что оно причиняет одни лишь страдания.

     Совершенно неслышно сзади подошёл Антон: он приблизился так тихо, что создалось впечатление, будто он возник прямо из воздуха. Антон остановился рядом с Настей, обернулся, поджидая остальных. Где-то позади плелись Таня с Бирюком, Семён, Слава и Маша, едущая верхом на своей обожаемой медведице, которая, нагнав их по дороге, очень обрадовалась встрече после столь долгого отсутствия. Теперь их осталось только семеро. Семеро и медведь. Звучит, как название какой-нибудь детской книжки – подумал Антон.

     Отсутствие среди них Евгения было непривычным, отзываясь грустью и ещё некими странными чувствами, которые невозможно было ни передать, ни объяснить. Хотя в последние дни они и редко собирались полным составом, но никогда ещё не случалось так, чтобы не было лишь одного человека. Каждый из друзей знал, что остальные тоже переживают по этому поводу, но вслух никто ничего не говорил, и оттого создавалось некоторое ощущение тягости и недосказанности, словно это неожиданно вдруг превратилось в какую-то запретную, постыдную тему, о которой никто не хотел вспоминать. Будто их лучший друг сейчас тяжело заболел, и потому не может быть рядом с ними. Надеюсь, что эта «болезнь» оставляет надежду на выздоровление – как-то решил для себя Антон.

     – Уж не Алексис ли ждет нас на ступенях? – голос Настасьи, прервав размышления Антона, прозвучал глухо и как-то слегка испуганно.

     – Да, пожалуй, он самый, – сказал, приглядевшись, Антон. – Странно, правда? Не так уж и часто он встречает нас у центральных ворот.

     – Может быть, ему уже известно о… – Настя не договорила, но и так было понятно, что именно она имеет в виду.

     – Возможно, – нехотя согласился Антон. – С тех пор прошло уже пять дней, наверняка какие-то слухи добрались и сюда.

     – Каким образом?

     – Не спрашивай меня об этом, Насть. Наши друзья владеют странными силами, как, впрочем, и мы сами, и, смею тебя заверить, они способны получать информацию из многих источников. Ведь Сильфида и Флавиус, к примеру, всегда знали, что происходит в нашем мире. Интересно, какова была бы их реакция на всё произошедшее?

     Лицо Настасьи стало слишком уж печальным, и потому Антон поспешно произнёс:

     – Извини. Не хотел тебя этим огорчать.

     Настя тяжело вздохнула, слегка провела кончиками пальцев под глазами и сказала:

     – Ничего. Просто… просто тяжело. Не ты виноват. Все так оборвалось. Внезапно. Я как мотылек, понимаешь? Мотылек, который сгорает в пламени свечи. Уже сгорел.

     Антон грустно и понимающе смотрел на неё. Пока они вот так стояли вдвоем, озаряемые молодым солнцем, подтянулись все остальные. Малиновская, восседая на Пончике, внимательно разглядывала Настасью, готовую вот-вот заплакать, и не понимала, в чём, собственно, дело: когда они только выходили из дома, подруга находилась в более-менее приподнятом расположении духа. Или это ей только казалось? Маша не успела у неё ничего спросить, потому что Антон вдруг произнёс, повернувшись к Бирюку:

     – Вов, узнай у Алексиса, всё ли в порядке? А то мне как-то…

     – Понял, – Бирюк в ответ лишь кивнул и выпустил из своей руки Танину руку. – Я мигом.

     Раздался странный звук, как будто медленно вдохнул какой-то огромный зверь; легкое дуновение ветра – и Бирюк телепортировался. Через несколько секунд друзья уже могли наблюдать, как он стоит на каменном крыльце замка, разговаривая с Алексисом.

     – Наверное, нам нужно было сюда раньше прийти, – сообщила Малиновская, спрыгивая с Пончика. – А то мы уж очень долго тянули, и теперь Алексис будет недоволен… или кто похуже…

     Слава хотел спросить у неё, кого именно она имеет в виду, но тут вернулся обратно Бирюк:

     – Алексис просит поторопиться, – отрапортовал он. – Нас ожидает Совет.

     – Совет Маханаксара? – нервно уточнил Сеня.

     Бирюк кивнул.

     – Как, в общем-то, я и предполагал, – серьезно заметил Антон. – Ну что же, идёмте.

     И все они быстрым шагом начали спускаться в долину. Когда Авалон пересек Карнимирию и дошел до центральных врат, где их и поджидал Алексис, тот почтительно, как и всегда, поздоровался с ними, а потом немного сухо произнёс:

     – Совет уже ждет вас. Поспешим.

     – Алексис, мы… – неуверенно начала Малиновская, попутно пытаясь угадать, как много из всего произошедшего известно конкретно ему.

     – Не передо мною вам сегодня держать ответ, – лицо Алексиса оставалось непроницаемым. – Я всего лишь страж Вечной Крепости. Идемте.

     «Он все знает» – пронеслось у Маши в голове. Ей отчего-то стало немного неловко, как будто это она – главная виновница всего произошедшего.

     Вынужденно оставив Пончика снаружи, которая грустно глядела им вслед, они пошли по прекрасным галереям и залам, гадая о том, что может ожидать их на Совете. Понятно было, что им предстоит обсуждение всех подробностей того, что произошло в ту злополучную новогоднюю ночь, но вот в каком контексте будет построена предстоящая беседа и во что все это может вылиться – большой вопрос.

