Текст книги "Запах магнолий(СИ)"

Автор книги: Анна Орлянская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

Мама и папа простились. Потом бабушкино тело положили в черный пакет, и увезли.

"Бог, как ты не справедлив! Ты теперь нанес мне еще один удар. Ты отнял у меня бабушку, ты отнял у меня мой покой и уют. Ты нанес мне удар в самое сердце. Исстрадавшееся, измучившееся сердце! Почему бы тебе его сразу не уничтожить? А ты, словно наслаждаясь моими страданиями, делаешь это постепенно. Считаешь меня не достойной смерти? Или я за что-то наказана? Слышишь ли ты меня вообще или глух и слеп ко мне?".

Из дневника:

"Бабушка! Моя любимая бабушка! Как не совершенен этот мир, в котором всегда есть разлука. Я верю, я знаю, что однажды мы снова будем вместе. Но от этого осознания на душе не становится легче. Наоборот, теперь, перейдя в иное измерение, ты всегда будешь видеть меня, все мои деяния, все мои грехи. Теперь ты узнаешь, кто на самом деле твоя внучка – падшая женщина.

Однажды с подругой, когда мы гадали, мы вызвали душу дедушки. Я знаю, что это не правильно тревожить души и рушить барьеры между разными мирами – миром людей и миром душ. Но что сделано, то сделано. Мы вызвали, и он явился. Я хотела его спросить о своем будущем, но он не хотел со мной говорить, упрекнув меня в моих грехах, моих развратах.

Он все видел. Он видел меня. Мне так было стыдно перед ним. Однако это меня не остановило, и я дальше грешила.

Бабушка, я так тебя люблю! Я так редко тебе это говорила. Прости меня!

Я по привычке, когда иду с работы, захожу в магазин с желанием купить тебе что-нибудь, что ты любила на ужин. И не один уже раз себя одергивала, что тебя уже нет.

Бабушка, моя милая бабушка! Мне так тебя не хватает. Вот пишу и снова плачу...

На столе стояла тонкая церковная свечка в прозрачной стопке. Я ее зажгла и долго сидела перед ней. Слезы текли по моим щекам безостановочно. И я даже удивилась, откуда столько слез. Я не пыталась сдерживать себя. Я доверилась своему горю. Плач перешел в рыдания. Я не замечала времени. Но потом, посмотрев на часы, оказалось, что я просидела так очень долго. И мне стало легче, как будто, все что было, выплакала. Ты уходила и уносила мои слезы. Прощай! Нет. До свидания! До встречи! Я знаю, она произойдет!".

Константин практически каждый день присылал свои сообщения, в которых писал, как сильно скучает и любит ее. Ева отвечала очень сухими сообщениями в ответ. Он настаивал на встрече, но она снова и снова отказывалась, объясняя истинную причину. В последнем сообщении она снова отказалась, уже сославшись на занятость из-за начавшейся очередной сессии в институте. Сессия действительно началась, но она находилась в таком подавленном состоянии, что не была способна посещать занятия и в итоге написала заявление на академический отпуск.

Спустя три недели он прислал сообщение: "Я соскучился. И снял квартиру. Так что будь добра, вечером быть готовой встретиться".

– У меня умерла бабушка! Разве ты забыл? – пыталась напомнить о своем горе Ева.

– Сколько можно убиваться? Бабушка – это не мама. Не принимаю никаких возражений. Квартира уже оплачена, мне никто не вернет деньги. Я что зря их отдавал? – возмущался он.

"Не мама? Да что он знает? Для меня бабушка была целым миром! Не обособленным маленьким мирком, а огромным миром, окружающим и пронизывающим меня, миром во мне самой! Для меня бабушка была ближе, чем мама! Да и как я могу в такой момент бросить маму? Ей сейчас нужна моя поддержка и забота. Как можно вообще радоваться жизни, если и сорок дней не прошло после смерти? А он хочет секса. Он хочет, чтобы я пришла к нему наряженная, ухоженная. Чтобы улыбалась. Чтобы раздвигала ноги, закатывала глаза и томно стонала. Как это мерзко, противно, унизительно! Ни-за-что!

