Текст книги "Запах магнолий(СИ)"

Автор книги: Анна Орлянская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

Действительность заключалась в том, что расставшись с Константином после бессонной ночи или целого дня, проведенных вместе, после пяти, или даже больше актов нашего соития, и бесконечных ласок – предварительных и последующих, каждый раз возвратившись уже домой, я ласкала саму себя, представляя все то, что я описала и еще много чего другого, более мерзкого и отвратительного... И за пару минут собственных ласк я достигала того, что не достигала ни с Константином, ни с кем-либо другим.

Некоторыми своими мыслями я делилась с Константином. А он оказался не просто заинтересованным слушателем и прекрасным рассказчиком, он оказался еще большим извращенцем. И уже каждый раз, каждую нашу встречу с нами был еще кто-то третий, пусть даже в фантазиях, в разговорах, но этот третий стал присутствовать постоянно. Из тонкого эстета прекрасного он превратился в безразборчивого, похотливого мужика, кидающегося уже на любую более-менее симпатичную девушку.

Где заканчиваются фантазии, а начинается действительность? И играет ли это большую роль, если в своих фантазиях ты еще более развратен, чем в действительности? Я подумала о том, почему бы не сделать хоть что-нибудь из того, о чем все равно думаю? Ведь Бог видит не только наши действия, но и мысли. Тогда какая разница, что я делаю? Ведь в мыслях я развратна...

И еще я поняла, что мы с ним по-разному все это воспринимали. Я не знаю, в чем он находил свое удовольствие. Может в максимальном разнообразии и количестве таких встреч. Может в последующих воспоминаниях и смакованиях. Для себя же я пыталась вынести удовольствие из самой игры, из эротичных разговоров и прелюдий. Но какое может быть удовольствие от эротичной игры, если ты знаешь, что она закончится спланированным развратом?

Я фантазировала – и все это было ярче, чем то, во что превратились наши эротичные игры. Когда мы собирались втроем – я, он и кто-то еще, мы все знали, зачем мы собрались и что дальше должно произойти. О какой игре может идти речь, какие секреты еще могут остаться?

Какое-то время я себя считала бисексуальной и сексуально-озабоченной. Может, это было в том возрасте, когда организм находится на пике своей сексуальности, когда чувства тебя переполняют так, что ты не в силах их обуздать, и к тому же подпитываются постоянными похвалами, благодарностями и просьбами не сдерживать себя.

Может, это было подростковое желание выделиться и все попробовать, подростковый максимализм, шовинизм. Кто-то становится неформалом – эмо, готом, панком, рокером, скинхедом. Кто-то покоряет киберпространства. Я же стала помешанной на сексе и сексуальных экспериментах.

Я хотела понравиться любимому мужчине, хотела удивить подруг рассказами из реальной жизни. Однако потом я поняла, что все это самообман. Любимый не оценил всех моих жертв, наоборот, ему было мало и мало, а от подруг я все равно скрывала многие подробности своей жизни и уж тем более мыслей.

И как бы там не было, сейчас все это опротивело! Опротивело до такой степени, что я сама себе противна. Унижающие чувства после изнасилования просто меркнут по сравнению с тем, что испытываю сейчас.

Я всегда знала, что это грех, но сейчас грех стал противным и невыносимым. Самое удивительное в том, что барахтаясь в грязи, я продолжаю любить человека, который в эту грязь меня опустил!

Была ли я невинной до него? О, нет. Но моя любовь к нему невинна и чиста!

Он всегда говорил, что нас связывают не только интимные отношения, а нечто большее – близость душ. Тогда почему я страдаю? И почему мне кажется, что мою душу он так и не научился понимать? Любит ли он меня, как я его? Или он живет в свое удовольствие?

Он убеждал меня в том, что я Богиня! И я поверила! А потом он также легко это разрушил. Сейчас я чувствую себя падшей женщиной. Влюбленной падшей женщиной.

Я страдаю и люблю одновременно. Люблю какой-то ненормальной, болезненной любовью. Я обожаю его губы и его руки. Я обожаю его ласки. Я уже не могу без этого жить! Но не могу жить и в этой грязи.