     Мария задумчиво шагала по белоснежным мраморным плитам, устилавшим пол – без инородным вкраплений и трещин, они были такими же идеально-белыми, как и хрустящий, искрящийся снег под её ногами в парке, пока она вместе с друзьями не миновала знакомый Портал, вступив в вечное лето и оставив зиму позади. Маша редко посещала именно эту галерею в последние месяцы, потому что по ней можно было попасть лишь в одно место – Чертоги Маханаксара, а после их посвящения в бессмертные ей больше ни разу не довелось побывать в этом странном зале, – обители загадочных фантомов и таинственных духов.

     Малиновская, видя, что все её друзья не намерены общаться, и погрузились в напряженное молчание, старалась самостоятельно отвлечься от мрачных мыслей и начала разглядывать величественные белые скульптуры, мимо которых они проходили. Расставленные меж могучих малахитовых колонн, высеченных в виде древесных стволов, сегодня они отчего-то выглядели совсем иначе: возможно, это была всего лишь странная игра света на холодном камне, но лица застывших навеки изваяний теперь казались мрачными и неприветливыми. Огромные тканые гобелены на стенах будто бы поглощали даже тот немногочисленный свет, что проникал в галерею сквозь узкие своды окон-витражей. Большинство цветных стеклышек дварфы в них уже заменили – по давнему распоряжению Антона, – и теперь были заняты тем, что разбирали строительные леса.

     Наконец друзья, следуя за Алексисом, дошли до трех больших фонтанов с ледяною водой – это означало, что они достигли дверей в Чертоги Судьбы. Алексис остановился, встав у входа в зал, и, кивнув на Антона, непререкаемо произнёс:

     – Внутрь отправится только он.

     Естественно, последовал бурный взрыв негодования.

     – Почему это? – первой возмутилась Малиновская. – Мы – Авалон, и нас нельзя разделять! Что это за самоуправство такое?

     – Так нечестно! – поддержала её Настасья. – Я, как и остальные, ничуть не боюсь оказаться в этом зале и предстать перед Советом, не хочу уходить от ответственности. Если уж так подумать, то из всех здесь присутствующих я, быть может, более других виновна в случившемся. Так отчего же я не имею права попасть внутрь? Я могла бы рассказать Совету все в подробностях, если они того пожелают.

     Семён, молчавший все это время, похоже, даже немного обрадовался такому повороту событий, он был явно напуган предстоящим «допросом» и едва заметно побледнел. Слава, глядя на него, слегка улыбнулся лишь самыми уголками губ, а потом сказал:

     – И всё-таки это несправедливо. Я считаю – отвечать должны все.

     Но Алексиса не так-то просто было переубедить.

     – Сильфида и Флавиус, – сказал он, – Уходя, оставили взамен себя двух Главных. И коли один из них в бегах – отвечать придется второму. – он распахнул двери, пропуская Антона в чертог, но при этом загораживая своей могучей спиной вход для всех остальных.

     – Все в порядке, – Антон несколько виновато взглянул на остающихся снаружи друзей, и безропотно проследовал внутрь.

     – Кроме того, – Алексис повысил голос, видя, что Малиновская вновь хочет ему что-то возразить, – так хочет Совет, а его решение – закон.

     Мария вздохнула, и вяло махнула рукой – мол, что толку спорить. Остальным тоже пришлось смириться – в самом деле, не прорываться же туда силой.

     Прежде, чем Алексис захлопнул массивные створы, они ещё успели разглядеть напоследок своего друга, медленно идущего к центру зала по изжелта-бурому песку, которым был устлан пол, да серые стены с позолоченными чашами вдоль них, над которыми уже начали клубиться мириады серебристо-серых пылинок – фантомы почувствовали, что тот, кого они ожидали, явился, и начали обретать свою зримую форму.

     В галерее какое-то время ещё продолжало гулять гулкое эхо от затворившихся дверей – а потом наступила тишина. Потекли долгие, томительные минуты ожидания. Маша робко присела на краешек одного из фонтанов и окунула руку в ледяную струю – стало очень холодно, но ей сейчас было совершенно все равно; хотелось ощущать хотя бы что-нибудь, чтобы быть уверенной наверняка, что она все ещё не утратила способности чувства и рефлекса. Казалось, само время стало каким-то неприятным, тягучим, и никак не хотело заканчиваться это продолжительное ощущение того, как будто бы её окружал не воздух, а густое желе.

     Все её друзья разбрелись в разные стороны, гадая, что же именно сейчас происходит за закрытыми створами. Настасья поначалу какое-то время нелепо толклась у двери, но потом, видимо, поняла, что ничего расслышать ей все равно не удастся, и начала просто бродить по галерее, наворачивая круги вокруг фонтанов. На Машино предложение успокоиться и посидеть рядом с нею она ответила отказом:

     – Когда я двигаюсь, у меня создается хоть какое-то ощущение деятельности. Иначе я начинаю чувствовать себя беспомощной, – нервно сказала она.

     Слава и Семен отошли к окну и негромко о чем-то переговаривались, а Татьяна все никак не могла успокоиться по поводу того, что их не пустили внутрь, почему-то обвиняя при этом Бирюка. Сам Вова сидел с выражением покорности судьбе, ничего не отвечая, но слушая, или делая вид, что слушает.