Деньги? Какие к черту деньги? И вот опять – он ни о чем меня не спросил! А как я себя чувствую? А что я сама хочу? А мне ведь нужна была поддержка! Или тогда уж ничего, чтобы не трогал меня, дал пережить горе! Но говорить в такой момент про деньги!? Как это низко!!!".

Ева горько плакала. И тут же набирала ему сообщение – "Мы не увидимся сегодня. Мы больше никогда не увидимся. Я прошу тебя, если есть хоть капля сострадания ко мне, больше не пиши и не звони. Я приняла окончательное и бесповоротное решение. Прощай навсегда!".

"Здравствуй, дневник!

Ты уже знаешь. Не стало моей бабушки! Моей единственной, моей любимой бабушки! Она ушла так быстро, что мне кажется, я и сейчас это не осознаю. И мои сны, в которых я раскапываю ее среди цветов или пытаюсь поймать куда-то улетающую, лишь свидетельствуют о том, что не хочу ее отпускать.

Моя бабушка была для меня больше, чем бабушкой. Каждый человек стремится к гармонии, каждый человек создает свой мирок, в котором ему спокойно и комфортно, он благоустраивает соответствующим образом свой быт, окружает себя хорошими, верными друзьями, в этот мирок входят близкие родственники, любимые люди, какие-то памятные или идеалистические места. И этот мирок включает в себя не только осязаемое, но и то, что нельзя увидеть или потрогать – ностальгические воспоминания, запахи...

В мой мирок входили – мои родители, бабушка, любимый человек, лучшие подруги, мои питомцы – кошечки и собачки, а еще много-много приятных воспоминаний и запахов.

– Радость от встречи с мамой после ее долгого отсутствия, ее теплые руки и звонкий голос,

– катание на автобусе с огромным лобовым стеклом, за рулем которого сидел папа, запах бензина,

– поездки с семьей на море, запах магнолий,

– бабушкины блины и пирожки с пасленом, запах и журчание масла, когда бабушка их готовила по утрам,

– утро, начавшееся со свежего запаха дождика, стук капелек по деревянным ставням,

– лай собак вдалеке, звук строительных инструментов,

– бабушкины ухаживания во время болезни,

– качели у бабушки в огороде, скрип их веревок об деревянную ветку,

– спелая клубника на грядках,

– желтые цыплятки в коробке...

Бабушка рядом, бабушка защитит... Бабушка, бабушка, бабушка... Любимые воспоминания из детства больше всего связаны с бабушкой, с ее домом. Бабушка была главной составляющей этого уютного мирка. Она была как само собой разумеющееся. По-другому я не представляла.

И вот ее не стало. Мой мирок рухнул.

Я не знала, куда бежать. Где найти утешение? Мой любимый оттолкнул меня своими низменными желаниями. И я прибежала к маме. Я поняла, как же долго мне ее не хватало. А ведь она всегда была рядом. Ту всю любовь, которая предназначалась для мамы, я посылала бабушке. Да и до бабушки то моя любовь не доходила как надо, я не уделяла ей должного внимания, забывала из-за своих увлечений. Сейчас я понимаю, почему моя мама – такая замечательная! Потому, что ее воспитывала такая замечательная бабушка!

Как-то бабушка разложила возле своей постели, прямо на табуретке наши фотографии. Я ее спросила, зачем она их расставила. Она ответила, что так редко нас видит, а фотографии ей помогают. Мне стало очень стыдно за то, что мы мало уделяем ей внимания. Я злилась на себя за это.

Я просила Бога о том, чтобы она еще пожила. Я обещала, что буду более внимательна к ней, и буду больше с ней общаться. Но, к сожалению, бабушки не стало. Я помню ее последние дни. И это очень тяжело. Тяжело видеть и осознавать, что скоро не станет близкого любимого человека.

Бабушка ушла от нас, оставив свое тело, а я не могла к нему подойти и обнять. Я знала, что бабушки в нем нет. Тело – это лишь оболочка души.