Почему мой дневник превратился в одни только откровенные записи куртизанки? Потому что в это превратились наши с ним встречи, потому то в это превратилась моя жизнь...

И печаль, и тоска, и отчаянье целиком поглотили меня.

За тобою я шла неприкаянно, только больше идти не смогла.

Сердце любит, но сердце изранено, сердце ищет свою острогу.

Ты отпустишь меня на мгновение, я на веки тут же сбегу".

Константин считал Еву спокойной и уравновешенной. И одновременно с тем сексуально-привлекательной, даже порочной. В ней читалась какая-то загадка. На иных девушек посмотришь, и наперед знаешь, что дальше они скажут и как себя поведут. Что же ждать от нее – он не знал. Когда ему казалось, что вот – он разгадал ее, а потом, словно «обухом по голове», получал от нее «подарок» в виде мыслей, непонятно откуда взявшихся. Он изучил ее тело, но душу, при этом такую родную и близкую, познать так и не мог. Он называл ее «обезьяной с гранатой», даже не предполагая, что такой она была только с ним.

То, что они испробовали вместе, у него не было до встречи с ней. Она сама рассказывала о своих откровенных непристойных фантазиях, соглашалась на то, чтобы он помог их осуществить, сама была инициатором чего-то нового. Он считал, что Ева хочет воплотить свои фантазии в реальность.

Он помнил, как Ева рассказала ему про близость со своей подругой Зоей, про то, как они целовались, про то, как ласкали друг друга. Это было только раз между ними. Зоя не хотела повторения и продолжения. Для нее это была игра. Она хотела показать своей подруге, что "крута". И показала! Для Евы же это было что-то большее. Она так вдохновенно про это рассказывала, что не было никаких сомнений в ее бисексуальности, ее особенности, ее порочности.

Она легко обсуждала с ним девушек. И даже вся текла от возбуждения во время их близости, когда он рассказывал, фантазируя, как будет ласкать в ее присутствии другую девушку. Отчего тогда у нее эти вспышки обид? Ревность? Да. Скорее всего, это ревность!

Она всегда ему подыгрывала, принимала активное участие в каждой затее. Заверяла в своей любви. А потом в один день, в один момент "выливала на него ведро грязи", в чем-то обвиняя и упрекая. В своих выводах он пришел только к одному – она не постоянная.

Она словно была создана для него. Именно такую девушку он представлял в своих фантазиях. Она была даже лучше, чем он мог вообразить. Она была удивительной! Она была неповторимой! Воплощение женственности и утонченности! В ней удивительным образом сочетались скромность и порочность. Он любил ее! Он жил мыслями о ней. Она стала частью его жизни, частью его самого.

Даже жена, обычно ревностно защищающая свои права на него, не раз разговаривающая и отваживающая от него любовниц, в этот раз была смиренно тихой. Хотя именно в этот раз он меньше всего скрывал от нее свои чувства к другой женщине и не так старательно завуалировал их встречи. Она, видимо, чувствовала и видела, что это не очередное его мимолетное увлечение, а нечто более глубокое.

Жена сама ему предложила уйти к ней. И в какой-то момент он готов был расстаться с женой. Но непостоянство Евы, делающее ее особенной и так привлекающее его, в то же время и останавливало. Она могла сегодня любить, и он это видел и ощущал. А на следующий день – легко предлагала расстаться.

Он представил их совместную жизнь – ее неопытность, неумелость, необязательность и бунтарство – все это пугало.

"Я сейчас наломаю дров, уйду от семьи. А Ева потом прогонит меня", – размышлял он.

Его жена была надежным тылом. Ева же была ненадежной. И чем чаще он наблюдал ее в быту, чем чаще она высказывала ему свои претензии и предлагала расстаться, тем больше он убеждался, что выбрал верное решение, оставаясь с женой.

Однажды он чистил яблоко, а Ева, заметив это, неприятно сострила: "Ты что, как дед чистишь яблоко? Зубов что ли нет?".

Он считает, что в кожуре одни нитраты, ничего полезного. Он сам когда-то перевозил фрукты на большие расстояния, и видел, как их обрабатывали, чтобы дольше хранились. Но эта ее колкость больно резанула слух. Он старше ее, намного старше. Да сейчас он хорошо выглядит. Однако время неумолимо, беспощадно! И через пять-десять лет, он уже не сможет скрыть своего истинного возраста. А она будет еще молода. Встретит такого же молодого парня...

Все то, что они вместе прошли и испытали – было незабываемо! И в то же время, создавать семью после этого было бы безрассудством! Их развратные забавы накладывали нестираемый отпечаток на их отношениях. Хотя уже он не представлял их отношения по-другому.

Он знал, что она, как и любая женщина, хочет создать семью, выйти замуж, родить детей. Но отпустить ее не был готов. И оправдывал себя тем, что она сама еще не готова к созданию семьи.

Вовлекая ее в мир плотских утех, он развращал ее. В то же самое время, и взращивал в ней себялюбие, самоуважение, целеустремленность. Ева поймет, как сильно изменилась в лучшую сторону еще очень и очень не скоро. Тогда же все его усердные попытки помочь "гадкому утенку" стать "лебедем", она воспринимала, как упреки и придирки, а его объяснения считала "отмазками".

Из дневника:

"Он хотел того, чтобы я всегда выходила к нему отдохнувшей, довольной, ухоженной. Он хотел, чтобы рядом с ним всегда была красивая женщина. И забывал о том, что у нее есть чувства – не только любви и радости, но такие, как грусть, печаль, обида, непонимание. Я ругалась с мамой из-за него, и, выбегая со слезами на глазах к нему, встречала агрессию.

"Если ты решила сегодня покапризничать, похандрить, то давай в другой день встретимся?!", – вот что я слышала от него.

Он объяснял мне, что приходит ко мне соскучившийся, отдохнувший, веселый, и все проблемы оставляет где-то там. То же должна делать и я! Он не знал о том, что его я была готова видеть любым. Пусть даже уставшим, пусть загрустившим. Мне было бы достаточно с ним просто находиться вместе. В этом была разница наших чувств! Мне нужен был человек. Ему нужна была кукла в красивой одежде. Он хотел любовницу, я хотела любимого!

Он хотел того, чтобы я повзрослела. Чтобы проще смотрела на некоторые вещи. А я никак не могла понять, о какой стороне взрослости он говорит.

Теперь, мне кажется, становится понятно. Я смешала в одну кучу и страсть, и любовь, и души, и семью. Нужно же было оставить только страсть. Любовь и душевную близость воспринимать как "красивую обертку". А о семье просто забыть. Хотелось ли мне так? Не уверена. Но это точно бы все упростило изначально.

Он посеял во мне зерно любви, вырастил божественный цветок, а потом стал безжалостно по нему топтаться!

Он хотел от меня инициативности. Чтобы не только он придумывал очередную совместную затею. Чтобы я тоже подавала идею и помогала ее осуществить. Он считал, что у меня не хватает фантазии. У меня же не хватало желания.

Он хотел праздника и устраивал его себе. А затем стал требовать, чтобы и я начала его для него устраивать, при этом учитывая все его пожелания, преимущественно развратные. Возможно, если бы у меня не было к нему тех глубоких чувств, то все это можно было бы посчитать отговоркой в прикрытии отсутствующей фантазии и возможной лености.

И что бы он там не думал, эти чувства явились сильной преградой для меня.

Он хотел, чтобы я была более образованной и начитанной. Однако во мне порождалось не желание быть лучше, а комплексы, что этого нет.

Он хотел, чтобы я высказывала свое мнение на различные ситуации, а не только пересказывала события прошедших дней. Но со всеми своими комплексами, я не решалась и слово сказать от себя, боясь показаться не такой, как надо. Да и что можно требовать от юной девушки, которая влюблена без памяти, и настолько, что ничего другое ее не интересует, все мысли были только о нем?!