В день похорон с неба срывался мокрый снег вперемешку с дождем. Это было удивительным в середине зимы. Небо плакало вместе с нашими душами. Да – с душами! Потому что я не могла плакать. А душа моя рыдала.

Я вообще заметила, что в те дни, когда кого-то хоронят, всегда становится пасмурно или дождливо. Может, такое совпадение случалось, когда я обращала на это внимание? Но я склонна верить, что случайность может быть судьбой, а совпадение – знаком!

Во время похорон, я услышала, как кто-то из приглашенных людей, провожающих бабушку в ее последний (или не последний) путь, говорил: "Бабушке повезло – она умерла легко. Умереть во сне – это дар Божий!".

Я обвиняла Бога в том, что он отнял бабушку. А сейчас понимаю, что он лишь помог, облегчил ее страдания и ускорил переход души.

Да, Господи, я знаю, ты услышал меня! Ты дал возможность мне проститься с бабушкой, я успела сказать, что люблю ее, а она ответила, что знает! Ты подарил ей такую долгую жизнь и такую быструю смерть! Спасибо, тебе, Господи!

Когда бабушки не стало в физическом смысле, я все равно ощущала ее присутствие рядом. Это не было галлюцинациями глубоко потрясенного человека. Наоборот, я старалась не сосредотачиваться на своих ощущениях и постоянно от себя их гнала, боясь поверить, что это реально.

Мы никогда с ней не общались подолгу и откровенно. Мне казалось, что я слишком молода, а она слишком стара, чтобы понимать друг друга. Мне было достаточно того, что она есть, что она рядом. Но между нашими душами существовала некая связь, ставшая еще крепче, когда бабушка стала жить вместе с нами.

Я это пишу не для того, чтобы убедить того, кто, возможно, это прочтет, в существовании других сложно объяснимых связей душ и жизни после смерти. Сейчас я это пишу лишь для того, чтобы донести, как мне тяжело было лишиться человека, с которым меня связывало нечто большее, чем кровное родство, общение и привычка.

В третий день после ее физической смерти, мне снился сон. Мы с бабушкой стояли у подъезда дома. Я открыла дверь, чтобы нам вместе войти. Я была так рада, что она рядом. Я даже стала ей говорить, как сильно ее люблю, и как чуть было не потеряла. Я стала заходить в подъезд, а она не последовала за мной. Тогда я стала ее затаскивать. Она не сильно сопротивлялась. Я вроде видела, что она хочет зайти, но не может. И мне кажется, что она так и сказала: "Я не могу!". Я не хотела это понять и продолжала ее тянуть. Тогда некая душа воспарила в воздухе. Я даже четко увидела лицо этой души. Это был мужчина с длинной бородой. Может, она его знала, потому что легко ему подчинилась. Он подхватил ее и понес вверх. Я плакала. Горько плакала. Последнее, что я услышала от бабушки: "Не плачь, от этого мне тяжелее уходить!".

Я все равно плакала. Я проснулась и продолжала плакать в подушку. Тогда я не придала значения этим словам. Мне так было горько. Она умерла. А я все продолжала думать о себе, а не о ней. И на протяжении еще целого года, может и дольше, я продолжала думать о себе, о своем страдании.

Я не хотела ее отпускать. Во снах я постоянно ее разыскивала. И в течение первого месяца я ее находила. Но затем она пропала из моих снов. Тогда я стала приходить в тот дом, где она жила раньше с дедушкой, и ложилась на ее кровать. И однажды в очередном таком сне я обнаружила, что дверь заперта. Но меня и это не остановило. Я пролезла через окно. И опять, как та Маша из сказки про трех медведей, заняла чужое место на кровати. Я продолжала проделывать это из раза в раз. Иногда мне даже казалось, что скоро я дождусь и увижу бабушку.