В итоге он убедил меня в моей несостоятельности и не идеальности. А убедившись в этом, я стала работать над своими ошибками и недостатками, в том числе и над своим чувством к нему, которое почему то стало мешать. Возможно, если бы мы были расчетливыми по отношению друг к другу любовниками, все воспринималось бы по-другому. Но я люблю его. И теперь эта любовь мешает мне продолжать играть ту роль, которую он мне выбрал...

Да. Были и вполне заботливые пожелания с его стороны, связанные со здоровьем и внешностью. Например, запрет на мое курение. Он не хотел, чтобы я курила. Хотя я продолжала всегда курить в тайне, от него и родителей.

Он говорил, что если бы ни он, я бы стала падшей женщиной. Но разве с ним я не падшая? То, что я попробовала с ним, не уверена, что попробовала без него. Он развратил меня еще больше, и убедил в том, что такой я и была. Я же была просто молодая и влюбленная! Да со своими развратными мыслями, но это были только мысли!

У меня был выбор – молодые, свободные, "крутые" парни на "крутой" тачке или он. Я выбрала его – немолодого, женатого, без крутой тачки.

Я не говорю о том, что жалею о своем выборе. Наоборот, я благодарна Богу, судьбе, за любовь. Но, убивая во мне последние остатки невинности, Константин убивает и мою любовь к нему".

Часть 12.

Еве было недостаточно того, что она изливала душу в своем дневнике. Ей нужны были слушатели, собеседники, сопереживающие или спорящие. Ей нужна была подруга. И такая подруга появилась – Нина.

С Зоей она не хотела обсуждать часто свои переживания, так как боялась быть не понятой. Она считала, что у Зои тоже есть свои проблемы и хлопоты, и по сравнению с ее, они намного серьезнее: ссоры с мамой, которая была изначально против ее брака, и теперь видя, как Зоя страдает, не могла не удержаться и не уколоть ее, она постоянно ее корила и напоминала: "Я же тебе говорила! Вот теперь не жалуйся. Сама все решай"; забота о ребенке; душевные переживания из-за мужа. Ей требовались деньги, хотя бы на то, чтобы растить ребенка. А муж, уехавший в другой город на заработки, ничего не высылал, говорил: "Помолись! И все пройдет".

"Что пройдет? От молитвы ребенок сыт не будет!", – сетовала Зоя.

Зое тоже нужна была подруга, поддерживающая ее. Ей нужна была подруга, которая ее могла бы понять. Понять ее могла только та, у которой тоже были бы трудности. А Евина жизнь выглядела со стороны беззаботной и счастливой. О том, что Ева страдает, она не догадывалась.

И в этом была не ее вина, Ева сама не делилась своими переживаниями. Не делилась она еще и потому, что они были настолько глубоки, что ей самой были непонятны. Как можно объяснить то, что не понимаешь?! Зоя тоже искала подруг для общения, и находила. Они по-прежнему считали друг друга лучшими подругами. Но теперь у каждой из них появились "заместители", передвигающиеся все больше и больше на место "лучших".

С Ниной они обсуждали многое – прошлое, настоящее и будущее. Они говорили о смысле жизни, о любви, о переживаниях. Они обсуждали мужчин, родителей и общих знакомых.

– Я у него после всего остального – работы, семьи. Он же для меня – все, он на первом месте. Он считает, чем сам занят – важным. А чем занята я – несущественным. Когда он звонит или приезжает, я должна все бросить, не только буквально, но и из головы, и быть с ним, – говорила Ева подруге.

– Чем больше ты жалуешься, тем больше я его ненавижу! – отвечала Нина.

– Я не жалуюсь, а делюсь своими мыслями. Воспринимай это как факт.

– Я бы его уже давно придушила ночью подушкой или яду подсыпала. Поражаюсь твоему терпению.

– Любовь! Что поделаешь?!

– А что такое любовь? – спросила Нина.