И вот однажды я поняла, что она рядом. Я слышала ее шаги, громыхание посуды на кухне и журчание масла на сковородке. И вот не знаю, как это объяснить, я же ждала ее появления, я искала встречи с ней, а когда поняла, что она рядом, за дверью, а ведь она умерла, я испугалась. С того момента мне стали сниться страшные сны, я просыпалась от собственного крика. Наверное, бабушка или какой-то другой дух нашел мою слабину и теперь на нее давил, чтобы я перестала приходить в этот дом.

А я все равно настырно приходила. Включала везде свет, проверяла все потайные места, чтобы удостовериться, что никто там не спрятался, закрывала все двери, чтобы никто не вошел, и продолжала там находиться. Когда было очень страшно от звуков, доносящихся с улицы, я занавешивала окна и представляла желтых цыпляток в коробке на окнах, смотрела на них, и меня это вроде как должно было успокаивать. Теперь я уже не ждала с бабушкой встречи, наоборот, очень этого боялась. Только и оставлять этот дом в покое не собиралась. Наверное, я цеплялась за свои ностальгические воспоминания. Потом окна стали разбиваться, а цыплятки умирать...

В общем, эта борьба продолжалась очень долго. До тех пор, пока я не поняла, что надо отпустить. А разве возможно заставить себя не думать или разлюбить? Это не возможно. Зато возможно заставить себя думать по-другому. Я осознала ее слова во сне, когда она просила меня не плакать.

Индуисты в этом плане оказались умнее нас! Они сжигают тела умерших родственников с радостью. Они помогают душам быстрее перейти в иной мир, они не осложняют этот переход своими мучительными рыданиями. Они не загромождают и не уродуют города наличием растущих все больше и больше кладбищ. Они не портят почвенный покров разложением физических тел и тех материалов, в которых они погребаются. Они не выкупают место на кладбище, не покупают гробов и надгробных памятников. Холодные глыбы с портретом и надписью, которые мы каждый год, а то и чаще посещаем и целуем.

Рассуждать всегда легче через какое-то время после события в твоей жизни. Только вот как себя сдерживать, когда твоя душа рвется на части? Я поняла, что как раз-таки сдерживать себя и не нужно. Нужно выстрадать, выплакать свое горе! Пока ты будешь отвлекаться на ежедневные заботы, проходить сеансы психотерапии при общении с подругами, убеждающими тебя, что жизнь продолжается и запивать горе алкоголем, это горе так и будет находиться внутри и напоминать о себе в те моменты, когда не будет отвлекающих факторов...

Первый разрыв с Константином очень тяжело мне дался. Я пыталась подавить свое горе, отвлекаясь на что-то иное. И в итоге снова к нему вернулась, поняв, что мои чувства к нему не исчезли.

Когда умерла бабушка, я пошла по другому пути – я доверилась своему горю и все его испила...

Неожиданная потеря бабушки явилась и причиной изменений всей моей жизни в лучшую сторону. Ни в коем случае, я не радуюсь этому совпадению и следствию. Я лишь это подмечаю. И если был бы выбор, я бы предпочла, чтобы бабушка сейчас жила. Однако я также понимаю, что если бы не это трагичное событие, я бы еще не скоро решилась на все остальные предпринятые мной жизненные шаги. Эти мысли сегодняшнего дня. Тогда же...

Когда не стало бабушки, в сердце образовалась огромная болезненная рана. Мне было жалко, что она не увидит, как я выйду замуж, не понянчит моих детей. Я тосковала, что теперь не будет того душевного тепла, уюта, который привносила бабушка.

Вначале вообще ничего не хотелось. Не хотелось радоваться, не хотелось никого видеть, не хотелось работать, учиться. Я не могла никак смириться с ее смертью. Я пыталась думать о чем-то приятном, что было связано с бабушкой, о тех временах, когда бабушка была еще с нами. Но становилось еще больнее. Мысли возвращались к тому, что как было хорошо с ней, но этого уже нет и ее больше нет. Я вспоминала свое детство, ее заботу. Я корила себя, что не помогала ей должным образом и не была внимательной к ней. Я считала ее сильным человеком, но ведь и сильный человек нуждается в заботе и внимании... И если бы возможно было отмотать время назад, я бы многое изменила. Я страдала, что это невозможно.

И тогда я стала стараться не думать о ней. После ее смерти я взяла ее фотографию, хотела вставить в рамку, но все никак не решалась. Я думала, что буду на нее смотреть и буду испытывать душевную боль. Фотография лежала на столике у компьютера и была повернута к окну. Принцип, наверное, был такой: с глаз долой – из сердца вон. Но это не помогало. Через какое-то время я подумала: "Кого я обманываю? Разве можно забыть то прекрасное, что было связано с бабушкой?! Разве возможно ее забыть?! Не возможно, не правильно и не хочу забывать! Хочу помнить всегда!".

Сейчас бабушкина фотография в рамке. Иногда я с ней разговариваю. За свои страдания я попросила у нее прощения. Я подумала, что если она видела, как я страдаю, то испытывала большие муки, чем я сама, ведь помочь мне никак не могла.

После смерти бабушки, мы с мамой сблизились. Я поняла, что мама – это самый близкий человек! Я прокручивала в памяти события своей жизни, и они всплывали, словно запечатленные на фотографиях, на каждой из которых стояла мама – сбоку, сзади, где-то вдалеке, она была всегда. Она всегда помогла мне в решение проблем. Может, не так, как того ожидала я, однако она всегда пыталась мне помочь.

Я всегда не справедливо к ней относилась. Упрекала в невнимательности и строгости. Я позволяла другим не лестно отзываться о ней, и даже поддерживала эти разговоры. Но ведь каждый человек не идеален. У каждого есть и хорошие, и плохие стороны. То, что одни умело скрывают, другие открыто показывают. Она всегда была такой, какая есть, в отличие от меня, всегда себя ищущую, копирующую чужое и что-то изображающую. И не мне судить, какие стороны ее плохие. Она явилась двигателем семейного прогресса, предоставив мне возможность быть той, кем я сейчас являюсь.

У каждого человека есть внутренняя мера проявления чувств. У всех – она разная, у кого то больше, у кого то меньше. Она может измениться с возрастом человека. И тогда мать дает внукам то, что не давала детям. Не важно, какая эта мера у нее, но думаю, все, на что она была тогда способна, она отдала мне!

А потом, несмотря на все мои попытки найти как можно больше наших с ней отличий, я признаю, что общего с ней гораздо больше. Одной из таких "общностей" является наличие у нас у обоих чего-то ведьмовского или пророческого. Мы обе обладаем способностями время от времени видеть вещие сны, предугадывать знаки, предчувствовать будущее. Только мама иногда признавалась в своей способности, иногда даже ее очередное предвидение помогало мне. Я же всегда тщательно скрывала свои способности, боролась и искореняла их из себя.

Что касается папы. Его-то я любила нескончаемо. Хотя моя любовь и перемешивалась с жалостью. Его я любила безусловно. При этом не понимала. Не понимала, почему он настолько преклонен перед мамой и не постоянен в своих чувствах к ней. Теперь понимаю. Он, как и я, просто любил. Любил свою жену – мою маму. Любил, прощал, хотя не принимал того, что натыкалось на его внутренний барьер принципов и гордости.

Я бросила учебу во втором институте, поняв, что те знания, которые я там получаю – лишь трата времени. Но я и не была готова к получению новых знаний в тот момент.

Я ушла с прежнего места работы. Мне хотелось другую работу, где будет больше свободы и возможности развития. Но руководящая должность и долгий стаж работы в одном месте удерживали меня от неразумного поступка. Теперь же разум молчал, а страх ушел. И я приняла решение уйти.

Это решение уволиться было связано не с тем, как могло показаться, что я потеряла интерес ко всему, наоборот, я его еще в большей степени ощутила. До этого момента я жила не своей жизнью, а жизнью тех идеальных людей, или даже неких образов в моей голове. Одевая метафорически на себя тот или иной костюм, я тут же проникалась, как профессиональная актриса этим образом.