– Это что-то глубокое, душевное. Близость душ. Ты не ищешь недостатков, для влюбленного человека его любимый – совершенен! Но даже в силу здравого рассудка или конкретных указаний других на его недостатки, ты все равно продолжаешь любить. Если ты с человеком не за что-то, а вопреки всему, это и есть любовь!

– Ты сейчас говоришь его словами. Это он тебе внушил.

– Я так сама думаю. Просто наши с ним мнения совпадают, – оправдывалась Ева.

– Да. Однако к тебе у него что-то слишком много требований получается. Вопреки всему и какую есть, он не готов тебя любить. С ним ты такая, какую тебя он хочет видеть. Но это не ты настоящая. Я вот считаю, что любящий человек должен быть рядом и помогать, как говорится, и в горести и в радости. Много он тебе помог?

– Я не веду счет его действиям. Я счастлива, когда он рядом, и страдаю, когда его нет.

– Вот именно, что ты страдаешь. И тебе просто нечего сказать. Потому что ничего и нет. Нет его помощи.

– Просто мы по-разному с тобой воспринимаем любовь!

– Когда у тебя будет семья – муж, ребенок, ты тоже по-другому будешь относиться к этому понятию – любовь. Сразу и требования появятся. Они у тебя и сейчас есть! Если бы их не было, не страдала бы! – Нина гордилась собой. Ей казалось, что она, как независимый свидетель, наблюдающий со стороны, видит гораздо дальше и ей проще оценить ситуацию.

– Может ты и права! – согласилась Ева, считающая при этом Нину – человеком менее чувственным, более жестким душевно, чем она сама. – Я понимаю, что он никогда не будет моим целиком, не будем жить под одной крышей, не будем растить общих детей. От этого и страдания.

Ева при этом смолчала о том, что страдает еще и от того, что ей не хочется делать. Не хочется больше заниматься развратом с Константином. Она вспоминала романтику первых лет и думала, как это так незаметно все превратилось в пошлость. Она думала, что Нина будет ее осуждать за развратные действия, что для Нины это все неприемлемо. Однако Нина очень любила слушать откровения Евы.

– А ты уже хочешь создать семью, иметь детей? – спросила Нина.

– Нет. Я еще не готова. Но я думаю о будущем. И хочу, чтобы это было когда-нибудь. Просто раньше я всецело отдавалась своему чувству. А теперь, думая о будущем, понимаю, что эти отношения ведут в никуда.

– А я бы даже сказала – что они мешают тебе! Продолжая быть с ним, ты лишаешь себя возможности встретить действительно что-то серьезное. Будущего мужа! – подчеркнула Нина.

– С Константином тоже все серьезно. Не было бы серьезно, я бы не страдала. Все понимаю, но ничего не могу сделать со своей любовью.

Ева никак не могла объяснить самой себе, почему у нее такие сильные переживания, когда все кажется простым и понятным. Или чего-то все-таки она не понимала? Или у нее в душе, глубоко в душе было что-то особенное, чего нет у многих других?

– Значит, ты недостаточно настрадалась. Как настрадаешься, так сама и расстанешься!

Ева хотела рассказать что-то еще про Константина, но Нина ее резко оборвала: – Все, не хочу ничего про него больше слушать. Будешь еще говорить, я его сама за тебя придушу.

И они обменялись дружественными улыбками.

– А ты веришь в Бога? – спросила Нина.

– Да. Но у меня двоякое отношение. Начну с крестика, который я не ношу. Иисус Христос, распятый на кресте – сын Божий. Он умер на нем. И получается, что люди носят постоянно это напоминание и показывают Богу орудие убийства его сына. Если у человека убьют ребенка, а потом все окружающие будут носить маленькую копию предмета, ассоциирующуюся со смертью ребенка, разве страдающему человеку будет приятно это видеть? С одной стороны, вроде как мы сообщаем: "Мы помним. Мы чтим. Мы любим. Мы веруем". А с другой стороны – какая-то противоречивость.

– Я об этом не задумывалась, – сказала Нина, удивленная размышлениями Евы.

– К церкви у меня тоже двоякое отношение, – продолжала Ева, – С одной стороны, считается, что в святых местах, Бог нас быстрее услышит, а с другой – разве Бог не в сердце нашем? Хотя, может, просвещённые люди и призваны помогать. Куда же человеку бежать, если, например, горе какое-нибудь, и никто не помогает ему? Но и следовать всему, что там положено, разве возможно, не будучи священником? Всякие посты там соблюдать, молиться, церковь посещать. Я как-то прочитала про то, сколько раз в неделю нужно приходить в церковь, да еще и на всякие православные праздники, откуда же столько времени взять обычному человеку?

– Тебе нужно поменьше читать и поменьше обо всем этом задумываться.

– А ты разве не помнишь, как крестили? – и Ева стала делиться с подругой своими впечатлениями от посещения церкви, вспоминая, как они крестили ребенка Нины. Ева была крестной матерью, – Меня поразили бабки-попрошайки у входа, вернее, их и бабками назвать сложно, чуть старше моей мамы. Они даже за руки цеплялись, чтобы им подали рублик. А потом я увидела, что они свободно перемещаются по церкви, заходят даже за прилавки – значит, они работают в этой церкви.

– Да с чего ты взяла, что работают? Может, они, просто делятся своим заработком, – предположила Нина.

– Тем более. Разве это не низко для церкви?

– Что ты так обращаешь на это внимание? Подала бы им по рублю, по пять, да и шла бы спокойно. Не обеднела, а они потом за тебя помолились бы.

– Да какой толк от их молитвы? Все должно от сердца идти. А не покупаться. Разве купленная молитва будет услышана? Да и имя то они не спрашивают. За кого они будут молиться? Так и скажут Богу – прошу тебя, помоги только всем тем, кто сегодня нам подал? – возмущалась Ева.

– Подашь им, они тебе хорошего пожелают, а не подашь – могут несознательно и плохо подумать. А ты ведь знаешь, мысли материальны!

– Да Бог то сильнее, чем все эти феншуйские, цыганские и какие-либо еще законы. Он все видит. У меня тогда было желание им сказать, что вместо попрошайничества пусть лучше помолятся.

– Вот именно, пусть Бог и решает! Ты зачем на себя такую обязанность берешь? Решила просветительством заняться? – пыталась образумить свою подругу Нина.

– Ото всего этого было неприятно. Купля-продажа в церкви все оскверняет.

– Ну, ты же помнишь, что сказал нам батюшка на беседе перед крещением? Что церковь церкви рознь! Что в каждой церкви есть свои какие-то правила, все от батюшки зависит, и от самих прихожан. Есть церкви, которым больше помогают, больше пожертвований делают, а некоторым церквям приходиться буквально выживать. Он, наверное, свою церковь и имел в виду, – пыталась объяснить Нина.

– Да я помню беседу. Очень умный, доступно и интересно рассуждающий батюшка. Я помню, что он сказал, что не нужно забывать и о человеческом факторе. Что церковь – это не только святыня, что батюшка – тоже обычный человек. Все это понятно и многое объясняет. Но ведь можно уже было давно как-то добиться единства во всех церквях.

Ева так увлеклась рассуждениями на эту тему, что дальше продолжала:

– В Библии еще написано про идолопоклонничество. Что нельзя поклоняться иконам, каким-либо изображением Бога. А получается, что мы приходим в церковь, поклоняемся дверям, поклоняемся иконам. А служители церкви, держа в руках Библию, ей же и противоречат.

– Откуда ты знаешь, что там написано? Читала что ли? – спросила Нина.

– Да я как-то изучала Библию. Не всю правда прочитала.

– Но ее нельзя просто так прочитать. То, что там написано, нельзя воспринимать буквально. Возможно, есть какое-то объяснение, другое значение написанного в ней.

Но Ева, чтобы доказать свою правоту подруге, села за компьютер и набрала в "Яндексе" – "что написано в библии про идолопоклонничество". Она открыла первое, что предложила поисковая система и стала читать: "В Библии запрещено идолопоклонничество, почитание икон, поклонение предметам, даже посвященным Богу".