Как мама я хотела быть независимой и добиться каких-то профессиональных высот. Что я и делала пять лет, поднимаясь по карьерной лестнице. Мне и дальше путь был открыт. Только я намеренно от него отказалась. Может, со стороны это покажется недальновидным – отказываться от того, что само к тебе идет и дается легко. В конце концов, это моя жизнь – и только мне решать, как ее проживать!

Находясь в четырех стенах офиса, я задыхалась. Вся моя энергия испепеляла меня изнутри, не выходя наружу. Естественно, что не может быть успеха там, где нет стремления к этому успеху!

Я уничтожала себя и уничтожала все вокруг. Это было еще незаметно, только в последнее время руководство упрекало меня в одних и тех же показателях прибыли. Однако я уже заметила, как мои охваченные огнем корни оплетают все вокруг, поджигая все, с чем соприкасаются. Мое увольнение в любом случае было бы уже неминуемым.

Когда не стало бабушки, Константин не поддержал меня. Я не хотела вообще встречаться ни с кем. Я хотела быть рядом с мамой. Я понимала, что ей особенно тяжело.

Константину я была не нужна со своими проблемами и заботами. Это открытие произошло намного раньше, но до этого момента мне не было так горько. Я верю, что он любил. Он любил идеал, он любил только часть меня. Молодую, красивую, стройную, ухоженную, радостную! Только я не идеальная, а обычная. Я живой человек, со всеми свойственными человеку недостатками и эмоциями.

После случившегося горя я не хотела никого видеть. Мне никто не мог помочь. Советы тут были бессмысленны. Не хотелось ни на что переключать свое внимание. Мне нужно было окунуться в эту боль целиком. После расставания с Константином мне было тяжело, очень тяжело. Но боль, полученная от потери бабушки, в какой-то мере перекрывала все остальное.

Захотелось все изменить в своей жизни. Все то, что меня тяготило. И я все изменила.

Константин, я пишу тебе письмо, которое никогда не отправлю.

Я хотела тебе признаться, что в последнее время выискивала в тебе недостатки и находила их. Я стала замечать, что ты уже далеко не молод. И как бы ты не старался выглядеть моложе, остановить время не возможно.

Да, я понимала, что и моя молодость не вечна, только справиться со своими эмоциями не получалось. То, что раньше не имело значения, теперь стало не сдвигаемым бревном в глазах.

Мне не нравилось, как ты одеваешься. Но я не решалась тебе сказать об этом, так как видела, что тебе самому нравится свой имидж. Ты же всегда требовал от меня выглядеть "с иголочки", очень часто, слишком часто даже требовал одевать то, что сам хочешь видеть на мне – какую-то откровенную кофточку, обтягивающие штаны или короткое платье.

Бывало, что я тщательно продумывала свой образ, а ты все рушил и ломал. Ты ломал не только образ, ты ломал меня! Ты забывал, что я человек, со своими собственными желаниями, а не безжизненная кукла, которую можно одеть, как тебе угодно. Конечно, иногда твои пожелания относительно моего внешнего облика были разумными. Но не задавался ли ты вопросом – может, я и не хочу выглядеть нормально? Может, я хочу проколоть пупок, сделать наколку на плече, перекрасить волосы в красный цвет, сбрив их с одной стороны, обвести толстым слоем черного цвета глаза, надеть на себя что-нибудь неординарное... А ведь такие желания у меня и были...

При этом, требуя от меня выглядеть всегда хорошо и уместно, сам же не всегда приезжал ко мне хорошо одетым и приятно пахнущим. Я тоже хотела видеть тебя брутальным джентльменом в строгих брюках, наглаженной рубашке и с розой в зубах, а получала мужчину с пляжной вечеринки, или неформала с цепями и кольцами, или работягу в запотевшей майке, или семьянина, улизнувшего ненадолго из семейного гнездышка, в чем был одет. Иногда ты извинялся за свой внешний вид, объясняя мне: "Ты же хочешь меня видеть чаще, вот и получай!". А иногда, наоборот, хвастался своим имиджем, который, учитывая твой возраст, я находила нелепым. Однажды я все-таки попыталась высказать свое мнение на счет твоего имиджа, а ты на меня так словесно набросился, обвиняя в отсутствии вкуса и незнании моды, что я не стала с тобой спорить.