Они склонились обе над монитором:

"Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли; не поклоняйся им и не служи им, ибо Я Господь, Бог твой, Бог ревнитель...".

– Я даже не хочу обо всем этом задумываться! – призналась Нина, отстранившись от монитора.

– Я думаю, что все это – церковь, иконы, крестики, всякая другая православная, божественная атрибутика, не просто так создано. Явно, что тут интересы и попов, и государства, и самих людей. Нам всем самим нужно во что-то верить. Особенно когда не видишь цель в жизни, или смысла жизни. Вера в Бога помогает, вселяет уверенность. А потом, люди – как стадо овец! Им нужно на кого-то равняться, с кем-то сравнивать. Вот ты смотришь, как все кланяются, и сам начинаешь кланяться. Так что, я не говорю, что это все лишнее, а лишь говорю о том, что вижу противоречивость. Я сама себе противоречу. Вот крестик, правда, не ношу. Но иногда посещаю церковь, да и иконы в комнате есть, – Ева показала на иконку с изображением Девы Марии возле книг.

– Ты меня пугаешь, – сказала Нина, не желающая рассуждать больше обо всем этом. – Решила в религию удариться?

– Наоборот, не собираюсь не во что влезать. Не понимаю помешанных на религии. Хотя, каждому свое место. Еще не понимаю сектантов, отказывающихся ото всех благ ради чего-то неизвестного, а вернее вполне известного – кучки мошенников, разживающихся на их деньгах.

– Да. Я тоже не понимаю сектантов. Мне кажется, нужно быть не в своем уме, чтобы, например, продать единственную квартиру, и отдать деньги якобы на пожертвование. Если бы все эти пожертвования уходили действительно на возрождение веры или возведение храмов, то уже были бы построены золотые дворцы в каждом городе.

– Я думаю, скорее всего, сектанты – это отчаявшиеся люди. Люди, что-то или кого-то потерявшие. Когда человек находится в своем страдании, он легко уязвим к любым убеждениям. Он будет привязан к тому, что его отвлекло, помогло справиться с его горем. Он не думает о том, что выходя из одного горя, он входит в новое. Это можно сравнить с физической болью. Например, болит нога, и ты думаешь – "Ой, как мне больно". Но если потом заболит сильнее еще и рука, ты забудешь уже о боли в ноге, или она уже не будет тебе казаться такой сильной. Так, и с душевными переживаниями. Одно может перекрыть другое. Секта, да и церковь заменяют людям что-то другое. Ведь, когда все есть, когда, все хорошо, разве человек станет сектантом или набожным?!

– Я не совсем с тобой согласна. Известно много случаев, когда в секту приходили люди абсолютно нормальные и благополучные – богатые, у которых все есть – и деньги, и семья. Какие-нибудь директора, например, становятся сектантами, но они же глупыми быть не могут.

– То, что человек многое имеет, еще не означает, что он счастлив. В секту приходят не для того, чтобы обрести какие-то блага, или почувствовать их ценность, а затем, чтобы найти там какое-то душевное удовлетворение. Но ты права, и это для меня остается загадкой – как люди, занимающие высокие посты, или бизнесмены, становятся сектантами? Чтобы достичь профессиональных высот, нужно иметь "толстую шкуру со множеством иголок". Мне кажется человеку доброму, чувственному, ранимому тяжело чего-то добиться в профессиональном плане, нежели человеку с лидерскими качествами, уверенному, не сентиментальному. С другой стороны, возможно, именно потому, что человек душевный, занявший по каким-то причинам высокий пост, не сумевший "обрасти защитной шкурой", в итоге и "ломается". Возьми, к примеру, мою маму – человека уверенного, лидера по характеру, ты можешь ее представить сектанткой? Она сама быстрее кого захочет сектантом сделает, чем ее кто-то в свою веру склонит.

Подруги рассмеялись над последними рассуждениями, представляя каждая сама себе Евину маму – с хитрым, прищуренным взглядом, руками, воинственно упирающимися в бока, и умением убеждать других в своей правоте.