Я не хотела тебя ранить и боялась твоих ответных нападок, поэтому иной раз вообще молчала. А ты никогда не молчал и прямо говорил, что тебе не нравится в моей одежде, на кого я похожа и указывал на мои несовершенства, как будто открывал их первым.

Не подумай, что сейчас я пытаюсь тебе высказать наконец-то свои претензии. Я лишь хочу подчеркнуть, что я всегда была к тебе в этом плане внимательна, боялась задеть тебя своей искренностью и прямотой. И радость от встречи с тобой всегда перекрывала все остальное! Я готова была видеть тебя любым, лишь бы чаще!

Когда я стала выискивать твои недостатки, я хотела таким образом подавить свои чувства к тебе. Однако все было безуспешно. На каждый мой укор находилось оправдание, а каждый, даже явный недостаток перекрывался несколькими достоинствами.

Я убеждала себя, что ты намного старше меня. И тут же саму себя поправляла: да, старше, но хорошо выглядит; да, старше, но при этом моложе многих молодых – моложе душой, моложе взглядами, моложе физической активностью.

Я корила тебя, что требуешь от меня выглядеть определенным образом, одевать именно то, что ты хочешь на мне видеть. Но в конечном итоге – это не так уж и сложно. Радовать любимого человека – разве плохо? От того, что было радостно тебе, было радостно и мне.

Ты требовал, чтобы я всегда выглядела безупречно. А я сетовала, что ты слишком требователен и не хочешь видеть меня обычную, без образа. Но это тоже все пустые слова. Потому что для женщины важно, что о ней думают другие, вернее, ей важно, чтобы другие думали о ней только хорошее, считали ее самой, самой... Для таких женщин, таких, как я, важно, чтобы их хвалили, чтобы все подмечали – и подтянутое упругое тело, и безупречные ноготки, и ухоженные волосы...

Да, мне хотелось и тебя видеть определенным образом и в ином образе. Но это было мыслями только тогда, когда тебя не было рядом. Когда ты обнимал меня, мне было все равно, что на тебе надето, даже лучше и без одежды.

И сейчас дело не в недостатках, а дело в моем отношении к тебе. Во мне нет той глубины чувств, что были раньше. Может, они уничтожились, потому что чувства не могут быть всегда на одном пике своего проявления, они имеют свойство проходить, расти, изменяться. Может, потому что я устала страдать...

В какой-то момент мне захотелось отомстить тебе за все те страдания, что были у меня из-за тебя. И я даже все распланировала, как это сделаю. Хотела отплатить тебе той же монетой, что и ты! Стать идеальной, как ты хочешь, влюбить тебя в себя, а затем, когда почувствую твою зависимость от меня, причинять тебе боль. Боль от любимого человека – всегда острее и глубже!

Я бы являлась перед тобой в том облике, который будит в тебе потаенные желания и воспламеняет чувства. Я была бы безотказной рабыней, или наивной девочкой, или опытной проституткой, или властной госпожой – той, какой ты бы хотел меня видеть в тот или иной момент. Или удивляла тебя каким-нибудь неожиданным образом.

Я была бы Богиней в сексе. Ты бы истекал слюнями от воспоминаний прошедшей встречи. А я бередила бы твою душу красивыми историями о своей любви к тебе, о своей бесконечной любви. Я бы восхваляла тебя, все твои имеющиеся и "навешанные" качества и достоинства. А потом, на самом пике твоего "горения" мной, я бы пропадала. На день, на неделю, на месяц... Ты бы ждал моего сообщения или звонка, и терзался в догадках, почему я молчу... Это была бы такая игра. И появившись вновь, чтобы напомнить тебе о сказочных свиданиях, я бы мило сообщала придуманные причины своего исчезновения. Я бы опаздывала на наши встречи. Ты был бы у меня не на первом месте, а на последнем, после моих близких, подруг, всех дел, важных и не существенных...