– И потом, я верю в существование сверхъестественного. Если признаешь существование сверхъестественного, нелогично получается отрицать Бога. Если ты столкнёшься с чем-то потусторонним, что ты сделаешь в первую очередь?

– Я не знаю. Наверное, закричу!

– Закричишь и перекрестишься!

– Ну, наверное!

– А ты веришь в потустороннее?

– Да. Я разве тебе не рассказывала? Однажды ночью, когда была одна дома, столкнулась толи с домовым, толи еще с кем-то. Я услышала какие-то громкое шаги вверху, подумала, что это соседи сверху, и вспомнила, что там пустая квартира. Решила, что показалось или приснилось. Но через некоторое время услышала шорох на кухне, кто-то открывал холодильник, дверцы шкафов. Я испугалась, думала, может, окно открыто было, и влез вор. Я взяла телефон, хотела уже в милицию звонить, встала и пошла в сторону кухню. Включила свет, а там никого не было. Окно было закрыто. Но я точно знаю, что слышала звук как от стука дверей кухонных шкафов. Потом я маме рассказала, а она ответила, что у нее такое много раз было. Я теперь боюсь у нее ночевать одна.

Нина и вправду всегда звала к себе Еву или других подруг, когда оставалась одна в квартире мамы. Но Ева не очень верила в эту историю, зная, какой выдумщицей может быть Нина. Она решила, что Нина просто хочет чем-нибудь удивить, вот и рассказывает всякие истории, похожие на то, что было в жизни самой Евы.

– Я тоже сталкивалась с какой-то нечистью не раз. Один раз было, когда умер дедушка. Все зеркала и отражающие гладкие поверхности прикрыли белыми простынями. Так, вроде, положено делать, – начала рассказывать Ева.

– Чтобы душа не осталась в зеркале?

– Честно, не знаю. Наверное. Может, еще потому, чтобы самим не увидеть, и не испугаться. В такие моменты, когда нервы на пределе, всякое может даже померещиться. Я кстати об этом спросила тогда у соседки, которая помогала в этот момент бабушке. И она ответила, чтобы отражения не видеть. Я не стала расспрашивать, какого отражения – может своего собственного, может души, может вообще всего находящегося перед зеркалом. Может, чтобы полностью осознать все горе, не любоваться и не радоваться своему отражению. Раньше людей хоронили прямо из дома, и гроб с лежащим в нем дедушкой стоял посреди зала. Ну, так вот, я все-таки из своего любопытства подошла к занавешенному трюмо и приоткрыла край простыни. Вначале я увидела свое собственное отражение, а потом еще чье-то. Я так испугалась, что не могла рассмотреть – кто это был. Я повернулась назад, думала, может, кто в зале есть, кроме меня, и он и отразился в зеркале. Но никого сзади не было. Я не сразу закричала, а только через несколько секунд, когда осознала, что кроме меня, там никого из живых не было.

– Ты сочиняешь! – не поверила Нина.

– Можешь не верить. Не буду тебя убеждать. Но что было, то было.

– Может, тебе показалось?

– Сейчас я могла бы сказать, что показалось, потому что воспоминания расплывчаты. Но тогда я очень сильно испугалась. Это я помню очень отчетливо. И потом это был не единственный случай в моей жизни, когда я сталкивалась с потусторонним.

– В тот день было еще одно происшествие, – продолжила Ева, – Ночевала я у соседки. Спала в зале, на диванчике. Когда я уснула, в какой-то момент почувствовала, что кто-то сел на меня, схватил одну из подушек, положил ее мне на лицо, и стал душить. От этого я и проснулась. Я попыталась сопротивляться, и хоть ничего не разглядела в темноте, но ясно ощутила, что это был кто-то мохнатый. Я закричала. Все встали, подбежали ко мне. Подушка валялась на полу. Меня спросили, что случилось? Я ответила, что кто-то меня душил. Но они не поверили. Сказали, что мне это приснилось. Еще сказали, что домовых у них быть не может, так как кошка в доме живет.