Позже я подумала: "Если ты не влюбился в меня за эти семь лет, что мы были вместе, когда я целиком и полностью отдавалась тебе, когда я выворачивала себя наизнанку, лишь бы тебе нравиться, то разве смогу тебя влюбить в себя сейчас, когда у меня нет уже ни восторгания, ни той любви к тебе?". Да и зачем? То, малое, что еще оставалось во мне, от кажущегося когда-то вечным, чувства любви, толкающее меня на какую-ту месть, и в то же самое время не позволяло мне причинять тебе страдания. А потом это желание мести только доказывало, что я так до конца и не охладела к тебе.

Сколько раз было, что ты опаздывал на час и даже больше на свидание, или вовсе не приезжал, объясняя потом, что уснул?! А я ждала... Слово "ждала" имеет различное значение для каждого человека и различное отношение к нему в зависимости от того, что или кого ждешь.

Для меня это ожидание тебя было не просто томительным, оно было мучительным. Если весь день проходил незаметно в заботах, то час в одиночестве перед нашей встречей казался неимоверно долгим. Ты рассуждал о времени, что оно безжалостно и неумолимо. Для меня время, пока тебя не было, тянулось долго, нет, оно просто замирало и мучило меня своей бесконечностью.

Ты не раз настраивал меня против моих родителей и подруг. Ты неоднократно их оскорблял, а я лишь осторожно тебя одергивала. Разве я хоть раз сказала что-то плохое про твоих близких? Или тебя окружают хорошие люди, а меня плохие?!

Ты называл меня эгоисткой. Что только ты придумываешь для нас развлечения, и сам их организуешь. А я очень часто и не хотела никаких развлечений! Может, я и эгоистка. Только не понятно, почему я всегда старалась нравиться тебе, почему ломая себя, шла у тебя на поводу?

Раньше было не понятно. Сейчас стало понятно. Я хотела быть идеальной. Это было какое-то ненормальное желание быть идеальной. Раньше я не замечала всю эту ненормальность, а сейчас даже вижу ее причину – я была неуверенной в себе, закомплексованной и потому вечно хотела другим доказать свои мнимые превосходства или свои особенности, пусть даже ненормальные. Ты восхвалял меня, и я старалась еще больше. Возможно, ты даже и не осознавал, какое влияние на меня оказываешь.

Когда я поняла, что дело не в тебе, а во мне самой, в моих комплексах, я стала искать теперь уже причину этих комплексов. Я снова вернулась в свое детство, к своей маме. Я вспомнила, что всегда мне не хватало ее внимания, несмотря на то, что мне многое покупалось. Я вспомнила те моменты, когда мне хотелось в очередной раз обратить на себя ее внимание и получить диалог, а получала наказание в виде порки ремнем за свое настырство и непослушание. Я вспомнила свой период взросления, когда казалось, что нос огромный, что тело не пропорциональное, когда были вопросы, а ответов на них не было. Я вспомнила мамины редкие похвалы и свое желание получить их вновь. Я вспомнила свою учебу в школе, когда ради оценок все зазубривала, не пытаясь действительно понять. Уже тогда я стремилась к идеальности, к которой так и не получалось прийти. Я все это вспомнила, только теперь я уже не виню родителей, в частности маму. Я знаю, что она меня любила. А за ее невниманием ко мне стоит ее занятость, изматывающая ее и улучшающая качество жизни всей нашей семьи, и также стоят ее собственные страдания...

Я всегда возвращалась в свое детство, к своему воспитанию, когда пыталась найти корни своих проблем или оправдание своим поступкам. И родители становились крайними. Но неужели человек становится той или иной личностью только в рамках своей семьи? Ведь на это становление оказывает влияние и другое окружение – друзья, одноклассники, соседи и даже просто знакомые. Это и влияние политики власти, и вообще менталитета всего народа.